Текст книги "Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Ива Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 3
ЛИРЭН
Ярость горела во мне, не угасая. Ярость грела, даже когда залитый кровью камзол пришлось бросить, как и рубашку, не менее окровавленную и драную.
Радовало, пожалуй, одно: почти вся кровь была чужой.
Ночь спустилась на город как глухой котел с холодной водой, опрокинутый вверх дном. Ночь принесла прохладу, но не смогла остудить мою ярость.
Твари. Они посмели… посмели забрать то, что уже стало моим.
Ухо! С-с-сука, надо было удавить эту гадину давным-давно, при первой возможности, и наплевать на последствия.
Перед тем как Филь-Филь захлебнулась кровью, она успела признаться, кому и за сколько продала своего маршала вместе с его подругой.
Пусть кто-то скажет, что убивать женщин жестоко, но я никогда не щадил предателей. И уж подавно не подарил бы милосердия твари, которая сделала все, чтобы у меня украли женщину и жизнь. То, что моя жизнь при мне, а вот ее дрянная жизнёнка оборвалась, – исключительно моя заслуга.
Меня предавали и продавали не меньше десяти раз в жизни. Начала мачеха, когда мне не было и семи лет, – решила, что я подслушал ее разговор с отцом, насчет планов на мою ближайшую судьбу, и всю дорогу рассказывала, будто мы идем на ярмарку, где она купит мне леденцовый тюльпанчик на палочке. Отвела на городскую окраину и продала в дрянной трактир, выполнять самые грязные работы. Тогда я умел только плакать, потом научился убегать, потом – мстить за предательства. И навсегда забывать обиду.
Почему же теперь душа превратилась в пылающий факел? Потому что отомстил не всем?
Нет. Меня не просто предали. Меня обокрали. Похитили самое дорогое, что я встречал в своей жизни.
Плевать, какой магией эта пришелица создает цветы! Плевать на то, откуда она взялась. Я хочу, чтобы она была со мной. Чтобы она была моей.
Да, вот так, после одного-единственного поцелуя. Потому что его было достаточно. Это моя женщина. Я искал ее всю жизнь. И сразу же потерял.
Думай, Лирэн, думай. Догнать похитителей ты не смог, хотя, признаться, здорово повеселился, вскрывая глотки предателям, вставшим на пути. Они сдохли, но дело свое сделали: ублюдки, похитившие Алину, успели скрыться в путанице грязных переулков. Перерезать глотку – секундное дело, а вот спросить человека, кто его послал, на это нужно чуть больше времени.
Поэтому когда я ворвался в кабинет с открытым окном и немедленно выпрыгнул, то просто не знал, куда бежать. Выбрал неправильную развилку, промчался квартал, потом еще полквартала, пока сбитое дыхание и разум не велели мне остановиться. Этой дорогой они точно не проходили.
Возвращаться к злачному месту, где мы так мило проводили вечер, не имело смысла – я не собака, след не возьму. Теперь придется думать и решать.
Сначала надо исследовать свои раны и обзавестись новой шкуркой. Насчет ран оказалось совсем просто – царапины, которые даже можно не перевязывать.
Теперь надо решить насчет шкурки. Тут и ходить долго не пришлось – разглядывать вывески в полной темноте я научился до того, как научился читать. Вот и нужная лавка. Под рукой уже обтертый длинный клинок, но лучше прибегнуть к кошельку – он, слава всем хранящим силам, остался при мне.
Разбойный стук в дверь. Как я и ожидал, портняжка-перелицовщик проснулся быстрей, чем если бы в окно влетела пушечная граната.
– Ув… ув-в-важаемый ночной брат, – начал он на пороге, – я все зап-платил в этом месяце.
– Не бойся, братец, – сказал я, убеждаясь, что мой голос не дрожит от злобы и даже весел. – Я не возьму у тебя деньги, а сам дам их тебе. Вот тебе золотой. Посмотри на мою фигуру и найди в своих запасах подходящие рубашку и камзол. И плащ не забудь. Да, еще, – заметил я, вспомнив, что часы-луковка остались в кармане старого камзола. – Ты помнишь куплеты про бычка-бодунчика, любовника и мужа-рогоносца?
