Текст книги "Рассвет над волнами (сборник)"

Автор книги: Ион Арамэ

Соавторы: Михай Рэшикэ
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Глава 9

В бездонной черноте неба звезды казались необычайно большими. На море легла удивительная тишина. Время от времени до борта корабля бесшумно докатывалась невысокая волна и таяла бесследно. Корабль, молчаливо повинуясь призывам моря, покачивался в такт волнам.

Нуку снял фуражку и вытер ладонью лоб. Дул едва ощутимый бриз. Море дышало теплом и влагой. Сейчас, с наступлением ночи, оно отдавало накопленную за день солнечную энергию. Стоять на вахте на корабле, вышедшем на выполнение учебно-боевых задач и бросившем якорь далеко от берега, – это же замечательно! Нуку считал, что это своего рода компенсация за напряженные часы похода. Все приборы и механизмы надо проверить, людей проинструктировать. В морской службе много такого, что скрыто от посторонних глаз, но требует постоянного внимания. Волны, ветер пытаются сбить корабль с точного курса. Ложная тревога из-за какого-то неведомо откуда взявшегося среди волн ящика и взволнованный крик впередсмотрящего: «Неизвестный предмет справа по носу!» Минуты напряженного ожидания, собранные в кулак нервы, готовность принять решение в невообразимо короткий промежуток времени, потому что море жестоко, оно не прощает ошибок…

Нуку посмотрел в сторону вахтенного матроса. Тот, держась одной рукой за леера, свесился за борт и напряженно вглядывался в густую тьму, где слышался лишь легкий всплеск волн. Матрос выглядел довольно комично, пытаясь хоть на полкорпуса приблизиться к рассматриваемому предмету. Казалось, он вот-вот вывалится за борт.

– Что там у тебя, Штефанеску? – спросил он вахтенного.

– Ничего, товарищ старший лейтенант. Мне показалось, что впереди какой-то огонек. В темноте, вы знаете, глаза устают. Все в порядке. Это во время первого выхода в море, когда я стоял на вахте, было страшно. За всю свою жизнь я не припомню такой темени. Я чувствовал за бортом угрожающую пустоту, хотя, скорее всего, это была игра воображения. От ощущения этой черной безмолвной пустоты волосы вставали дыбом.

– Ну, это ты преувеличиваешь. Чего бояться-то?

– Не знаю. Это трудно объяснить, но мне было тогда до такой степени страшно, что я хотел нажать кнопку сигнала тревоги, чтобы услышать голос вахтенного офицера. Просто услышать его голос. – Матрос замолчал, еще раз посмотрел в бинокль туда, где ночь сливалась с морем, и обратился к Нуку: – Знаете, иногда хочется, чтобы хоть что-нибудь произошло, пустяк какой-нибудь, но дающий ощущение, что ты находишься среди людей, что все идет нормально. В противном случае морская пучина преследует тебя как дурной сон.

– Ты откуда родом? – спросил Нуку.

– Из Бухареста. Коренной столичный житель. Живу на знаменитой Каля Викторией, где, как поется в песне, никогда не бывает ночи. Когда я ложился спать и гасил свет, в комнате все равно было светло от уличных фонарей. Их мягкий серебристый свет проникал в комнату, и все предметы были хорошо различимы. Одним словом, настоящей темноты я никогда раньше не видел.

– Разве ты ни разу не был в селе? Разве тебя не заставала ночь в поле?

– Вроде бы нет. Да и что я забыл ночью в поле? Правда, в начале службы проводились ночные стрельбы, но я тогда был часовым, а пост мой освещался фонарем, поэтому там было светло как днем. Честное слово, товарищ старший лейтенант, до этой ночи на море я не знал, что такое темнота. Поэтому мне было страшно.

Нуку попытался представить этого матроса на гражданке. Наверное, одевался по последней моде, носил длинные волосы, ходил в обнимку с такой же, как сам, модной девчонкой. Но на большее у Нуку не хватило воображения. Да и парень выглядел сейчас как настоящий матрос.

– А теперь, когда стал моряком?

