Текст книги "Через Кордильеры"

Автор книги: Иржи Ганзелка

Соавторы: Мирослав Зикмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

ПО ДОРОГАМ ДВУХ КУЛЬТУР

Кто хоть раз встретил восход солнца в пустыне, запомнит его на всю жизнь. Тот же, кому доведется встречать рождение нового дня на берегу горного озера Титикака, не сможет избавиться от ощущения вины. Кажется, будто, ступив на священную землю, ты тем самым уже осквернил рощу языческих богов. Этим ощущением странной робости наполняет тебя сама природа. А присутствие индейцев-горцев, начинающих новый день своей жизни, текущей с древних времен без перемен, невольно заставляет говорить вполголоса.

Титикака

Озеро Титикака – самое высокогорное судоходное озеро в мире. Несмотря на то, что воды его находятся на высоте почти 4 тысяч метров над уровнем моря, это один из величайших пресноводных водоемов на земле. Цифровые данные эти, разумеется, могут удовлетворить лишь поверхностного репортера. О них забываешь, увидев высоченные горные хребты, подковой окружающие озеро с трех сторон. Когда над ним растают последние ночные тени, когда заклубятся утренние туманы, алые от зари, и когда, наконец, снежные вершины засверкают под лучами восходящего солнца, только тогда начинаешь понимать, почему именно озеро Титикака окружено таким количеством индейских легенд.

От берега отчаливает рыбацкая тотора. Удивительное судно! Узкая, с высоко поднятыми острыми концами, лодка едва касается воды. Она сделана из легчайшего камыша – тоторы, которая растет в мелководье у берегов озера. Пучки тоторы связывают между собой, как солому при плетении корзины. Дно лодки устраивают из нескольких слоев тоторы. Пока лодка не перегружена, в нее не проникнет ни капли воды просто потому, что уровень воды ниже уровня верхнего слоя тоторы на дне.

Невдалеке от озера индеец прокладывает примитивной деревянной сохой первую неглубокую борозду. По прибрежным холмам поднимаются вверх сероватые точки. Это пастухи выгоняют в горы отары овец.

Самая высокогорная железная дорога в Перу, наряду с озерными пароходами, стала первым подлинным средством сообщения между необъятной областью центрального Перу, побережьем океана и остальным миром.

Основное ее назначение – сделать возможной перевозку ценных руд из шахт, расположенных в глубине материка, до портов на берегу Тихого океана.

Селение Гуаки на самой южной оконечности озера Титикака возникло всего лишь пятьдесят лет назад. Жизненные соки вливаются в его жилы по стальным ленточкам одноколейной железной дороги, которая кончается за селением возле озера на причале. Связующим звеном между двумя конечными станциями высокогорной железнодорожной магистрали – боливийской Гуаки и Пуно в Перу – служат четыре парохода самой высокогорной пароходной линии в мире. Это первенство сохраняется за озером Титикака вот уже более девяноста лет. Однако и по сей день колесный пароход на озере выглядит столь же чуждо, как и во время своего первого рейса. Еще издали, из-за горизонта, он дает о себе знать столбом дыма, потом над озером долго слышится его грохот, скрип, тяжелое сопенье, и, наконец, он исчезает, как дурной сон.

Первый колесный пароход, который бороздит гладь озера с 1861 года, называется «Явари». Он приплыл из Англии к берегам Перу своим ходом. Здесь его демонтировали, части перенесли на спинах мулов и индейцев по смертельно опасным узким тропкам на берег озера. Лишь на рубеже нашего века сюда по новой железной дороге были доставлены еще два парохода – «Койя» и «Инка». Последний из всей четверки, «Ольянта», был спущен на воду в 1929 году.

В сухое время сообщение между районом озера Титикака и остальным внешним миром, кроме железной дороги, поддерживается еще с помощью высокогорного шоссе. То здесь, то там наталкиваешься и на другие следы влияния двадцатого столетия. Но это всего лишь далекое эхо нашего века. На южном берегу озера на двух небольших перевалочных станциях сходятся два конца далекого мира машин. В прилегающем к озеру крае их появление приняли пассивно, безучастно, потому что эти перемены почти ни на чем не отразились. Они не принесли ничего нового и полезного. Рыбак переселился чуть дальше, туда, где пароходы не пугают рыбу; пастух по-прежнему выгоняет стада в горы, как это делали его отцы и деды; бедняк крестьянин, как и прежде надрывается на клочке каменистого поля, который дает ему ровно столько, чтобы душа удержалась в теле.