Лицо портняжки, едва я сказал о деньгах, просветлело, зато, когда упомянул песенку, застыло в недоумении.
– Пока будешь искать – насвистывай песню. Если найдешь товар быстрей, чем она закончится, получишь еще монету.
Песенка не дошла до середины, когда портняжка уже тащил мне и рубаху, и камзол. Они оказались по росту, мне этого было достаточно и уже скоро мастер отправился прятать ночную выручку, а я продолжил прогулку и размышления.
Так. О том, что нас накрыли головорезы Уха, можно было догадаться, а Филь-Филь перед своей бесславной смертью только подтвердила это. Впрочем, парочку головорезов из тех, кто пытался забрать мою жизнь, я и сам узнал. Доводилось встречаться и до того, как я стал маршалом, и позже. Нынешняя ночная встреча была последней.
Но Ухо, хотя и не дурак, все еще не понимает ценности пришелицы и вряд ли стал бы захватывать ее для себя. Скорее, прирезал бы, чтобы насолить мне. Если ее унесли – значит, она нужна кому-то третьему. Кому?
Пф-ф-ф, даже гадать не придется.
Добродетельный. Точнее, мсье Лош. Раньше мне не приходилось сталкиваться с ним, наши интересы плавали в разных реках. Он не трогал меня, я не трогал его. Но теперь оба потока впадают в одно море и двум таким зубастым рыбам в нем стало тесно.
Рыба-Лош хочет мою женщину. И ладно, если бы для себя. Тьфу! Никогда не понимал этого болезненного желания власти.
Я стал маршалом потому, что другого пути выжить у меня не было. А вовсе не ради властишки над теми, кто слабее или глупее меня.
А он стал блюстителем Добродетели из клейко-ядовитого желания подняться над всеми, чтобы иметь возможность плюнуть каждому на голову. Во всяком случае, все, что я успел узнать об этом человеке, говорит в пользу моей правоты.
Оставалось решить, как добраться до мерзавца. И вот тут я вспомнил сказку про кроликов, которые решили навсегда обезопаситься от лис – надеть тем бубенчики на шею. Задумано хорошо, вот как наденешь?
Во-первых, во-вторых и в-десятых, я не знал, где находится тайная резиденция мсье Лоша. Алину не могли отвезти ни в старую городскую королевскую тюрьму, ни в новую, открытую после мятежа, ни в Подвал предателей – скромную тюряжку для тех, кто не оправдал доверия властей. У мерзкого лицемера было свое тайное логово.
Но где оно?
Идти в башню Братства, где брат Туан с обычным ворчанием сразу бы вспомнил то, что мне нужно, не хотелось. Сейчас там половина нашей братии и обсуждает недавние события. Узнав, что я хочу, мне просто запретят ссориться с добродетельником. Ярости выстоять против пятидесяти клинков не хватит.
Но, может, Ухо не там? Вот он-то и ответит на вопрос.
Еще не дойдя до логова ублюдка, я понял, что не ошибся – хозяин на месте. Перед входом в трактир дежурили двое головорезов, еще один изображал пьяного, лежащего в пяти шагах, но вполне трезво вертел головой, вглядываясь в темноту, чтобы отрезать путь тому, кого перехватят у дверей.
Я даже не стал бы спорить кому. В Городе был только один человек, которого Ухо боялся больше, чем вор петли. Потому-то не пожалел золота и посулов на охрану.
Пока что у меня было одно преимущество – меня не увидели. Я вернулся на ближайший перекресток и стал вспоминать окрестные проходные дворы и лазы.
Даже не слухом – кожей я почувствовал чье-то осторожное приближение. Рука легла на клинок. Друзей в Городе у меня не осталось, а враги в эту ночь жили недолго. Сейчас врагом станет меньше.
– Брат маршал, я вас искал.
Голос был такой взволнованный, что я не сразу узнал лейтенанта Терсана.
Парень шел быстро, может даже бежал, поэтому нервничал.
– Чтобы куда-нибудь позвать? – спросил я спокойно.
– Нет, мар, чтобы сказать – вам не надо ходить к Уху. По крайней мере, одному.
