Текст книги "Шебеко"
Автор книги: Иван Ефремов
Соавторы: Иван Гаврилов,Славомир Антонович
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Видя, что Вацлав полез к розетке, Селицкий вздрогнул:
– Осторожно там, ребята! Розетка держится слабо…
– Ну и черт с ней, с этой розеткой! – произнес Вацлав, вглядываясь в проводки. – Главное, чтоб люди не врезались в это дело…
Нагорный вдруг подумал, что ему вовсе не хочется увидеть то, что здесь должно произойти. И он предложил:
– Придется, видимо, капкан оставить на милость судьбы…
– Это почему же? Мы что, спектакль не будем смотреть до конца?
– Так безопасней! – глубокомысленно ответил лейтенант.
– А-а, – открыл губы Вацлав, – наш офицер просто боится… В точку?
– Пусть будет в точку! – незлобно брюзжал товарищ. – Но в этом случае твой чуб еще долго будет странствовать по земле.
Другу ответ понравился, но он все же усомнился, не переборщил ли лейтенант на сей раз.
– Может, все же остаться?
– Не советую! – сказал, будто отрезал, лейтенант.
– Значит, испаряемся?
– Давай! – и Нагорный выскользнул во двор. Перед глазами лейтенанта все еще висели обрывки прежних выступлений дикого Существа. А что, ежели импровизированные сцены повторятся вновь? И своими действиями не вспугнешь, а растревожишь Существо? Отлично зная и повадки людей, и их чувства в смертельные минуты, он уже предвидел, во что это выльется в случае повторного промаха. Будет море крика, шума и… жалобы на него. Полковник Евтух, пожалуй, не подставит свою широкую спину для защиты… Вскоре на веранде погасла лампочка.
– Смотри! – встревожено заметил лейтенант.
– Начинается… – спокойно проронил Вацлав. – Если все пойдет по заданной программе, то с тебя коньячок…
Из открытых дверей комнаты бесшумно выплыла предохранительная пробка и врезалась в забор.
Нагорный стремительно подбежал к пробке.
– Странно, но она холодная. По логике вещей, она должна быть горячей, ну хотя бы теплой…
– Это по нашей логике… – уточнил Вацлав. – А с точки зрения черта, возможно, все наоборот.
Заскрипели оконные петли. Из окна, выходящего во двор, полетели постельное белье и подушки.
– Скоро очередь дойдет до матраца… – бесстрастно шевельнул губами Вацлав.
Но, вопреки прогнозу, в спальне вдруг установилась странная тишина. Бес почему-то смолк.
– Кажется, сработала наша мышеловка! – со смаком произнес Вацлав. Довольный, он стоял у входа на веранду и с любопытством вглядывался в распахнутое окно. Где сейчас неуловимый бес, за которым они охотятся два дня?
В комнате друзьям открылась страшная картина: журнальный столик был перевернут, огромный дубовый шкаф сдвинут, все остальное разбросано в пространстве.
– А вот и светлое пятно! – впервые за день удивился Вацлав, рукой показывая на пятачок возле голой проводки.
– Ну и что? – не понял товарищ.
– Как, ну и что? Ты представляешь, что это значит? Это либо Существо, либо его часть… Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался физик и контактами магнитометра, а затем и вольтметра ткнул в светлое пятно.
– А стрелки-то ведь движутся! – все более удивляясь, заметил Вацлав.
Возбуждение охватило его. Теперь он пальцами тронул загадочный объект. Руку пощипывало, видимо, от электрических зарядов, но чувствительные кончики пальцев прикоснулись к чему-то липкому и противному.
– Тело, как патока… – отметил физик и вновь стал возиться возле Существа.
Только сейчас лейтенант понял, что произошло.
– Он что, убит? – спросил он, похолодев от предчувствия беды.
– Ладно, не ной! По глазам вижу, что расстроился, – отчужденно сказал Вацлав. – Собственно, мы не рассчитывали на такой сильный эффект, верно?
– Что мы думали – это никого и не интересует… – уныло проговорил лейтенант. – За смерть придется отвечать… К тому же, кто его знает, насколько развито чувство мести у этих живчиков…
– Ты хочешь сказать, нас может настигнуть месть?
