Текст книги "Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Ива Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
А я не камень, дьявол возьми всю добродетель на свете. Поэтому не следует удивляться тому, что поцелуи начались еще в коридоре, когда мы возвращались в свою комнату. Пусть скажут спасибо, что не на лестнице!
Самое главное, Алина вовсе не была против. Она целовалась так, словно хотела меня не просто попробовать, а даже немного съесть. Жарко, голодно и напористо, совершенно не соответствуя сложившемуся образу пусть бойкой, но солидной, взрослой и уже непригодной для романтики матроны.
– По-подожди. – Мы уже добрались до своей двери, провожаемые вполне понимающими взглядами посетителей и слуг. И я попытался взять ситуацию под контроль. Нет, я не был против продолжения! Но! – Подожди. Это все розовое. Когда пройдет его действие, ты пожалеешь и…
– Да что ты говоришь, – незнакомо улыбнулась ненормальная. – Мсье маршал, я слишком взрослая женщина, чтобы не понимать, чего хочу. И детская доза спиртного тут ни при чем, даже если в нее подмешали какой-то афродизиак.
Голос ее звучал абсолютно трезво и уверенно, а глаза сияли все теми же шалыми огнями, которые только стали еще ярче.
Я не выдержал и зарычал:
– Сама напр-р-росилась, женщина!
И снова впился в эти непристойно припухшие губы жадным поцелуем, одновременно яростно дергая шнуровку на ее рубашке. В ответ получил не менее яростный укус и рывок за ворот.
Где эта дверь?! Почему она заперта? Дьявол, она в другую сторону открывается. Сейчас…
– Брат маршал! Брат маршал! Бра-а-ат ма-а-аршал! – Громкое шипение из-за ближайшей драпировки далеко не сразу дошло до моих затуманенных страстью мозгов. Только после того, как шипящий пришел в совершенное отчаяние. – Брат маршал!
– Что?! – Я моргнул, осознал растерзанное декольте своей дамы, едва не взвыл, сдернул полуснятый камзол и накинул Лине на плечи, запахнув поплотнее. – Чего тебе?!
– Брат маршал. – Из-за занавески, скрывающей нишу в глухом конце коридора, высунулась…
– Филь-Филь?! Ты что тут делаешь?! И какого дьявола тебе от меня надо именно сейчас?
– Прости, брат маршал. И ты извини, подруга, – ухмыльнулась белокурая авантюристка, скользя в нашу сторону. – Я не хотела портить вашу борьбу с соблазнами. Но на твоем месте, Лирэн, отложила бы залипушки на полчаса и послушала. Тут у нас такие цветочные поляны пахнут, что тебе по ветру должно быть. Только вот с подружкой твоей я обсуждать не нанималась, мало ли, растреплет. Скажу наедине. Это важно, маршал, зуб даю.
Я прищурился и оглядел бедовую девицу с ног до головы. Задержал внимание на невинном личике и вздохнул. Раньше Филь-Филь всегда была на моей стороне и не раз действительно приносила полезные новости в клювике.
– Алина, подожди меня в комнате. Две минуты.
– Хм, – несколько скептично ответила пришелица и я мысленно взвыл, понимая, что белобрысая вестница порушила нам все настроение и больше за этот вечер приятного ничего не случится.
А вот неприятностей, судя по всему, уже тем самым ветром принесло.
– Две минуты. Пожалуйста, – повторил я, мысленно упрашивая свою спутницу не поддаваться женской мстительности и не устраивать разборок с Филь-Филь за прошлую подставу.
– Ладно. – Дверь за спиной тихонько скрипнула и греющее присутствие самой странной женщины в моей жизни пропало.
– Ну? – Я надвинулся на веселую девицу, заталкивая ее обратно в нишу, из которой она вынырнула.
– Да тут такое дело… – Филь-Филь выглянула из-за моего плеча, убедилась, что в коридоре больше никого не видно, и улыбнулась…
Есть песни, которые я узнаю с первой ноты. Напитки – с первой капли. Вот и эту улыбочку я оценил с первого движения губ. Оценил и прочел.
Она сделала то, что надо. Добилась своего. И очень радовалась чему-то, чего я еще не видел.
