Текст книги "1661"

Автор книги: Ив Жего

Соавторы: Дени Лепе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

61
Во-ле-Виконт – вторник 10 мая, шесть часов утра

Заря только занялась, и первый солнечный луч позолотил поверхность письменного стола красного дерева в комнате Габриеля. Перед глазами юноши прыгали строчки из букв и цифр зашифрованного документа. «Пятое Евангелие», – в сотый раз повторил он, будто эти слова могли придать смысл недоступным для его понимания страницам. Габриель протер воспаленные глаза. Порой ему казалось, будто он видит сон, и в этом сне – Бертрана Баррэма в королевском дворце, своего отца, и как они сидят вдвоем и задушевно разговаривают. И только нестерпимая боль, обжегшая его, когда он увидел отца мертвым, опять и опять возвращала Габриеля к жестокой действительности. Гнев и жажда мести мешали ему впасть в отчаяние. Жажду мести не смогли утолить признания д'Орбэ и Фуке: они только притупили ее. В полном изнеможении он прошел в туалетную комнату, плеснул себе в лицо холодной воды и вздрогнул, точно от болезненного укуса. Габриель ополоснул руки, грудь, спину и начал энергично растираться полотенцем, когда в дверь постучали. Набрасывая на ходу сорочку, Габриель открыл дверь – перед ним стоял Исаак Барте. Не говоря ни слова, он вручил юноше письмо. Узнав знакомый почерк, Габриель улыбнулся.

– Луиза! – прошептал он.

Торопливо сломав сургучную печать, он вскрыл письмо. Улыбка застыла у него на губах. Пальцы судорожно сжали листок, лицо побледнело.

Он поднял глаза на Барте.

– Черт возьми! Что происходит? – спросил юноша.

* * *

– Что такое, Габриель? – заспанным голосом удивленно спросил Франсуа д'Орбэ, приподнимаясь в постели. – Что это значит?

Юноша был в мятой сорочке, с растрепанными волосами и красными от недосыпа глазами. С нескрываемым возбуждением он схватил архитектора за руку и дрожащим от волнения голосом проговорил:

– Страшная опасность, надо поговорить, срочно…

– Который час? – спросил д'Орбэ, заметив бледный свет в узком проеме между тяжелыми гардинами, закрывавшими окна.

– Еще рано, но я не мог больше ждать.

Откинув одеяло, архитектор спустил ноги с постели и, пока Габриель обходил вокруг массивной кровати под балдахином, надел домашний халат.

– Друг мой, успокойтесь, – сказал д'Орбэ. – Скажите наконец, что вас так встревожило, и берегитесь, если разбудили меня понапрасну.

– Луиза в опасности, речь, возможно, идет о ее жизни! – выпалил Габриель.

Д'Орбэ нахмурился.

– Вы имеете в виду мадемуазель де Лавальер?

Габриель кивнул, и архитектор встревожился не на шутку.

«Вот так дела, – размышлял он. – Хорошо еще, что Никола успел ее предостеречь. Девчонка ввязалась в слишком опасную игру. Да и этот тоже хорош. Неужели я так сильно прогневил Бога, что он окружил меня неразумными юнцами, от которых почему-то зависит судьба королевства?»

– Барте только что передал мне от нее письмо, – продолжал Габриель, доставая из-за пазухи конверт.

Д'Орбэ бегло пробежал взглядом письмо.

– Дело действительно спешное. Вашей подружке еще повезло, что наши агенты постарались, и это подметное письмо постигла более завидная судьба, чем те отчеты, что Барте ежедневно направлял суперинтенданту. Еще вчера господин Фуке выразил тревогу, что не получает никаких известий уже три дня, с тех пор как прибыл в Дижон с проверкой финансовых контролеров герцогства Бургундского. Боюсь, это неспроста. Отчеты, судя по всему, кто-то перехватил, узнав, что Барте пронюхал о заговоре против суперинтенданта. Тот, кто это сделал, хочет исключить всякое вмешательство господина Фуке. Нанести удар, когда он будет отсутствовать, – вот коварная цель. Хорошо, что мадемуазель де Лавальер сочла благоразумным вас предупредить.

Д'Орбэ вернул Габриелю письмо.

– Время не терпит, – после недолгого раздумья сказал он. – Едем в Париж.

Габриель побледнел.

