Текст книги "Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Ива Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
– Это опасно, – сказал он. – И пора прекратить. Его нужно переселить в одну из башен.
– Как говорил прадед свергнутого тирана, самая надежная темница – могила, – ответил блюститель Добродетели. – Примем решение прямо сейчас.
– Это невозможно без блюстителя Мира, а он на границе и будет завтра, – сказал я.
– Проголосуем завтра, – согласился глава Совета. – Но к полудню здесь будут все и никто не заболеет.
Я взглянул в глаза блюстителя Добродетели. Понял, что решение им уже принято. Оставалось понять, что делать самому.
Решил зайти во дворец. Но узнал, что сироты заболели какой-то скоропостижной болезнью, в приюте объявлен карантин и его обеспечивает личная охрана блюстителя Добродетели.
* * * * *
Следующим утром мне предстояла самая непростая фехтовальная тренировка в жизни. Во-первых, долгая. Во-вторых, я убедил спарринг-партнера сражаться на двух клинках, а сам не надел ручной защиты. И в-третьих, самое трудное было подставить под его короткий клинок левую руку, чтобы он разрезал вену, не разрубив сухожилие. Когда прибежал цирюльник, из меня вытекло крови не меньше, чем вина в большом королевском кубке.
Потом была трудная, но успешная борьба с врачом, явившимся следом за цирюльником: «Сегодняшний Совет слишком важен, я не могу остаться дома». С охавшей супругой, как всегда, было проще. В итоге она удалилась, пообещав упасть в обморок не раньше, чем дойдет до спальни, а врач уговорил меня выпить горячий бальзам, предупредив, что он действует два часа, а потом наступает упадок сил.
В зал Совета я вошел бодро. После начала обсуждения встал с затянутой речью и, почувствовав, что зелье уже не действует, резко махнул рукой. Сразу понял, что достаточно – я падаю. Я еще был в сознании, чтобы расслышать врача, склонившегося надо мной: «Взгляните сами, это не притворство».
В сознание я пришел уже дома и узнал, что решение принято. Ночью постучался курьер Совета со словами, что сын народа скончался…
Прощание длилось день, каждый желающий мог подойти к гробику со стеклянной крышкой и разглядеть бывшего наследника престола с расстегнутой рубашкой и хорошо заметной татуировкой тюльпана. Я тоже поглядел и мне показалось, будто стебель чуть длинней, чем был у принца.
Еще меня обрадовало, что болезнь, поразившая приют, закончилась, карантин отменили и все дети живы. К сожалению, также я выяснил, что в тот самый вечер они заснули рано и спали непривычно беспробудным сном до позднего утра, так что никто не помнил, что происходило ночью.
Окончательно поправившись, я переоделся офицером стражи и посетил три остальных городских приюта, не жалея серебра. В третьем выяснилось, что в те дни там скончался чахоточный сирота. Его отнесли в скудельницу, хотели похоронить, но явился посланец Совета и велел передать тело медикам для исследований во имя народной науки.
– Вот она, сиротская доля, – заключил сторож, – и жизнь не сладость, и потом покоя нет…
Больше ничего узнать не удалось.
* * * * *
– Крошка, как ты думаешь, меня можно считать детоубийцей или нет?
Желтые глаза с укоризной взглянули на меня. Я было подумал, что она так и думает. Но понял причину: вспоминая и размышляя, я сломал четыре пера и ни одно не придвинул на край стола для захвата.
АЛИНА
– Еще чего придумала! Цветы, они от магии растут. А не от каких-то там… луковиц! – Старая Франсуаза возмущенно повертела головой и даже пальцем мне погрозила. – Придумала, на-тко! Луковицы… Еще скажи – навозом цветы удобрять аль соломой укрывать. Из-за какой канавы-то ты вылезла, девка, простых вещей не знаешь?
Я озадаченно нахмурилась, с трудом удержавшись от того, чтобы почесать в затылке. Потому что… потому что вот же она, у меня в руках. Самая обычная луковица тюльпана.
