Текст книги "История, рассказанная в полночь"

Автор книги: Ирина Сербжинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Что, например?

Мейса мечтательно возвел глаза к потолку.

– Вот бы, к примеру, попробовать создать иллюзию на защищенной от магии территории. А? Давно об этом подумываю. Как думаешь, получится или нет? Такого еще ни один мастер видений не делал!

Куксон сурово сдвинул брови:

– На защищенной территории?! Ты подобные мысли из головы выбрось! Если его милость про это узнает, тебя в тот же момент…

Он многозначительно посмотрел на Мейсу.

– Понимаешь, о чем я? Ты поосторожней тут, в Лангедаке. На рожон не лезь!

– Само собой, – откликнулся Мейса, однако в глазах его мелькнула смешинка. – Буду сидеть тише воды, ниже травы, как гоблин в засаде.

– Опять ты за свое! «Гоблин»… скажи лучше, заклинания покупать будешь? С деньгами, я так понимаю, у тебя сейчас негусто?

Куксон бросил короткий взгляд на узкий кожаный ремешок на руке Мейсы. Простенький браслет украшала парочка потертых серебряных накладок в виде треугольников. Людям, далеким от магии, ни количество накладок, ни узор на них почти ничего не говорили, однако Куксон наметанным глазом мгновенно определял сколько заклинаний и по какой цене приобрел маг. Тут и ясновидцем быть не надо: если заклинания куплены недорогие, стало быть, и денег у владельца браслета в обрез.

Куксон сдвинул колпак и почесал в затылке.

– Ох, уж мне эти новшества, – неодобрительно пробормотал гоблин и поджал губы. – Ох, уже эти мне перемены…

…Гильдию магов Лангедака последние сто лет возглавлял маг по имени Хронофел. Он происходил из богатой семьи, в свое время сколотившей солидный капитал на торговле стеклянной посудой, и Куксон частенько размышлял: каким образом в почтенное торговое семейство умудрился затесаться чародей, от которого магические способности передались Хронофелу? Не иначе, как дело в прабабке. Редкой красоты была девица, потому и замуж удачно вышла: из скромной семьи дровосеков прямиком в богатый дом попала.

Как бы то ни было, оказавшись во главе Гильдии, Хронофел тут же всем показал, что такое настоящая деловая хватка. Магия, заявил он, точно такой же товар, как и все остальное, стало быть, можно ею торговать и наживать денежки. Начал потихоньку, да полегоньку: сперва цены на оказание магических услуг повысил, а вскоре, поднаторев в торговых сделках, и еще кое-что придумал.

Отныне, заявил он во всеуслышание, все выпускники школы магии должны выкладывать деньги не только за лицензию на право заниматься ремеслом, но и за заклятья, которыми пользоваться собираются. После окончания школы новоиспеченным магам выдадут, конечно, немного простеньких заклинаний, но действительны они будут всего полгода – после этого будь добр, покупай заклинания за денежки. А если попадешься на том, что неоплаченные заклятья используешь – не обессудь! И лицензии пожизненно лишиться можешь и всех своих магических способностей – как врожденных, так и благоприобретенных.

Так-то вот.

Его милость маг Хронофел, когда дело звонкой монеты касалось, шутить не любил.

Разве что самыми пустяковыми заклинаниями разрешил бесплатно пользоваться, но Куксон подозревал, что и их в самом ближайшем будущем глава Гильдии к рукам приберет.

Шуму-то, шуму сколько это нововведение вызвало! Некоторые чародеи даже королевство покинули в знак протеста.

Остальные же – пошумели и притихли.

С тех пор так и повелось: состоятельные маги покупали самые сильные, самые дорогие заклинания и оседали в крупных городах, устраивались на службу в богатые Гильдии. Те, кто победнее, еле-еле наскребал деньжат на покупку самых простых и дешевых заклятий и отправлялся бродить по королевству, предлагая свои услуги всем, кто мог заплатить, да мечтая попасть на работу в какую-нибудь солидную Гильдию: там частенько оплачивали вскладчину покупку нужных заклинаний для своего мага.

«Кто трудится не покладая рук, того богатство ждать не заставит» – самодовольно говорил Хронофел, когда кто-нибудь из уважаемых всеми чародеев набирался смелости робко попенять на введенные новшества. – «Каждый может сколотить состояние, было бы желание!».