– Вы хотите спасти свою подругу? Тогда собирайтесь и возвращайтесь сюда через полчаса. А я прикажу выписать вам пропуск и напишу от имени Никола письмо – его надо будет передать прямо в руки королю, чтобы упредить его реакцию. Подметное письмо состряпано довольно ловко, и доказать, что это всего лишь коварные козни злопыхателей Фуке, будет нелегко. А предостережение от самого суперинтенданта по крайней мере заставит короля это проверить, прежде чем он поддастся чувству гнева. Кровь у его величества горячая. Нельзя рисковать, дожидаясь, когда вернется суперинтендант. Он будет здесь только дня через четыре, а это уже слишком поздно… Надо, чтобы изобличающее письмо попало к королю прежде, чем он получит подметные письма от этих изменников! Габриель, вы отправитесь первым, успокойте вашу подружку и передайте ей копию моего письма на тот случай, если со мной что-нибудь случится. Затем спешно отправляйтесь в Версаль. Встретимся там на парижской дороге, у заставы. Я поеду другим путем – надо быть предельно осторожными – в экипаже с гербом Фуке.

Габриель помчался к себе, и д'Орбэ проводил его снисходительным взглядом.

«Мальчишка. Странный какой-то», – подумал он, наливая себе в бокал вина из графина на прикроватном столике.

* * *

Через час, облаченный в простой серый дорожный плащ, без приметных знаков, из которых можно было бы понять, что сам он или его конь имеют какое-либо отношение к суперинтенданту, Габриель выехал галопом из Во через южные ворота.

– Держись, Луиза, – проговорил он, пришпоривая коня, – я скоро.

62
Особняк герцога Орлеанского – среда 11 мая, десять часов утра

Луизе не спалось. После визита Барте прошли нескончаемо долгие часы, полные тревоги. Девушка каждую минуту ждала, что ее арестуют и куда-нибудь сошлют. Часы без единой весточки – ни от короля, ни от Габриеля. Луиза лежала в постели, не представляя, откуда ждать спасения, и не зная, к кому обратиться за помощью. Самым ужасным было то, что после долгих часов томительных раздумий она понятия не имела, что ждет ее впереди. Измученная, она забылась сном только на рассвете и, когда наступило утро, все еще спала.

Разбудил Луизу стук камешков в окно ее спальни. Перепугавшись, девушка быстро поднялась с постели и подбежала к окну. Приоткрыв его, она выглянула наружу, стараясь разглядеть, что там, во дворе, но ничего не заметила. Она уже собиралась закрыть окно, как вдруг кто-то тихо окликнул ее по имени.

– Луиза! – услышала она знакомый голос. – Луиза!

Девушка перегнулась через подоконник и посмотрела в затененный угол меж двух стен, откуда доносился голос. Приглядевшись, она увидела, как кто-то помахал ей рукой.

У девушки заколотилось сердце, и она кинулась к двери, подхватив на бегу пеньюар и набросив его на ночную сорочку. Выбежав на служебную лестницу, она устремилась вниз. На первом этаже Луиза на миг задержалась и, собравшись с духом, открыла дверь во двор.

– Габриель! – выдохнула она, бросаясь в его объятия. – Я так боялась! Ты получил мое письмо?

Он кивнул, опьяненный запахом ее волос и нежным прикосновением ее щеки.

Луиза быстро огляделась по сторонам, взяла Габриеля за руку и повела за собой.

– Погоди, Луиза, – сказал юноша с едва заметным сожалением в голосе. – У нас совсем мало времени, а мне еще нужно решить, как передать королю одно письмо, чтобы предупредить его о готовящихся кознях. Еще не все потеряно, но наши враги начеку и полны решимости. За последние дни я сам в этом убедился.

Сунув руку под плащ, Габриель достал конверт и протянул девушке.

– Не бойся, – сказал он более мягко, заметив, как лицо Луизы исказилось от страха. – Всего лишь мера предосторожности. Попробуй завтра под каким-нибудь благовидным предлогом попасть ко двору, к королеве-матери, например. И держи конверт при себе. Здесь копия письма к королю от Франсуа д'Орбэ. На конверте печать Фуке, но копию эту ты передашь, только если нам самим не удастся попасть к королю. Если такое случится, – решительно добавил юноша, – передай копию королеве-матери и расскажи ей все, что знаешь. Но прежде испроси у нее аудиенцию для меня, и как можно скорее. Это очень важно. Потом я все объясню, а пока знай – у меня есть для нее бумаги первостепенной важности. Полно, – прошептал Габриель, погладив девушку по щеке, – ничего не бойся. Все будет хорошо.