На одну секунду мне стало легко, будто я целый день носил кирасу, а под вечер снял. Терсан, парнишка легкой судьбы. Ну, почти легкой. Остался без отца, мать пристроила в конюшата на постоялый двор. Ревнивая хозяйка следила, чтобы муж не лапал девочек, так тот начал глазеть и лапать мальчиков. Как-то хозяина обуяла гнусная страсть, но вместо желаемого он отведал вил, которыми паренек убирал навоз. Похотливый рукосуй выжил, Терсан сбежал, стал скитаться, связался с Братством и скоро стало ясно: талантов у парня больше, чем быть шухерным мальчишкой.
– Сейчас там такая свора, что лучше и вдвоем не соваться, – уточнил я.
– Ну и… Брат мар, может, вы объясните, что происходит? – несмело попросил Терсан. – Почти все, кроме Уха, собрались в нашей башне и спорят, вы все еще маршал или надо поскорее нового выбирать.
– Я не бегу и ты не бежишь, рассказывай поспокойней, малыш, – усмехнулся я.
Терсан уже отдышался и начал выкладывать то, что я знал и чего еще не знал.
Наших в оцеплении на пустоши не осталось. По деньгам их обидели – оказалось, они были должны убивать лепесточников и показывать их тела. Поэтому вчера во всех кварталах наши ребята ворчали на Ухо и других капитанов, втянувших их в дурную игру без оплаты. Кто постарше говорил: «На лепесточников охотиться – не к добру, радуйтесь, что пустым карманом отделались».
Под вечер стало известно, что люди Уха напали на меня в салоне Испытания добродетели, но я убил напавших и ушел. Братство разделилось: одни обвинили меня, что я поссорился с властью и этим навлек беду на всех, поэтому меня надо изгнать не только из маршалов, но и из Братства. Другие, наоборот, утверждали, что надо выбрать опять. Вспоминают, что Ухо тоже участвовал в выборах и, хотя проиграл, теперь должен стать временным маршалом. Самого Уха не видно – он засел в своем квартале и чуть ли не открыто обещал тысячу золотых за мою голову.
– Всего-то, – усмехнулся я, покачав своей драгоценной головой. – А он, когда обещал, говорил «кроме»? Например, «кроме стриженой головы»?
Терсан секунду недоуменно смотрел на меня, потом тихо расхохотался.
– Нет, – подавив смех, ответил он, – не говорил, но ему и без «кроме» не верят. Зато все видят, как Ухо боится. Уже посылали гонцов, звали в башню, но он не хочет идти, говорит, что приболел.
Я понимающе усмехнулся. Вот чего особо не хочет сейчас Ухо, так это оказаться в одном зале со мной на глазах Братства. Неважно, кто кого будет обвинять, зато понятно, чем закончится наш очный спор: «вынь клинок, если ты не крыса». Останусь я маршалом или нет, но через минуту Ухо будет нашинкован на двадцать крысиных ошметков.
Вот только мне не нужна его мертвая туша. Или нужна, но потом. Сейчас – Алина. А эта тварь – единственный мостик.
– Брат маршал, – несмело продолжил Терсан, – вам лучше сходить в башню и все объяснить. Причем всем, а не капитанам. Ребята попроще говорят: хоть он и чудак, лучшего нам не найти.
– В башне появлюсь. Если буду жив, – уточнил я. – А пока мне надо поговорить с Ухом. Убивать его не стану, если сам на меня не кинется. Терсан, ты признаешь меня маршалом?
Повисла тишина, как и положено в ночь, перевалившую на вторую половину. Мне стало жаль мальчишку, который оказался перед нелегким выбором. Впрочем, мне самому легко, что ли?
– Да, брат мар, – наконец тихо сказал Терсан, – я с тобой. Если ты не собираешься нанести вред Братству.
Бывают секунды, когда врать не то что не хочется – невозможно. Я взглянул в глаза Терсану:
– Мне нужно спасти любимую женщину. Для меня сейчас это главное. Ради нее я готов отказаться даже от мести. Ты понял?
– Да, – вздохнул мальчишка.
– Тогда за работу. Если бы я знал Ухо чуть хуже, то назвал бы тебя счастливчиком на тысячу монет. Но эта крыса способна только обещать.