Да, что и говорить: Гильдия, а особенно Хронофел и его приближенные, богатели не по дням, а по часам, а что делать простым магам? Им-то разбогатеть было ой-ой как нелегко…

Гоблин сокрушенно вздохнул.

Может, Хронофел и прав, да только ему, Куксону, частенько доводилось встречать магов с золотыми накладками на браслетах и отмечать про себя, что большинство заклинаний так и оставались неиспользованными: тугие кошельки не делали богачей искусными магами, и работать со сложными заклинаниями они не рисковали.

Гоблин задумчиво взглянул на Мейсу, сидевшего напротив.

Представителей магических рас указ Хронофела не касался, у них собственная магия имелась, людям не подвластная. Глава Гильдии сильно по этому поводу сокрушался: это Куксону доподлинно известно было. Сокрушаться-то сокрушался, однако наложить лапу на магию лепреконов, кобольдов да оборотней пока что остерегался, несмотря на то, что некоторые из них состояли в Гильдии Магии (работа-то всем нужна, магией сыт не будешь).

– Заклинания, гм… – пробормотал Мейса и вздохнул. – Куксон, можешь продать мне в долг заклинание невидимости? Пригодится, если Сабьяна нагрянет.

– В долг? – гоблин сдвинул брови. – Не полагается это… ну да ладно.

Он поднялся из-за стола.

– Но только ты уж постарайся даже невидимым его милости магу Хронофелу на глаза не попадаться!

Мейса усмехнулся.

Лучшего мастера иллюзий во всем Горном королевстве глава Гильдии терпеть не мог: имелись у него на то причины. Кого другого маг Хронофел давно бы в порошок стер, однако с Мейсой его милость держался осторожно: Мейса в родстве с сильфами состоит, а с ними лучше не ссориться. Магия у него своя собственная, в Гильдии он только охранные заклятья покупал да изредка – какие-нибудь особенные, вроде заклинание невидимости.

…Покончив с делами, Мейса направился к дверям, предупредив на прощанье:

– Если не подберешь мне парочку-другую хороших заявок, Куксон, каждый вечер буду терзать тебя видениями карликов, так и знай!

– Что?! – завопил тот. – Только попробуй! Я стражников вызову! Клянусь, вызову или я не гоблин!

Хотел еще кое-чем пригрозить, да Мейсы уже и след простыл.

Оставшись один, Куксон долго не мог успокоиться: тряс головой, сердито бормотал что-то себе под нос, без нужды перекладывал бумаги с места на место. Наконец, взял себя в руки и принялся просматривать заявки, которые хранились в папке «Иллюзии и приятные видения».

Купцы, владельцы караванов, богатые ремесленники – все это были потенциальные будущие жертвы Мейсы. И мысль о том, что скоро кому-то из них придется иметь с ним дело, была способна смягчить даже суровое сердце гоблина.

…Намеревался Куксон до полудня спокойно поработать с бумагами: видит небо, хватало ему на сегодня посетителей, да только иначе вышло. И часа не прошло, как в дверь громко постучали.

Гоблин вздохнул и отложил перо: видно, указ «О взымании повышенной платы за заклинание долголетия» завтра утром писать придется.

Кто там, за дверью?

…Маг Анбаса собственной персоной.

Румяный, золотоволосый, осанистый – писаный красавец. Вот только трещит без умолку, хоть заклинание немоты на него накладывай!

– Приветствую в Лангедаке!

– Благодарю, благодарю, Куксон! Как жизнь, как самочувствие? Здоровье не пошаливает? Хорошо. Скажем прямо, в твоем возрасте, здоровье – это главное!

Куксон поморщился.

При чем тут возраст? Гоблины, как известно, живут долго, и на здоровье никогда не жалуются. А он, Куксон, прекрасно для своих лет выглядит, все это говорят.

– Присядь, Анбаса, – Куксон потянулся за папкой с надписью «Маги. Специализация: „Общеполезные заклинания“». – Ты из Гремучего ручья вернулся? Слышал, чудесная деревенька! Винодельни, говорят, замечательные и летнее ежевичное вино – выше всяких похвал. Как с делом справился?

