Текст книги "Время до Теней (СИ)"

Автор книги: Искандера Кондрашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20

Я заворожено касалась кончиками пальцев панели управления яхты. Через лобовое стекло был виден острый чёрный нос лодки. В рубке стоял полумрак – лампы разгорались неторопливо и величественно, видимо, для того, чтобы присутствующие не хлопались в обморок, сразу разглядев все примочки этой красавицы. Некоторый вежливый интерес к этому произведению технического искусства проявил даже нелюдь. Впрочем, в своём духе – осторожно царапнул длинным когтем мизинца «нервные окончания» – датчики состояния, связывающие капитана и яхту, ничего не сказал, только кивнул и удовлетворённо уселся в кресло, задумчиво поглаживая цвиэски.

– Никогда прежде не доводилось управлять таким монстром? – видя моё восхищение, довольно спросил Доминик.

Я помотала головой.

– Спецзаказ. Делали слепок с моей нервной системы, потом на основе упрощённой версии создали искусственный «мозг» лодки, – пояснил брат, подойдя ближе, закатал рукава рубашки и по локоть погрузил руки и податливые переплетения вывода гифов. – История, когда наши лет утащили технологию у дельты, получила продолжение на гражданке.

Освещение в рубке постепенно становилось ярче, и, прищурившись, я смогла заметить, что по рукам брата змеились тонкие красноватые рубцы. Природа их происхождения не оставляла сомнений.

– Ник, ты опять с этим дерьмом связался, – буркнула я, косясь на свежие шрамы на запястьях Доминика. – Смотри, кочеряпки отгниют.

Точно такие же метки, поблёкшие со временем, были и на моих руках, как напоминание о лете шестьдесят шестого – самом странном лете моей жизни. Мы проходили обучение на дряхлых птичках-предшественниках «Буранов» – тяжеловесных монстрах-бомбардировщиках класса «Неясыть», манёвренностью и изяществом обводов сравнимых только с кирпичом. В их приборные панели наскоро были вмонтированы подобные био-датчики, настроенные на наши нервные системы настолько вкривь и вкось, что система машины за здорово живёшь путала меня с Анной-Марией (которая вообще была родом с каппы). Эту технологию тогда только начали вводить в обиход, беззастенчиво используя нас, проштрафившихся школяров, в качестве подопытных кроликов. И, как оказалось, до ума не смогли довести до сих пор...

Брат отмахнулся от моих грозных пророчеств, покосился на извивающуюся панель управления и слегка пошевелил пальцами, опутанными датчиками – усилившийся гул двигателя, видимо, стал результатом этих трудов:

– Минут через пятнадцать будем на месте.

У пристани Дворца Старой Москвы мы были даже раньше, чем обещал Доминик, хотя я зря надеялась, что можно будет вот так запросто ломануться на аудиенцию. Брат, конечно, послал электронную «весточку» о нашем прибытии, но самое страшное было ещё только впереди.

– Ни-и-ик, я отказываюсь это надевать, – мой отчаянный призыв вновь был проигнорирован.

Брат деловито поправил пряжки собственного мундира, в очередной раз попытался убрать падающую на глаза чёлку и медленно повернулся ко мне, сказав тихо и зловеще:

– Оденешь, сестрица.

Илар, ухмыляясь, наблюдал за моими страданиями – к самому себе он относился без лишней критики, полагая, что его внешний вид для аудиенции у Государя и так сойдёт. (По правде сказать, единственное, что требовал церемониал от нелюдя, который вдруг оказывался у трона – так это то, чтобы этот самый нелюдь был безоружен. И, желательно, обездвижен. Но жертв среди мирного населения мы с братом не хотели, поэтому Илару о подобных особенностях этикета не сообщали).

