Текст книги "Игра в «Потрошителя»"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– Что случилось? – спросил инспектор.

– Маркиз де Сад. Мамин личный извращенец. Приготовьтесь, сейчас увидите, какие гадости ей шлет этот несчастный.

Не успела она это сказать, как экран снова засветился, но вместо мрачных актов жестокости и секса, каких ожидала Аманда, явилось видео: зимний пейзаж, освещенный луной, где-то в северной части света, поляна в сосновом лесу, снег, лед, завывание ветра. Через несколько секунд между деревьев мелькнула одинокая фигура, вначале похожая на тень, но потом, по мере приближения, на фоне снега обрисовался силуэт крупной собаки. Зверь забегал кругами, обнюхивая землю, потом сел, задрал голову к небу и приветствовал луну нескончаемым воем.

Сцена длилась меньше двух минут, все оторопели, кроме Аманды, которая, пошатываясь, вскочила на ноги, широко раскрыв глаза и подавляя хриплый крик, рвущийся из горла. «Волк, подпись убийцы», – пробормотала она наконец; потом согнулась вдвое, и ее вырвало на отцовское эргономическое кресло.

Много раз ты говорила мне, Индиана, что полагаешься на свое везение, веришь, что дух твоей матери хранит твою семью. Поэтому ты не строишь планов на будущее, не откладываешь ни единого цента, живешь сегодняшним днем, весело, как стрекоза из басни. Ты свободна даже от волнений, какие испытывает всякая нормальная мать; ты уверена, что Аманда пробьется благодаря своим способностям или с помощью отца и деда; даже в этом ты безответственна. Я завидую тебе, Индиана. Меня не балует судьба, и я не рассчитываю на ангелов-хранителей; мне хотелось бы думать, что дух моей матери заботится обо мне, но все это – детские сказки. Я о себе забочусь самостоятельно, без всякой помощи. Я принимаю меры предосторожности, потому что мир враждебен, мир причинил мне много зла.

Ты лежишь очень тихо, но я знаю: ты слышишь меня. Что-то замышляешь? Забудь. В первый раз, когда ты проснулась, в субботу ночью, было так темно, сыро и холодно, царила такая абсолютная тишина, что тебе показалось, будто ты умерла и похоронена. Ты не готова к страху. Я, напротив, очень хорошо знаю, что такое страх. Ты проспала двадцать четыре часа, у тебя все в голове перепуталось; с тех пор, думаю, к тебе редко возвращалось сознание. Тебе было позволено кричать, кричать и кричать какое-то время, ты должна была понять, что никто не придет на помощь, и, когда ты услышала, как эхо твоего голоса разносится по этому огромному зданию, паника заставила тебя умолкнуть. Из предосторожности заклеиваю тебе рот, когда ухожу, хотя мне и не хочется это делать, потому что от липкой ленты раздражается кожа. Возможно, в мое отсутствие ты то приходишь в сознание, то снова теряешь его, это от лекарства, которое я тебе даю, чтобы тебе было хорошо, ради твоего же блага. Всего лишь бензодиазепин, совсем безвредный, хотя приходится давать тебе большую дозу. Единственный побочный эффект – конвульсии или остановка дыхания, но это случается редко. Ты сильная, Инди, а я хорошо разбираюсь в лекарствах после многолетнего изучения, экспериментов. Ты помнишь, как попала сюда? Очевидно, нет, ничего не помнишь. Кетамин, который был дан тебе в пятницу, вызывает амнезию, это нормально. Очень полезный наркотик, ЦРУ экспериментирует с ним, использует на допросах, он создает меньше проблем, чем пытки. Лично мне жестокость претит, от вида крови у меня кружится голова, ни один из злодеев, которых пришлось казнить, не страдал больше, чем было необходимо. В твоем случае снотворные уместны, так быстрее проходит время, но с завтрашнего дня я буду сокращать дозу, чтобы избежать риска и чтобы мы могли поговорить. Ты до сих пор лепечешь что-то о мавзолее, все думаешь, будто тебя похоронили, хотя тебе объяснили ситуацию. Боль в животе тоже пройдет, я тебе даю обезболивающие и анти-спазматические средства, забочусь о твоем благополучии. Повторяю, Индиана: это не кошмарный сон и ты не сошла с ума. Это нормально, что ты не знаешь, что с тобой произошло за последние дни, но скоро ты вспомнишь, кто ты, и станешь скучать по дочери, отцу, прежней жизни. Слабость – это тоже нормально, это пройдет, потерпи; но ты никогда не поправишься, если не будешь есть. Ты должна поесть немного. Не заставляй меня прибегать к крайним, неприятным мерам. Твоя жизнь уже не принадлежит тебе, я владею твоей жизнью, я забочусь о твоем здоровье, я решаю, как и сколько ты будешь жить.

