Текст книги "Шебеко"
Автор книги: Иван Ефремов
Соавторы: Иван Гаврилов,Славомир Антонович
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
– Не вешайте нос, хлопцы! Что делать: в жизни всем нужно пройти через армию, все испытать на собственном горбу! – сказал властным тоном Гера, видимо, завершая свой очередной рассказ. Затем его крупная и красиво подстриженная голова нежданно повернулась к рядом стоявшему парню – молодому, наверное, не более шестнадцати лет от роду, но рослому и здоровому на вид. – Правильно, Гена?
Хлопец растерялся и заморгал глазами. Оскорбительное, с явной насмешкой обращение Геры сильно задело Гену, и он недовольно буркнул:
– Не смейся, Гера…
– Кто смеется? Я? – моментально среагировал Гера и с высоты своего роста взглянул на него. Затем похлопал по плечу, язвительно заметив – Не сердись… Пройдет до свадьбы. Кстати, когда тебя женим? А то надоело ходить трезвым…
– Самогона еще нет, – выпалил парень, вовсе потеряв голову от каверзного вопроса Геры.
Ребята захохотали.
– Что, даже стакан горелки не найдешь? – Гера наступал все более агрессивно. – Не может того быть… Пойдем, поищем…
Всеобщего кумира поддержали остальные. Отлично ведая, что Гена долго не выдержит, что он в конце концов все равно выставит штофик слабенького самогона, они цеплялись к нему как мухи. И точно, Гена легко сдался и повел Геру к себе, распивать остатки спиртного. Естественно, на это он пошел с хитроватым расчетом: Гера – парень видный, средь сельской молодежи – авторитет, и он в случае необходимости мог бы стать защитой. Вскоре они растворились в темноте. Впрочем, под заметный гвалт ребят. Многие из них посмеивались над случившимся, но Коле разыгравшийся концерт явно пришелся не по нутру: Гера, со свойственной ему наглостью, снова раскошелил полусироту…
В зале приступили к игре – своеобразной, интересной и занимательной для любителей помолоть языком. Суть ее заключалась в следующем. Назначался ведущий, чаще всего из парней. Ему вменялось в обязанности бросать на пол широкий солдатский, во всяком случае крепкий, ремень и выкрикивать имена местных ребят. Ремень по правилам игры обязана поднять дивчина, что дружит, гуляет с названным парнем. В противном случае ее немедля настигает наказание – несколько ударов по спине, чаще всего легких, необременительных, лишь бы показать народу, что дивчина отказывается от своей «любви». В последующем вызывается уже другая зазноба, которая снова оказывается в центре всеобщего внимания…
В игре проверялись сплетни, догадки и похождения местных дон-жуанов. А результаты ее приносили жирную и коварную пищу для пересудов. Особенно для девчат, которые с наслаждением лузгали семечки и наперебой промывали косточки своих конкуренток и кандидаток в них.
В зале неожиданно прозвучало имя Егор. Девушка, к которой он бегал по ночам, растерялась, чувствуя на себе обжигающие взгляды парней. Она заерзала, готовая провалиться сквозь землю, да куда ты денешься от публики, да и от самой себя? Не тронешь ремень, обидится Егор. Вовсе ее бросит, поскольку характер у него твердый – в мелочи не уступит. А возьмешь – осмеет молодежь, получая сильнейшее удовольствие от раскрытия еще одной тайны села. Время поджимало. Ведущий был на краю терпения. Девушка нервно усмехнулась, несколько помялась и решительно рванула за ремнем, под одобрительный гул девчат. Подняв ремень, она задумалась: на кого бы бросить? Ведь согласно правилам игры, допускалось и это. Ее разозленный взгляд огнем прошелся по рядам, но никто не задержал ее любопытства. В зал вошла мертвая тишина. Девушку все же осенило: она мстительно просверлила глазами Ирину и четко произнесла:
– Андрей!
Ремень глухо шлепнулся о деревянный пол, порядочно отлетев от Ирины. Достать-то его нелегко, девушке пришлось бы прошвырнуться через весь зал. На виду у всех. Оторопь взяла Ирину. Ведь оба ее поклонника здесь, в зале, и нет сомнения в том, что их глаза пожирают ее… Девица покраснела, роскошные ее ресницы задергались, но она продолжала сидеть надменно, словно королевская красотка. Весь вид ее кричал о том, что она не намерена идти за ремнем. Коля с удовольствием прожег глазами Андрея, сидевшего, впрочем, невозмутимо и спокойно. «Прикидывается простачком… А у самого, видно, в душе кошки скребут… Как пить дать побежит сегодня за Ириной», – Коля снова перевел взгляд на подругу.