По прошествии пяти минут моё сопротивление было окончательно сломлено, и я хмуро разглядывала своё отражение на полированном металле панелей каюты. Я поправила ремни, непривычно туго перетянувшие талию, и обречённо вздохнула – кто бы мог подумать, что Ник позаботится захватить парадную одежонку и для меня. Такой я себе не нравилась – тёмно-серый с золотом мундир казался слишком длинным, жёстким и сковывающим движения, на скорую руку приглаженные волосы вновь медленно, но неукротимо становились торчком, а пластиковые линзы очков, по канону прозрачные, в отличие от моих обычных дымчатых, оставляли открытой мою исхудавшую физиономию. И вообще, во всей этой церемониальной одежде, которую я ненавидела ещё со времён выпуска меня как Охотника, я казалась себе нелепой пародией на офицера. Ну, действительно, Бездна меня возьми, где это видано, чтобы офицер был пяти футов росту...

Хотя... один штрих всё-таки надо добавить – я тихонько свистнула. Цвиэски встрепенулась, расправила чёрные кожистые крылья, похожие на миниатюрный мятый зонтик, напоследок цапнула за палец державшего её нелюдя и спланировала на моё плечо.

– Мор, теперь ты смахиваешь на пирата с попугаем, – вяло съязвил Ник, наблюдая за тем, как цвиэски складывает крылья и радостно стрекочет в честь моего с ней воссоединения.

Я пропустила слова братца мимо ушей и мрачно кивнула. Так-то лучше.

Молчаливые сопровождающие, неразличимые, словно двое из ларца, в посеребряных масках, изображавших лица Предсвятых, уже ждали нас у трапа. Они слегка кивнули мне и Доминику и бегло взглянули на Илара. Честно говоря, я слегка беспокоилась по поводу того, как нелюдь будет реагировать на... ну, в общем, на самое распространённое отношение, которого удостаиваются все чужаки на альфе. Но мои опасения оказались напрасными – Итаэ'Элар вот уже несколько минут, что нас вели по однообразным коридорам подземелья, начинавшегося от пристани, вел себя умницей, а не заносчивым засранцем... в общем, не как обычно.

На самом деле это здание, пережившее Третью войну, в народе называли Библиотекой, а «Дворец» – это просто ироническое сокращение словосочетания «Дворец знаний». Как бы то ни было, слухов о дворце ходило великое множество. Что там стены и потолки сплошь покрыты позолотой, что подземная часть – настоящие катакомбы, ведущие в уже как полтора века затопленное метро, а оттуда – на Уральский архипелаг, в секретную столицу. Наше с Домиником детство прошло, в основном, в загородной резиденции родителей на островах Смоленской гряды, но и во Библиотеке нам гостить приходилось – и ничего, о чём упорно ходили сплетни, мы так и не обнаружили. Хотя, может, конечно, плохо искали...

Поверхность пола стала постепенно повышаться – мы плавно поднимались с подземного уровня Дворца на нулевой. Хотя обстановка богаче не стала – никакого вам «хай-тек» или, на худой конец, «ампир» – такие безликие коридоры запросто могли иметь место в здании любого офиса. Только здесь, в отличие от большинства офисов, не было даже искусственных фикусов в кадках, словно Небом созданных для тушения в них окурков... У меня аж пальцы мелко затряслись, когда я вспомнила, что не курила уже часа четыре как, и это при таких-то треволнениях! Я попыталась отвлечь себя хоть какими-нибудь мыслями. Я поняла, что мы достигли нулевого уровня Библиотеки, только когда свет стал естественным – наши проводники уверенно вели нас по знакомым мне с детства залам. Эти анфилады были, по сути, всего лишь данью прошлым векам, но здесь хотя бы было, на чём задержать взгляд – тяжёлая мебель тёмного дерева, старинные светильники... Наконец, вместо того, чтобы идти дальше, один из сопровождающих бросил: «ждите», и скрылся за очередной дверью. До меня начало доходить, что Государь будет говорить с нами явно не в просторном тронном зале, а в куда как более приватной обстановке.

