Текст книги "Шебеко"
Автор книги: Иван Ефремов
Соавторы: Иван Гаврилов,Славомир Антонович
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
– Верю, что Леня с этим справится…
– Еще бы! – поддержал товарища Валера. – Только на него и все надежды… Хоть один из нас пробьется в люди…
У Лени розовые щеки еще более заалели, а угли-очи заморгали, излучая теплый свет. Глаза парня светились родниковой чистотой, и в них еще отсутствовали муки и обиды от неотвратимых жизненных утрат…
– Не надо цепляться ко мне как банный лист, – мило лепечут Ленины губы. Но все поняли, что хлопец лишь для порядка отбрыкивается от похвал. – Лучше скажите, как ваши дела в части освоения материалов…
– Нечем хвастаться. Живем – хлеб жуем, а вот формулы и прочая дребедень обходятся без нас… – Коля загрустил. Выходит, он далеко отстал от сверстников… А еще надеялся в душе, что возьмет решительный реванш на вступительных экзаменах в институт. При ленивом отношении к делу, пожалуй, даже «троечку» не вырвешь на зубок…
– Еще же полмесяца впереди, – доверчиво проворковал Леня. – Есть время для занятий… Тем более, тебе, Коля, – прибавил парень, – много и не треба. Ты соображаешь, как Сократ…
«Как Сократ… – с грустью повторил Коля. – Если б я соображал, как один из великих мыслителей старины, «троек» бы не нахватал полные корзины».
За окнами удивительной квартиры во всю мощь злодействовало лето; воробьи любовно чирикали на застрехах, а здесь горькие мысли, словно морской прибой, волною набрасывались на Колю. «За мной должен быть реванш!»– как в горячем бреду, повторял хлопец, испытывая желание опережать товарищей на юрких поворотах судьбы.
Во дворе внезапно скрипнула калитка, и в образовавшемся проеме показался Петя. Все разом бросились встречать новоявленного гостя.
– А чтоб ты сгорел! Чего раньше не показал свой нос? – Леня был веселым, возбужденным – видно, другу он все же был рад.
– Ай! – махнули в пространство Петины руки. – С мамашей сцепились… Пока двор не подмел, так и не отпустила меня на все четыре стороны. А я что, баба, чтоб двор подметать? Сестры не было, а то бы в жизни метлу не поднял…
– Вообще-то неплохое это дело для студента без пяти минут, – подковырнул Валера, снова настраиваясь на веселую волну. – Кстати, этим хотел с утра заняться и я, да вовремя вспомнил, что я уже с аттестатом в руках… К тому же, – игриво сверкнули карие очи, – напротив меня поселилась одна особа. Заметит, позора не оберешься…
– Это что, новая учительница? – Петя, видимо, знал все новости деревни.
– Она!
– Она же лет на пять старше тебя. Говорят, после института…
– Вот именно говорят… Ежели быть точным, дивчина после педучилища. А это значит, почти наша ровесница, усек?
– В таком случае тебе открываются большие перспективы… – улыбается Петя, и на его загорелом лице сверкнули белые зубы.
