Текст книги "Две тайны Аптекаря"

Автор книги: Ирина Трофимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Директору музея изящных искусств нравилось предаваться мечтам. На работе он то и дело улыбался, и все сотрудники обратили внимание на то, что он стал лучше выглядеть и меньше потеть. Музей по-прежнему оставался в центре культурной жизни города, принимал престижные выставки, вывозил свои экспонаты в другие страны и был отмечен министром за особый вклад в воспитание подрастающего поколения.

Господин Лунц чувствовал себя невероятно уверенно. Похожий на ртуть Серж Кислый не подвел, и кентавр с птичьим ликом вернулся на изящный постамент в оговоренный срок, предварительно побывав в руках придирчивых музейных экспертов, как и было положено после плановой реставрации. Господину Лунцу в тот день хотелось скакать по музейным лестницам вприпрыжку, не скрывая восторга от того, как же ловко ему удалось обвести всех вокруг пальца. Он совершенно позабыл свой страх и даже стал заводить в самых разных кругах смелые разговоры о подделках и копиях. «Что за времена, – сокрушался он на экспертных советах в академии, – всем ведь известно, что тридцать процентов международного рынка искусства нынче – подделки, да, господа, подделки». «Сколько существует искусство, столько существуют подделки!» – провозглашал он на лекции перед студентами. «Да будет вам известно, что сам великий Микеланджело сделал однажды копию с греческой статуи, закопал ее в землю, чтобы состарить, а потом продал одному любителю древностей, выдав за античную», – рассказывал он любопытным детям, которых родители приводили в музей на воскресные занятия. Эксперту из Амстердама он припомнил, как его коллеги посчитали подделкой подлинник «Головы крестьянки» Ван Гога и оценили его в восемьдесят семь долларов, выставив на заштатный аукцион, где его с радостью купил какой-то японец. А однажды на крупной международной конференции директор музея и вовсе вступил в жаркую дискуссию с одним искусствоведом о том, что хорошо выполненную подделку невозможно распознать, даже прибегая к самым современным методам исследований.

О проданной картине господин Лунц старался не вспоминать, потому что от этих мыслей начинало неприятно сосать под ложечкой, даже когда он снимал со счета крупные суммы. Он запрещал своей совести просыпаться и строго говорил себе, что поступил правильно и свои решения он должен уважать. Как настоящий мужчина. Но, оставаясь директором музея изящных искусств, он, проходя по одному из залов своего музея, всегда смотрел на место между колоннами, где могла бы висеть картина, улетевшая за океан. Он знал, что никогда и никому не сможет рассказать, как примерял ее на эту стену и как у него тогда закололо сердце.

Через несколько дней за завтраком в гостиничном номере господин Лунц смотрел новости канала Си-эн-эн, быстро переключившись с канала Эм-ти-ви, пока прекрасная нимфа принимала душ. В одном из сюжетов новостей на экране появился сияющий от счастья мэр большого американского города, улыбаясь знаменитой голливудской улыбкой и повторяя слова благодарности от имени горожан и всего народа Америки. А потом камера взяла крупный план, и господин Лунц выплеснул на свои серые брюки с тонкой полоской сразу весь кофе из маленькой чашки. За спиной у мэра стояла картина. Та самая. А голос за кадром рассказывал об удивительном поступке одного очень состоятельного и при этом образованного, тонкого и прекрасного человека, мецената, который приобрел на тайном аукционе шедевр мировой живописи, давно считавшийся потерянным, и вместо того, чтобы любоваться им в своей спальне, передал в дар городу. Да что там городу – всей Америке. Всему миру.

У господина Лунца снова закололо сердце. Но он довольно быстро смог взять себя в руки. Ему не о чем волноваться. Львович был надежным человеком, и его люди гарантировали полную конфиденциальность, так что ни один сыщик не смог бы размотать клубок, ведущий от заокеанского аукциона под пол депозитария музея изящных искусств. Господину Лунцу абсолютно ничего не угрожало.

Разве что одна маленькая деталь. Зрительская аудитория канала Си-эн-эн составляла чуть более миллиарда зрителей. Господин Лунц был не единственным, кто видел тот выпуск новостей.