– Во всяком случае, этого исключать нельзя! Когда Вацлав расставил приборы и взял в руки видеокамеру, лейтенант прибавил:
– За эту смерть я тебе не судья. Но мне бы хотелось, чтобы встречи с другими цивилизациями обходились без потерь.
– Что ты предлагаешь? – обозлился Вацлав. – Мы же хотели лишь выкурить беса, но никак не убить… Если бы он тихо-мирно сидел на печке да пощелкивал семечки, не было бы проблем!
Нагорный лишь тяжело вздохнул.
– Чего уж там… После драки кулаками не машут! Погрузим Существо в машину и отвезем в милицию.
– Зачем?
– Чтобы удостоверить смерть! Да и вообще… – сделал паузу лейтенант, – не мешало бы передать его науке. Как и положено в наши дни.
Но пятно вдруг стало на глазах исчезать. Видимо, Существу не хотелось в милицию. В воздухе запахло озоном.
– Ясно! – буркнул физик. – Система пошла на самоликвидацию…
– Что это значит?
– А то, что она перешла в энергию и испарилась в пространстве. Теперь ищи ветра в поле… Пустой номер!
И жалость, и горечь, и неудовлетворенность пронизали физика. Он был без пяти минут у порога открытия, а окончилось нелепо, будто и не было нежданного везенья.
Но лейтенант был совершенно другого мнения.
– Хорошо то, что хорошо кончается… Беса выгнали. Значит, задачу выполнили, верно?
1989 г.
Молодая поросльСолнце клонилось к закату, но в округе все еще торжествовала духота. На извилистых проселочных дорогах злодействовала пыль; она густыми, плотными лохмотьями вздымалась в небо, упорно захватывала новые пространства и крепко обнимала все, что попадалось на ее пути.
Вот ветер дремотно ворвался в село Большое Чеменево, лениво зашаркал по дворам, а после снова затих, забиваясь в разные щели. И эта веселая, бесноватая жара сегодня явно не нравилась Коле, ибо предстояло ему ни много ни мало два часа находиться в пути: средняя школа, которую он давеча окончил, располагалась в соседнем селе, в Первомайском, и нынче он должен был непременно посетить выпускной вечер.
Коля надел брюки – неглаженные, с явными следами пыли, клетчатую сорочку, нехотя захватил пиджак и выскочил на улицу. Невысокого роста, с тонкой мальчишеской шеей и темным загаром лица, он скорее всего напоминал восьмиклассника, нежели выпускника десятого «б». И его до боли жгла обида, что растет слабо, отставая от всех. Товарищи по школе – рослые и крепкие парни. Он же весил лишь около сорока килограммов. И это в семнадцать лет! Даже Валя Косогорова, его давняя мечта, на него смотрела снисходительно, словно на мальчишку, которого следовало пожалеть…
Дорога проходила мимо клуба. Помещался клуб в бывшей церкви. Высокие потолки и печальные стены этого здания вечно страдали по ремонту. Здесь, кроме клуба, еще находились правление колхоза, сельский Совет и библиотека. Все вместе и составляло одно емкое название – Правление.
Село выглядело пустынным: люди еще не вернулись с работы. Привыкли они летом горбиться от зари до зари. Коля вышел за околицу и резво пошел вперед. Возле конного двора, что рядом, подле околицы, несколько женщин на машину грузили навоз. Видно, Колю они узнали. Одна из девушек – среднего роста и стройная, как лань, – крикнула ему:
– Куда идешь? Коля убавил ходьбу.
– В Первомайск, на выпускной вечер, – буркнул он, подавляя в себе острое желание похвастаться окончанием средней школы.
Коля шагнул вперед. Пыль от шагов клубилась облаком, настойчиво лезла в новые сандалии. Их недавно купил отец, в общем-то не очень щедрый на покупки. По обыкновению, покупками распоряжалась мать, но, видно, радость охватила отца от того, что сын окончил десятилетку и стал взрослым человеком. Еще в восьмом классе к Коле отец относился без внимания. Учится – ну и хорошо! Правда, к зиме обещал сшить новые галифе, как в старые добрые времена. Но одна зима проходила за другой, а галифе вовсе не появлялись на свет. И Коля с нетерпением ждал, когда наступят лучшие времен… И вот грянули и они. В один прекрасный день отец Коли, Дмитрий Георгиевич, купил ему сандалии, а мать – костюм за двадцать пять рублей. «Зеленый цвет тебе идет», – ласково шепнула Мария Федоровна и с явным восторгом смерила сына с ног до головы.