Вторник, 3 апреля

Игра в «Потрошителя» заняла Аманду, благодаря чему она смогла противостоять ужасу, который охватил ее, когда она уверилась в том, что Волк держит ее мать в плену. Никакие доводы отца не могли убедить ее в том, что отсутствие матери не связано с предыдущими преступлениями; на самом деле он и сам не верил рассуждениям, с помощью которых пытался успокоить дочку. Знак Волка был единственным, что связывало Индиану и этого убийцу, но он был слишком ясен, чтобы его игнорировать. Почему Индиана? Почему Алан Келлер? Старший инспектор предчувствовал, что здесь ему не помогут знания и опыт, накопленные за годы службы, и возносил молитвы, чтобы не подвел нюх полицейской ищейки, которым он так гордился.

Поскольку на Аманду время от времени накатывали приступы паники, Блейк Джексон позвонил в колледж, изложил сестре Сесиль, какую драму переживает семья, и заявил, что его внучка сейчас не в состоянии вернуться в школу. Монахиня разрешила девочке отсутствовать столько, сколько будет нужно, сказала, что вместе с остальными сестрами будет молиться за Индиану, и попросила, чтобы ее держали в курсе событий. Блейк тоже не пошел на работу, целиком погрузившись в заботы о внучке и в игру, которая из развлечения превратилась в ужасающую реальность. Игроки в «Потрошителя» ломали голову над «матерью всех игр», как они окрестили отчаянные поиски Индианы Джексон.

Боб Мартин заключил, что этот убийца – психопат необычайного ума, методичный и безжалостный, один из самых сложных, сатанински злобных преступников, о которых ему приходилось слышать. Боб сознавал, что в его рутинной работе нет ничего трудного: он мог рассчитывать на сеть информаторов, которые держали его в курсе всего, что происходит в преступном мире; кроме того, обычные преступники в большинстве случаев значатся в картотеке, это рецидивисты, народ испорченный, наркоманы, алкоголики или просто болваны: они оставляют массу улик, спотыкаются о собственную тень, выдают себя, доносят друг на друга и в конце концов, словно зрелые плоды, падают в руки правосудия; больше проблем со злодеями высокого полета, которые причиняют неимоверный вред, не пачкая рук; ускользают от наказания и умирают от старости в своей постели. Но за все годы службы ему никогда не встречался такой, как Волк, инспектор не знал, в какую категорию его поместить, какие мотивы движут им, как он выбирает жертвы и планирует преступления. С сосущей пустотой внутри Мартин ощущал, что Волк где-то рядом: не обычный преступник, а его личный враг. Смерть Алана Келлера была предупреждением; исчезновение Индианы – оскорблением лично ему; при одной мысли о том, что ярость этого существа может обрушиться на Аманду, инспектор покрывался холодным потом.

С того дня, как Индиана пропала, главный инспектор не возвращался домой, ел в кафетерии или то, что приносила Петра, спал в кресле и принимал душ в спортивном зале департамента. В понедельник Петре пришлось сходить к нему на квартиру за чистой одеждой, а грязную отнести в прачечную. Она тоже не отдыхала, ей никогда не приходилось видеть инспектора до такой степени одержимым, чтобы он забывал заботиться о своей внешности, и это беспокоило Петру. Мартин сохранял подтянутую фигуру футболиста, занимаясь на тренажерах; от него пахло одеколоном ценой двести долларов, он не жалел денег на стрижку, заказывал рубашки из египетского льна по своей мерке и носил эксклюзивную обувь. Стоило Бобу Мартину захотеть, что случалось на каждом шагу, и любая женщина ему уступала, кроме нее, конечно. Рано утром во вторник, когда Петра пришла в офис и увидела шефа, у нее вырвалось тревожное восклицание: усы, которые инспектор отращивал, за которыми бережно ухаживал в течение десятилетия, исчезли.

