Текст книги "Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Ива Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– Крошка, правда, мы это не едим? – насмешливо спросил слегка запыхавшийся конкурент.
– Вы встали на моем пути, – сказал я, слегка отодвигаясь от животного. – Для многих это стало последней ошибкой.
– Пока что это вы лежите на моем пути, – усмехнулся главный мануфактурщик. – Впрочем, вы ошибаетесь: не в моих правилах топать за убегающими дамами.
– Если так, то вы их нарушили, – проворчал я, поднимаясь и отряхиваясь с таким спокойствием, будто рядом не было ни огромной кошки, ни врага.
Мануфактурщик промолчал. Следовало раскланяться и разойтись. Но в сознании застряли слова: «Это касается вашей безопасности».
– Я был бы… – Как в таких случаях говорят господа? – Я был бы признателен, если бы вы пояснили недавний намек на безопасность… э… объекта вашего интереса.
Молчание полувидимого собеседника было столь длительным, что я уже решил расстаться, как вдруг он ответил:
– Среди моих коллег есть желание убрать лепесточников с пустоши, возможно, руками разбойников. В интересах дамы, кем бы она ни была, оказаться от этой проклятой плантации подальше.
– А также ее воспитанника, кем бы он ни был, – добавил я с сарказмом, который народный министр, конечно же, понял. – Что же касается меня, могу заверить: пока я маршал, Братство в этом не участвует.
– Могу заверить? Или заверяю? – Даже в полутьме улыбка собеседника была отчетливо видна.
– Я маршал, поэтому могу. А вашей власти не хватает выполнить или даже пообещать, – ответил я максимально четко и холодно, после чего удалился во тьму.
* * * * *
Даже удачная прощальная колкость не способна утолить обиду поражения. Поэтому назад я почти бежал, не оглядываясь по сторонам. Если бы кто-нибудь встал на пути, то, пожалуй, я обрадовался бы, а вот он – не совсем. Однажды с моей дороги исчезла чья-то тень, но столь шустро, что гнаться не было смысла.
Бокал, и не вина, а чего-то покрепче. Выспаться и решить, как сделать так, чтобы загадочная дама и мальчишка – кто он, я теперь не сомневался, порода видна – уже следующим вечером стали моими гостями. Это придется организовать, договориться с кем-то из капитанов. Но все – завтра…
Возле входа в башню меня ждал лейтенант Терсан.
– Удачной ночи, маршал, – приветствовал он меня. – Вас ждет незнакомец, уже больше часа.
– Ему не предложили отправиться домой и явиться днем?
– Он показал знак курьера Совета Четырех и заявил, что не уйдет, пока не поговорит с маршалом.
ЭТЬЕН
Главной счастливицей неудачной ночной экспедиции стала Крошка. Она углядела или унюхала задремавшую в кустах крупную птицу вроде сойки или вороны и позаботилась, чтобы птичка не проснулась. Сперва предложила добычу мне, а когда я отказался, гордо направилась с ней в зубах в сторону дома, подняв хвост.
Мое настроение было менее радостным. Отчасти задача выполнена – я действительно увидел тюльпанчика. Но поговорить с ним, а также с дамой, взявшей неофициальное опекунство над ребенком, не удалось. Плюс прикоснулся к чужой экономической тайне, которую можно назвать страшной. Торговать почками в обход кураторов блюстителя Добродетели – хуже, чем торговать чем-то втайне от ночных кураторов, подчиненных моего недавнего собеседника.
Разбойнички, узнав о таком, посмеются и выкатят серьезный штраф. По моим сведениям, эта братия карает сталью за обман только своих. А вот народный диктатор будет беспощадным. По уму, следовало бы бежать за лекаркой, чтобы ей об этом рассказать.
И обида напоследок – негодяй был прав. Я не могу пообещать, что не допущу расправы над лепесточниками. Среди которых последний отросток уничтоженной династии…
…и дама, с которой опять не удалось пообщаться. Хотя с каждой нашей короткой встречей моя симпатия к ней только возрастает.
С такими мыслями я дошел до дома. Крошка, еще раз предложив мне свой пернатый трофей и получив отказ, куда-то ушла его разделывать и поглощать. А я направился спать, попросив камердинера передать секретарю: будить только в случае важных событий.