Мир, в который я попала, странен до невозможности. Нет, я читала про попаданок, так им всем повезло гораздо больше – обычно каждая получает стандартный набор из принцев-драконов-эльфов-вампиров и дальше приключается вокруг них в свое удовольствие.
А меня угораздило провалиться в первую французскую революцию с магически-ботаническим уклоном. Буквально! Всего один день в компании лепесточников дал мне гораздо больше информации, чем сутки у похитителей и в подземелье.
Малыш, которого я спасла, так толком и не пришел в себя – все спал и спал. Я уже всерьез забеспокоилась, но Луи и Франсуаза только пожали плечами и заявили, что ежели долго голодал малец, да еще и ни лепестка не нюхал – так и ничего удивительного. У нищих, бывает, по неделе мальцы дрыхнут, когда ни цветочка, ни бутончика засохшего. Для здоровья, конечно, не полезно. Но и не смертельно. Вот раздобудем ему хоть плохонький, но не совсем сухой цветок – и проснется.
Да, я уже усвоила, что в этом мире люди связаны с цветами гораздо сильнее, чем я привыкла, даже проработав три года в цветочном магазе. Жить без них не могут в буквальном смысле слова. Это уже не говоря о том, чтобы творить магию. Теперь, после того как свергли династию «угнетателей», а следом широкой косой прошлись и по аристократии, с магией вообще стало кисло и невесело.
До революции тут было обычное магическое королевство – только связанное с цветами. У каждого дворянского рода была власть над каким-то одним цветущим растением. Например, короли испокон века черпали свою силу из тюльпанов. Целые поля ими были засажены, и то место, возле которого мы сейчас обитали с компанией нищих-лепесточников, было главными королевскими садами.
Было, да сплыло. Я так поняла, что сначала переворот и борьбу за власть устроил кто-то из других дворянских фамилий, под лозунгом «долой засилье тюльпанов, да здравствует остальная свободная флора». Но фишка в том, что выступать против династии, веками владевшей огромными полями своих цветов, это все равно что против ветра плевать. Треснет король силушкой и останется от твоей мятежной ботаники немного мокрого силоса.
Поэтому хитрые – но не очень умные, судя по результату – заговорщики зашли с другой стороны. И для начала уничтожили все королевские тюльпаны.
Я так поняла, это было привезенное из-за моря заклинание-болезнь. Выпустили его впервые именно тут – в сердце королевских цветников. И черная пыль сожрала поля тюльпанов чуть ли не в течение одного дня. А потом мистически-волшебным образом перекинулась на королевские цветы в других садах. Уничтожила подчистую все, что торчало из земли хоть на сантиметр.
Вот только дальше все пошло не по плану. Заклинание-болезнь на тюльпанах не остановилось. И очень бодро принялось жрать все остальные лютики-маргаритки без разбора. Не успокоилось, пока не сожрало вообще все цветы в королевстве.
И тут грянул гром. То бишь революция. От которой прилетело всем: и старой династии, уничтоженной под корень, и аристократам-заговорщикам, притащившим на родину этакую дрянь, и вообще всем, кто не вовремя под руку подвернулся разгневанным народным массам. Да и в массах эта история понравилась не всем – мои новые друзья уж никак к аристократии не относились.
– Оно, конечно, дело хорошее, когда слишком заносчивым по шапке дали так, что башка отвалилась, – рассуждал дядюшка Луи, запивая свой рассказ кислым пивом из старой тыквенной бутыли. – Да только те, что зады свои на еще не остывших местах пристроили, они не лучше. Кабы не хуже-то. У аристократишек гонору было много, дык и воспитание имелось, и знания хоть кой-какие. Опять же, понятие о том, что графу какому-нибудь с нищим за лепесток драться невместно. А нынче чего? Нынче всякая шушера верховодит, то лавочники, то воры.
Тетушка Франсуаза согласно кивала, мерно, как фарфоровый болванчик, в такт словам Луи. Казалось, она дремлет, прикрыв глаза. Но изредка круглый совиный глаз, которым она косилась на рассказчика, остро поблескивал.
