Текст книги "Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Ива Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
– Матерь моя бутонная, – тихо просипел Луи через полминуты. – Итить…
– В корешок, – согласилась Франсуаза, оседая под куст.
Я не очень поняла, что с ними происходит, но на всякий случай поправила на ребенке рубашку и спрятала странную татуировку. Червяку безмозглому ясно, что в ней все и дело. А раз оно – цветок, да еще не какой попало, тюльпан, то… ох ты. Во что я вляпалась?
– Тебя как зовут, радость моя? – Что бы ни было на ребенке нарисовано, это не повод его пугать, ругать или перестать тискать. – Давай знакомиться, раз проснулся.
– Нико, – тихонечко пропищал пацан и снова спрятал лицо у меня на груди.
И прижался так, словно сейчас нас силой начнут в разные стороны растаскивать.
– Вот и умница. – Я решила не форсировать события и вести себя так, словно вообще ничего необычного вокруг не происходит. Оно, конечно, я ни разу не специалист по маленьким деткам. Но примерное направление действий представляю. – Ты есть хочешь, радость моя Нико?
– Я твоя радость? – удивленно и слегка настороженно переспросил пацан, не отрывая лица от моей футболки.
– Еще какая, – заверила я. – Ну? Как насчет… что мы там прикупили, дядюшка Луи? А! Есть лепешка и сливы. Хочешь?
– Эдак ты щас ему все скормишь и нам одни запахи останутся. – Леший опомнился и сделал такое лицо, словно и правда ничего не случилось. Только с теткой своей переглянулся быстро, да и все. – На всех дели! По справедливости. А кутенку твоему уж достанет, чай, голодом не уморим.
Поначалу Нико говорил неохотно. Но я его буквально втянула в разговор. А потом не стало нужно и подталкивать – мальчик очень долго ни с кем не говорил, так что со мной наконец-то выговорился.
Все, что я услышала, напоминало сказку. Впрочем, я и так уже третий день в ней нахожусь. Так что сказкой больше…
* * * * *
Оказывается, Франсуаза как в воду глядела и наш Николя – принц. И даже наследник престола. Свои самые первые, золотые годы помнит смутно. Основное ощущение – ни одной свободной минутки. И просыпался, и засыпал, видя чье-то лицо. Конечно же, не мамы и не папы, а камердинера или учителя. Запомнил свою первую мечту о первом указе, когда наденет корону: немедленно дать отдых всем педагогам на год. Тогда он тоже отдохнет. А если королям так не положено, то сбежит из дворца.
Приключения начались раньше и оказались неожиданными. Самым страшным был не звон колоколов, не грохот выстрелов, не запах гари, а нарастающий страх на лице слуг. Он даже решил их успокоить песней рыцаря Гоналда о том, что бессмертным смерть не грозит, а смертным – зачем удивляться? Но слуги продолжали бояться, а самые высокопоставленные даже избавлялись от дорогих ливрей, как офицеры охраны – от эполет.
Потом ему ненадолго стало страшно. Потом – грустно, когда узнал, что погибли отец и мать, а он, оказывается, их любил.
Потом жизнь стала одновременно неприятной и интересной. Он жил в ободранных залах дворца с прежде незнакомыми сверстниками, тоже сиротами. Неприятными были холод, дрянная еда, которой не хватало, и побои. Интересными – игры и разговоры. Нико скоро понял, что детям запрещено даже думать, что он принц. Но дети – не взрослые, они о запретах долго не помнят.
К тому же как тут признать себя обычным сиротой, одним из ста опекаемых сыновей народа, если остальные сыновья и дочери, не понюхав увядших лепестков, начинают жадно глотать воздух и засыпать. А ему – да, неприятно, душновато, но вполне терпимо.
Ради новых друзей и подружек он стал напевать песенку, которую не знали ни няньки, ни учителя. Только мать-королева, иногда укладывавшая его спать.
В куче песка в углу зала стояло южное деревце в горшке, оно засохло, горшок украли, песок оставили – так вот из этого забытого песка вытянулся стебель. И раскрылся. Тюльпан. Нико аккуратно его сорвал, поднес к лицу Лизы, чуть хрипевшей во сне, и девочка радостно открыла глаза.
