Текст книги "Смерть швейцара"
Автор книги: Ирина Дроздова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Кругляк, к тебе дедусик пришел, – приоткрыв дверь в кабинет дознавателя, крикнула сержант Лена Тарабрина, после чего перед старшим лейтенантом предстал пенсионер Савельев. Видно было, что он собирался впопыхах и всю дорогу до отделения бежал, – шапка у него едва держалась на затылке, шарфа не было, а китайский пуховик был надет прямо на пижаму. Плюхнувшись на стул, он некоторое время молчал, с хрипом втягивая в себя воздух и испуганно тараща глаза на милиционера.
Не успевшая еще очерстветь сердцем на не располагавшей к человеколюбию службе, Лена Тарабрина принесла старику пластмассовый стаканчик с водой. Тот благодарно кивнул и принялся пить, а Лена, пристроившись рядом и раскачиваясь на своих высоченных каблуках-стилетах, не сводила с пенсионера глаз. Так, наверное, в прошлом веке смотрел врач на негра-зулуса, которому только что ввели противочумную вакцину. Лена вообще была примечательной личностью, отвергавшей, в частности, обязательное ношение формы на службе, что вызывало у начальника отделения майора Кильватера по прозвищу «Киль» сильнейшее неприятие и желание проучить дерзкую девицу-сержанта. Однажды он был застигнут в раздевалке спортивного зала, где сотрудники отдела внутренних дел постигали основы восточных единоборств и самбо. Отчаянно ругаясь, Кильватер пытался отпилить лобзиком высоченные каблуки, украшавшие неуставную обувку сержанта. Майор, несомненно, преуспел бы в этом занятии, если бы пилка лобзика не наткнулась на стальной стержень внутри каблука. Соприкоснувшись с металлом, лобзик жалобно тренькнул и приказал долго жить, и майор был вынужден временно оставить свои замыслы.
Пенсионер Савельев напился, отдышался и заговорил, отчаянно размахивая руками перед носом Кругляка. Первая фраза, вырвавшаяся с сипом из его горла, поразила старлея и настроила на мистическое восприятие действительности.
– Палыч вернулся! – кричал старик. – Ой, и грозен же! Воет, ругается, цепями гремит! Вся квартира в панике – у нас прежде привидений отродясь не бывало!
– Вы, Савельев, не по адресу обратились, – мрачно сообщил Кругляк. – Мы привидениями не занимаемся. Вам бы к экстрасенсу сходить или к заклинателю злых духов – их сейчас много развелось. Призраки, привидения, нечистая сила – это по их части.
– Какой же экстрасенс к нам пойдет, когда такие ужасы в квартире творятся! – в отчаянии вскричал Савельев. – Вы бы слышали, какой грохот из комнаты покойника доносится. Грозен наш Палыч, сердится на что-то – вот и вернулся, чтобы нам, соседям, неудовольствие свое выразить. Матом ругается, говорю, и цепями грохочет!
– Бог мой, – с обреченным видом произнес Кругляк и поднял глаза на Лену, как бы призывая ее в свидетели этой нештатной ситуации, – цепи-то здесь при чем? Он что, Палыч, сосед ваш, в заключении, что ли, скончался? Помер своей смертью у себя на диване – тихо-мирно. Откуда там цепям быть, спрашивается, даже если его дух и вернулся?
– Полтергейст, – авторитетно прокомментировала ситуацию девушка-сержант. – Это бывает. Привидения поступают не по-людски, это понятно. Цепи еще не самое страшное. Скажите, дедушка, а у вас в квартире холоднее не стало – ну, когда все это началось? Влажность не увеличилась? Креозотом не пахнет? Стекла не сотрясаются при полном отсутствии ветра?
– Ну, Ленок, ты такая же чокнутая, как этот дед, – отбросив всякую дипломатию, заявил Кругляк. – Вам вместе надо в психушку. И как я только все это терплю – уму непостижимо! Подумать только, «креозотом»! – с возмущением передразнил он Лену. – Вот скажу Килю про креозот и цепи, от тебя не только креозотом, но и паленым запахнет...