– Я так боялась, что ты не придешь, – ответила Луиза, крепко сжимая его руку. – Ведь столько дней прошло, а от тебя ни строчки. Где ты пропадал, после того как вернулся из Лондона?

Заметив, как омрачился взгляд Габриеля, она вздохнула.

– Ты молчишь. Что с тобой? Я беспокоюсь за тебя… Ты сам не свой.

– Долго рассказывать. За последние дни я узнал о своем прошлом больше, чем за всю жизнь. И чем больше продолжаю узнавать, тем чаще наталкиваюсь на препятствия…

– О чем ты? Я ничего не понимаю.

– Я нашел отца, Луиза…

Девушка радостно улыбнулась:

– Отца?! Это же пре…

Увидев, как опечалилось лицо Габриеля, она запнулась на полуслове.

– Он погиб, Луиза. Его убили у меня на глазах. И я знаю, кто в этом повинен.

– Боже мой, Габриель, какой ужас! Кто…

– Все те же враги. Но я отомщу за отца!

– Его убийцы и есть те самые препятствия, о которых ты говорил?

– Не только они. Их намного больше в этой жуткой истории – я имею в виду судьбу отца, да и свою собственную. Мы с тобой, Луиза, жалкие игрушки в хитроумной игре, где главная ставка – будущее страны. И в этой игре мне выпало сыграть свою роль…

– Мне страшно, Габриель, – прошептала Луиза, крепче прижимаясь к нему.

Габриель закрыл глаза и обнял девушку. Какое-то время они стояли молча.

– Завтра все кончится, – сказал затем Габриель. – Иди к себе, а я прямиком в Версаль.

Луиза вздрогнула.

– Да, в Версаль, – повторил Габриель. – Король сейчас там, охотится.

63
Охотничий домик в Версале – среда 11 мая, два часа пополудни

– Служба суперинтенданта или какая там еще, повторяю, проезд закрыт!

Склонившись к окну кареты, Франсуа д'Орбэ похлопал ладонью по украшавшему дверцу гербовому щиту с изображением белки.

– Черт возьми, господин мушкетер, даю вам возможность хорошенько подумать над своими словами…

– Да кто бы вы ни были, – отрезал солдат, повышая голос, – не думайте, что меня можно запугать. Король охотится, и беспокоить его не позволено! Эй, молодой человек, – вдруг всполошился мушкетер, резко оглянувшись, – оглохли, что ли, куда это вы направились?

Габриель выбрался из кареты через другую дверцу и побежал к кирпичному домику.

– Берегись! Стой! – крикнул мушкетер, бросаясь вдогонку.

Из небольшой сторожевой будки, встроенной в решетчатую ограду охотничьего домика, выбежали трое других мушкетеров и кинулись наперерез Габриелю. Юноша остановился, поколебавшись лишь какое-то мгновение, но солдатам вполне хватило и этого – они накинулись на него и скрутили.

– Трусы! – вскричал Габриель, отбиваясь, в то время как д'Орбэ бежал к нему на выручку, а за ним мчался мушкетер, поднявший тревогу. – Трое на одного! Давайте сразимся, как настоящие мужчины!

– Сейчас увидите, во что ему это станет, – пригрозил мушкетер, хватая д'Орбэ за руку. – Давайте сюда этого бешеного, – приказал он солдатам, тщетно пытавшимся унять не на шутку разозлившегося Габриеля. – Посидит у меня пару дней в кутузке – живо образумится…

У Габриеля от отчаяния сжалось сердце. Подойти почти к самой цели – и все прахом! Стиснув зубы, он принялся отбиваться с удвоенной силой.

– Видимо, придется задать ему хорошую трепку! – крикнул один из мушкетеров.

– Вы совершаете страшную ошибку! – вмешался д'Орбэ, которого начальник охраны пытался увести в сторону. – Мы везем письмо крайней важности!

– На помощь! – крикнул Габриель. – Помогите!

– Что там за шум?

Человек, произнесший эти слова, стоял против света по другую сторону ограды, в окружении полудюжины спутников, только что вышедших из дверей охотничьего домика. Резкими движениями, палец за пальцем, он поправлял на руках кожаные перчатки.