Ирина, как и положено, отхватила нелестное наказание ремнем. Она стоически, невозмутимо взирала вдаль, а Андрея по-прежнему не волновало происходящее…
Пробило полночь. Пора было по домам. Во дворе торжествовала непробиваемая темень. На мутном небе отсутствовали звезды, но тепло все же ощущалось. Перед школой, возле трибуны, где стражем высится памятник Туптову, трагически погибшему еще в годы коллективизации, Коля попрощался с Егором А после его небольшая фигура засеменила к Ирине. Березы, что шумят на площади, провожали его грустным взглядом, и в шелесте их листьев порой слышалось предостережение… Где-то вдали играла гармошка, воздух прорезал разбойничий свист, а счастливые визги девчат не давали покоя никому…
Но на условленном месте, возле грустной ивы, скамеечка предательски пустовала. Видимо, в Коле здесь не нуждались… В сердце снова подкралась обида. Ведь с Ириной по-доброму условились о встрече, но на поверку выходит вовсе по-другому… Вдруг Коля уловил тихий говор:
– Прошу тебя…
– Постой!
– Отстань, не могу сегодня…
– Идешь к нему?
– А тебе какое дело? У нас все кончено…
– Вместе…
Явно знакомые голоса, но кому они принадлежат – Коля не разобрал. Шаги приближались, и вот через миг из темноты вырастает Ирина, но с Андреем. Он ловко поддерживает ее под руку. Различив Колю. Ирина встрепенулась, отбросила руку постылого, но и к Коле не поспешила, как бывало ранее, с сияющим лицом. Остановилась в полметре и затихла, учуяв грозу.
– Добрый вечер, старина! – как ни в чем не бывало рявкнул Андрей и снова обнял Ирину Она вырвалась от него, отскочила, но сие обстоятельство не смутило ухажера. Андрей спокойно, шутливым тоном добавил – Не прирученная еще… Маленькая. Дай срок, и я ее приручу…
– Слышь, кончай из себя разыгрывать шута… Отпусти ее! – Коля сдвинул брови и резко подскочил к обидчику, готовый на смертельный прыжок. Но разум шептал: нельзя лезть к Андрею, слишком он крепкий орешек.
– Еще чего захотел… Ну-ка, брысь отсюда, пока в муку не превратил…
– Да перестаньте вы, хлопцы! – Ирина вмиг испарилась в темноте.
«Дура баба! – в голове Коли проскочила мстительная мысль. – Придет час, и я тебе обломаю рога…» Как поступит впоследствии с Ириной, он представления не имел, но твердо знал одно: спрос будет строгий, суровый.
– Послушай, Андрей, ты же знаешь, что я с Ириной давно дружу…
– Что ты говоришь? А я и не знал…
– Иди отсюда по-доброму…
– Чего? Угрожать мне? Да таким, как ты, я быстро мозги вправлю! – Андрей, подскочив к сопернику, саданул по лицу.
Коля не растерялся. Несмотря на малый рост, ухитрился противника достать в живот. Взамен снова получил в подбородок… Многие удары не достигали цели, поскольку мешала темнота. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы вдруг не объявилась Ирина. Она притащила парней, что жили по соседству, рядом. Они-то и разняли драчунов. Видно, они уже были осведомлены об истинной причине потасовки. Один из них, крепко сложенный парень, обозленно, с угрозой им сказал:
– Чтоб духу вашего здесь не было! Ишь ты, чужих девок захотели… Увижу еще раз – ноги пообломаю… Поняли?
Андрей матюкнулся и пропал в ближайшем переулке. А Коля остался, поправляя разорванную рубашку. Нижняя губа вспухла, правый глаз горел. В нем кипела злоба. Молнией пронеслись мысли: как насолить Андрею, причем покруче, злей?
– Успокойся… Надо было это тебе? Сам ушел бы… – меж тем виновато бормотала Ирина, когда заступники ее пропали в темноте.