Лена презрительно хмыкнула и передернула плечиком.
– Необразованный ты мужчина, Кругляк. Прямо неандерталец какой-то. Да сейчас каждый ребенок знает, что появление призрака связано с мгновенным похолоданием в окружающей атмосфере и сопровождается дребезжанием стекол, временным увеличением влажности и резким запахом креозота. При этом и цепи могут грохотать. Цепи, понимаешь ли, это символ незавершенного дела, которое удерживает душу покойника на земле и не позволяет ей воспарить.
– Ах ты, Господи, страсть-то какая, – пуще прежнего расстроился Савельев, получив косвенное подтверждение своим догадкам. – Это что же получается, швейцар опять у нас будет жить? Только теперь в виде призрака, что ли? Да еще и креозотом будет вонять и цепями греметь? Мы, старики, этого не выдержим: перемрем от такого соседства. – Савельев сокрушенно покачал головой и замер, устремив взгляд на висевшее на стене изображение графа Лорис-Меликова – армянина, состоявшего министром внутренних дел при Александре II. Портрет этот для смеху был принесен и водворен в кабинете Кругляком.
– Это что же – ваш новый начальник будет? – поинтересовался пенсионер, неожиданно меняя тему. – Сердитый какой! Как сказано в Писании, «ликом черен и прекрасен».
– Не совсем, – ответил Кругляк, обрадовавшись, что разговор снова коснулся земных дел. – Вы мне вот что скажите, Савельев, почему вы сами не заглянули в комнату Ауэрштадта и не выяснили, что там происходит?
– Как же, «заглянули», – сказал Савельев, сосредоточенно рассматривая флигель-адьютантские аксельбанты и эполеты на портрете Лорис-Меликова. – Туда заглянешь, а он тебе цепью по башке хрясь! И будет у вас на участке еще один мертвяк. Ну и еще – вы, видно, забыли, что сами же двери швейцара опечатали? Как говорится – во избежание... Разве это можно – пломбу с двери– то срывать? Оттого-то меня бабки-соседки сюда и снарядили, чтобы вы приехали и лично призвали привидение к порядку. Мы промеж себя решили, что Палыч – будь он хоть дух, хоть кто – милиции убоится и хулиганить все же перестанет.
«Вот черт, незадача какая, – подумал Кругляк, разглядывая сидевшего перед ним пенсионера, – придется ехать. Никуда не денешься. Иначе старик этот всю ночь будет здесь сидеть. А со временем и соседки его подойдут, и такое здесь веселье может начаться, что только держись. Одно только утешение – близко живет. Как говорится, одна нога здесь – другая там».
– Вы вот что, Савельев – выйдите на минуту, посидите за дверью, – приказал он. – Нам с сержантом ваше заявление обсудить надо.
Проследив, как Савельев, шаркая валенками, в которые были заправлены пижамные брюки, вышел в коридор и закрыл за собой дверь, Кругляк обратился к Лене Тарабриной.
– Он не отстанет, это ясно. Так что тебе, Леночка, придется меня сопровождать. Может, узнаешь что-нибудь новое из жизни привидений, – с иронией добавил Кругляк, хотя, как выяснилось, сержанта Тарабрину уговаривать было не надо.
Она всей душой стремилась попасть в квартиру, где было «нечисто», поскольку о призраках имела до сих пор лишь теоретические сведения.
Кругляк навесил на себя кобуру, надел пиджак и кожаную куртку, с которой был неразлучен. Подхватив под руку Лену, он вышел в коридор и сделал знак пенсионеру Савельеву следовать за ними. Троица прошла к выходу, где в застекленном аквариуме маялся дежурный – лейтенант Крутиков.
– Здорово, Крутой, машина какая-нибудь есть? Надо тут съездить по соседству, отреагировать, так сказать, на сигнал трудящихся.
– Здорово, Круглый. Давно, что ли, не виделись? Ходишь мимо – не замечаешь. Машин вот только у меня нет: все в разгоне, – сказал дежурный, с вожделением поглядывая на красу родимого отделения Лену Тарабрину.