На другой день он повторил попытку. Этот цветок повариха обменяла на леденец, унесла.
А еще через неделю приютские залы окружили незнакомые люди в черных плащах и черных масках. На ужин подали вкусное рагу, от которого почему-то захотелось спать и не удалось проснуться, даже когда донеслись чьи-то тяжелые шаги.
Нико проснулся очень нескоро. Было темно, но понял по запаху лошади, что он внутри кареты. А еще был слышен плач. Потом шторка на окне чуть-чуть отодвинулась и донесся незнакомый голос:
– Ты знаешь, почему плачут эти люди? Они хоронят тебя. Ты мертв, сын народа. Помни это и слушайся меня, если не хочешь умереть по-настоящему.
* * * * *
Да уж, невеселый рассказик. И в голове сразу параллели с моим собственным миром и первой французской революцией. Тогда ведь тоже никто не казнил дофина – все же, насколько бы ни была кровавой эта вакханалия, публично рубить голову ребенку никто не решился.
Что, впрочем, не помешало потом уморить малыша втихую. Хотя было много слухов в земной истории о том, что ребенка спасли, увезли чуть ли не в Америку. Ну, и так далее. Кажется, в этом мире слухи только что нашли свое подтверждение: вот оно, пригрелось у меня на коленках и с перерывами тихонечко продолжает свой рассказ.
Я слушала внимательно и молча, как засохший куст в безветренную погоду. Точно так же вели себя и мои новые компаньоны по сбору шишек-почек. Судя по их лицам, бывало всякое, но такое они слышали впервые в жизни. Оба лепесточника устроились поодаль, прижавшись друг к другу плечами, как озябшие птицы. Круглые немигающие глаза только добавляли сходства.
Ну и я, конечно, тоже никогда не чаяла стать участницей подобных событий. Нет, книг много читала, сериалы смотрела, где дамы в платьях, а мужчины при шпагах. Не зря ведь учила французский и вообще обожала их культуру и историю. Но чтобы самой попасть в такую передрягу…
Но следить за сюжетом – мало. Надо точно понять, как устроен этот мир. И насколько он похож на Францию конца восемнадцатого века. Чтобы для начала выжить, а потом сказать ему «оревуар», или как тут вежливо прощаются? В мире, где ради чего-то могут убить ребенка, задерживаться неохота. Я бы и в прошлое своей Земли не хотела попасть, а чужой – тем более.
Уже понятно – этот мир не монолитен. Не заводная шкатулка, где у каждого колокольчика свой молоточек. Есть разные группы влияния со своими интересами, есть интриги. А это – и опасности, и возможности. Например, ты в лесу накатился колобком на волка, он только пасть раскрыл, а ты ему: «А я уже медведю на обед обещался, он точно не обидится, что ты меня съел?». И пока сидит волк с раскрытой пастью, покатиться в сторону лисы с той же сказочкой.
Впрочем, в этой истории даже непонятно, кто больший колобок: я – принцесса из цветочного магазина – или настоящий принц. Вот уж за кем должны гнаться все волки, лисы и зайцы этого каменного леса, так за ним. Потому что он – ушел.
* * * * *
«Слушайся меня, если не хочешь умереть по-настоящему», – сказал тот, кто увел ребенка из приюта.
Слушаться было просто. Сидеть молча в комнате, читать, точнее перечитывать, книги, писать и рисовать. Запрет был только один: общаться со сторожем. Соблюдать его оказалось несложно – сторож был глухонемым и неграмотным. Он заходил в комнату, приносил еду, показывал знаками, что если узнику что-то нужно, то он может написать записку. Одна беда – солнечный свет падал в окошечко три-четыре часа в день. По звону колоколов и недолго видимому солнцу мальчик догадался, что его держат в башне.
Нико нашел чем заняться и в темноте. И кстати, пользовался глухотой сторожа. А однажды решил с ним подружиться и для этого за месяц научил его читать и писать.
Это и привело к беде. Однажды незнакомец, заходивший в комнату раз в месяц, явился на две недели раньше.
