Текст книги "Время до Теней (СИ)"

Автор книги: Искандера Кондрашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 2

25 сентября 2281 года. Новая Москва.

– Небо, хоть бы он был дома, – тихо просила я, терзая кнопку видеовызова. И, когда из динамиков раздалось дежурно-спокойное: «Да?», я не смогла сдержать, пожалуй, излишней нервозности в возгласе: – Орвил!

Видеосвязь на моей памяти никогда не работала так, как надо. Не важно… чёрт с ним, с изображением. Я быстро успела совладать с собой:

– Слушай, я по делу. Расскажи мне, как посвящённый, что у нас сейчас с эпсилоном, – по правде сказать, мой приятель никогда не был спецом по тому, что за живность обитает за Старыми Путями, такие, как он, существуют для ситуаций, если эта живность полезет к нам. – Я честно собиралась запросить соответствующий сегмент сети, но недооценила собственную лень и желание потрепаться с тобой.

Орвил хмыкнул:

– Потрепаться об отвратительных псевдогуманоидах, которые едят людей? Может, ну их? Знаешь, я смогу приехать раньше, чем рассчитывал. Сгоняем на Кавказский архипелаг на выходных?

Я сглотнула.

– Э-э, вот засада, а я уезжаю завтра…

Даже глядя в пустую черноту экрана, я почувствовала его недоумение.

– Куда? Насколько?

– К отвратительным псевдогуманоидам, разумеется. Или ты думал, я спрашивала о них из праздного любопытства?

– Но зачем?

– Это уж твоё начальство надо спросить.

– Я имею в виду, зачем ты согласилась?

– Мать была очень настойчива.

– Почему именно ты? Давай по-честному – во времена нашей учёбы ты не отличалась...

– Благоразумием?

Я поджала губы. Каюсь. Грешна. Не отличалась. Не отличаюсь. И не собираюсь отличиться в ближайшем будущем.

– Сдержанностью. Терпимостью. Тонкостями применяемых методов, – поправил меня Орвил, почувствовав моё раздражение и сразу взяв на попятный.

Я зачем-то пожала плечами, будто он мог видеть этот жест, и напомнила:

– Давай ближе к делу. Что там с эпсилоном?

– Если тебя это успокоит, то они вряд ли едят людей. Это всё слухи.

– Ха-ха.

– Я серьёзно. Раньше случалось всякое, но с тех пор, как пятнадцать лет назад с ними возобновилось дипломатическое сообщение, многое изменилось. Я их видел. Крупные твари, нагоняют жуть, но, в целом, производят впечатление цивилизованных существ.

– В смысле, едят людей с помощью ножа и вилки? – уточнила я. Я их тоже видела. Наверное, у нас с Орвилом разные понятия о цивилизованности.

– Очень смешно. Триединый, да ваш офисный планктон, наверное, уже по тридцать раз бывал на эпсилоне. Не пробовала поспрашивать подружек?

– Во-первых, у меня после таких разговоров случается приступ зависти по премиальным, – я лениво потянулась. – А, во-вторых, подружки могут предложить только очень специфическую информацию, а я плохо воспринимаю монологи, где слово «член» встречается через предложение.

Орвил фыркнул.

– Всё, вопрос снят. Ну, тогда вот тебе занимательный факт: самоназвание народа можно перевести как «Наставники». Зная одно это, уже складывается впечатление о своеобразии их менталитета. Со времён первых контактов с аборигенами эпсилона в шестьдесят девятом двадцать первого века замечена тенденция...

– К тому, что они паразитируют на других Пространствах, – закончила я.

То есть, воруют всё, что плохо лежит.

– Да, и, вероятно, имеют дело со Старыми Путями значительно более долгое время, чем мы. Держатся отчуждённо, себя виноватыми в воровстве пищевых ресурсов из наших анклавов не признают.

– Всё сваливают на аэлвов?

