Текст книги "Черный завет. Книга 2"

Автор книги: Ирина Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

2

Двигались не так шустро как раньше, зато теперь первой шла Роксана. За ней следовал Леон и замыкал малочисленный отряд укрощенный на время кочевник.

Лес словно дождался, когда у тройки появится опытный проводник и расстарался, показывая все, что хранил про запас. Редкое корневище не сжималось, почуяв добычу. Тогда распрямившиеся в мощном броске узловатые корни взлетали и закручивались петлей аркана. То и дело приходилось обходить кругами шевелящиеся в злобном сплетении корни. А если нельзя было обойти – острый меч кочевника рубил зловредное дерево. Обычно нескольких точных ударов хватало, чтобы весь узел сплетенных змей убрался под землю.

Несколько раз дорогу переходили духи деревьев. И ведь выгадывали моменты, когда Роксана едва успевала остановиться. Покуда она, затаив дыхание, пережидала, пока сотканный из клубов тумана дух перейдет тропу, сзади сдавленно охал Леон. Кочевник не подавал признаков жизни. Роксана лишний раз старалась не оглядываться. И так ясно, что ее там ждет: взгляд, полный показного равнодушия.

Лесная кошка, долгое время преследовавшая путников, за неимением пары так и не рискнула начать охоту. А вот двух шакалов, трусивших за ними попятам, Роксана запретила кочевнику убивать. Подошла к нему, как только заметила вскинутый в решительном порыве лук.

– Не убивай, – не глядя ему в глаза, тихо сказала она. – Это не волки степные. Два шакала не нападут. Пусть себе тявкают. А вот убьешь их – запах крови соберет стаю.

Кочевник послушно опустил лук, не сказав ни слова. Роксана, продолжая путь, еще долго улыбалась про себя: покорность Ханаан-дэя действовала на нее как бальзам на открытую рану.

На счастье Роксаны, Орхидных деревьев, равно как и Отвергнутых Жен, на дороге больше не попадалось.

Кочевник, памятуя о недавнем событии, едва не стоившим ему жизни, подозрительно вглядывался в каждое деревце с белым стволом. И девушка отлично его понимала. Она помнила свое первое впечатление от встречи с Отвергнутой Женой.

Ей тогда было лет семь, не больше. Отец повел ее в лес. Был пасмурный, дождливый день. Мелкие капли дождя, срываясь с листьев, заставляли деревья перешептываться в тишине.

Они шли долго. Роксана стала уставать. Быть может, она давно попросилась бы домой, но уж больно интересно отец рассказывал о лесных кошках, которые раньше умели оборачиваться людьми. Так и шла, не отнимая руки. Глаза у отца были добрыми, а волосы – русые, как у нее. Она не заикалась о цели путешествия, ей все равно было, куда идти с отцом.

Отец остановился у двух Орхидных деревьев, усадил Роксану на пенек, покрытый серым мхом. А сам снял с плеча мешок и достал оттуда деревянный короб. Она с удивлением смотрела, как он достал оттуда большую крысу, ту, которую утром отобрал у кошки. Потом он поднял ее за хвост. Крыса вертелась, пытаясь цапнуть его за руку.

– Никогда не ходи между двух Орхидных деревьев, – просто сказал он и швырнул крысу вперед.

На обратной дороге отец продолжал начатый разговор, будто ничего не случилось. А у нее перед глазами мелькал перекрученный серебряными нитями уже бесформенный трупик с шерстью, обагренной кровью. А в ушах звенел пронзительный и жалобный писк. Это все. Потому что как только из густой кроны явила свое уродливое тело Отвергнутая Жена, Роксана закрыла от ужаса глаза и больше ничего не видела.

Много позже она узнала, кем становятся жены, постоянно изменяющие своим мужьям. После смерти они становятся Отвергнутыми Женами, чтобы раз за разом душить добычу в расставленных для вечной охоты сетях.