– Да помолчи ты, без тебя тошно! – перебил ее Коля, тронув вспухшую губу.
Ирина затаилась, прижавшись к деревцу. Ее розовое платье заметно выделялось в темноте.
– Ты чего это приучила Андрея? Тянешь неизвестно зачем… – Коля был зол на весь мир.
– Да он сам навязался ко мне…
– А ты и рада…
– Глупости! Пристал, проходу не дает. Говорит, что ты там давно уже подцепил другую…
– Я же отсутствовал лишь месяц… А что будет, ежели стану учиться? Замуж выскочишь?.. И куда это пропали верные подруги? – в голосе Коли уже нет прежней злобы. Что-то сломалось в нем, звякнуло, и вот теперь в нем кипит лишь желание обнять дивчину, да еще поцеловать.
От последних слов Ире стало жарко. Неужели прощена, и настали прежние времена, от которых еще веет теплом? Как хочется этому верить… Сердце дивчины истосковалось только по нему, смуглолицему хлопцу. Еще миг, и Ирина не сдержалась бы, заструилась бы ее речь в любовном потоке. Но этого не случилось – помешал холодок, все еще крепко сидевший в Коле.
– Ладно! – махнул рукой малец и примостился на щербатую скамейку. Посидели, помолчали. Холодок меж ними заметно растаял, но до прежних отношений еще было далеко. И чудится Коле, что во всем виновата она, Ирина. Заигрывала, наверное, с Андреем, и вот результат… «Дуры – бабы! Пообещай им шоколад, так они и рады…»
Малец коротко попрощался с Ириной:
– Пока! Завтра приду! Не ходи в клуб. Посидим здесь…
* * *
Людская молва на селе распространяется со скоростью света; она не знает ни границ, ни высоких барьеров, ни хмурой, занудливой погоды. Весть о Колином успехе в мгновение ока разлетелась по замшелым и трухлявым домам, на устах любопытных каверзно дрожит один и тот же вопрос: слышал ли о Митькином сыне? Говорят, учудил…
И дядя Павел первым прилетел поздравлять своего племянника. Среднего роста, но крепко сбитый мужчина вихрем ворвался в шатровый дом, широко улыбнулся и стал назойливо тормошить Колю, беспробудно храпевшего после ночной гулянки.
– Хватит дрыхнуть, мужик! Люди уже устали от работы, а ты все еще нежишься в постели, словно королевский сынок… Пойдем, сходим ко мне в гости.
Коля спит себе и ловит причудливые сны, но слипшиеся, тяжелые веки уже готовы воспринимать великий божий день.
– Эх-х!
– Вставай, вставай! Десять утра, солнце уже на небе… Узнают люди – осмеют!
– Ну и пусть… – вяло сквозь сон бубнит мальца голос, и нежными полудетскими пальцами хлопец чешет под мышкой.
Тихо и уютно в чулане. Луч солнца прожектором разбрасывает мягкий нерезкий свет.
– Ладно! – вдруг открываются губы юнца, и маленькое, гибкое тело юлой выскакивает из чулана.
«Чертенок!»– лишь удивляется Павел, и удовлетворение, какой-то невиданный доселе подъем прокатывается в его еще довольно молодом теле.
Коля помылся и привел себя в порядок, а шершавые его мысли все еще витают возле Ириных кос. Мерещится, что дивчина по уши влюблена в него и думает только о нем, о старом порядочном друге. «Хотя я и не люблю тебя, Ирочка, но все же в тебе что-то есть…»
Вот и новенький дом Павла Золоторева. За запыленным окном царит торжественная тишина: семья здесь уже не живет более полугода. Но в застрехах по-прежнему чирикают воробьи, а в унылом, запустелом дворе величаво шаркает в гордом одиночестве соседская кура.
– Совсем запустел наш дом, – грустно роняет Павел и открывает заржавелый замок. – И неизвестно еще, когда воротимся назад. Нравится мне в Айбесях.
Лесу вдоволь, есть где развернуться. А с людьми я уживаюсь везде… Была б голова на плечах, всегда можно найти подходящий уголок…
– Ты все еще работаешь объездчиком?
– А кем еще?
– Может, – поинтересовался Коля, – повысили уже до помощника лесничего?