– У меня нет времени заниматься растительностью на лице, – пробормотал он сквозь зубы.

– Мне нравится, шеф. Так вы больше похожи на человека. С усами вы были вылитый Саддам Хусейн. Посмотрим, что скажет Айани.

– Ей-то что до этого!

– Ну, думаю, есть какая-то разница… усы щекочут… вы понимаете, о чем я.

– Нет, Петра. Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Мои отношения с миссис Эштон ограничиваются расследованием обстоятельств смерти ее мужа.

– Если так, мои поздравления, шеф. Не подобало вам путаться с подозреваемой.

– Ты прекрасно знаешь, что она уже не подозреваемая. Смерть Ричарда Эштона связана с другими убийствами, сходство между преступлениями очевидно. Айани – не серийная убийца.

– Откуда вы знаете?

– Боже мой, Петра!

– Ладно, не сердитесь. Можно спросить, почему вы расстались?

– Нельзя, но я отвечу тебе. Мы никогда не были близки так, как ты думаешь. И на этом конец твоему нелепому допросу, идет?

– Да, шеф. Еще один вопросик. Почему у вас ничего не вышло с Айани? Чистое любопытство.

– Она травмирована физически и эмоционально, она испытывает затруднения в… в любви. В тот день, когда Элса Домингес пришла рассказать о собачьих боях и ты позвонила мне, я был у Айани. Мы поужинали у нее дома, но потом, вместо романтического момента, которого я ждал, она показала мне полнометражный документальный фильм о женском обрезании и рассказала об осложнениях, какие у нее были: ей даже пришлось перенести две операции. С Ричардом Эштоном она не поддерживала интимных отношений, это было оговорено в брачном контракте. Айани вышла замуж, чтобы обеспечить себя материально, а он женился, чтобы выставлять ее напоказ, как предмет роскоши, и вызывать всеобщую зависть.

– Но я уверена, что в совместной жизни Эштон не соблюдал условия контракта, поэтому они и ссорились, – заключила Петра.

– Я тоже так думаю, хотя она мне ничего не говорила. Теперь мне ясна роль Галанга: он единственный мужчина, которого Айани допустила к себе.

– Шеф, я давно вам это твержу. Хотите кофе? Вижу, вы опять ночевали здесь. У вас под глазами тени, как у барсука. Идите домой, отдохните, если будут новости, я вам тут же сообщу.

– Кофе я не хочу, спасибо. Я тут думал, что Келлера в Напе убил не тот человек, который совершил пять преступлений в Сан-Франциско. Это только догадка, но может быть так, что Райан Миллер убил Алана Келлера из ревности, подражая методам Волка, чтобы сбить нас со следа. Аманда могла сообщить ему детали, которые мы не разглашали. Моя дочь по уши завязла в этом деле, и ей нравится Миллер, кто его знает за что, может быть, из-за этой собаки.

– Если бы Аманда связалась с Миллером, мы бы об этом узнали.

– Ты уверена? Эта девчонка способна всех нас обвести вокруг пальца.

– Сомневаюсь, чтобы Миллер отправил Алана Келлера на тот свет способом, столь нехарактерным для солдата, и оставил на месте преступления такую кучу улик. Он умный человек, прошел специальную подготовку и умеет действовать осторожно и скрытно, с хладнокровием, какого требуют самые сложные военные задания. Миллер не выдал бы себя так грубо.

– Аманда того же мнения, – кивнул полицейский.

– Если не Волк и не Миллер – кто тогда убил Келлера?

– Не знаю, Петра. Не знаю также, кто стоит за исчезновением Индианы. Миллер продолжает оставаться самым очевидным подозреваемым. Я поручил Сэмюэлу Хамильтону проверить предположение Аманды: Стейтон, супруги Константе, Эштон и Розен работали с детьми. Этот след может вывести нас на Волка.