Голос нежданного гостя Коле показался другим. Он стал более грубым, мужественным наконец. Да и тело Пети заметно вытянулось за лето. А ведь еще недавно, каких то два года назад, он в сравнении с Колей почти что и не отличался в росте. Маленькие, юркие, как полевые мыши, бегали они по проселочным дорогам в поисках приключений. И вот эта жажда новизны, буйных страстей и забросила их разом к шустрой и бойкой девчонке по имени Люба. Она была русской, светловолосой, и дебелое ее лицо бесстрашно заглядывало в мальчишечьи глаза… Так случилось, что мальчишки надолго уселись за широким крепким столом в окружении шумных девчат. И пропустили момент, когда в калитку вошла, с шумом ворвалась мать Любы, здоровенная баба лет под сорок. Петя с одним мальчуганом шуганул в окно, а Коля же остался, сохраняя, как казалось ему, собственное достоинство. Он спокойно вышел в сени и спрятался за дверью. Но и мать Любы оказалась не из простых. Приметив, что в доме посторонние, она замедлила свой шаг, ухо выставила на макушку, и по темным сеням зашарили ее грубые руки. Возможно, она бы и пропустила затаившегося, перепуганного Колю, ежели бы тот не рванул в надежде на лучший исход. Но в критические секунды его подвела щеколда замка. Он зацепился за нее, где-то затрещала сорочка, и Коля отхватил великолепный удар бабы метлой…
А потом, спустя два дня, как снег на голову пришло извинение от матери Любы. Коля в то время сторожил колхозные поля, зарабатывая себе на хлеб. Женщина вкрадчиво засеменила навстречу, широко улыбнулась и так ласково шепнула, что у Коли защемило сердце: «Мотылек ты мой, мотылек… А я грешным делом подумала, что к нам залезли воры…»
Нет нынче в селе ни Любы, ни ее нежной матери. Год как выехали в город. Но тихие и приятные слова матери «мотылек ты мой, мотылек…» доселе обжигают память. Словно просят не забывать заводской пруд, где плескался пополудни в теплой воде; ту иву, что размашисто, грустно висела над ним; и все, что тогда было, в далекие милые годы…
Между тем на последние слова товарища Валера не обратил особого внимания. В его голове еще вихрились практические мысли: «Пора мотануть на природу. Погода сегодня расщедрилась, а мы, лопухи, киснем в квартире…» И малиновые, юные его губы встрепенулись:
– Не кажется ли вам, орлы, что пора в лесочек заглянуть? Солнце уже приближается к зениту, а мы еще и не ловили его косых лучей…
– Давайте лучше не в лес, а к ручейку, что за нашим домом, – подал мысль Леня.
– Тоже неплохая идея, – и Валера первым двинулся на улицу.
Вот и крошечный ручеек показался вдали, вот и трава-мурава приветливо дохнула на ребят. Невдалеке, в благодатной тиши, о чем-то своем думал лес.
Коля примостился рядом с Валерой. Установилась пауза.
– А знаете, хлопцы, – вдруг заявил Петя, – я решил не идти в институт…
У всех волосы встали дыбом.
– Почему?
– Потому что не вытяну… Я же и в школе тянул слабо, а здесь – целый институт! Попробуй попасть туда! Мог бы, конечно, рискнуть, взяв курс на какой-либо слабенький факультет, но все равно боюсь, что из этого получится лишь пшик на постном масле. Так что стоит ли впустую терять время?
– Но, может быть, хотя бы в техникум попробовать? – робко сказал Коля.
– И стоило ли ради этого корпеть за среднее образование? – рассудительно вставил Валера – В техникум-то можно было попасть и после восьми. Как говорится, взялся за гуж – не говори, что не дюж.
– Тебе легко-о, – протяжно ответил Петя. – У тебя брат – студент, и в случае чего всегда поддержит под мышку. А я что? Нуль на ровном месте!
– Но у тебя же тоже родной брат в городе…
– Верно, – согласился Петя. – Но только он там вкалывает в качестве рабочего…
– Ну и что?
– А ничего! – пространно бросил Петя. – В вопросах штурма института и прочих учебных заведений – он просто ни «бе» ни «ме»… Вот и вся разница! А на себя я не рассчитываю… Не верю в собственные силы – хоть режь.
– Но техникум ты всегда осилишь! – вмешался в разговор Леня. – Я же тебя знаю: захочешь – сделаешь все!
От последних слов в Пете ожила надежда: «Может, я и зазря отказываюсь от борьбы? Ведь, действительно, мог бы при желании попасть в техникум. Но с другой стороны, Леня красноречив, и за словами в карман не полезет. Не все его слова можно принимать на веру».
– Да нет, братва, – совсем no-взрослому сказал Валера. – Отступать уже некуда. Надо вступать в бой. Или пан, или пропал… Третьего не дано. Надо занять хоть какое-то положение в обществе…
– Карьеризмом от тебя попахивает, Валера… – Петя сдвинул брови.