Роксана отлично понимала, с каким чувством кочевник рассматривает каждое белесое деревце. Как нарочно лес, словно опытный торговец приберегавший ценный товар напоследок, не уставал "радовать" ее. И к вечеру ей, уставшей от всяческих неожиданностей не до чего не было дела. Ошарашенная, не в силах объяснить причину стольких неприятностей, обрушившихся на ее голову, девушка склонялась к мысли, что лес, действительно, благоволил кочевнику. Трижды она собиралась отказаться от роли проводника, которую сама себе и навязала, и трижды передумывала. Конечно, кочевник без слов пойдет первым, но так и будет все время бросать на нее равнодушный взгляд "я тебе должен, бери мою жизнь – не спрашивай".

Нет, в таком случае она потерпит. А ему придется перебиться со своим самопожертвованием.

Думы завели Роксану так далеко, что она едва не проворонила Черную шаль – остролистой травой расстелившуюся по поляне. В последний момент одернула ногу, с трудом устояв на месте. Темно-зеленая, почти черная трава трепетала, чуя близкую добычу – на первый взгляд диковина и только. Но сделай шаг и провалишься в бездонную пропасть, а кругом и зацепиться не за что. Хорошо еще, Леон держался поодаль. Толкни он ее в спину – влетела бы в зыбучую землю по пояс. Если бы спутники пошевелились, безусловно, вытянули бы.

Роксана оглянулась на Леона, беспомощно оглядывающегося по сторонам, не знающего откуда ждать беды. На кочевника, не отрывающего от нее пронзительного взгляда: что, девушка, ты там опять надумала?

Да… А быть может, поторопилась она со своим заявлением. Пока разобрались бы в чем дело, зыбучая земля уже сомкнулась бы над ее головой.

Обессиленная, Роксана рухнула на поляне, выбранной для ночлега. И с мыслью о том, что ей первой караулить, мгновенно уснула.

Когда она открыла глаза, на небе сияла алмазная пыль. Селия еще не явила сонный лик на небосклоне, из чего девушка сделала вывод: она проснулась вовремя. Весело горел огонь, заботливо вылизывая хворост языками пламени. На вертеле жарился кролик. Роксана не сдержалась, глянула на кочевника с благодарностью. Как выяснилось зря – два молчаливых изваяния сидели у костра, как тени из кошмарного сна. Кочевник не гнушался самолично переворачивать вертел. Леон дул губы и пыхтел – оттого, наверное, что его лишили единственного применения его способностей – умения сносно готовить еду.

Где-то в непроглядной поросли, ограждающей поляну, сдавленно тявкали шакалы. Роксана видела, какое неудовольствие доставляет их присутствие кочевнику. И с удивлением подмечала, как тщательно он это скрывал. А мог и не скрывать – она согнала с лица наметившуюся улыбку – кому до этого есть дело? Главное – чтобы слушался.

Кролик оказался отменным. После сытного ужина, Роксана готова была нести караул. О чем и сообщила кочевнику кивком головы. Он понял сигнал так, как понимал все эти дни: прислонился спиной к раскидистому, в два обхвата, клену, и заснул, подставив ладони свету Селии.

Когда это началось, Роксана не знала. Сладко сопел во сне Леон. Беззвучно дышал кочевник. Все оставалось на своих местах. Даже огонь лениво переворачивал догорающие угли. Ничего не изменилось и изменилось все: лес перестал быть лесом.

Холодный ветер змеей прополз в траве, забрался под рубаху и петлей затаился на шее. Роксана открыла рот и не смогла сказать ни слова – холод иголками колол горло.

Чужая воля облаком накрыла поляну, оторвала деревья от корней, вселилась в траву и листву. Слабый, трепещущий огонек костра теперь не освещал пространство, а наоборот, подчеркивал безраздельное господство тьмы. Пропал спящий Леон, пропал кочевник – будто и не было их никогда, а Роксана сама, по доброй воле, забралась в самое сердце Южного леса. Тщетно старалась она пошевелиться – скованное чужой силой тело отказывалось повиноваться.

– Девушка… сюда…иди, – шепнули ей листья дерева, коснувшиеся ее головы.

Спина, прислоненная к стволу клена, одеревенела. Как ни пыталась Роксана протолкнуть сквозь онемевшее горло слова – ничего не получалось. Рука без толку шарила у пояса, отыскивая потерянный кинжал.

– Иди сюда, – скрипнула кора возле самого уха.