Государь был фигурой загадочной – так уж повелось ещё во времена двух его предшественников. Его титул был на устах у каждого чуть ли не с рождения, им клялись, его поминали к месту и не к месту, только ему молились те, кто уже не верил в Небеса и Триаду, хотя совсем немногие видели его живьём. Всей публичной деятельностью занимались его братья, единственные из помилованных во время смуты восемьдесят пятого, в то время как сам Государь оставался в тени. Моя мать приходилась ему правнучкой. Поговаривали про такое феноменальное долгожительство правителя разное – что под одним и тем же титулом уже сменилось несколько представителей разных поколений правящего дома, что Государю продлевают жизнь с помощью постоянно заменяющихся имплантов, потому он и не выглядит глубоким стариком, и даже то, что (но я вам этого не говорила) Государь – самый настоящий ксенос, а вся эта байда с национальной политикой – не более, чем прикрытие. Как бы то ни было, я была среди тех, кто Государя видел. Он человек. По крайней мере, не меньше человек, чем я или Доминик. И именно это – мой шанс на спасение.

– Госпожа, – обратился ко мне второй из сопровождавших, впрочем, ничем не отличавшийся от первого, и кивнул на дверь.

Я озадаченно оглянулась на Илара и Доминика. Брат посмотрел на меня с выражением: «ну а ты чего ожидала?», а нелюдь только пожал плечами. Особого выбора мне не оставалось – я сделала широкий шаг в пустую аудиторию.

– Государь, – стараясь выглядеть более внушительно, я вытянулась в струнку и положила ладонь на рукоять прицепленного к поясу складного клинка с эпсилона.

Человек, стоявший у огромного окна обернулся. Единственный глаз Государя внимательно оглядел мою персону, пока, наконец, та часть его лица, что не была скрыта металлической полумаской, не изобразила подобие улыбки узнавания.

– А, Морруэнэ, – голос правителя был мягким, но, в то же время, каким-то механическим. – Вольно, княжна.

Я позволила себе немного обмякнуть. По крайней мере, внешне.

– Хочу поздравить тебя, – тем временем, продолжал он (во время этой краткой паузы моё сердце успело ёкнуть энное количество раз), – с успешным завершением миссии на эпсилоне.

Успешным?

Государь в несколько широких шагов преодолел разделявшее нас пространство:

– Зверушка какая у тебя интересная, экзотическая, – заметил он.

Цвиэски настороженно обнюхала протянутую ей ладонь, задумчиво попробовала на зуб металл костей кисти и, видимо, удостоверившись, что этот человек всё-таки заслуживает некоего доверия, перебралась на руки к Государю. Я очень постаралась, чтобы выражение моего лица оставалось каменным, и ответила:

– О да, удивительное создание. Подарок аборигенов эпсилона. Всех кусает, без разбора.

– Подарок... – задумчиво повторил он, поглаживая хрипло урчащую ящерку протезированной рукой, больше напоминавшей стальной костяк, обтянутый полупрозрачными полимерными заменителями тканей. – Как и этот меч, – дед перевёл взгляд на рукоять складного двуклинкового оружия, которое мне отдала Аме. – Редкая штука, кому попало они их не дарят... Скажи, Морру, тебе понравилось на эпсилоне?

Я чуть не поперхнулась. К чему эти отвлечённые беседы? Что за игру со мной, Бездна возьми, он затеял? Придётся тщательно подбирать слова.

– Там... удивительно. Но этот мир не для человека.

– Почему? – неожиданно резко спросил он.

Я вздрогнула, но упрямо продолжала:

– Местные чужаков не принимают, они подчёркнуто обособлены и далеко не безобидны...

– Твои... подарки и то, кем является один из твоих спутников, думаю, говорят об обратном, – вкрадчиво напомнил Государь. – Кстати, пригласи сюда ксеноса, – обратился он к одному из наших сопровождающих.

Тот кивнул и исчез за дверью.