– Это что такое? – прорычал он, показывая обрывок бумаги.
На нем было накорябано: «ПАЧИМУ ВИНАВАТ МАЛЧИК? ПАЧИМУ В БАШНЕ?»
– Почему ты это сделал? – продолжал рычать визитер.
Среди книг, валявшихся в углу, был и свод законов Города Свободы.
– Каждый гражданин имеет право выучить грамоту и пользоваться грамотой, – ответил Нико, показывая на том законов. – Я помог ему воспользоваться этим правом.
– Здесь мои законы, – усмехнулся визитер, запирая за собой дверь. – Ты можешь кричать или не кричать – он глухой. Я прощаю тебя на первый и последний раз, но урок ты запомнишь.
И толкнул мальчика лицом на кровать. Солнце еще не зашло и Нико разглядел, как его похититель достает хлыст…
А потом, когда все закончилось, взрослый гад – а как еще назвать мужчину, избившего хлыстом восьмилетнего малыша?! – потребовал от Нико то, ради чего ребенок был спасен.
Вырастить цветок.
Вот только… еще в приюте маленький принц заметил, что с каждым разом это все труднее сделать. Словно его сила угасает, уходит водой в песок. Это началось давно, а теперь, возможно от боли и потрясения, королевская магия исчезла совсем. И тюльпан не вырос. Что привело к еще одной порке – якобы за упрямство. И ужин в тот вечер не принесли.
Хозяин башни сделал ошибку – не сменил сторожа. А тот два дня спустя принес дощечку с надписью: «ТЕБЯ УБИТЬ. ГАВАРИТЬ БЕСПАЛЕЗНЫЙ АПАСНЫЙ».
Нико сбежал в ту же ночь. Глухой сторож не слышал эти месяцы звуков самодельного напильника и не заметил, что с остатками недоеденной пищи выносит каменную крошку. Кроме того, две простыни истлели, а на самом деле – ушли на веревки с узлами.
Мальчик не раз читал о таких побегах. И сделал все правильно. Но не подумал только об одном – перед таким побегом надо экономить силы. Сил хватило, чтобы спуститься на крышу, а потом, используя последнюю веревку, – до мощеного двора.
Вот там-то и сказались долгая неподвижность и недавняя боль. Нико знал, что существует несколько входов в старинные катакомбы. Он много читал об этом месте и решил, что сможет там спрятаться. Сначала шел, потом пытался ползти. А когда услышал неподалеку шаги патруля, добрался до закрытого колодца. Сил и времени спускаться уже не было, он просто разжал руки и полетел вниз – лишь бы не возвращаться…
На его счастье, дно колодца было засыпано толстым слоем странного песка – ребенок провалился в него почти по пояс. Но удар был все равно силен и Нико сам не помнил, как он сумел выкопаться из зыбучей массы. Он потерял сознание. И очнулся, только когда его нашла я.
Постепенно рассказ мальчика перестал быть внятным – Нико явно устал. Зевал все чаще. А потом ткнулся носом мне в плечо и затих.
– Заснул, бедолага, – сказала я, пытаясь подстроиться под речь моих новых друзей.
Но они отсутствовали. Неужели лепесточникам стало неинтересно, чем все закончилось?
Я подложила под голову спящего Нико свернутую куртку – подушки надо завести со следующей получки. Собрать побольше почек и…
И обернулась, услышав тихие шаги. Луи и Франсуаза приближались с большой сетью в руках.
ЛИРЭН
Не все традиции Братства мне нравятся. Например, еженедельный ночной кутеж капитанов. Понятно, мы разбойники, значит, нам полагается обсуждать свои темные делишки с бокалом вина в руке. Все равно, когда моя власть станет крепче, возьму пример с правителей города: обсуждения за пустым столом, на нем – только бумажный лист с повесткой дня. Вот когда закончили – в соседний зал и уж там пировать.
Пока же приходится следовать традиции. Поэтому сегодня в полночь в трактире, неприметном снаружи и достаточно чисто-опрятном внутри, накрыт большой круглый стол для десяти капитанов и нескольких участников без статуса, зато с авторитетом. Это, между прочим, тоже искусство, необходимое для маршала, – не допустить к столу тех, кого почтенное собрание сочтет шушерой. И тем паче не обидеть всеми уважаемого.