– А что есть? – поинтересовался Кругляк. – Хоть какие-нибудь колеса? Не заставишь же ты нас идти по холоду? Я-то ладно, но вот Леночка простудиться может. И этот достойный пенсионер тоже. – Кругляк широким жестом указал на своих спутников и, обернувшись к сержанту, добавил: – Сходи, Ленок, надень пальто – да не шинель, а новое свое, с мехом. Кильватера сегодня нет, так что можно и пофорсить.
Лена благодарно улыбнулась дознавателю и умчалась в помещение для личного состава, где хранился предмет ее гордости – замшевое, с ламой пальто. Несмотря на объявленную ей Кильватером войну, она упорно приходила на службу в штатском и переодевалась в форму в отделении.
Между тем лейтенант Крутиков взял висевшие на гвоздике ключи и протянул Кругляку.
– Только для тебя, Круглый. Гаишники закатили к нам во двор «девятку» с временными номерами. На ней была табличка «перегон», а когда чуть копнули, выяснилось, что у перегонщика документы на тачку липовые, а номер на двигателе перебит. Бери, пользуйся, но не забудь вернуть.
Надев пальто, к аквариуму подошла Лена. У Кругляка запершило в горле – до того она показалась ему нарядной и красивой. Кокетливо поигрывая концами стягивавшего талию пояса, она сказала:
– Ну что, Игорек, поедем на привидения смотреть? Я готова.
Получалось так, что поездка в Заболотный переулок, о чем Кругляку поначалу даже и думать было противно, неожиданно оборачивалась автомобильной прогулкой по вечернему городу в компании с красивой девушкой.
«Зря я на Леночку раньше мало внимания обращал. Надо будет заняться ею всерьез, – решил старший лейтенант. – Причем, не откладывая. Можно было бы и сегодня начать, но этот старый хрен помешает».
Кругляк вздохнул и недовольно посмотрел на пенсионера. Он, немного успокоившись, с чувством исполненного долга ожидал, когда же его повезут домой.
– Пойдемте, Савельев, – произнес старлей, указывая головой на дверь. – Надо же выяснить, кто там у вас грохочет да матом ругается.
«Девятка» была припаркована во дворе – там, где обычно стояли милицейские машины. Кругляк открыл дверцу, вытащил прикрепленную к лобовому стеклу табличку со словом «Перегон» и с отвращением швырнул ее в снег, после чего включил зажигание, оставил мотор прогреваться, а сам помог усесться на переднее сиденье нарядной Лене и открыл заднюю дверцу старику Савельеву. Протерев тряпкой ветровое стекло, Кругляк утвердился на водительском месте, захлопнул дверь и закурил. Хотя печка выла, набирая обороты, и гнала в салон теплый воздух, первые несколько минут пассажиры испытывали сильный озноб, поскольку холод здесь – после жарко натопленного кабинета – ощущался особенно сильно.
Когда мотор прогрелся, Кругляк дал газ и медленно выехал со двора, попутно проверяя, все ли в порядке с арестованной машиной. Убедившись, что тормоза действуют, а двигатель работает ровно и без стука, старший лейтенант вырулил на темную безлюдную улицу и помчался к Лаврентьевскому спуску. Не прошло и пары минут, как юркие «жигули» уже пробирались по закоулкам «мещанки».
– Игорь, а ты не боишься? – поинтересовалась Лена Тарабрина. В темноте салона она основательно присмирела, хотя в отделении была весела.
– Это кого, привидений, что ли? – хмыкнул Кругляк, мельком взглянув на красивое лицо сержанта. – Ты что, дурочка? Или в школе плохо училась? Не знаешь разве, что привидений не бывает?
– Да хватит тебе, – обиделась Лена. – Как с маленькой разговариваешь. «Дурочка», «не бывает» – это я уже сто раз слышала. А если серьезно? – Лена покрутилась на сиденье, устремляя на старшего лейтенанта взгляд темных глаз, в которых не было и намека на шутку. – Что ты станешь делать, если увидишь настоящий призрак? Неужели будешь, как обычно, кричать: «Стой, стрелять буду»? Ты, Игорек, учти: пули пролетают сквозь них, не причиняя ни малейшего вреда. Они, эти самые привидения, сделаны совсем из другой субстанции, нежели человеческое тело.