– Прекрасно, великолепно! – громогласно заверил Анбаса, развалившись на стуле. – Тамошних чародеев легко заткнул за пояс, разумеется. Деревенские олухи, – он пренебрежительно фыркнул. – Вообрази, они даже грамоты толком не знают, заклинания по слогам читают. Хорошо, хоть сообразили вызывать настоящего мага, то есть, меня!

Анбаса сделал паузу.

– Да-да, я слышал, тебе удалось…

– Я, скажем прямо, показал им, как работать надо!

– Это хорошо, Анбаса. Я…

– Очень благодарили потом. Буквально, на руках носили!

– Прекрасно. Теперь послушай меня…

– А в прошлом году помнишь дело Гильдия Ткачей? Что только не пробовали, каких чародеев только не приглашали! Вроде, дельце-то простенькое было: избавиться от моли, пожирающей волшебную шерсть. Ан, никто справиться не мог! Все только руками разводили!

Анбаса хмыкнул.

– Ну, вспомнили, потом, что имеется опытный маг, которому, скажем прямо, нет равных. Уж как просили меня, как уламывали! Я, по доброте душевной, согласился: дай, думаю, помогу, так и быть. Очень меня потом ткачи благодарили. А какие там ткачихи!

Анбаса многозначительно подмигнул гоблину.

– Я бы рассказал поподробней, да только в твои-то годы о ткачихах уже слушать неинтересно, а?

Анбаса громко захохотал.

Куксон поджал губы. Опять он про годы! Право, человеческая бесцеремонность иногда все границы превосходит!

– Вот что, – сухо проговорил он. – Для тебя имеется одна заявочка…

Анбаса оборвал смех.

– Что? Только одна? – негодующе спросил он. – Да ко мне в очередь стоять должны!

– Да-да, – Куксон отыскал в папке нужный лист. – Очередь непременно будет. Ну, а пока – вот тебе небольшое порученьице от Стеклянной Гильдии. Им требуется маг, искусный в общеполезных заклинаниях. Но если ты не хочешь, – Куксон сделал вид, что собирается положить заявку обратно в папку.

– Искусней меня никого нет! – торопливо заверил Анбаса. – Что за порученьице? Сколько заплатят?

Куксон протянул листок.

– Заплатят хорошо. А дело вот в чем… – гоблин почесал кончик носа. – В Стеклянной Гильдии служит один молодой маг…

– У стеклодувов? – завистливо переспросил Анбаса. – Тепленькое местечко. Везет же некоторым! Лучше бы меня взяли. А то какой-то…

Он глянул в бумагу.

– Пичес! Кто это вообще?

– Он в прошлом году школу при нашей Гильдии закончил, – сообщил Куксон. – На самой малой должности в Стеклянной Гильдии трудится. Тоже по общеполезным заклинаниям специализируется.

Анбаса пренебрежительно хмыкнул.

– Не слыхал о нем. Верно, ничего из себя не представляет. А вот я…

– Усердный юноша, зарекомендовал себя неплохо, – возразил Куксон. – Накладывает заклинания прочности на стеклянную утварь, чтобы в дороге не побилась. Товар, как ты знаешь, хрупкий, а везут его иной раз очень далеко.

– Уверен, звезд с неба он не хватает, – язвительно вставил Анбаса. – Прямо скажем, не понимаю, как его в такую богатую Гильдию взяли? Тут трудишься, сил не жалея, а хорошие места каким-то недотепам достаются…

Он горько усмехнулся.

– Пичес – способный маг, – снова не согласился Куксон. – Стеклодувы им очень довольны. Вежлив, образован: все время книжки с собой таскает да жизнеописания знаменитых магов читает.

– И что с ним стряслось, с этим способным магом? – скептически осведомился Анбаса.

Куксон отвел глаза и забарабанил пальцами по столу.

– Он… как бы это тебе сказать… гм… он слегка оплошал с одним из заклинаний. И теперь никак не может устранить последствия. Так что ты разберись, помоги ему.

– Оплошал с заклинанием? – переспросил Анбаса. – Говори прямо, что он натворил? Оторвал себе голову, сравнял дворец Стеклянной Гильдии с землей… кстати, так им и надо, раз не захотели взять меня на службу… наслал мор на всех стеклодувов?

– Какой мор, Анбаса? Говорю же, тихий, вежливый юноша… только увлечение у него имеется: любит заклинания усовершенствовать. Утверждает, что после улучшения они лучше работать будут.