– Почему вы привлекли Хамильтона? – спросила Петра.

– Потому что он может расследовать дело, не прибегая к службам департамента, которые сидят без гроша, и у него есть опыт. Этот человек внушает мне доверие.

Игроки в «Потрошителя», включая Иезавель, оставили свои обычные занятия и полностью посвятили себя расследованию цепочки дел, причем каждый вносил вклад в меру своих особых способностей. Они постоянно поддерживали связь через мобильные телефоны и собирались на видеоконференцию, едва намечался какой-то новый след, часто даже посреди ночи. Задача была настолько срочной и важной, что Абата начала есть, чтобы не лишиться сил, а сэр Эдмунд Паддингтон рискнул выйти из своей комнаты, где просидел взаперти несколько лет, чтобы лично переговорить со старым ирландцем из Нью-Джерси, отставным полицейским, специалистом по серийным убийцам. Тем временем Эсмеральда и Шерлок Холмс, один в Окленде, Новая Зеландия, другой в Рино, Невада, снова и снова, начиная с нуля, анализировали собранную информацию. Но ключ, открывший ларец Пандоры, нашла Абата.

– Как нам объяснил Шерлок Холмс в предыдущей игре, все тела, кроме Рэйчел Розен, которую нашли через трое суток после смерти, показывали трупное окоченение, что позволяет вычислить время убийства. Мы точно знаем, что пять жертв умерли около полуночи, и можем предположить то же самое относительно Розен, – сказала Иезавель, представляющая Миллера и Аларкона.

– Что нам это дает? – спросила Эсмеральда.

– Это значит, что убийца действует только по ночам.

– Может быть, днем он работает, – предположил Шерлок Холмс.

– Это из-за луны, – вмешалась Абата.

– Как это – из-за луны? – спросила Эсмеральда.

– Луна хранит тайны, указывает душе путь от одного воплощения к другому, обозначает женское начало, плодородие, воображение и темные пещеры подсознания. Луна правит менструацией и морскими приливами… – объяснила духовидица.

– Короче, Абата, переходи к сути, – перебил ее сэр Эдмунд Паддингтон.

– Волк нападает в полнолуние, – заключила Абата.

– Яснее, Абата, ты отклонилась от темы.

– Можно мне сказать? – спросил Кейбл.

– Сыщик, приказываю тебе отныне и впредь брать слово, когда тебе есть что сказать, и не просить позволения, – проговорила в нетерпении распорядительница игры.

– Спасибо, магистр. Вы заметили, что убийства происходили раз в месяц? Возможно, Абата права, – предположил сыщик.

– Все преступления были совершены в полнолуние, – изрекла Абата тверже обычного, поскольку съела половину рогалика.

– Ты уверена? – спросила Эсмеральда.

– Поглядим. Тут у меня календари за две тысячи одиннадцатый и две тысячи двенадцатый годы, – вмешалась Иезавель.

– Волк совершил убийства одиннадцатого октября и десятого ноября прошлого года, девятого января, седьмого февраля и восьмого марта этого года, – подвел черту Шерлок Холмс.

– Полнолуние! Каждый раз была ночь полнолуния! – воскликнула Иезавель.

– Думаете, перед нами – получеловек-полузверь, который преображается в ночи полной луны? – восхитилась Эсмеральда.

– Мы с дедом изучали ликантропов, когда нам надоели вампиры: помнишь, Кейбл? – проговорила Аманда.

– Человек-волк – самый умный и агрессивный из ликантропов, – процитировал дед. – Он может находиться в трех ипостасях: человеческой, гибридной и волчьей. Необщителен, живет один, действует по ночам. В гибридной и волчьей ипостаси плотояден и необуздан, а в человеческой ничем не отличается от других людей.

– Это все фантазии, а мы уже не играем. Мы живем в реальном мире, – напомнил полковник Паддингтон.

– В больнице, куда меня поместили в прошлом году, был один тип, который превращался в человека-паука. Его привязывали к койке, чтобы он не вылетел в окно. Наш убийца воображает себя человеком-волком, – стояла на своем Абата.