А Луи знай распинался дальше:
– Этим все едино, кого до тычинки обобрать. А дело сделать или, там, повоевать с захватчиками, так крысы подвальные – и те смелее да разумнее будут. Соседи-то, думаешь, чего нас не завоевали, по благородству души? Держи карман шире. Сунулись почти все разом. Да только заклятье то зловредное и у них дыхание цветочное отняло. Едва заразу в свои земли не принесли. Теперь, сталбыть, к нам через границу всех пускают, кто такой дурак, что рвется. А обратно – шиш. И цветы нам продают втридорога…
– Но почему сами не выращиваете? – осторожно поинтересовалась я, устраивая спящего ребенка поудобнее.
– Глухая ты аль тупая? – недовольным голосом пробухтел Луи. – Сказано же ж – пропала магия цветочная. Нет дыхания. А без него как ты цветок вырастишь? Это тебе не кабачок! Еще скажи, что черноногих, что брюкву сеют, надо к этому делу привлечь!
Луи и Франсуаза заперхали-засмеялись. А я только вздохнула и снова пощупала в кармане луковицу тюльпана. Странно все это. Черноногие – крестьяне. Они выращивают овощи и прочую пшеницу. Как нормальные люди – сеют, поливают, собирают урожай. Все просто и понятно, хотя даже городское дно в лице лепесточников относится к сельским труженикам на редкость презрительно. Спрашивается, что мешает так же разводить цветы?
А вот. Нельзя, и все. Так не бывает, потому что так не бывает никогда. И прочие доводы такого же уровня логики.
На мое предположение, что стоит пойти и проверить то место, где раньше цвели королевские тюльпаны, парочка лохматых лепесточников ответила дружным смехом. И в два голоса объяснили глупой заканавнице, откуда цветы растут.
Я не стала спорить. Просто, когда рассвело, прошлась по краю выжженного поля и покопалась в земле.
И обнаружила луковицу. Самую обычную. Вполне живую.
ЛИРЭН
Быстрее всего было с незадачливым охранником песочницы. Лейтенант оказался любезен и позволил мне задать несколько вопросов. «Да, привели шлюшку Филь-Филь, видел мельком прежде, на себя не очень похожая, но не мое дело… да, дверь заперли как положено… чтоб мне дышать чертополохом, если до вас хоть кто-то сюда приходил».
Бедолагу отправили в казарму префектуры. Я велел накарябать записку дежурному офицеру, чтобы тот после всех протокольных занудностей выставил парня, а не отдал под суд. Не люблю, когда люди страдают потому, что оказались не в то время не в том месте.
Потом отправился в свою резиденцию. По установленной традиции Ночные Клинки спят днем и просыпаются к раннему вечеру. Маршал на то и маршал, чтобы пренебрегать традициями, и я послал курьеров еще по дороге.
Первым явился Ухо, сонный и злой, он и правда спал. Мой второй разговор с ним за двое суток оказался еще неприятнее – недавнему сопернику на выборах пришлось и проснуться, и вежливо вытерпеть мои гневные насмешки: как он мог наказать виновного, не взглянув на него перед этим и не убедившись, что на песочек отправили кого следует?
– Осторожней, братец, – заметил я, – этак в следующий раз захочешь покарать мелкотырного воришку, а твои дуболомы не разберутся и отнесут на песочек тебя.
Ухо с достоинством снес все шуточки, только иногда поправлял повязку, закрывавшую левую часть головы. Для Братства не было секретом, что когда он в младых годах прислужничал в трактире, то запускал пальцы в тарелки по пути из кухни в зал, за что его немилосердно драли за ухо и оно стало в полтора раза больше правого. Потом, в какой-то уже взрослой истории, он потерял разросшееся ухо совсем, но кличка прилипла намертво.
Ничего больше не выудив из этого капитана, я занялся подчиненными – их я принял в полутемном парадном зале, с клятвой на большом клинке и сидевшей в углу старушкой-правдовидицей. Правда ли, что у нее болит голова, когда звучит ложь, сказать трудно. Достаточно репутации.