А Дмитрий Георгиевич, глянув на сына, разом изменился в лице. В светло-синих глазах его возникла подозрительная пелена… Может, вспомнил молодость?
Дмитрия Георгиевича женили рано, в семнадцать лет. Последним, любимым сыном оказался он у родителей после войны, поскольку старшие братья и сестры разбрелись кто куда. Невесту выбрали постарше, с положением. Не успела Мария Федоровна, тогда еще двадцатидвухлетняя девушка, вернуться с войны и устроиться в родном колхозе в качестве учетчицы, как ее и посватали за «Митьку». Свадьба по тем понятиям отгремела пышной, веселой, шумной – родители не жалели добра для любимого сына. Всю жизнь Дмитрий Георгиевич шастал плотником. Зимой, когда не было в колхозе работы, с другими односельчанами выбирался на заработки, вплоть до Красноярска, и эти «шабашки» семье всегда приносили весомый доход: и деньгами, и одеждой. Словом, хозяйствовал он умело. Да и было с чего начинать: дом достался от родителей, с готовыми пристройками, приусадебным участком. Как и все «шабашники», Дмитрий Георгиевич, или по-местному «Кирук Миччи», любит выпивать. Бывало, месяцами в рот спиртное не берет, но стоит лишь войти в «загул» – пиши, неделя пропала. По обыкновению, после длительных запоев он денька два отлеживается. Все кряхтит и просит соленых огурцов. Затем в нем пробуждается труженик, крестьянин – и он неистово бросается в дело. Мучается с ним Мария Федоровна. Хоть она и добра, и в жизни настоящая спартанка, но легкие морщинки на ее смуглом лице уже говорят о преждевременной старости, о нелегкой жизни крестьянки под властью деспота-мужа. Всю жизнь она прожила в деревне, но привычка одеваться ловко, красиво, умудряться при том сохранять неповторимый чувашский колорит, – это у нее сидело в крови.
…Коля прибавил ходьбу. На тихом участке за селом лежало кладбище. Здесь торжественно росли вековые деревья. Средь зеленых веток кое-где виднелись жирные вороны. Везде блаженствовала тишина и необъяснимый покой… От кладбища веяло холодом, но Коле было семнадцать лет, и он чувствовал себя бодрым, чуть ли не счастливым. Что ни говори, он окончил десять классов и впереди его ждала новая жизнь! Какова она будет – об этом он еще не ведал, но в мыслях был непременно счастливым. Стоило жить на белом свете, особенно рядом с Валей Косогоровой. И здесь, возле кладбища – тихого, печального и грустного на вид, Коля представил себе ее синие глаза, прямой и тонкий нос. Даже малая, еле заметная родинка на ее лице Коле показалась сейчас милой и желанной. Два года как он знает Валю, но ощущение такое, будто они знакомы целую вечность. И в памяти Коли, такой свежей и ясной, немедленно возникли эпизоды первой встречи.
В девятом «б», где оказался Коля после восьми классов, учились двадцать восемь человек – примерно такое же количество учеников имели и другие классы, девятые «а» и «в». Мест в школе не хватало – ученики из соседних деревень с трудом пробивались сквозь плотно расставленные препоны из всевозможных вопросов, главными из которых были следующие: «Как ты учился в восьмилетке?», «Кто твои родители?», «Как далеко живешь от школы?» И вот эти заслоны, искусственно воздвигнутые учителями из школы, как веер разбрасывали претендентов и сквозь свои сита пропускали лишь считанных, поистине избранных волей судеб. Хотя Коля учился и хорошо, во всяком случае, без «троек», но и ему пришлось поволноваться за исход своего предприятия. Шутка ли: немного замешкайся, растеряйся, и ты останешься без среднего образования. Прощай тогда институт, прощайте светлые мечты! Но и учителя, видно, все же имели солидный жизненный опыт, ибо в Коле они узрели своего, вовремя усмотрели в нем способного малого, который в случае успеха мог подать кое-какие надежды. И вот Коля, в отцовских яловых сапогах и потертом трико, маленький, худенький, с крепким загаром на лице и шее, стеснительно входит в девятый «б» и останавливается у входа, пораженный обилием девчат. Он поворачивается к товарищам и восторженно восклицает: – Эх, херсем, кунта… 55
Эх, девушки здесь (чув.).