Деревья теснились у поляны и лишь неведомая сила удерживала их от того, чтобы не сомкнуть кроны, не пустить корни сквозь людские тела, в неподвижности своей мало чем отличающихся от мертвецов.

– Иди сюда, – вкрадчивый шепот без спросу поселился в голове.

Роксана и не заметила, как поднялась. В темноте смутно обозначился единственно возможный путь. И не хотела идти – а в спину подтолкнул чужой приказ – едва не побежала.

Сердце билось в ребра пойманной птицей. Понимала умом – ничем хорошим ночная дорога кончиться не может, а ноги несли дальше. Одна, безоружная, ночью, когда не видно и собственной руки, поднесенной к лицу – впору завыть, подражая шакалам.

Стояло безмолвие. Ночь давилась тишиной и не пропускала посторонних звуков.

Дорога змеилась между деревьями и Роксана ждала, что следующий поворот окажется последним. И было все равно, кто вызвал ее в ночную темень: Лесной Дед, Мара-морочница или кто-либо из Отверженных – хотелось одного, чтобы поскорее все кончилось. От ожидания неизвестно чего, тело стало чужим, ноги заплетались.

У очередного поворота Роксана споткнулась и кубарем покатилась по земле. Встала на четвереньки, медленно переводя дух. Тот, кто звал, ждать не любил. Ошейник на горле стянулся, преграждая доступ воздуху, и Роксана захрипела. С трудом поднялась на ноги, ловя воздух открытым ртом.

– Сюда, сюда, – толкал в спину ветер.

Под ногами утробно чавкала влажная земля. Тоскливая мысль стрелой мелькнула в голове. Вот, забрела она на болото и самое страшное, что случится: примет ее в свои вязкие объятья Болотник. Кочевник, конечно, после вчерашних мытарств рассудит, что бросила она их одних и ушла. Только не долго ему будет досадовать. Если решил Болотник заняться путниками, у всех одна дорога – на дно трясины.

Роксана увидела того, кто звал, в самый последний момент. Когда не смогла сделать ни шага, а перед глазами расплывались радужные пятна. Падая, она прикусила язык. Рот полнился кровью – не ослабевающая ни на миг хватка мешала не только дышать, но и глотать. А тут вдруг отпустило и девушка долго переводила дух, давясь кровью.

Старуха стояла неподвижно и ждала. С седыми космами, выбившимися из-под темного платка, с крючковатым носом, нависшим над верхней губой, с глазами, закрытыми бельмами, сама как деревянный истукан, что делают в деревнях для отпугивания злых духов. Потрепанный сарафан, стянутый у талии поясом, мешком сидел на костлявой фигуре. Мерцали, отражая свет Селии, многочисленные амулеты.

– Пришла… Хорошая девочка, – прошамкал беззубый рот, пряча тонкие губы.

– Ммм, – промычала Роксана. Зубы ходили ходуном.

– Ты… это… Не дело это, с диким зверем по лесу ходить, – и серая муть задрожала в слепых глазах. – Степняка по лесу ведешь, не стыдно? Долго я думала: за ум возьмешься, да и убьешь его. Но как видно, ты не своим умом сильна.

Роксана шумно вздохнула, но с места не двинулась. Знать, не все знахарки по деревням сожженным смерть приняли, вот эта уцелела. В лесу укрылась, от напасти степной подальше. Только у знахарок на роду написано: людей лечить, от злых духов беречь, да демонов изгонять. А этой где людей в лесной глуши взять? Видать, рассудком и тронулась. Бельма сверкают, руки костлявые перебирают амулеты – и чего от нее ждать, не знаешь. Одно ясно, не за тем старуха свою волю навязала, чтобы пальцем грозить.

– Чего стоишь? Отпустила я тебя, – слепо прищурилась старуха. – Ближе подойди.

Роксана опасливо шагнула вперед. Ровно настолько, чтобы не перечить старухе, но и не дай Свет не оказаться в непосредственной близости.