На водоразделе двух океанов

После 3 тысяч километров драматического путешествия по Кордильерам мы, наконец, добрались от их подножья в аргентинских пампах до сердца Анд. В первые же дни пути по перуанским горам мы очутились в лабиринте скалистых массивов, громоздящихся друг над другом на головокружительной высоте. Здесь глазам уже открывается не сплошной горный хребет. Все эти лежащие вокруг массивы гор представляют собою лишь вершины бесконечного вала Кордильер. Их основания вырастают из главного хребта, который поднимается из океана и суши как материк над материком и который лишь изредка опускается ниже 4 тысяч метров.

Горное шоссе, построенное преимущественно на старом основании главной дороги инков, пробирается сквозь лабиринт ущелий и долин, но на краю дороги уже не разверзаются бездонные пропасти. Машина большей частью ползет по дну их. Даже в самых высоких пунктах над дорогой вздымаются к небу лишь голые серо-бурые кручи, увенчанные ледяными диадемами. Белые купы облаков, растерзанные и изорванные вершинами гор, с головокружительной быстротой летят низко над землей.

Здесь исконная родина лам. Ни автомобиль, ни железная дорога не смогли вытеснить их из андских владений. Шоссе и железную дорогу время от времени засыпают обвалы, потоки смывают их в период дождей и таяния снегов. Современная техника еще далеко не преодолела эти могучие, таинственные горы. Но традиционное средство передвижения инков—горная лама благодаря своей неприхотливости и выносливости каждый раз выходит победительницей там, где инженеры, строители или вычислители пока что вывесили белый флаг.

Нам встречаются целые караваны этих стройных животных. На дороге от южной границы Перу до Куско ламы почти единственные живые существа в необитаемых областях гор. Караваны навьюченных лам можно встретить как на обочине дороги, так и на опасных, узеньких скалистых тропках, ведущих по краю бездонных пропастей, через горные перевалы в соседние долины. Для здешних жителей ламы еще много десятилетий будут служить единственным средством сообщения с внешним миром.

Очень-очень редко у дороги появляется одинокое ранчо, слепленное из глины и пучков соломы. Где-нибудь неподалеку от него, на таких местах, которые даже при самой буйной фантазии нельзя назвать пастбищем, пасется стадо тощих овец. Люди и животные здесь постоянно находятся на грани жизни и смерти. Кажется, будто четвертая тысяча метров над уровнем моря – граница жизни. Выше ее остаются лишь скалистые горы, покрытые вечным льдом, да в защищенных от ветра уголках – стада овец и лам.

В конце второго дня пути от озера Титикака дорога над селением Ла-Пава достигла высшей точки – 4 350 метров! Покрытый снегом пик Вильканота поднимается в лазурное небо на пять с половиной тысяч метров над уровнем моря как символический водораздел двух океанов земного шара. Хотя до побережья Тихого океана отсюда по прямой едва 300 километров, воды ледников Вильканоты поворачивают на север, чтобы досыта напоить священную реку инков Урубамбу и потом вместе с Мараньоном влиться в Амазонку. После многих тысяч километров блужданий по болотистым равнинам бассейна Амазонки они в конце концов сливаются на противоположном конце южноамериканского материка с водами Атлантического океана.

Чем ниже опускается стрелка высотомера, тем чаще нам представляется возможность заглянуть в глубокие долины. Горы, словно вдруг проснувшись от вечного сна, широко открываются перед нами. Все зеленее становятся склоны со стадами овец и крупного рогатого скота на них; все чаще ютятся под ними селения крестьян и первые городки. Они похожи один на другой как две капли воды. В центре каждого из них большая квадратная площадь с каменным храмом, окруженная домами. Это очаги испанских переселенцев и сегодняшних их потомков, дома эмигрантов-европейцев, ремесленников и торговцев. Понатыканные по краям площади, они, однако, выглядят чужеродными телами.