– Ты хочешь сказать, что он сумасшедший, – заключила Аманда.

– Сумасшедший? Не знаю. Говорят, я тоже сумасшедшая, – промолвила Абата.

Игроки, не говоря ни слова, усваивали новую информацию. Долгое молчание прервала Эсмеральда, задав один из своих характерных вопросов:

– А что произошло во время декабрьского полнолуния?

Главный инспектор впал было в панику, когда Аманда позвонила ему в пять часов утра с рассказом о человеке-волке и полнолунии: дочь у него куда более странная, чем все они думали, и настало время обратиться к практикующему психиатру. Однако же, сопоставив чуть позже даты преступлений с фазами луны, о чем взахлеб твердила Аманда, он согласился просмотреть полицейские протоколы за 10 декабря, ночь полнолуния, и за всю ту неделю. Дело приняло такой невероятный оборот, что он не осмелился поручить его кому-то из своих детективов, которые ко всему прочему были заняты текущими расследованиями да еще сражались с парой агентов ФБР, нарушивших ритм работы убойного отдела, так что эту задачу он возложил на Петру Хорр. Через тридцать пять минут ассистентка положила требуемое ему на стол.

Пресловутой ночью в Сан-Франциско случилось несколько смертей по причинам, которые нельзя счесть естественными: драки, несчастные случаи, самоубийство, передоз, – одним словом, рутинные происшествия; но только один случай привлек внимание инспектора и ассистентки; произошел он в единственном на весь город кемпинге на Роб-хилл и был описан скупым языком полицейского протокола. Утром 11 декабря немногочисленные обитатели кемпинга пожаловались администратору на то, что возле одного из трейлеров сильно пахнет газом. Поскольку на стук в дверь никто не ответил, администратор взломал ее, и были обнаружены тела пары туристов, Шерон и Джо Фаркаш, из Санта-Барбары, Калифорния, которые отравились угарным газом. Вскрытие не проводилось, поскольку причина смерти казалась очевидной: подвыпившая парочка не заметила утечки газа на маленькой кухоньке; дело было квалифицировано как несчастный случай. В трейлере нашли наполовину пустую бутылку джина. Полиция связалась с братом Джо Фаркаша, проживавшим в Эуреке, и тот явился через два дня на опознание тел. Брат хотел забрать трейлер, но полиция конфисковала его вплоть до полного закрытия дела.

Боб Мартин поручил одному из детективов разыскать брата Джо и выяснить в полиции Санта-Барбары что-нибудь о жертвах, а также приказал своей следственной группе прочесать трейлер Фаркашей в поисках какой-нибудь зацепки. Тут же позвонил дочери, поблагодарил за новую подсказку и сообщил о паре, погибшей в декабрьское новолуние.

– Еще одна казнь, как и все прочие, папа. Трейлер стал для Фаркашей газовой камерой.

– Алана Келлера отравили.

– Есть и такой способ казни. Вспомни Сократа.

– Кого?

– Был такой грек, давно умер. Его заставили выпить цикуту. И нацисты казнили с помощью цианида генералов, попавших в опалу. Но это не поможет нам найти маму.

– Похищение человека – преступление федерального значения. Вся полиция страны ищет ее, Аманда. Включи телевизор, и увидишь фотографию Индианы на всех каналах, – сказал инспектор.

– Я уже видела, папа. Люди звонят, выражают соболезнования, пришла Элса и собирается оставаться с нами, пока не появится мама. Ты допросил пациентов?

– Конечно, это рутина, но никто ничего не знает. Никто не тянет на подозреваемого. Отвечай мне честно и откровенно, дочка. Ты не думаешь, что Индиана сбежала с Райаном Миллером? Они ведь оба исчезли.

– Ее захватил Волк! Как ты не понимаешь?

– Это всего лишь версия, но я готов ее рассмотреть со всей серьезностью.

– Осталось три дня до полнолуния, папа. Волк нападет снова. – Девочка зарыдала.