Двое парней-поползней, напуганные уже самим приглашением в зал, и не думали врать – это я видел сам, так что старушка могла вздремнуть.
…Да, не так давно мы раздобыли цветочный компас. Извините, мы слышали, о такой добыче надо сообщить маршалу. Мы сообщили капитану, думали, он вам скажет. Он приказал поскорее им воспользоваться и, если появится Туман, нырять без промедлений. Если бы знали, как выйдет…
…Да, мы вспомнили, как пять, нет, шесть лун назад удалось не просто проникнуть в цветочный рай за стеной, но и вытащить продавщицу. К сожалению, она не оказалась волшебницей и с ней получилось нехорошо. Что делать, если Ухо так везет – именно в его квартале Туманная стена.
…Да, пришелицу мы и правда вытащили. Говорить с ней в ее странном мире мы не хотели – еще закончится Туман. Хотели расспросить здесь. Жаль, что так вышло…
– Вот что, – прервал я горемык, когда поток информации окончательно перешел в поток извинений, – идите к капитану, отрежьте второе ухо и принесите мне. Шутка. Вам просто придется побегать и поискать пришелицу. Приказ отдал я, исполнять немедленно.
* * * * *
К магии я отношусь без особого трепета. С давних пор убедился, что самые надежные и быстрые заклятия – в кошельке или в ножнах. К тому же в бывшем королевстве и магии-то толком не осталось.
Но есть несколько полезных магических штучек, действенных, как метко брошенный клинок. Например, цветочный компас. Простенькая стрелочка-перышко на доске, лежащая смирно и вдруг начинающая трепыхаться в направлении залежей цветов. Зачем такие игрушки мастерили при короле – не знаю. Но работает до сих пор. Если же за стеной запас и правда очень большой, то не просто реагирует, а вызывает Туман, а уж тот делает стену проходимой.
Было так не меньше пяти раз. Пара экспедиций закончилась тем, что смельчаки там и остались. Цветочных компасов у Братства три штуки, а так как у нас свобода, то они в одном месте не задерживаются, переходя от капитана к капитану, например, после долгой игры в карты.
Как компасы оказались у Братства? Во время мятежа погибает множество хороших предметов, в огне пожара или в озлобленных руках. Ночные братья не злятся и стараются не дать погибнуть хорошим вещам. Потому-то у нас и оказалось столько сокровищ тирана.
Когда у меня будут дети, я буду им читать на ночь сказку, как толпа ворвалась во дворец, но ничего там не украла. И мы будем смеяться вместе…
Я усмехнулся и вернулся мыслями к недавней встрече. Вот действительно сокровище старого режима – убил любовника жены, сидел в тюрьме. Кстати, и умный, и добрый – при нем в колесных залах бичи висят на стенах.
С Этьеном можно было бы договориться. Я даже пробовал четыре луны назад. Выбрал мост через пересохший канал, где точно нет ничьих ушей. Прогулялись, поговорили о том, что будет, если внезапно власть Добродетели прекратится и из Совета останется он один.
– И что ждет ваших союзников из Братства? – с улыбкой спросил я.
Этьен ответил не сразу.
– Все непричастные к убийствам будут амнистированы и войдут в стражу. Но убийства будут расследованы.
– И даже уже расследованные? – без улыбки спросил я.
– Да, – ответил Этьен. – Нам есть еще о чем поговорить?
– Нет, – ответил я, удаляясь.
* * * * *
Глупая история, случившаяся в первые дни, когда меня избрали маршалом. Когда власть меняется, кое-кто думает, что власти нет и можно делать что хочется.
Тогда-то к одному из моих капитанов пришел бастард брата блюстителя Созидания. После свержения королевской власти бастарды были уравнены в правах с наследниками, но мерзавцу уже очень не терпелось и он предложил капитану пятьсот за брата и триста за его законного сына. Капитан заколебался, бастард накинул до тысячи, и головорезы получили приказ…
Я очень сердился – убить брата министра, не спросив разрешения у маршала… Капитан лишился поживы и статуса, исполнителей выдали страже, а уж те, не жалея языка, свидетельствовали против бастарда на суде. Выдать еще и промежуточное звено было совсем против наших правил.
