Текст книги "Время до Теней (СИ)"

Автор книги: Искандера Кондрашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18

Я ожесточённо потрясла головой – как-никак, а два перехода за один день многовато для человеческого сознания. Судя по виду Илара – для нечеловеческого тоже. Насвистывая, к нам подошёл довольно расхристанного вида и неопределённого возраста техник и деловито попросил документы. Несмотря на замызганный комбинезон, общий непрезентабельный вид и выдыхание перегарных паров, мужичок не расставался с автоматом. Правда, сейчас пушка небрежно висела на ремне за спиной. Через Коридоры класса «эпсилон» последние лет пять шастали одни туристы, и Посты внутренней цепи (то есть, те, которые находятся на Истинной Земле), подрастеряли свирепый вид режимных объектов.

– Проблемы? – спросила я спокойно, наблюдая за тем, как он старательно пытается разобрать, что за полезную информацию обо мне может сообщить скидочная карта.

Слово «проблемы» выручало почти всегда. Люди невольно начинали задумываться над вопросом, а у кого, собственно, эти проблемы сейчас возникнут, и часто решали его не в свою пользу. Главное – самоуверенный вид.

– Нет, что вы, – техник вытянулся в то, что с натяжкой можно было принять за «струнку», и вернул мне ксиву, старательно дыша в сторону.

Я с суровым видом кивнула и добавила:

– Наставник со мной. Он научный консультант, вопрос с временной визой решит компания.

Техник что-то согласно промямлил и вызвался проводить нас до выхода с Поста.

– Я же прямым текстом сказала, – процедила я сквозь зубы, видя, как контур-операционщик осторожно тащит из кармана тепловизор, – Мой спутник – с эпсилона. Он не арксилт-нари с дельты в состоянии мимикрии и не телепат с лямбды, вызывающий галлюциногенное состояние.

– Да я что, я ничего, – пробормотал он, но тепловизор послушно убрал.

Я рассеянно кивнула, следуя за нашим проводником по однообразным, крашеным в грязно-зелёный цвет коридорам Поста. Однако, похоже, личность нелюдя не давала технику покоя, потому что он несколько раз оборачивался в нашу сторону, пока не решился задать волновавший его вопрос:

– А… а почему вы без маски, господин?

Илар пребывал в одном из худших своих расположений духа, поэтому только прорычал в ответ что-то неразборчивое.

– Так он по-русски не сечёт почти, – великодушно пояснила я, стараясь не смотреть в сторону нелюдя.

Реакция этих тварей на обвинения в незнании чего-либо порой просто ужасна.

– А-а-а… – изрёк глубокомысленно контур-операционщик. Замолчал ненадолго, а потом вдруг оживился: – Дык, я чего интересуюсь-то. У нас новенький тут, перевели с Поста на каппу. Перевели, потому что такая история – все валяются вообще. Он там с каждого пребывшего миротворца документы сурово так спрашивал, да морду с фотографией в паспорте кропотливо сверял, – мужичок хрюкнул, – а особливо к аборигенам доматывался. Они же там все в масках ходют, ну, знаете, наверное… – на этом месте повествования последовал отчаянный взмах рукой, – Недавно вот случай такой примечательный приозошёл. Ему, балбесу, твердят, мол, посол это ихний. Всё нормально, биополе с занесённым в базу данных сверили – сошлось. А Ванька доконал этого чужого – «открывайте, товарищ, народу своё истинное лицо, негоже его прятать, мож, у вас физия в документе одна, а на деле другая».

Я завела глаза под скальп, предвидя, каким будет конец истории. Однако, вежливость требовала поинтересоваться:

– А что чужой?

– Ну, он и открыл. Мозги за нахальство, конечно, не выел – воспитанные, они, послы, понимаете ли, но культурный шок у парня приключился. Отпуск небольшой взял – только вчера на работу к нам, вот я и хотел его постращать маленько, – техник покосился в сторону Итаэ’Элара и добавил: – Не сочтите за оскорбление, господин.