– Все, что было миром – полетело в пропасть. Своего не создали, так наше разрушили. А ты ходишь с ним, по лесу водишь, бережешь… И так заразы развелось: гниет лес. Скоро пни одни останутся. И между пнями будут скакать эти изверги…

Слушая старческое брюзжание, Роксана постепенно успокоилась. Как только на задворках сознания забрезжила надежда на то, что все обойдется, в единый миг все изменилось.

Старуха надвинулась на нее как прибрежная волна во время наводнения.

– Убей его! Убей сама! Не властна я над ним… Возьми, вот.

В старческих руках, перетянутых черными венами, алмазом в грязи блеснул длинный кинжал. Зернистая нить обегала рукоять. На изогнутом клинке тонкий рисунок – выгнула спину лесная кошка. По всей длине спускался, теряясь ближе к острию тонкий дол.

– Бери. Острый, да ничего, ходить тебе не долго.

Старуха протянула кинжал и Роксана взяла, не отрывая глаз от диковинного узора. Тяжесть отдалась в плечо и пришлось приложить усилие, чтобы удержать оружие в руке. Когда она подняла голову, старухи на поляне не было. Но легче от этого не стало.

Как бабочка летит на свет, так Роксана развернулась и пошла назад, сжимая в руке тяжелый кинжал. Теперь она точно знала, что освободит ее от этой тяжести. Достаточно было представить себе спящего кочевника, как рука с кинжалом сама собой поднималась, ища короткий путь к его сердцу.

Селия серебром красила тропу, указывая путь.

Бесшумно вышла Роксана на поляну. Все было так же, будто она никуда не уходила. Спал Леон. Дремал у клена кочевник. Догорал огонь, заботливо вылизывая последние уголья.

Роксана опустилась перед кочевником на колени. Тихо, боясь дышать, подняла кинжал – как раз напротив сердца. Тяжелое оружие рвалось из рук.

Лес, затаив дыханье, ждал. Стояла совершенная тишина и лишь кровь стучала в ушах. Роксана не смотрела кочевнику в лицо, боялась потревожить неосторожным взглядом. Отточенное лезвие гибкой ящерицей извивалось в призрачном свете. Рука до самого плеча онемела и не понимала Роксана, какая сила все еще удерживает ее. Когда ударить так просто, а удержаться трудно, она пыталась сделать то, что сделать невозможно. Пальцы сжали рукоять, впиваясь ногтями в зернистую нить. Еще миг – и из-под ногтей выступила кровь. Горячая влага согрела ладонь. Так и не позволив себе ни одного вздоха, Роксана медленно опустила кинжал, до последнего мгновения стремящегося проявить собственную волю.

Бессильно положила оружие на землю и только тогда позволила себе разжать пальцы.

– Почему остановилась?

Низкий голос кочевника вспугнул шакалов.

– Почему ты остановилась?

Он непременно хотел все знать.

– Слушай, Хан, – распухший язык ворочался с трудом, – сколько тебе лет?

Роксана добилась того, чего хотела: он надолго замолчал и она получила, наконец, передышку. Тело, освобожденное от чужой воли, воспарило. И если бы не испепеляющий взгляд кочевника, Роксана мгновенно бы уснула – он не отпускал ее.

– Мне двадцать девять лет, – тихо ответил он. – Так почему ты остановилась?

– Молодой ты еще, – глаза неумолимо закрывались. Голова клонилась к земле. – А много будешь знать – до старости не доживешь. Только костер любопытных… любит…

* * *

Судя по шумному пыхтению, Леон будил ее давно.

Роксана открыла глаза, но вспухшие от тревожного сна веки закрылись вновь. Если во сне была тревога, которую можно было прогнать светом дня, то смертельную опасность, которую таил день, нельзя было прогнать, лишь закрыв глаза.

– Роксана, откуда это? – Леон показывал на кинжал, однако касаться рукой опасался.

Девушка села рывком, чтобы окончательно прогнать остаток сна. Кочевник разогревал над огнем флягу с отваром из листьев щитника и на оружие не смотрел. Хотя по всему было видно, хочется ему не столько посмотреть, сколько подержать в руках.

Правая рука у Роксаны двигалась с трудом, при каждом движении боль отдавалась в плечо. Черные линии под ногтями указывали на то, что не показалась ей ночная встреча со старухой. Да и изогнутое острие спящего до поры кинжала утверждало обратное.