Терсан вздохнул и мы отправились на Огородный рынок. Пару раз замирали, пропуская патруль. Перед входом остановились и почти сразу встретили того, кого надо, – земледельца из предместья, выехавшего глухой ночью, чтобы доставить свой немудреный товар перекупщикам и уехать из Города до того, как взойдет солнце и каждую повозку оштрафует стража.
– Дядюшка, вы согласитесь поработать извозчиком за две монеты? – вежливо спросил я.
Узнав, что монеты золотые, огородник обрадовался так, что лицо чуть не засветилось в ночном мраке. Чтобы поберечь лошадку, я прибавил мелочи, мы выкинули половину товара, на радость еще спящим рыночным нищим, и двинулись в путь. Терсан указывал дорогу, я лежал среди овощей и зелени, похрустывал свежей морковкой и чувствовал, как приятно ноют ноги, натруженные за день и ночь. Парочка еще не до конца увядших бутонов обещала мне несколько часов надежной дыхалки.
Спать не хотелось совершенно. Или все удастся, или я погублю себя, – не в счет, – мальчишку и смиренного растителя редиски.
И главное, некому будет спасать Алину.
Сквозь щель между кривыми досками я видел приближающийся трактир. Видел, как задремавшая стража пробудилась и шагнула к возку, не понимая, что здесь нужно овощеводу. Я видел, что привстал даже «пьяница».
– Позовите капитана, – бодро сказал Терсан. – Подарок за тысячу монет.
– Откуда он у тебя? – спросил страж.
Лейтенант отвечал, что дважды объяснять не будет, скажет лишь хозяину.
Судя по шарканью, появился сам Ухо. Подошел к возку.
– Не тысяча, а тысяча пятьдесят, – пояснил Терсан. – Наш бывший маршал поссорился со стражей, уложил двоих, но сам наткнулся на клинок. Я выкупил тело и сразу направился к вам.
А мальчишка-то актер!
– Фонарь! – распорядился Ухо. – Э, я же говорил про голову, а он у тебя при голове. Лады, пятьдесят тебе возмещу… Э…
Я заранее подготовил пару шуток, но решил поберечь силы. Поэтому «ожил» безмолвно – спрыгнул с повозки с двумя клинками в руках.
«Пьяница», замыкающий страж, видимо самый опасный, получил для общего вразумления по горлу, причем левой рукой. Еще один подручный Уха, с фонарем, отделался длинным, но неглубоким порезом, надолго выводящим из строя.
Теперь мне была нужна левая рука. Ее я освободил, метнув клинок в стражника с левой стороны, – даже если выживет, теперь ему точно не до меня.
Свободной рукой я схватил за шиворот Ухо и провел большим клинком по щеке, после чего упер острие в горло, еле-еле сдерживая желание нажать сильнее.
– Моя голова без рук пока не обходится, – заметил я. – Попроси своих не дергаться.
Замечание было нелишним. Еще один, не задетый, подручный выхватил свинцовник, но Терсан вонзил ему в плечо клинок.
– Стойте, парни, – прохрипел Ухо. – Если он меня убьет, кто вам заплатит?
Парни окаменели. Терсан с интересом глядел на меня – что дальше?
– Если эта свинья сдохнет не заплатив, я расплачусь по ее долгам, – с усмешкой сказал я. – Отойдите на пять шагов, у меня разговор с капитаном.
Люди Уха, растерянно переговариваясь, отошли. Раненые поспешили в дом.
– Ухо, – с улыбкой заметил я, не отнимая нож от вспотевшей шеи, – теперь я предложу тебе то, что ты точно не ожидаешь.
– Что? – спросил он плаксивым тоном.
– Стать маршалом Братства, – беспечно сказал я.
АЛИНА
– Интересно, интересно, – усмехнулся Лош. – Я не спрашиваю, сколько жизней вам нужно, я спрашиваю – чьих?
– Во-первых, – сказала я со спокойной улыбкой, – жизни всех лепесточников. Не мешайте этому народу и дальше собирать почки и соцветия.
– Всех лепесточников или всех обитателей пустоши? – уточнил Лош.
Его усмешка стала плутоватой, как у пожилого ловеласа, которому неопытная продавщица предлагает увядшую розу в большом букете, но со мной такие штуки не проходят.