Часть девятая

«Райская птица искушает и не стыдится. За это она заплатит».

– Вот, пожалуйста! Я же тебе говорила! Мне кто-то всё время шлет какую-то чушь! – Я показала Марте телефон. – Может, это один и тот же человек? И фотография, и ворона, и это…

Мы сидели у меня в мастерской. Я пыталась работать, а Марта пыталась меня успокаивать.

– Действительно, чушь… А другие сообщения про что? Много их было?

– Да тоже какая-то ерунда про птиц, про гнезда! Приходили раза три. Я их сразу стерла.

– Вот это ты зря, – вздохнула Марта. – Чем больше у нас доказательств, тем лучше. Надо наскрести что-то, чтобы в полиции нас не послали. А по номеру ты звонить не пробовала?

– Пробовала, там никто не ответил.

Я снова развернулась к картине.

– Прекрасная всё-таки вещь, – сказала Марта. – Хорошо, что я сразу дала Александру твой телефон.

– Да-да, спасибо… Это наверняка один и тот же человек! Сообщения всё время про птиц, и в окно мне кинули ворону!

– Но на фотографии-то птиц нет. Тебе надо отвлечься. Мы что-нибудь придумаем. Когда уже придет этот твой Марк?

Он позвонил мне этим утром. Я не удержалась и расплакалась. Он испугался, стал расспрашивать, что случилось, и пообещал приехать, как только получится.

– Обещал пораньше. Но он на работе, – сказала я, и тут зазвонил телефон.

– Это, наверное, как раз он, – предположила Марта, но в трубке раздался бархатный голос Аптекаря.

– Как вы живете, милая барышня? – осведомился он. – Не знаю, станете ли вы со мной разговаривать после нашего сумбурного расставания. Прошу вас, простите меня. Я хотел позвать вас в гости. Клятвенно обещаю, что на этот раз вам не придется ретироваться впопыхах. Приезжайте на чай и приятную беседу, я хочу загладить свою вину. Что такое… я всё время виноват перед вами. – И он засмеялся.

Судя по всему, настроение у Аптекаря было прекрасным, чего никак нельзя было сказать о моем.

– Простите, Аптекарь, но я не могу. И в ближайшие дни не смогу. У меня много дел и… И у меня неприятности…

– Что такое? Человек, который испортил вашу фотографию, продолжает досаждать?

– А откуда вы знаете? – насторожилась я.

– Я не знаю, – спокойно сказал Аптекарь. – Я просто позволил себе предположить.

– Тот ли это человек или другой, пока непонятно, но… в общем, простите, но я пока не смогу.

– Спасибо, что вы так честны. Я слышу, как вы расстроены, и очень надеюсь, что скоро всё успокоится. Если вы вдруг поймете, что нуждаетесь в моей помощи или просто вам захочется чаю и сладкого, то приезжайте. Только сначала звоните.

– Хорошо, спасибо. Но у меня нет вашего номера, а когда вы звоните, он не определяется.

Аптекарь продиктовал мне номер, и мы попрощались. Не успела я закончить разговор, как на меня буквально набросилась Марта.

– Аптекарь?! Это еще кто такой? Давно ли ты водишь дружбу с фармацевтами? Почему я ничего не знаю?

– Он не фармацевт, Марта, – отмахнулась я. – Он – Аптекарь. Да и вообще – долго рассказывать. Просто знакомый. Случайный. Хотя, наверное, не совсем случайный. Но в любом случае сейчас мне не до рассказов.

– А вот и нет! – подскочила Марта. – Рассказывай немедленно! Я не посторонний человек, я твоя самая близкая подруга! Ношусь с тобой всю ночь, бросаю детей, чтобы убирать у тебя тут твои поломанные фикусы и дохлых ворон, а как дело доходит до ценной информации, так тебе, видите ли, не до рассказов! Ты понимаешь, что сейчас важна каждая мелочь? Кто он такой?

Я поняла, что она не отстанет, пересела в кресло и рассказала ей всё в деталях. И про картину. И про копию. Марта слушала, затаив дыхание и не сводя с меня глаз. Когда я закончила, она вскочила со стула и стала ходить по комнате.

