Текст книги "Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Ива Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 4
АЛИНА
Естественно, спасение Лирэна пришлось отложить. Это моя душа горела лесным пожаром – от страха, страсти, желания. Бежать, искать, освобождать, да хотя бы просто убедиться, что он жив.
Увы, в любом из миров почти невозможно попасть в чужое настроение. Для Магали, Луи и Франсю мой любимый был, как и для Нико, лишь веселым симпатичным атаманом, который сначала вступился за лепесточников, потом пошел меня проводить. Поправившийся Этьен так вообще предположил, что генерал, или маршал, уже забыла, Ночного Братства при первой возможности удалился к своей братии улаживать отношения. Вот зараза!
От меня требовали подробного повествования о похождениях и не позволяли перейти к самой трагической, финальной, части. Магали, например, интересовала судьба деда-профессора, Головы-на-плечах. Пришлось несколько раз повторить: стража ходит к нему, только чтобы вправить вывихи, ничего ему не угрожает.
Историю с салоном Испытания добродетели я постаралась сократить как могла – понимала, что рассказ о праздничных яствах и танцах никого не обрадует. Про логово мерзавца Лоша пришлось говорить подробно – вопросами засыпал Этьен, а остальные поддерживали. Когда сказала про скелеты в шкафу, бывший министр понимающе усмехнулся, похоже, он что-то знал.
Потому, когда дошла до кульминации – освобождения, бегства и самопожертвования Лирэна, уже порядком устала. Две ночи подряд не поспать – попробуйте. Тем более я пару раз намекнула, что едва закончу рассказ, как мы начнем спасать Лирэна, а никто не захочет – одна пойду.
Коварная Магали, пару раз переглянувшись с Франсю, предложила мне особый укрепляющий отвар. Это она сказала, что укрепляющий и бодрящий, а я, дура, выпила. И поняла, что непременно спасу Лирэна, особенно если вот прямо сейчас прилягу на пятнадцать минут. Вот прямо сейч…
Легла, но заснула на несколько секунд позже, потому что успела расслышать реплику Магали:
– Это все нервы. Она же не баба-истеричка. Проснется и мы ее на здоровую голову убедим никуда не ходить.
«Фиг вам», – хотела я сказать. И рухнула в сон. Правда, коварные усыпители не сообразили, что пожар адреналина так легко не тушится и я пробудилась значительно раньше, чем они планировали. Но все равно уже было темно.
– Тетя Магали, сейчас-то зачем сердиться? – донесся тихий и серьезный голос Нико. – Я же с Этьеном ходил!
– Вот бы обоим всыпать! – проворчала Магали.
Ничего, сейчас Лирэн за них заступится и все будет в порядке. А где Лирэн?
Я чуть не задохнулась от ужаса, как местные жители без цветов. Все вспомнила. Но вскакивать не стала, а вместо этого прислушалась к разговору в темноте.
– Ты только Алине не проболтайся. – В голосе Нико было море озабоченности и даже страха. – А то она никого не станет слушать, побежит, попадется и тоже пропадет…
– Да ты сам еще толком ничего не рассказал, – недовольно хмыкнула лекарка. – И наш брат блюститель Созидания тоже строит из себя секретного агента, пошел с мужчинами договариваться. О чем?
– Об этом у него спроси, – со взрослой серьезностью сказал Нико. – Я могу рассказать только то, что сам услышал.
Магали что-то заметила насчет слишком умных и при этом непослушных мальчишек, но велела говорить.
– Мы с Этьеном близко к ним подобрались, – продолжил Нико. – Я хотел показать ему, как легко камнями побить стеклянные окошки в их горшках. Но это были офицеры, без горшков. Обсуждали завтрашнюю казнь бывшего воровского атамана на площади Справедливости. Офицер помладше спрашивал, почему в афишах написано, что казнь будет «злой».
Я проснулась окончательно, будто не спала. Все равно хотелось верить, что это сон и разговор шел о ком-то другом.