Мушкетер, отдававший приказы, вдруг умолк и приложил руку козырьком к глазам, прикрываясь от слепящего света.

– Ты что, оглох? Отвечай! Что тут за крики?

– Да вот, схватили двух возмутителей спокойствия, господин капитан… – неуверенным голосом ответил начальник охраны.

– Вовсе нет, – прервал его д'Орбэ, вырываясь из рук своего стража.

Щурясь от яркого света, он бросился к ограде.

– Господин д'Артаньян, солнце так слепит, что я вас не сразу узнал. Я Франсуа д'Орбэ, архитектор замка Во, принадлежащего господину суперинтенданту, а этот мальчик – секретарь суперинтенданта Фуке. У него срочное письмо от суперинтенданта к его величеству. Видите наш экипаж с гербом на дверцах? – сказал он, указывая на карету, стоявшую поодаль.

Д'Артаньян подал мушкетерам знак отпустить задержанных.

– Перестарались, – проворчал он. – Что ж, господа, позвольте взглянуть на ваше письмо, – бросил он Габриелю, просовывая руку сквозь прутья ограды.

Габриель отрицательно покачал головой и еще крепче сжал кулаки.

– Нет, сударь. Господин Фуке сказал – только в собственные руки его величества.

Сбитый с толку столь бесцеремонным ответом, д'Артаньян улыбнулся.

– Да уж, господин возмутитель спокойствия, дерзости вам не занимать. Вы случайно не гасконец, хотя бы на четверть? – прибавил он, все так же держа руку протянутой.

И уже более строго продолжал:

– Скорее, я начинаю терять терпение, господин секретарь.

Габриель не шелохнулся и только молча глядел на капитана мушкетеров.

– Хотя я всего лишь из Турени, сударь, но прекрасно понимаю, что значит – в собственные руки. К тому же дело слишком серьезное…

– Довольно, – резко прервал его человек в кожаных перчатках. – У вас письмо к королю Франции? Так давайте сюда и, ради Бога, позвольте мне наконец отправиться на охоту.

– Сир! – воскликнул д'Орбэ, узнав Людовика XIV.

Габриель, потеряв дар речи, присмотрелся к чертам лица, которые ему описывала Луиза, и ощутил большую силу духа в обращенном к нему взгляде, в тонких губах и в гордой, величественной посадке головы. Он достал из-за пазухи письмо и, преклонив колено, передал его королю.

Король молча взял конверт, и, когда увидел на печати белку, в глазах его мелькнула тревога. Он повертел конверт в руках, будто не решаясь его вскрыть.

– Господин д'Артаньян, предупредите, что выезд задерживается. Надо кое-что выяснить.

С этими словами король позволил лакею взять его шляпу и плащ, потом снял перчатки, которые перед тем так тщательно расправлял на руках, повернулся и направился к домику. Занеся ногу на первую ступеньку, он, словно что-то вспомнив, обратился к д'Артаньяну:

– Это не займет много времени. Да, и пусть, конечно, пропустят господина д'Орбэ – надеюсь, из любви ко мне он не станет жаловаться своему другу господину Фуке на излишнее рвение ваших мушкетеров…

Архитектор поклонился.

– Вместе с господином…

– Габриелем де Понбрианом, сир, – поспешил вставить юноша.

64
Лувр – среда 11 мая, четыре часа пополудни

– Прочтите, сударь, прочтите!

Король, у которого трепетали ноздри, а губы скривились в презрительной усмешке, нервно постукивая ногой по паркету, указал тыльной стороной руки, не оборачиваясь, на два письма на ломберном столе в своем рабочем кабинете.

Застигнутый врасплох Кольбер, который только что вошел, осторожно приблизился к столу и взял одно из писем.

– А теперь объясните, сударь, чем занимается моя полиция?! – гневно спросил король, даже не дав Кольберу времени прочесть письмо до конца. – Зачем нужны ваши тайные агенты, если о гнусных кознях в моем дворце меня предупреждает суперинтендант финансов? Вообразите себе, что произошло бы, если бы господин Фуке по тем или иным причинам не успел прислать ко мне этого юношу, Габриеля де Понбриана, или если бы тот не смог ко мне попасть, как это едва не случилось! Вообразите: я мог бы поверить в ложь! Меня чуть не одурачили! Я мог бы совершить ошибку! Вы хоть понимаете, Кольбер, – холодно продолжал он, – король Франции мог бы допустить несправедливость! Пришлось прервать охоту и мчаться галопом сюда. Я даже не успел переодеться, – король указал на свои сапоги. – Нет, такое просто недопустимо!