Никаких размышлений не было – тело все решило само. За спиной вблизи никто не стоял, опасность могла лишь прилететь. Поэтому тело отскочило в сторону и брошенный кинжал воткнулся в стену. Я рванул обратно, распахнул дверь в комнату и…
Успел увидеть, как серая тень, перекинув через плечо бессознательное тело Алины, выпрыгнула из окна.
ЭТЬЕН
Если ты ничего не можешь сделать, надо спать – эту истину я запомнил с детства, когда болел мотыльковой сыпью. Был такой маленький, что всерьез поверил, будто пятнышки, высыпавшие на коже, напоминают мотыльков. А если не похожи, ты просто не пригляделся. Уже потом, когда выздоровел, узнал настоящий смысл названия: три четверти заболевших ребят живут не дольше мотылька в холодную пору.
Тогда мне первый раз повезло, я оказался в счастливой четверти. Запомнил испуганный голос матери, непритворно озабоченный голос отца и ровную речь доктора:
– Что сделать еще? Я сделал все, что мог. Вам остается молиться всем богам. Ему – спать.
«Как хорошо, что мне не надо молиться, еще пропущу одного из десяти древних богов», – подумал я, засыпая. И проснулся три дня спустя, почти здоровым.
Тогда я болел в кроватке из дорогого дерева, на перине, набитой лебяжьим пухом, под балдахином, стиранным в ароматной воде. Сейчас моим ложем был грубый плед на груде сухих листьев, подушкой – камень, завернутый в рубашку, а между мной и небом со сгущающимися тучами был навес из веток и листьев. То, что единственное доступное мне занятие – это спать, я прекрасно понимал и без врача.
Проснулся только один раз, когда ко мне приблизилась делегация с неожиданной просьбой – доверить им Крошку. На одну секунду меня буквально затопило желание крикнуть «нет!». Я и так лежу тут раненый и несчастный, у меня только один друг, пусть хвостато-мяукающий, а меня хотят лишить и его!
К счастью, мне хватило сил вынырнуть из-под этой волны. Даже не из-за уверенности, что без дополнительного ланцета и пинцета кто-нибудь умрет, я например. Катланки – не вьючные мулы и не почтовые голуби, так что я с самого начала сомневался в успехе предприятия. Но оставаться здесь и ждать, когда наши враги решатся удостовериться своими глазами, жив ли кто-нибудь из нас, пожалуй, опаснее любой экспедиции.
Я не древний варварский герой, которому надо положить в могилу любимого коня. Или любимую кошку, если копать могилу конской величины нет времени. Поэтому пусть лучше станет бродячей кошкой, чем мертвой. Буду этому только рад, даже если не узнаю.
И когда Крошка исчезла, я облегченно вздохнул – на одну привязанность меньше. Вот теперь я окончательно никому не нужен на белом свете. С этой мыслью я уснул, положив здоровую правую руку на рукоять свинцовника – единственного оружия, с которым мог совладать в таком состоянии.
Когда проснулся, то понял, что ничего плохого пока еще не случилось. Доносился только отдаленный шепот лепесточников. Сквозь прорехи крыши отчетливо просматривались тучи, но дождь еще не начался.
Вообще-то, с мыслью о своей полной ненужности я поторопился. Обо мне заботились, причем самым наилучшим образом – без моих просьб и приказов. Сначала я лежал на листьях, но чуть позже мне обеспечили плед, построили шалаш. У изголовья стоял кувшин с достаточно чистой водой, а позже мне дали отхлебнуть вина – полезная штука при кровопотере.
Все это делали лепесточники, тихо и вежливо. Мне казалось, они до сих не могли поверить, что такой знатный вельможа, пусть даже бывший вдвойне, – уже и не аристократ, и разоблаченный народный министр, – явился по своей воле участвовать в их скитаниях. Может быть, они даже считали меня талисманом своего бегства.
Я и не собирался с ними спорить. В голове звучали глупые детские считалки про лепесточников и драконов – известное пророчество, что лепесточники сами по себе талисман всего королевства.
