Текст книги "1661"

Автор книги: Ив Жего

Соавторы: Дени Лепе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Ив Жего, Дени Лепе
«1661»

«Опыт подсказывает – все, что кажется невероятным, далеко не всегда обманчиво».

Поль де Гонди, кардинал де Рец

«Будь у меня в руке все истины, я бы поостерегся раскрывать ее и показывать содержимое людям».

Бернар де Фонтенель

«Мы встречаем свою судьбу на пути, который избираем, чтобы уйти от нее».

Жан де Лафонтен

1
Рим – среда 2 февраля 1661 года, с наступлением ночи

В замке Святого Ангела звонили во все колокола, созывая к вечерне. Ускорив шаги, будто спасаясь от трезвона, человек, продвигавшийся вдоль стены южной башни, свернул к Тибру и устремился вниз по лестнице к берегу реки. Теперь его целиком скрывали метавшиеся от порывов ветра и шквалов холодного дождя ветви ив, росших у самой стены. Франсуа д'Орбэ опустил иолы серого плаща, с которого ручьями стекала вода. Сойдя с последней ступени, он на мгновение замер у подножия лестницы, чтобы глаза привыкли к темноте, надвинул поглубже капюшон, защищавший голову от дождя и ветра, и пошел вдоль поросшего сорняками берега. Чуть поодаль его дожидалась пришвартованная у стены лодка. Д'Орбэ кивком приветствовал кормчего и прыгнул на корму. Кормчий оттолкнул лодку от стены и сел на весла, а его попутчик примостился на доске, закрепленной на корме наподобие банки. Лодку, управляемую умелой рукой, подхватило течением, и она быстро помчалась вдоль набережной, откуда ее почти не было видно. Когда они проплывали под мостом Мадзини, кормчий поднял правое весло, направив лодку к противоположному берегу. Гонимая течением, она устремилась было к глухому парапету набережной, однако в последний миг кормчий повернул лодку носом к каменному туннелю, едва видневшемуся над водой. Лодка ударилась бортом о парапет и остановилась. Опустив в воду руки, кормчий нащупал веревку, прицепил к ней крюк с защелкой и знаком велел попутчику пригнуться.

Двигаясь вдоль веревки, лодка проникла в туннель, высота которого оказалась такой небольшой, что д'Орбэ пришлось лечь на дно суденышка. Лежа, он разглядывал замшелый свод туннеля, прикрывая лицо воротом плаща, чтобы хоть как-то защититься от удушливого смрада.

* * *

Лодка продвигалась вперед уже не так быстро, а окружавший ее мрак становился все гуще. Тишину под гулким сводом туннеля вдруг нарушил голос лодочника:

– Скоро будем на месте, сударь.

Д'Орбэ ничего не ответил; его внимание привлек слабый свет, внезапно пробившийся прямо по ходу лодки. Дышать становилось легче – туннель понемногу расширялся.

Впереди показались пять закрепленных на стене светильников, а напротив них – пирс из белого камня, от которого уходила вверх лестница. Оставив кормчего у пирса, д'Орбэ прыжком выбрался из лодки и, гулко стуча сапогами по вымощенному булыжником полу, направился к лестнице.

Вскоре до него донеслись приглушенные голоса, а еще через мгновение, отодвинув тяжелую портьеру из темного бархата, он оказался у входа в залу, разительно отличавшуюся богатством убранства от убогого подземелья, по которому он только что проплыл. Голый сырой камень уступил место роскошной деревянной обшивке стен, украшенных живописными полотнами и парой огромных венецианских зеркал, в которых бликами отражалось пламя свечей.

Франсуа д'Орбэ удовлетворенно вздохнул, заметив улыбки на лицах шести человек, разом смолкших при его появлении. «Шестеро из четырнадцати, – подумал он, перешагивая через каменный порог. – Шестеро посланцев из Англии, Испании, Италии, Австрии и Польши».

Все сидели в одинаковых больших креслах, обтянутых черной кожей. Спинка одного из кресел была увенчана солнцем из позолоченного дерева, а подлокотники имели форму простертых вперед лап грифона. «Пятеро и один», – подумал д'Орбэ, устремив на сидевшего в этом кресле человека взгляд, исполненный преданности и почтения. Джакомо дель Сарто, верный друг и врач-кудесник. Джакомо дель Сарто, великий хранитель тайны…

– Счастлив снова видеть тебя, Джакомо.