– Молодой удивился, – продолжал Нико, – должны были казнить министра-изменника. Старый отвечал: значит, суд решил, что этот еще виновнее, – вступил в преступный сговор с изменниками дела революции, колдунами и бродягами, польстился на их деньги, напал на высшее должностное лицо Города, а потом хулил власти. Ну, и не пропадать же эшафоту. А казнь потому считается «злой», что не разбивают башку Мгновенным молотом, чтобы все сразу закончилось, а казнят медленно, как в старые времена. Сначала глашатай злодеяния зачитывает, начиная с меньших, и за это бьют кнутом. Потом отрубят преступные руки, потом – голову. И все это делают тупым мечом. Толпе дадут вина, чтобы была веселей, и лепестков насыплют, чтобы воздуха было больше в глотках – орать. Такой казни, – чуть смущенно сказал мальчишка, – при отце не бывало, а при дедушке – пару раз. Совсем уж отъявленного предателя и насильника малышей так казнили.
Нико повторял эти слова почти наизусть, даже не сбиваясь. А я чувствовала, как секунда за секундой падают в холодную бездну, отрываясь от меня, отваливаясь кусками, как мраморная крошка с плохо слепленного надгробного памятника.
Сказка. Эта сказка слишком страшная. Еще совсем недавно я смогла бы убедить себя, что все неправда, что все эти страшилки про пытки, казни тупым мечом на площади под вой толпы – просто страшный сон.
Но после скелетов в лошевском шкафу убедить себя в нереальности страха не получалось.
– Что Этьен сказал? – спросила Магали.
– Умные слова, – печально вздохнул Нико. – Мол, сколько ни живи, так мир и не познаешь. Вроде бы жулик, воришка, убийца, хитростью стал главным вором. А потом за лепесточников вступился, мне помог, Алину спас. Значит, как на дне грязной лужи может лежать сокровище, так и в самом порочном сердце в конце жизни способно вспыхнуть благородство. Еще сказал, что, пока казнь не состоялась, нас штурмовать не будут, эту ночь можно спокойно спать, так что Лирэн напоследок нам услужил.
«В конце жизни… напоследок услужил». Старому козлофилософу повезло, что он изрекал эти мудризмы не рядом со мной. Иначе для него самого наступил бы конец жизни. Здесь и сейчас.
Алиночка, стоп! Гнев – хороший стимулятор, а вот советчик хреновый. Нужно спасать Лирэна. И не надо думать, будто я вот счас могу побежать, перепрыгнуть охранные посты, домчаться до тюрьмы, разломать ее руками. Сделаю – попаду в одну повозку с Лирэном, если на эшафот везут гужевым транспортом. Да и то мечта. С этого маньяка станется показать мне садистский спектакль, а саму отдельно заскелетить, без зевак.
Одной мне не справиться. Нужны помощники.
…Видимо, я слишком активно размышляла – скрипнула ветка под моим ложем. Заботливая Магали поспешно подошла.
– Не спится? – спросила она заботливым тоном, который я с еще не прошедшей злости назвала «елейным».
– Не спится, – честно ответила я. – И не засну, пока его не спасу!
Молчание Магали длилось несколько секунд. Его прервал приближавшийся голос. Почти сразу я поняла, что это Этьен.
– Алина еще спит? Ну и хорошо, не будем пока что будить. Пусть выспится как следует.
– Она очень устала. Не каждый мужчина выдержал бы такое, – тихо ответила Магали, не предупредив его, что я бодрствую неподалеку.
– Да, да, конечно. И еще ей нужно очень хорошо выспаться, чтобы быть в силе. Ведь ей придется выводить всех подземным ходом, который она обнаружила, когда пришла сюда. Мы посовещались и решили – это гораздо лучше, чем ждать, когда они перестанут трястись и решатся на штурм.
– «Мы посовещались» – ты и мужчины-лепесточники? – спросила Магали не без ехидства.
Мне показалось, что я вижу, как Этьен разводит руками.
– Если ты предложишь лучший вариант, я обещаю, что буду защищать его всеми силами. Но его нет. Наше счастье в том, что самый добродетельный мерзавец Города весь вчерашний день был занят не нами. Даже догадываюсь чем – беседой с нашим другом и подготовкой его казни. Этот милый непутевый малый сослужит нам еще одну службу – эту ночь и завтрашнее утро Лошу будет не до нас. Если мы этим не воспользуемся до полудня, дальше будет только хуже…
Умствования Этьена были прерваны – разумеется, мною, окончательно простившейся со своим ложем, вставшей и примкнувшей к разговору.