– Привык. Иногда вижу вдалеке теплоходы, направляющиеся в Констанцу. Огоньки еле видны. Пытаюсь представить пассажиров, которые наверняка смотрят в нашу сторону, но вряд ли нас видят. Наш корабль – не пассажирское судно с открытыми иллюминаторами, где на борту звучит музыка, а по палубе прогуливаются…

Тут вахтенный к чему-то прислушался и замолчал.

– Показалось, что-то стукнуло о борт, – сказал он немного погодя.

– Может, ослабло крепление у шлюпки. Спустись посмотри, а я постою за тебя.

– Понял. Пожалуйста, бинокль.

Пуку слышал, как легко, почти беззвучно спустился по металлическому трапу матрос. Оставшись один, Нуку посмотрел туда, где должно было находиться море. Действительно, тьма казалась непроглядной. Только у носа корабля в волнах смутно отражался свет якорного фонаря. На какое-то мгновение Нуку почувствовал себя страшно одиноким, затерянным между небом и водой. Он попытался представить, как несли вахту моряки в прежние времена, например китобои. Они урывали несколько часов сна после сумасшедшей гонки по морям, чтобы на следующий день начать все сызнова. Нуку вообразил легендарного капитана Ахаба с горящим взором, неукротимого, не знающего устали, решившего снарядить новую экспедицию в безбрежные морские просторы в поисках Белого Кита.

Открылась дверь штурманской рубки. На секунду контрастирующий с темнотой свет ослепил. Только когда дверь закрылась, Нуку разглядел командира корабля капитана второго ранга Якоба. На мгновение темнота показалась еще более плотной. Нуку поприветствовал командира и подошел поближе.

– Ты почему не разбудил меня? – упрекнул его Якоб.

– Вы мало спали в последние ночи… А мне спать не хотелось…

– Служба службой, но мне все-таки не хочется, чтобы завтра утром, когда придем в порт, ты выглядел мучеником. Или ты намерен произвести на жену впечатление, вызвать у нее сострадание?

Нуку вспомнил, какой грустной выглядела Амалия, когда собирала его чемодан.

– Я и без того произведу на нее впечатление.

– Не скажи. Когда я в первый раз, сразу после свадьбы, выходил в море, жена была очень недовольна и с завистью мне сказала: «Тебе хорошо. У тебя морская прогулка». Ну я и решил продемонстрировать ей трудности флотской жизни – вернулся из похода осунувшийся, небритый. Она, как увидела меня, так, бедняжка, и прослезилась. С тех пор я строго придерживаюсь правила настоящих моряков: перед заходом в родной порт готовлюсь, как на бал. Не желаю выглядеть усталым, вызывать к себе сочувствие.

– Я тоже не желаю, – поспешил вставить Нуку.

– А что говорит жена? Уже свыклась с мыслью, что она жена моряка?

Нуку ответил не сразу. Перед уходом Амалия у двери шепотом сказала ему: «Я очень за тебя волнуюсь. Будь осторожен. Не стой долго на солнце, берегись ветра…» Наивность этих советов ошеломила Нуку. На вопрос Якоба он решил ответить шуткой:

– Я всего второй раз выхожу в море. Поэтому мою жену надо еще тренировать. Со временем она привыкнет, а пока ей не очень легко.

– Думаю, ее можно понять, – кивнул Якоб. – Нелегко оставаться одной в четырех стенах, когда все хозяйство на ней… Говоришь, надо тренировать? Как сказать! Моя жена привыкала долго и трудно. Как-то раз возвращаюсь из похода домой и вижу, в квартире темно. Сначала подумал: дома никого нет. А оказалось, она сидела в темноте, потому что перегорели пробки. Спрашиваю ее: «Ты почему ее вызвала электрика?» А она мне в ответ: «В квартире я одна, и мне не очень хотелось, чтобы приходил чужой человек…» Я научил ее менять пробки. Потом сын пошел в школу и появились новые проблемы. Родительские собрания в школе назначались именно тогда, когда я уходил в море. Даже на торжественном вечере по случаю окончания учебного года, на котором сына премировали за чтение стихов и родители фотографировали своих детей, я не смог присутствовать. Я уже не говорю о том, что в течение года не имел возможности помочь сыну выучить таблицу умножения, научить его ездить на велосипеде. Когда всем этим заниматься? В перерывах между выходами в море? Жена моряка должна быть верной и терпеливой, должна уметь многое делать сама. Есть девушки романтического склада, которые без ума от флотской формы, но после замужества пасуют перед первыми же трудностями…

– Этого я не боюсь, – тихо заметил Нуку. – Три года уже как женат. Говорят, если семья не развалилась в первые три года, то потом устоит.