Единственным участником, точнее участницей, нашего пикника на пустоши, не старавшимся блеснуть передо мной вежливостью, была Магали. Она пару раз подходила, щупала лоб, мерила пульс и, что-то недовольно буркнув, удалялась, а когда достаточно рассвело, решила осмотреть рану. Вечерняя повязка уже слегка подсохла, я проявил шутливое мужество, когда она взялась за нее, но не произвел на деву-доктора никакого впечатления.
– У вас золотые паль… ш-ш-ш. И прекрасный глазоме… ш-ш!
– Не дергайтесь! И шипите сколько хочется без прикусывания губ!
– Там все плохо? – спросил я несколько секунд спустя.
– Лучше, чем я ожидала, – ответила Магали после короткой паузы. – Но если Лина не доберется до клиники и не вернется кошка, то вечером мне придется вытаскивать пулю, используя то, что имеется. От золотых пальцев со стальными ногтями я бы не отказалась, а вашу стойкость лучше поберечь до операции.
– С вами приятно иметь дело. – Я почти не улыбнулся. – Вы строите планы на вечер, а я не представляю, что будет через час.
Магали внимательно взглянула на меня, будто подыскивая подходящий ответ. Но, не найдя его, промолчала.
Что-то ткнулось в мою ногу. Что-то привычное и непривычное одновременно. Так тыкалась Крошка… в позапрошлом году.
Я поднял голову, удачно подавив стон. Да, это был катланк, который через два года дорастет до Крошки, если мы все не погибнем на пустоши. Паши, полное имя которого я уже знал, поэтому улыбнулся.
В пяти шагах сидел его хозяин. Поймав мой взгляд, он сделал вид, будто считает нависшие тучи.
– Он ваш ассистент? – спросил я Магали.
– Лина велела ему не отходить от меня и он выполняет приказ, – тихо ответила дева-доктор.
Я закрыл глаза и задумался. Никому не пожелал бы таких приключений, что выпали этому мальчишке. И все же – наверное, страдая от раны, можно позволить себе злые рассуждения – ему немножко повезло.
В самые нежные годы принцы засыпают в колыбелях под баллады о давних войнах. Читают сказки о легендарных героях вроде Криллэ, имени которого нет ни в одной летописи, зато оно есть в десяти песенных сборниках, и поэтому он реальней графа с любой родословной. Притчу о юном принце, который на охоте помог старушке донести хворост до ее хижины, а она на войне укрыла его от врагов. Такие же песни, басни, новеллы, после которых наследник, засыпая, обещает быть самым отважным, самым справедливым, самым благородным королем, чтобы правнукам пели песни и в них звучало его имя.
Но годы идут, принц взрослеет, выпивает первый бокал вина и понемногу узнает, что без благородства можно обойтись. Что если он не выучит урок, то учитель лишь печально вздохнет и не повысит голоса. Что можно сгрести все эклеры и меренги с блюда. Что можно посетить буфет и выпить вина, да не бокал – несколько бутылей. За эту историю высекут пажей, даже тех, кого с ним не было, а его высочеству предложат серебряный таз и похмельное питье. А фрейлин сначала можно сколько угодно дергать за косички, а потом, по совету старших пажей…
Вот потому-то и хочется, чтобы маленьких принцев похищали драконы и лепесточники, пока они не испортились. И возвращали во дворец несколько лет спустя, чтобы они были готовы исполнить свои благородные обеты…
Внезапно до меня донеслись испуганные крики.
Вот как всегда! Как говорила нянюшка: «Если очень сладко, скоро будет гадко». Не то чтобы лежать под навесом и размышлять о принцах очень сладко. Но если сейчас появятся осмелевшие гвардейцы Добродетели, эта гадость будет последней в моей жизни. И не только в моей.
Рука нащупала рукоять свинцовника.
– Не бойся, он уже с добычей, – крикнул кто-то, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно тише.
– Это наша кошка! – согласился другой лепесточник.
И что особенно приятно, донеслось радостное «мьяу!» Паши.
Я повернул голову. Ко мне гордо шествовала Крошка с высоко поднятым хвостом. К ее ошейнику была приторочена небольшая корзинка. Видимо, этого груза моей кошке показалось мало, поэтому в зубах была курица.
Крошка подошла, кинула рядом бездыханную птицу и ткнулась носом мне в руку.