– У нас повысят… – дядькин голос задрожал. – В нашем деле в основном повышают тех, кто лижет зад начальству. А я – не из их числа. Мне противно глядеть, как вроде бы солидный мужик, с образованием, юлой крутится возле паршивого лесничего, у которого вся заслуга в том, что окончил институт… Спина у меня не гнется – вот в чем беда. Я бы враз полез в помощники лесничего, ежели бы хорошенько, пару недель угощал лесничего и сунул ему в лапу несчастные деньжата. Но не позволяет душа!
Павел вытер пыль со стола и на скорую руку накрыл его закуской. Он потянулся к водке, открыл пробку, а после сказал:
– У нас в лесном хозяйстве, все еще злодействует дурная система. Прикатит какая-либо вшивая комиссия, стало быть, не ленись, угощай до отвала. Откуда берутся водка и закуска – это никого не интересует… Главное, чтобы все лежало на столе… Тогда ты хороший, и тогда спишут все твои грехи. Я, – прибавил Павел, наливая водку, – как честный человек, вначале даже зажимал лесников… Прикачу к ним нежданно-негаданно, и давай их шерстить по всем правилам лесной науки. Смотрю: есть ли козырьки на срубленных пнях, качество рубок проверяю, а только потом уже подхожу к самовольным порубкам… Эти сведения, – кивнула властная голова, – во где у меня сидят! – И Павел ладонью дважды ударил по карману. – Каждый лесник у меня докладывает про соседа, а тот в свою очередь, на следующего. Глядишь, компромат уже обрастает в дело…
Павел в упор поглядел на племянника, вытянул руку со стаканом:
– Бери! Выпьем за успех. Но имей в виду: в работе лучше не пить Здесь можно… Давай дернем по одной, а там что бог даст.
Коля поморщился, но стакан пригубил.
А дядька налил себе второй стакан. Он с удовольствием крякнул, с хрустом поел сочный огурец и продолжал:
– Так вот… Зажимаю лесников, а сам потихоньку мыслю: «Что же из этого я имею?» Наживаю себе врагов, и на этом – все! В кармане-то гуляет ветер… Зарплата объездчика сам знаешь – семьдесят рублей. Смехота! На такую сумму не то что семью содержать, раз к любовнице по-доброму не сходишь. Если б не бычки – протянул бы ножки… Думаю, так дело не пойдет… Треба определиться в жизни. Либо жить, либо существовать. И теперь я выбрал первое. Пусть лесники живут себе на здоровье, но и меня пускай не обидят… Два года теперь блаженствую на свете.
– Что, взятки дают?
– Дают-то не дают, но кое-что выпадает, – загадочно блеснул глазами дядька. – Вырастешь – поймешь! А вообще, Коля, – вдруг философски заметил Павел, – жизнь – сложная штука. Куда не кинься, везде торжествует несправедливость… Эх-х! – и дядька опрокинул второй стакан. – Зачем я живу на белом свете? Не пойму… Представляешь, несчастный человек… Хочу любви, а ее нет. Живу вот со своей дурнушкой, а не знаю, зачем. Постылая мне, ненавижу!
– А чего же тогда женился?
– Если б я женился на ней… – грустно роняет дядька. – Это она меня женила. Через родительское добро и через моего недальновидного отца. Пришел из армии чин-чинарем. Все складывалось хорошо… И вдруг ни с того ни с сего родители стали приставать ко мне. Батя говорит: вот, мол, стар я, скоро помру. Хочу женить тебя, сынок. Помирать будет легче. Я отбрыкиваюсь как могу… В то время я как раз дружил с молоденькой учительницей Красавица такая, и умная. Но у нее ни кола, ни двора. В глазах родителей, естественно, она выглядит босячкой… Отец кричит, ревет и знать ничего не хочет про дивчину. Но все подсовывает мою нынешнюю дуру. Говорит, богатая. И родители ее, мол, в случае чего помогут… Я и послушался старых родителей… А теперь что? Они умерли, а я мучаюсь, глядя на ненавистную рожу. А ведь мне еще только сорок! Хочется жить и любить! Да что там впустую болтать…
Павел явно захмелел. Он еще раз глотнул «горькую», выпил и Коля.