Форма стола не имеет значения. Что главный я – и так всем известно.
В начале застолья – тост за удачу. Умный трактирщик – впрочем, у дурака капитаны не соберутся – заказывает для него бокалы особой выдувки, которые разбиваются только на крупные осколки. Потому что, осушив бокал за удачу, его тут же швыряют на пол. Если он не разбился, просто посмеиваются, но со временем ночные солдаты покинут такого капитана. Смекалка, сноровка, почтение к традициям – все это важно, но в нашем деле удача на первом месте.
Сегодня бокалы разбились все. Тотчас же из подсобки выскочили девицы – ночные ласточки – и принялись собирать осколки. Девицы, как вино и угощение на торжественном кутеже, тоже не абы какие – хорошенькие, свеженькие, будто дочки почтенных родителей, вчера покинувшие отчий кров. На лицах только улыбки и нет следов грубого обращения, голода или долгой бездушки.
– Славный капитан, под вашим ботинком стеклышко, приподнимите ногу.
– Ночной герой, осколок закатился под стол, дай пролезть… ой!
Осколков не так и много, но девицы все равно минуты три будут не только нагибаться, но и ползать на четвереньках между ног и ножек стола. Получать шлепки и щекотки, отвечать умеренными шутками про крепкую ладонь и не только ладонь. Потом – подливать гостям вино, приносить чистые салфетки.
Но все же их основной труд в эту ночь не официантский. Вокруг зала и на втором этаже пустые комнаты. Потому-то, получив шлепок, девицы поднимают головы, смеются, называют свое имя, говорят, что это имя тоже приносит удачу. Выпейте, поешьте, обсудите ваши капитанские дела и не забудьте про меня. Можно на секундочку присесть к вам на колешки? Все, я бегу, обсуждайте ваши мужские дела.
Ну да, вино, жаркое, девицы. Кутеж должен быть кутежом.
Под мои боты «закатились» не меньше трех осколков, хотя я подошв не поднимал. Одна девица за вежливость и неназойливость получила монету. Другая, пышная брюнеточка, сколько ни поднимала голову, сколько ни сверлила меня взглядом лакомки, осталась ни с чем. Я показал ей на слегка скованного Терсана – лейтенант, пусть и адъютант маршала, первый раз на таком почтенном заседании, лови с ним.
Конечно же, ни одной девицы я не коснулся и пальцем. Шуточки, гляделки – одно, любое касание – совсем другая история. Для меня лично. Маршал Ночного Братства имеет право на причуды.
Девицы унесли осколки, за столом из женщин осталась только Сычиха. Еще одна традиция Братства – на наш совет допускаются почтенные уважаемые женщины. Сычиха – негласный маршал, или маршалка, не знаю, как правильней назвать, всех уютных комнат в трактирах. Или заведений, куда ходят не поужинать. Если девица сбежит из одного заведения в другое с хвостиком в виде небольшого должка, именно Сычиха будет судом первой инстанции. Судит справедливо, потому и за столом.
Потому-то именно ей я доверил судьбу девочки Ли. Трактиров, гости которых лишь глазеют на девиц, не распуская рук, немного, но они есть. В такой Сычиха ее и пристроила.
На столе уже появились новые бокалы. Мы выпили за честь Братства, за то, чтобы всегда чтить наши законы и плевать на остальные. Глубокий вздох, большой глоток за тех, кто когда-то сидел за этим столом, а теперь перебрался в необозримые высоты или недосягаемые глубины – тут разные мнения. Впрочем, согласно веселым песням, кто в глубине, тот капитанит над чертями.
Потом пили просто так, отшвыривали уже не бокалы, а пустые блюда, хватали закусь, мгновенно поставленную на замену. Я улыбнулся, отметив, что, кроме жаркого, стояли и вазы с пирожными. Никто из бравых капитанов не признается, что любит сладкое – я, кстати, не боюсь. Но половина из них, как и я, из сиротских приютов, где ничего слаще моркови не встретишь, да и то если украдешь. Поэтому вазы незаметно пустели.