Клинок лежал в том же положении, в каком она его оставила ночью. Кочевник не тронул не только кинжала – и это при неистовой страсти степняков к оружию. Более того, зная, что она собиралась его убить, он не тронул и ее саму. Правильный кочевник. Вот недоброй памяти Шанан-дэй не постеснялся бы во сне перерезать ей горло.

– Откуда кинжал, ты можешь сказать? – просительно улыбался Леон.

Ей нечего было ему ответить.

– Нашла, – отмахнулась Роксана.

– Как это – нашла?

– Когда задаешь глупые вопросы, чего удивляться, что получаешь глупый ответ? – вспылила она.

Не обращая внимания на возмущенный взгляд, взяла злополучный кинжал и заткнула за пояс. Постаралась сделать это с величайшей осторожностью, но все равно не рассчитала, порезалась.

Когда вещи были собраны и Леон отлучился напоследок в кусты, старательно осмотренные Роксаной на предмет лесных клопов, кочевник вдруг остановился перед ней и посмотрел прямо в глаза. От неожиданности она ответила ему тем же и поразилась, почему до сих пор не замечала, какие черные у него глаза – чернее ночи. Роксана испугалась, что опять станет приставать к ней с вопросом, на который у нее не было ответа. Вместо этого кочевник протянул ей самодельные ножны для кинжала, сплетенные из тонких полосок кожи. Ножны перехлестывала петля, для того, чтобы удобно было носить на поясе.

– Оружие нельзя так носить. Ты много от него хочешь, но сначала научись его уважать, чтобы не подвело тебя в трудное время, – зло сказал он.

Однако злился он не на нее, а на себя. Вот поэтому Роксана взяла ножны, бросив короткое "спасибо". Некоторое время подержала в руках, не переставая удивляться – и когда только успел? Потом гордо упрятала туда капризный кинжал.

Роксана сразу взяла быстрый темп, стремясь убраться подальше от колдовского места. Никто не знает, на что способна знахарка и как далеко распространяется ее сила. Старуха не просила убить кочевника, нет – она приказала и за ослушание непременно спросит. А уж в том, что у нее силы колдовской не меряно, можно не сомневаться – только чудо спасло кочевника от смерти по чужой указке.

Перепрыгивала через овраги, отводила от лица хлесткую ветку, а в голове теснились мысли. Знахарки не ведьмы. Их предназначение лечить людей, а не калечить. Об убийстве и слов нет. В детстве Роксане доводилось слышать о том, что за злое дело знахарка может лишиться своей силы, но так ли это – кто же проверял? И где та грань, что отделяет знахарку светлую от знахарки темной? Вполне могло так получиться, что пепелище, оставленное степняками на месте родной деревни и было той чертой, за которой помощь оборачивается возмездием. Или местью всем и каждому. А люди – не более, чем орудие в ее руках, и тогда всякого, кто ослушается, ждет наказание.

Невеселые мысли гнали девушку вперед. Вернее, так она думала долгое время. Пока переступая через поваленное дерево, поросшее сизым мхом, с ужасом не осознала, что делает это не в первый раз. Круг замкнулся. И не понадобился недоуменный взгляд кочевника для того, чтобы понять, кто водит их по лесу. Но в отличие от него, полного скорее недоумения нежели страха, Роксана хорошо представляла себе, какой силе им предстоит противостоять.

– Разве мы здесь не проходили? – даже Леону поваленное дерево показалось знакомым.

– Проходили, – кивком головы подтвердила она. Больше для того, чтобы поняли мужчины – это не новость для нее.

– Так мы что же, заблудились? – Леон не стал дожидаться приглашения, опустился на поваленное дерево. – Как же такое возможно? Я смотрю мы все время в одном направлении идем – Гелион в левую щеку светит.

– Бывает, – сквозь зубы процедила она, беспомощно оглядываясь по сторонам. По тропе, которую она привычно наметила, они уже проходили.

– Может, Лесной Дед водит? – предположил любознательный Леон.

Роксана едва не сорвалась в ответ. То, что кто-то водит, понятно и младенцу. Только не говорить же Леону, что Лесному Деду до них дела, как шакалу до травы. Стоит одно слово сказать, как вся правда словно пойманная рыба на крючке окажется.

