Текст книги "Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1] (СИ)"

Автор книги: Инна Кублицкая

Соавторы: Сергей Лифанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Алики поблагодарила за совет, и направилась к ближайшему же книжному лотку, представлявшему из себя большущий раскрытый чемодан, откинутая крышка которого служила витриной, а в необъятном его чреве торчали корешки… Только минут через пятнадцать, когда подмышкой у нее оказались зажаты несколько томиков чтива такого рода, что так нравится прислуге, она напомнила себе об истинной цели своего пребывания здесь.

Оглянувшись, Алики не увидела даже площадки, на которой оставила свою карету, – в обе стороны от Алики простирался многолюдный Набережный бульвар. Тем лучше, решила она и, лишь оглядываясь по сторонам, но не отвлекаясь на мелочи, двинулась дальше. Быстро идти, правда, у нее все равно не получалось, но за полчаса она надеялась прибыть к месту своего назначения. Пестрых соблазнов вокруг хватало: то обратит на себя внимание какая–нибудь изящная безделушка – вазочка, подсвечник, просто статуэтка; то взгляд упадет на не совсем понятные рисунком, но чем–то привлекающее взор картину или гобелен; то обвешанный как витрина собственноручно сделанными портретами художник набежит с предложением нарисовать «ваш портрет, сударыня! Всего за пятнадцать минут и за пол–империала! У вас такое выразительное лицо»… то то… то это…

Алики позволила себе остановиться, только когда на глаза попалась вывеска булочной. Она кое–как выбралась из толчеи бульвара, приняла из окошечка свой соблазнительно пышущий теплом печи заказ – обильно уснащенную изюмом сдобную булочку и сочник с творогом – и, оглянувшись в поисках места, пристроилась на невысоком парапетике в свободном пространстве между раскладкой каких–то миниатюрных глиняных фигурок различных животных и похожими же, но дутыми из цветного стекла игрушками, стоящими прямо на камне парапета.

Но едва она откусила от сочника и опустила глаза в книжку, как перед ней вновь материализовался давешний художник «всего за полуимпериала и пятнадцать минут», обвешанный собственными произведениями.

– Сударыня!.. – начал он, но Алики, строго глянув на него, перебила:

– Вы что, преследуете меня? – резко спросила она.

Художник стушевался

– Я… м-м… сударыня… у вас такое… э-э… – залепетал он и замолк.

Соседи–торговцы косились на них и похихикивали.

– Разве вы не видите, что я завтракаю? – выждав и не получив вразумительного ответа, продолжала укорять Алики. – Вам так хочется изобразить мое, как вы позволили себе заметить «выразительное лицо» с жующим ртом и толстыми щеками, за которыми прячется по куску булки?.. Ну что ж, рисуйте! – неожиданно сменила она гнев на милость. Потому что этот нахально–скромный парень ей начинал нравиться. Да и рисовал он, судя по украшавшим его образцам, довольно прилично. – Но учтите, – помахала она надкушенной булочкой, – если портрет мне не понравится, не видать вам вашего полуимпериала!

Парнишка радостно закивал, моментально выскочил из своих картонных доспехов и ловко, одним движением, вывернул их наизнанку – к обратной стороне, оказывается, были уже прикреплены чистые листы, – прямо стоя, уперев картон себе в бедро и придерживая его одной рукой, свободной принялся набрасывать на нем что–то быстрыми широкими штрихами; иногда он коротко посматривал на Алики и начинал растирать штрихи антрацитово блестящим от давно и прочно въевшегося в кожу угля большим пальцем.

Алики жевала и почти не обращала на своего портретиста внимания. Позировать она тоже не собиралась: взялся, так пусть сам и мучается. Впрочем, она только делала вид, что увлечена чтением. На самом деле она исподтишка косилась на парня и, кажется, мысли ее стали сворачивать в какую–то грешную сторону. Чтобы не расслабляться, она решила быть с ним строже.

Дожевав последний кусок сочника, Алики встала и заглянула в лист. Она была разочарована. На ее взгляд нарисованная девушка походила на реальную Алики разве что покроем платья. Она, конечно, лгала себе – художник, само собой, льстил модели, но не до такой степени.

– И вы думаете, что это я? – насупила она брови, даже фыркнула для строгости. – И полагаете, что это стоит империала?

Улыбка тут же слетела с лица художника.

– Я рассчитывал на пол–империала, – сообщил он смущенно. – И на ваше доброе сердце.

Алики еще раз фыркнула.

– Ну хорошо, – строго сказала Алики. – Вы получите свои пол–империала, если немедленно найдете мне извозчика.

– Одну секунду, сударыня! – тут же воскликнул молодой человек.