Индейцы появляются здесь только на рынке или в предместьях. И многие из них уже постепенно теряют характерные черты, особенности своих национальных костюмов, обычаи; они стали членами большой семьи изгнанников, живущих на окраине цивилизации.

В этих городках на приезд иностранцев никто не рассчитывает. Для иностранцев предназначены роскошные туристские отели в центрах древней культуры и в экономических и политических центрах, связанных со столицей авиалиниями.

Хотя в глухих провинциальных городках перед названием гостиниц и красуется громкий титул «Гранд-отель», это нисколько не мешает клиенту видеть сквозь щели в полу распивочную в нижнем этаже и быть отделенным от соседнего номера всего лишь куском рваной мешковины. Если у вас в нужный момент не окажется под рукой полотенца, хозяин гостиницы побежит занимать его у соседа. Если рано утром вам вздумается поискать весьма нужное заведение, хозяин пошлет вас в одну из пустых комнат в нижнем этаже с глиняным полом. Да! Да! На пол, сеньор! Что из того, если завтра или через неделю здесь поселятся люди? С помощью метлы и тачки глины все будет приведено в порядок, пол снова утопчется, и клиенты смогут занять номер.

Хотя эти городки и служат форпостом цивилизации в глубине Перу, в конце концов они превращаются в нездоровые, нищенские прибежища для тех, кто потерял возможность жить среди полей и пастбищ. Кроме того, сюда устремляются люди, которые не нашли себе средств для пропитания или не встретили «благожелательного» взгляда стражей закона на цивилизованном побережье.

Но едва покинешь разбитые улочки провинциального городка, как сразу же вступаешь в край индейцев – пастухов и земледельцев, в край чистого воздуха, чистых гор и чистых людей.

Поля на лестнице гор

В 200 километрах к югу от Куско высота долин, зажатых отвесными горными хребтами, начинает колебаться между 3 и 4 тысячами метров над уровнем моря. Тропическое солнце упирается своими лучами в склоны, а ледяной ветер с горных вершин сюда не проникает. Здесь начинается край, где на каждом шагу наталкиваешься на традиции высокоразвитого земледелия древних инков, навсегда наложившие отпечаток и на землю и на людей. После грязных провинциальных городков здесь чувствуешь себя путником, утолившим жажду из хрустально-чистого ключа.

Старая дорога забилась в щель горной долины Вильканоты – священной реки инков. Ее прозрачные воды перекатываются через пороги и сквозь скалистые ущелья пробивают себе путь к Тихому океану.

Местами над рекой появляется тщательно обработанное крошечное поле, прижавшееся к подножью горы на площадке с ладонь величиной. Для перуанских индейцев эти поля – ценный дар природы, который они принимают, но с оглядкой. Крутые склоны нередко вздымаются к небу под углом около 60 градусов. Ни один европейский хозяин не решился бы устроить на них даже пастбище.

Но эти склоны опоясаны тянущимися на целые километры каменными стенами, которые превращают горы в гигантские лестницы. Узенькие, залитые солнцем площадки, отвоеванные у гор нечеловеческим трудом целых поколений и орошаемые остроумной системой водосбросов, составляют основной земельный фонд, вырванный индейцами у природы. Из поколения в поколение защитные и опорные стены поддерживаются в неизменном состоянии. Большинство из них, четырехсотлетней давности, унаследовано от древней империи.

Каменные жилища индейцев чаще всего рассеяны по склонам. Над ними со ступеньки на ступеньку на высоту нескольких сот метров, считая от дна долины, поднимаются крошечные поля. Лишь кое-где наверху, в разрывах облаков, время от времени мелькают другие строения, прилепившиеся к склонам, как орлиные гнезда. И уже совсем над ними, там, где только трава зябко стелется по земле, бродят у вершин гор стада овец и лам.

Игрушечные деревушки, разбросанные по склонам, связаны между собой, а также с полями и пастбищами опасными тропинками, которые сбегают у подножья гор к своеобразным висячим мостам.