Исходя из того факта, что техник остался при мозгах и жизни, нелюдь действительно «не счёл за оскорбление». А, может, просто поленился. Ведь, как выражалась одна моя знакомая (как раз с каппы, кстати), «понимаешь, Морри, как ни крути, а вскрытие ваших твердолобых обезьяньих черепов ради тех крох мозга, что там катаются – процесс энергозатратный».

Я никак не могла надышаться сырым холодным воздухом, то и дело блаженно жмурясь. Речной запах тёмной воды каналов, горечь опавших листьев, которые раскисшим ковром лежали под ногами, йодистые нотки моря, когда ветер начинал дуть со стороны Южного порта. Гул эстакады, завывание сирен правительственных катеров, застрявших в очередной пробке на слишком узком водном пространстве канала, пасмурное ночное небо, подсвеченное рыжими уличными фонарями, жёлтые квадраты окон жилых домов, огни кораблей вдали, непередаваемо родные запахи фастфудных забегаловок, открытых даже в столь поздний час. Хорошо, всё-таки, вернуться домой.

Память услужливо подкинула картинку того, что под кроватью меня дожидается непочатый блок ментоловых сигарет, а в буфете – ополовиненная банка кофе. В общем, несмотря на мою крайнюю эмоциональную измочаленность и близость к истерии, вечер обещал быть приятным. Мне вдруг захотелось ребячески вскочить на парапет набережной, уцепиться за фонарный столб, зависнув над стылой водой, и совершенно по-глупому заржать. Я вернулась домой. Наконец-то.

Впрочем, при нелюде безумствовать было как-то неудобно, к тому же, цвиэски дрыхла на моём плече, да и в желудке требовательно заурчало – как результат, эйфория ощутимо начала испаряться. Да и вообще, не нравился мне Илар.

Я обернулась и внимательно пригляделась к нему, с самым что ни на есть безучастным видом лицезревшему панораму ночного города. Видно было, что Старой Москвой он не впечатлился. Я помялась в нерешительности, подсознательно ожидая, что сейчас он знакомо криво ухмыльнётся и скажет что-то в стиле: «Что, уже забыла, куда идти, человек? Вот несовершенное создание». Только этого всё не происходило.

– Илар… Итаэ, пойдём, – зачем-то сказала я.

Он послушно пошёл за мной.

Под оживлённой магистралью по расхлябанным громыхающим плиткам подземного перехода мы прошли мимо патлатых субъектов, бренчащих на гитарах, попрошаек, уже заплативших местной мафии ежедневную мзду, и мнимых калек, вышедших к ночи из роли, лениво закидывавших ногу на ногу и потиравших отсиженные в инвалидных колясках задницы. Тёмными безлюдными дворами пересекли пару кварталов, пока я, наконец, не видела чёрный, кое-где подсвеченный зажжёнными окнами, абрис родной пятиэтажки.

Молва приписывала этому дому чуть ли не полуторавековую давность, и молва могла быть близка к истине. Мне было известно только то, что здание это возводили уже после войны и затопления равнины – а значит, возводили на века. Обычная, без архитектурных вычурностей и излишеств, бетонная коробка, в последнюю реставрацию выкрашенная в грязно-бежевый цвет, с единственным подъездом. Подъезд, кстати, обладал такой тяжеленной железной дверью, что я, перед попыткой открыть её, обычно делала глубокий вдох, плевала на ладони и упиралась ногой в стену. Эту же последовательность действий я произвела и сейчас, после того, как, не задумываясь, набрала код (сенсорная панель нещадно заедала из-за холода и суровой эксплуатации). Нелюдь несколько секунд со спокойным интересом наблюдал мою молчаливую борьбу (нет, меня точно преследует дверной рок!), а потом великодушно придержал дверь. Я только покосилась на него и вздохнула, проходя в проём.