Девушка не ждала от кочевника помощи, поэтому удивилась, когда тот неожиданно вскинул руку.

– Туда. Надо идти туда, – сказал он.

Действительно, несмотря на то, что направление отклонялось от намеченного пути, там был просвет между сплетенными ветвями, которого Роксана не заметила раньше. С сильно бьющимся сердцем она встала с поваленного дерева, искренне надеясь, что это не очередная хитрость старухи.

– Пошли, – на ходу бросила она.

Сколько времени они пробирались сквозь густые заросли широколистых кустов багряника, девушка не знала. Лишь когда молодая поросль внезапно кончилась и ступили они на поляну, она поняла: удача здесь не при чем. Старуха не отпустила их.

Лес остался позади. Впереди, насколько хватало глаз расстилалось безбрежное, пугающее болото. Топкая земля подступала вплотную к поляне.

Еще не веря в то, что произошло, Роксана подошла к самому краю. Словно нарочно болотная вода у берега была чиста. Темная бахрома водорослей как живая извивалась в стоячей воде. Над болотом клубился пар. Скрытая от глаз даль пугала безбрежием. Болото дышало: то выныривали, то тонули поросшие желтоватым мхом кочки.

Роксана стояла у границы, где начиналась топкая земля, не в силах оторваться от созерцания. Ей не хотелось поднимать голову. Хотя она отлично видела, куда вела их старуха – на узкой грани между лесом и болотом угадывалась тропа – будто провели извилистую линию.

Что-то говорил Леон, указывая рукой на тропу, но Роксана его не слушала. Дорожка влекла, манила – единственно верный путь. И только глупец питал бы надежду на то, что в конце их не встретит старуха. Долгое время живущая в глуши, она наверняка приберегла для наказания такое, чему и названия не придумаешь. Сердце девушки заныло от дурного предчувствия, будто уже лежит она на дне трясины, погребенная под вековым слоем ила.

Тоскливо огляделась по сторонам: вдруг да появится новая тропа? Все было по-прежнему. У старухи в лесу много глаз, но и ее власть имеет границы. И неизвестно еще, – Роксана прищурилась, разглядывая откровенно скучающего кочевника, – знает ли старуха о том, что кочевник жив. Сказала же знахарка ночью "я над ним не властна". Надежда слабая, едва теплится, но как водится, в жаркий день и малому дождю рад будешь.

– Слушай, Хан, – она остановилась рядом с ним. Если он и удивился, то виду не подал. Спокойно развернулся и посмотрел на нее сверху вниз, ожидая продолжения. – Тебе не надо туда идти. Просто послушай меня. Мы с Леоном пойдем по тропе, а ты пока здесь останешься. А завтра утром, если все будет в порядке – здесь же и встретимся.

– Зачем? – черные глаза сузились.

– Что – зачем? Разделяться – зачем, или встречаться – зачем?

– В лесу по одному опасно. Лучше держаться всем вместе. Если жить хочется.

Она продолжительно вздохнула.

– Я чую, здесь хуторок заброшенный, – соврала она. – Веррийцы, сам понимаешь…

– Правда? – вмешался Леон. – Ты, правда, чуешь?

– Правда. Мы с тобой, Леон, здесь свои. А вот степняку рады не будут. Если хотим дальше идти, нужно разделиться. Сходим, вдвоем, посмотрим, что да как. А там я подумаю, как по лесу обойти.

– Колдовство, – задумчивый взгляд кочевника скользил по болоту. И кстати. Он не видел, как она вздрогнула.

– Наверное. Но это наше лесное колдовство.

– Хорошо. Завтра утром буду здесь, если…

– Если, – она перебила его, – если меня… нас не будет, иди сам.

Кочевник вдруг резко обернулся и от неожиданности она отшатнулась. Странный взгляд блуждал по ее лицу. Не будь они долгое время в лесной глуши, она решила бы, что он выпил вина. И не один кувшин.

Потом Роксана повернулась и пошла по тропе, увлекая за собой Леона.