У здешних жителей нервы должны быть как у канатоходцев. Мостики без перил и не закреплены, поэтому они прогибаются и качаются при каждом шаге, при каждом резком движении. Они подвешены на двух канатах, а более новые даже на тросах, укрепленных в скалах на берегу. К ним индейцы привязывают грубоотесанные дощечки, точно так же, как перекладины на веревочной лестнице. Весь мост, провиснув как гамак, раскачивается над бурными порогами Вильканоты.

Долина священной реки весьма отличается от всех других мест, населенных индейцами, которые нам до сих пор встречались. Так же отличаются и люди, живущие здесь. Это не изнуренные голодом, болезнями, алкоголем и кокой дегенерирующие индейцы с боливийского альтиплано и не нищие пастухи со склонов восточных Кордильер. Это и не порабощенные горняки из Потоси и Орура и не невольники из окрестностей Кочабамбы.

В индейцах долины реки Вильканоты есть что-то захватывающее, необузданное. Это свободные, непокоренные люди, высокие и сильные, молчаливые, исполненные недоверия и плохо скрываемого презрения к иностранцам. Они все еще носят свою традиционную одежду: мужчины – пестрые куртки, а женщины – юбки из тонкой ткани. Вильканотские индианки все без исключения носят плоские шляпы, которые можно сравнить с плетеными хлебницами, насаженными прорезанным дном на голову. Края их приподняты. Тулья шляпы обтянута красной шерстяной тканью, плоский верх украшен цветными узорами, вытканными или вышитыми шерстью по красному полю.

Здешние женщины еще сохраняют старый обычай: они работают беспрестанно, даже на ходу. Встретишь ли одну женщину или несколько, застанешь ли их беседующими на пороге – всегда они без устали прядут шерсть. Маленькие веретена с готовой уже нитью покачиваются в такт шагам, не мешая им ни разглядывать окрестности, ни беседовать с соседками.

Индейцы этой долины и всего прилегающего к ней района в горах над Куско никогда до конца не покорялись европейским захватчикам. Именно здесь на протяжении более двухсот лет находился очаг героического сопротивления.

Только последнее поколение индейцев из долины Вильканоты оказалось свидетелем настоящего проникновения белых в их край. Древняя дорога инков была расширена и приспособлена для автомобильного сообщения. Но, несмотря на это, автомашины здесь – явление редкое. Жалкие лоскутные поля на склонах не приносят достаточно богатого урожая, чтобы заманить сюда владельцев крупных ферм с равнин в окрестностях Куско. Поэтому-то здешним индейцам удается сохранить свой традиционный образ жизни скромных, но свободных людей.

Город богов

После лавины первых впечатлений, обрушившихся на нас в первые же дни со всех уголков удивительной страны инков, рассудок поднялся в контратаку. При каждом новом впечатлении он начинает хлестать бичами вопросов.

Едешь по горной дороге, проложенной, в сущности, еще несколько веков назад строителями-инками. Как они сооружали дорогу? Зачем? Куда она вела? Удивляешься поразительной сети оросительных каналов и сооружений на полях, которые преодолевают поднимающиеся до небес склоны. В середине XX века крупнейшие специалисты Европы и Соединенных Штатов Америки прибыли изучать их, чтобы кое-чему поучиться и использовать опыт инков для модернизации и усовершенствования собственного сельского хозяйства. Какими средствами добились инки столь удивительных и длительных успехов? Как выглядело в деталях их коллективное ведение хозяйства? Какова система их узелковой письменности кипу, из которой пока что разгадано лишь несколько основных элементов?

В печати западного полушария иногда мелькают сообщения о новых случайных открытиях памятников времен господства инков, иной раз попадаются заметки даже о прямых потомках инков, обнаруженных где-то в тропических девственных лесах восточной части Кордильер. Как далеко проникли инки в жаркое и сказочно плодородное сердце части света, которая по сей день остается недоступной для современного человека? Какими средствами они защищались от тропических заболеваний? Куда перенесли они остатки своей высокоразвитой культуры, отступая перед вторжением «железных людей» из Европы?