При упоминании имени Габриеля Кольбер вздрогнул от удивления. «Ну, конечно, это все он, неуловимый чертенок, пригретый Фуке. Надо же, теперь еще взялся спасать эту интриганку! Фуке, Лавальер и молокосос Понбриан… эти трое путают мне все карты, – думал он, чувствуя, как и его охватывает гнев. – По крайней мере, теперь известно имя этого затейника Понбриана, так что игра еще не закончена… Однако играть теперь придется осторожно. Надо найти бумаги раньше них. А если бумаги уже у них, – помрачнел он при этой мысли, – придется применить силу. Гонди не стал бы попусту трепать языком. Но для начала нужно сделать все, чтобы о провале с подложными письмами больше никто не узнал».

– Гнев вашего величества вполне справедлив, и я благодарю Бога, что столь полезные сведения – однако я недоумеваю, откуда они взялись, – были получены благодаря счастливому вмешательству господина Фукс. Впрочем, я и представить себе не мог, что он знаком с мадемуазель де Лавальер, – прибавил Кольбер с нарочитым прямодушием.

Король ничего не ответил, только бросил на него высокомерный взгляд.

– В конце концов, важно, что эти гнусные козни удалось разоблачить до того, как они обернулись бы непоправимыми последствиями, – продолжал Кольбер, потирая руки. – Разумеется, я намерен лично разобраться с этим подложным письмом, – поспешил пообещать он, пряча злополучный листок за манжет камзола.

– Будьте так любезны, – сказал король, даже не удостоив Кольбера взглядом. – И поскорее найдите виновника, ибо терпение мое не беспредельно. Ваши способности мне хорошо известны, и крестный вас хвалил – говорил, будто вы располагаете целой сетью осведомителей куда более толковых, нежели наши полицейские… Пожар в Пале-Рояле был событием из ряда вон выходящим. Теперь бессмысленные интриги против совершенно безобидной девицы. И с какой стати? Только потому, что ее приблизили ко двору и моя супруга оказала ей милость, удостоив двумя-тремя словами во время церемонии представления? Вы хоть отдаете себе отчет, Кольбер, эти презренные посмели выдать ее в своем жалком пасквиле за мою любовницу, ссылаясь в качестве доказательства на такие подробности, которые если кому и известны, то лишь моим близким? Вот, взгляните, – продолжал король, – тут сказано, что у меня на бедре, вверху, есть шрам в форме завитушки – от кабана, одного из первых, которых я убил… Вот вам яркое свидетельство, что письмо лживо.

Кольбер кивнул, опустив глаза.

– Впрочем, это не важно. Главное – положить этому конец, – сказал в завершение король. – Увы, сегодня уже поздно отправляться на охоту, – заключил он, посмотрев со вздохом в окно.

* * *

После того как Кольбер ушел, король еще какое-то время пробыл в кабинете, наслаждаясь тишиной и покоем и понемногу отходя после овладевшего им раздражения. Он понимал, что все эти козни были бы ему неинтересны, не коснись они Луизы де Лавальер. У него на душе было тягостно не столько оттого, что его чуть было не обвели вокруг пальца, сколько от страха перед тем, что ему пришлось бы порвать нежные связи, которые он намеревался поддерживать с девушкой. Король вспомнил уроки, полученные им, когда он воображал, будто двор может примириться с его страстью и его любовь к Марии Манчини способна связать государственные интересы с его личными. Несчастный глупец, как жестоко он тогда ошибался! Но ведь он был еще совсем мальчишкой.

«Времена изменились», – подумал Людовик.

Потянувшись к колокольчику, он принялся дергать за шнур до тех пор, пока в дверях не показалась голова лакея.

– Бумагу, чернил и перо! – велел он.

Заметив недоумение в глазах лакея, король добавил:

– Ты слышал?! Я намерен писать, а не диктовать – иди и неси все быстрее.