– Вот приедете ко мне, в Айбеси, и собственными глазами узреете, как ваш дядька устроился на белом свете, – пьяноватый голос объездчика все же отдает прежней грустью. – Да что деньги? К чему они человеку? Ну, купил машину, отложил в чулок, а дальше-то что? Пустота? Вот именно пустота! Теряется смысл жизни. А мне еще хочется жить… От души жалею, что не женился на любимой дивчине. Не могу себе этого простить. Растоптать счастье собственными руками… Где ты найдешь еще второго такого дурачка? – и он вдруг тихо-тихо запел:
Всюду были товарищи,
Всюду были друзья…
Но знакомую улицу
Позабыть он не мог…
Услышав песню, затосковал и Коля. А в карих, чуть-чуть раскосых глазах дядьки появляется непонятная пелена: то ли это слезы, то ли это любовь, так и не угасшая в душе зрелого уже объездчика.
– Думал, в техникуме подберу себе подходящую пару, – вдруг перескакивает мысль Павла, и перед ним вновь вздымаются горы воспоминаний. – Нашел одну… Вроде бы недурна собой, и умом блещет, но все равно не то! Там же одни молокососы, в основном после восьми. А я, старый хрен, у которого уже двое сыновей, ввязался в эту паскудную историю… На третьем курсе бросил – подальше от греха…
– А как же тебя в техникум взяли? У тебя же как рассказывала мать, до армии было всего семь классов образования…
– Так и было, черт бы ее побрал! – небрежно роняет Павел, а после с гордостью поясняет – Мозги были – вот в чем дело. Лет пяток промучился после армии. Потом смотрю, дело – табак. Нет образования – нет и зарплаты… Думаю, так дело не пойдет… Кровь из носа, но чтобы техникум был. Разом оделся по «фирме» – и к директору школы. Я говорю: «Дайте мне справку за восемь классов…» А он в ответ лишь зубы скалит: «Зачем тебе, мужлану, паршивая справка?» Я снова наседаю на него: «Надо! Мол, бутылку ставлю». Как только показал «светленькую», так он сразу же и смягчился… Вот с этой фальшивой справкой я и штурмовал техникум… Эх-х! Мозги же есть… Мог бы прыгнуть и выше, да грехи не пускают… Жаль! А ты молодец, Коля! – Что странно, дядька трезвел на глазах. – Кончишь институт – станешь человеком. Радуюсь за вас, черти! Не то, что мои… Вряд ли из них выйдет толк. Видит бог, что они пошли в эту дуру… Учатся с грехом пополам, а вот насчет гульни – первые!
Коля мирно сидит в стареньком кресле и чувствует себя героем. В худеньком его теле кипит тепло, и пожалуй, блаженство.
– Так и должны себя держать Золотаревы! – многозначительно и глубокомысленно заявляет дядька, отпив еще глоток вина. – Род наш неглупый, но счастья что-то не видать…
И в его размокших, осоловелых глазах на миг отражается невыразимая печаль Коля перехватывает сей молчаливый плач дядьки, и в нем тоже падает прекрасное настроение.
* * *
Занудой мурлычет мелкий дождь. Жирная земля превратилась в непролазную грязь, и для путника она – солиднейший барьер. Попробуй пешком, километров эдак четырнадцать, протопать до ближайшего автобуса – проклянешь родную мать!
Но несмотря на угрюмую погоду, Коля направился в Первомайское. В ложбинах, что дремали возле дорог, печально серебрились тусклые воды, но хлопчику неприветливая погода не в счет В его голове бродят совсем другие мысли: как там Валечка? Вспоминает ли о нем? Или же вовсе забыла его, увлекшись другим?
Малец заскочил в «Канцтовары» и кое-что купил по мелочам, а вот в «Промтовары» не успел: у входа в магазин он чуть было не врезался… в Меланью Аркадьевну.
– Коля? – говорит «классная», и ее жидкие брови взметнулись ввысь. – Какими судьбами?
А малец ошарашен столь нежданной встречей На его усталом, хмуром лице выступает удивление и одновременно радость.
– Решил пошастать по магазинам… – поясняет хлопчик и еще не знает, то ли идти собственной дорогой, то ли остановиться здесь, возле грязного прохода.
Но Меланья Аркадьевна уже берет его в оборот и отводит подальше, к сырому, обсыпанному травою пятачку.
– Расскажи все, как есть! – Меланья Аркадьевна затаила дыхание. – Ты куда-нибудь поступал?