Блюститель Созидания так и не простил. Похоже, он, бездетный, не так любил брата, как племянника. И считает виновным меня.
Поэтому если он захочет получить всю власть в Городе, то умрет. Или умру я.
АЛИНА
Странный мир, странные люди. Конечно, если цветы не поливать, то они не вырастут. С магией, без магии – это мне неведомо. Но в сухой пыли, да еще вперемешку с камнями, даже сорняки расти отказываются, если они не кактусы, конечно.
Переубеждать развеселившихся от моих предложений лепесточников я не стала, просто пошла и выкопала еще с десяток луковиц. Одну даже расковыряла. Убедилась, что та вполне жива и прекрасно может прорасти, если ей создать нормальные условия.
Меня другое удивляет – ведь здешняя великая революция случилась не вчера. Конечно, луковицы тюльпанов прекрасно зимуют в почве, но вообще-то не консервируются там навсегда. А тут вон сидят, затихарились, словно ждут чего-то. Магии, что ли? Или просто дождя? Так неужели за все это время ни разу не было нормального ливня над этими проклятыми королевскими садами?
Странно и непонятно.
Но вопросы цветоводства пока отступали на второй план перед более насущными проблемами. Что-то надо было есть, что-то пить. Да и спать в яме, наполненной сухими листьями и травой, так себе удовольствие. Особенно с больным ребенком на руках. Конечно, тетушка Франсуаза несколько раз повторила, мол, ничего страшного с мальцом не случится, если поспит подольше. Но я не слишком в это поверила, особенно когда заметила, как оба лохматых лепесточника отводят взгляд от дрыхнущего мальца.
Что-то они недоговаривали. Бежать и сдавать нас с найденышем за выкуп вроде бы не собирались, но… Но. Кормить нас даром тоже будут вряд ли. Поэтому стоило собрать информацию, раскинуть мозгами и решить, что делать дальше.
Чисто теоретически я могу в этих полях хоть репу вырастить, хоть картошку – были бы семена. Но урожай будет не завтра, и вообще, крестьянский труд не зря считается одним из самых тяжелых. Даже при моих продвинутых по местным меркам знаниях о растениеводстве легко не будет и до урожая еще надо дожить.
А пока… я сама не чувствую ни малейшего неудобства, когда рядом ничего не цветет. «Дышать» лепестками мне не надо. И в этом имеется огромный плюс. Потому что цветы и даже засохшие бутоны, да даже лепестки от них, в здешнем мире – самая устойчивая валюта, которой измеряется все. И любой нищий попрошайка, лепесточник, прежде всего стремится раздобыть в городе этот жизненно необходимый ингредиент.
А мне пока нужны всего лишь еда и вода. Во-первых, это значит, что мои надобности стоят дешевле, а во-вторых, если, как рассказала тетушка Франсуаза, пару завядших лепестков можно заработать, сдав в лавку зеленщика меру (поллитровую плошку) почек с кустов, растущих на границе проклятых земель, то потом эти самые лепестки сменять на провиант не составит труда. А может, и одеяло какое-нибудь старенькое выменяю.
– Ты, девка, главное, к самой границе не суйся, – поучал меня дядюшка Луи, пальцами расчесывая косматую бороду и выбирая из нее часть веточек. – Проклятые земли, они все равно что песочница, а днем – так и хужей. Увлечешься, сталбыть, задохнешься и приляжешь под кустом. Никто туда за тобой не полезет, так и сгинешь. Были тута умные такие, жадные. На кустах-то вдоль границы почек поболе. Дураков мало их там собирать. Рази что совсем безмозглые найдутся, проклятью на выкорм.
Я опять не стала спорить. Только вспомнила, как ночью, перед возвращением к полосе странных кустиков, которые тогда в темноте показались мне больными, чуть ли не полчаса бродила по пустоши, приглядываясь и принюхиваясь, искала место для ночлега. И ничего не почувствовала – вот вообще. Ни плохо мне не стало, ни хорошо. Да и утром, оставив малыша спать в яме с листьями, я же ползала за луковицами. И снова все было нормально.