[Закрыть]
Особенно обращала на себя внимание броская девушка в зелененькой кофточке. В ней было все: и красивое лицо, и тонкая талия, и чудные, пышные волосы, так легко и просто спускавшиеся на плечи. За ней сидела Валя, знаменитая Валюша, которая, впрочем, в тот момент не шибко-то и запомнилась Коле. В самом деле, рядом с другими, пышноволосыми девчатами в отличных платьях, она выглядела значительно скромней. Но в ней сидело такое, что невольно задерживало взгляд. Ее худое, с тонкими губами лицо уже приобрело черты взрослой, расцветшей девушки, но в нем еще отсутствовали какие-то мазки, возможно, одного-единственного движения палитры. И вот та неполнота рисунков, цветов на лице ее-то и ставила в ряд с другими, менее заметными подругами класса. Но в то же время во всех ее движениях, еще угловатых, до конца не раскрытых, чувствовалась какая-то божественность, женственность, целомудренность наконец. И действительно, через год из не очень-то приметной девушки Валя превратилась в весьма обаятельную хохотушку. В перерывах меж уроками Коля уже давал волю чувствам: приставал к ней, дразнил, отчего Валя частенько исчезала из класса, начала сторониться его. Он же не понимал тогда, что Валя, как и большинство девчат, взрослеет быстрее, что ей уже нужны более старшие, опытные поклонники. Видно, и в самом деле Коля упустил из виду пророчество учителя физики, меж делом не забывавшего учить мужской пол класса и простым житейским мудростям. «Девушки, – говорил высокий молодой человек с усами, и причем, свойственным ему спокойным тоном, – по своему развитию значительно опережают мужчин. Поэтому они в вашем возрасте думают уже о студентах. Ваша задача – не делать глупостей, тайно вздыхая о девчонках из своего класса. Невесты ваши – еще в шестом или пятом классах. Запомните это…» Слова физика у Коли вновь вызвали улыбку. В самом деле, нет ничего противоестественного в том, что Валя нравится ему. Запала в душу девушка – и все. Да и товарищи с Колей согласны: раз мила девушка – люби, не слушай никого. Лишь его близкий товарищ, Валера Таганов, слегка улыбается, когда говорят про любовь. Давно он дружит с ослепительной особой из девятого «б», причем несколько странной дружбой. Встречаются два раза в неделю, но за это время Валера успевает еще сходить и к Люсе, миловидной девушке с соседней улицы села. И все это ему сходит с рук, ибо еще не было случая, чтобы он хоть раз пропустил так называемый «любовный визит»…
Еще вспомнилось Коле, как они с Валерой нагрянули к девчонке, устроившейся работать техничкой в правлении колхоза. К девушке, которая по долгу службы должна была ночевать в том здании. В вечерний час и появились парни у девчат. Вечер прошел перелетной птицей… И в те минуты техничка показалась Коле чуть не красавицей, самим совершенством, мечтой жизни. И еще долго удивлялся хлопец, как могло подобное случиться, как могла обыкновенная, ничем не приметная дивчина подняться до пьедестала некоего ореола, желанной звезды? Этого Коля доселе не постиг…
В возбужденной голове хлопца возник еще образ Пети Туптова, этого крепко сбитого, но слабой силы воли человека. Оставил Петя школу после девятого класса, так и не сумев выправить положение по алгебре… За плохую учебу частенько ругал его дядя Матвей, участник былой войны. В девятом классе Коля жил с Петей – снимали квартиру у дяди Матвея. Любил вояка учить уму-разуму своего племянника. Заодно он корил и его, Колю. За то, что не помогал товарищу в учебе. Но Коля-то знал, что он не забывал Петю. Помогал по-настоящему. И не его вина, что Петя злился, отбрыкивался от «помощи», поскольку считал, что тем самым его унижают… Чудный он имел характер.