– Спасибо! Все хорошо, она своя, – шептал я, поглаживая серую мордочку, в то время как Магали отвязывала корзинку, ругаясь не столь добрым шепотом насчет узлов своего деда, к которым не привыкнуть.
– Вот удача! – заявила подошедшая незнакомая лепесточница. – Господин вельможа, если они ее кушать не намерены, позвольте я супчик приготовлю! Костерочек мы укроем, ни дымка не поднимется. Вам первая тарелка, а им – косточки, потроха.
– Франсю хорошая повариха, – подтвердил Нико.
Я понял, что лепесточница Франсю столь уважительно говорила о Крошке, и затрясся от смеха, до боли в плече. Потом взял птицу за крыло, приподнял, показал Франсю – возьми.
Моя кошка равнодушно отнеслась к передаче добычи – мол, мое дело принести, а там хоть закопайте.
– Между прочим, она считает тебя своим котенком, – неожиданно сказал Нико. – Катланки не любят влезать в курятники и делают это, лишь когда очень надо.
– Откуда ты это знаешь? – спросил я, отметив, что впервые вступил в разговор с принцем.
– Я читал в королевской библиотеке «Либрум, о свойствах, повадках, нравах, проживании, прокормлении, брачевании и расплождении катланков повествующий». Ну, на самом деле, мне прочитали, – заявил Нико и я с удовольствием отметил, что он еще не вышел из возраста, когда честность является ценностью для принцев.
– Катланки – это хорошо, – прервала его Магали. – Костер только осторожней разводите, чтоб супостатам не надымить. И перед супом вскипятите котелок для меня. Еда подождет, раны – нет.
С этим спорить никто не стал.
Магали распотрошила корзину, я сам удивился, сколько в нее вместилось медицинского инвентаря и полезных снадобий. Уже скоро я получил кружку дымящегося напитка, в который дева-доктор влила треть склянки некоего болеутоляющего сна – так она сказала.
– Эй, пострел, – обратилась она к несостоявшемуся наследнику престола, – потом повозишься со своим клопоносцем…
– Это Паши. Паршивец, – уточнил маленький принц.
– …со своим Паршивцем. А сейчас мне поможешь. Воду обеспечь, обычную, руки обмыть.
– Мадам, – заметил я, ощущая приближение глубокого сна, – за обеспечение водой, как всегда, взяло ответственность небо.
И это было так. Тучи наконец-то соизволили пролиться. Некоторое время капли просто стучали по листьям навеса, а потом нашли промежутки и упали на лицо. Несколько секунд спустя они превратились в ручейки.
«Давно в Городе не было такого дождя. Повезло всем, особенно лепесточникам на пустоши», – подумал я, окончательно засыпая. Еще успел запомнить, как Нико под сварливым руководством девы-доктора разматывал мою повязку.
Да, ремесло лекаря ему не помешает. А мне полезно поспать.
* * * * *
Когда я очнулся, то не сразу понял, какое время суток. Было темно, и неспроста: заботливые лепесточники превратили куцый шалаш в почти водонепроницаемую походную палатку. Дождь закончился несомненно – по листьям и кожаным лоскутам, отделявшим меня от небес, ничего не барабанило.
– Очнулся? – спросила Магали, отдергивая полог. И его повесили, молодцы. – Очнулись? – поспешила исправиться она, задергивая занавеску.
– Верните небо, – произнес я сонным голосом, – а также можно перейти на «ты». Согласна?
– Согласна, – ответила Магали, распахивая шалаш.
Спал я долго и крепко: не просто дождь прекратился, но и небо практически очистилось и были видны первые вечерние звезды.
– Лепесточники набрали воду?
– Да, хотя, по их словам, они могут добыть ее и из камня. Давайте… в смысле, давай я посмотрю твою рану. Меня немного удивляет…
– «Удивляет» – смягченный вариант слова «тревожит». – Я попробовал изобразить улыбку.
– Нет, именно удивляет твой пульс и цвет лица. Да, кстати, как ты себя чувствуешь?
– Раненый должен сказать, что слабо, но мне хочется сказать, что лишь сонно, – ответил я, после того как и вправду на миг сконцентрировался, чтобы понять свои ощущения.