– Так чего ты удивляешься? Всё же понятно!

– Что понятно?

– Что это он тебя пугает! Всё сходится! Как ты могла не догадаться? И почему ты мне сразу ничего не рассказала? Ничего себе знакомые у тебя!

– Зачем ему меня пугать? Он милый человек.

– Милый? Допустим. Но я тут услышала пару минут назад, что у этого миляги на стенке висит кое-что, принадлежащее мировой общественности. Висит себе, и никого это не смущает. Потому что никто не в курсе. И цена вопроса – всего-то пара миллионов евро. Или сколько, пара десятков миллионов?

Я пожала плечами.

– Понятно, – покосилась на меня Марта. – Твои бестолковые мозги отказали тебе в самый неподходящий момент и не притормозили твой шустрый язык, когда он заявил милому хозяину, что ты его раскусила.

– И он решил меня запугать?

– Думаю, да. Как минимум. И, скорей всего, это еще просто разминка, имей в виду. Потому что ему есть за что бояться, и вполне в его интересах довести тебя до дурдома, чтобы тебе потом никто не поверил о твоих видениях у него дома. Вот зачем он сейчас звонил?

– Просто позвал меня к себе на чай. В гости. В прошлый раз к нему кто-то пришел, и мы не успели…

– И зачем, по-твоему, он на самом деле тебя зазывает? Ради чайных церемоний? Очнись! Ему просто надо выведать о тебе как можно больше. О тебе и у тебя. И понять, не заложила ли ты его правоохранительным органам или еще кому-нибудь. Он выясняет, на что ты готова пойти и как на тебя воздействовать. Ему надо тебя контролировать! Что ты ему уже успела разболтать?

– Ничего особенного. Мы просто разговаривали. Он очень интересный, он необычный… Тебе нужно с ним познакомиться, он бы тебе понравился!

– Нет уж, я лучше побуду на расстоянии, у меня, знаешь ли, дети, не хватало мне еще неприятностей. Не понимаю, как ты могла позволить так заморочить себе голову!

– Но если это он, то как он узнал, где я живу?

– Агата, а что тут сложного? У нас так много реставраторов, которые работают с материалом такого уровня? Ты же сама ему объявила, что это твоих рук дело!

– Ой! Я же оставила ему визитку. Там, конечно, нет домашнего адреса, но…

– Найти человека по имени – минутное дело! А уж для него, я думаю, это вообще не вопрос, если он может позволить себе приобрести то, что некоторые страны покупают в складчину. Наверняка когда ты выходила от него в первый раз, к тебе уже была приставлена парочка детективов.

Мне стало страшно. Предположения Марты вполне могли оказаться правдой.

– И что мне теперь делать? Сказать ему, что я знаю, что это он? Пригрозить полицией?

– Ты совсем с ума сошла? Тебе надо делать вид, что вы по-прежнему лучшие друзья. Но параллельно мобилизовать все силы, чтобы быть готовой, когда он решит нанести следующий удар!

Раздался звонок в дверь, и мы обе подскочили от неожиданности.

– Посмотри в глазок! – крикнула Марта мне вдогонку.

Марк сразу ворвался в дом и кинулся меня обнимать. Я была так рада, что он пришел, как будто могла спрятаться за ним от всех страхов, которые так назойливо преследовали меня все эти дни.

– Ну, как ты? Это я виноват, не надо было пускать тебя одну. Ты сильно испугалась? Что у тебя тут? Где ворона?

– Ворону уже похоронили с почестями. – В коридоре появилась Марта. – Как летчика-космонавта. Я полагаю, вы Марк?

– Да, здравствуйте. – Марк шагнул к ней и протянул руку. – А вы Марта. И… – Он замялся. – Мне кажется, мы с вами встречались, я вас помню.

Марта тоже смотрела на него изучающее, склонив голову набок:

– Пожалуй, вы правы, – сказала она, – я вас тоже где-то видела, но вот где, никак не припомню.

