Текст книги "Плохая хорошая девочка"
Автор книги: Ирина Арбенина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
К счастью, когда мы с Диди явились на званый ужин, Звездинские были одни.
Проводника что-то не видно. И я не стала интересоваться, где он, чтобы не портить себе настроение. А вдруг скажут: «Сейчас придет!» – и все испортят.
А куриное соте с горячими фруктами, которое собственноручно приготовил Оскар, и в самом деле оказалось необыкновенно вкусным.
После ужина, выслушав мои комплименты, Нинель Звездинская собрала одноразовые тарелки в полиэтиленовый мешок для мусора – чета Звездинских, так же как и я, собирает мусор в мешки – и стала варить на спиртовке кофе.
– Неплохо. – Оскар Звездинский откинулся назад, с довольным видом потирая свой выступающий живот.
– Поняла! – Я хлопнула себя по лбу.
– То есть?
– Поняла, где я вас видела!
– Где же?
– По телевизору. В рекламе кефира! Да, в рекламе кефира с биодобавками. Вы там точно так похлопываете себя по животу и утверждаете, что очень комфортно себя чувствуете оттого, что употребляете этот чудо-кефир.
– Ну не буду отпираться, – не теряя своего благодушия, согласился Звездинский. – Вот оно как, Нинель! – подмигнул он жене. – Слава, она и на необитаемом острове найдет! Вот что значит настоящая популярность. Все-таки любит меня народ!
– Да, а еще вы там, в этом рекламном ролике, жалуетесь, что у вас все время концерты, гастроли и поэтому приходится питаться всухомятку. И что, если бы не этот чудо-кефир, вы бы просто пропали. Это правда?
– Насчет кефира? Вы и впрямь поверили, что я могу пропасть без этого жуткого кефира? Не будьте наивной дурочкой, Элла. Если мне и бывает комфортно, то совсем от других напитков.
Звездинский извлек из походного кофра бутылку виски.
– Будете?
– Пожалуй, хлопну немного, – пробормотала я. – А насчет концертов, гастролей – правда?
– Насчет концертов – правда. – Он с любопытством на меня уставился. – Разрешите и мне полюбопытствовать. Вы только притворяетесь идиоткой? Или в самом деле…
– Неужели похоже, что – в самом деле? – забеспокоилась я.
– А неужели вы никогда не слышали об Оскаре Звездинском, знаменитом шоумене? Весь народ меня знает, а вы что же – нет?
– Видите ли… Вы только не обижайтесь, Оскар… – попробовала оправдаться я. – Но как-то так выходит… В общем, я, очевидно, страшно далека от народа. Понимаете, у меня какая-то своя жизнь.
– Ну понятно, – вздохнул Звездинский. – Значит, не притворяетесь. Значит, и в самом деле идиотка.
– А вы?
– Что – мы?
– Ну, по-вашему, отправляться неизвестно куда – для этого надо быть в своем уме? Для этого не надо быть идиотом?
– Ах, вот вы о чем… – Оскар зевнул.
– Ну да.
– Видите ли, Элла… В общем, это довольно долгий разговор.
– Ничего, я готова.
– Чтобы вы хоть немного поняли, как обстоит дело, мне придется рассказать вам всю мою жизнь.
– Это, наверное, интересно.
– Да уж! Угадали. Так вот. Видите ли, по результатам всех, абсолютно всех психологических тестов, которым я подвергался, выходит, что я, Оскар Звездинский, – глубочайший интроверт. То есть… Говоря другими словами и избегая терминов, единственное, о чем я думаю, глядя на людей: как же вас много! Какие же вы идиоты! И когда же вы оставите меня, наконец, в покое!
– Понимаю, понимаю, – вздохнула я. – Вы предпочитаете одиночество. Общение с людьми для вас неприятно.
– Да! И это нормальное состояние для человека моего природного склада, характера и темперамента. При этом, обратите внимание, я зарабатываю деньги как шоумен. Понимаете?
– Пока нет…
– Видите ли… Мне досталась профессия, которая по зубам только полноценному экстраверту. Улавливаете?
– Кажется, теперь улавливаю.
– Экстраверт – это тип человека, которому внимание окружающих необходимо так же, как ежедневный душ, если вы в курсе.