Магали приступила к осмотру и, размотав бинт, не удержалась от «ого!». Потом велела:
– Пошевели рукой!
Я выполнил приказ, хотя и без особого энтузиазма. И с трудом сдержал восклицание. Боли не было. Моя шуйца казалась ушибленной, и все же за обеденным столом ей можно было бы доверить вилку. А в бою, если уж совсем припечет, – защитный кинжал.
– Рана почти затянулась, – буднично-успокоенным голосом заявила Магали, – почти не опухла и не краснеет. Выглядит так, будто пуля была извлечена дня три назад, а не три часа. Кстати, а вот так?!
Я сдержал стон, причем без особого труда, хотя пальцы Магали сжали плечо, сдавливая каверну, из которой извлекли злосчастную пулю. Если бы она так жамкнула не раненое плечо, эффект был бы таким же.
– Забавно, – задумчиво сказала дева-врач. – Чем безумнее гипотеза, тем быстрее должна быть проверка. – И умчалась из шатра.
А я улыбнулся, вглядываясь в вечернее небо. Может, попробовать сесть? Да, и это получается. Только хочется пить, спасибо, что кувшин не унесли и он не пуст.
Едва я отставил допитый сосуд, как вернулась Магали.
– Дед не поверит, – задумчиво сказала она, – и вообще никто не поверит.
– Ты добежала до библиотеки? – усмехнулся я.
– О, да ты сидишь. Не удивляюсь. Нет, я осмотрела пожилого лепесточника. У него была рана такой же глубины, пулей такого же калибра. Но бедняге еще лежать и лежать, а его рану промывать и промывать, благо твоя замечательная кошка принесла и это средство.
На миг мне стало стыдно. Я приподнялся и выглянул за порог. Да, Крошка лежала у входа в шалаш.
– И я задумалась, – продолжила Магали, – в чем же разница? Одни и те же инструменты, одни и те же лекарства, одни и те же приемы, большинство из которых я могу выполнить с завязанными глазами. Разница лишь в одном…
– В чем? – спросил я, на этот раз без капли сарказма.
– Его супруга не позволила ассистировать юному принцу. Она сказала, что все сделает сама, а он пусть посторожит своего котенка. Еще может принести хвороста. И вот результат. А ведь я считала это легендой.
– О целебных свойствах королевской крови. Точнее, королевских рук.
– Да, – спокойно сказала Магали. – Я верю экспериментальным данным. Он касался тебя, когда лечил, и твоя рана почти зажила. Я настолько откровенна, потому что говорю не при мальчишке.
– Ну да, его здесь нет. Так где же он? А ведь он обещал не отходить от тебя, – заметил я, удачно скрыв беспокойство.
– Его нет, – тихо сказала Магали и вдруг крикнула: – Нико! Нико-о-о!
Ответом было молчание.
АЛИНА
Я сошла с ума. Какая досада.
А как еще можно объяснить эту дикую затею с ламбадой в борделе? Спрятались, называется. Замаскировались. Отсиделись. До темноты!
Главное, если бы можно было обвинить во всем вино и хитрые травки в нем – так нет же. Вовсе не поэтому у меня мозги переклинило так, что я не только сорвалась в штопор, но еще и увлекла за собой трезвого и вроде как крутого парня, попутно и ему вывихнув мозги набекрень. Аж настолько, что мы чуть было не занялись любовью прямо под дверью, не утруждаясь тем, чтобы зайти и запереться.
Ну, нравился он мне чисто внешне, и что? Разве это повод настолько сдуреть? Да щаз-з-з…
А я еще ж помню, как на нас там в зале смотрели. И кавалеры, и дамы. Причем последние поначалу меня очень явственно ненавидели, а под конец я всерьез заподозрила, что местные «аристократы» вообще плевать хотели, какого пола тот соблазн, который они намеревались преодолеть. Ой, мамочки! Да надо быть последним идиотом, чтобы так выпендриться в то время, когда тебя с собаками разыскивают.
Вот и пойди пойми, может, стоит еще сказать спасибо белобрысой аферистке, обломавшей нам всю сексуальную революцию. А то мало ли, вдруг бы мы решили устроить показательные выступления, например, на крыше за трубой? С громким музыкальным сопровождением. Ну, а что? Хватило же мозгов на ламбаду, значит, и от трубы нечего зарекаться.