– Те... существа, в обществе которых я, в основном, проводила время на эпсилоне, –затараторила я, – ... в общем, они являются, в некоторой степени, изгоями... то есть, не совсем поддерживают общепринятые точки зрения на... на некоторые аспекты…

Впрочем, завершить свою путаную мысль я не успела – Итаэ’Элар занял место сбоку и чуть позади меня, прямо встретив внимательный взгляд Государя:

– Итайэ’Элаар, тард’иэлт’cкхор, с эпсилона, – представился нелюдь, кивнув деду как равному себе.

Что означало слово (или несколько слов?), произнесённое Иларом после своего имени, я тогда понятия не имела. Зато Государь, похоже, в переводе не нуждался – он только коротко усмехнулся и, обратившись ко мне, переспросил:

– Изгои, да?

Видимо, проклятый нелюдь, справедливо рассудив, что ничего ему за это не будет, решил выпендриться и вернуть себе все звания, которых его когда-то лишила новая Анахармэ. Я бросила испепеляющий взгляд в сторону Илара и сухо спросила:

– Могу я продолжать? – Государь, похоже, не возражал, а нелюдь, если и возражал, то очень тихо и очень мысленно. – Технологии Пространства класса «эпсилон» напрямую связаны с психофизическими особенностями организмов его обитателей, и, так как их вид лишь условно можно называть антропоморфным, я вывожу заключение, что их технический подход к человеческой цивилизации не применим.

Повисла неловкая пауза. Единственную свою связную мысль я уже высказала, а Государь, видимо, ждал дальнейших чудес логического мышления в экстремальных ситуациях с моей стороны и только поглаживал разомлевшую цвиэски по роговым щиткам брюшка.

– Ну, надо же, как интересно, – хмыкнул дед. – Этой ящерице каким-то образом удалось сгрызть полимерную кожу протеза, – он с интересом изучал нанесённый Тенью урон.

Цвиэски быстро перебралась обратно на моё плечо, хотя дед не проявлял желание немедленно поквитаться с Тварью.

– Таскаешь с собой настоящее оружие массового поражения, а, княжна? – шутливо и добродушно спросил Государь.

Мои нервы, наконец, не выдержали:

– Дед, что, чёрт возьми, происходит? Я ведь провалила задание! Война до сих пор не развязана.

Государь криво улыбнулся, и я машинально отметила, насколько эта гримаса напоминает Иларовы попытки совладать с мимически неподвижной повреждённой половиной лица.

– Ближе к делу, значит? Хорошо, – мой прапрадед прошёлся несколько раз мимо нас, сцепив руки за спиной и нервно похрустывая пальцами живой правой кисти. – Во временной системе эпсилонцев существует понятие «положения на грани», краткого момента безвременья и баланса…

– Время до Теней, – хрипло прервал его нелюдь.

Дед остановил своё маятниковое хождение по зале и с любопытством воззрился на Илара. В отличие от многих людей, дед был достаточно высок, чтобы не теряться на фоне рослого нелюдя.

– Продолжайте, Элаар, – наконец, сказал Государь.

– Это время сразу же после захода светила, в вашей временной системе – всего несколько минут. У нас есть легенда. О том, что однажды светило, уже прошедшее дневной цикл и скрывшееся за горизонтом, начало всходить по прошествии нескольких мгновений, баланс нарушился и… – нелюдь замялся, видимо, размышляя, стоит ли пересказывать не подтверждённые фактами байки, – это просто легенда, не представляю, что могло бы так быстро изменить направление вращения планеты. Время до Теней… аллегория?.. считается промежутком хрупкого равновесия и неопределённости.

Вот оно. То, что происходило за последние годы межу эпсилоном и альфой. Я должна была стать тем камушком, что подтолкнёт вниз одну из чаш весов?

– Я не сумела нарушить равновесие, – пробормотала я, не ощущая никакой вины.

– Видит Триада, я всегда был против тех способов решения проблем, которые предлагает твоя матушка, – заметил Государь. – Хотя на Элоиз, думаю, наложила отпечаток её первая профессия. Они с твоим отцом когда-то были лучшими.