– Я это просто так сказал. У тебя этой проблемы не должно быть. Сколько раз ты просился на корабль? Следовательно, успел все уладить на семейном фронте. Жена наверняка знала, к чему ты стремишься.

– Да, она всегда меня понимала и не возражала, когда я получил назначение на корабль.

– И все же это не причина возвращаться домой невыспавшимся и небритым.

– Намек понял, – улыбнулся Нуку. – Иду спать, товарищ командир.

– Иди поспи часика три.

Нуку козырнул и спустился вниз по трапу. На секунду он задержался во внутреннем коридоре, чтобы глаза могли привыкнуть к свету, затем вошел в свою каюту. Включил светильник в изголовье и лег. Заснул он раньше, чем успел о чем-либо подумать.

…Разбудил его ритмичный, похожий на пыхтенье, шум главного двигателя. Нуку вскочил как ужаленный, но, уяснив, что обороты нарастают – значит, корабль только что снялся с якоря, вздохнул с облегчением. Вспомнив совет командира, он тщательно побрился. По правде говоря, ему вначале хотелось возвратиться из плавания если не морским волком, то хотя бы бывалым мореходом. Но совет Якоба несколько поколебал его первоначальные намерения. Нуку достал белую накрахмаленную, наглаженную рубашку с воротником на стойке, которая больше подходила к праздничному торжеству. Но разве возвращение домой не праздник?

* * *

Повернув за угол и выйдя на Якорную улицу, Нуку увидел выкрашенную в темно-зеленый цвет повозку с колесами, одетыми в автомобильные шины. На ней гордо восседал толстый и небритый возница, тот самый, который три года назад перевозил вещи Амалии на теперешнюю квартиру. Нуку невольно представил, как все это было. Он тогда решил бесповоротно перевезти Амалию к себе. Спешно остановил на улице эту повозку и, несмотря на сопротивление хозяина, уговорил его перевезти вещи. Когда повозка остановилась у отеля «Али-Баба», он забежал за Амалией, которая в это время собиралась развешивать стираное белье.

– Бросай все и собирайся.

– Куда?

– Домой, – сказал он с какой-то особой интонацией. – Я помогу тебе уложить вещи. Раздумывать некогда: на улице ждет транспортное средство. Счетчик включен, за простой придется платить, – засмеялся Нуку, показывая пальцем на коня, пощипывающего припорошенную пылью траву на обочине.

Амалия выглядела растерянной, по нескольку раз переставляла вещи с места на место. Нуку, не давая ей опомниться, торопил, шумел, помогал, одновременно разглядывая вещи. Вот вуаль, вот шляпа, которую она никогда не надевала, вот кукла, чайник, черное пальто, пропахшее нафталином, жакеты, платья, сапожки «аля мушкетер», пояса, платки, книги, флакончики с духами и лосьонами, будильник, альбом с фотографиями, который не закрывался, мольберт, коробки с красками, плед, кастрюльки, бигуди, открытки. Когда все это было разложено по чемоданам, сумкам, целлофановым мешкам, Нуку схватился за голову:

– Я за тобой должен был приехать не с этой несчастной повозкой, а с караваном верблюдов.

Амалии даже некогда было причесаться, и она повязала голову белой, в красных розах косынкой. Когда она шла к повозке с сумкой и целлофановым мешком, в который упаковала горшочки с цветами, а затем, приподнявшись на носках, подавала их вознице, было что-то очень трогательное в ее фигуре. Черную, раздувшуюся сумку она никому не доверила – туда она сложила, наспех завернув в бумагу, чайный сервиз.

– Я понесу ее сама, тем более что здесь недалеко… Иначе от сервиза останутся одни черепки.

Они шли рядом, едва поспевая за повозкой.

– Ты похожа на марафонца, – пошутил Нуку.

– А ты передвигаешься вразвалку, как пьяный докер, – не осталась она в долгу.