– Карьерист-то, возможно, я и убежденный. Да только нынче это не зазорно. Можно сказать, даже модно. Должна же быть у человека, в особенности у молодого, хоть малая капля перспективы. А всякая перспектива вплотную переплетается с окладом и с продвижением по службе… Возьмите моего батю. Всю свою жизнь он отдал детям. А чего добился? Как был учителем начальных классов, так и по сей день тянет эту тяжелую ношу. Между прочим, с белой завистью он глядит на инженеров. Говорит, маху дал, выбрав столь незавидную стезю… Вот так-то, друзья! Должны мы из этих маленьких примеров сделать соответствующие выводы… для себя. А Коля молодец, – продолжил простую мысль Валера. – Стоит стать лесничим, и все у него пойдет как по маслу…
– Не дури! Должность лесничего сама по себе еще ничего и не значит! – возразил Коля, а в голове метнулись мысли: «Что он, бог? Начальников, подобных лесничему, в районе тьма!»
– Но лесничий в селе, согласись, фигура! Работа у него блатная, а в руках – целые массивы леса. Я вот, – вдруг сообщил Валера, – всего лишь два раза видел лесничего из Баишева. И оба раза он был в стельку пьян…
– По-твоему выходит, раз пьяный, значит, живет хорошо? – удивился Коля. – А по-моему, как раз наоборот…
– Глубже треба смотреть на вещи, – философски заметил кореш. – Если во время работы человек заглядывает в рюмку, стало быть, он крепко сидит в служебном кресле. В противном случае он бы пахал как вол…
– Но если человек просто дрянь? Обыкновенный пропойца, которому море по колено?
– Не-е! – мотнул головой Валера. – Такие даже в нашей глухомани не задерживаются надолго. Хоть и темные уголки у нас, и до районного начальства ехать битых два часа, но все равно их быстро сдувают свежие ветры…
– Как знать… – глубокомысленно изрек Коля.
– Дядя порою рассказывает эти вещи, – пояснил Валера. – Он же председатель колхоза, а стало быть, доступ имеет к высшему начальству. Там, наверху, – сделал выразительный жест юнец, – за красивые глаза тебя не будут держать… Все должно быть на взаимной основе, понял? Если ты лесничий, значит, дай лес, организуй охоту. Да так, чтобы дым шел столбом… Тогда и тебя будут уважать.
Коля смотрел на рассказчика уже с любопытством. Выходит, Валера почти и освоил простые правила жизни? И это в семнадцать лет! А что с ним станет, ежели стукнет лет тридцать? Обойдет, объегорит, обгонит на поворотах без всяких проблем. И в голове вспорхнули ревнивые мысли: «Вот что значит иметь грамотных родителей…» А что у него? Мать – домохозяйка, а батя – темный мужик, у которого ничего светлого за душой. И, наверное, здесь он впервые почувствовал, какая у него слабая база для резкого прыжка в самостоятельную жизнь.
В округе стало припекать, и довольно сильно. Парни разделись до трусов, а после пластом легли на траву, предаваясь мечтам.
Пете мерещились далекие города, в которых процветают институты и заводские трубы дымят во весь дух, а бесцветные училища шумят, словно зовут в собственные коридоры. «Что делать? Куда бедному крестьянину податься? Может, все же попробовать в институт, а? Ведь, в принципе, хотеть же не вредно…»
А Коле вспомнилось, как в шестом классе у Пети проснулось острое желание пошалить. Раз Петя подскочил к нему возбужденный, с лукавым смешком в глазах.
– Хочешь, организуем новое дело? Коля ошеломленно взглянул на приятеля:
– Какое еще дело?
– А ты послушай… Сегодня по чувашскому языку снова будем грамматику штудировать до одурения, верно?
– Ну и что? – не понял товарищ.
– Так вот, – загадочно прибавил Петя. – Я предлагаю придумывать смешные слова. Но здесь должен быть высочайший уровень, чтобы ржали все… Понял?
Коля наконец уловил мысль.
– Но это еще не все! – далее продолжил приятель. – Ты должен выступить первым…
«Почему именно я?»– невольно нахмурился Коля, но, приметив в глазах товарища легкий укор, согласился. И он проговорил:
– Валяй! Какие слова я должен сказать?
– Значит, первое предложение такое: «Кашкарсем кильте выртман» 77
Волки дома не ночевали (чув.).