* * * * *
Стук в дверь был вежливым и настойчивым. Я отошел от сна за пару минут, наскоро умылся, подобающе оделся и открыл.
– Доброе утро, брат Этьен…
– Вы с важными новостями, – прервал я вежливого секретаря.
– О важности судить вам, но они плохие, а такие вы просили сообщать неотложно и в любое время суток.
Первой новостью стал свежий «Листок свободы». На главной странице был ответ на недавнее письмо, расхваливавшее меня. Ответ был небольшой и сухой, его смысл сводился к тому, что блюститель Созидания слишком о себе возомнил и он глубоко заблуждается, если считает себя незаменимым.
Важен был не текст, а подпись – «Секретариат Совета».
– Вы сказали о новостях. Продолжайте, – попросил я с улыбкой.
– Совет принял решение заменить вашу охрану. Люди, которым вы платили, должны сегодня же получить расчет и не сопровождать вашу персону, иначе они станут нарушителями закона. Секретариат прислал собственную охрану, она расположилась в комнате для прислуги у главного выхода.
– Надеюсь, есть и третья новость? – опять улыбнулся я.
– Сегодня вечером внеочередное заседание Совета и вас там ждут, – бесстрастно продолжил секретарь.
– Во сколько заседание? В восемь вечера? Отлично, у меня будет время выспаться, – ответил я. – Если будильник не прозвонит, постучите через три часа.
Подождал, когда дверь закроется, сладко зевнул и лег спать.
АЛИНА
– Чужая катланка – не оправдание собственного вранья! – сурово выговаривала я, шагая сквозь лунные заросли к нашему шалашу. – А еще принц. Разве особа королевской крови не должна держать данное слово в три раза крепче, чем его подданные? А ты нарушаешь!
У Нико непритворно задрожали губы и я мысленно обозвала себя тупой идиоткой – нашла время напоминать ребенку о прошлом! Не случилось же почти ничего. А даже если и случилось – выбирать надо выражения!
Но оказалось, мелкий скуксился вовсе не из-за горьких или болезненных воспоминаний, а от банальной обиды.
– Я не нарушал! Не нарушал слова! – шмыгнул он носом, останавливаясь в самой середине куста и очень по-детски выпячивая нижнюю губу.
Господи, он всегда такой разумный и серьезный, что я забываю, насколько Нико еще на самом деле ребенок.
– Ладно. – Я вздохнула, чувствуя собственный педагогический провал всеми фибрами души. Ну, не могу больше ругать или тем более шлепать детенка, когда у него такие мокрые глаза и дрожащие губы. Никакая из меня воспитательница, увы. – Не нарушал так не нарушал.
– Я правда… – Нико почему-то упорно не желал оставить неприятную тему и даже призвал в свидетели нарисовавшегося из тьмы Луи.
Леший явно шел нас встречать и с облегчением выдохнул, разглядев процессию в кустах. Но, оценив пустые руки, тут же едва заметно нахмурился и глянул вопросительно.
Объяснить подробности я не смогла, поскольку маленький тюльпан упорно требовал подтверждения своей честности:
– Дядя Луи, скажи ей! Скажи, что раз я сказал волшебное слово, то клятва не считается и все по-честному!
– Какое еще волшебное слово? – Мне бы о произошедшем думать, огорчаться и грузиться по поводу того, что налаженный канал снабжения под угрозой, и вообще, какие-то подозрительные личности стаями вокруг шныряют.
А я выспрашиваю у ребенка, что он там придумал за волшебные слова, чтобы хулиганить и не слушаться. Вот есть мозги, нет?
– Это он, сталбыть, тебя обдурил, – хмыкнул Луи. Кажется, объяснения по поводу припасов он тоже решил оставить на будущее. – Ты, Лина, в другой раз, когда будешь обещание с кого брать или о чем спрашивать, следи, сталбыть, чтобы он словечко «кроме» не ввернул. Старый то обычай, детячий. Да только и взрослые пользуются, бывает.