– А я уже вспомнил! Я архитектор, у меня фотографическая память, я запоминаю картинки. Когда нужно и когда не нужно. Но это очень удобно, друзья всё время злоупотребляют. А с вами мы виделись в Италии, вы ведь тоже были на семинарах у маэстро Серачини?

– Что вы делали на одном семинаре? – удивилась я.

– Точно! – вдруг оживилась Марта. – Я вас припоминаю!

– Архитектура – это тоже искусство, – с назидательным видом сказал мне Марк. – Вот его мы там и изучали.

– Надо же, вот это да! – Марта продолжала радоваться. – Но я вас так плохо помню, вы ведь всё время уходили сразу после занятий?

– Зато я вас запомнил очень хорошо, вы сидели всегда впереди меня, через два ряда, и слева, наискосок. У вас был яркий плащ, и… вы всё время что-то ели. Так вкусно ели, что у меня тоже просыпался аппетит, когда я на вас смотрел.

– Да уж, это точно про меня! – расхохоталась Марта.

– Поэтому я вас и запомнил. Вы были такая красивая, но не зацикленная на себе, а я это очень ценю в людях. И еще вы шутили и задавали смелые вопросы.

– А у Серачини была секретарша, помните? – подхватила Марта. – Такая въедливая старушка со смешной фамилией…

– Квазиброди!

– Да! Она еще нас боялась, говорила, что все русские – мафия!

– Послушайте! – вмешалась я. – Я бесконечно рада вашему воссоединению, но хотелось бы напомнить вам про мое крайне нервное состояние.

– Ой, – неожиданно спохватился Марк и, ни слова не говоря, выбежал за дверь.

Мы с Мартой остались в полном недоумении, но он тут же вернулся с букетом из пяти розовых роз, одна из которых была сломана.

– Прости меня! Представляешь, эта твоя нервозность, видимо, перекинулась на меня, я доставал цветы из машины и сломал один… Дверцей… Но мы сейчас вставим ей в стебель иголку и замотаем ее скотчем! Я умею, у меня был друг, хозяин цветочного магазина!

Марта опять стала хохотать. Он был такой искренний и трогательный, что я бы не смогла на него рассердиться, переломай он хоть все эти розы.

– Спасибо! – Я поцеловала его в подставленную щеку. У него была мягкая светлая щетина. Мне понравилось.

– Пойдемте на кухню, чего-нибудь выпьем, – предложила моя радушная подруга.

– Или съедим, – подмигнул ей Марк.

– Да-да! Со времени итальянских семинаров я не сильно изменилась.

– А давайте не ходить на кухню, – тихо попросила я. – Меня как-то не очень туда тянет после происшествия с птицей. Может, вы согласитесь посидеть со мной полчасика в мастерской, мне там нужно кое-что быстренько доделать, а потом мы все вместе куда-нибудь сходим, поедим и выпьем?

– Может, тебе не стоит сейчас работать? – заботливо спросила Марта. – Может, лучше как-то отвлечься, пройтись? Работа никуда не убежит. Разве тебе сейчас до нее?

– Мне как раз до нее! Мне так нравится эта новая картина, просто невероятно! Она так меня успокаивает. Это просто спасение, что у меня сейчас оказался этот заказ. Спасибо тебе еще раз!

– У тебя новая картина? – заинтересовался Марк.

– Да, ты еще не видел. Пойдем, я тебе покажу. Королевская охота с потрясающим терапевтическим действием. Я в ней прячусь от страха, представь себе.

Мы пошли в мастерскую, и Марк долго восхищался королевской охотой. Причем, подозреваю, делал он это исключительно, чтобы хоть немного поднять мне настроение. Пока я расчищала запланированный на сегодня кусочек, Марта и Марк живо обсуждали итальянские семинары, а потом перешли на общих знакомых. Под их болтовню мне прекрасно работалось, и я, наконец, почувствовала себя в безопасности. Когда я закончила, Марта вдруг предложила:

– А пойдемте в бассейн! Мы же всё равно на днях собирались. Сходим в сауну, сделаем массаж. Ну, если не хотите, то просто поплаваем.