Анбаса вытаращил глаза.

– И много улучшил?!

– Пока ни одного. Всяческие оказии с ним из-за этого происходят. Вот и сейчас…

– Что «сейчас»?

Куксон помялся.

– Он… он вроде как стал слышать, что говорят вещи.

– Вещи? – изумленно переспросил Анбаса. – Как это?! Прямо скажем, никогда о таком не слышал!

Куксон развел руками.

– Говорит, хотел заклятие прочности для стекла и хрусталя улучшить, да что-то у него не заладилось. Теперь предметы с ним разговаривают и Пичес, бедняга, просто сходит с ума от этого. Пытался, конечно, самостоятельно справиться, но не получилось.

Анбаса откинулся на спинку стула.

– Вот что бывает, когда люди берутся не за свое дело, – назидательно проговорил он. – В торговцы ему идти, а не в маги лезть!

Гоблин Куксон промолчал.

– И что стеклодувы? – с жадным любопытством спросил Анбаса, не дождавшись ответа. – Выгнали его взашей, разумеется? Если так, им, вероятно, требуется опытный и сведущий в общеполезных заклинаниях маг? Скажем прямо: если хорошо меня попросят, я так и быть…

– Нет, не выгнали. Стеклодувы прислали заявку на услуги мага и пообещали достойно заплатить тому, кто поможет Пичесу, – сообщил Куксон. – Они за него переживают, знаешь ли. Он – неплохой человек. Немного увлекающийся, конечно, но… кто из нас по молодости глупостей не делал?

Анбаса помрачнел.

– Так ты берешь это дело? Если нет, я кому-нибудь другому поручу.

– Беру, – отрывисто сказал Анбаса. – Никакой справедливости в жизни, Куксон, никакой! Одним все, а другим…

Он спрятал лист бумаги за пазуху и поднялся.

– Сегодня же вечерком наведаюсь в Стеклянную Гильдию. Взгляну на этого выскочку…

И, попрощавшись, Анбаса вышел за дверь.

…Стемнело за окнами.

Гоблин Куксон поднялся из-за стола и, прихватив заранее приготовленное блюдце с пирожными, подошел к окну и вдруг улыбнулся: в воздухе кружил снежок.

Первый снег!

Его в Лангедаке всегда ждали с нетерпением, ведь ровно через неделю после первого снега будет самый веселый праздник года: праздник начала зимы.

Пока что снежок идет робко, но скоро, скоро, повалит так, что держись! Занесет горные тропы и перевалы, укутает ели в снеговые шубы, заметет дома по самые крыши. Затрещат тогда дрова в очагах, запахнет на улицах дымком из труб, и как же славно будет сидеть в любимом трактире, у огня и вести долгие неторопливые беседы с друзьями!

Куксон открыл окно, поставил на карниз угощение для снурри.

– Лопайте, дармоеды, – проворчал он притворно сердитым голосом. – Опять все стекло заляпали, никакой управы на вас нет…

Посмотрел, как они уписывают пирожные, потом стал собираться.

Надел зимний колпак (первый раз в этом году!), укутался в теплый вязаный шарф, зеленый, как и полагается гоблину, и вышел за дверь.

Свежий воздух пахнет морозцем, а народу, народу-то сколько! Горожане, дождавшиеся первого снега, высыпали на улицу: радуются, поздравляют друг друга, развешивают гирлянды из цветных фонариков, то-то красиво и нарядно будет в праздник!

Торопится навстречу булочник Крендегль.

– С первым снегом, Куксон! Зима!

– С первым снегом! – весело откликнулся гоблин. – Наконец-то зима!

Свернул в квартал Стеклянной Гильдии, потянулись ярко освещенные модные лавки с дорогим товаром: посудой, зеркалами, хрустальными люстрами. Покупатель сюда наведывался денежный, оттого и торговцы, восседая среди всего этого великолепия, держали себя солидно и важно.

– С первым снегом, почтенный Куксон!

Куксон кивнул мальчишке-посыльному и проследовал дальше.

Все радуются первому снегу, даже фюнферы: маленькие существа, похожие на упитанных сурков, обитающие в водосточных трубах.