– Возможно, небезосновательно, – серьёзно ответил Орвил. – Сама знаешь, эти в чём-нибудь, да всё равно окажутся виноватыми.

Я хихикнула.

– Всё, наверное… не знаю, что ещё ты хочешь услышать… тот жалкий кусок суши, где они обитают, нашим нафиг не сдался, а в другие локации нет доступа из-за какой-то хитрой настройки их Коридоров…

– Угу, это всё волшебство-о-о, – пропела я. На моё поведение плохо действовало восприятие контурной технологии как магического, понятного только посвящённым, таинства. – Остальные, небось, захоложенными постоянно держат, если они вообще есть, в чём я сильно сомневаюсь, потому что противовращение Земли класса «эпсилон»…

– Мор, пожалуйста, – взмолился Орвил, зевнув. – Лекция в пол-четвёртого утра это слишком.

Ну, правильно, у нас сейчас первый час, а у них… Я торопливо извинилась и нажала на отбой.

Было душно, хотя душно на самом деле не было. Отчаявшись ворочаться с боку на бок в тщетных попытках уснуть, я в кромешной темноте пересекла комнату, споткнувшись об уже собранный и сиротливо валявшийся на полу рюкзак, и вышла на балкон. Над Старой Москвой полыхало рыжее электрическое зарево, отражалось в тёмных водах каналов, дробилось в оставшихся после недавнего дождя лужах на тротуарах. Воздух был свеж. В нём уже горчила осень. Под моим балконом тоже чернела тяжело и холодно вода канала. Логично предположить, что на её глади уже лежали первые жёлтые листья немногих деревьев, росших вдоль канала, хотя мне сего явления заметно не было. Я закурила.

Если кажется, что осень горчит на вкус, значит, что-то не так. Горчит дым. И мне тошно. От самой себя. Я загляделась на воду подо мной, очки сползли на кончик носа, я привычным движением водрузила их обратно.

В принципе, между мной и Орвилом не было ничего, что могло сойти за страшного мифологического зверя под названием «серьёзные отношения». Орвил испытывал неловкость от видимой ему одному социальной пропасти между нами, я испытывала неловкость от того, что он был меня младше и при этом я не могла обращаться с ним снисходительно, потому что он мне нравился. Знакомы мы были ещё со времён института, но эта канитель взаимной неловкости длилась последние полгода, из которых мы, как люди, которым действительно нравится их работа, вживую виделись раз двадцать.

Я раздражённо выкинула окурок в канал. Надо всё-таки было сказать что-то о том, как мне будет не хватать его… потому что это правда.

26 сентября 2281 года. Старая Москва, офис «Олдвэйтрэвэл компани».

– Только следи, чтобы она не распускала язык, – сухо посоветовала Элоиз.

– Разве ей известно что-либо важное?

– Об этом уж тебя надо спросить.

Я стиснула зубы. Мать не видела моей гримасы. Я стояла к ней спиной, рассеянно скользя взглядом по представленной в настенной нише экспозиции статуэток чёрного камня. То ли обвитые лианами сухие безлиственные деревья, то ли изящные человекоподобные фигурки, тонкие, изломанные в танце. Или оцепеневшие в ужасе.

– Эпсилон? – спросила я у матери.

– Да. Утончённо, правда?

Я кивнула, соглашаясь. Изысканно, мучительно, завершенно. Впрочем, я не искусствовед.

Наконец, в дверь постучали, и Линви стремительно заглянула внутрь. Элоиз она, вообще-то, побаивалась (очень, очень разумное отношение), но моё присутствие, должно быть, придало ей наглости.

– Можно? – спросила она, входя.

Мать поморщилась. Я отвлеклась от разглядывания экспозиции. Ой, зря я это сделала. Статуэтки хотя бы были сдержанно-чёрного цвета… Ядовито-зелёные туфли на десятисантиметровой шпильке, зауженные брюки цвета фуксии, корсет им в тон поверх нежно-розовой рубашки, плюс клеёнчатая глянцево блестящая фиолетовая короткая курточка и, в довершение, – безразмерная, фиолетовая же сумка на плече.