[Закрыть]. Но ты, прежде чем ляпнуть, выдержи паузу. Да так, чтобы класс затаил дыхание, понял? Тогда будет эффект… А после мы продолжим сей фурор.
И вот через несколько минут, когда зазвенел звонок и ученики, словно курицы-наседки, расселись по своим местам, началось это светопреставление. В тот день снова изучали падежи, и снова высокая и стройная женщина заставляла всех работать поголовно. В нужный момент Коля поднял руку, от кивка красивенькой женщины встал и с удовольствием выпалил потребное предложение. В классе раздался жидкий смешок но учительница, давний друг Коли, не растерялась. Она мотнула головой, недовольно пронзила его взглядом, а после невозмутимо попросила объяснить структуру предложения. Коля легко расправился с вопросом. Но одноклассники уже смекнули стремление шалунов. Как только поднялся Петя, многозначительно посмотрев по сторонам, класс замер в ожидании очередного чуда. И Петя их не подвел. Он рассыпал жидкий смешок, а после шепеляво буркнул:
– Медведь в болоте утонул…
Взрыв хохота потряс класс, а красивенькое лицо учительницы позеленело от злости. Указка ударила об стол, и женщина кинулась к Пете – выдворять за дверь…
От воспоминаний пройденных дней у Коли чуть ли не блеснули слезы. Лежа здесь, на ровной и зеленой поверхности знаменитого луга «Айтуш», он отчетливо понял, что милое детство, дни безудержных утех со временем будут еще более близкими, родными, и очевидно, будут восприниматься лишь через розовые очки. А ведь оно, детство, прошло как осенний переменчивый день, со своими радостями, заботами, болью в душе. Но, видно, так устроен человек, что его память, словно старый омшар, в первую очередь впитывает тяжелые, влажные ноши, а на своей поверхности оставляет легкое, красивое и, несомненно, приятное для души…
А в округе, словно предчувствуя близость грустной осени, все цвело, и все рвалось ввысь, к солнцу, в поисках лучшей доли. Вдали, возле колхозной фермы, устало бродила стая гусей. В нижнем лесу куковала кукушка, и ее голос был полон тоски.
Таким и представлял себе Коля мощный, зубастый и современный крупный город: большой, удобный вокзал, где все бегут, спешат и где всех захватывает непонятная круговерть; высотные кирпичные и железобетонные дома, где через подъезд вряд ли встретишь хоть одного знакомого…
В Свердловск они приехали втроем, как и предполагалось. Все им было ново, особенно Коле, впервые попавшему в столь сильный людской водоворот. Аркадий, словно вожак стаи, прямиком повел их к дяде. Тот жил на отшибе, в собственном деревянном доме, и ехать к дядьке предстояло битый час…
Ребята легко нашли нужный дом. Толя, высокий хлопец с тонкой мальчишеской шеей, первым подлетел к калитке и грохнул новенький чемодан наземь.
– Вот и все! Наше путешествие, можно считать, завершилось…
Аркадий, низкорослый и худенький малец, остановился, смерил друга ревнивым взглядом, сказав:
– Если еще кто-либо в доме есть… Ежели не будет никого, значит, путь наш еще только и начинается.
– Уже идут…
И действительно, через минуту из калитки вышел крупный мужчина лет под сорок пять. Он был в отличном костюме и, несмотря на жару, – в галстуке.
Мужчина непринужденно улыбнулся, племянника даже потрепал по плечу, а после всех пригласил в дом.
В дядиной квартире блаженствовала идеальная чистота, а на стенах висели добротные ковры.
– Кстати, меня зовут Владимир Иванович. А вас как? – голос Владимира Ивановича звучит мягко, а нежные большие и карие глаза внимательно смотрят на парней.
«Такие юные птенцы! Им бы еще соску сосать. А они уже в Свердловске, в тысяче километрах от дома… Неужели и я таким был, когда, взяв полотняную котомку, двинулся в город, как считал, в поисках счастья? Даже нисколечко не верится…»
Ребята поочередно представились.
– Я что-то твоего отца помню слабо, – проворковал Владимир Иванович, тепло поглядывая на Колю. – А где находится ваш дом?