– Я не против, – сказала я. – А потом можно пойти в наше кафе, там так уютно. Марк, ты любишь плавать?

– Вообще-то я не самый лучший пловец. – Марк почесал затылок. – Но ради вас я готов даже на бассейн. Постараюсь никого там не утопить, только всё же на всякий случай держитесь от меня подальше.

– Пойдемте! – Марта пришла в восторг от собственного предложения. – Всё равно я пристроила детей на весь день, так почему бы не устроить полноценный выходной?

– Дети – это прекрасно, – сказал Марк. – Я люблю детей. Но, честно говоря, не думаю, что когда-нибудь отважусь завести собственных.

– Почему? – поинтересовалась я. – Боишься ответственности?

– Дело не в ответственности, – ответил он. – Дело в любви. Эго такое сильное чувство, что никогда не знаешь, что она с тобой сделает…

Удивительно, как разные вещества могут влиять друг на друга и создавать что-то совершенно неожиданное, оказавшись вместе. Даже если заранее на сто процентов уверен в результате, он всё равно каждый раз поражает.

С людьми то же самое. Они не просто так оказываются вместе, они не просто так даются друг другу. Надо слушать себя и быть внимательным к знакам, они повсюду, надо только уметь видеть.

Кто-то нужен вам, потому что без него вы не станете таким, каким вы нужны самому себе, чтобы начать любить себя и уважать. Кто-то будет рядом долгие-долгие годы, чтобы досаждать, раздражать, унижать, провоцировать, пока вы не накопите критическую массу и не сделаете рывок, и только потом, оказавшись на вершине, испытаете благодарность и станете искренне желать ему счастья.

Люди, которых мы любим и которые так долго нам не даются… Самые близкие люди, которые даются нам маленькими, чтобы мы сделали их взрослыми и никогда не знали, как же правильно на самом деле, и носили их всю жизнь в своем сердце вместе с тонкой пронзительной болью.

Лжецы, которым мы доверяем, пока рядом вдруг не окажется нужный элемент, который окрасит всё правильным цветом и сделает всё очевидным.

Холодные люди, на которых мы тратим столько тепла, бесконечное множество сил, бьемся и отдаем столько важного, пока не поймем, что они просто холодные люди, такова их природа. Они – как кусок металла, и если продолжать греть его, он оставит клеймо, вот и всё.

Но есть люди, которые могут прийти неожиданно, хотя вы и предчувствуете их появление. Люди, которые очень нужны вам, потому что без них формула вашей жизни будет неполной. Они могут появиться совсем ненадолго, но вкус от их появления останется в вашей жизни навсегда. Иногда помощь нужна им самим, но, спасая их, вы обретете самого себя. Они придут вовремя. Они как катализатор, который никогда не изменится, какую бурную реакцию он бы ни вызвал. Или как инициатор, который наконец-то всё сдвинет.

Люди как элементы, элементы как люди. Совокупность атомов, привычек, характеров, чувств и эмоций. Люди думают, что они разные. Люди думают, что многое им не под силу, потому что тот, кто им нужен, далеко. Они ошибаются. Всё возможно. Все элементы окажутся вместе. «Эль». «Эм». «Эн»… А потом «Т» – и точка.

Часть десятая

Тот человек появился неожиданно. Господин Лунц продолжал безмятежно пребывать в роли бесконечно счастливого и всемогущего доброго волшебника. Никогда он не чувствовал себя так прекрасно и так уверенно. Он ни на что не согласился бы променять свое нынешнее состояние, даже если бы ему предложили вернуться во времени лет на двадцать назад. Кому нужна молодость, когда ты всё время сомневаешься, когда за каждую ерунду приходится разбиваться в лепешку и постоянно кому-то что-то доказывать. Никогда еще работа не приносила господину Лунцу столько удовольствия, никогда он не был настолько доволен собой. Да что там работа. Ему казалось, что жизнь, наконец, решила прекратить испытывать его силы и повернулась своей самой радужной стороной.