– Я непременно уведу всех с пустоши. После того, как мы спасем Лирэна.
– Мадам, и как мы это сделаем? – спросил Этьен с искренним интересом, будто он учитель, а я ребенок, предложивший привязать свою тень к его тени.
– А это мы обсудим, – сказала я совершенно спокойно. – Решение найдется, если его искать.
– У нас нет ни армии, ни магии, ни денег, – уже без учительской интонации даже не сказал, а вздохнул Этьен. – Пока что мы можем только убегать.
– Не люблю занудных речей, – встряла Магали и я сразу поняла по тону, что она не на моей стороне, – но мы и правда ничего не можем сделать. Победить у нас нет сил, а если сдадимся – нас казнят вместе с Лирэном.
– Сестра, – услышала я незнакомый молодой голос и лишь через секунду вспомнила, кто это. Терсан, мальчик-трамвайчик, – сестра, маршал отдал свою жизнь, чтобы ты спаслась. Ты не можешь спасти его жизнь, отдав свою, только опечалишь его перед смертью, показав, что жертва была напрасной. Не будь настолько жестокой!
Ох, братик, хороший удар в спину! Насквозь.
На секунду я ощутила себя жителем Города, брошенным на горячий песок, без бутонов и лепестков, на медленное задыхание.
– Алина, – голос был настолько ровен и спокоен, настолько лишен привычного старческого дребезжания, что я не сразу узнала Луи, – мы посовещались и решили: лепесточники уходят с пустоши через подземелье. Мы приютили тебя с твоим… – Луи на секунду запнулся, потом продолжил: – с твоим пасынком. Настало время тебе отплатить за благодеяние.
– Позвольте, – заметила Магали, – разве она не спасла вашу жизнь два дня назад? Благодеяние уже оплачено.
– Ты пойдешь с нами, – продолжил Луи, обратив внимание на реплику лекарки не больше, чем на стрекот ночного насекомого.
– А если не пойду? – спросила я спокойно, удерживаясь, чтобы не взорвать притихшую ночь диким криком.
– То мы поведем тебя или понесем, – так же спокойно сказал Луи.
– Кто вам дал на это право? – возразила Магали, но я ее почти не услышала.
Ненавижу, когда мне угрожают. Даже самые лучшие друзья. Если они – особенно. У меня даже обида растворяется и я превращаюсь в соображательно-боевую машину.
Тотчас же я рухнула на землю. При этом горько подумав: приходится, как и в плену у добродетельника, прибегать к хитроумной йоге.
– Не дышит, – охнула Магали, склонившись надо мной. – Пульс есть, но слабый.
– Могу дышать, могу не дышать, – произнесла я с улыбкой, усаживаясь в позу лотоса. – Подхватите меня насильно, понесете. А я буду дышать только для себя. И когда будем проходить эпицентр вашего проклятия, посмотрим, кто выживет, кроме меня!
Это был блеф? Да! Я блефовала, и отчаянно. Не надо меня загонять в угол! Не надо угрожать, и тогда буду милой подругой. А так – звиняйте!
– Мама, – сказал Нико, – мама, ты меня бросишь? Мама, ты меня не любишь?
Нет, ударов в спину до этого не было. Вот он, самый страшный.
А если самый страшный выдержу, то значит – победила.
Я встала, подошла к Нико. Заглянула в глаза, насколько позволял отсвет подземного костерка.
Мне хотелось обнять мальчишку, потрепать по давно не мытым волосам. Сказать: «Дурачок, я тебя никогда не брошу».
Но так нельзя. И не только потому, что таким взрослым детям не врут. Это был принц. Пусть половину жизни он провел не во дворце, а в сиротском приюте, среди голода и побоев, он так и не стал обычным мальчишкой, с которого спрашивают по возрасту. Он родился, чтобы быть ответственным за всё и за всех.
Значит, так и надо говорить.