Не сказав ни слова в ответ, высокий сухопарый человек, к которому обратился д'Орбэ, знаком пригласил его сесть. Сняв плащ, д'Орбэ бросил его на кресло и обошел присутствовавших, приветствуя каждого.

– Тысяча извинений за опоздание, друзья. Дорога, однако, выдалась нелегкая.

По-прежнему не говоря ни слова, Джакомо махнул рукой в знак того, что это не столь уж важно, затем наклонился к круглому столу, вокруг которого размещались кресла, и сдернул жесткое полотняное покрывало. Посреди мраморной столешницы обнажился мозаичный рисунок – такое же солнце, только в обрамлении колонн в четырнадцать перемежающихся рядов.

– Теперь, когда наш брат из Парижа с нами, я предлагаю без промедления приступить к главной теме собрания. Кое-кто из вас, конечно, недоумевает, в чем причина такой чрезвычайной поспешности. Быть может, ты все и объяснишь, Франсуа? – добавил он, обращаясь к д'Орбэ.

– Наши сведения по поводу здоровья Мазарини[1]1
  Мазарини, Джулио (1602–1661) – кардинал, первый министр Франции во время регентства королевы Анны Австрийской. (Прим. ред.).


[Закрыть] подтверждаются, – ответил тот. – На этот раз он и в самом деле очень плох. Прорицатели напрасно предсказывают ему скорое выздоровление, конец его близок, хотя он и всепервейший министр. Крысы уже шуршат за кулисами, и Париж полнится слухами о том, кто станет его преемником и будет заправлять казной и политикой. После тридцати лет келейного правления Мазарини наконец оказался на грани жизни и смерти. И верный его прихвостень Кольбер[2]2
  Кольбер, Жан Батист (1619–1683) – министр финансов Франции с 1665 г. (Прим. ред.).


[Закрыть] уже плетет тайные интриги, чтобы скрыть истоки богатства старого злодея и выставить его праведником… Но не это главное. Куда важнее то, что обстоятельства могут сыграть нам на руку: король юн, эпоха подходит к концу, железная хватка Мазарини ослабла – вот исключительный случай, какого нам, быть может, еще долго не представится. Так воспользуемся же им.

Д'Орбэ смолк, поглощенный внезапной мыслью. Взгляд его скользнул по темной деревянной обшивке стен и остановился на одном из массивных зеркал, мосле чего Д'Орбэ продолжал речь, будто вняв зову собственного зеркального отражения.

– Понятно, было бы куда предпочтительнее, чтобы никто не торопил ход событий, но я верю в наш успех. Надо лишь придержать душевное рвение. После недавнего крушения революции, низвергшей монархию в Англии, и вслед за возвращением Карла II на отцовский престол пожар может полыхнуть опять. Новоявленный король, вне всякого сомнения, пожелает отомстить за смерть отца и учинит гонения на его губителей. Наши братья, участвовавшие в тех событиях, думали, будто возносят наше дело, но всякое здание стоит на земле. Хотя и это не столь важно. Главное – чтобы тот злополучный крах не подорвал наш замысел во Франции.

Один из участников собрания наклонился вперед и показал знаком, что хочет задать вопрос. Джакомо жестом дал ему слово.

– Поговаривают, однако, что в Париже снова оживились фрондеры?

На лице д'Орбэ отразилось сомнение.

– Не верю. Что, по-вашему, больше всего волнует простой люд, когда во Французском королевстве грядет смена властителя? Так вот, друзья мои, народ волнует комедия: весь Париж судачит о новой пьесе господина Мольера, который открывает театральный зал в Пале-Рояле и в доказательство собственного гения обещает порадовать всех новой драмой! Первый министр лежит на смертном одре, и балом правят сторонники и хулители паяца… Впрочем, я воспользуюсь своим пребыванием в Риме и встречусь с одним из героев-предводителей Фронды, архиепископом Парижским в изгнании Полем де Гонди. Я могу снестись с ним без особого труда и узнаю, чем дышат его старые друзья-заговорщики…

Неожиданно заговорил человек, до сих пор хранивший молчание.