Я удивленно моргнула и припомнила, что там конкретно сказал мне Нико в ответ на повеление сидеть дома и по кустам за мной не шариться. И правда, маленький поганец сказал, что будет ходить только вот тут по полянке и рядом, никуда не сунется, кроме… кроме ручья.
– Поня-а-атненько. – Я грустно усмехнулась. – Буду знать. А теперь, мелкий, бегом сам вытряси пыль из своих одежек и спать! Чтобы через пять минут оба лежали носом в подушку. И никаких «кроме»!
– А пыль обязательно? – озадачился Нико, понявший, что гроза прошла мимо, и слегка по этому поводу обнаглевший.
– Еще бы, – ехидно хмыкнула я. – Обещано пыль из штанов выбить? Я, в отличие от некоторых, на всякие хитрости не горазда. Поэтому или ты сам справишься, или я прямо сейчас помогу.
– Не надо! – Сообразительный ребенок моментально стартанул с места, только трава прошелестела, а их с Паршивцем уже и след простыл.
Мы с Луи посмотрели ребенку вслед и даже посмеялись, но без особого веселья. Помолчали немного – ждали, когда к нам подойдет Франсуаза, возившаяся у костерка, а потом помогавшая мелким справиться с заданием.
– Все плохо? – это она и спросила, когда наше младшее поколение скрылось в шатре и прекратило хрустеть там соломой, из которой я соорудила всем матрасы.
– Думаю, не слишком хорошо, – кивнул Луи, глядя на меня. – Поймали лекарку?
– Не то чтобы, – свет от нашего малюсенього костерка едва различимыми багровыми бликами играл в листьях ближайших кустов, заставляя воображение причудливо выхватывать из этих рисунков разные образы, в основном, тревожные. – Магали скорее всего нормально добралась до дома, но наше место встречи, увы, нашли посторонние.
– Наверняка вскрылась продажа почек мимо скупщиков, – скривила губы Франсуаза.
Она с самого начала этого боялась и не стеснялась высказаться на тему того, что жадность – это плохо. Причем намекала лепесточница вовсе не на гору припасов у шатра, растущую после каждой нашей встречи с Магали, а на саму лекарку. Мол, начнет торговать оптом и в розницу – пиши, пропало. Сразу заметут.
– Магали не настолько глупа, – в который раз вступилась я за нашу деловую партнершу. – Но, кажется, там какой-то непредвиденный фактор вмешался. В любом случае, перед рассветом надо сходить и забрать то, что она сегодня привезла, мы спрятали это недалеко от границы рощи. А дальше…
– А дальше хотелось бы хоромов, да есть только хижина, – уже знакомой поговоркой ответил Луи. – Оставишь знак на новом месте встречи, а сама ждать не будешь. Возьмем то, что есть, и уходим. Братья уже передали птичий щебет в другие пустоши, в этом королевстве мы не одни такие, есть еще на крайнем севере и у западных гор несколько совсем закрытых поселений. Но, боюсь, и до них жадность человеческая доберется. Мы угрозу костями чуем, который день. Поэтому наш народ уйдет в другие земли. Еще один день и Мы покинем королевство, есть тайные тропы, на которых нас будет сложно задержать. И вы с маленьким принцем уйдете с нами.
Он так это сказал, словно не спрашивал, а отдал приказ. Собственно, так оно и было.
Сердце тоскливо сжалось – мне было очень страшно и больно уходить из места, где, пусть и только теоретически, сушествовала некая дверка, через которую можно попасть в другой мир. Можно вернуться домой, можно…
– Если останешься – и сама сгинешь, и дитя погубишь, – очень веско высказала Франсуаза, словно подслушав мои мысли. – А он без тебя не уйдет, хоть мы его на веревке тащи. Тюльпанчика тут убьют и ты сама не найдешь то, что ищешь. Потом, может быть, когда крови в головах людей станет поменьше, нахлебаются свободы и равенства полными кружками… тогда, может быть, вернемся.
Я только кивнула. Через силу. А потом сказала:
– Припасы только не забыть забрать. Тайные тропы или нет, а есть надо и на них, и на новом месте, пока еще обустроимся.
Лепесточники дружно кивнули.