Не успела Алики глазом моргнуть, как он, бросив на произвол судьбы свои произведения и средства их производства, исчез в ближайшем проулке, откуда тут же раздался молодецкий свист и быстро приближающееся цоканье копыт, а через мгновение появился небольшой открытый экипаж с поднятой крышей. На подножке его висел художник.

– Как это у вас ловко получается! – величественно похвалила Алики, принимая скрученный в рулон и перевязанный тесемкой – и когда успел?! – портрет и протягивая взамен все–таки империал: – Пожалуй, вы его заработали. – и, уже не обращая больше на бедного художника внимания, крикнула вознице: – Трогай!

Когда коляска уже скрывалась в проулке, Алики все–таки не выдержала и оглянулась. Ей хотелось, чтобы молоденький художник так и стоял, провожая коляску грустным взглядом, но тот, схватив свои носильные принадлежности, уже устремился к булочной. Алики звонко рассмеялась.

Извозчик оглянулся.

– Так куда едем, сударыня?

– На Тополиную дорогу, _ ответила Алики, вспомнив адрес из путеводителя.

Извозчик крякнул и пробормотал недовольно – вроде как про себя, он так, чтобы Алики услышала:

– Постыдилась бы хотя бы, прости Небеса. Такая молоденькая, а уже по «цветочным аллеям» шастает.

– Погодите–погодите! – не поняла Алики. – Разве там находится «цветочная аллея»? Но мне нужна Карамельная Мыза…

– А! – сразу заулыбался возница. – Ну так надобно было так и сказать, барышня! Это ж на Старой Тополиной! Только, – он почесал обухом кнута у себя под шляпой. – Только там об эту пору грязь непролазная…

– Что, болото? – Алики понятия не имела, как дела обстоят на самом деле, но на всякий случай понимающе усмехнулась.

Возница крякнул – значит, наивная уловка девушки попала в цель.

– Да не то чтобы уж совсем… – проговорил он неуверенно. – Но с Новой–то не сравнить. Там чищено–метено, пылинки нету… Вам туда и обратно, барышня? Хм… Тогда это вам в пять империалов обойдется.

Ничего себе! Алики заглянула в кошелек. От того, что выдал ей утром Рет – Ратус, всего–то шесть империалов и осталось.

– Дорогой город, эта ваша Столица, – сказала она, мрачнея. – Не успела глазом моргнуть – а кошелек наполовину пуст.

– Сущую правду говорите, барышня, – охотно отозвался извозчик. – За те деньги, что я здесь только на корм для своей гнедой трачу, у себя в деревне я бы мог четырех таких прокормить.

– Но ведь и зарабатываешь, наверное, больше чем в деревне? – резонно заметила Алики.

– В деревне, барышня, не зарабатывают. Там живут, – вздохнул возница.

– А далеко это?

– Деревня–то? Дак не очень–то чтоб так уж и…

– Я не про деревню! Я про мызу спрашиваю. Сколько ехать?

– А–а–а. Да нет. Если там сильно не задерживаться, то за полтора часа обернемся.

– Тогда едем! – решилась Алики.

Коляска тронулась, и вскоре оживленный центр города остался позади, и вокруг опять оказались сады и парки. Утром здесь было пустовато, теперь, незадолго до полудня, стало гораздо оживленнее и нарядней – как на каком–нибудь пейзаже с Набережного бульвара: мимо них то и дело катили красочные экипажи, по тротуарам прогуливались аристократичного вида господа, знатные дамы и дамы, похожие на знатных дам, совершали ежедневную прогулку, демонстрируя друг другу, какими свежими они выглядят после вчерашнего вечера, закончившегося только на рассвете и непродолжительного – ах, всего–то часа четыре! – утреннего сна.

Алики, впрочем, их заботы мало волновали.

Вскоре кучер обернулся и указал кнутом вперед:

– Вот она, Старая Тополиная дорога. – Кнут качнулся вправо. – А это Новая.

Две дороги, действительно обсаженные по обочинам тополями, расходились впереди под острым углом: одна уходила прямо вперед, но выглядела куда более неухоженной, чем та, что ответвлялась вправо, по обе стороны которой виднелись аккуратненькие домики с садиками, а между дорогами за тополями блестела вода.

– Там озеро?

Возница усмехнулся.

– Теперь, когда богатые господа стали по «цветочным аллеям» наведываться, конечно, озеро. Лебяжье. А раньше просто было Козье болото.

Алики прыснула.

– А вон и Карамельная мыза, – указал извозчик. – Там и гута, и дом, и лавка. Вам к лавке, барышня?

Они уже ехали по Старой Тополиной дороге, подъезжали, и Алики видела все сама.