– Помилуй меня Небо, – пробормотала я.

Линви во всей красе ослепляла тонами одежды и макияжа, оглушала цветочно-пудровыми ароматами духов и деморализовала беззаботным смехом даже таких серьёзных товарищей, как сотрудники отдела исследований природы Старых Путей, к коему племени и принадлежит ваша покорная слуга.

– Я готова, – изрекла Лин, застыв посреди кабинета и утопая каблуками в ворсе ковра с эр одиннадцать.

Элоиз снова поморщилась, скользнув взглядом по наряду вновьприбывшей, словно сравнивая его дисгармонию с жемчужным сиянием своего костюма.

– Присаживайтесь, Линвиль. Мельтек должен скоро подойти.

Требуемая ритуалом вежливости фраза была произнесена, и мать перестала обращать на нас внимание – пальцы правой руки запорхали над клавиатурой нетбука, в левой руке она сжимала телефонную трубку. Судя по особому выражению лица Элоиз, готовилось долгожданное избиение рекламного отдела.

Линви чинно сидела в том самом кресле, где две недели назад мне оглашали приговор о ссылке через эпсилон пятьдесят три. Я бесшумно мерила шагами кабинет, ненадолго замирая у фотографий – панорам различных Пространств, куда компания предлагала туры, – зыбучие пески и неряшливые серые воды океана возле кси двадцать три, полянки слизневых фосфофоресцирующих грибов омега тридцать семь, каменистые ледяные пустоши эр восемнадцать. Вообще, у всех этих миров имелись свои названия, данные нашими исследователями или разумной местной живностью, если таковая имелась. Буквенно-цифровой код присваивался лишь Коридору, ведущему в конкретную локацию данного плана. Глазами я искала изображение из Коридора класса «эпсилон», машинально прислушиваясь к телефонному разговору.

– Помилуйте, какие могут быть пальмы? Еду я с проверкой на посты класса «кси», а там пальмы. Вы, вообще, в курсе, что почва там такова, что ваши финики несчастные вместе с садоводом под землю мигом утянет?

Я злорадно, гнусно, бессердечно ухмыльнулась.

– Что? Уже издали энциклопедию? С такими иллюстрациями? Кто?.. А, хорошо… Понятно, благодарю вас.

Я оглянулась на Лин и медленно провела большим пальцем по горлу. Та сглотнула.

– Идиоты, – спокойно констатировала Элоиз, кладя трубку.

Над Линви определённо заполыхали зарницы скандала. Я торопливо отвернулась к стене, наткнувшись взглядом на тонкий пластик, под которым зелёным беспокойным морем расстилался лес. Камера снимала откуда-то сверху, в кадр попал не только древесный океан, но и та странная пустота у самого горизонта, которая намекает о близости океана настоящего. У меня захватило дух. Как, должно быть, свежо и волнующе воздух пахнет хвоей и солью, как шумит ветер… Мне повезло – я знаю еловый щекочущий и острый аромат, семья достаточно обеспечена, чтобы на Новый Год, собираясь всем вместе, заказать с Сибирских островов несколько огромных живых елей… но, столько деревьев…

– Элоиз! – я вздрогнула от незнакомого мужского голоса.

– Ты опоздал. Мы условились на восемь, – заметила мать, не отрываясь от бумаг.

Вновь прибывший только передёрнул плечами, скользнул взглядом по Линви (даже не поморщившись от цветового решения, – какая выдержка, однако) и встретился взглядом со мной.

Я сделала шаг вперёд и протянула руку мужчине, глядя поверх очков:

– Меня зовут Морруэнэ.

– Мелэтир’Тэнтэк, – представился он, сжав мои пальцы жёсткой широкой ладонью.