– Всех лепесточников, – повторила я.
– И даже усыновленных мальчишек-самозванцев? – поинтересовался блюститель Добродетели самым нейтральным тоном.
– Я же сказала – всех. Все семьи лепесточников, – отчеканила я.
Лош замер. Казалось, он сейчас взорвется диким криком, но он промолчал – взял себя в руки. Может, думал, что мне неведома судьба маленького принца. Может, просто не хотел упоминать его вслух.
Наконец он заговорил с прежним презрительным ехидством:
– Лепесточники – во-первых. Чьи жизни вам нужны еще?
– Маршала Ночного Братства – Лирэна.
– Маршала в отставке? – спросил Лош еще ехидней, сделав вид, будто правда вспоминал. – Да-да, есть такой дурачок. Как он на время оказался главным атаманом городских жуликов – загадка. Тут я ничего обещать не могу, его ищут свои и, скорее всего, зарежут до утра. Так что с этой жизнью – не ко мне. Еще?
– Я правильно поняла, что со стороны властей к нему претензий нет? – спросила я и, увидев презрительный кивок, продолжила: – Также вы должны помиловать Этьена.
Лош всплеснул руками и вздохнул, как будто ему заплатили фальшивыми деньгами за долгий труд:
– Помиловать злостного изменника? Мадам, я считал вас умнее. Весь вчерашний день «Листок свободы» и сотня правительственных глашатаев рассказывали Городу о том, что народ голодает и задыхается исключительно из-за его интриг. О том, как аристократ, пробравшийся в народную власть, сбросил овечью шкуру. Уже состоялся заочный суд, уже идет подготовка к казни, уже строят эшафот.
На секунду я похолодела. Неужели они вытащили Этьена с пустоши? Но ведь наши его бы не отдали.
– Клетка Позора еще пуста, – развеял мои опасения Лош, – но он уже скоро будет в моих руках. Этот распутник слишком верит в старых богов, чтобы самому прекратить свою жизнь, поэтому народ не лишится веселья. Давно, очень давно Город не знал такой измены. Мерзавца ждет не песок, не мгновенный Молот справедливости, о нет! Тот, кто мечтал вернуть Город к старым порядкам, достоин долгой старинной казни. Праздничной казни, когда для народа выставляют бочки вина. Сначала бич, потом – тупая секира и старый палач, способный повеселить публику! Афиши уже напечатаны, плотники трудятся над эшафотом. И вы требуете, чтобы я лишил Город такого удовольствия? Да и себя тоже?!
Теперь Лош не издевался. Он откровенно смаковал грядущее событие – казнь своего врага. Его глаза горели, взгляд стал сладострастным. И это был не просто садизм, не просто надежда увидеть чьи-то мучения. Он мечтал о расправе с обидчиком. Чувствовался страшный, неутолимый голод мести. Быть может, не столько ненависть к Этьену, сколько радость, что хоть до этого-то он доберется.
Живу я не сто лет, но таких уже встречала. Правда, исповеди насчет неотомщенных обид я обычно слышала от пьяных друзей-подруг. Но настоящим маньякам вино не нужно, а сейчас передо мной был настоящий маньяк.
– Нет уж, красавица из неведомой земли, так не будет! Я скорее прощу всех лепесточников. Урожденных лепесточников, – уточнил слегка успокоившийся Лош. – Но что касается Этьена…
Наверное, триггером стало слово «красавица». Для меня это было что-то из области пьяных уличных приставаний. Тут уж я сама впадаю в мстительность. И, что особо важно, в проницательность.
– Мсье Лош, – сказала я негромко, но так напряженно, что собеседник замолк, – мсье Лош, а ведь вас очень обижали. В детстве и юности. Вы не раз клялись кому-нибудь отомстить, но так и не сумели это сделать. Поэтому сейчас не упускаете возможности расправиться с кем-то. В вашем шкафу есть скелеты и они лишили вас покоя навсегда.
Похоже, вышел перебор. Лош окаменел. На одну секунду у него отвисла челюсть. Потом он все же восстановил дыхание.
– Откуда? Откуда ты это узнала, ведьма?
– Мы еще не договорились, а вы уже меня спрашиваете… Ой!