– Тебе бы, Ленка, на радио работать – у тебя хорошо получается страшные сказки рассказывать, – произнес с усмешкой Кругляк, не желавший говорить всерьез о всякой ерунде. – Не знаю, что буду делать, может, в контейнер их посажу. Помнишь, как в фильме «Охотники за привидениями»? У парней там специальный контейнер был.
– Крестом против них надо, крестом, – подал голос с заднего сиденья Савельев. Его эта тема очень интересовала. – Перекрестил нечисть – и порядок. Говорят, хорошо еще святой водой окропить. Но это бабушка надвое сказала – неизвестно, попадешь ли? Призраки – они, говорят, прозрачные.
– Как же, испугается он вашего креста, дедуля. Ждите, – отреагировала Лена. – Вы что – святой? Или хотя бы священник? Он в ответ такую энергетику напустит, что вас с места сдует.
Савельев замолчал, по-видимому, пытался представить себе, каково это, когда тебя сдувает с места призрак. Зато Кругляк огласил салон раскатистым хохотом.
– Что ж ты его пугаешь, Ленок? Он и так, когда к нам пришел, от ужаса едва мог языком шевелить. Только успокоился чуток, а ты опять на него насела со всей этой чертовщиной. Он ведь описается, помяни мое слово. У старичков мочевой пузырь слабый. Как, Савельев, описаетесь? Или ничего, выдержите?
– Ты бы лучше на дорогу смотрел, Кругляк. Подъезжаем уже, – сварливо сказала Лена, не одобрявшая насмешливого отношения старшего лейтенанта к происходящему.
Чем ближе они подъезжали к дому, тем сильнее ее сердце холодной рукой сжимал страх. Самое интересное заключалось в том, что людей Лена не боялась, и на ее счету числилось несколько задержанных преступников. Но все, что касалось темных, неизведанных сторон бытия, и в особенности существ нематериальных, мистических – вызывало пристальный ее интерес. Страх же являлся компонентом ее увлечения чуждыми сущностями. Стоило Лене представить себе одиночество и беспомощность человека перед грозными силами непознанного, как у нее по спине пробегали мурашки. В такие минуты она старалась переключить внимание на другие, более реальные объекты, которые имели к ней непосредственное отношение. Вот и теперь она рассматривала пролетавшие мимо двухэтажные домики и комментировала увиденное.
– Смотри, Игорь, еще один магазин закрылся. Скоро старикам придется тащиться за покупками в центр. А дом на «Первых пионеров» совсем покосился – вот-вот рухнет. Вот еще один дом под снос – на череп похож – окна, как пустые глазницы. И фонарь не горит. У стены машина с погашенными фарами – иномарка. Интересно, что она здесь делает?
– Все, Ленок, приехали. Теперь держи ушки на макушке. На всякий случай. – Кругляк зарулил в арку и медленно поехал к проваленным ступеням крыльца. Перед этим он намеренно полоснул фарами по стене там, где тень лежала особенно густо. Там находилась дверь. Она вела в комнатушку Ауэрштадта со двора. Ничего подозрительного. Дверь закрыта, как и должно быть. Кругляк поехал дальше. Остановив машину у подъезда, он выключил фары и зажигание и, повернувшись к сержанту, ласковым голосом, каким увещевают ребенка, произнес:
– Ленк, ты только на меня не обижайся, ладно? В квартиру я пойду один. На всякий случай. – Заметив, как горестно полыхнули в темноте глаза девушки, он заговорил еще нежнее и мягче: – Понимаешь, Ленок, нет никаких привидений. Нет – и все. А если в комнате Ауэрштадта кто-то все же воет, то это – люди. Так что посиди пока с Савельевым здесь. Ну-ка, подавайте ключи от подъезда, – обратился он к пенсионеру. – Вы мне в квартире тоже не нужны. Останетесь в машине с сержантом.
Несчастные глаза Лены Тарабриной взывали к жалости и состраданию.