– Нико, я люблю тебя. И я люблю его, Лирэна…
Требовалось добавить какую-нибудь пошлость, вроде «ты должен это понять, ты взрослый». Но я не сказала ни слова. Моим языком был взгляд.
Мальчишка вздрогнул. Я ругала себя последними словами за это психологическое насилие. И не отводила глаз.
– Да, – то ли кивнул, то ли сказал Нико.
– И если меня сейчас заставят его бросить, я однажды брошу тебя, – договорила я.
Маленький принц вздрогнул. Тихо сказал мне «мама». А потом добавил громко и серьезно:
– Я никому не позволю увести ее насильно!
И поднял правую руку, согнул в локте, будто удерживая в кулаке оружие.
Что-то ткнулось мне в ногу. Я взглянула и увидела Паршивца – котенок, уже выросший в крупного кота, замер возле Нико.
Я, мальчишка и котенок против всего мира. Вот такая компания. Я глубоко вздохнула, прикусила губу, чтобы не рассмеяться или не расплакаться.
Все замерли. Кроме Крошки. Огромная кошка Этьена зашагала к нам. Я представила, что сейчас она схватит Паши за шиворот и унесет – мол, тут дела не котячьи. Рискну ли я крикнуть «брысь» твари, которая длиной почти в мое туловище?
Но кошка встала рядом. Да еще и взглянула на хозяина, будто приглашая подойти.
– Катланк чувствует, как должно быть, – шепнул мне Нико.
Я хотела попросить его пояснить эти странные слова, но не успела.
– Эх вы, – раздался громкий уверенный голос, и я, как и в случае с Луи, не сразу узнала Франсю. – Всё видите, всё слышите, и никто не заметил, что сейчас свершается предсказание.
Все замолкли. И в этой тишине раздался размеренный и громкий голос Франсю:
Когда задохнется Город от слепящей тьмы лжесвободы,
Когда несъедобное станет нужнее хлеба,
Когда сильно-слабый народ будет обречен на смерть,
Когда через стену придет Жизнь, Мастерство и Любовь,
Когда отъявленный грешник захочет дать жизнь за любовь,
Когда малый годами и взрослый страданьем войдет в погребенный зал,
Простятся грехи и ошибки отцов, сгорит тьма в огне золотом, дыхание в Город вернется.
– Что это? – спросила я.
– Старинный фольклор, – сказал Этьен с нарочитой веселостью. – Когда я решил за год пройти курс в академии, – домашнего образования показалось мало, – то запомнил учебник профессора Мернуа. Он подробно анализировал это предсказание как пример синтеза эпической поэзии и примитивной народной религии, сохранившей упоминание древних обрядов, а сам текст находится на пути трансформации в детскую считалку…
– Почему-то, когда свергли короля, учебники с анализом этой детской считалки были изъяты, – ехидно заметила Магали. – Я-то думала, что из-за слова «лжесвобода», а все оказалось гораздо интереснее. Город задыхается. Цветы съедобны только для скотины, но сейчас они важнее хлеба. Лепесточники, извините, – обратилась она к Франсю, – и правда народ и сильный, и слабый. Будете спорить?
Лепесточники молчали.
Зато неожиданно для всех голос подал Терсан:
– Она пришла из-за стены, ну, на самом деле, мы ее притащили, но в любом случае пришла. Если она и правда умеет выращивать цветы – значит, это мастерство. Отъявленный грешник – это, наверное, наш маршал, который по ту стороны стены остался, чтобы ее спасти, а сам идет на плаху. Ну, а любовь – это то, что она хочет спасти его и нас не слушает.
Блин, ну мальчик-трамвайчик! Вообще, круто, когда о тебе так говорят. Что же в этом предсказании мне запомнилось больше всего?
– Малый годами и взрослый страданьем – вот он, – показала я на Нико. – Было бы время, он рассказал бы, как намучился. Мне только про погребенный зал непонятно.
– Тогда и я поиграю в разгадки, – сказал Этьен уже без капли ехидства и скептицизма. – Погребенный зал – это зал коронации в подземном скальном гроте, на который рухнула башня. Существуют предания, что древние короли могли не только выращивать цветы заклинаниями…
– И лечить наложением рук? – так же серьезно спросила Магали.