– Лучшими убийцами, – заметила я кисло.

Эти страницы истории моей семьи я предпочитала не трогать – фигурально выражаясь, они были слипшимися от крови.

– Охотниками, – мягко поправил дед. – Как ты и твой брат.

– Я больше не Охотница.

– Ресто никогда не одобрял этого твоего решения.

Я опустила голову и тяжело вздохнула. Это было правдой. Отец мог бы попросить Государя, чтобы на проступки, мешающие моей карьере, закрыли глаза, и, я уверена, прапрадед бы не отказал, если бы не одно «но» – я просила этого не делать…

– Продолжив карьеру Охотницы, я бы навсегда осталась в тени сомнительной славы моих родителей. Я всегда понимала, что... буду справляться хуже их, дед.

– А ты бы хотела их превзойти? – спросил Государь. – К чему эта гордыня, княжна? Это эпсилонцы на тебя так плохо повлияли? – усмехнулся он, кивнув Илару.

Я хмуро воззрилась на прапрадеда:

– Я бы предпочла оставить эту тему.

Я ожидала бури, но она так и не разразилась.

– Морру, твоя семья всегда проявляла… вольности, – усмехнулся Государь.

Предки моего отца происходили не с альфы, предки моей матери не вовремя записались в революционеры. Моя семейка – сплошное разочарование.

– Ваша верность всегда окупала все проступки, – напомнил дед.

Верность... сердце, судя по ощущениям, упало куда-то вниз. Он знает. Я совсем не задумывалась о том, как трудно будет утаить что-то от человека, который старше меня, по меньшей мере, в четыре раза и который почти всю свою жизнь связал с умением читать между строк о том, что люди по своей воле говорить не желают...

– Морру, я верю, что ты живая можешь принести больше пользы, – заявил Государь, проницательно взглянув на меня. – Расскажи мне... ещё что-нибудь об эпсилоне.

Я судорожно вздохнула и почти шёпотом ответила:

– Я... я не знаю...

– Брось, княжна! – фыркнул дед. – Ты уже не в том возрасте, да и на кону не те цели, чтобы просто пожурить тебя, погрозить пальчиком и оставить без подарков на Рождество.

Мой взгляд скользнул по гладкому серому металлу полумаски, точно повторяющей черты лица Государя. Дед больше походил на механизм, сплошь состоящий из металлических и полимерных конструкций, хотя механизм этот всё ещё обладал разумом человека. Очень проницательным разумом.

Тени... Я погладила для успокоения нервов сидящую на плече цвиэски и покосилась на Илара, ожидая, что сейчас он мысленно передаст мне, какая интересная судьба меня ждёт, вздумай я предать эпсилон. Но нелюдь ответил мне совершенно невозмутимым взглядом и лишь слегка кивнул, фактически благословив подписать смертный приговор эпсилону.

– Я жду, – мягко напомнил Государь.

– Тени, – выпалила я. – В Пространстве класса «эпсилон» наблюдаются миграционные потоки субстанции неизвестной природы, которая может временами становиться материальной и принимать различные звероподобные формы. Местное правительство… советники способствуют поддержанию страха перед этим явлением, – тараторила я, как заведенная. – Хотя лично мне кажется, что так называемые «Тени» – отголосок какой-то давней катастрофы, уничтожившей большую часть видового разнообразия. И ещё... – я слегка перевела дух, ошеломлённая легкостью, с которой обрекала целый мир на экспансию Государства. – Ещё... как оказалось, можно... что-то вроде... «мысленно позвать Тени», то есть, подтолкнуть субстанцию материализоваться…

Государь молча выслушал меня, видимо, ожидая, когда я, наконец, подведу итог своим умозаключениям.

– Я... я предлагаю использовать страх аборигенов против них самих. Это всё.

Меня вывела из оцепенения череда медленных хлопков в ладоши.