– Поступал… – хмуро отвечает Коля.
– И куда же?
– В лесотехнический институт.
– Ну и как?
– Нормально. Можно сказать, уже студент…
У Меланьи Аркадьевны что-то шевельнулось в груди. «Не думала, что сей шалун возьмет ответственный барьер. А глянь, переплюнул многих. Вот что значат каверзы судьбы…»
– Выходит, попал на очное отделение, так? – Ревнивые глаза «классной» буравчиком вонзаются в Колю.
– Почему это «выходит»? – встал в позу хлопец. – Точно попал в институт… Между прочим, – мстительно добавляет он, – математику сдал недурно. Чуть не отхватил «пятерку». Если бы немножечко не промахнулся в конце, был бы полный ажур. Но все это, конечно, чепуха! Главное, приняли, зачислили в институт…
– Ну и молодец! – смягчается голос Меланьи Аркадьевны. – Рада за тебя… Собственно говоря я всегда верила в тебя Даже тогда, когда ты нечаянно выронил шпаргалку и изменился в лице. Думаешь, мы не заметили? Еще как заметили. Но что самое поразительное, никто из преподавателей даже не пикнул. А почему? Потому что все знают, что Спиридонов неглуп. Что в экстремальных условиях ты способен на многое… Вот потому-то тебя и простили. Другого бы нет… Потрепали бы нервы. А ты из воды вышел сухим… Вот теперь я еще раз убедилась, что на экзамене, в той непростой обстановке, мы действовали с умом… Кстати, – спросили ее губы, – как Леня?
Коля поразился незнанию Меланьи Аркадьевны. «Сказать или не сказать?»– постучало в мозгу, но где-то из глубины переменчивых чувств невольно всплыл ответ:
– Провалил… По всем статьям провалил!
– Что провалил? – На лице женщины отразилась тревога.
– Срезался на математике… Поступал он в Казанский авиационный институт. Хотел стать конструктором, да, видно, не судьба: завалил экзамен.
Только здесь до Меланьи Аркадьевны дошли страшные слова Коли. Как? Леня завалил экзамен? Быть того не может… Тем более, математику… У хорошенькой женщины заклокотало внутри. Всем своим светлым умом поняла «классная», что отныне она поставлена в грабительские условия в сравнении с другими преподавателями. Ведь именно она более всего и рассчитывала на Леню, пестовала его и до медали растила, как младенца. А теперь ей заявляют, что все это пошло коту под хвост… «Чего же ты, Леня, растерялся? Может, переволновался, пересидел?» И она сказала:
– Наверное, пересидел над учебниками, не иначе. А здесь еще сверхвысокий конкурс, волнение… Вот оно и катится одно к одному… Я же знаю Леню: в математике он чувствует себя крепко. И надо же, именно ее и завалил. Прямо какое-то наказание…
В беспокойной голове Меланьи Аркадьевны завихрились тревожные мысли: «Будет разбор, основательный разбор по поводу «завала» золотого медалиста… Вот в чем беда. И как я посмотрю в глаза директору школы? А ведь не сегодня-завтра он обещал продвижение по службе. Выходит, прощайте мечты?» И печальные глаза Меланьи Аркадьевны роняют грустный взгляд на Колю:
– Хорошо, что ты пробился в институт… Всего из нашего класса трое попали в цель. Мало, но уже кое-что… Смотри ты, как подвел Леня…
– Леня-то поступи-ит… – протяжно произнес Коля. – Люди говорят, что вроде бы дал клятву: пока не станет студентом, его ноги не будет в деревне. Кровь из носа, но добьется своего – это он обещал всем.
«Но обещанного, как известно, три года ждут! – недовольно заметила Меланья Аркадьевна. – Успехи нужны были сегодня, сейчас. А вместо них нам приходится лезть в пекло… Но, видно, такова наша судьба. Эх-х!» Меланья Аркадьевна в отчаянии тряхнула головой, кинула взгляд на небо – хмурое, свинцовое, невеселое, как и ее душа.
– Ваша Рая как? Куда-либо поступила? – спросили ее губы, лишь бы отвлечься от невеселых дум.
– Тоже о чем-то думает… Сейчас сдает экзамены на заочное отделение Чувашского госуниверситета…
– И кем хочет стать?
– Филологом.