Понемногу от шуток и здравиц перешли к делам. Я спросил, нет ли новостей о пришелице. Нет, как сквозь землю провалилась. Или и вправду провалилась, но не вылезла.
– В мои курятники не заглядывала, – усмехнулась Сычиха.
Я кивнул – так и есть. Сычиха лучше любого сыщика из стражи выспросит-вызнает прошлое любой новой девицы.
– А к вашим лепесточникам не могла затесаться? – почтительно спросил Ухо капитана квартала Роз, богатого, серьезного квартала, несмотря на то что он граничит с проклятым пустырем.
– Выспрашивать лепесточников – дышать гербарием, – неторопливо ответил капитан, дожевав очередное пирожное. – На неделе к этой братии прибилась лишь одна нищенка с мальцом. Они ее приголубили. Странный народ…
– Ну, даже у пришелиц нет магии, чтоб за три дня мальцом обзавестись, парни дыхалкой поклянутся – она к ним не брюхатая попала, – хохотнул Ухо. – Да, кстати, Джарнет, она не могла укрыться у тебя, на твоем кладбище лодок?
Разговор пошел по кругу. Я подумал, что если девица укрылась у лепесточников, то это было самое разумное с ее стороны. Действительно, странный народ, который вроде бы и живет из милости на пустырях, и при этом общается со всеми, будто оказывает милость. Дышит одними лепестками, а может, и без них дышит – проверить трудно. Собирает шишки свежести – цветок, поставленный в отвар, дышит неделю. Маршал-предшественник хотел их погнать с пустыря вообще, заменить своими бригадами сборщиков, но ничего не вышло. Это как голыми руками охотиться на ежей – убить можно, да только добыча рук не стоит.
Кстати, у городских властей такое же мнение. Все живут законами Добродетели и Равенства, и только, но лепесточники – свободны. Не было бы Братства, пожалуй, пошел бы жить к лепесточникам…
– Ночной герой, я готова испить твои печали и горести.
Я сперва почуял надвигающийся запах духов, потом на опрометчиво отставленное колено заскочила длинноволосая птичка. Спасибо, не полезла с поцелуями – иначе получила бы коленкой по мягкому. А так придется спровадить ласково…
– Не «ночной герой», а «брат маршал», поняла, козуля? – раздался бархатный баритон, после чего девица была экстрадирована с моей ноги и отправлена искать замену. – Брат Лир, мы выпьем бодрый отвар на балконе, чашка и для тебя готова.
Пить бодрый отвар, или кофе, собирались капитан квартала Роз и Джарнет, капитан квартала Кувшинок, – двух берегов почти пересохшей реки. Все капитаны равны, но ради этих двоих, пожалуй, стоит отойти от стола. Тем более глоток воздуха не помешает.
Из двух комнат второго этажа уже доносились смешки и вздохи. На балконе на кофейном столике стоял почти свежий букет – хозяин заведения получит утром хорошую премию за безупречный прием.
Я незаметно улыбнулся, глядя, как собеседники втянули носом аромат букета, после чего приготовился слушать.
– Брат маршал, – сказал Джарнет, – Ухо есть Ухо, но история с пломбой на песочнице уж очень плохая. Если хозяин Колес начнет лезть в дела стражи, он порушит много договоренностей. Надо дать ему окорот.
– Надо, – кивнул я.
АЛИНА
– Ну, и чего всполошилась, дурында? – цыкнул на меня дядюшка Луи, занося здоровенную сеть с уже привычно вплетенным в нее лесным мусором справа и начиная привязывать край к веткам особенно развесистого куста. – Дождь собирается. Мокнуть теперь, что ли? Особенно дитю.
Пока я выдыхала и чувствовала, как медленно отпускает сжавшуюся в пружину душу, тетушка Франсуаза уже прицепила свою сторону полога к другому кусту и залезла к нам с Нико в образовавшийся шалаш.