Лифта не было – возможно, из соображений экономии, впрочем, версия «из соображений зловредности» тоже принималась на учёт. Свет на лестничных площадках тоже отсутствовал, хотя ничего ужасного в этом не было – меня вела память («так, здесь, кажется, плитки выбили, пятая снизу ступенька на пролёте между третьим и четвёртым этажом раскрошена…»), а нелюдя – ночное зрение. (Кстати, я поминала, что лучший способ распознать чужого: эти твари не вляпаются в собачье дерь… фекалии, даже топая по газону в городском парке в кромешной темноте. Ну, это, так сказать, была справочная информация.)

Наконец, все девяносто шесть ступенек были успешно преодолены, а я зашарила по карманам куртки в мучительном поиске где-то позвякивающей связки ключей. Илар бесшумной тенью терпеливо ждал в нескольких шагах за мной. И, знаете, это странным образом успокаивало. Я вдруг ощутила, насколько привыкла к тому, что этот человек… то есть, нелюдь находится рядом, что… так-так-так, не фиг, спать он всё равно будет на полу. Я сурово кивнула в тон своим благопристойным мыслям.

По прогрессивной задумке электриков свет действительно должен был включаться от негромкого хлопка в ладоши, а мои ужимки и прыжки больше смахивали на шаманские камлания, но, что самое важное – необходимый эффект, в конце концов, был достигнут.

– Заходи, – небрежно бросила я нелюдю, дипломатично притворившись, что не заметила, как он всё-таки приложился лбом о слишком низкую для его роста притолоку и шипяще выругался.

Я вихрем пролетела по единственной комнатке, в скоростном режиме запихнув в шкаф особо… кхм… интересные предметы собственного гардероба, раскиданные, где попало, и открыла скрипучую балконную дверь. Цвиэски тут же воспользовалась моментом, слезла с моего плеча и устроилась на сваленных в кучу на балконе древних покрышках. Что ж, возможно, где-нибудь там завалялись стратегические запасы ушедших в спячку мух.

Оглядев свои владения и удостоверившись, что комната приняла более-менее прибранный вид, я заявила:

– Чур, в ванную я первая! – и повелительно добавила: – А ты пока поищи в холодильнике, что там осталось из съестного.

Сердце моё пело – я наконец-то находилась на своей территории, где мне всё могло сойти с рук – даже приказы, отданные Итаэ’Элару.

Пока набиралась вода, я скинула шмотки и задумчиво рассматривала своё отражение в мутном зеркале. Н-да, бывали в моей жизни и лучшие дни – запавшие глаза и резче обозначившийся острый сухой нос обаяния и молодости моей физиономии не добавляли. Опершись руками о раковину, глубоко дыша и чувствуя, как блаженное тепло паров горячей воды окутывает озябшую кожу, я пыталась пересмотреть собственного зеркального двойника. Впрочем, взгляд вскоре пришлось отвести – воды, наконец, набралось достаточное количество.

Я глубоко вдохнула и ушла под воду с головой, калачиком свернувшись на шершавом дне ванны. Водяные потоки тёплым шёлком касались расслабленного тела, я на физическом уровне ощущала, как вода гладит мою кожу, забирая с собой холод и усталость. Наверное, похожие ощущения я испытывала когда-то давно, почти двадцать восемь лет назад, хотя воспоминаний об этом не сохранилось ни черта. Нехитрое счастье плавания в амниотической жидкости – о нём люди тоскуют всю оставшуюся жизнь. Я улыбнулась чему-то и вынырнула на поверхность.

– Почти минута, – донеслось до меня, пока я смахивала с ресниц капли воды, – и это только с того момента, что я здесь. Впечатляет.

Я резво подтянула колени к подбородку, обхватив их руками, и прижалась спиной к бортику ванны, прошипев:

– Что ты здесь забыл, Итаэ’Элар?

Нелюдь хмыкнул в ответ и отложил мои часы на стеклянную полку у зеркала, примиряющее заметив:

– У меня есть три причины, чтобы здесь находиться.