– Может, все-таки стоит опасаться, как бы юный французский король, глядя на своего английского кузена, не исполнился собственных честолюбивых помыслов? – спросил он с сильным испанским акцентом.

Д'Орбэ со вздохом поднялся. Половицы заскрипели под его кавалерийскими сапогами. Он остановился возле шахматной доски, лежавшей на игровом столике красного дерева, взял первую попавшуюся алебастровую пешку и принялся вертеть ее между пальцами.

– От коронованных особ всякого можно ожидать… Но юный Людовик больше помышляет о девицах, охоте и музыке, нежели о власти, по крайней мере пока. И ненавидит только заговорщиков и изменников. Поэтому от нас с вами зависит, станет ли он примерять на себя столь неудобные наряды.

Поставив пешку на место, д'Орбэ вернулся к своему креслу и встал позади него. В мерцающем пламени светильников его мокрые волосы, стянутые на затылке бархатной лентой, казались чернее воронова крыла. Стараясь скрыть нетерпение, он выждал какое-то время и продолжал:

– Во всяком случае, братья, иного выбора у нас нет. Мазарини при смерти, и времени начинать все сначала у нас нет. Более того, агония кардинала вынуждает нас поторопиться.

Голос его зазвучал тверже:

– Мы не вправе упускать такой случай, но вместе с тем нельзя допустить, чтобы какое-либо опрометчивое действие нарушило наши планы. Это, собственно, и заставило меня спешно покинуть Францию и просить, чтобы вы срочно собрались. Простите, что не уведомил каждого из вас заблаговременно, но вы сами прекрасно знаете – слишком много курьеров пропало без следа, слишком много секретных кодов было взломано, и поверять важные вести посыльным было бы отнюдь не безопасно.

Д'Орбэ сел в кресло, сцепив на мгновение ладони, потом положил руки на колени и обвел пристальным взглядом лица присутствовавших, не сводивших с него глаз: он старался угадать мысли своих сподвижников. Тишину нарушил камердинер – он вошел, раздвинув другую портьеру, скрывавшую двустворчатую дверь. Слуга обнес членов собрания вином, разлитым в бокалы, которые он держал на подносе, и приветствовал каждого коротким кивком. Дождавшись, когда камердинер закончит церемонию и уйдет, д'Орбэ снова повернулся к шестерым, сидевшим вокруг него.

«Ну вот, – глубоко вздохнув, подумал он, – час пробил».

– Братья, я прибыл затем, чтобы, как велит наш устав, заручиться вашим согласием переправить Тайну, хранителями которой мы считаемся по праву, в то место, откуда вскоре начнем действовать…

Испанец опять его перебил:

– Переправить Тайну – лишь одно дело. Но что произойдет, если мы не успеем найти к ней ключ, который тщетно ищем уже столько лет? События в Англии показали, как опасно ввязываться в какие бы то ни было действия без такой надежной опоры… Может, все-таки не стоит торопиться?

Маленькое собрание на время притихло – присутствовавшие молча смотрели друг на друга. Слышно было, как потрескивает пламя свечи, готовое вот-вот померкнуть. В его зыбких отсветах черты лица великого хранителя обострились еще больше, а фигура казалась совсем иссохшей.

Франсуа д'Орбэ сдержал негодование и мрачным голосом продолжил:

– Братья, вот уже пятьсот с лишним лет мы владеем Тайной и храним свитки, в которых она скрыта. Последний раз мы упустили случай открыть ее миру пятнадцать лет назад, и другой возможности с тех пор нам больше не представилось. Сейчас мы могли бы убедить короля в правомерности наших действий. Вот почему надо постараться найти наконец заветный ключ. Именно поэтому необходимо переправить зашифрованные свитки из Рима во Францию.

Голос его зазвучал еще горячее:

– Но даже если судьба отвратит от нас поддержку короля, я уверен: отступать не следует. Повторяю, другого такого случая может и не быть. Король еще молод и податлив, хотя и потрясен неминуемой кончиной своего наставника. К тому же он доверяет тому, кого мы избрали проводником нашего дела.