Уф-ф-ф… Захлопнув дверь и откинувшись на нее спиной, я пару секунд глубоко дышала, пытаясь найти в недрах собственного организма мозг. Ну, не мог же он провалиться настолько глубоко, что даже из пятки не достать? О! Вот, кажется, что-то похожее. Бродит по внутренним органам с заунывными тоскливыми стенаниями: «Лина, ты дура, кто так делает вообще? На тебе ответственность, раненый, старики и ребенок, а ты нашла время танцевать непристойные танцы с малознакомым мужиком, очнись, неверная!».
Почему «неверная», я у зануды уточнять не стала. Чисто так, на всякий случай. Вздохнула, мысленно поймала мозг в районе сжавшегося от нехорошего предчувствия желудка и попыталась водрузить туда, где ему и положено расти: в голову. Ну, куда-то позади глаз.
Кажется, зря я это сделала… потому что, как только нудеж и скулеж сосредоточились в нужном месте, это самое место вдруг взорвалось болезненным фейерверком. А потом наступила темнота.
Но прежде чем она меня накрыла, я еще успела понять, что не просто дура, а дура в квадрате. Потому что, пока я тут предавалась угрызениям совести и розыскным работам по организму, меня тупо шваркнули чем-то тяжелым по голове. И сделал это человек, который даже особо не прятался, просто стоял сбоку от двери за какой-то хиленькой драпировкой. А я, курица слепая и озабоченная, его даже не заметила со своими метаниями в духе «я не такая, я жду трамвая»!
Дождалась, блин!
И Филь-Филь там, в коридоре, не просто так отвлекла Лирэна. Вот же су-у-у… самка собаки. Второй раз мне гадит. Надеюсь, битый жизнью король воров сообразительнее меня. И успеет сбежать…
Про гадину и самку собаки я думала куда-то в пустоту звездного космоса, в который падала сознанием. И надеялась только на одно: мне не проломили голову насмерть, просто вырубили, чтобы удобнее было…
– Ну, и что в ней такого особенного?
Голос возник все из той же темноты и сразу мне не понравился. Вроде мужской и, если слушать объективно, даже местами бархатистый баритон. Но смутно знакомый и противный – аж до мурашек по спине. Или это она у меня затекла потому, что я неудобно лежу?
– Страшненькая. Старая, лет двадцать пять уже точно есть. Точно не девица. Ни сисек ухватистых, ни задницы. Чего вас всех так вздрючило, что уже третий придурок просит разрешения с ней переспать, пока не прибили и добродетельному не отдали?!
Чего?! Что он сейчас сказал?! Мамочки…
– Дык это… Ухо… ты эт просто не видел, значить. А меня Филь-Филь-то вовремя позвала. Как раз прежний-то маршал с ею в зал для танцев спустился и она, значить… тама… ух! Ежели б не это, я б и бил сильнее, добродетельный-то козел, сталбыть, и за дохлую б заплатил. Но рази ж можно такую бабу насмерть? Это ж грех, то исть… противу всех мужиков как есть преступление!
Ы-ы-ы-ы… вот что значит вовремя покрутить задницей. Хоть не убили сразу, и то хлеб. А я еще думала, что дура, нашла время танцы устраивать. Оказывается, нас к тому моменту уже выследили. И только благодаря ламбаде я сейчас рискую получить бурную сексуальную жизнь вместо спокойной и добродетельной смерти. Еще два раза подумать, что хуже, а что лучше…
Интересно, если блондинистая зараза была в доме соблазнов с самого начала, не она ли плеснула нам в вино того сладкого, от которого нам обоим крышу снесло? От души могла плеснуть, а не капельку, как там принято. А впрочем, какая теперь разница? Не о том думаю.
– Этот-то, полумаршал, мертв?