Никто не знал, откуда взялись фюнферы, но старожилы-лепреконы утверждали, что появились они тогда, когда в Лангедаке был построен первый дом с водосточной трубой. Фюнферы приносили городу немалую пользу: прочищали трубы и стоки, забившиеся листвой и мусором. Труд свой ценили высоко, поэтому хозяева следили, чтобы возле водосточных труб всегда стояла миски с остатками обеда. Горе было тому, кто забывал покормить фюнфера: жди наутро, что водосточная труба будет забита листвой, мусором или чем похуже.

Сидевший возле водосточной трубы толстый фюнфер почесался и, переваливаясь, подошел к дверям лавки.

– Где ужин? – сварливо осведомился он у мальчишки-подручного. – Где миска, полная восхитительных жирных объедков?

– Сейчас принесу, Топфа, – отозвался тот.

– Попробуй-ка не принести! – хмыкнул фюнфер Топфа. – Я тогда вам такое устрою! Шевелись, а я пока проверю, что на соседней улице делается. Может, там уже кормят?

Он скользнул в водосточную трубу, через мгновение появился на крыше, пробежал по кровле, перепрыгнул на другой дом и снова нырнул в трубу – уже на другом здании – и исчез.

Куксон покачал головой. Фюнферы в Лангедаке были до того откормленные и гладкие, что оставалось загадкой, как они ухитрялись проскальзывать в водосточные трубы.

Сразу за улицами Стеклянной Гильдии начинался квартал Пекарей и Булочников.

Надо сказать, что Лангедак славился не только стеклянным товаром, но и удивительным горным медом: приезжали за ним со всего королевства. Печенье на меду, крендельки, сухарики, орехи, особый медовый хлеб – чего только не везли купцы из города на краю света!

Куксон, впрочем, ко всему этому изобилию был равнодушен: хлеба гоблины не едят, а уж про сладости и говорить нечего.

Неторопливо шел он по улицам, улыбался своим мыслям. Началась зима, праздники, приятные вечера, долгие дружеские беседы… словом, впереди ждало только хорошее.

И только Куксон так подумал, как вдруг встретился взглядом с чужими глазами.

Неприятные глаза, холодные, бесцветные, словно изо льда сделаны.

Микмак!

Зимний дух с ледяным сердцем: лицо голубоватое, бескровное, волосы белые, инеем припорошены и никогда этот иней не тает.

Живут микмаки высоко в горах, бродят по заметенным буранами горным тропам, едят снег и никакой мороз, никакая метель не страшна им, ведь в жилах у них не кровь, а лед.

Горе путникам, встретившим зимнего духа на своем пути! Заморозит микмак человека своим дыханием, превратит в ледяную статую.

Тепла микмаки не любят и с гор спускаются только с наступлением зимы. Давненько их в Лангедаке не было…

– С первым снегом, почтенный Куксон, – тихо промолвил зимний дух.

Куксону точно пригоршню снега за шиворот высыпали, однако ж, виду не показал: ответил сдержанным поклоном и дальше последовал. Даже шагу не прибавил, хотя знал, чувствовал: смотрит микмак вслед белыми ледяными глазами.

Оказавшись за углом, гоблин натянул колпак поглубже, шарф поправил – и быстрей-быстрей, подальше от микмака.

Прошел скорым шагом вдоль улицы, свернул в один переулок, затем – в другой и оказался на самой окраине. Здесь, со всех сторон окруженная высокими старыми соснами стояла бревенчатая хижина, окна ее светились уютным желтым огнем.

Рядом с дверью была приколочена потрескавшаяся облупившаяся доска с надписью: «Омела».

Сюда-то Куксон и направлялся.

Глава 2

…Куксон подошел к крыльцу, но услышал за спиной голоса и обернулся: парочка гномов (весьма подозрительного вида, к слову сказать!) обогнали гоблина и, стуча башмаками, взбежали на крыльцо.

– Ух, холодища, – буркнул один, кутаясь в рваную накидку.

Другой, с огромным синяком под глазом, окинул Куксона неприязненным взглядом и ничего не ответил, только натянул поглубже шапку, да поднял воротник потрепанной куртки с чужого, как отметил гоблин, плеча: рукава-то по земле волочились.

Гномы исчезли за дверью.

Куксон не удивился: в «Омелу» кого только не заносило!