Кругляк отчаянно зашептал ей на ухо:
– Умоляю тебя, Ленок, не злись. Клянусь, если там привидения или полтергейст какой, я за тобой мухой прилечу. Веришь, нет? То есть не мухой – пулей! Чтобы ты все могла своими глазами увидеть и лично на барабашек и прочую чертовщину полюбоваться. Я ведь не из вредности говорю, а для пользы дела. Нужно же и за двором понаблюдать – мало ли что.
Лена грустно кивнула и, отвернувшись от Кругляка, стала варежкой протирать запотевшее стекло. Если Игорь прав и в комнате швейцара люди, то... Дверь «Жигулей» хлопнула и Кругляк, чуть пригнувшись, зарысил к дому.
Лена придала лицу решительное выражение и грозно посмотрела на Савельева:
– Слышали, что сказал старший лейтенант? Всякое может случиться. Если что – из машины ни ногой. Я сама разберусь, ясно?
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
– Нашла, – раздался едва слышный, похожий на дуновение ветра шепот Ольги. Она забралась под стол и туда же утащила фонарь, поэтому в комнате снова установилась почти непроглядная темень – лишь ножки стола подсвечивались снизу призрачным, белесым светом.
Вот и хорошо, подумал Аристарх. Это его «хорошо» относилось ко всему сразу – к тому, что в комнате темно и не видно безобразия поруганного жилья, и к тому, что уже можно возвращаться к машине, ну и, разумеется, к тому, что Ольга нашла наконец то, что искала. Он был доволен, и напряжение, снедавшее его душу в течение последнего часа, стало отступать. Аристарх приблизился к столу и помог Ольге встать на ноги. Коснувшись ее плеча рукой, он ощутил исходивший от нее трепет и понял, до какой степени спутница взволнована. Приблизив к ее лицу губы, он еле слышно прошептал, не заметив, как неожиданно для себя самого перешел на «ты»:
– Нашла – и слава Богу. Надо отсюда убираться, и побыстрее.
Взяв девушку за руку, Аристарх потянул ее к двери, выходившей во двор. Приблизив ухо к дверной створке, он замер и стал вслушиваться, как гидроакустик на подводной лодке вслушивается в безмерное пространство океана, пытаясь определить на слух, не затаилась ли где опасность.
Хорошо, что мама учила меня в детстве музыке и мне перешел по наследству ее тонкий музыкальный слух, успел подумать Аристарх, прежде чем уловил тихий, едва различимый звук работавшего на низких оборотах мотора. В арку въехал автомобиль! Судя по тому, что он двигался медленно, можно было предположить, что его пассажирам тоже не хотелось, чтобы их обнаружили раньше времени.
Аристарх перевел взгляд на Ольгу. Она выключила фонарь, и он не мог видеть в темноте ее глаз, но чувствовал, что она смотрит на него таким же напряженным, как у него, взглядом. Чтобы девушка не поддалась панике и не наделала глупостей, он с силой сжал ее ледяные пальцы. Она ему ответила легким, но вполне ощутимым пожатием. Ольгу не так легко было выбить из колеи, и Собилло в очередной раз подивился ее отваге и собранности в критической ситуации.
– Надо затаиться и выяснить, где остановится машина, – прошептала Ольга так тихо, что если бы Аристарх отдалился хоть на шаг, он бы ее не услышал. – Если у подъезда, то удирать будем через эту дверь, а если здесь, тогда нам придется сначала высадить дверь в коридор и сматываться через главный выход.
Аристарх кивнул. Она не увидела его кивка, но ощутила его. Их с Аристархом головы почти соприкасались. Молодые люди застыли в кромешной тьме, как изваяния, при этом Собилло положил руку на дверную ручку, готовясь распахнуть дверь в любой удобный момент. Они оба подобрались и приготовились к молниеносному броску через двор к спасительной арке и дальше, к машине Меняйленко.
Неизвестный автомобиль, тихо поскрипывая по снегу шинами, проехал к парадному и остановился. Это была удача.