Но я уже крепко вошла в роль оскорблённой невинности и униматься так легко не собиралась:

– Ты, что, всю эту минуту на меня пялился?

– Честно говоря, больше внимания я уделял циферблату… – уклончиво ответил он.

Я выдохнула сквозь сжатые зубы, чувствуя, как с мокрых волос на спину капает вода, а к щекам почему-то приливает кровь. Ну, прям девственница, застуканная на речке купающейся в неглиже… ей-богу, ну чего он там не видел?

– Если ещё надеешься поближе рассмотреть, что именно вытатуировано у меня на левой половине задницы, то можешь покинуть помещение, – процедила я сквозь зубы, более-менее взяв себя в руки.

Илар печально вздохнул, видимо, для того, чтобы показать, насколько он огорчён моим заявлением.

– Мне неожиданно захотелось увидеть тебя без сигареты в руке, без очков и без одежды.

Да где были раньше эти твои желания, а? Я возвела глаза к потолку и сказала:

– Просмотр окончен. Что дальше?

– Здесь тепло.

– Ага, – меланхолично подтвердила я, несколько расслабившись, подняла из воды левую ногу (ей-богу, не самая сексуальная часть меня, но всё же), пошевелила пальцами и лениво добавила, – а ещё эстетические и прочие чувства и потребности можно удовлетворять без зазрения совести, – и пусть только попробует спорить с характеристикой «эстетические»! – И что ещё?

Илар протянул мне полиэтиленовый пакет с… чем-то внутри и спросил:

– Можешь опознать вот это, человек?

Приподнявшись из воды, я внимательно пригляделась к неопознанному объекту. Объект был зеленоватым. С лёгким пушком.

– Это лимон, – наконец, изрекла я. – Бывший. Потому что сейчас он большей частью состоит из пеницилла. Очень полезный гриб, между прочим. Можно есть.

Нелюдь подозрительно воззрился на меня, потом на бывший лимон и буркнул:

– Только после тебя.

– А больше ничего в холодильнике нет? – с угасающей надеждой вопросила я.

Ответ был отрицательным. Я протяжно вздохнула и плюхнулась обратно в воду. Желудок протяжно взвыл. Как говорили у нас в общежитии, «тараканов у нас нету потому, что они все пошли на деликатесы». Иногда меня саму поражает неустроенность собственного быта.

– Ладно, – смиренно сказала я, – в крайнем случае, сходим в кафе. И, кстати, выметайся отсюда.

Исключительно в качестве убаюкивающего фона работал старый, как этот грешный мир, плазменный телевизор. На единственном более-менее прилично ловящемся канале крутили какую-то мелодраму, к которой я, впрочем, прислушивалась в пол-уха. Я сидела в изножье кровати, завернувшись в полотенце, положив на колени нетбук и поджав под себя босые ноги – от двери балкона тянуло ощутимым сквозняком. Меня не было дома всего-то неполных три недели, но вопросов, требующих решения, дел, требующих вмешательства, а также подчинённых, напрашивающихся на пинок, скопилось достаточно. В общем, я предавалась одному из самых бесперспективных занятий на свете – разгребала завалы служебных записок, отвечая на некоторые в весьма грубой форме.

Кстати, кровать как предмет меблировки моей конспиративной квартирки заслуживает отдельного описания. Ибо она была жёсткой, как гроб, и такой огромной, что заставляла Ури отпускать сомнительные шуточки на тему, не склонна ли я помимо ксенофилии ещё и к групповухе. Эта мысль заставила меня ностальгически вздохнуть – да мы и без дополнительных индивидуумов в своё время с Зауриэлем неплохо развлекались. Эх, молодость…

Я настолько увлеклась изучением файлов своей памяти из папки «О приятном», что не сразу отреагировала на некоторое перераспределение нагрузки на матрас. Я нарочито медленно повернула голову. За мной на кровати по-турецки расселся по пояс голый Илар (ну, какие-никакие, а понятия о приличиях у них всё же существуют) и задумчиво жевал печенье (и где он его взял?), уставившись в телевизор. На экране не слишком стремительно разворачивалась любовная сцена – а выражение физиономии нелюдя олицетворяло умонастроение всех мужчин, которых в подобный момент так и подмывает спросить: «Ну, скоро уже секс начнётся?» Я терпеливо ждала.