Быстрее… В самом деле, нельзя было терять ни минуты. Завтра она получит письмо. И завтра же он с нею увидится. И она будет ему принадлежать. «К черту уловки и условности, пора идти в наступление», – сказал он себе, берясь за перо, принесенное лакеем.

– Рассыльного к дверям! – бросил Людовик лакею, который собрался ретироваться и уже пятился к выходу.

Надменное лицо короля озарила улыбка.

– Ибо такова наша воля.

65
Охотничий домик в Версале – среда 18 мая, полночь

Луизе не спалось. Она лежала с открытыми глазами и смотрела, как догорает свеча на круглом столике возле кровати. Ей было достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до горячего воска, стекавшего по ручке подсвечника, но пламя погасло само по себе.

Лежа теперь в кромешной темноте, она подождала, когда глаза постепенно привыкнут к мраку, и вскоре снова стала различать очертания предметов. Сквозь приоткрытые решетчатые ставни она улавливала звуки ночи и среди прочего – шум леса, напомнивший ей Амбуаз. По большому зеркалу над камином скользнул луч лунного света. Луиза следила за ним до тех пор, пока он не растворился во мгле, сгущавшейся под балдахином у нее над головой. Затем ее взгляд упал на тонкотканые одеяла и покрывало, наполовину сползшее на пол. Девушке захотелось взять руку, лежавшую рядом поверх одеяла и сплести свои тонкие пальцы с крепкими, жилистыми пальцами этой руки, даже во сне почти сжатой в кулак. Луиза приподнялась на локте, поглядела на лицо спавшего мужчины и ощутила, как у нее радостно забилось сердце. Луиза не смогла сдержать улыбку.

– Возлюбленный мой, – прошептала она, проведя указательным пальцем вдоль бока спящего. – Мой возлюбленный – король Франции.

Едва сдерживая смех, Луиза соскользнула с кровати и подбежала на цыпочках к окну. Отодвинула гардину и стала смотреть, как ветер колышет листву и гонит над лесом подсвеченные лунным сиянием облака. Сейчас ей были хорошо видны и графин с вином, и бокалы, и стулья, на которых они сидели, он и она, а на полу – его платье и ее собственное, по которому она теперь мягко ступала. Проходя мимо зеркала и заметив в нем свое отражение, она стыдливо прикрыла руками грудь, но тут же тихонько рассмеялась. Подойдя ближе, она опустила руки – и в зеркале отразилась ее сияющая улыбка.

– А вот и возлюбленная короля Франции, – прошептала она.

И, коснувшись ладонями бедер, вздрогнула. Луиза повернулась к спящему королю и посмотрела на его руки, ласкавшие ей спину, – она до сих пор ощущала их прикосновение, – потом перевела взгляд на его ноги. И покраснела, вспомнив откровенные слова, которые он ей нашептывал, и страстные поцелуи, больше похожие на укусы, и головокружение, которое она почувствовала, едва ее коснулась его рука, и неведомый прежде жар, который охватил ее всю, без остатка. Заметив, что король вдруг зашевелился во сне, она замерла и стояла неподвижно, пока он опять не затих.

Луизе хотелось знать, что ему снится: сейчас ей уже не нужны были ни его слова, ни объятия, почти грубые, испугавшие ее и вместе с тем опьянившие. «Луиза» – он произнес ее имя серьезно, как никогда прежде, и сказал, что боялся ее потерять, но теперь ей больше не о чем тревожиться: он защитит ее, отведет от нее всех врагов; «и всех никчемных друзей», – добавил он, неожиданно обретя на мгновение свойственную ему надменность. Луиза пыталась остановить его, когда он повторял, до чего она прекрасна, и всякий раз краснела, словно защищаясь, когда он все же ей это говорил.

* * *

«О! Хотя бы это мгновение никогда не кончилось! Целую неделю я считала себя пропащей и вдруг стала хозяйкой в покоях короля, – радостно думала Луиза, поглаживая завитушки, украшавшие беломраморную крышку комода. – Когда я расскажу об этом Габриелю…» Она сразу пожалела, что подумала об этом. Кровь ударила ей в лицо. Нет, Габриель не должен знать ни за что на свете! Она что, с ума сошла? Конечно, он ее спас, но… это было в другой жизни, – сказала она себе. Габриель де Понбриан спас малютку Луизу де Лавальер. Но малютки Луизы, решила она, с наслаждением скользнув обратно под теплые одеяла, той малютки Луизы больше нет!