– Да, – кивнул Этьен, – гораздо больше. На коронации они обретали золотой тюльпан – почти магический жезл. Или не почти, – чуть тише добавил он. – А почему сейчас это утрачено – потому что по древним законам полагалось короновать невинного ребенка. Но какая невинность во дворце?
Нико взглянул на Этьена и понимающе кивнул.
– Наследник к четырнадцати годам уже и попробует вина, и побалуется с фрейлинами, и совершит какие-нибудь мерзости – кого-то прикажет высечь, прогнать, может, даже выклянчит казнь. Такому взрослому пусть золотая лопатка руки не сожжет, но золотой тюльпан точно не дается. Хорошо, хоть какая-то магия будет.
Я оглянулась. Нас обступили все лепесточники и жадно слушали Этьена.
– Поэтому, – продолжил бывший министр, – у нас есть только одно средство для спасения. Наследник престола…
Нико вздрогнул. Я прижала мальчишку к себе.
– Каждый из нас приговорен к смерти, – спокойно сказал Этьен, – мы можем быть откровенными. Наследник престола должен войти в коронационный зал и произнести присягу принца.
– Но там же вряд ли есть корона? – спросил удивленный Терсан.
– Если наследник появится перед людьми без силы, нас не спасет и корона. Если же будет в силе – корона не понадобится, – уверенно сказал Этьен. – Лош хочет собрать всех на площади, чтобы Город увидел казнь его врага. Это нам на руку.
Черная тоска отступила. Шанс есть, мы поборемся! Но как добраться в этот чертов зал?
– Жаль, что у Лирэна не было второго ключа от подземных дверей, – вздохнула я.
– Зато у нас есть живой ключ, – сказала Магали и показала на Этьена.
Я взглянула с недоумением и на Магали, и на мудреца. Человек, конечно, хороший. Но как он равнодушно обзывал моего Лирэна «непутевым малым», так просто не забуду.
– Пока ты скиталась по городу, – продолжила Магали, – он рассказывал о своих юношеских проказах, в том числе и подземных приключениях. О том, как любопытство однажды привело его в коронационный зал. Мсье Этьен, если наследник должен войти в эту таинственную пещеру, – при этих словах Магали скептически хмыкнула, – вы должны стать проводником.
Зануда внимательно посмотрел на нее. И коротко сказал:
– Я сделаю это.
– А потом новый король немедленно подпишет указ об освобождении нашего маршала? – радостно предположил Терсан.
– Это не так просто. – Этьен вернулся от героизма к скепсису. – Чтобы подписать указ, нужна канцелярия, где его напишут, а канцелярию сначала надо захватить.
Я на секунду сникла. Действительно, ну станет мальчишка королем – кстати, как мы узнаем, что он им стал? Корона в этом заброшенном зале хранится вряд ли. Как это поможет в самом главном деле – самом главном для меня?
– Даже если принц указа не подпишет, есть и другой путь. – сказала Франсю. – Выкуп.
– Выкуп? – усмехнулся Терсан. – Это же детская игра. «Друг дружку выкупай, выкупай, да не зевай! Леденец не принесут – Лиззи локон отстригут!»
– Детские игры и считалки, – серьезно сказал Этьен, – произошли от настоящих заклинаний и преданий. Выкуп существовал давным-давно, хотя вряд ли применялся последние два века. Тот, кто хочет спасти приговоренного, должен принести на площадь то, что все, кто собрался, признают выкупом. Например, столько денег, чтобы год бесплатно кормить хлебом всех нищих. Или назвать имена настоящих преступников. А толпа решает – принять выкуп или нет. Если не приняла, то выкупщик-неудачник тоже идет на эшафот.
– Тогда любой богатый негодяй, если не сможет подкупить суд, наймет толпу, которая будет орать: «Выкуп принят!», – усмехнулась Магали.
– Вот именно, так происходило много раз, – кивнул Этьен. – Поэтому, когда короли решили отменить обычай, особо оговаривалось: королевским указом выкуп запрещен. Но на этот раз этой оговорки нет.
– И я даже догадываюсь, о каком выкупе идет речь, – сказала Магали.