Но и дядюшке Луи я верила. Своими глазами видела, как тетушка Франсуаза, подбираясь к кусту погуще, вдруг начала дышать тяжелее, хвататься за грудь, за горло, и наконец сдалась. Не дошла до добычи буквально пары шагов, но, видимо, решила, что овчинка выделки не стоит.
Через полчаса, когда парочка лепесточников ушла подальше, обирая дальние кусты, я осторожно сходила к тому самому. Постояла возле него, подышала. Пожала плечами и за пятнадцать минут собрала полный мешочек черных липких катышков, ветки растения были ими буквально усыпаны.
В чем ценность этого добра, я не очень поняла. Но усвоила, что к проклятым садам за почками рискуют сунуться только совсем отбитые и отчаявшиеся – они же лепесточники и есть. Вроде как у этих товарищей самую чуточку получше с дыханием – на дольше его хватает. Но при этом в организме присутствует некий другой изъян, не дающий людям жить нормальной жизнью и заниматься приличным ремеслом.
Я так поняла, повышенная лохматость – один из признаков этого изъяна. Потому что мне издалека показали еще одну пару таких же товарищей – их пегие гривы мелькали над зеленью кустов, но к нам не приближались.
– Тута наш участок, сталбыть, – пояснил дядюшка Луи. И бесхитростно добавил: – Мы б и тебя шуганули, стукнутая ты какая-то и малец подозрительный. Да только роща наша на сходе лепесточников на троих дадена. А старый Франк взял да и помер. Ежели сами себе третьего не найдем – кого попало подсунут. Роща наша на почки хороша, давно на нее закатные чушки зуб точат, зашлют своего гаденыша, как пить дать, а мы и прогнать не сможем – не по-лепесточному это. Обчество осудит. А нам друг за друга держаться надо, иначе сгинем. Ну, и вот… ты первая пришла, мы тебя приняли, волоса разлохматили – все, боле чужих не надобно нам.
Я только хмыкнула про себя, но решила, что все логично. Даже у последних нищих бывает профсоюз. Вон «обчество» это и цену на почки держит, не позволяет демпинговать разным жуликам. Я так поняла, по свистку набегает несколько десятков таких вот лохматых леших и коллективно они способны затащить любого супостата поглубже к проклятым садам. А там бросят и даже если несчастный чудом выберется, больше он на территорию лепесточников под страхом плетки не сунется.
А насчет волос – ну, как разлохматили… мое короткое каре все равно не встало дыбом, так что до тетушки Франсуазы мне далеко. Но прическу «я у мамы дурочка» с горем пополам изобразить получилось. А балахон мне обещали справить, как побольше почек наберу – не бесплатно.
Я опять же не стала возражать – это хорошая маскировка и место, где на первое время можно отдышаться и понять, что же дальше. И обдумать возможность вернуться на родную Землю.
* * * * *
Сначала Луи с Франсуазой просто не поверили тому, что увидели. Я мысленно обругала себя за жадность – зачем было обдирать второй куст, ведь уже с первого я набрала столько, сколько заказывали лепесточники. Хорошо еще, ума хватило не бежать сразу с радостными воплями, чтобы похвастаться добычей. Я успела вернуться и проверить, как там мелкий. Он все еще спал, но мне показалось, что вот-вот проснется – выглядел он лучше, чем вчера. А еще довольно активно ворочался и сопел, даже похныкивал – точь-в-точь как племянник когда-то, верный знак, что дите вот-вот проснется и потребует завтрак.
Так вот, я даже посидела возле ямы, потом сбегала к ручью – он находился на самой границе пояса кустов, с внешней стороны, далеко от выжженной пустоши проклятых королевских садов. Пустая тыква от дядюшкиного вина очень пригодилась – я ее выполоскала как следует и набрала воды. А еще намочила рубашку – уж больно чумазым оказался мой найденыш после всех наших приключений. Руки так и чесались привести ребенка в порядок. Но купать в холодной воде я его не хотела – мало ли, простудится. Здесь не подземелье с его бассейном, там хоть ветра не было.