Впрочем, он мог легко ответить, кого именно никогда не заносило в ночлежку на окраине Лангедака. Никогда не бывало здесь постояльцев с деньгами, важных персон, состоятельных магов, богатых приезжих купцов… зато сомнительных личностей с темным прошлым и без гроша в кармане – бродяг, оборванцев, нищих гномов, бродячих колдунов, странствующих магов, да прочей невзыскательной публики всегда хватало.

Конечно, ему, Куксону, всеми уважаемому гоблину, не последнему лицу в Лангедаке, и в голову не пришло бы сюда наведываться, если бы не…

Куксон степенно поднялся по скрипучим ступеням, небрежно кивнул шмыгнувшему навстречу кобольду в грязных красных лохмотьях и отворил дверь.

В большой комнате с низким потолком трещали в очаге дрова, пахло сухими душистыми травами, старыми книгами. В горшках на подоконнике покачивались на высоких тонких ножках грибы-поганки (говорящие, хотя по большей части молчали, лишь иногда уговаривая кого-нибудь из постояльцев отведать грибок-другой), а на столе, в большом глиняном блюде, выстланном свежим мхом, мерцали десятки светлячков: они-то и наполняли комнату живым золотым светом.

Возле очага в старом плетеном кресле сидел, полузакрыв глаза, в клубах табачного дыма, гоблин, словно грезил о чем-то.

Одет он был не так щеголевато и модно, как Куксон: в потертую суконную куртку травянистого цвета (все гоблины питают слабость к зеленому цвету) с деревянными пуговицами, серые штаны и старые башмаки. Полагается гоблинам носить колпаки, но вместо него лежала на столе шляпа с обтрепавшимися полями и заткнутым за шелковую ленту пестрым перышком.

Куксон размотал теплый шарф, снял куртку, пододвинул поближе к огню еще одно кресло и, усевшись, протянул озябшие руки к теплу очага.

– С первым снегом, Грогер, – тихо сказал Куксон.

Второй гоблин открыл глаза.

– Что? – непонимающе переспросил он. – А, первый снег! Я и забыл.

– Как можно о таком забыть?! – воскликнул Куксон. – Первый снежок все ждут, все ему радуются!

Гоблин Грогер усмехнулся.

– Можно, Куксон, можно, если каждую ночь смотреть сны кобольда, которого ты только что встретил на крыльце. Ему всегда снится лето, город на берегу теплого моря, дом с синими ставнями…

– Кобольды не живут в домах, – перебил Куксон. – Они в норах возле болот обитают.

– Знаю, знаю, но этот, видно, какой-то особенный.

Куксон пожал плечами.

– И что же ему еще снится, этому особенному кобольду?

– Какой-то человек… будто бы пропал он бесследно, а кобольд теперь его ищет.

– Небось, съесть хочет? – скептически поинтересовался Куксон, не питавший иллюзий по поводу отношений людей и кобольдов.

– Нет, они вроде как были друзьями.

Куксон недоверчиво хмыкнул.

– Ерунда, не бывает такого. А что-нибудь действительно интересное было? Расскажи!

Собеседник Куксона на мгновение задумался.

– На прошлой неделе завернул ко мне в ночлежку один бродяга, нищий, еле-еле на ночлег медяков наскреб, – понизив голос, начал он. – Но если б ты знал, какие сны ему снились!

– Какие? – спросил гоблин Куксон и затаил дыхание.

– Сначала снился ему роскошный дворец и сам он – в золотой короне. Рядом – молодая королева, красавица, глаза – как два изумруда. Потом – охота, дремучий лес, убегающий олень… и внезапно оказывается король один-одинешенек в лесу и никого рядом. Но вдруг, как из-под земли, появляется придворный колдун, а с ним – красавица-королева. Гремит с ясного неба гром, сверкают молнии – и превращается молодой король в нищего бродягу, а колдун становится как две капли воды похож на молодого короля. И вместе с ним уезжает королева, бросив того, другого, в лесу. И вот бредет он, усталый, к своему дворцу, да только не узнает его никто, даже любимые собаки, а дальше – темно и неясно… и вот уж бредет он прочь по дороге, плачет и проклинает кого-то…

Куксон взглянул на полутемную лестницу, ведущую наверх, туда, где под крышей находились комнатки постояльцев ночлежки.