Когда Артемида положила ему на стол это письмо, директор музея был в самом прекрасном расположении духа. Он просматривал почту и подумывал, не купить ли для жены поездку в Париж. Чувство вины иногда начинало зудеть у него где-то в затылке, а подобный приятный сюрприз для супруги утихомирил бы его на пару месяцев. Письмо лежало в фирменном конверте одной известной нефтяной компании, и господин Лунц взял его в руки, с аппетитом причмокнув, потому что руководство подобных компаний иногда вдруг проявляло к музею неожиданную спонсорскую щедрость, желая добавить благородных черт своему алчному имиджу. В письме оказалась масса лестных слов в адрес лично господина Лунца и просьба о проведении некоей консультации. Обычно господин Лунц не оказывал подобных услуг, но на этот раз ему понравилась фраза о «достойном вознаграждении», которая повторялась в тексте несколько раз. Директор музея засомневался, повертел письмо в руках, потом помахал им, держа перед собой веером, потом еще раз перечитал адрес отправителя, поковырял ногтем почтовую марку и отложил конверт в сторону. Он как раз намеревался погрузиться в отчет отдела международных связей, но тут зазвонил телефон.

– Алло-о-ой, – пропела ему в ухо белокурая нимфа, и господин Лунц облегченно вздохнул: она не всхлипывала и не кричала, то есть сумма, о которой могла зайти речь, не оказалась бы космической. – Мой сладкий помидорчик, ты на работе? Я очень соскучилась.

«Значит, и машина цела», – снова порадовался господин Лунц.

– Да, на работе. Я тоже, – сказал он, прикрыв трубку ладонью и покосившись в сторону двери, за которой несла неусыпную вахту верная Артемида.

– Ой, раз ты работаешь, тебе, наверное, не надо мешать… – Нимфа продолжала удивлять здравомыслием.

– Что случилось, солнышко? – осторожно поинтересовался господин Лунц.

– Я просто хотела спросить, как ты. И посоветоваться…

– Конечно, милая. Я тебя слушаю. Ты всё-таки решила сходить в институт на занятия?

– Не-ет… – замялась нимфа, но моментально сориентировалась. – То есть да, конечно же, я непременно схожу. Мне уже дали конспекты, я их почитаю. Но я хотела посоветоваться про другое, помидорчик. Тут такая…

Она загадочно замолчала, что было совсем некстати, потому что Артемида как раз зашла сообщить господину Лунцу, что с ним хочет встретиться главный бухгалтер.

– Что там такое? – быстро спросил Лунц. – Кофточка? Юбочка? Говори скорее, мой ангел, у меня правда очень много работы.

– Вообще-то квартирка, – выдохнула нимфа и заговорила быстро-быстро, не давая директору музея изящных искусств опомниться и вставить хоть слово. – Такая хорошенькая квартирка, прямо на набережной! Там окошки и вид на реку. Так уютненько, и гардеробная есть, и такие встроенные шкафики…

– Но у тебя же есть квартира. – Господин Лунц постарался сдержаться, но на всякий случай достал клетчатый платок. – Твой папа купил тебе замечательную квартиру. И шкафиков там достаточно.

– Да, но сейчас мы с тобой стали встречаться чаще. И у нас же теперь всё по-серьезному. Ведь правда?

Нимфа была не так глупа. Она прекрасно знала, как надо действовать и какие аргументы сработают беспроигрышно.

– Мы попозже поговорим, солнышко, – сказал директор музея, сделав глубокий успокаивающий вдох. – Я позвоню тебе, как только смогу.

Он положил трубку, кивнул Артемиде, чтобы та звала посетителя, и снова взял в руки конверт. Телефон зазвонил снова.

– Да! – рявкнул господин Лунц.

– Ты не сказал мне, что меня любишь… – Господин Лунц знал этот тон. – Нет, если у нас всё не серьезно, то я останусь в квартире, которую купил папа. Но тогда мне придется, как раньше, и денег просить у папы, и слушаться папу, и обо всём папе рассказывать…

– Милая, я перезвоню тебе, и мы всё обсудим. Не сейчас, пожалуйста. Я очень занят. – Лунц стал наливаться красным цветом, но при этом изобразил самую милую улыбку для появившегося в дверях бухгалтера.