Хлопец пояснил:
– Прямо в центре села, на перекрестке двух дорог… Помните, где наш магазин? Вот рядом с ним и наша изба…
И Владимир Иванович принялся представлять себе родное село. Много воды утекло с тех пор, как он покинул его. Но в памяти по-прежнему живо струится чувашская речь, и вся деревенская родня четко встает перед глазами. Будто живые, здесь, рядом с ним. И в голове вновь просыпаются непокорные мысли: «Костьми лягу, но язык свой не забуду…»
– Снимите ботиночки и проходите к столу. А я займусь яичницей, идет?
Владимир Иванович зашаркал в кухню, но мысли, возбужденные приездом деревенских хлопцев, вновь ошалело перекидываются в родимые места. Снова в памяти встают и родной брат, прервавший свою жизнь от рук душегуба, и старая, предобрая мать, одиноко куковавшая в забытой богом глуши. И в горячее сердце вонзается жестокая обида за брата. «На кой черт нужна была ему эта баба? Бросил жену, детей и подался за потрепанной юбкой… Скоро дети один за другим, словно птенцы, пойдут в рост. Они вырастут, и каждый из них пойдет по собственной дороге. Но только не будет тебя, дорогой мой брат…» На миг глаза охватывает расплывчатая пелена, а в беспокойной голове, подобно кузнечикам, бегут и бегут мысли: «Придется его детей взять на себя… Сколько буду жить, столько и буду ласкать каждого из них».
Владимир Иванович сковырнул шипящую, извергающую пар яичницу, и все это аккуратно, как повар высшего разряда, переложил на тарелки. Крупное его тело подходит к столу, за которым в напряженном ожидании примостились парнишки.
– Не стесняйтесь… Здесь нет официальной церемонии. А мне, к сожалению, – открываются его губы, – скоро на занятия… Но время еще есть, – он тут же успокаивает присутствующих, – можно посидеть немного…
Ребята навалились на завтрак, а глаза хозяина неотрывно следят за каждым. И кажется ему, что это он впервые сорвался из деревни и стеснительно вошел к тете, тогда еще молоденькой и игривой женщине с пухлыми, как пампушки, руками. Ну конечно, это он, как и Аркадий, кругленькими щеками наяривает пищу, и это его малоприметные ямочки возле щек прыгают от удовольствия. «Как летит время! Кажись, только что был молодым, а нынче, глянь, свои сыновья постарше этих гостей».
Коля перехватывает сей добрый и в то же время грустный взгляд, ест и одновременно присматривается к окружающей его обстановке. «Великолепная квартира! – заключают его карие очи, и в душе просыпается ревность. – Во как люди живут. Если сравнивать с деревенскими, выходит, уровень жизни здесь выше на порядок. А возможно, и на два».
– В свое время точно таким же был и я… – туманно бросает Владимир Иванович, а в голосе его улавливается еле заметная дрожь. – Стеснительный был, но большой охотник до знаний… Думал, поступлю для начала в какое-либо серенькое заведение. Покрутился я возле разных вузов и вижу: все поступающие материал знают не больше меня. И здесь на меня наскочило высокомерие. Думаю, чего это я не штурмую фирменные институты? Ведь знаю почти все! Взял документы и подался в политехнический, на механический факультет. И самое поразительное, прошел без сучка и задоринки. Как будто меня там только и ждали…
Владимир Иванович метнулся в кухню и принес горячий, еще дымящий чай. Его острые глаза поразились Коле. «А в этом хлопчике что-то есть… Нос приплюснутый, красный, но смотрит хищно, словно почувствовал добычу. Видать, будет не из последних». Он знал, что неспокойно этой осенью идет набор в институты. Везде уйма людей, везде двойной конкурс – вот так, одним махом хлестко ударила по юному поколению российская реформа в области образования. Выдержат ли хлопцы стремительный удар судьбы? И сердце тронул холодок: «Надо бы им помочь. Но как? За них же на экзамены не пойдешь…»
– Если узреете, что в вузах будет полно абитуриентов, не робейте. В Свердловске это обычное дело, – сказали его вишневые губы, а где-то исподтишка ворвалась в сознание подспудная мысль. – Чего вам бояться? Вы, вижу, хлопцы трудолюбивые. А это – главное для желающих попасть в институт.