– Под утро сходим. Чую я, как время поджимает, угроза как камень над тропинкой, дохни слишклм громко – свалится на башку, – угрюмо завершил разговор Луи. – Хоть бы завтрашний день прожить спокойно, а там уж…
Я мысленно взмолилась – пусть! Пусть будет спокойно еще хотя бы завтра!
Увы, желаниям моим было не суждено сбыться.
ЭПИЛОГ
АЛИНА
Кучку припасов до рассвета никто не тронул и мы с Луи благополучно перетащили ее к шалашу. Даже успели высунуть нос из рощи и осмотреться на близлежащих улочках.
Сначала показалось, что все тихо. Но через минуту напряженного вслушивания Луи зло шмыгнул носом и потащил меня обратно в заросли.
– Что? – тревожно осведомилась я.
– Совсем плохо дело, – сказал лепесточник и выругался. Обычно он себе такого не позволял и я поняла, что все еще хуже. – Обложили со всех сторон. На встречу с лекаркой больше не суйся, поняла? Не вернешься. И ей ничего хорошего не прилетит. Жаль, прямо сейчас уйти нельзя, надо дождаться, пока соберутся все, и еще получить ответ с птицами. Мы должны уходить одновременно, иначе те, кто отстанет, пропадут.
Сердце забилось в горле, словно хотело дезертировать из моего тела и улететь раньше, чем эта странная лепесточная птичья почта сработает. Предчувствие или я просто слишком нервничаю? Пойди разбери…
Весь день прошел в напряженном ожидании. Чтобы как-то занять себя, Нико с Паршивцем, а заодно и наших леших, я предложила после того, как упакуем и распределим по заплечным мешкам все наши пожитки, пойти и устроить последний и ударный сбор почек. Ну да, здесь продать их уже не получится. Но ведь на новом месте надо будет с чего-то начинать. Вряд ли там много свободных проклятых пустошей. Даже то, что тамошние лепесточники безропотно подвинутся, чтобы принять беглых братьев, не означает, что им выделят самые богатые сырьем места. А если у нас будет запас…
– Дело говоришь, девка, – решил Луи. – Щас нашим всем свистну, пройдемся напоследок в самой глубине короткими забегами, оберем пожирнее. И ждать ответа от братьев будет проще.
Дело пошло чуть веселее. Конечно, тяжесть на душе никуда не делась и беспокойство все время грызло, заходя то с одного боку, то с другого. Еще и тоска по прежней жизни разгоралась все болезненнее. Но все равно, простая и понятная работа помогала.
– Слышь-ка, – вдруг сказала Франсуаза, обирая последние почки с соседнего куста.
Я обернулась к ней, заодно окинув взглядом все видимое пространство. О… кажется, тут собрались все лепесточники рощи. Куда ни глянь – везде зелень шевелится.
– Слышь-ка, – повторила Франсуаза, как-то озадаченно почесав нос. – Тебе ничего, нормально дышится?
– Да вроде… – Я пожала плечами и вздохнула.
Клумбы-то мои тут останутся… О! Так, надо еще успеть несколько луковичек выкопать. Мало ли как оно на новом месте будет.
– Ну ладно. – Франсю снова занялась почками.
А через несколько минут Луи подал сигнал об окончании сбора. Да и правда, уже темнело. Так что все ушли, а я чуть задержалась – за луковками.
Когда я прибежала к шалашу, он был уже собран. Серьезный и немного осунувшийся Нико держал в объятиях Паршивца.
– Ну все, сталбыть, – кивнул Луи, завидев меня. – Пришел сигнал. Выдвигаемся. Пойдем в сторону от города, обогнем рощу и выйдем за старыми винокурнями. А там и дорожка в горы. Через перевал станем уходить, там тропок много, на каждой стражника не поставишь, даже если захочешь.
Я тоскливо кивнула и оглянулась на далекие башенки города, видневшиеся над зарослями. Где-то там проход домой… а я ухожу не туда.
Увы, это было слишком оптимистично. В смысле – думать, что нам дадут так просто покинуть рощу. Едва вся наша компания присоединилась к толпе таких же оборванцев с серьезными лицами – каждый почему-то так и норовил погладить по голове Нико, потрепать за уши Паршивца и похлопать по плечу меня – и мы все двинулись вдоль рощи в нужную сторону, как из густых зарослей вылетела уже знакомая Багира-Крошка и зарычала, преграждая путь.