Лош повернулся к стене, нажал невидимый рычаг. Деревянная панель отошла с легким стуком, и я увидела в глубине два настоящих скелета. Один существенно ниже второго – или карлик, или его обладатель не успел вырасти.
– Вы все же этого не знали, – усмехнулся Лош, успокоенный моим секундным испугом. – Да, это те, кому я поклялся отомстить, но не смог – они ушли от моей кары. Уже позже, много лет спустя, пришлось вскрыть их могилы и прибрать к рукам то, что осталось. И повторять: больше ни один мой обидчик так легко не отделается. Власть и месть – синонимы.
Да уж. Не ожидала, что однажды увижу идиому своими глазами. Скелеты в шкафу выглядели не особенно печально. Может, и радовались, что избежали мести.
Раздался щелчок и стена вернулась на место.
– Ну и толку? – Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы сделать вид, что я испугалась больше от неожиданности, чем мертвецов в загашнике этого сумасшедшего. – Толку, что вы запихнули эти скелеты в шкаф и можете в любой момент высказать им свои претензии? Они ведь вас все равно уже не слышат.
– Да, это верно. – Руки у добродетельного мсье тряслись как у заядлого пропойцы. – Это верно… и вы мне в этом помочь не сможете.
– Откуда вы знаете? – блефовать, так с музыкой. Да и вообще, невозможно жить в нашем мире и не нахвататься по верхам всякой мути по поводу психоанализа. – Вдруг могу?
– Чем? Оживите моих мертвецов и позволите мне убить их самому?
Блин, глазки у него прямо нездорово разгорелись, надеюсь, он все же не всерьез ждет от меня чудес на почве некромантии.
– Прямо оживить не смогу, но высказаться у вас будет возможность.
– Слабо верится, – усмехнулся мсье Лош, более-менее приходя в себя и снова становясь похожим на солидного чиновника, блюстителя Добродетели, или как там этот гад называется.
– Попробовать никто не мешает, верно? Разве мы торопимся? – Ей-богу, я готова была обсудить с этим нелюдем каждую детскую травму в отдельности и даже погладить козла по головке за каждый полученный от ровесников пинок, лишь бы не возвращаться в подвал и потянуть время.
Должен же этот маршал воров меня найти?
Ну, что сказать… Все банально и до горькой оскомины знакомо.
Маленький мальчик, которого никто не любит. Только вот что бы там ни говорили, а не каждый несчастный ребенок со временем превращается в монстра. Есть те, кто взрослеет и вместе с годами жизни приобретает разум, умение рефлексировать и даже иногда прощать. Или нести свою боль в одиночестве так, чтобы ядовитое варево старых обид не выплескивалось на окружающих.
Вот таких мне жалко и им искренне хочется помочь.
А мсье Лоша, если честно, больше всего хотелось быстро и безболезненно удавить, причем желательно еще в младенчестве. От того ушата помоев, что он на меня вылил, хотелось отмыться в самом прямом, физиологическом, смысле. Смесь жалости и гадливости – то еще удовольствие. И я не могу сказать, что так уж не понимаю его детских обидчиков. Судя по рассказам, этот ребенок никогда не был особенно симпатичным…
Это не значит, что его надо было травить. Да-да, я все понимаю. И все равно трудно проникнуться искренним сочувствием к этому… таракану.
А самое паршивое, что я ни разу не профессиональный психолог, который умеет правильно работать с такими психами. Ушат помоев я из Лоша успешно выдоила, он изливал его прямо-таки с извращенным удовольствием, но вот дальше все пошло далеко не так весело, как хотелось бы.
– Вы же понимаете, драгоценная, что после таких откровений я тем более не оставлю вас в живых? – неожиданно завершил сеанс откровений добродеятель и ухмыльнулся на редкость пакостно.
– А кому тогда в следующий раз станете рассказывать? – У меня в животе похолодело.
Но что оставалось? Только делать хорошую мину при плохой игре.
– О, об этом не стоит беспокоиться. – Лош с удовольствием потянулся, он и правда, выговорившись, почувствовал себя лучше. – Какое-то время вы еще поживете, а потом я устрою вас на почетное место в своем тайнике. И буду разговаривать не только с почившими дядей и сестрой, но и с вами. Вы так хорошо умеете слушать!