Дядя Матвей частенько приводил примеры, доказывая, как важно поддерживать товарища. Особенно на войне. Его и самого выручил солдат, вынося с поля боя. На фронте действовал незыблемый, негласный закон: товарищей не бросать. А ранило его зимой. Неминуемо бы его настигла смерть, но рядом были друзья… И вот результат – он жив и здоров. Лишь правую руку потерял. В такие минуты Коля оправдывался до хрипоты, доказывал, что нельзя помочь человеку в учебе, коль сам он того не желает. По его мнению, лишь труд, серьезный труд является инструментом успеха. Но как он ни увертывался, ни отбивался избитыми, набившими оскомину фразами, все же сознавал, что неправ, что следовало не отступать, а быть понастойчивей и потверже с товарищем. Возможно, и не остался бы Петя на пороге десятого «б»…
…Коля уже пребывал в середине пути. Верным признаком служила низина, пажить под названием «Йалам»– с осокой, отдельными деревьями, с небольшим безымянным ручейком, впадавшим в известную в здешних местах Булу. Весной здесь обильно текли вешние воды, оставляя в душе какую-то горечь, тоску по пройденным годам…
Вот и дорога перебралась через ручеек, вот и крутой холм повел ее вверх. Если бы путник взобрался на сей холм, то он наверняка узрел бы и Первомайское, деревянные избы которого мягко касались горизонта, и теплый сизый дымок, что дрожал вдали.
Диск солнца уже наполовину ушел за горизонт, а рядом изредка проносились оводы. Над сочным ржаным полем отчетливо пел жаворонок. В голове Коли горячим пульсатором пронеслись грустные мысли: «А ведь уедешь – не скоро вернешься назад… И вернешься ли?» У него возникло ощущение, что он потерял что-то важное, невозвратное. Но что – он не знал. На ум сами собой пришли слова Пушкина:
«Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б не повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село»
Да, да, у каждого свое «Царское Село», своя деревня, что обладает могучей, прямо-таки исполинской силой очарования…
Коля поднялся на холм и остановился, пораженный красотой природы. Его брюки покрылись пылью, но это было ничтожно в сравнении с тем, что он испытывал сейчас. Им овладело нежное, непередаваемое упоение окружающим его мирком. В душе все пело, все казалось возвышенным, чистым, светлым. И его юное сердце снова дрогнуло от мысли: «А ведь уедешь – не скоро вернешься назад…» Что ждет его впереди? Какие колдобины и заторы подготовила ему судьба? Несколько тревожила неизвестность, но в то же время надежды на лучший исход окрыляли и вдохновляли его.
На сей замечательный вечер Коле понадобились деньги. Но, как назло, родители исчезли именно в нужный момент. Отец махнул на работу – строить очередную ферму, а мать – в лес, за грибами. Правда, дома еще оставались братья – Саша и Володя, но они, как и сестры, в счет не шли, поскольку были малыми и не имели денег. Могла выручить лишь старшая сестра Рая. По окончании средней школы (а училась она в том же Первомайском) черноволосая дивчина устроилась в Чеменеве в качестве пионервожатой, а стало быть, обладала необходимой суммой. Коля подкатил к ней мягко, во всяком случае, ловко, и легко выложил теплую просьбу:
– Мне нужны деньги…
– Деньги? – удивленно переспросила Рая, когда Коля приблизился к ней вплотную. – Зачем они тебе? Может, выпить захотел? Сопляк еще… От горшка два вершка – а все туда же… На сорочку дала бы, но на вино и не проси. Понял?