Никто еще не успел среагировать, как следом за ней из тех же кустов вывалилась Магали, тащившая на закорках окровавленное тело давешнего брюнета. Потом раздался выстрел, все подпрыгнули, я в страхе впилась глазами в беглецов, но стреляли не они и не в них. На тропу выскочил еще один знакомый – наш криминальный зеленоглазый блондин. В его руках был дымящийся пистолет старинного вида.
Он зло усмехнулся и сказал:
– Опоздали. Облава идет, от винокурен дорога тоже перекрыта. Надо попробовать уйти подальше к пустоши, насколько хватит вашего дыхания. Может быть, наемники Добродетели не сумеют вас оттуда достать.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
КНИГА II
ГЛАВА 1
ЛИРЭН
Спать я лег лишь под утро, выпив не один, как собирался, а три бокала орешки – наикрепчайшего зелья, выгнанного из орехов и дробленых косточек. Орешку считают кабацким напитком низшей пробы, но, если ее сделали правильно, голова потом не болит.
Ночной разговор оказался очень неприятным. Сначала собеседник выразил обидчивое сожаление, что пришлось долго ждать. Ни с кем из капитанов он общаться не стал:
– И не только из уважения к вашей иерархии. Мне нужно, чтобы решение было принято как можно скорее, а принять его может лишь глава вашего Братства.
Лицо визитера закрывала большая маска с вырезами для глаз. При короле в таких трудились палачи, но нынче всенародные казни проводятся редко, а исполнители масок не надевают. Судя по запаху, этот палач жевал густой цветочный конфитюр: освежает рот, дает немного дыхания, а главное – меняет голос.
– Какого же решения ждет от нас уважаемый Совет?
Вместо ответа «палач» показал мне две бумажки. Самое главное я увидел сразу – цифры 1500.
– Если вы согласитесь, я ставлю недостающую подпись, вы в любое время суток обращаетесь в казначейство и получаете указанные суммы. Одну – для исполнителей, другую – вам лично. Оставить себе, поделить – это решать вам.
– Хорошие деньги, – сказал я, глядя на невидимое лицо. – Что за них следует сделать?
– До заката вы должны предоставить представителю Совета сотню проворных молодцов, разбитых на хорошо управляемые десятки. Они должны заранее надышаться, действовать придется на пустоши. К каждой десятке будет прикреплен наш куратор.
– Надеюсь, им не придется собирать почки? – усмехнулся я.
– Нет. Заняться сборщиками. Если прикажут их арестовать – арестовать. Если убить – убить. Любого пола и любого возраста.
– Так сколько же человек придется убить? – спросил я с беззаботной улыбкой.
– Столько, сколько будет сказано на месте: пять, десять, двадцать. Сотню не понадобится точно. Однако приказ куратора должен исполняться мгновенно, как лично ваш.
Я зажмурился, вдохнул и выдохнул, мысленно прослушал детскую песенку и вспомнил какую-то молитовку. Потом ответил:
– Дело даже не в суеверии, мы все знаем, что убить лепесточника – к беде. Дело в старом обычае Братства, он называется «попрокурорить». Слышали?
Собеседник ответил, что нет.
Я продолжил:
– Нельзя же нанять для убийства как для прополки огорода. Необходимо объяснить – чем так зловреден этот зловредный человечек? Не отдает долги из принципа? Поджигает дома вдов и сирот? Погряз в противоестественном? Убил отца и мать? Пусть половина сказанного – ложь, все равно обычай есть обычай. Так что же такого плохого сделали лепесточники?
На этот раз паузу взял собеседник. А я приглядывался и думал: поделиться ли мне с ним сделанным открытием?
– Лепесточники нарушили один из основных запретов Города, – наконец сказал он, – и подлежат наказанию. По решению Совета оно будет осуществлено руками вашего Братства. Думаю, для вас этого должно быть достаточно.
– Уважаемый блюститель Добродетели, – улыбнулся я, – если вы снимете маску, я окончательно поверю, что Совет принял именно это решение.