– Ты не смотри, что с дырами, – деловито велела она, забирая из моих ослабевших рук мальчика и кутая его в скинутую с собственных плеч хламиду. – Это лепесточный полог, ни капельки воды не пропустит, пока мы, значит, не разрешим. Лепесточники без цветочной магии живут испокон века, это точно. Вот только свои секреты у нас тоже имеются.
Я только кивнула, чувствуя, как усталость прошедшего дня наваливается на плечи мягкими лапами и неуклонно оседает тяжестью на ресницах. Еще успела вдруг заметить и удивиться тому, на что стоило обратить внимание сразу: от тетушки и дядюшки, таких на первый взгляд лохматых и чумазых, одетых в бомжовские лохмотья, почти ничем не пахло. Только когда Франсуаза с ребенком на коленях устроилась ко мне вплотную в нашей с Нико яме, я учуяла от нее слабый травяной запах.
– Спи, девка, – велел откуда-то из-за полога дядюшка Луи.
К нам в шалаш он почему-то не залез. И у меня еще хватило сил вопросительно посмотреть на тетушку Франсуазу.
– Ну, дык тута бабы с детишками, мужику места нет, – пожала та плечами, правильно истолковав вопрос в моих глазах. – Мужик снаружи спит, охраняет, вынюхивает и бдит. Одно дело, когда мы с ним вольная парочка, а другое совсем, когда семействой.
Эта ее «семейства» была последним, что я запомнила перед тем, как провалиться в сон. С одной стороны, вроде естественно – я в жизни столько нервов не тратила и не выматывалась так, как в этом странном мире с его странными обитателями. А с другой – поневоле уже во сне догнала мысль: кажется, меня чем-то усыпили нарочно.
Но бояться и не доверять почему-то не получалось. Да и сон был приятный – теплый, пушистый и пах травами. А больше в нем ничего не происходило, словно я и во сне спала. Поэтому проснулась на редкость отдохнувшей и в странно приподнятом настроении.
И обнаружила, что мы с Нико остались в яме под пологом одни, ребенок все еще дрыхнет, уткнувшись носом мне в шею и обняв руками-ногами, словно любимую подушку. Сон его на этот раз – просто сон, не беспамятство. Поэтому мальчишка морщится и чихает, когда непослушная травинка из подстилки щекочет ему нос.
– Апчхи! – в очередной раз выдал он мне в плечо и проснулся.
Приоткрыл один глаз, увидел меня и разулыбался так солнечно, что не улыбнуться в ответ было невозможно.
– Будь здоров. – Я села, сбросив с себя и ребенка ту самую Франсуазину хламиду. – Есть хочешь?
Маленький принц застенчиво кивнул и без капризов стал завтракать кусочком вчерашней лепешки, приправленной двумя оставшимися сливами. А я вылезла из шалаша и огляделась.
– Ты не видел, куда ушли наши друзья? – Понятно, что ребенок спал вместе со мной, но вдруг просыпался и что-то заметил? Или услышал?
– Нет, – покачал головой чумазик, на четвереньках выползая следом за мной. – Но это же лепесточники, они приходят и уходят, когда сами захотят.
– А ты много знаешь о лепесточниках? – насторожилась я.
– Нянюшка рассказывала мне сказки и легенды, – послушно кивнул маленький принц.
– М-да, – несколько разочаровалась я. – Не самый достоверный источник информации. Никак не поймешь, чего от них ожидать. Пока они к нам добры, но что будет дальше? И почему они добры? Какие у них мотивы?
– Лепесточники даже не совсем люди, – поделился ребенок. – В сказках говорится, что они почти что волшебные существа. Им тоже нужны для жизни цветы, но не так, как остальным жителям королевства. Ой, то есть республики. – Малец запнулся и глянул на меня как мышонок из-под веника, испуганно и настороженно.
Вместо множества слов я притянула мальчишку к себе и чмокнула в нос. Улыбнулась подбадривающе и поправила на нем собственную рубашку.
Кажется, ребенок не привык к таким проявлениям нежности, потому что одновременно испугался, смутился и почти растаял от удовольствия. Скорее всего, даже когда он был наследником престола, его не баловали обычной человеческой лаской: не положено это принцам. А жаль…
Так или иначе, через пять минут, когда я уже и защекотала стесняшку, и чмокнула в обе щеки, он немного пообвыкся и совершенно успокоился. Фантастический пацан, психика как у космонавта. Столько пережил и остался милым, жизнерадостным ребенком. Очень умненьким и способным.