В общем, удалось сделать вид, что двойную норму почек я собирала долго. Но все равно лепесточники впечатлились. И не знаю, может быть, на радостях ничего не заподозрили. А может, сделали вид, решив как-то меня использовать в дальнейшем. Бдительность, короче, наше все. А в остальном – ну, что же. Я ведь лохматых местных обитателей не меньше хочу использовать для того, чтобы осмотреться, освоиться и сбежать домой. Так что пока мы квиты.
– Ну, ты шустра! – то ли недоверчиво, то ли восхищенно выдала тетушка Франсуаза и я поймала ее быстрый, острый и довольно молодой взгляд. И в который раз подумала, что с лепесточниками все не так просто, как они мне тут рассказали. – Ну, считай, лепешку и какой-никакой вялый бутон для твоего мальца заработала.
Она еще раз взвесила в руке мешочек с почками и о чем-то задумалась. Ее спутник в это время чем-то шуршал в самой глубине кустов. Потом вылез оттуда, держа в руках что-то вроде рыболовной сети, в которой запуталась груда мусора, листья и все те же вездесущие обломки веток.
– На-ка! – Он уверенно набросил эту странную конструкцию мне на плечи и на голову. – С нами пойдешь. Уж прости, девка, но странная ты, как до того края проклятого пустыря и обратно. Не оставлю я тебя тут одну, мало ли. И скупщика, опять же, проведать надо – чтоб знала, куда почки носить. Иной раз мы с бабкой приболеем, дык ты сходишь за троих. Давай, заматывайся как следует, чтоб ни штанов твоих бесстыжих, ни рожи гладкой не торчало.
– А ребенок? – Я держала хламиду на вытянутых руках и не спешила в нее заворачиваться.
– Так Франсуаза с ним останется, – ухмыльнулся леший. – Да ты не дергайся, девка, никто вам вреда не хочет. Такая, как ты, – находка. Дыхание у тебя долгое, даже среди лепесточников такие редкость. Мы с бабкой для вас лучший вариант, другие-то не пожалеют ни тебя, ни мальца, начнут в проклятые места на поводке водить и вытаскивать, тока когда рухнешь. Знаешь как? Пояс железный, а к ему веревку – за нее и вытянут. А нам такого не надо. Набираешь много – хорошо. Артельно мы тут – всем больше достанется. А жадобничать сверх меры – не про нас. Опять же, ежели совсем много станем скупщику притаскивать, вопросы пойдут. Оно надо нам? Мы тут живем бедно, зато спокойно. Пошли, пошли!
И он подтолкнул меня в спину, не забыв набросить мне на голову край маскировочной сети.
Я только вздохнула. Честно говоря, было страшно. Потому что в этом мире я словно котенок слепой, толком еще не разобралась. И выбора – доверять лешим или не доверять… нет у меня особенно. Куда я пойду одна, а тем более с больным ребенком?
Еще порадовалась где-то в самой глубине души, что мысли бросить мелкого даже не возникло. Значит, не совсем я падаль последняя – хоть это утешает. Всегда боялась обнаружить в себе больше страха и мелкой подлости, чем совести и нормального человеческого сострадания. А то читать про подвиги в трудные времена легко. И осуждать тех, кто струсил, проявил слабость или еще как напортачил, тоже легко. Особенно лежа на теплом диване с плюшкой в зубах.
А как оно на деле повернется – про себя заранее никто знать не может. Остается только надеяться, что не оскотинишься вкрай…
Поэтому я поколебалась да и пошла за лешим. Тетушка Франсуаза на моих глазах уже влезла в яму с листьями, где досыпал мальчишка. И взяла его на руки. Может, мне и показалось, но обращалась она с ребенком бережно, ласково и как-то… не по обязанности тепло. Трудно, конечно, по двум минутам наблюдения о таком судить. А что делать?