Д'Орбэ ненадолго замолчал, чтобы оценить впечатление, произведенное его словами.

– Братья, все эти годы шаг за шагом создавали мы предпосылки к нашей победе. И промедление теперь было бы сродни безрассудству: поверьте, брат наш Никола Фуке[3]3
  Фуке, Никола, виконт де Во, маркиз де Бель-Иль (1615–1680) – министр финансов Франции в 1653–1661 гг. (Прим. ред.).


[Закрыть] сумеет сделать так, чтобы Истина восторжествовала.

В глубокой тишине следующие слова д'Орбэ прозвучали с громким пафосом, точно ритуальная формула:

– Так смею ли я заручиться вашим согласием, братья?

Словно по безмолвной команде опять появился камердинер – на этот раз у него в руках была черная деревянная урна с круглым отверстием сверху. Он водрузил урну на стол, открыл потайной ящичек, спрятанный в подставке, извлек оттуда кожаный мешочек, развязал его и высыпал содержимое на небольшое серебряное блюдо. Черные и белые деревянные шарики с глухим звоном покатились по металлической поверхности.

Обойдя по кругу семерых собравшихся, камердинер поднес блюдо каждому, чтобы тот взял по два шарика – черный и белый. Присутствовавшие по очереди опустили в урну один из шариков, которые сжимали в ладони. Потом Джакомо открыл урну и медленно извлек шарик за шариком. Жестом он пригласил приближенных удостовериться, чем закончилось голосование. На рисунке солнца лежали в одну линию семь белых шариков.

– Да будет так, – проговорил Франсуа д'Орбэ. – Жребий брошен.

2
Париж, дворец Мазарини – воскресенье 6 февраля, утро

Туссен Роз уже два с лишним часа разглядывал разложенные перед ним бумаги. Расположившись в кресле, подаренном ему королевой-матерью Анной Австрийской, личный секретарь Джулио Мазарини сидел спиной к окну в личном кабинете первого министра за изысканно инкрустированной откидной письменной доской массивного секретера, стоявшего у стены. С нескрываемым удовольствием Роз только что извлек из потайного ящика, изготовленного на заказ в Милане несколько лет назад, большую, гранатового цвета сафьяновую папку с накладным гербом кардинала. Он поймал себя на том, что восхищается искусной выделкой кожи и тонким орнаментом стальной застежки. «С чего вдруг его высокопреосвященству понадобились эти бумаги, да еще так срочно?» – спрашивал он себя, поглаживая темно-красный корешок дивной папки. Тем более что прежде даже он, преданный помощник, почти не имел доступа к секретеру. Мысли о болезни первого министра теснились у него в голове, точно нудная, нескончаемая заупокойная молитва.

В это холодное утро в личных покоях Мазарини царил полный покой, что было даже как-то непривычно. Господин предпочитал жить в Лувре, и слуги большей частью отсутствовали: одни последовали за господином, остальным выпал выходной. Огонь в каминах в конце концов потух сам собой. Что ж, надо вернуться к бумагам. Туссен Роз вздрогнул – то ли от раннефевральского холода, то ли в предчувствии скуки от набившей оскомину работы.

Увлекшись чтением пергаментных листков, добросовестный секретарь, ставший с годами, чего греха таить, туговатым на ухо, не услышал, как в переднюю прокрались какие-то люди.

Их было пятеро – все в светло-коричневых полумасках и широких черных плащах. Молча они прошли через комнату, после того как бесшумно открыли двустворчатую дубовую дверь, выходившую на просторную лестницу в библиотеку.

Внизу, у себя в кабинете, Этьенн Балюз, личный библиотекарь его высокопреосвященства, заканчивал писать отчет кардиналу о первых неделях своей работы в новой должности. От важного занятия его то и дело отвлекали голоса посетителей библиотеки, располагавшейся по соседству. Молодой человек еще не успел привыкнуть к скоплению народа в определенные дни. К тому же он никак не мог взять в толк, почему кардинал раз в неделю открывал двери библиотеки перед выдающимися умами Парижа. С досадой оторвавшись от работы, он запустил руку в густую светлую шевелюру, имевшую большой успех у девиц и придававшую его лицу истинно ангельские черты, достойные кисти итальянских живописцев, которых, кстати, в библиотечной коллекции кардинала было с избытком.