Вот здесь, на этом углу, она останавливалась, чтобы перевести дух. Свитер в обтяжку подчеркивал, как тяжело вздымалась ее грудь. Амалия устало приблизилась к Нуку и прижалась к нему, как ребенок. Его охватило тогда волнующее, дурманящее голову, неповторимое чувство – они были вместе, начиналась новая страница их жизни. Судя по тому, как Амалия, глубоко дыша, прижалась к нему и оперлась о его плечо, она испытывала также же чувства… Три года прошло с тех пор. Три года безмятежной жизни, в течение которых они вили свое гнездышко. Практически с того момента начался отсчет их совместной жизни. Потом он отобрал у Амалии сумку с сервизом и направился к зданию под номером 35 – их дому…

Очнувшись от воспоминаний, Нуку непроизвольно, как обычно на этом участке пути, прибавил шаг. Подойдя к дому, озабоченно посмотрел на часы. Успеть бы застать ее, пока она не ушла в школу. Как хорошо, когда знаешь, что тебя ждут после стольких дней плавания! Он нетерпеливо открыл дверь, и Амалия с радостным криком бросилась ему на шею:

– Нуку, наконец-то вернулся!

Каким сладким показался ему ее поцелуй после разлуки! Дверь на площадку он закрыть за собой не успел, и проходившая мимо соседка сказала им: «Доброе утро». Они, смеясь, отпрянули друг от друга, покраснев, ответили на приветствие и закрыли дверь.

– Я собиралась пойти на рынок, – объяснила Амалия. – Сегодня у меня уроки начинаются позже… Но все не решалась переступить порог: как будто чувствовала, что кто-то должен прийти. Как хорошо, что ты вернулся!

Нуку отставил в сторону чемодан и снова обнял ее. На этот раз она легко высвободилась из его объятий и, отступив на полшага, сказала:

– Для моряка, вернувшегося из плавания, ты выглядишь довольно прилично. Трудно было?

– Нет, но я очень тосковал по тебе.

– Значит, есть кое-что и хорошее в твоих выходах в море, – засмеялась она. – Они меняют тебя. Выпьешь чаю?

– Успею. Расскажи лучше, как ты здесь жила в мое отсутствие?

– Плохо. Без тебя плохо… – Она подошла, расстегнула ему китель и, приподнявшись на носках, нежно поцеловала в щеку: – Не люблю одиночества.

– И я не люблю… – Он хотел обнять ее за талию, но Амалия увернулась и убежала на кухню.

– Слышишь, – донесся оттуда ее голос, – у нас испортился кран горячей воды. Пришлось перекрыть нижний вентиль.

– А почему ты не вызвала мастера?

– Не хотелось видеть чужого человека в доме… А для тебя повозиться с краном и проявить свое умение одно удовольствие.

Он прошел в спальню, снял рубашку, бросив беглый взгляд на манжеты.

– Стирать не надо? – спросила она, появляясь в дверях.

– Я только утром надел ее. Ты думаешь, я на корабле хожу в нарядной рубашке?

– Ты сегодня пойдешь в порт?

– Нет, на сегодня достаточно. Экипаж свободен до завтрашнего утра. Если подсчитать, сколько времени мне удалось поспать в плавании, то едва ли наберется ночь, так что имею полное право расслабиться. Прогуляемся в Констанцу – это почти рядом.

– Мне бы тоже хотелось, но у меня уроки. Поезжай один.

– Ехать одному нет смысла. Кто меня будет ругать за то, что трачу деньги на пустяки? Кто будет останавливать у витрин с дамским бельем? – Он попытался обнять ее, но Амалия опять ускользнула на кухню:

– Пока я здесь с тобой болтаю, чайник уже закипел и залил плиту. Если хочешь поговорить со мной, иди сюда.

Пуку покорно пошел вслед за ней.

– Который час? – спросила она.

– Без четверти.

– Есть еще немного времени. Скорей бы наступили каникулы! Три недели осталось…

Он достал из кухонного шкафчика сахарницу, поставил ее на стол. Открыл дверцу холодильника. Все это он делал, чтоб скрыть охватившую его вдруг тревогу. Амалия неуловимо изменилась. В прошлый раз, когда он возвратился из плавания, она так не суетилась, но сделала все, чтобы побыть с ним.