Боб Мартин пообещал все время держать ее в курсе расследования, рассказывать о каждом предпринятом шаге. Когда она ответила, что сама будет искать маму, инспектор подумал, что речь идет об игре в «Потрошителя», и испытал смутное облегчение, будто бы Небо ему послало некую магическую поддержку. Он начинал принимать всерьез этих ребятишек.

Среда, 4 апреля

Исполняя обещанное, главный инспектор позвонил дочери в семь утра и изложил результаты расследования Сэмюэла Хамильтона. Охранник Эд Стейтон, который неоднократно обвинялся в рукоприкладстве по отношению к подопечным ему детям в «Бойз Кэмп» и был уволен в 2010 году после того, как один из мальчиков умер, очень скоро нашел работу в школе в городе Сан-Франциско благодаря рекомендательному письму, подписанному судьей Рэйчел Розен.

Эту женщину, прозванную Кровопийцей за драконовские приговоры подросткам, часто приглашали выступать в исправительных заведениях, даже в таких, где сотнями насчитывались жалобы на дурное обращение с ребятами. Гонорар за каждое выступление составлял десять тысяч долларов. Калифорния, где количество малолетних преступников росло, заключала контракты с исправительными колониями для подростков в других штатах, и благодаря Розен в «Бойз Кэмп» и подобные ему частные заведения воспитанники текли непрерывным потоком. Судью нельзя было обвинить в том, что она берет комиссионные или взятки, доходы оформлялись как плата за выступление или подарок: билеты в театр, ящики спиртного, отдых на Гавайских островах, круиз по Средиземному или Карибскому морю.

– Вот еще кое-что интересное для тебя, Аманда: Рэйчел Розен и Ричард Эштон сотрудничали в профессиональной сфере. Эштон проводил психологическую экспертизу детей и подростков для суда и службы защиты детей, – сказал старший инспектор.

– И полагаю, Константе принимали у себя дома детей, которых им посылала Розен.

– Этим занимается не судья, а служба защиты детей, но можно сказать, что какая-то косвенная связь между ними существовала, – объяснил отец. – А вот послушай это, Аманда. В тысяча девятьсот девяносто седьмом году на Ричарда Эштона поступила жалоба: он применял электрошок и экспериментальные лекарства при лечении несовершеннолетнего; дело быстро замяли. Методы Эштона были сомнительными, чтобы не сказать больше.

– Надо расследовать дело Фаркашей, папа.

– Мы этим занимаемся, дочь.

_____

Ты должна бы уже быть бодрее, Инди: вижу, лекарства сильно действуют на тебя. Могла бы выказать мне хоть капельку благодарности, я стараюсь тебе предоставить максимум удобств, учитывая обстоятельства. Хотя это и не отель «Фэрмонт», у тебя приличная постель, свежая еда. Кровать здесь была, единственная, остальные – носилки для раненых, две палки и холстина. Вот две коробки бинтов и антибиотик, чтобы сбить температуру. Эта температура несколько нарушает мои планы, тебе уже пора проснуться, ведь я не даю тебе настоящих наркотиков, всего лишь коктейль из обезболивающих, успокоительных и снотворных, чтобы ты не волновалась, дозы вполне умеренные, не знаю, чем объяснить, что ты до сих пор в прострации.

Сделай над собой усилие, вернись в настоящий момент. Как у тебя с памятью? Помнишь Аманду? Такая любопытная девочка. Любопытство – мать всех пороков, но и всех наук тоже. Я многое знаю о твоей дочери, Индиана: сейчас, например, она ищет тебя и, если соображает так хорошо, как все полагают, обнаружит оставленные мной зацепки, но ни за что не успеет вовремя. Бедная Аманда, как я ей сочувствую: она будет себя винить всю оставшуюся жизнь.