– А сейчас этот постоялец где? – шепотом спросил он. – Там? Взглянуть бы на него!

– Нет его. Исчез вчера чуть свет. Тихо ушел, и я не услышал.

Куксон откинулся на спинку скрипучего кресла и задумался, глядя на огонь. Вот так история! Удивительная, как и все, что рассказывал иной раз Грогер.

Своей магии у него, как и у большинства гоблинов, не имелось, но была одна удивительная способность: он мог видеть чужие сны. И частенько Куксон заставал своего друга в кресле перед очагом, словно бы дремлющим, а на самом деле – блуждающим по сновидениям своих постояльцев.

Грогер отложил трубку.

– Значит, первый снег? Холодно тем, кто сейчас в пути…

Он достал из-под стола глиняную бутылку, откупорил, потом пододвинул медную кастрюльку с длинной ручкой. С приятным бульканьем полилось в кастрюльку красное вино.

Куксон вынул из кармана пакетик с пряностями. Пряности в Лангедак привозили издалека и были они недешевы. Куксон-то, разумеется, мог позволить себе самые лучшие, однако же, навещая Грогера, слишком дорогого угощения никогда не покупал: боялся обидеть небогатого приятеля. Грогер – гоблин гордый и в денежных вопросах щепетилен до крайности.

Куксон высыпал ароматные пряности в кастрюльку и поставил греться на огонь.

Хлопнула входная дверь, потянуло с улицы морозцем, и вошел, потирая руки, сутулый оборванец, до самых глаз закутанный в длинный заплатанный плащ.

– «Омела»? Та самая ночлежка на краю света? – буркнул он, подозрительно оглядываясь по сторонам. – «Омела»… кому взбрело в голову так ее назвать? Можно подумать, что хозяин – сильф… я бы тогда сюда – ни ногой!

Посетитель принялся сражаться с завязками плаща, окоченевшие пальцы слушались плохо.

– Знакомый гном посоветовал к вам завернуть. Прахта его имя.

Он шмыгнул носом и неприязненно взглянул на гоблинов.

– Ну? И который из вас Грогер?

– Я, – отозвался Грогер. – Прахта, говоришь? Да, помню такого. Два года назад он здесь неделю прожил. В комнате без окон останавливался.

Посетитель, освобождаясь от плаща, хмыкнул.

– Так это правда, что ты всех своих постояльцев помнишь? А я-то думал, врет гном… гномы всегда врут!

Он сбросил плащ, размотал рваный шарф и оказался пожилым побитым жизнью человеком с большим носом и обвисшими щеками.

– А я – Мохур, странствующий колдун Мохур. Знавал, как говорится, лучшие времена, но жестокая судьба ввергла меня в пучину злоключений!

Грогер снял с огня кастрюльку.

– Хочешь переночевать здесь?

– Вот верно говорят, что гоблины соображают туго, – язвительно воскликнул Мохур. – Конечно, переночевать! Для чего еще я сюда явился? На вас посмотреть, что ли?

Он покосился на горшки с ядовитыми грибами.

– Свободные комнаты имеются? Сколько стоят? Предупреждаю: был я когда-то богат, но сейчас…

Мохур развел руками.

– Даже медяка нет. Но я заплачу, не сомневайся! Завтра или послезавтра… я – честный человек, не обману. Ну, так как? – он с надеждой уставился на гоблина. – Прахта говорил, ты никогда не отказываешь!

Грогер поставил на стол тяжелые глиняные кружки.

– Можешь заселиться в комнату под крышей, там две кровати. Одну Манчура занял, а другая пока свободна.

Колдун насторожился.

– Манчура? Кто таков? Имя, как у оборотня.

– Ну, он и есть…

Колдун Мохур покосился на стол, где дымилась кастрюлька с горячим вином.

– А еще Прахта говорил, что тут и кормят бесплатно. А иной раз и кружечкой вина угощают…

– Этого Прахта не говорил, – твердо заявил гоблин Куксон.

Ишь, шустрый какой этот Мохур: пусти его в дом, так он и за стол усесться норовит! Ну, да странствующие колдуны – они все такие.

Колдуна Мохура отказ не обидел.

– Гоблины корку хлеба пожалели, – хмыкнул он. – Верно про вас говорят: скупердяи, каких мало! Еще и оборотней в ночлежке привечаете! Манчура, Манечура… ладно, я согласен! До полнолуния еще далеко. Надеюсь, он не храпит? Куда идти? Где комната?