Постройки стояли недалеко от дороги, которая уходила куда–то дальше, туда, где города уже не было. Здесь все было прибрано и аккуратно, как и везде в Столице: домики стояли вразброс среди деревьев, дорожки расчищены и замощены, листва в садике убрана, похоже, еще с осени; да и сегодня с утра в саду, кажется, работали: снег из затененных мест был перекинут на солнечные участки, чтобы быстрее таял.

Лавкой был, по всей видимости, небольшой домик у самых ворот: ставни большого окна были распахнуты, и на по–весеннему уже ярком солнце блестели безделушки из разноцветной карамели.

– Да, наверное, – кивнула Алики.

Не успела коляска остановиться возле крыльца, как из домика, вытирая на ходу фартуком руки, вышла женщина лет тридцати – некрасивая, рябоватая.

Алики выпрыгнула из экипажа, подошла.

– Я хотела бы узнать насчет кукол, _ сказала Алики, поздоровавшись.

– Это вам с мастером надо поговорить, – приветливо ответила женщина и, кликнув со двора мальчонку лет десяти, велела проводить барышню до гуты.

Алики, с любопытством оглядываясь по сторонам, пошла за мальчишкой. Усадьба была как усадьба: дикого камня стены, крытые черепицей крыши, хозяйственный дворик, сад, огородик за плетнем – но очень ухоженная.

Гута стояла несколько особняком, за огородом. Из трубы тянулся в небо полупрозрачный дымок, ворота были распахнуты настежь, и какой–то человек нес во двор не то поднос, не то противень, уставленный мелкими карамельными вещицами; над подносом заметно дрожал воздух. Человек поставил поднос на низенький настил, тянущийся вдоль всей стены гуты, где стояли уже несколько подобных подносов.

Обернувшись, он оказался довольно таки молодым – вряд ли ему было больше двадцати пяти. Парень с серьезным любопытством стал смотреть на подходящую Алики.

– Вот, – объявил пацан, показывая на Алики.

Мастер не обратил на него никакого внимания – продолжал выжидательно смотреть на девушку, и той пришлось брать инициативу в свои руки. Она залепетала что–то о том, что ей бы хотелось… ей очень интересно… хотелось бы знать… словом…

Мастер продолжал смотреть на нее светло–карими глазами теплыми глазами и, казалось, улыбался, хотя губы его были плотно сжаты.

Алики разозлилась и на него, и на себя, замолчала и перевела взгляд на фигурки.

И тогда мастер заговорил.

– Им полезно погреться на солнышке, – услышала наконец Алики его голос.

Голос был сильным и слишком уж громким, будто говоривший стоял совсем близко. Непозволительно близко.

Алики перевела взгляд; так и оказалось.

– Они какие–то не такие, – сказала она и отступила на шаг. – Не такие, как в лавке.

– Конечно, – сказал мастер. Он упорно смотрел ей прямо в глаза, нахал. – Они ведь еще не дошли, _ и тут же, без перехода: – Так что вы на самом деле хотели?

Ишь какой проницательный!

– Я хотела узнать, не заказывали ли у вас куклу для женщины по имени Амнис, – прямо сказала Алики.

Мастер не спешил с ответом, продолжая смотреть на него в упор. Она ответила ему тем же.

– Давно? – спросил он, выдержав довольно долгую паузу.

– Год назад, – сказала Алики. – Или два.

– Или три, – в тон продолжил мастер.

– Или три, – согласилась Алики.

Игра в гляделки продолжалась, затягивалась и уже начала надоедать. Алики хотела было уже плюнуть на все, развернуться и уйти, но за мгновение до того, словно угадав ее мысли, мастер вдруг усмехнулся открыто и, крикнув крутившегося возле подносов мальчонку, приказал:

– Ну–ка, сбегай в дом, принеси тетрадь.

– Какую? – живо уточнил мальчишка.

– Ту, в синей обложке, – сказал мастер.

– А–а–а… – начал было мальчонка, но мастер так шикнул на него, что тот припустил изо всех сил.

Мастер снова обернулся к Алики. Теперь он просто улыбался. Как обычный нормальный парень. И заговорил он обычным голосом:

– Пока он бегает, может быть, вы осмотрите гуту? Вам ведь интересно, правда? И погреетесь заодно.

Алики улыбнулась в ответ.

– Спасибо.

Она заглянула в двери. Оттуда тянуло запахом, и запах этот был скорее неприятным. Все же Алики сделала несколько шагов внутрь и осторожно огляделась.

Ее глаз тут же расширились от восторга.

Посредине просторного помещения на большом деревянном столе стоял игрушечный домик. Кукольный домик, мечта любой девочки. Но какой это был кукольный домик!