Люди, которые неумело скрывают лицо, почему-то очень обижаются, когда их разоблачают. Я разглядел злобную гримасу даже под маской. Мой собеседник ее так и не снял. Но проглотил остатки конфитюра и говорил уже узнаваемым голосом:
– Не менее уважаемый глава, или маршал, так называемого Ночного Братства! Если вам необходимо, чтобы я, как вы выражаетесь, «попрокурорил», я назову вам еще одну вину лепесточников. Они совершили ошибку, которую в первую очередь делают вельможи: решили, что Город не может обойтись без их услуг и им сойдет с рук все. Не пройдет и суток, как они очень серьезно в этом разочаруются. Правда, исправиться смогут не все. Сказанное относится и к вашему Братству. Мы терпим его как застарелую болячку, избавиться от которой слишком хлопотно. Но иногда хирургу приходится ампутировать руку или ногу, а не удалять зловредный прыщ!
Видимо, брат блюститель забыл, что находится не на заседании Совета или на трибуне переполненной площади. Он кричал, и, несмотря на маску, было видно, как брызгает слюной.
Я откинулся в кресле, как пассажир на почтовой станции, когда до дилижанса два часа, и сделал вид, будто задремал. Или даже не сделал вид.
– Думаю, я сказал достаточно, – продолжил гость. – Сейчас для нас важнее всего быстрота. Я пришел к вам, чтобы принятие решения не затягивалось из-за посредников. Каков ваш ответ?
– Подождем, – ответил я, натурально зевнув. – Мне необходимо собрать совет капитанов и тогда мы решим.
Добродетельник чуть не прикусил маску изнутри. Может, и нарочно, чтобы не сорваться. Встал, ушел без прощания. А я отправился к себе в спальню. Достал бутыль, выпил два бокала, потом третий и лег. Еще подумал, что надо бы и вправду созвать на вечер совет капитанов. Ладно, проснусь и прикажу.
* * * * *
Меня разбудил Терсан. Его голос был немного взволнован.
– Брат мар, меня послали к вам с просьбой прийти на совет капитанов.
Несколько секунд я тер невыспавшуюся голову. Значит, я все же успел отдать приказ. Но кому? Нет, нельзя сходить с ума. Пока что в своей жизни я не совершил ни одного дела, которое не запомнил.
– Капитаны собрались сами, – уточнил лейтенант. – У них к вам очень важные вопросы.
– Все капитаны? – спросил я.
– Не все, но больше половины. Они очень просили прийти к ним поскорее.
Судя по закатному солнцу, до вечерних сумерек оставалось немного. Я освежился бокалом легкого вина и пошел за Терсаном.
По традиции, совет проходил если не в трактире, то в подземном зале.
Я сел во главе стола, оглядел лица. Да, девять человек, больше половины. По крайней мере, одно решение они принять могут.
– Ночной удачи и дневного покоя, – приветствовал я. – Давайте приступим к делам.
– Без дел мы бы так борзо не прискакали, – проворчал кто-то.
Я одернул наглеца взглядом и посмотрел на Джарнета – самого пожилого из капитанов. Начинай.
– Маршал вершит судьбу Братства, – начал он, как и положено, в третьем лице, – но маршал не может принимать важные решения, не посоветовавшись с братьями.
– Маршал не принимал, – в тон ему ответил я, – он решил посоветоваться с капитанами.
– Иногда решение что-то отложить само является решением, причем очень опасным, – начал Джарнет, но я его перебил:
– Пока маршал спал, человек в большой маске напрямую стакнулся с капитанами?
Все замолчали.
Потом опять заговорил Джарнет.
– Да, нам пришлось поступить именно так. Маршал должен знать…
Пошел нудный треп о том, что я знал и так: нас терпят, но могут и уничтожить, нужно взвешивать действия, некоторые просьбы нужно выполнять даже бесплатно…
Я слушал и понимал: оратор тянет время. Он чего-то ждет. Но чего?
И тут открылась дверь. Появился Ухо – капитан, которого не любят, презирают, но боятся. Если лица всех были напряжены, то его – сияло.