Мы все время движемся по кладбищу высокой культуры инков. Ее задушили те, кто пришел сюда прививать цивилизацию во имя Рима и Мадрида, во имя веры и короля. Разум наталкивается на стену неведения, на плотину неразгаданных или чуть приоткрытых загадок. Первые в этой стране европейцы и их потомки вскоре после завоевания американского материка держали в руках золотой ключ. Но ключ им не был нужен, им нужно было золото. У

Они пробивали себе дорогу огнем и мечом, оружием и распятием, силой и предательством. Весь горизонт их и совесть их застлало страшное слово: золото.

Они не хотели ни читать, ни писать. Они лишь жаждали золота.

Они не хотели познавать культуру порабощенных инков. Им нужно было только их золото.

Образованные инки, приветствуя их, протянули им руку. Испанцы отрубили ее и содрали с нее золото.

Достаточно пробыть всего несколько дней в глубине Перу, чтобы тебя охватило чувство бессильной ненависти ко всем именам прославленных завоевателей. Чувство стыда душит за их варварскую ненасытность.

И вот перед нами Куско.

Сердце великой страны инков. Сердце без крови. Сердце задушенного тела, изглоданного паразитами.

В период наивысшего расцвета империи инков в ее столице проживало 200 тысяч человек. Конкистадоры перерезали ей вены и уменьшили число жителей в десять раз. Во времена господства инков центр главной площади был священным местом. В нем была символически смешана плодородная земля со всех концов страны. Так центр города богов символически подтверждал единство и равноправие всех краев и людей огромной империи.

Та же самая площадь в Куско и сегодня служит символом. Уже одним своим названием она увековечивает дух покорителей и их последователей. Эта площадь, так же как и центральные площади многих городов Перу, носит выразительное название: Plaza de armas – Площадь оружия.

Завоеватели сумели за несколько лет изменить облик города до неузнаваемости. Прежде всего они разграбили храм Солнца, высшее достижение инкской архитектуры и изобразительного искусства. Более основательно уничтожить его не смогли бы даже вандалы. Лишь предания да случайные записи испанских монахов, которые сопровождали воинов Писарро, повествуют о каменном храме с позолоченными стенами и крышей, покрытой золотыми плитами. Ханжествующим захватчикам, ослепленным догматизмом средневековой католической церкви, не понадобилось более легкого повода для варварского уничтожения и грабежа, чтобы выдать эти удивительные сооружения за порождение дьявола, за творение языческих безбожников. С благословения своих священников они разграбили весь храм, в просторный двор которого выходили пять главных часовен.

Первая из них посвящалась богу Солнца. Ее потолок и стены были выложены толстыми плитами золота. Переднюю стену святыни покрывал огромный диск из чистого золота, символ высшего божества и правителей империи. Соседняя часовня посвящалась Луне. Ее убранство было из серебра. В часовне, посвященной звездам, к серебру в убранстве были добавлены драгоценные камни. Последние две часовни посвящались молнии и радуге.

От всего храма остались лишь массивные наружные стены и часть внутренней планировки. По сей день мир удивляется совершенству техники древних инкских каменщиков. Высокие наклонные стены возведены из плит, свободно положенных одна на одну и не скрепленных известью. Отдельным камням была придана сложная геометрическая форма. Лицевая сторона их образовывала многогранники, вплоть до двенадцатиугольников.

– В щель между камнями вам не удастся просунуть даже иголку. Можете попробовать, – подзадоривал нас проводник в храме Солнца.

В самом деле, камни обработаны с такой точностью, что между ними не удалось втиснуть ни иголку, ни самый тонкий кусочек бумаги. С таким же совершенством были возведены и остальные здания столицы инков. Во дворе храма мы увидели камень, длина грани которого равнялась сантиметрам сорока. Вдоль всего камня было просверлено отверстие правильной цилиндрической формы, сантиметров шести в. поперечнике. Стенки его были совершенно гладкими, словно обработанные системой самых маленьких сверлильных инструментов. При этом ни для кого не секрет, что инкам не были известны ни железо, ни сталь, без которых современный каменщик не представляет себе своей профессии.