– А ты ведь не хочешь, чтобы я обо всём рассказывала папе, да, мой помидорчик? Потому что я если начинаю рассказывать, то очень подробно всё рассказываю, папа всегда учил меня, что врать ему нельзя, ни в коем случае.

– Прошу тебя, подожди полчаса, я перезвоню тебе, у меня сейчас посетитель.

– Ну зачем полчаса, помидорчик, ты же скажешь мне да, ведь да?

– Да! – прошипел в трубку директор музея изящных искусств, про себя нещадно ругаясь самыми скверными словами, какие он только знал.

Аппетиты нимфы не давали ему расслабиться ни на минуту.

Как ни странно, представитель компании, с которым господин Лунц связался по номеру, указанному в письме, назначил встречу для консультации не в их офисе, расположенном в самой дорогой и престижной части города, а в заурядном кафе в отдаленном районе. Но, как известно, у людей с большими деньгами случаются и большие причуды. Так что директора музея это решение не сильно удивило.

Господин Лунц приехал в кафе чуть раньше и занял место за столиком в зале, отведенном для некурящих посетителей, который, однако, тоже тонул в пелене табачного дыма. Зал для некурящих в этом заведении отделяла от зала для курящих лишь символическая ширма. Лунц заказал себе полезный для здоровья зеленый чай и стал ждать таинственного нефтяного магната. По телефону тот сказал, что сам подойдет к нему, потому что «не узнать директора музея изящных искусств может только самый необразованный и отсталый человек в городе».

Когда незнакомец, наконец, подошел к столику господина Лунца и назвал его по имени, тот насторожился. Нефтяной магнат, которому требовалась консультация в области искусства, был одет весьма странно – в темно-зеленую мешковатую походную куртку, штаны с лампасами и спортивную шапочку, низко надвинутую на глаза. У него была окладистая борода, а довершали картину очки с зеленоватыми мутными стеклами.

– Я присяду, – сказал он, уселся на стул напротив, достал из кармана пачку дорогих сигарет и закурил, стряхивая пепел в горшок с пыльным пластиковым цветком. Господин Лунц осторожно отодвинулся подальше и сказал негромко, но твердо:

– В этом зале не курят.

– Да ты что! – хмыкнул странный тип и подвинулся ближе. – Вот спасибо, теперь буду знать. Может, поучишь меня еще каким-нибудь истинам, а, Лунц? Здесь не курят, коровы не летают, а директора музеев не крадут чужого. Да?

Он наклонился совсем близко, снял очки, и господин Лунц почувствовал, как у него перехватило дыхание, а неудобный стул вдруг куда-то поплыл из-под его увесистого зада. Он был абсолютно уверен, что всё это ему мерещится, но всё равно смог назвать привидение по фамилии:

– Шклярский… – тихо сказал он.

Его визави снова надел очки, выпустил ему прямо в лицо струю дыма, кивнул и с довольным видом откинулся на спинку стула.

– Привет, Лунц, – сказал он. – Ну, раз узнал, то давай беседовать. Беседа у нас с тобой будет долгой и занимательной. А то я смотрю, ты не на шутку тут освоился. Рассказывай, когда и зачем ты полез в депозитарий.

Господин Лунц достал клетчатый платок, вытер бусинки пота на лысине, а потом на всякий случай на несколько секунд зажмурился и снова открыл глаза. Это не помогло. Всё осталось на своих местах. Напротив него сидел Иосиф Шклярский. Бывший директор музея изящных искусств. Собственной персоной.

Часть одиннадцатая

Как хорошо, когда рядом есть человек, которому доверяешь. С которым не страшно. Откуда в нас появляется уверенность в людях?

Я любила придумывать себе людей. Меня всегда интриговали незнакомцы, я любила фантазировать о том, какие они на самом деле. Придумывать и фантазировать стало моим главным хобби. Я никогда не скучала в очереди или если мои друзья опаздывали на встречу, а я дожидалась их в кафе. Я находила взглядом какого-нибудь мужчину или женщину и придумывала их историю. Я сочиняла им характеры, привычки, рассказывала себе, чем они занимаются, как живут, что любят, как выглядит их автомобиль, как зовут их кота или собаку. Сочинять про мужчин было проще, женщины гораздо чаще притворяются кем-то, кем на самом деле не являются. Если я работала и рядом никого не было, то придумывала истории про людей на картинах. Я как будто поселялась там вместе с ними, и это было так прекрасно – как будто у меня одновременно было несколько жизней.