– Лепесточники потому так и называются, что могут выжить на паре лепестков. И с ними же творить свое странное волшебство, хотя даже самые сильные маги нашего мира черпают дыхание магии только из цветущих полей, – немного заученно повторял он за кем-то.
Я внимательно слушала и подбадривающе кивала.
– Все дело в проклятых пустошах, – радостно продолжил маленький принц. – До того, как злое заклинание пришло в наше королевство и уничтожило сначала королевские тюльпаны, а потом и все остальные цветы, таких земель было мало. Но вокруг них всегда рос почечник. – Нико ткнул пальцем в ближайший куст и до меня вдруг дошло, что это не растения вокруг больные, это я не сообразила сразу – они просто особенные. Таких раньше мне не встречалось, вот и непривычно. – Так вот, жить возле пустошей и собирать почки могут только лепесточники. Обычные люди и даже надышанные маги здесь долго не продержатся, эти кусты вытягивают дыхание не хуже самой пустоши. Зато те почки, что ты собирала, годятся в волшебный отвар. Раньше им опрыскивали цветы в самых богатых цветниках и дыхания магии становилось в несколько раз больше. А теперь его добавляют в воду для срезанных цветов, привезенных из-за границы. Благодаря ему цветы не вянут по несколько недель и тоже дают больше дыхания.
– Все понятно, – задумчиво протянула я. – Но я все еще раздумываю, не уйти ли нам с тобой отсюда, пока не поздно. Вдруг Луи и Франсуаза ушли, чтобы позвать… кого-то, кому выгодно нас продать?
– Ты что! – вдруг возмутился Нико. – Они ведь лепесточники! И тетушка вчера сказала, что они приняли нас в семью! Разве ты не слышала?
– Слышала, – покладисто кивнула я. – Но люди иногда говорят разные вещи, не всегда стоит им верить.
– Ты не понимаешь, – заволновался Нико. – Ведь даже в самых древних легендах сказано: слово лепесточника крепче камня. А еще они никогда не выдают своих. Если назвали нас семьей – все. С пустошей выдачи нет.
ЭТЬЕН
– «Листок свободы» – самый свежий номер! Очередное торжество Добродетели! Кто прячет цветы от народа? Ночное Братство – легенда или выдумка? Кто ест хлеб Здоровья вместо хлеба Равенства? Почему у блюстителя Созидания голова все еще на плечах?
Я дернул шнурок – сигнал остановить карету. Статьи-размышления о том, почему народ меня еще не казнил, публикуются регулярно, но причины иногда меняются.
Мальчишка-газетчик с большущим номером регистрации на куртке шмыгнул к карете и протянул в раскрытую дверку резко пахнущий лист, потом поймал монету.
– Не ищи сдачу.
– Спасибо, гражданин блюститель, вы очень щедрый. Берегите вашу голову! – крикнул мальчишка на бегу.
Я развернул газету. Почти ничего нового – даже карикатура про меня старая: голова в руках, а на плечах – колесо, которое вертят изможденные работники. Как будто я иссушил городские каналы с запрудами и водяными колесами. Впрочем, может, меня и в этом обвиняют?
Под карикатурой была подпись: «На сколько лепестков я могу обменять этот залог?». Вспомнил шутку, родившуюся в тот же день, когда я стал блюстителем Созидания: голова гражданина Этьена в залоге у народа, но пока у него на плечах.
Почему же ее не снимут? С каждым годом в Городе все труднее дышать – заграничные цветы дорожают, бывшая королевская казна рано или поздно будет исчерпана. Кто в этом виноват? Конечно же, бывший аристократ, поссорившийся с тираном и освобожденный из башни народом. Если с меня снять голову, то вопросы будут к братьям из Совета, попавшим в князья из самой отборной грязи. Поэтому меня терпят, а бывшие «Королевские куранты», нынешний «Листок свободы», поливают грязью в каждом втором номере.