– Считаем до ста, а потом бежим, – предложила Ольга, дергая спутника за рукав. – Начали.
Шепотом она принялась отсчитывать секунды, остававшиеся им до старта – «...двенадцать, тринадцать, четырнадцать...»
Почему она остановилась на цифре «сто», Ольга вряд ли смогла бы сказать. За нее все решила интуиция. Она же знала одно – из комнаты нельзя выскочить ни слишком рано, когда в салоне машины будут еще находиться люди, ни слишком поздно, когда эти люди ворвутся в жилище Ауэрштадта через дверь, из коридора. Интуиция Ольгу не обманула. Когда она досчитала до девяноста пяти, со двора до них долетел негромкий хлопок автомобильной дверцы, после чего по снегу торопливо проскрипели шаги.
– Вперед! – со сдерживаемым волнением произнесла Ольга и, ударом ноги распахнув дверь, припустила через двор – мимо стоявшей у подъезда с погашенными фарами машины к черному пятну арки.
Аристарх не отставал от нее ни на шаг. Возможно, он даже сдерживал свою прыть, поскольку понимал, что Ольге на высоких каблуках бежать труднее, чем ему – в ботинках на рифленой подошве.
Пересечь двор было для них делом минутным. Лишь когда они влетели в арку, у них за спиной послышался громкий женский голос: «Стой, стрелять буду!», после чего грохнул выстрел ПМ. Через несколько секунд к женскому голосу присоединился мужской, раздались ругательства, самым приличным из которых было «суки драные!», и второй выстрел расколол тишину первозванского дворика.
Как только Петрик увидел силуэты мчавшихся через дорогу мужчины и женщины, он немедленно повернул в замке ключ зажигания и коротко мигнул фарами. Он давно уже был готов действовать – с тех самых пор, как мимо него по улице проехали «жигули».
Ольга и Аристарх ураганом ворвались в салон и, не успели еще за собой захлопнуть дверцу, как Петрик уже вдавил педаль газа, и машина, развернувшись на пятачке, рванулась вперед, набирая скорость.
Из арки в кирпичном заборе, полыхнув фарами, вылетела «девятка» и устремилась вслед за «Мерседесом», но тот уже основательно оторвался и с каждой секундой увеличивал расстояние...
– Суки, суки, суки, – застрочил скороговоркой Кругляк, увидев, как огни иномарки, издевательски мигнув, скрылись за поворотом.
– Хватит тебе, Игорь... – бросила сержант Лена Тарабрина. —Давай жми! Может, догоним. Уж больно неожиданно они выскочили. Я и охнуть не успела!
«Жигули», отчаянно взвизгнув тормозами, свернули за угол, и корма иномарки снова явила взглядам милиционеров свои обтекаемые формы. Дорога была скользкой, повороты – крутыми, и «Мерседес» не мог пользоваться преимуществами мощного мотора. Прямые отрезки пути попадались крайне редко, и в гонках по лабиринтам старинных улочек Кругляку всякий раз удавалось отвоевывать потерянные метры заново и держать беглецов в пределах видимости.
– Сейчас бы влупить им по баллонам, – сказал со злобой Кругляк, попеременно то надавливая на педаль тормоза, то чуть ее отпуская, – они бы сразу мордой в забор ткнулись. Да нельзя – жилой массив, люди ходят. С другой стороны, если они вырулят на шоссе, только мы их и видели. По-моему, они как раз туда и рвутся.
– Хоть номер бы записать, – пробормотала Лена, вполне разделявшая опасения своего напарника. – Никак не могу разобрать цифры.
– Грязью залепили. Не случайно. Ну почему я не обратил внимания на этот «мерс»? – простонал старлей, сокрушенно покачав головой. – Ты же его заметила!
– Надо все-таки попытаться их остановить, – настаивала сержант.
– Как? Насыпать на дорогу канцелярских кнопок? – Старлей, досадуя, хлопнул ладонью по черной пластмассовой дуге руля.
– Я не о кнопках говорю, – протянула Лена и вытащила из подмышечной кобуры тускло блеснувший ПМ. – На кой черт нам стволы, если мы не можем ими воспользоваться? Стреляли же мы во дворе – и ничего. Никого, кажется, не задели?