ЛИРЭН
М-да, так закончить свою жизнь я не планировал. То есть понимал, конечно, что моя профессия не располагает к спокойной старости. Но все же я стал маршалом, а это значит, считал себя в какой-то мере защищенным от банальной пыточной и плахи под свист толпы. Клинок в спину на очередном кутеже капитанов, причем отравленный. Или просто яд в бокале, желательно с мгновенным эффектом, чтобы я не успел никого обвинить слабеющими губами.
Увы, этот путь я тоже выбрал сам. Не могу сказать, что добровольно, – другого просто не было. И да, мне очень не по себе. По правде говоря – умирать совсем не хочется, а умирать мучительно не хочется еще больше.
Я, конечно, держал лицо. И когда унылый секретарь ускоренно бубнил список моих преступлений, начиная чуть ли не с воровства пирожков в босоногом возрасте. И когда меня из зала суда не вернули в камеру, а доставили в «зал воспоминаний» – камеру пыток. Начальник конвоя повторил приказ Лоша – сохранить мне «товарный вид» для предстоящей публичной казни.
Следователь – или просто чиновник, ведь расследование уже завершилось, – спрашивал меня о тайных путях на пустошь. Когда у меня были силы отвечать внятно, я ругался или презрительно бросал: «Недорого подкупили вашу стражу и прошли». Когда боялся, что проклятие перерастет в вой, просто сжимал зубы.
Не давать сволочам почувствовать свой страх – сейчас это было моей главной задачей. Все люди смертны, что же, значит, мое время пришло. И самая страшная пытка рано или поздно закончится. В моем случае – рано. Завтра в полдень. И это знание помогало.
Впрочем, мерзавцы и правда выполняли приказ «не перестараться». Спасибо, кости не переломали – хотели, чтобы я взошел на эшафот своими ногами и помахал бы рукой любопытным горожанам.
Однажды я разглядел возле столика писца фигуру в маске. Может, он сохранил инкогнито для местного персонала, но я узнал его сразу. Это была минута передышки, когда предыдущая боль отошла, и я воспользовался моментом.
– Хотите узнать, – спросил я у чиновника с искренним участием, – как визжит блюститель Добродетели, Хранитель города Лутт, когда он чего-то боится? «Стой, иначе он меня убьет!» – дико взвизгнул я.
Мне с ранних лет удавалось воспроизводить чужие голоса – крики торговок, кучеров, ворчание старых баб. Вот и сейчас удалось. Иначе Лош не поспешил бы удрать из сводчатого зала.
Потом, когда меня потащили к дыбе, я умудрился удариться головой о рассохшуюся дубовую станину. Башку не расколол, но, будь здесь темное небо, оно осветилось бы звездами. В легком обмороке расслышал, как чиновник громко повторяет мои ругательства и зовет лекаря. Когда тот притопал, я всеми силами начал изображать дохлую муху.
Лекарь, чиновник и главный палач провели консилиум и пришли к выводу: если очень нужно, можно и продолжить, но через полчаса, не раньше. Чиновник выругался еще раз и меня уволокли в камеру.
Что ж, времени до утра не так много, если получится, потяну еще раз.
Только вот лежать неподвижно – та еще задача. Скоты здорово исполосовали мне спину, и до раскаленного железа доходило, правда, им больше угрожали, чем прижигали. Но в паре мест кожа горела так, словно ее все еще поджаривают. Ну, хоть иголки под ногти не загоняли – и то на бесцветье бутон.
Самое удивительное, что я все еще не потерял надежды как-то выкрутиться, ведь жив и даже не особо покалечен. Всемогущее «вдруг» не приходит к тем, кто сдается. Вот и я не собираюсь. Есть передышка? Надо использовать с умом. Может, вон того стражника подозвать, когда остальные подальше отойдут? Морда у него пропитая и вся насквозь прохиндейская. А мне есть что предложить за свою свободу. Маршалы Братства кладов не закапывают – это известно даже такому тупице, как Лош, поэтому меня хоть об этом не спрашивали. Зато кое-кто должен лично мне, так что карман наполнится золотом в первый день свободы. Мизерный шанс, но надо пробовать…
Увы, пройдоху не оставили возле моей камеры в одиночестве, хотя я поджидал этого момента, как кот у мышиной норы, притворяясь мертвой пустотой. Дождался только того, что в конце коридора снова послышались шаги, а все мое нутро взвыло – очень ему пытки не нравились. Эх… держись, брат Лир. Орать от боли – не наш с тобой метод.