– Неплохо… А ты молодец, Коля! – не удержалась от похвал Меланья Аркадьевна. – Только учись более прилежно, и все будет хорошо. В тебе есть канва…
Меланья Аркадьевна бросила на него теплый взгляд, мягко улыбнулась, поправила сетку с продуктами и засеменила в больницу – лечить свою печень. А в Коле она оставила непонятную тоску.
* * *
В неширокий, заиндевелый от сырости двор, Коля вошел воровато: здесь, за крепкими деревянными воротами, по обыкновению, свирепствовал волкодав. Но сегодня злое и клыкастое существо почему-то отсутствовало, а вместо него копошилось высокое и крепкое тело Кости.
Завидев щупленького друга, Костя бросил топор, одним сильным движением ноги разбросал дрова, расчистив себе путь, и его дебелое лицо засияло от радости:
– Кто к нам пришел? Коля? Дорогой абитуриент? Проходи, дорогой мой, проходи… Как дела? Поступил?
– Конечно, поступил… – с ходу отрапортовал студент и двинулся к товарищу.
Костя остолбенел. Известие о Колином успехе и встревожило его, и обрадовало. Где-то в груди молнией вспыхнула ревность: она залезла в сердце, в мозги, задела нервы, а после невольно испарилась, уступая новым чувствам.
– Ты попал в институт? – переспросили лукавые, и в то же время ревнивые глаза Кости, а плутоватый язык хлопца тут же дал ответ. – Знал же я, что наверняка так и будет. Что ты одолеешь сей проклятый конкурс. Но все равно верится с трудом… Везет людям! – нежданно бросили в пространство его губы.
Костик вплотную подошел к Коле.
– Рад за тебя! – серьезно уже сказал парень и величаво добавил. – Это дело обязательно нужно замочить. Пошли в дом. Там кое-что сообразим…
Друзья шмыгнули в небольшие сени, а после вошли в дом.
Небольшая, но уютная квартира Кости приветливо встретила гостей. Чистенькая икона в правом углу, одетая в льняное полотенце с неповторимыми чувашскими узорами, подмигнула Коле, пригласила к столу, а железная кровать с пышными, как пампушки, подушками встрепенулась и замерла в ожидании свежих новостей от Коли.
Костя с охотой сбросил рабочую одежду и надел все новое. Из печки он вытащил закопченный чугун, налил отборные, со свининой, щи, а из тихого места вытащил четвертинку самогона.
Сели за стол.
– А как твои дела? – поинтересовался Коля, тепло поглядывая на товарища.
– Мои? Даже не знаю, что сказать… Наверное, неважнецкие, коль не поступил в институт. Но, по правде говоря, я на это и не рассчитывал… Зачем? Родители все равно не в состоянии мне помочь. Ты же знаешь: отец – инвалид, и в последнее время болеет все чаще – пулевые раны до сих пор заставляют не забывать о войне. А от матери не дождешься помощи – ей самой нужна помощь. Вот и выходит, что в институте я бы куковал лишь на стипендию… Это в лучшем случае тридцать пять рэ на руки. Разве это жизнь? Вот потому-то я и плюнул на все – не стал транжирить деньги на поездки в город.
– И какие же планы роятся в твоей голове?
– Простые, как день милиции, – съязвил Костя и налил по рюмке. – Давай-ка выпьем за твой успех. А то все дела, да дела… Ты вот провернул дело – это да! Хватит на всю жизнь, если, конечно, в дальнейшем все будет на мази. Но у тебя должно получиться, ибо ты в науке – мастак. Ну, давай! – И Костя кивнул головой.
После традиционной чувашской рюмки ребята навалились на щи.
– Так вот, насчет моих планов, – вдруг заявил Костя, отложив в сторону кусок хлеба. – Поеду к сестре, в Ташкент. И попробую взять реванш на техникуме. Лучше будет, ежели буду учиться на вечернем отделении. Будут и деньги, и диплом. Для меня это – самый толковый вариант.
– Остальные одноклассники как?
– Кто как… Но учудила Вера Михайлова – взяла да выскочила замуж. Во дает! А парень, как балагурят знающие, вроде бы живет близ Батырева. Видно, шустрый экземплярчик, коль ее уговорил за одну ночь…
– Естественно, не тюфяк!