– Тебе обязательно надо идти?

– Директор сейчас – не подступись: его пропесочили в уезде за дисциплину в школе и прочее. Я ненадолго, через три часа вернусь.

– Мне эти три часа будут казаться вечностью, – вздохнул Нуку.

– Не преувеличивай! – возразила Амалия, разливая чай в чашки. – Поспи, послушай музыку… Вот, кстати, пластинка Хулио Иглезиаса.

– Откуда она у тебя?

– Джеорджеску-Салчия одолжил. Он кроме всего прочего большой любитель музыки. У него ужас сколько пластинок, и он к ним так бережно относится.

– И тем не менее рискнул одолжить свое сокровище тобе? – сыронизировал Нуку.

– Зачем ты так, Нуку? Он мой коллега и очень порядочный человек.

– Зачем оправдываться? Ты что, уловила какой-то намек в моих словах?

– Мне надо идти, – сказала Амалия. – Извини, что не могу составить тебе компанию. В час буду дома.

Она поднялась, взяла сумочку и направилась к двери, но возле нее остановилась и вернулась, чтоб поцеловать его в щеку.

– К моему возвращению ты, надеюсь, перестанешь дуться.

– А я и не дуюсь, – пожал он плечами. – Буду ждать тебя.

Когда она уходила, он посмотрел ей вслед и сразу почувствовал себя грустным и одиноким. Настроение у него резко испортилось. Попробовал чай – он показался почему-то горьким. Наверное, от усталости. Надо бы немного вздремнуть… под музыку одной из песен Хулио Иглезиаса…

Глава 10

– Вставай, Бебе, на вахту пора, – раздался в кубрике громкий шепот вахтенного матроса.

– Ох…

– Да успокойтесь вы наконец! Кто там шумит?

– Это я, Пантази. Он не хочет вставать, товарищ сержант.

– Кто не хочет? Ты, Штефанеску?

– Встаю, встаю. Уже одеваюсь.

– Хорошо, я жду наверху. Не заставляй меня еще раз спускаться…

– Иди ты к черту! – сердито пробурчал Бебе, вскакивая с постели.

Когда его призвали в армию, он сам попросился на флот. Все были удивлены, что он вызвался служить два года на флоте вместо одного года и четырех месяцев в сухопутных войсках, однако Бебе спокойно отвечал, что два года службы его не смущают, лишь бы попасть на флот. Корина, увидев его после первых месяцев службы, чуть в обморок не упала. А дело было так. Вызвали его на контрольно-пропускной пункт. Он думал, что приехали родители, а тут она: длинные волосы распущены по плечам, плащ распахнут, а под ним голубое платье.

– Привет, Бебе!

– Ты как сюда добралась? – удивился он.

– С трудом. Но главное – добралась. Заработала два дня отгулов, дома сказала, что еду с подругами в горы. Денег одолжила у начальницы… Тебе очень к лицу морская форма. Сфотографируйся в ней…

Вспоминая об этом, Бебе стал быстро одеваться. Делал он это почти на ощупь, так как сине-фиолетовый ночной фонарь давал слишком мало света. Нечаянно уронил ботинок на пол. Его сосед Драгомир повернулся на другой бок, ткнул кулаком в подушку и недовольно проворчал:

– Что ты там делаешь? Чего спать не даешь?

– Баю-бай, цыпленочек, – успокоил его Бебе. – Зачем волноваться? У тебя впереди еще полночи.

– Да замолчи же наконец и убирайся наверх! – послышался злой шепот сержанта.

Бебе взял пилотку, накрыл койку одеялом и, покачиваясь спросонья, вышел на палубу. Прохладный ночной воздух сразу привел его в чувство, развеяв остатки сна. Он осмотрелся вокруг. Порт спал спокойно. Небо было звездное. Рядом вырисовывались черные силуэты стоящих на якорной стоянке кораблей. При свете звезд они казались гораздо крупнее. До Бебе донесся голос Пантази, шедшего навстречу:

– Ты что, забыл дорогу? Я уже подумал, что ты не придешь и придется снова спускаться в кубрик и будить тебя. Прошло уже почти четверть часа, а ты…

– Все, хватит меня отчитывать. Я уже здесь. Пошли, товарищу военному мастеру доложим!