Сказала, будто отрезала. Пришлось от нее уйти не солоно хлебавши. Хорошо, что вовремя дельная мысль посетила голову Коли: а что, ежели загнать самогон? Досконально знал Коля, что в подвале лежит полная четвертинка. Вскоре самогон оказался у шустренькой соседки, а взамен Коля отхватил «троячок»… Ежели быть честным, его несколько пугали последствия сей захватывающей комбинации, ибо могла разузнать мать, но Коля об том не тревожился серьезно. Дело сделано – зачем волноваться более? Да и совесть его чиста. В честь окончания средней школы родители обязаны ему поставить не одну, но две четвертинки самогона. Ведь старший сын заметно их опередил. Мария Федоровна, к примеру, имела лишь семиклассное образование, хотя после войны могла бы и продолжить учебу, да застряла в дебрях семейных хлопот…
Ежели взять Дмитрия Георгиевича, то здесь сложилась целая легенда. Отправили его учиться за двадцать километров, в Батырево, в ближайшее село, где действовала единственная в то время десятилетка. Еженедельно Митька, как его ласково величал Колин дед, взваливал на себя котомку и двигался в дальнее село. Все шло превосходно – так, по крайней мере, казалось деду. Он, наверное, остолбенел, когда вызнал, что его любимый сынок вместо занятий в Батыреве посещает лишь питейные заведения. Отхлестал кнутом, урезал недельный паек, но результат был пустым. Пришлось отозвать сынка. А чтобы перед народом не было стыдно, пустили хитрый слух: мол, Митьку ограбили, чуть не убили и потому, мол, он более не желает в Батырево…
* * *
Праздничный вечер, обметанный весельем и счастливым смехом, дирекция почему-то решила провести не в главном двухэтажном корпусе школы, а в приземистом замшелом помещении, где, по обыкновению, занималась малышня. Во дворе, возле заросших и запыленных акаций, зеваки образовали плотное кольцо и каждого входящего в помещение ревностно провожали едким табачным дымом, шелухой от семечек, да и, пожалуй, запахами местного самогона тоже.
Средь гудящей толпы Коля легко нашел собственных друзей.
– Привет, орлы! А чего ко мне не зашли? – маленькая и юркая голова хлопца выжидательно уставилась на ребят.
– Мы пошли по самому короткому пути, через Пашель, – ответил Леня, молодой человек невысокого роста, незаметно поправляя новенький костюм. – Кстати, – прибавили его губы, – вино взял?
– Не! – мотнул головой Коля. – Но деньги есть… Можем это дело организовать вмиг.
– И чего ты подводишь? – с сожалением произнес Леня. – Буфет здесь пустой, ежели не считать лимонада да шампанского… Думай, голова, как выйти из положения…
Коля кинул на него удивленный взгляд. Доселе Леню вряд ли можно было вытащить на танцы, а сегодня, выходит, сам просится на водку… Повзрослел? Или же нарочно мутит воду, желая, как всегда, быть первым?
– Придумаем что-нибудь… – вяло буркнул хлопец, оглядываясь вокруг. Вали, его любимой хохотушки, что-то было не видать.
Рядышком торчала массивная, крепкая фигура Костика Фролова.
Коля метнул на него просящий взгляд:
– Что скажешь? Где в вашей деревне сможем добыть четвертушку?
– А чего здесь думать? – усмехнулся товарищ. – Есть здесь один любимый магазин. Там бабка непростая, и потому-то магазин гудит до десяти вечера. Двинемся туда, и делу конец! А то чешем языки, а почем зря. Пошли!
Ватага забурлила и медленно шагнула в сгущающиеся сумерки.
Коля вдруг нахмурился, увял, сравнивая себя с другими. «Ребята одеты по высшему разряду, а я выгляжу казанской сиротой…» И по его хиленькому телу прошлась волна недовольства.
Магазин кишел людьми. Костя картинно дернул дверь, открыл ее и раболепно поклонился товарищам:
– Прошу, парни, в магазинчик… И спешите, а то останетесь ни с чем…
Дурачество Кости прошло незамеченным. За прилавком стояла грузная, в грязном черном халате продавщица.
– Вино есть? – метнул на нее плутоватый взгляд Костя и сосредоточенно посмотрел на стойки. «Четвертушка» есть, черт бы его побрал, да как ее купить?» Он твердо знал, что спиртное сегодня школьникам не дадут.
Женщина как бы прочла его мысли:
– Есть вино, да не про вас! Учителя запретили отпускать вам… Еще, чего доброго, передеретесь!
– Мы-то не передеремся… – вздохнул Костя. – А вот заболеть действительно можем…
Продавщица навострила уши:
– Чем же это вы можете заболеть? Если больные, то незачем вам и шастать по магазинам. Тем более, за вином…
Но холодный ее тон прошел мимо Кости.
– Заболеем душой! – многозначительно сказал Костя, а его жидкие брови взметнулись ввысь. – Слышь, аппа 66
Уважительное обращение к взрослым женщинам.