На помощь! Горим! Караул!

По другую сторону перегородки крики смешивались с топотом и раскатистым грохотом падавших стульев и кресел. Этьенн Балюз не успел подняться, как из-под двери в кабинет повалил густой дым.

Войдя в просторную читальную залу, библиотекарь сразу понял – пожар, и нешуточный. Сквозь дым он почти не различал противоположного конца залы, зато с изумлением увидел, как языки пламени уже лижут стеллажи.

– Скорей воды… Несите воду! – вскричал юноша, будто не замечавший, как толпа, спасаясь от огня, беспорядочно ломилась к выходу.

Неожиданно одна стена библиотеки со страшным грохотом рухнула прямо в залу, отчего испуганная толпа и вовсе пришла в неистовство. Этьенн Балюз между тем думал только об одном – как спасти легендарную библиотеку.

Юный библиотекарь постарался собраться с мыслями. И уже через мгновение понял, что хотя бы часть самых ценных книг можно спасти от гибели, если поставить людей в цепочку между фонтанчиком во дворе и библиотекой, где пламя разбушевалось не на шутку.

– Ведра! Скорей бегите за ведрами! Несите все, какие найдете! – крикнул Этьенн Балюз гвардейцам кардинала, пробегавшим мимо двери большой залы, откуда валил дым.

* * *

В это время Туссен Роз, удивленный внезапным шумом, поднял голову, оторвавшись от чтения. Крик застрял у него в горле: какой-то человек в черном запихнул ему в рот кляп.

– Свяжите его покрепче, – сказал другой налетчик, черной громадой нависший над беднягой. – Если что, оглушите! И обыщите комнаты – может, он тут не один. Да поживей.

Кровь застыла в жилах у насмерть перепуганного Туссена Роза, когда человек в черном уставился на него странным взглядом: один глаз был зеленым, а другой светло-карим.

Пока сообщники шарили по всему этажу, главарь шайки принялся взламывать ящики массивного итальянского секретера. Орудуя толстым железным прутом, взломщик обращал мало внимания на то, что губит драгоценную облицовку мебели. Он запихнул в спрятанный под плащом мешок все бумаги, которые Туссен Роз так аккуратно разложил сегодня утром. Несчастный секретарь испугался еще больше, когда заметил, что в покои кардинала с нижнего этажа проникает дым.

Дверь распахнулась, и в кабинет влетел гвардеец кардинала. Спешно поднявшись наверх, чтобы предупредить секретаря, солдат на мгновение застыл как вкопанный, увидев опрокинутую мебель и странных людей, беспокойно сновавших по комнате. Застигнутые врасплох внезапным появлением гвардейца, те тоже замерли на месте, прервав свои поиски.

– Ко мне, гвардейцы! Гвард… – только и успел выкрикнуть солдат.

Не проронив больше ни слова, с кинжалом между лопаток он тяжело рухнул на роскошный мягкий ковер. Убийца горделиво стоял в проеме дверей, расставив ноги, руки навытяжку. Среди налетчиков он был самым молодым.

– Спасибо, Малыш, – сказал разноглазый, продолжая взламывать один за другим ящики секретера и перекладывать их содержимое к себе в большой холщовый мешок.

– Не за что. Всемогущий хранит нас. Он и направил мою руку, – по-детски невинным голосом ответил тот, кого назвали Малышом и кто только что с невероятной ловкостью уложил гвардейца на месте.

После его слов Туссен Роз лишился чувств.

– Уходим! – скомандовал главарь сообщникам, снова собравшимся вместе в кабинете Мазарини. – Суматоха нам на руку – ускользнем так же, как пришли. Только не забудьте снять маски, перед тем как пойдем вниз, а заодно и плащи, чтобы не бросаться в глаза.

Не обращая внимания на мертвенно-бледного, так и не пришедшего в сознание Туссена Роза, налетчики в черном прошмыгнули к лестнице, собираясь покинуть покои кардинала. Но, едва оказавшись у подножия лестницы, они наткнулись на гвардейцев, выстроившихся в цепочку и передававших друг другу ведра с водой. Подняв взгляд, капитан гвардейцев сразу понял, что возникшие перед ним незнакомцы вышли из покоев его высокопреосвященства, куда вход посторонним запрещен. Выпустив из рук ведро, он машинально потянулся к шпаге и выхватил ее одним движением.