Ты должна ценить, Индиана, то, что ты такая чистая. Я беру на себя труд обтирать тебя губкой; если бы ты немного посодействовала, можно было бы и голову вымыть. Мама говорила, что добродетель начинается с гигиены: в чистом теле чистый дух. Даже когда мы жили в машине или в грузовичке, она как-то устраивала, чтобы мы каждый день принимали душ, это было для нее так же важно, как и питание. Здесь у нас сто цистерн с водой, запечатанных со времен Второй мировой войны, а еще, ты не поверишь, резной туалетный столик с трюмо, совершенно целый, ни единой царапины. Одеяла тоже тех времен, удивительно, что они чистые и в хорошем состоянии, моли здесь точно нет. Доверься мне, я не позволю, чтобы у тебя завелись вши или ты подхватила инфекцию; я и от насекомых тебя защищаю, думаю, в таких местах водятся разные гадкие твари, особенно тараканы, хотя фумигатор в этом отсеке работал долго до того, как ты попала сюда. Все окурить нельзя, разумеется, помещение огромное. Крыс нет, совы и коты их уничтожают, тут сотни сов и котов, они давно тут живут и плодятся. Знаешь ли ты, что снаружи полно диких индюшек?

Вот ты и вымыта – надеваю на тебя роскошную ночную рубашку: Келлер подарил ее тебе, а ты ее приберегала для особого случая. Но разве сейчас случай не особый? Твои трусики пришлось выбросить, они были все в крови, а я не могу себя заставить стирать белье. Ты знала, что у меня есть ключ от твоей квартиры? Белье, которое пропало из твоего комода, у меня: хотелось взять что-нибудь на память о тебе; мне и в голову не приходило, что эти вещи нам пригодятся. Чего только не бывает в жизни! Я могу войти в твою квартиру когда угодно, сигнализация, которую установил твой бывший муж, пустяковая; на самом деле мне довелось туда зайти в воскресенье; захотелось спуститься в дом твоего отца, глянуть, как там Аманда: она спала в обнимку с кошкой и выглядела вроде бы неплохо, хотя мне сообщали, что она очень нервничает и поэтому не поехала в школу, есть из-за чего нервничать, бедная девочка. У меня есть и ключ от твоего офиса, и пароль твоего компьютера, мы собирались заказать билеты в кино по Интернету, и ты мне его дала не раздумывая, ты очень беспечна – но ведь меня не в чем было подозревать.

Придется снова заклеить тебе рот. Постарайся отдохнуть, я вернусь вечером, мне нельзя входить и выходить в любой час. Ты не поверишь, но снаружи сейчас утро. Стены в этой комнате – не стены, а занавеси из необычного материала, вроде черной резины или прорезиненного полотна, тяжелые, но более-менее мягкие, непроницаемые, поэтому тебе кажется, что вокруг всегда ночь. Крыша здания в нескольких местах провалилась, и днем в нее проникает немного света, но сюда ему не дойти. Сама понимаешь, я не могу оставить тебе лампу, это опасно. Знаю: время для тебя тянется бесконечно и ты меня с нетерпением ждешь. Наверняка боишься, что я забуду о тебе или со мной что-то случится и я не смогу вернуться, – тогда ты умрешь от истощения, привязанная к кровати. Нет, Инди, со мной ничего не случится, я вернусь, обещаю. Принесу тебе еды, и не хотелось бы силой впихивать ее в тебя. Чего бы ты хотела поесть? Проси все, что хочешь.

Настенные часы в кабинете старшего инспектора были реликвией сороковых годов и сохранялись в убойном отделе из-за их исторической ценности, а также из-за неизменно верного швейцарского хода. Они висели на виду у Боба Мартина, напротив стола, вместе с фотографиями мексиканских певцов, среди которых был и его отец со своим ансамблем марьячи, и инспектор чувствовал, как у него поднимается давление по мере того, как металлические стрелки отмечают течение времени. Если Аманда права – а это, очевидно, так и есть, – у него есть время до полуночи пятницы, всего лишь двое суток и несколько часов, чтобы найти Индиану живой. Дочь убедила его, что, обнаружив ее маму, он также схватит кровавого психопата, орудующего в городе, хотя сам Боб Мартин никак не мог уловить связь между Индианой и этим преступником.

В 9:00 позвонил Сэмюэл Хамильтон; он накануне занимался тем, что сравнивал список контактов Индианы в ее ноутбуке с тем списком, который составил сам. В 9:05 инспектор надел пиджак, велел Петре Хорр следовать за ним и направился в Норт-Бич в патрульной машине.