Надо подумать о чем-нибудь поинтересней. Сколько лет мальчишке-газетчику? Вряд ли меньше одиннадцати. Не подходит.
Вчера один из моих секретарей поделился любопытной новостью.
– Господин Этьен, – «господин» совсем тихо, – забавная история. На наших мануфактурах ищут.
– Кто и кого? – спросил я, понимая, что, если бы ответ был односложным, секретарь сообщил бы всю информацию сразу.
– Во-первых, ищет Ночное Братство. Нужны сведения о молодой женщине в странной одежде. Она может быть приставлена к работам, где не нужен язык, скорее всего, на колесе.
Речь идет о пришелице. Интересно, конечно. Но не более чем интересно. Вряд ли она знает песни, от которых растут цветы.
– Во-вторых, ищут мальчишку от семи до девяти лет. Глава охраны блюстителя Добродетели посещает мануфактуры и требует немедленно сообщать ему, если среди рассыльных, трубочистов и прочих мелких работников появится такой ребенок. За донесение полагается награда в годовое жалованье, а за молчание – беспощадная кара, от которой не спасете даже вы.
Вот здесь я еле сдержал удивление. Или не сдержал. Секретарь сделал вид, будто не заметил. Понял ли он, о каком ребенке идет речь, мне осталось неизвестным.
В тот же вечер я говорил с блюстителем Добродетели. Наша беседа с глазу на глаз, как всегда, напоминала поединок бойцов, когда каждый старается нанести другому рану, но еще больше – не получить раны самому.
– Конечно, это дело блюстителя Справедливости, – усмехнулся собеседник, – но дело очень уж неприятное. Согласно слухам, по городу бродит юный самозванец и выдает себя за принца. Поэтому я решил помочь брату-коллеге обнаружить его.
– Он обещает вернуть цветы на каждую клумбу? – спросил я.
Главный по добродетели пристально взглянул на меня. Мне почему-то показалось, что карикатура, на которой он держит в руках свою голову, была бы естественной. Будто он сам когда-то потерял свою, велел слепить из воска, раскрасить и так умело ее носит, что окружающие считают настоящей.
– Нет, – ответила восковая голова, – он вряд ли называет себя принцем. Но может вести себя так, чтобы его принимали за спасшегося наследника. Умный самозванец сам себя принцем не назовет, это должны сделать окружающие.
– Умный самозванец в восемь лет… – печально улыбнулся я. – Кстати, я ведь помню твои слова: «Если кто-то не проголосует – мальчишка будет жить». Так остался ли он жить?
Удар достиг цели – голова на несколько секунд стала восковой.
– Я отвечу на два вопроса, – наконец сказал собеседник, – и разговор закончится. Я не знаю, остался ли он жить. И я не знаю, где он сейчас находится. И еще дам совет, впрочем, он такой простой, что ты можешь догадаться сам.
Я промолчал, но посмотрел так выразительно, что услышал продолжение.
– Город Свободы простит тебе все проступки, кроме одного. Если бывшего придворного увидят рядом с маленьким самозванцем, последует прямое обвинение в покушении на власть. Поэтому, едва мальчишка окажется в твоем доступе, извести меня. Не смею отвлекать от вечерних планов.
И повернулся так быстро, что я даже не успел вежливо попрощаться.
* * * * *
Карета неторопливо ехала под ропот прохожих – ну да, тот самый блюститель-аристократ, чью голову почему-то не спешат снять.
Между прочим, я тоже ехал снять голову. На самом деле, отстранить старшего надсмотрщика большой мебельной мануфактуры. На негодяя доносили давно, я собирал сведения и решил действовать, лишь когда получил неоспоримые доказательства.
В чем провинился мерзавец? Заставлял подчиненных приносить вино и продавал приговоренным за гроши, а потом выяснялось, что они должны и за доставку. Расплата простая: согласие еще полгода проработать на колесе. Этак можно нового приговоренного отпустить за взятку, ведь рабочее место не пустует.
Из-за таких историй случаются бунты, и людей можно понять. Поэтому я решил пощадить мелких мошенников, а главаря снять с должности и передать страже.