– Браво, княжна. Я доверяю профессионализму твоих наблюдений. Твоя жизнь снова принадлежит тебе. У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы покинуть Старую Москву и никогда больше не появляться в Пространстве класса «альфа» и других мирах, находящихся под протекторатом человечества.

Я раз за разом прокручивала в мозгу состоявшуюся аудиенцию. До последнего момента я надеялась, что Государь подаст какой-нибудь знак, намёк, свидетельствующий о том, что приговор будет на самом деле не столь суров. Надежды оказались тщетными. Доминик был взбешён.

Время пошло. Я бросила взгляд на часы, мысленно прикинув, что от моих двадцати четырёх часов беспощадно утекающее время уже отгрызло несколько минут. Сунув извивавшуюся цвиэски в руки Илару и тщательно избегая смотреть в глаза нелюдю, я, оторвавшись от своих спутников, поспешила к выходу. Брат нерешительно окликнул меня, но я отмахнулась. Я воспользовалась не теми ходами, которыми нас вели по Дворцу, а широкими светлыми коридорами, переплетения которых мне были известны со времён детских игр, сбежала по мраморной лестнице и, прошмыгнув мимо гвардейцев, каменными изваяниями застывших у дверей и не решившихся задержать «княжну Морруэнэ», выбежала на улицу.

Пронизывающий ветер яростно рвал последние листья с деревьев сада, разбитого перед Библиотекой, закручивал их в вихре и размётывал по аллеям. Тяжёлые серые тучи, набрякшие обещанием скорого дождя, быстро плыли по низкому небу. Ветер плетьми проходился по лицу, забирал крохи тепла и трепал волосы, хотя я этого почти не ощущала – лихорадочная жажда действия горячила мне кровь и гнала вперёд почти бегом. Я сбежала по пологой дороге, ведущей к набережной. У воды было ещё холоднее. Тяжело дыша, я присела на гранитный парапет, немеющими пальцами выщелкнула сигарету из пачки и достала зажигалку. Прикурить в таких погодных условиях было довольно трудно, но я достойно справилась с этим непростым заданием и, прикрыв глаза, с наслаждением затянулась. В правом боку что-то (возможно, печень) неприятно покалывало после бега. Я только сейчас поняла, что на мне до сих пор сковывающий движения и совершенно не греющий парадный мундир Охотника. С кислой миной бросив окурок в канал, я обхватила себя руками, чтобы хоть как-то согреться, и мрачно уставилась в тёмные маслянистые воды. Надо было или срочно искать оправдание своему спонтанному побегу, или, чтобы не выглядеть совершенной идиоткой, срочно куда-нибудь податься… или к кому-нибудь…

Озарение пришло как-то само собой. Вознеся формальную молитву Небу и Триаде, чтобы он оказался дома сегодня, я спрыгнула с парапета и бегом поспешила к своей цели. Время дорого – а мне ещё нужно было пересечь два квартала.

Отдышавшись после подъёма на девятый этаж панельного многоквартирного муравейника с вечно сломанным лифтом, я медлила с нажатием на кнопку звонка. Все мои действия за последний час попахивали, мягко говоря, безумием, помутнением рассудка загнанного зверя. Впрочем, не возвращаться же обратно?

Он открыл почти сразу.

– Мор…

Я переступила порог квартиры, осторожно закрыла за собой дверь и подошла вплотную к нему. Поднявшись на цыпочки, чтобы стать одного с ним роста, я легонько взъерошила его чёрные непослушные волосы, обняла за шею и прошептала:

– Ничего не говори, Орвил. Ничего…

Свободной рукой я отцепила от пояса меч с эпсилона и уронила его на пол, за клинком последовали металлические декоративные наручи. Руки Орвила нерешительно взялись за пряжки ремней перетянувших мою талию поясов. Я закрыла глаза и поцеловала его. Он ответил, развеивая сомнения в том, правильно ли я трачу оставшиеся мне часы пребывания здесь.

Я лежала на спине, закинув ногу на ногу, и уставившись в потолок, в который раз пыталась научиться курить, выпуская дым кольцами.