Вот так вот одной фразой как обухом по больной голове… Эти слова заставили сердце провалиться куда-то в желудок. Ведь правда, если на нас обоих готовилось нападение… черт. Почему мне так плохо при одной мысли, что нахальный блондин, с третьего шага вполне сносно подхвативший мою ламбаду, убит? Я о себе должна думать! Ну, еще о Нико, о лепесточниках…
– Нет, брат Ухо. – Говорящий явно втянул голову в плечи, я не видела этого, потому что глаза открывать боялась, но слышала по его голосу. – Верткий, сволочь. Прирезал шлюшку, что его заманила, и погнался за мной, точнее за бабой своей. Насилу ушел, сталбыть, и то потому, что ребята прикрывали.
– А где были остальные бестолочи?! – Братец Ухо, которого я наконец опознала по первому неприятному знакомству, буквально шипел, как прогорклое масло на раскаленной сковородке, так же зло, бессильно и мерзко.
– Троих порешил в борделе и еще двоих на крыше. Он же ж маршал, сталбыть, не просто так.
– Он наглый ублюдок, которому везет на идиотов! Пошли вестника к добродетельному. Пусть забирает девку как можно быстрее!
– Дык это, брат Ухо, а как же это… не убудет с нее!
– Что ты там бормочешь, выкидыш тупой крысы?! Если не отдать девку, Лирэн придет за ней и первым делом отрежет яйца любому, кто тронул его игрушку! А если ее здесь не будет – не будет и доказательств перед Братством. Мало ли с кем связалась белобрысая шлюха Филь-Филь, я ее еще когда хотел в песке высушить, это брат наш маршал пожалел мерзавку. А она ответила черной неблагодарностью, навела на своего спасителя людей добродетельного. Все ясно?!
– Так, сталбыть… понятно, – уныло вздохнул некто. – Жаль, сталбыть… но, может, пока тот добродетельный своих людей не прислал, я ее маленько…
– Пшел вон! – яростно зарычал Ухо и, судя по всему, сопроводил свои слова смачным пинком пониже талии озабоченного сообщника. – Бегом! Сам отправляйся в обитель добродетели и чтобы мухой туда-обратно!
– Есть, – прогундел новоявленный гонец.
Судя по звукам, за ним захлопнулась дверь. А оставшийся в одной со мной комнате Ухо вдруг сказал еще кому-то, хотя я больше никого не засекла:
– Туда дойдет, а обратно вернуться не должен. Кишки выпустить и в канаву.
ЭТЬЕН
– Наверное, стража нас услышала тоже, – спокойным шепотом прокомментировал я крик Магали.
– Ой, прости, – ответила дева-доктор, – я не сдержалась. Доверили ребенка, а он исчез.
– Бежать на поиск я, пожалуй, еще не могу, – столь же неторопливо продолжил я. – К тому же юный принц не соизволил доложить, в которую из четырех сторон направился.
– Да, – еще тише ответила Магали. – И лепесточникам говорить неохота – еще подумают, что сбежал, чтобы нас выдать. Хотя ему попасться опаснее всех.
– Я бы рассказал сейчас только его котенку, – усмехнулся я. – Впрочем, это невозможно. Они неразлучны и сейчас вдвоем.
– Два неразлучных разбойника, – вздохнула Магали. – Кстати… мсье, если ва… если твоя замечательная кошка заменяет посыльную собаку, может, она заменит и розыскную? Даже не надо искать нюхательный предмет – пострел, когда лечили твою руку, сбросил свою куртейку и она так тут и осталась.
Маленькие чудеса этого дня продолжались. Крошка, услышав, что говорят о ней, подошла. Она уже получила куриные потроха, а на второе поймала себе серую крысу и, когда мы вежливо отказались от подарка, потребила ее целиком. Но легко прервала послеобеденный отдых, понюхала куртку, как показалось мне, понимающе кивнула и скрылась в окончательно сгустившемся мраке.
Мы приступили к самому неприятному занятию – ожиданию. В полной тишине слышались некрасивые хриплые звуки.
– То, что они поют, – это хорошо, – прервал я молчание. – Значит, они получили по вечерней бутылке и в ближайшие часы ничего не предпримут.
Магали не ответила. И вдруг спросила:
– Этьен, почему он так тебя не любит?
Я сразу понял вопрос. Притворяться не хотелось: эта женщина только что спасла меня от смерти, а может, смерть отложилась до утра. Тут как-то не до вранья.