Я почувствовала себя неприятно маленькой, но, не моргнув, вынесла изучающий взгляд непроницаемо-чёрных глаз. Я видела его и раньше, пару раз, но никогда не говорила с ним и представлена ему не была. Мало ли любовников было у матери, и нелюдь ростом под семь футов, советник одного из городов эпсилона и посол у нас, был лишь одним из череды мужчин, на которых я уже машинально не обращала внимания. На вид Советнику было около пятидесяти – тёмные, с заметной проседью, короткие волосы, лицо сухое и смуглое. Ни дать, ни взять, пожилой испанец благородного происхождения, заглянувший на конференцию в Старую Москву.

– Рад знакомству, Морруэнэ, – он говорил с лёгким акцентом, делая щёлкающие паузы в моём имени там, где их от веку не было. – Только, – Мельтек отпустил мою руку, – разрешите дать один совет. У нас нет обычая рукопожатия, – я моргнула от неожиданности, когда он, сделав левой рукой неуловимое движение, раскрыл её передо мной ладонью вверх, сжал пальцы так быстро, что я не успела заметить, что в ней было… С тихим шелестом развернулись тонкие лезвия – и вот уже в левой руке он сжимает небольшой двуклинковый раскладной кинжал, что обычно пылился на столе у Элоиз.

– Видите, – советник старательно изобразил на лице подобие улыбки. – Ваш обычай, направленный на то, чтобы обезопасить себя от собеседника, теряет смысл.

– Учту, – отозвалась я. (Заметил ли он, как я нервно сглотнула?)

Мать гибким и быстрым движением поднялась из-за стола, взяла мужчину под руку и вкрадчиво сказала:

– Мельтек, может, хватит фокусов? Не надо стращать мою дочь.

Я мгновенно оскорбилась. Меня?! Таким? Лин хихикнула.

– Её таким не проймёшь…

Я мгновенно надулась от гордости, даже ростом выше стала.

– Она не так быстро оценивает уровень опасности.

Я скисла.

– Кстати, с чего это ты берёшь без спроса мой ритуальный кинжал? – Элоиз игриво заглянула ему в лицо.

Советник сохранял невозмутимость:

– Госпожа Элоиз, так вы ведь всё равно используете мой подарок только в качестве пресс-папье, – похоже, Мелэтир’Тэнтэк принимал её игру.

– Через неделю у меня встреча с владельцем «Вандервояжа». Тебе принести его сердце в подарок? – Элоиз разжала его пальцы, забирая кинжал. Лезвия с шелестом спрятались.

– Пусть сердце врага украсит твой дом, Элоиз, – Мельтек слегка поклонился.

Я не смогла сдержать улыбки, наблюдая этот шутовской спектакль и огромные глаза Лин. Впрочем, улыбочка моя быстро свернулась, ибо в любой шутке есть только доля шутки. Легенды ходили о том, что в молодости моя мамаша могла вырезать не только сердце жертвы, но и художественный текст на ней на тему вины и наказания. По признанию тёти Марго: «да все Охотники, даже Ресто, хренели с методов Элоиз». Несомненно, мать припомнит мне, что я видела её не только в дьявольско-директорской ипостаси, но когда это ещё будет…

Мать отпустила любовника, положила кинжал, снова притворявшийся безобидной пластиной, в нишу к статуэткам, села в своё кресло и снова зашуршала бумагами.

– Так в чём, всё-таки, причина твоего опоздания? – у матери имелась ужасная привычка возвращаться к щекотливым, и, казалось бы, успешно замятым темам.

Мелэтир’Тэнтэк досадливо покосился на широкий металлический браслет, охватывавший его левое запястье.

– Не могу привыкнуть к вашей системе времени. Никак.

Элоиз покачала головой:

– Может, мне стоило сказать: в первой трети Расцвета? Но не могу же я всякий раз помнить, когда встаёт солнце. Что за нерациональная система!