– Поднимись по лестнице, вторая дверь налево, – сказал Грогер. – Да возьми светлячка покрупней, там темно.

Пока колдун выбирал светлячка, Грогер разливал по кружкам горячее вино. Куксон взял тяжелую кружку, вытянул ноги к огню и, глядя вслед поднимающемуся по лестнице, Мохуру, покачал головой.

Все бродяги, все странники королевства знали про ночлежку Грогера и адрес ее передавали из уст уста. Любой путник мог прийти сюда и за пару монет получить крышу над головой, а если денег не водилось, то Грогер всегда разрешал переночевать бесплатно.

Куксона, признаться, иной раз это огорчался, ведь денег на бесплатном не заработаешь! Но с Грогером никогда не спорил, догадывался, что имелись у приятеля причины, по которым он давал кров и тепло всем нуждающимся и бездомным.

Кого только в «Омелу» не заносило! Несколько лет назад даже парочка призраков обосновалась. Откуда они взялись и как в ночлежку попали – объяснить не пожелали, лишь передали через бродячего медиума, что решили остаться тут навсегда, а кто к ним сунется, тот пусть пеняет на себя. Объявили, что при жизни были охранниками Золотых караванов, отчаянными головорезами, так что обитатели «Омелы» сочли за лучшее оставить призрачных жильцов в покое.

Он, Куксон, помнится, предлагал тогда кого-нибудь из начинающих боевых магов в ночлежку направить: им полезно попрактиковаться в уничтожении призраков, но Грогер подумал-подумал, да и рукой махнул: пусть привидения остаются, коль им хочется.

Куксон только вздохнул, об этом узнав.

Он отхлебнул благоухающего горячего вина и взглянул на приятеля.

Родился тот далеко от Лангедака и потому на местных гоблинов походил мало, даже одевался иначе.

Был гораздо моложе Куксона, но дружбе это не мешало.

Грогер – гоблин умный, светлая голова, большие надежды подавал когда-то! А потом покинул Лангедак, отправился мир посмотреть, да и пропал на много лет.

Хорошо, хоть цел и невредим вернулся!

Обрадовался Куксон, когда приятель вновь в Лангедаке объявился, надеялся, что Грогер на хорошее место пристроится, состоятельным гоблином станет.

Да не тут-то было.

Открыл Грогер ночлежку на самой окраине города и с той поры все сидит в старом кресле напротив двери, будто ждет кого-то.

А кого ждать? Кроме бродяг да странников никого сюда, на край света, не занесет….

Размышлял иной раз Куксон, что такого могло за годы долгих странствий с его другом приключиться, что этакого он повидал, что пережил, но ничего в голову не приходило, а Грогера он не расспрашивал. Захочет – сам расскажет, а нет – что ж… есть такие вещи, которые и близкому другу не поведаешь!

Вот они, дальние-то страны, вот они, приключения да путешествия! Ничего хорошего от них, одна только тоска на сердце и на душе тяжесть. Потому и Грогер, большие надежды подававший, ничего больше не хочет, кроме как сидеть у огня и грезить о чем-то.

Куксон снова отхлебнул вина.

Как-то раз он, гоблин Куксон, с одним из постояльцев беседовал (комедиант бывший, все стихи сочинял и своими виршами надоедал всем не на шутку), так тот в высокопарных выражениях поведал, что Грогерова ночлежка – ни что иное, как тихая гавань для потерпевших кораблекрушение, приют для тех, кто потерялся в этой жизни.

От стихов проклятого комедианта у Куксона тогда даже зуд на нервной почве приключился, однако ж слова его запомнились. С той поры нет-нет да мелькнет мысль: а ведь прав был бродячий стихоплет! И тихая гавань, и приют – иначе и не скажешь.

И думалось дальше гоблину Куксону, что и приятель-то его, Грогер, тоже из них… из потерявшихся. И хоть не рассказывал он о себе ничего, но бродяги-постояльцы родственную душу в нем чуяли, потому и норовил почти каждый из них, сидя вечерком у очага, доверительно поведать Грогеру свою собственную историю, потому что не было слушателя лучше, чем этот молчаливый гоблин.