– Да-да, что-то слышала об этом, конечно.
– Так вот, будучи, напротив, глубочайшим интровертом, я уже тридцать лет пою одну длинную бесконечную песню для моих зрителей. Выступаю на концертах, в клубах… И веду суперпопулярное кулинарное телевизионное шоу «Объеденье».
– Ах, ну конечно! Теперь вспомнила… – обрадовалась я. – Я же видела вас и в этом шоу! Ну конечно… с этими… с кастрюлями! По телевизору… По субботам, кажется?
– По воскресеньям.
– Да, точно. По воскресеньям!
– Так вы улавливаете, Элла, мою мысль?
– Уже уловила.
– Вот! Я бы предпочел вообще не видеть людей! А вместе этого я вынужден видеть их постоянно. Я вынужден терпеть целые толпы моих зрителей и поклонников. Насиловать свой природный темперамент. И это несоответствие, как черная трещина, рассекает всю мою жизнь, лишая ее гармонии.
– Да, тяжеловато вам, – согласилась я.
– Тяжеловато?! Да я постоянно чувствую себя несчастным человеком!
Нинель слушала мужа молча.
– Единственная настоящая радость, – продолжал Оскар, – это наши с Нинель исчезновения. Я отключаю все мобильники, и мы скрываемся где-нибудь, за тысячи километров от публики, среди дикой природы. Пусть ненадолго – неделя-две, – но так, чтобы никто об этом не знал. Не знал, где мы. Не смог найти, приехать, подойти, позвонить, заговорить.
– Ясно.
– Поэтому, сами понимаете, когда мы вас тут обнаружили…
– Понимаю, – я кивнула. – Вы ничуть не обрадовались!
– И знали бы вы, Элла, как же это трудно – скрыться от людских глаз… Они всюду!
– Как я вам сочувствую!
– А знали бы, дорогая девушка, как трудно найти способ взбодрить себя в нашем, отнюдь не юном возрасте… Я ведь все уже видел, на все охотился. В Малайзии купался в реке из кокосового молока, в Африке убегал от слона.
– Неужели?
– И потом. У меня крашеные волосы, две пластические операции, я трачу уйму времени на маникюр и борьбу с ожирением.
– Скучно? Пресыщение? Нельзя надеть две пары ботинок?
– Верно, дорогая. Вы опять угадали.
– Скажите, Оскар, если это, конечно, не секрет… А что у вас в футляре?
– Угадайте с трех раз.
– Попробую. Не скрипка?
– Не скрипка.
– Я так и подумала, что нет.
– Угадали, Элла. Не скрипка! Видите ли, Элла, это же вип-тур… Запланирована экзотическая охота! Понимаете? Нам обещали необыкновенную охоту.
– Так вы прилетели на охоту?
– Точно.
– Вот как?
– Да, мы будем охотиться! Мы добудем необыкновенную дичь. А потом будет пир…
Оскар вдруг встал – очевидно, в порыве чувств. Освещенный пламенем костра, он простер руки в темноту и вдруг завопил, причем довольно дурным голосом (уж не знаю, как он там поет для своих зрителей – может, только под фонограмму и умеет?).
В общем, он начал вроде бы декламировать:
Спутники тут за добычу взялись, о пире заботясь:
Мясо срывают с костей, взрезают утробу, и туши
Рубят в куски, и дрожащую плоть вертелами пронзают…
– Это что? – испугалась я.
– Это стихи.
– Стихи?
– Это Вергилий, девушка! – важно подтвердил шоумен.
И он снова с прежним чувством стал подвывать:
Все, возлежа на траве, обновляют пищею силы,
Старым вином насыщая себя и дичиною жирной.
– На кого же охота? – перебилая декламирующего. – Кем вы, собственно говоря, собираетесь насыщаться?
– А вот этого я вам пока сказать не могу! – Звездинский таинственно понизил голос и замолчал.
– Неужели это тоже секрет? – обреченно вздохнула я.
– Опять угадали. Секрет. Нам обещали охоту на какое-то необыкновенное животное. Но какое именно, мы узнаем, только когда прилетят устроители.
– Устроители? Сюда еще прилетят какие-то «устроители»?
– А как же?! Конечно.