* * *
Уральский лесотехнический институт ребят встретил ярмарочным шумом, обилием абитуриентов, массивным, серо-пепельным главным корпусом, напротив которого располагался скверик с удивительно правильными рядами деревьев.
Парни шмыгнули в основной корпус института – внушительное здание в четыре этажа. Корпус был большой, объемистый, но вряд ли мог в себя вмещать три тысячи студентов, которые, по справочным данным, пребывали в том заведении. Верно, где-то еще имелись прибавочные учебные корпуса… В противовес улице, где сейчас не по-осеннему господствовал зной, в помещении стояла прохлада. Коля поправил воротник синей клетчатой сорочки, подтянул зелененький пиджак и проверил его внутренний карман – документы лежали на месте. В кармане его хрустел новенький паспорт да имелось несколько справок. За паспортом он вынужден был еще два раза мотануть в райцентр. Хотя и запасся он справкой о разрешении на выезд из колхоза, но в паспортном отделении все же не повезло: попал в неприемный день. Лишь на второй раз улыбнулась удача – паспорт обещали через неделю. Его он наконец получил по пути в Свердловск.
И сейчас, стоя здесь, на втором этаже знаменитого «лестеха», он чувствовал необъяснимую радость. Шутка ли, он почти что и абитуриент, претендент в студенты!
Парни метались по второму этажу.
– Вот видишь, написано: «Приемная комиссия», – обрадовался Аркадий, узрев на одной из дверей потребную надпись. – Зайдем?..
– Давай!
– Только не забывайте, что сказал дядя Володя… У вас разные факультеты, а стало быть, документы должны приниматься в разных местах. Где бы это могло быть? Ты не знаешь? – Аркадий выжидательно посмотрел на Толю.
Хлопец пожал худенькими плечами, как бы в поисках ответа оглянулся по сторонам, после нежданно выпалил на чувашском:
– Шуйтан пелет-и 88
А черт его знает…
[Закрыть]…
– Ладно, не робейте! – и Аркадий шуганул в «Приемную комиссию».
Здесь толпилось изрядное число людей. В глаза бросались девушки, сидевшие за столами. Парни растерялись, завидев множество посетителей. Где какие факультеты, к какому столу подойти? Они долго, наверное, простояли бы в нерешительности, если бы к ним на помощь не пришла стройная, симпатичная девушка лет двадцати.
– Наверное, поступающие? – она вопросительно взглянула на ребят. – На какой факультет поступаете?
– На лесохозяйственный!
– А я на лесоинженерный! – хмуро буркнул Толя.
Услышав об этом, она объяснила ребятам, куда следует обратиться. Девушка почему-то улыбнулась им вслед: видно, вспомнила, как в свое время и сама, такая же нерешительная, возникла в институте.
В «Приемной комиссии» лесохозяйственного факультета восседала красивая, модно одетая дивчина. Подруги звали ее Галей, но Коле она представилась Галиной Николаевной.
– Что вы хотите? – довольно холодно спросили ее губы.
Галина Николаевна оказалась девушкой рослой, а большие темные ее глаза смотрели на человека цепко, оценивающе. На тоненькой шее висел брелок с изображением морского пляжа. Брелок наброшен несколько небрежно, но так ловко, что казалось, даже при легкой вибрации исчезнет вся его изящность… Несмотря на красивый вид, девушка не понравилась Коле. «Фифа! Изображает из себя неизвестно кого…» Но он мысль вслух не высказал. Наоборот, ответил как можно добродушней:
– Документы пришли сдавать…
Галина Николаевна молча проверила документы, выписала Коле направление в общежитие, затем кончиком накрашенных пальцев зацепила чистый лист бумаги, взяла его и написала на нем какие-то каракули, вероятно, для памяти. И снова она зачирикала с подругами, не обращая на парней внимания.
«Вот и все, дорогой мой, приему конец. Ты уже, можно сказать, абитуриент… Но почему же эта «фифа» так бесцеремонно отвернулась от нас? Может, хочет показать, что она выше их?» И Коля вслед за ребятами двинулся в проем двери.