– Введите! – приказал он.
ЭТЬЕН
Когда настала пора уходить, главной проблемой оказалась Крошка. Катланка встала между мной и дверью. Она фырчала, била хвостом о паркет и постоянно растягивалась на полу в том месте, где должна была ступить моя нога. Упорно-безнадежная борьба продолжалась до прихожей. Офицер караула Совета с интересом глядел на нас: возможно, он впервые увидел домашнего катланка.
Наконец я присел и погладил серую морду:
– Крошка, сейчас ты мне не поможешь. Я сделаю все, чтобы мы встретились. Оставайся здесь и не покидай дом, пока он безопасен для тебя.
Слуги получили необходимые инструкции, пока они здесь, кошка голодной не останется. Что же касается книг, старых вещей и самого дома, я попрощался с ними уже давно и уходил не оглядываясь.
Караул, присланный Советом, был вежлив. Например, он воздержался от обыска. Я этим воспользовался, пока собирался. Теперь, в пути, чтобы занять время, проглядывал «Листок свободы».
Заметил официальное сообщение от блюстителя Справедливости. Пространная преамбула сообщала, что самозванство – особо антидобродетельное преступление, оно вовлекает в обман честных людей, извращает их добрую волю и должно наказываться особо беспощадно. В конце перечислялись изменения в действующем законодательстве. Отныне самозванство, независимо от возраста самозванца, каралось как минимум пожизненным заключением в тюрьме с особыми условиями. Такому же наказанию подлежал тот, кто помог самозванцу или встретил его и не донес властям.
– Могли бы просто написать – уничтожается, – шепотом проворчал я.
* * * * *
В зале Совета отсутствовал блюститель Добродетели. Я воспользовался этим и обратился к блюстителю Мира – самому глупому и поэтому самому надежному из коллег.
– Вполне возможно, что в ближайшее время я отбуду в командировку. Если это случится, я хотел бы передать свой дом под ваш патронаж. Условия обычные: пользование в отсутствие хозяина, доход от аренды внешних строений, сохранность имущества. Буду благодарен.
– А я – признателен, – улыбнулся коллега в пышные усы, которые, как он считал, обязан носить каждый военный.
Он было пустился в расспросы, но я положил на столик заранее подготовленный договор и сел на канапе, предлагая ему сесть тоже и подписать.
– Ну, вот и отлично, – облегченно выдохнул я, представляя чувства прокурора, собравшегося вынести решение о конфискации и узнавшего, что имущество под патронажем главного генерала. – Был бы очень признателен, если бы вы сохранили прислугу, арендных доходов на это хватит, и позаботились о кошке.
– Как это мило – «позаботиться о кошке», – услышал я насмешливый голос, – особенно о кошке, способной позаботиться о хозяине.
Я обернулся. Рядом стоял блюститель Добродетели, за его спиной – двое охранников в масках, в куртках мышиного цвета, означавших скромность и принадлежность к народу.
– О заботливой кошке мы еще поговорим, – продолжил он, – а пока начнем совещание, у нас слишком мало времени. – Блюститель Добродетели говорил кратко: – Лепесточники нарушили экономические договоренности, но главное не это. Они ввязались в политику, укрыв на пустоши малолетнего самозванца. Найти и арестовать его обычной полицейской акцией невозможно. Необходимо решить проблему лепесточников как таковых – отстранить их от сбора почек. В процессе этого будет решена и проблема самозванца. Тот, кто даст клятву убраться из города, сможет выйти за кордонную линию, конечно же после обыска и конфискации всех недобродетельно нажитых ценностей. Обязательному задержанию подлежат только мальчишки от пяти до двенадцати лет и их родители или опекуны. Их судьбу, – скороговоркой закончил блюститель Добродетели, – решат наши помощники из так называемого Ночного Братства. Вот резолюция. Трое членов Совета уже поставили под ней подписи. Дело за вами, брат Этьен.
– Как блюститель Созидания, – неторопливо начал я, – не вижу экономической целесообразности в таком решении. Что же касается мальчишек-самозванцев, для начала следовало бы убедиться, что они существуют.