– Вот именно что ничего, – буркнул Игорь, которому эта мысль тоже не давала покоя. – Там двор был, а здесь улица. Да и время еще не позднее. Вдруг кто случайно подвернется под пулю?
Иномарка въехала в царство одноэтажных домиков. В прошлом веке они были самой глухой окраиной Первозванска. Машина еще сбросила скорость. Здесь асфальт в последний раз укладывали лет десять назад, и дорога местами напоминала проселочную. Колея была разбита до такой степени, что «Жигули» несколько раз царапали днищем острую горбушку замерзшей грязи. Бледно-желтые снопы света от фар переваливавшихся с боку на бок автомобилей то втыкались в дощатые ворота с почтовым ящиком, то высвечивали припорошенный снегом сортир, похожий на пенал, то брали в вилку унылые группки тощих берез, напоминавших компанию воспитанников приюта, посланных начальством к дороге нищенствовать. Теперь обе машины от силы делали двадцать километров в час, и лучшей возможности остановить беглецов блюстителям закона могло не представиться.
Лена взвела курок и, опустив стекло до отказа, высунула наружу пистолет. Кругляк, сжав зубы, изо всех сил пытался вести машину ровно, чтобы сержанту было легче целиться. В темноте салона полыхнуло, по ушам ударил звук выстрела, а в воздухе поселился осязаемый сладкий запах пороховой гари.
– Не сметь стрелять! – вдруг раздался с заднего сиденья истошный голос старика Савельева, про которого с начала погони милиционеры забыли. – Это мафия. Вы в них из пистолета, а они в вас из автомата или бомбой шарахнут! А я жить хочу! Не сметь больше стрелять!
Грохот «Макарова» вывел пенсионера из состояния ступора. Савельев перегнулся через спинку сиденья и, отчаянно заверещав, попытался перехватить у Кругляка руль, чтобы не позволить тому довести до конца сопряженную со смертельным риском игру в догонялки.
Езда на большой скорости по узкой, с крутыми подъемами и спусками обледеневшей дороге уже сама по себе являлась для старика тяжким испытанием. Выстрел же сержанта окончательно его доконал.
Все события дня, свидетелем которых ему довелось стать, начиная с явления в комнате покойного Ауэрштадта, грохотавшего цепями и ругавшегося грубым голосом призрака, и кончая погоней и стрельбой, перемешались у старика в голове. Они сформировали в его сознании отрицательно заряженный энергетический сгусток и лишили его способности здраво оценивать ситуацию.
– Прекратить стрельбу, остановить машину! – кричал на высокой ноте Савельев, цепляясь крючковатыми, как птичьи когти, пальцами за плечи, шею и руки старлея.
Сержант Лена Тарабрина не сумела быстро нейтрализовать источник опасности, обрушившейся на них с тыла. Руль уже не находился в безраздельной собственности Кругляка. Старший лейтенант нажал до упора педаль тормоза и последним усилием развернул «Жигули» мотором к обочине. «Девятка» дернулась, выскочила из колеи и застыла как вкопанная перед покосившимся деревянным забором, осветив фарами его почерневшие от времени и непогоды косо прибитые доски. Мотор сразу же заглох, и установилась непривычная тишина, поскольку Савельев, как только машина замерла на месте, мгновенно впал в апатию, сходную с состоянием летаргии или каталепсии. Можно было подумать, что и не он вовсе завывал здесь минуту назад, а какая-то иная, потусторонняя сила. Сквозь боковое стекло машины видно было, как в отдалении беспорядочно шарят по сторонам дороги лучи фар «Мерседеса», практически вырвавшегося из заповедной зоны Первозванска.
– Ну что, Ленок, не довелось тебе увидеть нынче привидений? – усталым голосом спросил Кругляк, доставая дрожащей рукой сигарету и чиркая колесиком зажигалки. – Не горюй. Ты назад посмотри. Чем тебе Савельев не нравится? Уж как он тут выл, как царапался, как за горло хватал – нечистая сила, да и только.