А во дворе щебетала отличнейшая погода: солнце ласково улыбалось с высоты; из-под густых кустарников, что росли возле главного корпуса, отчетливо звенел птичий гомон.
– Пошли в общежитие… – предложил Аркадий, опять выбирая себе роль командира. – Если устроимся сегодня, считайте, вам крупно повезло…
– Направление же есть… Значит, попадем без проблем! – Коля уже чувствовал себя уверенно.
В потребную комнату общежития ребята вошли воровато: по сообщению кастелянши, здесь должны находиться люди, но в то же время за закрытыми дверями торжествовала могильная тишина. На железной кровати блаженствовал человек – приземистый, но излишне полный, двадцати – двадцати двух лет с виду. Завидев незнакомцев, парень нисколько не смутился. Он добродушно встал, рассыпал жидкий смешок и натруженно вскочил на ноги.
– Эту кровать можно занять? – и Толя легким кивком головы показал на пустующую кровать, а ловкие и сильные руки одновременно бросили на нее запыленный матрас и свеженький бельевой комплект.
– Естественно, можно! – мягко, шепеляво ответил хлопец, как-то легко, непринужденно входя с ребятами в контакт. – Кстати, меня зовут Юра… Вы откуда?
– Из Чувашии, – был ответ.
– После одиннадцати классов?
– Нет, после десяти…
– Ясно… А я одиннадцать кончил… Вот лежу и штудирую математику. Она первая будет, причем, язви ее корень, устная… Говорят, многие на ней срезаются… Боюсь немного… Как учились?
– Да не очень… – скривил тоненькие губы Толя. – В аттестате у меня примерно половина оценок «тройки», а вот у Коли, по-моему, их всего три…
Пока ребята заправляли постели, Юра им кое-что выложил о соседях по комнате. Оказывается, сейчас те на консультации, постигают математику. Естественно, поглубже, поосновательней, чем это было в школе. А он, Юра, туда не ходок, поскольку бесполезно все это: преподаватель объясняет туманно, непонятно, слишком лезет в «высокие материи». Нет, чтоб пояснить более просто и доступно. Специально усложняет, чтобы слабые духом трепетали как лист и забрали документы. Видите ли, таким не место в институте… Нынче же конкурс обалденный! И выбор полагается строгий…
– Но я особенно не дрожу, – прибавил Юра дрожащим голосом. – Меня на арапа не возьмешь… Главное, не попасть в панический психоз, и потому-то сижу дома, ни на какие консультации не хожу. Самостоятельно учу…
Слово «самостоятельно» Юра прошепелявил с нажимом. Чувствовалось, нравилось оно ему.
– Слышали о мотоциклетном заводе в Ирбите? Наверняка слышали… Известный на весь Союз завод… – Юра вздохнул. – Это обстоятельство, наверное, и сказалось на мне… Стал заниматься мотоциклами на льду. Увлекался спортом, пока не сломал правую ногу. Хорошо, что обошлось… Нога зажила, но с тех пор бросил мотогонки… Больше стали привлекать лыжи. Два года ими занимался, но, к удивлению, сердце начало подводить. Иногда так сильно прихватывает, что становится страшно: а вдруг дуба дам? По иронии судьбы, нажил себе порок… А может, он был раньше, да я его не замечал? Бог его знает…
Установилась длительная пауза.