Ну, довольна? Психоаналитичка доморощенная!
– Благодарю за такую честь. – Сарказма в голосе скрыть не удалось, но лучше он, чем откровенный ужас.
– Да, насчет жизней всех этих лепесточников, самозванцев и прочего преступного элемента, – сказал Лош с прежней ухмылкой. – Вы хотите так много, но пока еще не объяснили, почему должны это получить? Только лишь за откровенные разговоры? Не маловато ли?
– Разве я вам еще не говорила? – ответила я, тоже уже успокоившись. – Сейчас в этом городе я – самый незаменимый человек. Я могу спасти всех, в том числе и вас. Разве несколько жизней – слишком большая плата за такое предложение?
Ну, Алиночка, ты выдала! Меня саму не раз называли незаменимой. Правда, в случаях, когда я хотела уволиться, а повысить мне зарплату сразу начальники не могли. Жаль, что мой собеседник – не ИП Иванов, а властолюбивый маньяк.
– Может, и не слишком, не знаю, – как бы рассеянно сказал Лош. – Кстати! Вы вправе назвать меня грубияном – беседуем не первый час, а я не предложил даме вина. Или хотя бы воды.
Вина не хотелось совершенно, а вот от воды я бы не отказалась. Совсем бы не отказалась.
– Воды, пожалуйста.
Казалось, Лош готовился к такому варианту. Он отвернулся к шкафчику напротив и протянул мне стакан.
Протянул, но не дал. Когда я сама потянулась за ним, убрал резким движением и вылил в большое кашпо с воткнутыми туда цветами. Пустой стакан поставил на стол. В нем еще осталось несколько капель. Может, вылить в рот? Пить-то хочется.
– Наполните его, – сказал Лош, показывая на стакан.
Это как? Что он хочет?
– Наколдуйте стакан воды, – продолжил добродетельник с уже привычной усмешкой. – Дождь, пожалуй, не надо. А вот один стакан воды. Ну, я жду.
Я просто молчала.
– Ах, как грустно! Вы можете спасти весь Город, а себе наколдовать стакан воды неспособны. Знаете-ка что, я подумаю над вашим предложением. А вы – немного отдохнете. Когда захотите пить, ну и заодно подробно рассказать мне, как можете спасти Город, тогда наш разговор продолжится. Увести!
Вообще, конечно, можно было выдать Лошу главный секрет – предложить ему унести из комнаты все многочисленные цветы в вазах и продемонстрировать свою суперспособность. Но что-то удержало меня от такого шага, интуиция, что ли? Возможно, она права и этот козырь стоит приберечь на крайний случай? А если нет? Если объявить о своих крутых навыках больше не получится, потому что козел сделает из меня третий скелет в своем шкафу без лишних объяснений?
А хотя нет же! Он собирался еще как минимум разок пожаловаться мне на жизнь. Тогда и сыграем с козырей. А может быть, меня уже спасут к тому моменту? Где этот маршал, когда он так нужен?!
Ладно, все равно хорошо, что этот напряжный разговор закончился почти без потерь. Это если не считать километров моих нервов. Жаль, что водички хлебнуть не удалось. Какая-нибудь психологиня или психичка подсказала бы, как это правильно называется: не было предложения, не было и желания. Сейчас же перед глазами опрокинутый стакан, в душе надежда, что в камере оставили кувшин с водой.
Ага, такие оставят!
До нового узилища меня довели не сразу. Начальник конвойной группы о чем-то поговорил в кабинете, я услышала только «да». Интересно, какую гадость затеяли?
Первой гадостью оказалась сама камера. Что, этот гад решил, что мне стоит отрепетировать будущую «жизнь» в его шкафу? Чулан без окон, с паршивым табуретом в углу. Растянуться на полу не смог бы и лилипут. Светильник унесли сразу, но я успела разглядеть, что в этом каменном мешочке нет сосуда ни для питья, ни для других потребностей.
Лучше про это не думать – еще спровоцирую потребность. А так, вообще-то, безрадостно и скучно.