Как ни странно, но шаги замерли, не доходя до моей решетки. И вообще, я не сразу сообразил, что они не похожи на тяжелую поступь палаческой команды и не брякают амуницией, как местные стражники. О! Вот забрякали, но удаляясь. Что, особый гость пожаловал? Даже догадываюсь какой. Век бы эту рожу не видеть!
Шаги замерли. Я услышал негромкий приказ. В камеру вернулась стража и не очень вежливо надела на меня цепи, хотя я сейчас что с ними, что без них боец невеликий.
– Его добродетельность изрядно трусит, – заметил я.
И сжал губы, так как стальное кольцо легло почти на ожог.
Окончив работу, стража удалилась. И в камеру вошел Лош, уже без маски. Я постарался сделать вид, что недавно уснул и разбудить меня будет непросто.
– Не делай вид, будто ты не слышишь, ты все слышишь, – сказал он. – Мне очень бы хотелось понять, для чего ты это все сделал. А?
И он не очень вежливо толкнул меня ногой.
Я предвидел это и подавил стон.
– Ты мог бы убежать, узнав, что тебя ищут. Залечь на дно. Но ты нашел мой тайный дом и напал на меня. Это было очень непросто. Как жаль, что такой умный человек умрет так рано, так бесполезно… – Лош сделал паузу, договорил: – И настолько мучительно. Кстати, да, я догадываюсь, в чем дело. Это любовь. Она и вправду творит чудеса. В основном – бесполезные и глупые, но чудеса. Потому что иначе я не могу объяснить твою тягу к плохой смерти.
Куда уж тебе, мрачно подумал я. Хотя, признаться, и сам толком не мог объяснить, с какой стати едва знакомая женщина вдруг стала дороже собственной жизни. Один танец, один поцелуй. И все? Маршал, которого не могли соблазнить лучшие красотки из веселого квартала, поплыл, как опавший листик по реке. Глупо, тут я согласен. Но уже ничего не могу изменить. Да и не хочу. Вообще-то, мне вовсе не радостно от мысли о собственной смерти, но потерять Алину потому, что не смог защитить, отчего-то хуже.
Знаю, форменное сумасшествие. Сам не влип бы – не поверил. Еще и посмеялся бы над дурнем, настолько потерявшим голову ради какой-то девицы.
Все же судьба любит жестокие шутки.
А хрен паршивый, Лош который, все не унимался, шипел змеюкой возле уха, мешая сосредоточиться.
– Как бы мне хотелось, чтобы твоя подружка… кстати, да, очень незаурядная женщина, явилась бы на это посмотреть. Вас ждала бы моя милость…
Я все же приоткрыл глаза. Подлец нависал надо мной и улыбался, как ребенок, получивший долгожданную сладость.
– Вы бы умерли вместе. Вам даже было бы разрешено поцеловаться на эшафоте. Впрочем, нет! Ты бы, наверное, взмолился – «пощадите ее». И я удовлетворил бы просьбу – пусть еще поживет. Главное, пусть явится на площадь. А иначе будет обидно – ты умрешь ради женщины, которой на тебя наплевать. Она ведь знает день и час казни, я постарался донести эту новость до каждого стражника возле пустоши и велел обсуждать ее погромче.
АЛИНА
Ну и чудесный народ эти лепесточники. Причем без кавычек. Еще четверть часа назад они готовы были удирать всем табором с проклятой пустоши, захватив меня с собой как баллон с кислородом. А не пошла бы – так понесли бы, потому что баллоны и прочее полезное оборудование своей воли иметь не должны. А я приготовилась прикинуться тушкой дохлого опоссума – эти животины так инсценируют свою смерть, что любой койот мимо пробежит.