– Но когда же они прибудут?!
– Охота намечена на последний день нашего здесь пребывания. А потом мы все вместе покинем этот гостеприимный край.
– Потрясающе… – пробормотала я.
– Но выполнить вашу просьбу, Элла, и открыть вам «тайну» футляра, а заодно и похвастаться я могу и сейчас…
И Оскар открыл таинственный футляр.
– Какое красивое ружье! – похвалила я, заглянув внутрь.
Оружие я, к счастью или к сожалению – уж не знаю, к чему именно! – могу оценить только с эстетической точки зрения. Поэтому я ограничилась только такой похвалой. Хотя даже такому дилетанту, как я, было понятно: вещь, находящаяся в футляре, была очень высокого класса.
– Красивое? – хмыкнул Оскар. – И все, что вы можете сказать? Да такое оружие, барышня, уже лет сто считается классикой! Убийственной классикой этого жанра!
– Вот как? Ну, видите ли, я не слишком в этом разбираюсь…
– Но у вас ведь тоже, кажется, есть оружие, Элла? – Оскар вдруг как-то подозрительно прищурился.
– Да, есть… – призналась я. – Как ни странно, у меня есть пистолет.
– Какой?
– «Smith & Wesson».
– Ого… Ничего себе!
– Это подарок бывшего мужа.
– Обычно женщинам дарят духи.
– Это при романтической встрече.
– А он ушел?
– Угу.
– Значит, при расставании женщинам теперь дарят пистолеты?
– Выходит, что так. Хотя… Я тоже, пожалуй, удивилась.
– Да, я бы тоже удивился на вашем месте, Элла. Странно ведь… При разводе, наоборот, от бывших супругов прячут опасные предметы – «колющее» и «режущее», как говорят менты. А также огнестрельное. Поскольку взаимные страсти и так накалены!
– Да нет, мы разошлись с мужем очень мирно, – возразила я Оскару. – Как в море корабли! Красиво.
– Ах, вот что…
– Я думаю, его подарок, – вздохнула я, – это что-то вроде прощального напутствия человеку, к которому он сохранил доброе чувство.
– Напутствие?
– Ага… Видите ли, Оскар, я рохля, мямля, очень мягкий человек… Совершенно не могу за себя постоять. В общем, тряпка, а не женщина.
– Вот как?
– По-моему, мой бывший супруг хотел сказать мне этим подарком: «Элла, вокруг одно дерьмо… Хорошему человеку не прожить без пистолета. Научись себя наконец защищать». Вот такой вот мэсседж… Послание!
– А вы рохля, Элла?
– Еще какая рохля. Муж ведь хорошо меня знал.
– Вот уж не подумал бы, что вы беззащитны.
– Ну, видите ли, Оскар… Как вам сказать… Это я тут, на природе, немного переменилась. Усовершенствовалась под влиянием эксклюзивных обстоятельств!
И я посмотрела на часы.
Привычка смотреть на часы – да и носить их! – в нашей Прекрасной долине, где совершенно некуда торопиться и не к чему следить за временем, конечно, довольно абсурдна.
Но, увы, привычки, даже становясь совсем бесполезными, сохраняются очень долго. Для меня привычка по-прежнему носить часы – это, наверное, как надежда вернуться все-таки рано или поздно в мир, где людям действительно нужно смотреть на часовые стрелки.
Но сейчас мне эта бесполезная привычка смотреть на часы пригодилась. Мне давно уже хотелось уйти. И мои гостеприимные хозяева все поняли верно.
– Вас проводить? – догадался Звездинский.
– Да нет, тут два шага… – отказалась я от любезного предложения шоумена. – Я уже привыкла ходить тут одна.
– Ну хорошо, Элла. Приятно было провести время в вашем обществе.
– Спасибо за ужин!
– Не за что.
– А где ваш проводник? – все-таки спросила я на прощание. Ибо странный малый так за весь вечер ни разу и не появился.
– Где-то бродит, – рассеянно ответил Оскар.
– Он вообще у нас нелюдим, – добавила Нинель.
– По правде сказать, да… Парень любит одинокие прогулки, – признался Звездинский, вглядываясь в темноту. – Выполнит свою работу «по хозяйству», принесет воды, дров для костра, посуду помоет – и в отрыв. Мы его сами мало видим.