Пантази зашагал вперед. Затем, обернувшись, предупредил Бебе:

– Будь внимателен, не споткнись на ступеньках, похоже, ты еще не совсем проснулся…

– Нет, сон уже улетучился. А вот пока не поднялся с постели, я никак не мог проснуться…

– Что правда, то правда. Когда будят среди ночи, всегда так.

Внизу, в каюте военных мастеров, горел свет. Когда Штефанеску открыл дверь, мастер вскочил с постели, быстро сунул ноги в ботинки и взглянул на наручные часы:

– На пять минут опоздали, голубчики.

– Товарищ военный мастер, матрос Пантази вахту сдал.

– Товарищ военный мастер, матрос Штефанеску вахту принял.

– Хорошо, – прервал доклад военный мастер и, обращаясь к новому вахтенному, сказал: – Смотри в оба.

Не засни, чего доброго. В четыре утра разбудишь кока, а без четверти пять спустишься сюда и разбудишь меня. Смотри не забудь и ничего не перепутай. Если кто-нибудь придет…

– Знаю, товарищ военный мастер. На борт пущу только в вашем присутствии.

– Правильно, – кивнул военный мастер.

Матросы отдали честь и вышли. Когда они подымались по трапу, Пантази сказал:

– Повезло тебе с третьей сменой. Никаких подъемов. Мне всегда третья смена нравилась. А тут не успеешь заснуть, как уже подъем: ревун звенит.

– Может, сунуть гвоздь в трансформатор…

– Ну ты и орел! Надо иметь голову на плечах. На следующий день поставят другой ревун, еще громче. Да и капралу много времени не потребуется, чтобы выяснить, кто это сделал.

– Согласен. Даже если я не виноват, он все равно смотрит в мою сторону: не может простить той истории с треугольником.

– Ну и ты тогда повел себя не лучшим образом. Человек сказал, что окончил техникум. Зачем задавать ему такие вопросы? Хорошо, что он справился с задачей. У него второй класс, парень он толковый. Заметил, как он вернул тебе задачку, которую решил по-своему: «Я не помню этой теоремы, в техникуме мы ее не проходили. Будь добр объясни сам, ты же, кажется, окончил лицей с физико-математическим уклоном».

– А я что, не объяснил?

– Объяснить-то объяснил, но утопить его не смог. Ты же ведь этого хотел? Вот что я тебе скажу: капрал наш – парень толковый и порядочный. Ну, всего, приятной вахты!

– А тебе спокойной ночи и сладких снов! – с иронией пожелал Бебе. – Надеюсь, ты не страдаешь бессонницей.

Некоторое время еще слышались шаги Пантази, а затем все стихло. Бебе поглядел в сторону левого борта. Там, за полоской темной воды, просматривался силуэт соседнего корабля. В синеватом свете фонаря у трапа взад-вперед неторопливо и бесшумно ходил вахтенный матрос. Вокруг стояла какая-то удивительная, умиротворяющая тишина. Лишь иногда со стороны моря доносился короткий крик невидимой птицы, и снова становилось тихо. У носа корабля раздался всплеск – Бебе посмотрел туда. На темной воде расходились концентрические круги – очевидно, рыба. Все казалось удивительным в этот час. Беззвучно роились в синеватом свете фонаря ночные мотыльки. Откуда-то издалека, со стороны города, время от времени доносился гудок тепловоза, лай собак. Желтоватая гирлянда фонарей тянулась далеко вдоль набережной и терялась где-то в конце бульвара.