– Скоро они уже к делу перейдут? – изрёк, наконец, Илар и подозрительно принюхался к мармеладу на печенюшке.

Дождалась.

– Не скоро. Это фильм про старые времена – тогда всё долго было, – терпеливо пояснила я.

Нелюдь закинул печенье в рот и обречённо махнул рукой.

– Кстати, ты где еду нашёл? – подозрительно поинтересовалась я.

– На кухне. Я тебе тоже оставил, – невнятно ответствовал он и протянул мне горстку печенюшек, которые я принялась скорбно грызть, вернувшись к своим служебным выволочкам.

К сожалению, устроить плодотворную взбучку подчинённым в тот день мне было не суждено – Илар не унимался:

– Мор… – я что-то раздражённо буркнула в ответ. – Мор, ты помнишь последние слова Анахармэ?

– О том, чтобы духу нашего на эпсилоне не было? – не поворачивая головы, уточнила я.

(Пресвятая Триада, я тут сомневаюсь, как пишется слово «экспериментальный», а он меня отвлекает!)

– О том, что вашему Государю будет интересно узнать о твоём… монологе.

Я стремительно обернулась – свет от мониторов нетбука и телевизора неровными бликами ложился на исчерченное шрамами лицо и растрёпанные пряди непросохших волос нелюдя.

– Анахармэ поступила очень… умно, просто изгнав нас. То есть, депортировать меня просто доставило ей некоторое удовольствие, – Илар хмыкнул, плавно перетёк в лежачее положение и блаженно потянулся. Полуголым нелюдя мне доводилось видеть не часто (а, если точнее, то вообще никогда), потому я только сейчас заметила идущие по правой стороне его тела росчерки чёрных татуировок. – А депортировать тебя – не допустить возникновения повода для начала войны. И обеспечить твоё молчание.

Я иронично изогнула бровь:

– Каким образом, интересно? Что-то не припомню, чтобы с меня брали какие-либо обещания, – мне определённо не нравилось то, как быстро поменялось настроение нелюдя.

– Есть такое понятие, как «государственная безопасность», – промурлыкал Итаэ’Элар. – О твоём молчании позаботятся. Дарующая просто перекинула работу по твоему устранению на человеческую власть. Владыки и ваше Государство любят перекидываться поручениями, уж поверь мне.

Внутри что-то ёкнуло, я поспешно, слишком поспешно отвернулась к монитору нетбука, пробормотав без должной уверенности:

– За меня – весь «Олдвэй». А это серьёзный козырь.

– Сначала нужно аккуратно выяснить, действительно ли компания до сих пор за тебя, – вкрадчиво посоветовал нелюдь.

Я не ответила, инстинктивно съёжившись, осознавая, что в словах Илара есть смысл, и к нему стоит прислушаться. Да, смысл этот мне не нравился, как не нравился и подозрительно довольный тон нелюдя, свидетельствующий о том, что этот поганец уже что-то задумал. Мир возвращался в положение равновесия – на моём горизонте маячили новые неприятности, а вот Илар был вполне доволен жизнью.