«Интересно, а Толя чего замолк? – Коля посмотрел на приунывшего друга. – Может, уже дрожит от Юриных слов? А чего бояться? Чему быть – того не миновать!» А ведь Толя всегда отличался веселым и бодрым нравом: и в школе, и дома – везде. Но нынче, глянь, как в рот воды набрал…
Коля знал его с пятого класса. Правда, до настоящей дружбы дело не дошло. По обыкновению, их встречи не переходили границу, за которой начинается полное доверие и открытый разговор. Но все равно они уважали друг друга. Толин отец секретарствовал в сельсовете, и, наверное, это обстоятельство в известной мере сказывалось на сыне – он вел себя скромно, в шалости не вступал. Этим часто Толю подкалывали ребята, но «подколы» на него действовали не более, чем муха на слона. А в восьмом классе он оказался единственным из парней, кто первую четверть завершил без «троек». Конечно, окромя Лени, круглого отличника. Не случайно же, вызнав об том, Дмитрий Георгиевич задумался надолго: а почему Коля учится плохо? В чем дело? И следует ли шалопая направлять в девятый класс? Вызвал он сына, поговорил по душам, что значит накричал, отругал как следует, и потихоньку приступил к наблюдениям: что из того получится? Результаты и впрямь превзошли самые смелые ожидания: Коля вмиг исправился, восьмилетку окончил без «троек». Но и высшие оценки в аттестате отсутствовали. Недаром «Милашка», когда его принимала в девятый класс, явно заинтересовалась тем обстоятельством. «А почему нет ни одной пятерки? Это же надо: одни четверки…» Коля в сей момент сдержанно буркнул: «Потому что учусь стабильно, не срываюсь…» Он нарочно опустил глаза. Пусть подумает классная руководительница, что он не шалопай, и конечно, не законченный шалун, которого еще в седьмом хотели исключить из школы за злостное хулиганство, за «неуправляемое» поведение. Что и говорить, не хотел поставить Коле отличную оценку по поведению директор Больше-Чеменевской восьмилетки. Но в конце концов сжалился и в документе об окончании школы вывел: «Спиридонов Н. Д. при отличном поведении обнаружил…» Возможно, возможно… Не сделай этого отходчивый директор, одному богу известно, как сложилась бы дальнейшая судьба Коли…
В девятом классе Коля уже учился врозь с Толей, поскольку оказались в разных школах, но и в те дни они умудрялись видеться еженедельно – сказывались прежние отношения.
…В коридоре общежития вдруг возник заметный шум. Видно, абитуриенты воротились с консультации. Порою в комнату ребят долетали слова: «график сложный», «синусоиды не так, как в школе» и прочие возгласы парней, бурно обсуждающих только что прошедшее занятие по математике.
В Колиной комнате возникли двое. Один из них, Миша, перед ребятами предстал рослым блондином, но не с голубыми глазами, как большинство светлых людей, но светло-серыми задумчивыми большими. Брови под стать волосам – белые, не густые. Воротник рубахи выложен на пиджак, сшитый из грубой клетчатой ткани. Хлопец с чрезвычайным удовольствием швырнул конспекты на койку, энергично освободился от пиджака и повесил его на спинку стула.
– Ну и консультация! – не сдержался Миша. – После нее хочется плакать и рыдать… Ничего не понятно. Все так сложно, словно не мы окончили среднюю школу… По всему чувствуется, зря мы потели… Трудно будет в этом году поступить, особенно в институт…
– Не поступим, так не поступим, – уныло проговорил Петя, второй хлопец. – Подумаешь, не велика потеря… Махну домой. Сейчас там золотое время! Вчера весточку прислала мать. Пишет, что в колхозе загудела уборка… А мой отец – комбайнер, днюет и ночует в поле. Вот бы и я мог ему подсобить… Знаете, что у нас плохо? А то, что не знаешь: поступишь или нет? Вот было бы здорово, ежели бы все заранее было известно… Не стали бы попусту транжирить время и нервы. Сели бы на поезд и, гуд бай, домой…
По белому, пухлому лицу молодого человека прошла нервная дрожь, и черные густые усы его задрожали, оставляя на щеках холодноватый след.
– Так это кабы да если бы, – поддел его Юра, оживленный появлением участников консультации, – не бывает так в жизни… Между прочим, неизвестность тоже выступает в качестве одной из прелестей жизни…
– Возможно, и так, – улыбнулся Миша. – Но Петю, как я понимаю, куда больше тянет домой из-за любимой подруги… Так я говорю, Петя? Да ты не робей – здесь свои парни… Кстати, это великолепно! Есть у тебя что-то реальное, земное… – вдруг хлопец повернулся к Коле. – Вы откуда?
Из Чувашии? Есть такая автономная республика…
Кажется, действует в ней Чебоксарский электроаппаратурный завод. Почему он знает именно сей завод? Потому что кровно заинтересован в электроаппаратуре, любит это дело…