[Закрыть], обижаешь нас… Сегодня, можно сказать, у нас счастливый день, а ты ставишь нам палки в колеса…
– Какие еще палки? – обиделись толстенькие губы, а пухленькие ручки проворно передвинули небольшую гирю. – Не будет вам вина, и на этом – точка! Приказ!.. – туманно бросила пампушка, посверливая пришельцев цыганскими очами. – Напьетесь, передеретесь, а потом отвечай мне.
– Мы что, дурни? – И Костя пустился в хитрость – Все будет в норме… Вы же меня знаете, и давно. Много я дрался в жизни? Да если треба, я сам успокою задир!
Женщина усмехнулась:
– Ты-то успокоишь… Да тебя Вася Комарник одним ударом к стенке припечатает, понял?
Костя прикусил язык. Что верно, то верно. Комарник – первый силач села. Как даст, так любого припечатает к стенке. Но ведь и он, Костя, не лыком шит. Рослый, мускулистый, да и товарищи рядом. Особенно Валера Таганов. Вдвоем, пожалуй, они организовали б достойный отпор Васе. И Костя сказал:
– Но нас-то много. Видишь? – коротко стриженная голова показала на ребят. – В случае чего можем постоять за себя…
Леня уже стал жалеть, что включился в это сомнительное дело: «И чего этот мямля сразу не захватил «четвертак?» Теперь торчи здесь и вымаливай несчастную бутылку… Тюфяк! И одет хуже всех, как будто нет отца!»
Но толстенькая тетка нежданно переменила решение. Она перешла на вороватый шепот:
– Ладно! Уговорили… Но никому ни гу-гу, что я вам, грешным, отпустила водку, поняли? Спрос с тебя Костя! – строгие очи тети вонзились в хлопца.
Костя махнул рукой. «Об чем разговор? Чего трепаться языком? Сказано – сделано…»
Ребята забрали «четвертушку», еще полкило печенья и мигом шуганули на воздух. Возле колхозных складов, чутко спящих на отшибе села, ребята устроили привал. Раскупорили бутылку, выпили.
– Вот что, Коля, – любовно проронил Костя, с удовольствием глотнув порцию лимонада. – В последнее время ты стал допускать непростительные ошибки. Сегодня вот с вином, а на экзамене – со шпорой… Так дело дальше не пойдет. Исправляйся, и срочно. Иначе заставят обстоятельства… Я тебе тогда как великому полководцу подсунул шпаргалку, а ты, слюнтяй, взял да уронил ее… Веришь ли, – прибавил кореш, – в тот момент у меня мурашки пошли по спине… Думал все – конец! Провалят обоих… И благодари бога, что учителя закрыли глаза на столь щекотливое дело, и все пронесло переменчивым ветром. А то мы бы с тобой сейчас куковали кукушкой и заливались слезами…
– Ежели разобраться, – обиделся Коля, – от твоей шпаргалки польза была как от козла молока. Ведь все равно пришлось отмахиваться от множества дополнительных вопросов…
– Э-э, не говори так! – остановил его Костя. – Если ответишь на билет, стало быть, положительная оценка у тебя уже в кармане. И совсем другое дело, когда ты ни в зуб ногой и перед учителями сидишь как бельмо на глазу… Думаю, шпаргалки следовало бы использовать и при поступлении в институт. Пускай будут. Если помирать, так, значит, с музыкой. Ну, орлы, – шальные глаза Кости поучительно прошлись по хлопцам. – Давайте тряхнем по одной. А там что бог даст… Что будет – то будет!
На близлежащие луга опустились плотные сумерки. Раскованный голос Кости прибавил:
– Хорошо, когда асе позади: и дурные экзамены, и школа… Теперь резко пойдем вперед!
– И куда же ты путь держишь? – поинтересовался Коля.
– В Ташкент. К сестре. Может, замахнусь на какой-нибудь институт, а может, и нет. Там посмотрим… Главное в жизни – устроиться на теплое местечко.
– Ты-то устроишься… – с завистью проронил Валера, высокий и жилистый хлопец, себе на уме. – Знаю тебя…
– Что ты знаешь? – усмехнулся Костя. – Если вам расскажу сейчас одну вещь, тогда, возможно, и ахнете…
Ребята насторожились: что имеет в виду Костя? А у хлопца развязался язык.