– Вот как?
– Но ведь это же хорошо?
– Вот уж не знаю… – вздохнула я.
«Итак… – думала я по дороге к своей палатке. – Содержимое таинственного футляра и откровения Оскара кое-что проясняют. Очевидно, я поначалу неправильно все поняла: я решила, что Нинель боится ночного воя. А вполне возможно, этот странный вой интересует моих соседей как охотников. Как любителей экзотической охоты. И экзотической добычи.
Как он там декламировал?
Мясо срывают с костей, взрезают утробу, и туши
Рубят в куски, и дрожащую плоть вертелами пронзают…
Ну и ну…»
День двадцать седьмойТеперь, когда я знаю, что не похоронена заживо в этой «райской» долине, не отрезана от мира навсегда; теперь, когда я знаю, что скоро прилетит «Сесна»… Теперь моя долина кажется мне по-настоящему прекрасной!
И я жадно пользуюсь каждым часом, чтобы впитать в себя ее красоту. Я много рисую, брожу без устали у реки, забираюсь в горы…
Удобно устроившись у большого мшистого валуна – сам камень серо-коричневого цвета и покрыт изумрудными, очень живописными пятнами лишайников, – я делала зарисовку с очень редкого белого цветка дельфиниума.
Этот дельфиниум – удивительной красоты цветок. Белый… Голубая изящная тычинка, белые кружевные лепестки… Я полностью сосредоточилась на этом занятии.
Пуля чиркнула по камню в полуметре от моей головы.
Сначала я ничего не поняла. Но когда первые «сильные впечатления» поутихли и прошел легкий шок – до меня наконец дошло. Это был выстрел. И стреляли в меня.
Жуть какая-то…
Однако во всякой ситуации есть свои плюсы. Хорошо все-таки, что Прекрасная долина не слишком плотно заселена. Не нужно по крайней мере гадать: кто это мог бы так «развлекаться»?
Давеча я так и не поняла, на кого Оскар Звездинский собирается тут охотиться.
Теперь дело, кажется, становится яснее.
Стало быть, эта охота – на меня?
Но что-то Оскар заторопился. Говорил про последний день, когда «прибудут устроители охоты» и всего этого вип-тура. Не хватило у скучающего шоумена терпения дождаться? Экий нетерпеливый, право…
А может быть, охота намечена вовсе не на последний день «нашего здесь пребывания»? Н-да… А на последний день моего здесь пребывания?
Учитывая склонность шоумена Звездинского к мизантропии – сам разоткровенничался о том, как он «любит людей», – именно такого рода охота, очевидно, пришлась бы ему по душе более всего.
Охота на человека…
Может быть, это и есть тот самый способ «взбодрить себя»? В его отнюдь не юном возрасте? Он «все уже видел, на все охотился». В Малайзии купался в реке из кокосового молока, в Африке убегал от слона…
Вот на человека Оскар Звездинский, видимо, еще не охотился!
И, надо полагать, он решил, что пришло время наконец осуществить и это. Я вспомнила – кстати! – его декламацию…
Спутники тут за добычу взялись…
Не слишком ли резво они за меня взялись?! Лично мне это не слишком нравится.
Теперь, после этого выстрела и вообще после того, как в Прекрасной долине появились Звездинские, более прозаические, материальные, а не мистические объяснения случившегося со мной приходят мне в голову.
После того как Оскар сказал мне, какой аванс они заплатили за свой «вип-тур с экзотической охотой», ситуация кажется мне более понятной.
Мир, из которого меня изъяли столь неожиданным, экстравагантным и моментальным образом, замотивирован только на одном – на получении денег. Деньги дают свободу, покой, радость. И, как точно замечено – увы, не мной! – есть только две вещи, на которые человек может смотреть бесконечно: на огонь и на кассира, который отсчитывает причитающуюся нам зарплату.
Для того чтобы ощутить себя обладателем прекрасной суммы, дающей право на все это – свободу, покой, радость, – люди готовы сейчас на самые безрассудные поступки.
За то, что было обещано Звездинским, турфирма с них получит ну очень кругленькую сумму.
А какая тут может быть необыкновенная экзотическая охота?