– Я остался при своём мнении, – заметил советник.

Я ровным счётом ничего не понимала. Пожалуй, это был один из тех немногих моментов в жизни, когда я искренне сожалела, что мало общаюсь с матерью.

– Ты поведёшь через пост на эпсилон пятьдесят три?

– Совет в Цитадели недоволен продолжительным моим отсутствием, а путешествие туда с Островов займёт слишком много времени. Я хочу открыть эпсилон тридцать четыре. Думаю, можно будет сделать исключение для двух очаровательных туристок, – он, кажется, подмигнул Линви – та замахала ресницами со страшной скоростью.

Я закатила глаза.

– Для меня ты таких исключений не делал, – сухо заметила Элоиз.

– Всё меняется, – отозвался он, и добавил что-то на своём языке.

На слух, было произнесено всего одно-два слова, но мать в ответ лишь подняла глаза на Советника и недовольно искривила губы.

– В общем, вам пора, – Элоиз бросила взгляд на изящный хронометр на своём запястье. – Морру, – я поймала её взгляд. Неопределённый. – Один-два месяца. Постарайся не забыть то, что знаешь, и вызнать у них хотя бы что-нибудь полезное.

Мелэтир’Тэнтэк понимающе хохотнул.

– Для науки, – добавила мать, сурово глянув на мужчину. – Линвиль, – продолжала она. Лин вскочила с кресла и вытянулась в струнку. – Если я изменю своё решение, – Элоиз задумчиво постучала карандашом по поверхности стола. – Если… тогда будете рисовать исключительно виды эпсилона. Хотя бы в них вы поднатореете.

– Да, да, измените, пожалуйста… откуда ж мне было знать, что их… того, с садоводами вместе… – пролепетала Линви. Работа в компании была не тем, с чем расставались по собственному желанию.

– Посмотрим… идите, подождите на улице, что ли. Погода неплохая, – мать поглядела за окно.

По стеклу отчётливо расползались капли мороси. Элоиз выразительно глянула на меня. Я поняла. Подхватив рюкзак, цапнула под руку Лин, и мы резво потопали к выходу.

– Морру, пока тебя не будет, я всё-таки сдам твою колымагу на переплавку, – заметила мать.

– Ха! – только и отозвалась я.

Мы с Лин смешным семенящим бегом пытались поспеть за стремительным шагом советника. Получалось не очень.

– А что за колымага? – поинтересовался он, обернувшись через плечо и старательно проговорив последнее слово.

– О! Мотоцикл, – я раздулась от гордости, а потом, спохватившись, добавила: – Э-м-м…вы представляете, что такое мотоцикл? – и, обнадёженная утвердительным кивком, продолжала: – Жутко раритетный, образца начала двадцать первого века. Мы с отцом собирали вместе… давно, – я запнулась. – А мать всегда говорит так, когда я уезжаю куда-нибудь. Это, если хотите, наш ритуал прощания.

– И сдаст когда-нибудь. Эта так называемая машина однажды обязательно взорвётся или на части развалится, – внесла свою лепту в разговор Линви.

Её слегка бесил тот факт, что Мельтек воспринимал её персону как бесплатное приложение ко мне.

– Скорее, ещё раньше этот город окончательно сползёт в море, – буркнула я.

«И вот тогда мне понадобится гидроцикл. Очень быстрый гидроцикл».

Мы с Лин неосознанно кинули взгляд на потемневшие от дождя и будто раскисшие под серым низким небом стены крепости тысячелетней давности – тёмные волны моря лениво лизали подножие искусственного утёса, на котором стояло и ещё держалось сердце города и сердце Государства. Я вздохнула.