– Назад! – крикнул главарь шайки и кинулся обратно – вверх по лестнице – вместе с четырьмя сообщниками, не мешкая последовавшими за ним.

– Ко мне, гвардейцы! – рявкнул капитан, готовый ринуться в погоню за беглецами.

– Ни с места! Приказываю всем оставаться на местах. Пожар! Надо потушить огонь… – задыхаясь, проговорил Этьенн Балюз. – Заклинаю, не останавливайтесь! Кардинал не простит!

В коридоре царило полное смятение. Гвардейцы стояли, опустив руки и не зная, кого слушать.

– Трое со мной! Остальные пусть тушат этот чертов пожар! – скомандовал капитан, понимая, что не может оставить библиотекаря.

Между тем неразбериха предоставила людям в черном порядочное преимущество. Не теряя ни секунды, они бросились к верхним этажам, откуда можно было попасть на крышу.

Колокола на новой церкви Сен-Рош, расположенной через несколько улиц от дворца Мазарини, пробили двенадцать ударов, когда четверо из пяти беглецов выбрались наконец на крышу.

– Малыш… где Малыш? – спросил на бегу главарь шайки у своих людей, старавшихся поспевать за ним, несмотря на опасность свалиться с большой высоты.

У него за спиной показалось личико мальчугана – он замешкался внизу и отстал от старших товарищей. Те сбавили темп, чтобы он за ними угнался. Мальчуган молча показал пухлый кошель, который он походя умыкнул из кармана Туссена Роза.

– А еще я вот что нашел, – сказал он, потрясая темно-красной сафьяновой папкой. – Она валялась у старика под ногами.

Довольный смелой выходкой юного сообщника, главарь подал знак остальным следовать за ним, не теряя времени.

– Пошевеливайтесь! И глядите в оба – на крыше иней, как бы не поскользнуться. Выбираться будем через Пале-Рояль. Оттуда рванем прямиком к Сене, а там ищи ветра в поле. Живей, – прибавил он, оглядываясь на окно в стене на расстоянии броска камня, откуда они вылезли на крышу, – гвардейцы, слышно, уже близко.

В тот же миг на крыше выросла здоровенная фигура капитана – за ним с грехом пополам поспевали трое гвардейцев, не выказывавших особого проворства. Перемахнув на крышу театра и сохранив преимущество в расстоянии, люди в черном бросились искать проход в здание. Вдруг они остановились, услыхав страшный грохот бьющегося стекла. Малыш в мгновение ока исчез в проломе стеклянной крыши, на которую он по неосторожности ступил, а может, соскользнул, карабкаясь по заиндевелой поверхности. Склонясь над зияющим проломом, главарь шайки увидел покалеченное тело мальчугана – оно лежало глубоко внизу, посреди широкой сцены нового театра его величества.

– Скорей! Ему уже ничем не поможешь. Прими, Господь, его душу! – перекрестившись, проговорил он. – Теперь он в истинном царстве.

Произнеся эти слова вместо надгробной речи, человек со странными глазами подал товарищам знак двигаться дальше в сторону прохода, куда он указал пальцем. В следующий миг на глазах гвардейцев они исчезли в проеме под крышей.

Тем временем, пока его сообщники пытались скрыться, мальчуган, корчась в муках, полз к краю сцены, на которую рухнул с огромной высоты. Из последних сил он достал из-под рубахи темно-красную сафьяновую папку, похищенную несколько минут назад. Теряя сознание; от боли, он просунул папку в окошко будки суфлера. Тут силы оставили мальчугана – голова его упала в лужу крови, которая растеклась по дощатому настилу сцены, будто зловещий шлейф, служивший как бы продолжением наполовину раздернутого пурпурного занавеса.

В эту минуту в зал, услышав шум, вошел театральный сторож; увидев тело, старик в ужасе кинулся за кулисы.

– Мольер, – вскричал он, – Мольер, на помощь!