– Вот, собственно, и всё, – медленно произнесла я, закончив рассказ о своих злоключениях Орвилу.

Лёгкая усталость принесла с собой не особое чувство уюта и умиротворения, а какую-то необъяснимую неприятную опустошённость. Я затушила окурок, бросив его в стоявшую на прикроватном столике пепельницу, и повернула голову к лежащему рядом Орвилу, взглядом следя линию его профиля. Интересно, чувствует ли сейчас он тот же диссонанс, что ощущаю я?

– Мне ничем тебе не помочь, Морру, – наконец, сказал он. – Ты решила, куда отправишься?

Я пожала плечами и задумчиво пошевелила пальцами правой ноги:

– Не знаю ещё… каппа, дельта, лямбда, пси, омикрон, сигма – вариантов масса…

– Ты сейчас умышленно перечислила почти все миры, обитатели которых наиболее враждебно относятся к человеку? – недоверчиво спросил Орвил, повернувшись ко мне.

Я невесело усмехнулась – неужели он ещё не понял всей иронии моего приговора? Я была вольна идти на все четыре стороны, в любой мир, лишённый утомительного и вредного для окружающей среды господства Человека Разумного с Истинной Земли, то есть, в любое Пространство, где этого самого Homo Sapiens’а как поймают, так умнут с каким-нибудь местным соусом за милую душу. Конечно, я слегка утрирую, да и не стоит грузить мальчика своими проблемами:

– Я ведь не совсем человек. К тому же, стрелять умею, ксенофобией не страдаю, – заявила я, нарочито беззаботно зевая и потягиваясь.

Мы помолчали. Что ж – сейчас или никогда.

– Ну, наверное, я должна официально сказать, что нам необходимо расстаться?

Неожиданно обострившимся чутьём на сканирование эмоций я поняла, что просто предвосхитила его реплику. Орвил младше меня на полтора года, и, при наличии некоторой доли удачи, его ждёт далеко не бедное будущее и достойное место в нашем обществе. Звезда моей карьеры в Старой Москве скоропостижно угасла, зато его – ещё даже не вошла в зенит. Наши пути должны разойтись. Я предложила такой выход только потому, что ему не доставало смелости произнести эти слова.

Сгорбившись, я уселась на кровати, скрестив ноги, и невидящим взглядом уставилась в стену напротив. Что-то всё равно шло не так. Я поморщилась, как вдруг Орвил приподнялся на локте, и спросил:

– Ты нашла себе кого-то? Там, на эпсилоне?

– Ч-что? Нет. С чего ты взял? – пробормотала я, запинаясь.

Я резко отвернулась. Орвил закурил, погрузившись в угрюмое молчание.

– Ты любила меня когда-нибудь?

Я передёрнула плечами, слегка раздражённо недоумевая, какое это сейчас имеет значение. Чтобы потянуть время перед оглашением ответа, становящегося всё более очевидным с каждым тиком очередной секунды, я потянулась за браслетом наручных часов, защелкнула его на левом запястье, машинально отметив, что в никуда ушла почти четверть суток, и водрузила на переносицу очки, стёкла которых уже приняли привычную дымчатую окраску. Соскочив с кровати, я занялась сбором своих разбросанных по комнате вещей. Уже затягивая ремень мундира, я заставила себя оглянуться на Орвила и задумчиво произнесла:

– Не знаю… мне нравилось, как ты любил меня.

Он хмыкнул.

– Я думал, ты останешься на ночь.

Я помотала головой:

– Сам понимаешь, времени нет. Мне ведь ещё чемоданы собирать, – я выдавила сомнительного качества улыбку.

Ага. Живёшь себе спокойно, а потом твою нормальную жизнь ломает какой-то нелюдь, и приходится паковать чемоданы с барахлом.

– Кто он? Он тебя любит?

В горле стоял предательский комок:

– Нет, – прошептала я.

Как оказалось позже, это было одним из немногих трезвых суждений, которые я тогда сделала.