Бебе стал думать о доме. Дом – это прежде всего отец с матерью. Отец часто ездил в загранкомандировки и не очень контролировал сына. Как глупо все получилось: он переоценил свою подготовку и провалился на вступительных экзаменах в институт. После службы опять придется поступать. Его товарищи уже будут на втором курсе. Да еще надо поступить… С вступительных экзаменов он переключился на Корину, с которой дружил с пятого класса, свою единственную любовь. Они с Кориной выросли, и пробудившаяся у них любовь воспринималась знакомыми как что-то естественное. Все говорили, что они идеальная пара. На дискотеке, когда они вдвоем выходили на площадку, вокруг образовывалось пустое пространство – на них смотрели как на пару, умеющую танцевать и показать себя. Где сейчас его шикарный японский магнитофон с кассетами, идеально воспроизводящими звук? Здесь, на корабле, даже карманный радиоприемник иметь запрещается. Да и что бы он стал с ним делать, ведь корпус корабля металлический, все экранирует. Так что ни одной станции не поймаешь. Корина пишет все реже. Любовь любовью, но когда столько месяцев находишься в разлуке и только в письмах посылаешь тысячу поцелуев или говоришь по телефону «Целую тебя», то в голове появляются разные мысли. Вчера, например, когда они говорили по телефону, Корина торопливо объяснила, что в субботу у нее день рождения. Бебе запасся жетонами для междугородних разговоров и, вытаскивая по нескольку штук из кармана, раскладывал на серой коробке телефона-автомата, а потом опускал в прорезь, когда зажигалась сигнальная лампочка.

Корина нетерпеливо спрашивала в трубку:

– Ну, как ты решил? Отпросись. Ты приедешь в субботу, правда? Я буду тебя ждать.

– Если смогу… если успею… – отвечал он.

– Ты должен, – настаивала она. – Какой праздник без тебя? Сделай все возможное – и приезжай.

Что она понимает в службе? «Тебе очень к лицу морская форма», – вспомнил он слова, сказанные ею, когда Корина неожиданно приехала навестить его. Тогда они вышли прогуляться по городу. На улице Корина хотела взять его под руку, но он отстранился:

– Не сердись, но это запрещено. Тем более что мне дали увольнительную в дневное время, когда все на занятиях.

– Большое дело – несколько часов! Ты же не каждый день отпрашиваешься. Или у тебя здесь уже появилась подружка?

– Корина, как ты можешь так думать? Я только тебя люблю…

– А взять тебя под руку не разрешаешь.

– Ну ладно, – решился он.

– А если тебе запишут замечание?

– Это будет потом. А сейчас главное – ты со мной.

А на следующий день на поверке военный мастер Панделе, глядя в сторону и вроде бы ни к кому не обращаясь, сказал:

– Не нравится мне, когда военнослужащий, не успев выйти за ворота части, забывает о воинской дисциплине, об уставах. Прогуливается с девушкой под руку, старших не приветствует… Надеюсь, тот, о ком я говорю, понимает это?

– Да, товарищ военный мастер. Вчера только я ходил в увольнение. Но, честное слово, я не нарушал уставных требований.

– Твое «честное слово»…

Ирония в голосе военного мастера задела Бебе, но он нашел в себе силы признать: да, он шел с Кориной под руку, но что касается приветствия… Хотя, когда идешь с девушкой, случается, не замечаешь старших…

Если бы сейчас приехала Корина! В субботу у нее день рождения. Как весело праздновали они его в прошлом году! Квартира Корины на Каля Гривицей не могла вместить всех гостей. Магнитофон на полную мощность, всюду цветы, на кухне две подружки Корины готовили сандвичи.

– Что это у тебя творится? – спросил он, войдя в квартиру. – Родители не обидятся?

– А я их выпроводила, – рассмеялась Корина, обнимая его. – Какие красивые розы! Подожди, сейчас вазу принесу. Папа не терпит современную музыку, а мама пошла к соседке на чашку кофе. Они придут, когда я погашу свечки и начну резать торт.

Корина была самой миленькой среди девушек. И Бебе, пришедший на торжество в вечернем костюме, при галстуке, ловил на себе восхищенные взгляды. Потом, когда начались танцы, он снял пиджак и засучил рукава рубашки, вызвав тем самым неодобрение Корины. И вот в субботу все опять повторится. У Корины сейчас, наверное, столько забот – портниха, парикмахер, торт из ресторана «Амбасадор»…

Бебе сделал несколько шагов по направлению к корме и подумал, что не составило бы большого труда тихо спуститься по трапу, пройти мимо мастерских к проходной. На контрольно-пропускном пункте можно придумать какую-нибудь историю: «Больна родственница, спешу на поезд. Документы есть, конечно, по мне, братец, сейчас страшно некогда, покажу, когда вернусь…»

Нет, этот номер не пройдет. Не пропустят. Более того, доложат командиру, а командир не из тех, кто верит таким басням. Лучше завтра честно обратиться с рапортом к командиру: «Прошу понять меня. У меня семейные обстоятельства. Неотложные дела…» «А где телеграмма?» – спросит он. «Телеграммы нет, я разговаривал со своими по телефону. Очень вас прошу…» Самое главное – придумать причину.