Надеяться на свою интуицию и удачу, что еще. Вывела же она нас обоих из подземелья. И дальше, глядишь, вывезет.
Уходить из рощи было тяжело. Но я все равно внимательно оглядывалась по сторонам и не могла не заметить, что мы с найденышем попали сюда каким-то иным путем. Вот этих гор пахучего мусора под ноги нам не попадалось и мимо старой полуразрушенной башни, похожей на кривую водокачку, мы тоже не проходили. А когда начались узкие улочки среди сложенных из камней заборов, я вообще чуть не потеряла ориентацию в пространстве. Потому что они петляли, как кишечная система травоядного.
Я так загрузилась этой затейливой топографией, страхом не найти обратную дорогу к малышу, тревогой за то, что там Франсуаза вообще делает с ребенком, что, кроме особых примет местности, вообще ничего вокруг не видела.
Даже скупщик проскользил по поверхности моего внимания, как камень по ледяной поверхности замерзшего пруда. Корзинка с какой-то провизией, кусок полотна и бережно завернутый лешим в несколько слоев тряпки то ли вялый бутон, то ли горсть лепестков – все как сквозь мутное, да еще и рифленое стекло. И даже страшно не было наткнуться на своих похитителей, этих, с поползнем на щеке.
На секунду заметила взгляд какого-то сонного бродяги, работавшего дополнительной подпоркой стены обшарпанного здания. Бродяга посмотрел на меня, потом на моих спутников, мотнул башкой и вернулся к дреме.
Зато обратно в рощу ноги сами бежали, на удивление безошибочно сворачивая в лабиринте узких улочек каждый раз куда надо. Тревога нарастала, мне вдруг показалось, что вот сейчас придем – а в яме никого и…
– Ну, куда, куда несешься, – ворчал Луи, едва поспевая за мной. – Коза длинноногая. Где это видано – девка в штанах и скачет что твоя кобыла… не съели твоего мальца, куда торопишься? Подождет пару лепестков, чай, не помрет!
Но я даже не пыталась притормозить. И как оказалось – не зря. Все же интуиция обострилась. То ли от стресса, то ли мир этот цветочно-извращенский так влияет.
Но в яме под знакомым кустом никого не было. Только старые сухие листья.
Как у меня сердце не выпрыгнуло с перепугу – непонятно. Хотя казалось бы – да я этого ребенка знаю чуть больше суток, с чего так переживать? А не знаю вот. Просто ребенок. Один. С ним и так случилось что-то очень нехорошее, иначе он не оказался бы в подземелье под «песочницей».
Беззащитный, маленький. Все внутри скручивало от одной мысли, что мелкий мог пострадать, пока я где-то ходила, курица наивная. Как чувствовала, что не стоит оставлять ребенка с малознакомыми лешими!
Накрутила я себя знатно, короче говоря. А потому чуть не села на землю, когда из-за соседнего куста раздался ворчливый голос тетушки Франсуазы:
– От ить неслух! Ды полей ты этот куст и дело с концом, где я тут тебе уборную найду? Тоже мне, принц нашелся!
Ветки затряслись, там за ними кто-то хихикнул и послушно зажурчал, а еще через полминуты к спальной яме выскочил босой, лохматый и чумазый чертенок в моей рубашке до колен. Увидел меня и застыл на мгновение, а потом кинулся и…
Моя рубашка была ему велика – она и мне-то не по размеру, модный нынче плюс сайз на худущей палке. Так что неудивительно, что, пока мальчишка бежал ко мне, а потом обнимался с моими ногами, одеяние сползло с тощего плеча.
Я обняла мальчишку, а потом и вовсе подхватила его на руки, мимолетно удивившись, как он умудрился выпачкаться по уши за какие-то мгновения бодрствования. И только потом обратила внимание на то, как застыли лешие.
Тетушка Франсуаза и дядюшка Луи стояли посреди полянки натуральными статуями. Мало того что окаменели, так еще и челюсти у них упали, а без того круглые глаза вытаращились. И смотрели они на то самое тощее мальчишеское плечо. На котором цвел очень реалистично вытатуированный тюльпан.