– Он умолял забрать его из приюта. Не словами, а взглядом, но так, что не нужно и слов. А я этого не сделал. Можно назвать мой поступок трусостью. Можно – мудростью. Если бы вечером мы оказались в моем доме, то утром обоих не было бы в живых. Но я не смог этого сказать. А он, скорее всего, не понял бы.
– Если ему объяснить теперь, он поймет, он уже почти взрослый, – ответила Магали.
– Только пусть сначала этот почти взрослый найдется, – невесело заметил я.
И замолчал, прислушиваясь вместе с Магали к звукам из темноты. Сначала мы слушали настороженно, потом дружно прикусили рукава, чтобы не рассмеяться.
– Оставь его, слышишь, оставь его! Ну, пожалуйста, отпусти! – ожесточенно шептал Нико, не забывая о конспирации.
В такт его призывам доносилось такое же тихое, конспиративное мяуканье.
Потом на слабо освещенном пятачке показалась Крошка. Она уверенно и аккуратно волокла Паршивца, ухватив за загривок так, чтобы лапы котенка касались земли и переступали. Рядом шел Нико с каким-то странным котелком в руке и умолял большого катланка отпустить добычу.
Подойдя ко мне, Крошка наконец-то освободила Паршивца и тот упал к ногам Магали, громко мяукнув, не столько испуганно, сколько обиженно. Конвоирша села рядом и взглянула на меня, будто докладывая: «Задание выполнено!».
– Ах ты, бедненький, – вздохнула Магали и погладила Паши. – Ты цел, с тобой все в порядке?
Я хотел было уточнить, что моя кошка травмирует, только если захочет, но понял, что это зачин важного педагогического разговора.
– Му-ур, – ответил удивленный котенок, но вырываться не стал.
– Сейчас я тебе шейку помассирую, – продолжила лекарша и погладила Паршивца. – Да, кстати, кое-кому известно, что за уход без разрешения тоже полагается массаж? Очень быстрый и сильный, и совсем не шеи!
– Мы на разведку сходили, – безрадостно пролепетал Нико, понимая, что проблемы Паши закончились, а его – начались. – Она его уже на обратном пути сцапала, мы бы и так скоро вернулись.
– Так разведка на то и разведка, что можно сходить и не вернуться, – ответила Магали грозным шепотом. – И что я тогда сказала бы Алине?
Дева-доктор, не прекращая беспощадного разноса, толкнула меня ногой – адвокат, возражай прокурору!
– А был ли прямой запрет ходить в разведку? – спросил я.
Нико впервые поглядел на меня и взгляд явно был благодарным.
– Напрямую не запрещалось, – после короткой паузы уточнила Магали, – но должен был догадаться. Ведь сказано же было: от меня не отходить ни на шаг!
– Но я сам видел, что он отходил по делам, – продолжил я с незаметной усмешкой. – Ты же сама ему постоянно что-то поручала. А когда поручения закончились, он сам себе поручил сходить в разведку. Теперь это необходимо запретить.
– Ладно, твоя взяла, – притворно вздохнула Магали. – Воспитательный массаж заменяется запретом ходить в разведку, а также на прогулку, на свиданку и вообще куда угодно без разрешения. Ушел бы от цветов демоны ведают куда, упал бы – и как тебя искать?! – закончила Магали педагогическую лекцию грозным вопросом и замолчала, не ожидая ответа.
Зато спросить решил я.
– Как же ты смог далеко отойти от нашей волшебной клумбы?
– Наконец-то кому-то стало интересно, – не без ехидства заметил Нико и продолжил, не замечая грозной гримасы Магали: – Клумба ходила со мной. Вот же она!
И пододвинул свой сосуд к подземному костерку. Я наконец разглядел, что это такое: маленький котелок, наполненный землей. Из него торчал тюльпан.
– Я его вырезал с землей, поставил в запасной котелок, полил на всякий случай. И пошел. Мне приходилось со срезанными цветами ходить – совсем-совсем по-другому себя чувствуешь. Он же живой, он не теплится угольком, а пылает факелом.
– Уж не потому ли нам сейчас так хорошо дышится? – начала ворчливо Магали. Помолчала и добавила: – Да, хорошо.