– Помните ЧП с классным журналом?
– Ну и что? – не понял Коля.
– Это я все проворачивал по высшему классу. Ребята раскрыли рты. Особенно Коля. В голове живо встали эпизоды того непростого дела.
В один из февральских вечеров исчез классный журнал. Упорно искали его учителя. Перерыли кабинеты, облазили все уголки, но тщетно. Но что странно, журнал разом нашелся. На пыльном, заброшенном чердаке школы обнаружила его техничка. А в журнале, как выяснилось, побывал сам черт: плохие отметки Ольги Коротковой были исправлены на хорошие, местами – даже на отличные. Естественно, подозрения падали на Олю. Миловидная девчонка с чуть-чуть раскосыми глазами плакала от обиды и виновником всего называла Костю. Но Костю голыми руками не возьмешь. Он возмущался, грозил жалобой, пустил крокодилову слезу… и ему поверили. А сейчас, выходит, Оля все же была права…
– И как это тебе удалось провести всех? – удивленно спросил Коля, поражаясь товарищу.
– Очень просто! – самодовольно произнес Костя. – По ночам вы спали, а я выходил на охоту. Бывало, нацеплю на себя трухлявую фуфайку, старенькую шапку-ушанку и осторожно, словно битый волк, по лестницам лезу на чердак… Сторож сидит внизу, на первом этаже, и ловит мух. Ему, наверное, и в голову не приходит, что за его старческой спиной разворачивается целый детективный роман…
– А чего же ты взъелся именно на Олю? – Коля представил темную ночь, пожарную лестницу, чердак… и звенящую тишину. Нет, на подобное у него не хватило бы сердца…
– Потому что зазнайка! – сказал, будто отрезал Костя. – Подняла вверх свой курносый нос и думает, что она что-то на белом свете значит… Вот и проучил ее на всю катушку…
«Ври да завирай! – отметил про себя Леня. – Видно, нравится тебе Оля… Но любит другого. Вот в чем и состоит вся шекспировская трагедия…»
Валера с любовью смотрит на крепкотелого Костю, и в его голове зайчиком прыгают мысли: «Вот пройдоха! Нет, чтобы взять ее за жабры и пару раз поцеловать. При всех. В назидание всем. А лезет на чердак, в отвратительную темень… И ради чего? Во имя пресловутой любви? Тьфу!» Ее, эту любовь, он видал в гробу. Самое милое дело, ежели имеешь пару девчат. Если одна крутит носом, стало быть, дуй к другой…
– И тебе было не лень лезть на чердак? – вяло спрашивают его губы, а красивое смуглое лицо с любопытством впивается в товарища.
– Нет, не лень! Для меня это – обыкновенное дело, к которому треба подходить основательно. И самое странное в том, что меня поддерживала некая сила, – пояснил Коля, показав на сердце.
– Во, где она сидит! Покоя не давала… Разом было лег спать. Думаю, не пойду в школу, не полезу в эту проклятую канцелярию. Вертелся, вертелся, а потом как встал и чуть ли не бегом рванул по знакомой тропе… Мать удивляется: куда это я бегаю по ночам? А я делаю замысловатую «мину», и вперед. Она и перестала интересоваться мной. Думает, заладил к девкам… Эх-эх, – вдруг вздохнул Костя, – золотые были времена! Теперь уже не вернешь… А жаль! – пространно бросил хлопец. В темноте никто и не заметил, как в карих глазах Кости заблестели грустные тени.
– Но впереди нас ждут еще лучшие времена. Поступить бы в институт, а там, глядишь, выбьемся в люди… – Колин голос был полон надежд.
– Ты-то поступишь… – протяжно сказал Валера. – В десятом классе вроде бы учились одинаково, а в итоге мы оказались на разных полюсах У тебя всего лишь несколько «троячков» а у меня же их – сплошь и рядом. Но, конечно, – прибавил хлопец, – это еще далеко не показатель. Мой брат говорит, что в институтах чаще всего вперед выходят середняки. Поскольку они не занимаются зубрежкой и до наук доходят собственным умом… Так что шансы наши еще не потеряны.