Так как цифровая и радио-связь между Планами невозможна, и все до сих пор пользуются услугами курьеров, то времени у меня, максимум, один-два дня. Дальше, скорее всего, будет официальный вызов на ковёр – в конце концов, ко мне должны проявить банальные такт и уважение и не пустить в расход немедленно. Значит, будет выиграно ещё немного времени на то, чтобы заручиться поддержкой союзников. Конечно, весьма разумным было прямо сейчас связаться с Домиником, Орвилом, Георгом или Зауриэлем, поведав им о своих… затруднениях. Элоиз я не доверяла – в делах компании она всегда делала ставку на брата, а не на меня. Да, посоветоваться с хоть с кем-нибудь было бы спокойнее, но у меня… не было сил. Я устала, слишком устала от всех этих заговоров, планов с двойным дном, всех этих игр, в которые меня втягивали…

– Кстати, Илар, а что будут делать Аме и Нилас после всей этой шумихи с Тенями?

– Как это говорится?.. «паковать чемоданы с барахлом»? – нелюдь подавил зевок.

Я внимательно обдумала это высказывание. Беспомощные ублюдки прятались за ним десять лет, а он их бросил. Итаэ'Элар разрушил мирное течение не только моей жизни, и, похоже, его это нисколько не волновало.

– Оу. Ну, надеюсь, они не забудут прихватить с собой Линвиль и Зауриэля, – наконец, нашла я, что ответить, с сожалением догрызла последнее печенье, нервно поёрзала, маясь со всё никак не составлявшимся текстом гневного письма, и, не выдержав, снова обернулась.

Илар вытянулся на кровати во весь свой внушительный рост и, на первый взгляд, мирно спал. Я осторожно отставила нетбук в сторону и уселась поближе к нелюдю, поджав ноги так, чтобы ненароком не коснуться его. Да, дыхание его было ровным и бесшумным, но оно всегда таким было, к тому же, глаза были не совсем закрыты, а только затянуты полупрозрачной плёнкой третьего века. Жутковатое зрелище, если честно. Насколько известно нашим ксенобиологам, сон у Наставников бывает двух типов – глубокий, так называемый «настоящий», более похожий на человеческое состояние сна, когда тварь уверена в собственной безопасности, тело расслаблено и мозг выполняет обработку информации, и «ложный сон» – когда ритм сердечных сокращений замедляется, а тело получает только краткую передышку. Однако, мозг представителя Каинова племени в этом своеобразном анабиозе работает на полную мощность, и тварь тщательно следит за окружающей обстановкой, готовясь в любое мгновение стремительно отреагировать на возможную опасность. Я затаила дыхание, стараясь ничем не выдать себя, и присмотрелась к татуировкам, покрывавшим правую сторону тела нелюдя.

Начинаясь под правой ключицей, чёрные клинописные росчерки заходили на правое плечо, опутывая руку до локтя, сетью покрывали худые рёбра, спускаясь к животу. Тогда я не понимала их смысла – были ли это иероглифические надписи или просто стилизованные узоры, свидетельствующие о принадлежности к определённой касте. Я ещё раз внимательно присмотрелась к перекрещивающимся рубцам на правой скуле нелюдя, всё больше сомневаясь в том, что это боевые шрамы. Что они означают, чёрт возьми? Клеймо изгнания? Точно такие же рубцы, на которые я сначала не обратила внимания, но явно оставленные клинковым оружием, пересекали и татуировки на плече и правом боку… будто бы перечёркивая узоры. Я нахмурилась и, забывшись, осторожно провела ногтем по рёбрам нелюдя, повторяя путь одного из шрамов.

Илар вздрогнул и схватил моё запястье. Я невольно ойкнула. Нелюдь сморгнул, убрав третье веко, и немного расслабился, отпустив меня.

– Что опять, человек? – сквозь зубы процедил он.

Я сглотнула – он пребывал не в том настроении, чтобы я могла начать более подробные расспросы о его биографии, и я не придумала ничего лучше, чем спросить:

– Э-э-э… может, ты знаешь, как пишется слово «экспериментальный»?

– Как слышится, – буркнул он, закрывая глаза, видимо, давая этим понять, что разговор окончен.

Я потерла запястье и вернулась к работе, поставив себе галочку в памяти на то, чтобы позже согнать нелюдя с кровати и отправить спать на пол.