Мысль о том, что он сможет получить разрешение, придала Бебе сил. Он подошел к пульту старшего вахты и посмотрел на часы. Прошло всего пятнадцать минут, времени еще предостаточно. А как быстро пролетали часы дома, когда он бродил с друзьями по родному Бухаресту, по парку Чишмиджиу. Аромат цветов, люди, не спеша прогуливающиеся по тенистым аллеям. Бебе вспомнил, как перед выпускным вечером преподаватель музыки репетировал с хором выпускников программу. А какой получился выпускной бал! Какой красивой была Корина в белом праздничном платье! Словно принцесса из сказки.

Конечно, в эту субботу на дне рождения обязательно будет Джео. Он студент первого курса, живет рядом и наверняка приглашает Корину к себе слушать новые записи «Бонни М». А Бебе в это время… Вот почему она так спешила, когда разговаривала с ним по телефону. Ясно, зачем ей такой дурачок, как Бебе? Много ума не надо, чтобы сообразить, что у нее свидание с Джео. Он только что вернулся из армии – отслужил всего восемь месяцев, как и полагается поступившему в высшее учебное заведение, а сейчас продолжает учебу. Джео уже через три месяца службы стал капралом. Но посмотреть бы, как бы он повел себя здесь, на море. Может, из него даже кок не получился бы. Он, наверное, теперь хвастает своим званием. В сухопутных войсках проще. А здесь, на корабле, четыре капрала на весь экипаж. Надо трудиться в поте лица, чтобы стать старшим матросом. А Джео раз-два – и капрал, и уже дома, а тут такая красивая девушка, как Корина. Почему бы ему не пригласить ее? И почему бы ей не согласиться пойти послушать новые записи? У Джео сейчас масса свободного времени, он в полном распоряжении Корины. Прогулки на катере, пение под гитару, кафе «Дойна»… Он, глупец, набивает карманы жетонами, чтобы подольше поговорить с Кориной по телефону, а ей не до него…

Все, завтра, как только он увидит командира корабля, обратится к нему…

Светало. Но наступающий день не радовал Бебе. По его мнению, ситуация складывалась сложнейшая. Если он не приедет на день рождения Корины, то произойдет трагедия в его личной жизни: Джео уведет девушку. Бебе пытался сочинить фразу, которая бы разжалобила сердце командира. Все матросы знали, что командир человечный. У него и у самого сын солдат, так что он должен понять Бебе…

Погрустневший, но не потерявший окончательно надежд, Бебе в назначенное время разбудил кока, а затем военного мастера Панделе. Вначале его так и подмывало разбудить сначала Панделе, а потом кока, но он вспомнил, что уже имел с военным мастером небольшой конфликт, а это могло сыграть свою роль. Бебе разбудил военного мастера подчеркнуто вежливо, обратив внимание последнего, насколько точно он, Штефанеску, выполняет его распоряжение.

– Хорошо-хорошо, – хмурясь, как всякий невыспавшийся человек, прервал его Панделе. – Теперь иди наверх, на палубу, вдруг там что-нибудь произойдет.

Бебе ушел недовольный своей краткой речью, не убедившей военного мастера в его служебном рвении. На палубе кок в спортивном костюме, держась за леера, делал приседания. На берегу в кронах акаций уже подняли предрассветный галдеж птицы. Штефанеску глубоко вдохнул свежего воздуха и подставил лицо первым лучам солнца. Он не чувствовал усталости. Распустившийся напротив штаба большой розовый куст вселял в него уверенность, что скоро и он с букетом самых красивых роз отправится к Корине на день рождения. Он подумал, что если все будет хорошо, то уже вечером, часов в девять, он прибудет в Бухарест, на Северный вокзал. Надо будет позвонить Корине прямо с вокзала. Девять вечера – самое подходящее время…