Если только действительно устроители имеют в виду таинственный странный вой?
Что же касается меня, то я, видимо, случайно – уж не знаю как! – оказалась замешанной в эту игру. Может быть, люди, которые привезли меня сюда, имеют отношение к этой самой турфирме?
Конечно, такое объяснение оставляет без ответа другие вопросы… Например, при чем тут похищение небесного камня из Национального музея природоведения?
Но, возможно, «экзотическая охота» – это всего лишь некая жульническая уловка некого мошеннического турагентства. И выполнить договор – устроить охоту Оскару с обещанной «добычей» – жулики не в состоянии. Поскольку никакой добычи просто не существует. Я вот лично никого «такого» пока в Прекрасной долине не видела.
Мало ли что кто-то воет… Скажем, я допускаю, что это просто ветер в каком-то узком ущелье завывает, сифонит. Бывают ведь такие природные эффекты, обманы слуха.
Но супруги Звездинские явно не относятся к той категории людей, которые дают себя безнаказанно обмануть.
Мое же возвращение в Москву в интересы жуликов не входит. Поэтому мошенники, очевидно, решили действовать по принципу: нет человека, нет проблемы. При этом они убивают двух зайцев сразу.
Охота на человека – это круто…
Отсюда и мнимая таинственность Оскара и Нинель – «мы сами не знаем, куда прилетели». Как же! Так я и поверила!
А поскольку все договоренности этой фирмы со Звездинскими проводились, как они утверждают, в обстановке строжайшей секретности, вполне возможно, жулики всерьез рассчитывают выйти сухими из воды.
…Нинель и проводника в лагере не было. А Оскар сидел возле палатки и как ни в чем не бывало возился с кинокамерой. Успел опередить меня? Вернулся и сделал вид, «что он ни при чем»?
Решительным шагом самоубийцы я подошла к палатке и протянула Оскару гильзу…
«А что мне уже особенно терять? – решила я. – К чему гадать, нервничать, прятаться, уворачиваться от пуль, что-то предпринимать. И так все фигово – дальше некуда… Теперь еще и выступать в роли мишени! Нет уж… Лучше покончить со всем разом!»
– Ваша? – спросила я, когда Оскар взял в руки протянутую мною гильзу.
– Ну допустим…
Оскар отвел глаза.
«Батюшки, да наш киллер, кажется, застеснялся!» – ахнула я про себя.
– И допускать тут нечего, – решительно возразила я. – Конечно, ваша! Кроме вас, здесь стрелять больше некому.
– Ну хорошо, хорошо… Признаюсь, это я. – Оскар наконец взглянул мне в глаза. – Но только не думайте, что охотился на вас. Или, боже упаси, собирался вас убить!
– А что же, по-вашему, вы собирались сделать?
– Видите ли, – Оскар потупился, – как я вам уже объяснял, охота – это моя страсть… Хлебом не корми – дай побродить с ружьишком. Но, если честно, я довольно скверный стрелок.
– Ах, вот оно что…
– Признаваться в этом – большой удар для самолюбия. Но вы меня вынуждаете! Вы, Элла, что называется, просто меня «взяли с поличным»!
– Извините…
– Да, я плохо стреляю! Можно сказать, скверно… Очень даже скверно.
– Я догадалась… – не без понятной радости подтвердила я этот диагноз. – К счастью, вы правы. Стреляете вы плохо! Иначе бы мы с вами сейчас уже не беседовали.
– Да, я очень плохо стреляю. Но очень люблю. Очень люблю это дело.
– Так-так…
– Видите ли, Элла… В общем, вы и понять не можете, как манит человека прекрасное добротное оружие. Это, знаете, как фобия… Достать из футляра, протереть, подержать в руках…
– Стрельнуть разок-другой, да? – вздохнула я.
– Ну пострелять… Конечно… Разумеется. Не без того! Но метился-то я не в вас.
– Не в меня?!
– Видно, так уж получилось.
– Вот как?
– Клянусь!
– А в кого же вы стреляли, Оскар?
– Ну мне показалось… В общем, не стоит об этом пока. Пока не стоит, Элла.
– Не скажете?
– Скажу только, что метился я не в вас.
Так мы препирались еще некоторое время.