Сейчас же лепесточники, выслушавшие, как Магали, Этьен и я толковали предсказание, собрались на свой совет. Пока он продолжался, мы кучковались и говорили о своем – экс-вельможа рассказывал мне о подземных приключениях юности. А я еле сдерживала вздохи – перед глазами были те же тоннели. Только в них не шастали полупьяные повесы, а я со своим любимым удирала от врагов.
Что с тобой сейчас, Лирэн?! Как вообще получилось, что ты стал для меня настолько важен? Только потому, что без раздумий пожертвовал собой ради моего спасения? Нет. Не только… но это так странно! Никогда не верила в любовь с первого взгляда, да и вообще…
Наконец, совет завершился и к нам направилась делегация. Я подумала, что, если они упрутся в прежний план, теперь взять меня так просто не получится. Все же нас две женщины, рядом двое мужчин, мальчишка, взрослая боевая кошка и котенок. Со шпагами сложнее, впрочем, у Этьена она есть, да и мальчик-трамвайчик вряд ли безоружен.
Но ни шпаги, ни когти не понадобились. Луи подошел и, к моему удивлению, поклонился маленькому принцу.
– Ваше высочество, мы посовещались и согласны подчиниться вашему решению. Наши женщины вспомнили еще одно древнее предсказание: однажды, в ночной жуткий час, лепесточники поддержат Правду против Лжи, а если откажутся, то всегда будут убегать, как трусливые кролики.
Я еле удержалась от смеха. Такое древнее предсказание помнила с детства, только не про кроликов, а про зайчиков, которые косили трын-траву: «устоим хоть раз в самый жуткий час».
К счастью, не рассмеялась, потому что дальше было пафосно. Нико так старательно выпрямился, что будто даже подрос, и сказал ясным, хотя и тонким голосом:
– Благодарю и принимаю вашу службу. Пусть дальше распоряжается женщина – живое дыхание.
Я даже не сразу сообразила, что это он про меня. Ну, спасибо, маленький принц, передал эстафету вместе с ответственностью. Впрочем, правильно сделал. Королевских он там кровей или нет, а Нико – ребенок. И грузить его взрослыми проблемами – двойное свинство.
Конечно, мне страшно так, что дрожь в коленках заметить можно даже под длинным подолом местного платья. А вдруг я своим упрямством погублю не только себя, но и всех этих людей? Кто вообще сказал, что мы сможем спасти Лирэна? Казнь на площади в полдень, там будет толпа народа и наверняка не меньшая толпа стражи. О чем я вообще думаю?!
Нет. Стоп. Сейчас сомневаться нельзя. Лирэна я все равно не брошу. А одну меня в город не отпустят. И я понимаю почему, сама бы не отпустила. И еще, вот эти их пророчества, магия, коронация… логично и рационально рассуждать – ерунда какая!
Только в этом мире все так запутанно и непросто. Я с цветами не один год работаю, но чтобы розы, тюльпаны и хризантемы использовались как кислородные подушки – и подумать не могла. Рассказала бы такое коллегам по нашей цветочной корпорации – получила бы отгул с обязательным визитом к психиатру.
Так что магия существует. Сама видела. Почему бы и пророчествам не сбываться? А это значит, наша авантюра имеет шансы на успех. И трусить сейчас нельзя. Потому что начальник такой крейзи-авантюры трусит не только за себя, но и за всех.
И время еще есть. У меня за месяц этой лепесточной жизни сформировались внутренние часы. Сейчас они подсказывали, что время – едва-едва за полночь, так что не то что до полудня – до рассвета далеко.
Надо, чтобы Нико стал настоящим принцем. Или даже королем – не очень разбираюсь в этих титулах. Для этого придется немного покомандовать. Линочка, вспоминай свои менеджерские подвиги прежнего мира.
– Этьен, – сказала я серьезно, – вы назначаетесь главным проводником и приступаете к своим обязанностям, едва мы вступим в подземелье.
– Благодарю за доверие, – ответил экс-вельможа с легким поклоном – я уже поняла, что такой кивок надежно маскирует улыбку. – Я приложу все старания, чтобы мы оказались в нужном месте. Также полагаю, мы должны определить состав нашей экспедиции, а вы – собрать выкуп.