Торопливо, будто наспех наступил вечер. Еще Гелион размытым пятном маячил в тумане, но темень накрывала плотным пологом и лес, и болото. С одной стороны из зыбкой глубины поднимались мшистые кочки. А с другой – непроходимая поросль сплетала ветви, теснилась частыми стволами. Сквозь колючие заросли не то что человеку – зверю не проскользнуть.

Идти пришлось недолго. Как Роксана и предполагала, за поворотом тропы стелилась поляна. Огромная ель, исполин леса, тянула игольчатые лапы в небо. Боком врезалась в вековое дерево избушка – плотно сбитый сруб с шатким крыльцом. Туман, поднимающийся с болота, кутал зябкие плечи открытых ставен.

– Вот не думал, – Леон вцепился девушке в руку, – что это правда. Я думал, ты решила от степняка избавиться.

– А кроликов лопать любишь, – она без церемоний освободила руку.

– При чем здесь это? – обиделся он. – Да я грибы есть буду, лишь бы…

– Лишь бы что?

В ответ парень махнул рукой и первым направился к избушке. Но успел сделать несколько шагов.

На крыльце, в окружении двух роскошных девиц возникла улыбающаяся старуха. Девки тоже улыбались: голые, красивые, наглые.

Леон застыл на месте. То ли от страха: на взгляд Роксаны старуха выглядела еще отвратительней, чем ночью. То ли от восхищения: уж больно хороши были девицы. Белая кожа туго обтягивала вызывающе торчавшие груди с темными сосками, крутые бедра ходили ходуном – не стоялось девкам на месте. Черные волосы падали на плечи, спускаясь по спине, озорные глаза сияли, бесстыжие алые рты манили.

Щеки у Леона пылали и Роксане захотелось ударить его под дых со всего маху. Только глупец не способен распознать в девках Мар-морочниц. По всей видимости таким глупцом Леон и был.

– Какие, – Леон облизывал сухие губы.

– Что же стоите, гости? – скрипучий голос старухи болью отозвался в сердце Роксаны. – Или Мары вас пугают? Так не смотрите, смирные они. Гости у нас, – обернулась к девкам старуха, – в дом зовите.

В доме было ненамного уютней чем во дворе. Ветер бил в закрытые слюдой окна. Скрипели ставни, державшиеся на честном слове. Металось у окна пламя одинокой свечи, призывая злобных духов.

– Садитесь, что в дверях стоять – дом студить? – старуха споро достала из печи чугунок и поставила на крепко сколоченный стол. – Давно, поди, за столом на лавках не сидели.

От чугунка шел пар. Пахло картошкой, щедро посыпанной укропом.

Старуха оказалась права, стоило Роксане сесть на лавку, как давно забытое ощущение всколыхнуло детские воспоминания. И то верно – с того дня, как угнали ее в рабство, не доводилось ей сиживать на лавках. В миске дымился картофель, в чашке желтел отвар из листьев крупины – есть хотелось, но никак не могла заставить себя поднять ложку. Тепло, пахнет жилым духом, душа млеет от радости. Если бы не старуха, да Мары, бесстыдно пялившиеся не только на сгорающего от стыда Леона, но и на нее – счастье было бы полным.

– Да ешь ты, ешь. Смотринами сыт не будешь, – блеснули в полутьме слепые бельма старухи.

Леон растерянно ковырял ложкой в миске и боялся поднять глаза. Мары расселись в двух сторон от старухи и скалили белые зубы.

– Ладно, – старуха в сердцах хлопнула ладонью по столу. – Мороку держать – сил много надо. Свой он, выдержит. Скидывайте…

В первый момент Роксане показалось, что так было сказано о каком-либо предмете одежды – что скидывать-то? Она успела вопросительно глянуть на враз поскучневших Мар, когда поплыл, потек сбежавшим молоком наведенный морок. Втянулись пухлые щеки, помутнели глаза. Поперечные трещины стянули губы, словно перевязали невидимой нитью. Выжелтилась, огрубела кожа, туго обтянув крепкий еще костяк, сгнившими плодами повисли впалые груди.