Скоро кое-как слепленные новостройки закрыли центр, а мы вошли в городской парк. То есть, на планах города это место наверняка значилось как парк. Хотя, вряд ли такой топоним подходил аллейке, которая включала в свой состав несколько лавочек с отсутствием досок, пару клумб, поражающих своей лысоватостью и обилием фантиков, чахлые деревца по обе стороны тротуара да неподвластные дождику с непотребным пэ аш пластиковые коробки из-под холодильных установок, несмотря ни на какие превратности судьбы полные своей таинственной жизнью.

– В них что, живут? – советник умудрился вложить в последнее слово такую убийственную долю презрения, что мне аж завидно стало.

Я только пожала плечами:

– Места всем не хватает. Дома-то новые строить почти не решаются – грунт плывёт, а город, как и раньше, манит всех со всех концов света.

– На вёсельных лодках, у кого моторок нет, и то приплывают, – пересказала Линви любимую легенду жителя Москвы.

– Зачем? – Мельтек пребывал в состоянии неподдельного недоумения.

– За счастьем.

Советник, похоже, так и не проникшись жизнеутверждающим настроем на авось, свернул с асфальтированной дорожки, прошёл по одичавшему газону и задумчиво остановился перед двумя меланхоличного вида деревцами, склонившимися друг к другу и переплётшимися ветвями.

– Тополь обыкновенный, – заявила я, стоя за спиной мужчины. Потом задумалась, такой ли уж он обыкновенный (я про тополь) и не слишком уверенно прибавила: – Дрожащий.

Мельтек обернулся ко мне и искривил губы в странной усмешке. Готова поклясться, моё так и произнесённое ядовитое «чем же вас так заинтересовали топольки?» было уловлено. И взято на заметку. Я упрямо не отводила взгляда:

– Если я не ошибаюсь, пост на эпсилон тридцать четыре блокирован со стороны эпсилона и вообще находится в военном городке километрах в тридцати от центра. «Боги, даже не понятно, где кончается радужка и начинается зрачок». Я мысленно ощетинилась и добавила: – Я думала, мы возьмём напрокат катер со стоянки компании.

– Знаете, Морруэнэ, – советник, наконец, переключил внимание на вышеупомянутые деревца. Оцепенение отпустило меня. – Существует один фокус, – он помедлил, подбирая слова. Я терпеливо ждала. Мельтек снова повернулся к двум деревьям и развёл руки в стороны. – Так вот, – его пальцы слегка подрагивали в напряжении.

Я тщетно пыталась уловить, что он хочет сделать, но всё в мире по-прежнему оставалось на своих местах. (Когда работаешь со всякими штуками, которые лучат как бешеные и могут рвануть в любую секунду, волей-неволей начинаешь чувствовать момент, когда надо спасать задн… здоровье, то есть). Ветер налетал резкими обжигающими порывами, трепетали ветви деревьев, шумела газонная вечнозелёная трава, обитатели коробок наверняка наслаждались нежданным представлением театра трёх актёров (неожиданно молчаливая и притихшая Линви исполняла роль пятого дерева справа).

– С точки зрения Вселенной.

Ветер стал ещё промозглей. Пятое дерево справа вдруг оживилось и настойчиво подёргало меня за рукав куртки, привлекая к себе внимание:

– Морру… Морру, что…

– Тиш-ше, – раздражённо прошипела я.

– Все места на этой планете, – донёслось до меня сквозь шум листьев.

– Морру, сейчас же ведь ещё утро…

– Формально находятся в одной точке.

Мелэтир’Тэнтэк резко отступил на шаг назад.

Я присвистнула. Ох уж эти квантовые фокусы… когда это я проглядела момент?

– Что ж, прошу, – сказал он. – Глаза можно не закрывать.

По розовато-сиреневому вечернему небу неестественно быстро плыли облака.

Контура не было вообще.

Мир растекался жирной кляксой, в него вплавлялось что-то чужеродное, застывало, сминало, разрывая острыми гранями.

Солнце село.

Картинка мира перестала искажаться и таять. Она стала другой.