Я придумывала себе Марка, и он оказывался именно таким, каким я только что рисовала его у себя в голове. Мы встречались почти каждый день, а если не получалось увидеться, то часами говорили по телефону. Про всё, что было, есть, будет, про всё, что приснилось или вспомнилось. Про детство, про старость, про людей и кино. Мы едва успевали расстаться, как начинали скучать друг по другу. Я была влюблена. Мне всё время было его мало, я хотела еще и еще, чтобы он подпустил меня ближе и впустил дальше. Но он хитрил. С одной стороны, рассказывал мне очень личные истории, о том, как был маленьким, о детских обидах, о том, за что ему стыдно. Он рассказывал об интригах на работе и называл своими именами и события, и людей. Он был невероятно заботлив и нежен, но при этом всё время как будто держал невидимую, но явно ощутимую дистанцию. Явно раскусив мою охотничью природу, водил меня за собой, оставляя запутанные следы. С ним никогда не было скучно.

Марте он ужасно понравился сразу, с той первой встречи, когда оказалось, что они знакомы. С тех пор мы сходили вместе в бассейн, в наше любимое кафе и на выставку знакомого скульптора, где Марк и Марта хихикали, как старые подружки, и с удовольствием перемывали всем косточки. Я не ревновала – он всё время держал меня за руку.

– Видишь, как тебе повезло! – заключила в тот день Марта. – Господь никогда не делает подарки просто так. Да, у тебя в жизни начались какие-то странности, но зато наконец-то попался отличный парень.

Я не могла с ней не согласиться.

Когда он был на работе и мы не могли говорить по телефону, он присылал мне сообщения. О том, что он соскучился. И о том, что я волшебница, потому что могу управлять временем: без меня оно тянется бесконечно долго, а со мной пролетает так стремительно. Я улыбалась телефону.

Мы проводили вместе так много времени, но меня ничего не раздражало, мне не приходилось подстраиваться, хотя мы с Марком всё-таки были довольно разными. Я не слишком много времени уделяла порядку, а он, как только садился в мою машину, начинал собирать разбросанные фантики и протирать пыль. Правда, всегда говорил при этом: «Не обращай внимания, у меня пунктик, но он безобидный».

Меня смущало только одно. Мы встречались уже пару недель, но до сих ни разу даже не поцеловались. Но я убеждала себя, что это даже здорово, когда трепет предвкушения длится подольше.

Как-то мы гуляли по набережной, я шла по невысокому парапету, а он придерживал меня за руку. Я чувствовала себя подростком, громко смеялась его шуткам и изображала артистку цирка. Потом мы заспорили, в какое кафе пойдем ужинать, и я предложила:

– Послушай, зачем нам куда-то идти? Давай сегодня поедем ко мне, я быстро что-нибудь приготовлю, и мы поужинаем у меня в оранжерее? Давай?

– В оранжерее? – переспросил он. – У тебя дома?

– Ну да. Откроем окна, уже тепло!

Марк замялся.

– В чем дело? Тебе у меня не нравится? – Я остановилась, чтобы увидеть его глаза.

– Нет-нет, – быстро ответил он. – Просто я думал… Прости, я не хочу тебе это снова напоминать.

– Ты про ворону?

– Если честно, да. Я думал, тебе после этого не хочется быть дома, особенно в оранжерее. Тебе там не страшно? Вдруг ты боишься…

– Спасибо тебе! – Я спрыгнула на землю и поцеловала его. – Спасибо, что ты беспокоишься. Но с тобой мне ничего не страшно. И потом, вы все меня убедили, что это могла быть просто случайность. Там уже поменяли стекло на какое-то сверхпрочное. Теперь оно выдержит, даже если вместо вороны на него упадет кирпич.