Роксана мельком взглянула на Леона и от души пожалела его. Пойди, пойми, что было лучше: бесстыжий морок или голая правда? Парень поперхнулся, выбрав неудачный момент для того, чтобы поднести ложку ко рту. Роксане пришлось приложить его кулаком по спине.

– Так-то лучше, – старуха плутовато прищурилась. – Хоть поешь спокойно. Давно по лесу ходите?

– Давно, – нехотя поддержала разговор Роксана.

– Вижу. По какой надобности на юг подались?

Леон молчал. Напуганный, он торопливо, давясь, допивал теплый отвар. Губы его дрожали и струйки желтоватой жидкости текли по подбородку. Во всяком случае, отвечать он не собирался. И то хорошо. Роксане пришлось придумывать на ходу.

– Решили поискать места, куда война не дошла. Жить хочется.

– Всем жить хочется. Не пойму только, зачем ты врешь мне? – слепые глаза уставились на Роксану. – Я не прошу правды. Говори мне просто – не скажу. Я пойму. На недостаток ума до сих пор не жаловалась. А врать мне не надо. Ты, девка, знай – хотела бы я правды, непременно бы дозналась.

– Хорошо. Не хочу говорить, – пожала плечами Роксана.

Показное радушие знахарки куда-то подевалось. Тоска пустила в сердце острые когти: как ни ходи вокруг да около, старуха права – правду узнает.

– Не говори, – подхватила старуха. – Идете – идите себе, держать не буду! Чего только связывает вас, не пойму. Разные вы. Он – другой, и ты – другая. Да мне до этого и дела нет. Скажите лучше, чего изверга за собой водили. Ты скажи! – она ткнула костлявым пальцем в сторону Леона.

Тот порывисто перевел дыхание и поставил на стол кружку, которой прикрывался от слепого взгляда хозяйки.

– Так… увязался, – наконец, сказал он.

Несмотря на растущую тревогу, Роксана едва не усмехнулась: слышал бы его кочевник!

– Увязался, – неодобрительно покачала головой старуха. – Сами не смогли от него избавиться, все подсказки нужны.

– Так, – начал было, Леон, но получил каблуком сапога по ноге и замолчал.

– Сами не могли. Он сильный, – вместо него ответила Роксана.

– Врешь ты все, – старуха навалилась грудью на стол. Белые бельма стали прозрачными и Роксане почудились черные зрачки за мутной пеленой.

Мара, сидевшая по правую руку от старухи, смотрела на Роксану красными, как разгорающееся пламя свечи глазами. Грязная, лохматая, будто только вчера выбралась из могилы. Только в том и дело, что не было никогда у нее могилы, с надгробным камнем, удерживающим безвременно почившую душу. Желтые когти медленно скребли столешницу. Этот звук – долгий и тягучий выматывал Роксане душу.

– Одно хорошо, что изверга убила, – вздохнула старуха.

– Какого…

Начал Леон и не закончил. Так и остался сидеть с открытым ртом. Роксане пришлось вторично наступить ему на ногу. Умению следить за своим лицом, ему следовало поучиться у кочевника, – мелькнула у Роксаны запоздалая мысль.

Старуха поняла недоумение Леона по-своему.

– Ты, судя по всему, к смерти не приучен. Это пройдет. Со временем пройдет. Еще? – старуха придвинула кувшин с отваром, но Леон отрицательно замотал головой. – Врать хоть бы научилась, – она покосилась в сторону Роксаны. – Для девушки уметь врать – первое дело. "На юг, где нет войны", – ехидно передразнила ее. – Если уж мира искать, так на севере. А уж на юге, где полно извергов…

– На севере тоже мира немного, – потупилась Роксана.

– Мира нигде нет. Если в душах людей война – откуда миру взяться?

– А почему так получилось? – выпалил вдруг Леон. – Откуда взялась эта война в душах? Ведь раньше все было хорошо!

– Много ты понимаешь – хорошо, – в спокойный тон старухи вплелись угрожающие ноты. – Когда вместо того, чтобы довольствоваться силой, что есть в нашем мире, лазать стали куда не надо. Я говорю о тех, Повелителях демонов, будь они трижды… Ходили в мир Иной, как к себе домой, вот перегородка и истончилась, и поперла оттуда всякая сила – куда нам с ней справиться…