Но что мне остается делать?
В общем, мне остается только поверить Оскару на слово.
А тем же вечером меня опять пригласили на ужин. Очевидно, в знак примирения. По-видимому, это своего рода «извинение» Звездинских «за доставленные неудобства».
За ужином я предложила не закапывать более наши консервные банки, а использовать в качестве мишеней, чтобы Оскар мог на них тренироваться.
Мне кажется, что моя заинтересованность в том, чтобы господин шоумен научился стрелять более метко, вполне понятна.
Кроме того, мы договорились, что Звездинский будет с утра, отправляясь на прогулку, предупреждать меня, где именно он собирается «побродить с ружьишком». А я соответственно постараюсь держаться от этого места как можно дальше.
В просторной долине стало тесновато после того, как в ней появился такой «стрелок», как Звездинский.
День двадцать восьмойСегодня с утра у нас с Диди была удивительная встреча…
Диди первым заметил это чудо. И – вот умнейшее существо! – не залаял, а только ткнулся носом мне в ладонь, давая знать, что впереди нечто интересное.
Это была прелестная серебристо-серая козочка с закрученными в спираль рогами. Она пощипывала траву и время от времени поднимала голову, настороженно прислушиваясь к малейшим шорохам. Мне очень хотелось ее нарисовать. Хотя бы сделать набросок… Но я боялась даже пошевелиться и протянуть руку к сумке, в которой лежал блокнот.
Следующее, по очереди, желание… Как насчет подоить? Я так давно не пила свежего молока… Кажется, я превращаюсь в Робинзона Крузо? Преодолев и это желание, мы отправились с Диди дальше.
Так мы с Диди гуляли довольно долго, а когда, изрядно проголодавшись, повернули обратно в лагерь, произошло нечто ужасное.
Бежавший впереди меня Диди тревожно залаял – и я поспешила ему на помощь.
То, что вызвало у отнюдь не кровожадного Диди, для которого в смысле добычи нет ничего лучше пакетика «Педигри», такое испуганное изумление, испугало и меня!
Очевидно, это была та самая козочка… Может быть, конечно, и другая – не та, которой я любовалась накануне.
Но сейчас ее серебристая шерсть была забрызгана кровью. А тушка мертвого животного была уже наполовину освежевана. Какой-то дикий зверь, хищник, который, очевидно, и убил красивую козочку, уже вырвал у своей бедной жертвы часть внутренностей: сердце, печень…
Кровь еще дымилась – тело было еще теплым. Значит, убили совсем недавно, может, меньше часа назад.
Я испуганно огляделась. Я смотрела по сторонам, крепко сжимая в руке свою «Леди Смит», которую, надо признаться, почти всегда беру с собой.
Что, если я вспугнула зверя, лакомившегося своей добычей, и он где-то рядом? Возможно, он даже наблюдает за мной сейчас из-за листвы… В таком случае мне не сдобровать!
Однако Диди, который уже вполне адаптировался к виду кровавого натюрморта, поначалу так его поразившего, вел себя теперь довольно спокойно. Песик более не выражал никаких признаков тревоги…
Значит, хищник ушел? Но почему? Зверь ведь, судя по всему, только начал пировать… Он испугался нас с Диди? Но кто это был? Кто убил несчастное славное травоядное животное с красивыми рожками? И почему этот хищный зверь испугался меня?
Испугался настолько, что даже бросил лакомую добычу? Нелогично. Ведь, если это был хищник, то я – тоже добыча!
Я вдруг вспомнила лошадиную голову, так когда-то поразившую меня. Животное тоже, очевидно, от кого-то убегало. И было, вероятно, напугано до смерти… Иначе не угодило бы в смертельную ловушку.
Так кто же этот кровожадный страшный хищник?
Удивительно, что за все время моего пребывания в долине мне ни разу не довелось с ним столкнуться.
Более того, ни разу я не видела никаких следов его существования!
Если не считать, конечно, убитых и напуганных им жертв. Что не так уж и мало!
И еще… И еще странного воя, который доносится иногда. И тех пятен на уступах горы Скалистой!
Значит, турфирма не обманывала Звездинских, когда обещала им в Прекрасной долине «экзотическую охоту»?