Скучать не пришлось. Почти сразу дверь в капсулу открылась. На пороге стояли двое стражников и, судя по фигурке, стражница с таким же закрытым лицом.
– Вас велено обыскать, – произнесла она бесцветным голосом.
Раньше не сообразили, что ли? Или сообразил сам мсье Лош?
Я хотела облегченно проворчать: «Как приятно, что хоть у кого-то не отрезан язык». Но не стала. У меня формируется репутация человека, который видит скелеты в шкафу и может спасти Город. Такую репутацию на трепотню лучше не разменивать.
Обыск проходил настолько деликатно, насколько это возможно. Я даже не ожидала, что у меня при себе окажется столько самых разных предметов, от местной разменной монеты до жвачки из прежнего мира. С имуществом можно было попрощаться – каждый трофей складывался в широкую корзину.
Возникла лишь одна мелкая проблема: брелок от фитнес-центра, висевший на шее на резинке. Снять его мешал ошейник.
Руководитель обыска нерешительно вынул нож, осторожно поддел резинку. Я поняла, что пора подать голос.
– Вам разрешено портить мои амулеты?
Хотя визитеры были в масках, могу поклясться – они переглянулись. Невидимое совещание продолжалось несколько секунд. Казалось, решался вопрос – следует ли из-за этого беспокоить начальника или принять решение самим.
Видимо, блюститель Добродетели так выстроил отношения с сотрудниками, что они старались не тревожить его лишними вопросами. Я услышала неприятный скрежет возле левого уха и не сразу поняла, что острие ножа открывает замочек ошейника. Потом он был расстегнут, снят, а вслед за ним и брелок.
Ну все, теперь придется заказывать новый. Да еще, чтобы не платить штраф, придумать причину потери. «Изъят в качестве колдовского амулета стражниками блюстителя Добродетели города Лутт».
Я еле сдержалась от смеха. Кстати, правильно поступила, иначе решили бы, что я смеюсь от счастья. Ошейник обиделся на такой способ открывания и не хотел смыкаться на шее снова. На него давили так, что мне на секунду стало страшно за шейные позвонки, но потом плюнули на это дело и удалились со своими трофеями, не забыв запереть дверь.
– Если вы намерены ответить на вопросы, стучите, – так же нейтрально сказал страж.
Судя по шагам, он занял наблюдательный пост почти рядом.
Ага, нечего мне больше делать, как стучать. Впрочем, в этой камере заниматься и правда нечем.
Может, не ждать у моря погоды? У меня репутация ведьмы, почему бы ей не воспользоваться?
С детсадовского детства я поняла, что самые странно-спонтанные решения оказываются самыми верными. Рискнем?
Я не успела вынести свою задумку на внутреннее обсуждение, как обозвала себя дурой. Потому что сделала все, что надумала.
Ударила в дверь, два раза тревожно, два раза – слабее. Сползла по стене, приняв неудобную позу какого-то ластоногого. И когда раздался скрежет ключа, прошептала затихающим голосом:
– Мне не нужны цветы. Мне нужно увидеть небо. Иначе ваш хозяин никогда не дождется ответов на свои вопросы, а этот город погибнет в страшных муках… вы все умрете!
Последние слова я практически прохрипела, в меру своих способностей изобразив предсмертные конвульсии. И сразу после этого вспомнила все занятия йогой по глубокой задержке дыхания.
– Богиня блуда и красоты, храни мои цветы, – взвизгнул кто-то из надсмотрщиков. – Ведьма! Ведьма сдохла и произнесла предсмертное проклятие! А-а-а-а!
Да, не повезло мужику в том, что мне пришлось разыграть представление в его смену. Я не то чтобы шикарная актриса, но когда речь идет о собственной жизни – Станиславский отдыхает. А отдохнув, может пригласить меня на первую роль.
– Чего орешь?! – вызверился второй стражник. Э-э-эх, а я-то надеялась, что сторож сидит под дверью в гордом одиночестве. Облом. Но надежда еще есть, сдаваться рано. – Чего орешь, я тебя спрашиваю?! Беги за господином!
– Она п-п-произнесла п-п-предсмертное проклятье! – продолжал заикаться первый стражник. – Мы все умре-е-ем! Нельзя господина звать! Он тоже умрет!