– У меня есть доказательства, что именно брату… пока еще брату Этьену, – с ухмылкой заметил блюститель Добродетели, – известно о таких мальчишках на пустоши больше, чем любому из нас. А вот и свидетель.
Двое мышиных стражников убрали ширму у стены. За ней на низком табурете сидел бедолага с перевязанным лицом и руками.
– Это следы знакомства с заботливой кошкой, – с той же усмешкой продолжил блюститель Добродетели. – Ты узнал его голос?
– Да, – ответил тот, – и голос, и лицо, только он был одет как фонарщик.
– Ты послужил Добродетели и можешь удалиться. Гражданин Этьен, мы не будем тратить время, спрашивая у тебя, зачем ты ходил на пустошь. В ближайшие дни ты сможешь дать пояснения народному прокурору и присяжным. Братья, теперь вы согласны, что не ошиблись, подписав вторую резолюцию нашего Совета? Три «за» при одном воздержавшемся.
Блюститель Справедливости взглянул на меня со злорадным торжеством, блюститель Мира – с печальным сочувствием.
– Заберите у гражданина шпагу и проводите во временное жилище, – распорядился блюститель Добродетели.
ЛИРЭН
На вошедшего я взглянул с интересом, а он на меня – со страхом, вдруг я отрежу второе ухо?
– Габош был наказан по правилам, – заметил Джарнет. – По правилам ли поступил ты, не поделившись с капитанами его тайной? Напомни ее, парень, и не трать наше время.
Габош немного сбивчиво, но в целом верно пересказал наш разговор.
– Итак, – заявил Ухо, – маршал узнал, что среди лепесточников скрывается мальчик, очень похожий на принца. И что же сделал маршал? Пусть его ответ будет быстрым и честным! – почти визгливо заметил он.
Во взглядах было не только нетерпение, но и злорадство. Я понял, что не ошибся, заметив слежку во тьме. Или ошибся, не разобравшись с ней.
– Я был на пустоши. С мальчишкой не разговаривал и, как вы убедились, сюда его не привел, – ответил я максимально честно.
Несколько секунд слышались удивленные вопросы: «Это принц или нет?». Я молчал.
Джарнет ударил по столу рукоятью клинка и все стихли.
– В любом другом деле, – начал он спокойно и мягко, – нам бы хватило твоего объяснения. Сейчас – нет. В одну ночь ты отказал самому сильному человеку в Городе и ходил искать встречи с тем, кого этот человек боится и ненавидит больше всего. Этого достаточно, чтобы нам объявили войну на уничтожение. Да, наше Братство бессмертно. Нас не уничтожат, но загонят в щели, как крыс, и этого не хочет никто. Маршал стал угрозой для всех и, пока он спал, старейшина капитанов, Джарнет, исправил его ошибку. Не ради денег, а ради прежних отношений Братства и власти.
– Сделав еще большую ошибку, – сказал я. – Детоубийство и цареубийство, особенно когда они совмещены, это пятно на века. Недаром добродетельный мерзавец решил спихнуть эту работу на Братство – себя защитить, а нас запятнать.
– Лирэн, – старейший капитан в нарушение правила обратился ко мне по имени, – ты прав, это пятно. Но сейчас надо тушить пожар и я не вижу другого выхода.
– Надо было бы поручить это ему, его руками, – зло сказал Ухо.
Я взглянул на него и он заткнулся.
– У нас нет права разжаловать тебя, это дело большого совета, – продолжил Джарнет. – Но мы вправе лишить тебя полномочий. Отдай клинок маршала. Надеюсь, когда история с лепесточниками закончится, тебя выберут снова.
Я неторопливо вынул клинок, полученный почти год назад. Поднял. Взглянул на Ухо, да так, что тот нырнул за чью-то спину. Метнул – лезвие вошло в столешницу почти наполовину.
И вышел быстрым шагом.
ЭТЬЕН
То, что ничего хорошего меня не ждет, я понял, когда за дверями секретарского холла дежурный лейтенант гвардии Совета передал меня личной охране блюстителя Добродетели. Я слышал, что этих ребят набирают из узников тюрем, осужденных за столь нехорошие проступки, что защищать их отказалось даже Ночное Братство, если они в него входили.