– Но такую строгую из себя строила – кошмар! Помнишь, как писала в сочинении? «Ежели бы моя воля, я бы всех девушек заставила б приобрести специальность, а потом уже думать о себе. Чтобы Родина получила пользу от нас…» Вот тебе и польза…
«И чего она, дура, надумала замуж? Ведь юность еще только впереди… Видно, влюбилась по уши, коль со скоростью света полетела замуж…»– В разгоряченном мозгу Коли кузнечиком запрыгали мысли.
– А ты знаешь? – вдруг прибавил Коля, наливая еще по одной. – Надя Безрукова поступила в тот же самый пединститут, где на втором курсе уже блаженствует любимый сын «Милашки». Говорят, у них «любовь». Вот потому-то, мол, Надюша специально нацелилась на исторический факультет, чтобы мурлыкать с ним кошкой. Как стала студенткой, сразу стала заумной – близко не подходи. По деревне ходит павой… Валера-то как? – в свою очередь поинтересовался Костя. – У него что-нибудь вышло?
– Не! – мотнул головой Коля. – Не прошел конкурс… Мать говорила, будет поступать на заочное отделение. Кстати, и Леня завалил, слышал?
Костя встрепенулся:
– Не может быть… Отличник Леня – и вдруг «завалил»… Даже не укладывается в голове.
– Видимо, прав был Валерин брат, утверждая, что из середняков чаще всего и выходят победители…
– Теперь я и сам все более убеждаюсь в том…
Костя снова взялся за четвертушку, но Коля отказался от спиртного. Тогда хозяин налил щи, и хлопцы снова приступили к еде.
«Надо пожрать вовремя… Режим нужен железный: поел и на боковую, отработал – и снова лежи. Чем не жизнь?»– Коле почему-то нежданно вспомнилось любимое изречение товарища. Но что-то нынче не говорит свои выражения Костя. Верно, повзрослел. Да и натруженные, огрубелые руки его как бы доказывают, что он вышел на потребный трудовой путь.
– Работаешь?
Костя с полуслова понял его.
– Да! Трактористом… Вот видишь, не зря вместе с аттестатом зрелости нам еще вручили «корочку» об окончании курса трактористов. Пригодилось в жизни… А так куда бы пошел? Здесь нет ни заводов, ни фабрик, если не брать в расчет махонького крахмального завода. Но туда меня не возьмут, поскольку несовершеннолетний… Собственно говоря, работа мне здесь и не нужна. Скоро уже махну в город… Моя мечта – окончить строительный техникум, а там поглядим, как жить дальше. Так ты, значит, решил стать лесничим? Недурно! Солидная идея! В деревне будешь жить припеваючи…
– А ты почем знаешь?
– Э-э! – Сделал многозначительное лицо Костя. – Я – человек бывалый. Не зря же с детских лет мотаюсь по колхозу… Дядька у меня лесником, чуешь? Между прочим у вас, в Большом Чеменеве.
– И кто же это? – заинтересовались губы Коли.
– Борька Светлов, усек?
Этого крепкого мужика лично знал Коля. Но знал он и то, что Борька по характеру вредный, выпивоха, но хитер, как матерая лиса.
– Так что имей в виду, Коля… Если что – прими его к себе в помощники, не подведет. Лесник – что надо! – Серьезное лицо Кости уставилось на товарища.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – рассыпал смешок хлопец, представляя, как грубого деревенского мужика заставит работать по науке.
– Вот и отлично! – по-детски обрадовался Костя. – Главное в жизни – поддерживать друг друга. С этого треба и начинать самостоятельную жизнь… Кстати, – подмигнули веселые зеленые глаза, – сегодня в нашем клубе ожидается неплохой вечер… В основном там будут наши одноклассники. Останься, и мы с тобой рванем к Валюше. Пора уже, а то ее явно украдет пацан…
– Он из вашего села?
– Откуда? Из соседней деревни… Неплохо бы ему почистить и мозги, а то он основательно зачастил в наши края… Ночевать же будем на сеновале. Прекрасное место – лучше не сыскать!
Вечерком наши парни двинулись на улицу. Костя нарядился в теплую фуфайку, в сапоги, и его запросто можно было спутать с ночной стражей.
– Ты хоть представляешь, где ее искать? – В Коле витало ощущение, что дивчину нынче не найти. Разве усидит дома столь видная красотка? Явно у подруг.