Все в Холистической клинике уже видели фотографию Индианы Джексон по телевизору или в газетах, и некоторые коллеги обсуждали случившееся, столпившись в коридоре второго этажа, перед дверью кабинета номер восемь, опечатанного желтой полицейской лентой. Петра Хорр осталась там собирать показания, а инспектор взбежал на третий этаж и с обезьяньей ловкостью взобрался по стремянке на крышу. Он не стал стучать в покосившуюся дверь, просто открыл ее пинком и, сопя от нетерпения, ринулся к кровати, на которой Матеуш Перейра, полностью одетый и обутый, спал сладким сном, навеянным трубкой. Художник проснулся подвешенным в воздухе: ручищи Боба Мартина, игрока в американский футбол, трясли его, как тряпичную куклу.

– Ты сейчас скажешь мне, с кем ушла Индиана в пятницу!

– Я сказал все, что знал… – промямлил Перейра, не до конца проснувшийся.

– Хочешь провести следующие десять лет в тюрьме за торговлю наркотиками? – прошипел инспектор прямо ему в лицо.

– Индиана ушла с какой-то женщиной, не знаю, как ее зовут, но иногда она здесь появлялась.

– Опиши ее.

– Если вы меня отпустите, могу нарисовать портрет, – предложил бразилец.

Он схватил уголек и через пару минут вручил инспектору портрет русской бабушки.

– Ты морочишь мне голову, несчастный?! – взревел Мартин.

– Это она, честное слово!

– Ее зовут Кэрол Андеруотер? – спросил инспектор. Это имя назвал Сэмюэл Хамильтон, и его не было в списке электронных адресов, который Петра скопировала из компьютера Индианы перед тем, как его приобщили к прочим вещественным доказательствам.

– Да, я почти уверен, что ее зовут Кэрол, – кивнул Перейра. – Это подруга Индианы. Они ушли вместе, я стоял внизу, в холле, и видел их.

– Они тебе что-то сказали?

– Кэрол сказала, что они идут в кино.

Полицейский спустился на второй этаж и показал рисунок целителям из Холистической клиники, которые все еще разговаривали в коридоре с Петрой; некоторые подтвердили, что и в самом деле видели эту женщину в компании Индианы. Юмико Сато добавила, что Кэрол Андеруотер больна раком, волосы у нее выпали от химиотерапии, поэтому она и носит на голове платок, как русская крестьянка.

Придя в кабинет, инспектор прикрепил набросок Матеуша Перейры к доске, висевшей на стене против его стола, там он расположил и другую информацию, которая могла бы помочь в поисках Волка и Индианы. Если все время держать это перед глазами, что-нибудь да придет в голову. Инспектор знал, поскольку это случалось с ним много раз, что избыток сведений и срочность задачи, необходимость решить проблему в короткий срок мешают ясно мыслить. В этом случае еще добавлялась тревога. Он сравнивал себя с хирургом, который вынужден делать сложную операцию любимому существу: от его сноровки зависела жизнь Индианы. И все же он полагался на свой охотничий инстинкт, ту часть мозга, которая позволяла обнаруживать скрытые следы, угадывать, какие шаги предпринял и какие предпримет обложенный зверь, делать неожиданные выводы, выходящие за пределы логики и почти всегда верные. Доска на стене помогала связать между собой разные стороны расследования, но главное, она пробуждала этот охотничий инстинкт.

С тех пор как дочь заговорила о серийном убийце, он несколько раз встречался с судебными психологами, изучал схожие случаи, произошедшие за последние двадцать лет, особенно в Калифорнии. Такой способ систематических убийств не был спонтанным, он соответствовал повторяющимся фантазиям, которые созревали годами, пока что-то не подталкивало преступника к действию. Некоторые намеревались покарать гомосексуалистов или проституток, других направляла расовая ненависть или какой-то другой тип фанатизма, но жертвы Волка были такими разными, что казалось, будто он выбирает их наугад. Инспектор задался вопросом: что за убеждения у Волка, кем он видит себя – жертвой или праведным судией? Все мы – герои нашей собственной истории. Что за история у Волка? Чтобы поймать его, инспектор должен был думать, как Волк, превратиться в Волка.