За прозрачными карамельными стенами на прозрачном карамельном полу стояла карамельная мебель. С потолков свешивались карамельные люстры, а на столах в карамельных вазах стояли карамельные букеты…. А жили в этом доме умилительные розовые карамельные зайцы.

Зайчиха в кружевном платье сидела за столом, на котором стоял крохотный сервиз. Заяц в охотничьем сюртуке и сапогах читал газету у камина в комнате, по стенам которой были развешаны миниатюрные охотничьи трофеи, кабаньи, волчьи и барсовы головы, а также разные рога. В детской зайчиха–няня в кокетливом передничке поверх платья в горошек и крохотном чепчике катала колясочку с совсем маленьким зайчонком…

Но большинство комнат заячьего домика были еще пусты, и Алики сообразила, что те предметы, которые она видела во дворе, предназначены как раз для заполнения их.

Алики с трудом оторвала взор от этого великолепия и поглядела на мастера.

– Это сделали вы? – произнесла она с восхищением.

Мастер небрежно пожал плечами.

– Заказ для Детей Императора, – просто пояснил он. Но в голосе его отчетливо была слышна едва прикрытая гордость.

– Никогда бы не поверила, – сказала Алики, вновь обернувшись к домику.

Мастер снова пожал плечами. потом руках у него оказалась какая–то безделушка, тоже из карамели, которую он как бы невзначай, в задумчивости, поднес к губам, и Алики быстро обернулась, когда услышала негромкий, немного тоскливый звук, похожий на свист окарины. Это и была окарина, только не простая, глиняная окарина, а карамельная, как почти все здесь.

Алики устыдилась своего детского восторга, еще раз глянула на кукольный домик, торопливо смотрелась, почти не обращая внимания, без особого интереса, мельком глянув на всяческие приспособления, инструменты и прочие вещи, помогающие мастеру в его работе, и, произнеся снова: «Спасибо», вернулась во двор.

От дома уже бежал мальчишка с зажатой подмышкой тетрадью.

Приняв тетрадку, мастер присел на свободное от подносов с деталями кукольного домика место на настиле и начал листать страницы. Он все продолжал насвистывать окариной себе под нос.

Это продолжалось довольно долго. Алики писк окарины немного раздражал, но что было поделать.

– Нет, – наконец сказал мастер, захлопнув тетрадь. – Никакой госпожи Амнис здесь не имеется.

А чего еще следовало ожидать? Не для того прятали куклу в тайном чуланчике, чтобы какая–то случайно наткнувшаяся на нее провинциалка вот так запросто смогла бы найти следы и раскрыть тайну.

Мастер смотрел не Алики, чего–то ожидая, и Алики, пожевав губы в некотором раздумье, спросила:

– Скажите, а вот я могла бы заказать у вас карамельную куклу? Это очень дорого?

– Это очень дорого, – ответил мастер. – Но заказать куклу вы бы все равно не могли. _ Мастер помолчал, потом спросил: – Простите за нескромность, но ведь вы не приглашены Императором на Весенний праздник?

– Н-нет, – ответила Алики. – А это обязательно?

Мастер снова пожал плечами и вновь взялся за свою окарину.

И тут до Алики дошло. Он не имеет права принимать заказ от того, кого не приглашают на Весенний праздник, то есть – от того, кто не относится к высшей знати Империи… Что же получается? Получается, что таинственный недоброжелатель неизвестной Амнис весьма знатный вельможа? Хотя нет, это сама Амнис должна быть очень знатной дамой. Но как же тогда быть с «Имперским вестником»?

Опять что–то не сходится…

– Простите, что отвлекла вас, – решительно сказала Алики и, вспомнив магазин, поинтересовалась: – Я должна что–нибудь купить?

Свист окарины смолк.

– Только если вам этого очень хочется. – Мастер встал, улыбнулся. – Простите и вы, что я не смог вам помочь.

Алики кивнула:

– Тогда прощайте, – она развернулась и пошла по дорожке к калитке, где ждал ее извозчик.

– Почему «прощайте»? Надеюсь, мы с вами еще увидимся, – донеслось до нее.

Алики фыркнула.

Оглянулась она только, когда садилась в свой экипаж. Но нет, сегодня положительно был не ее день: молодой и, в общем–то, симпатичный мастер стоял на том же месте, возле распахнутых дверей гуты, но против ожидания не смотрел романтически ей вслед с загадочно–мечтательной улыбкой на устах, а о чем–то разговаривал невесть откуда появившимся пожилым мужиком в грязной робе. Алики с понятным раздражением решила, что это какой–то подмастерье.

Но если бы она только могла знать, о чем собственно идет разговор, то поняла бы, что права с точностью до наоборот.

– Что это себе позволяешь, Катрей?! – резко выговаривал «подмастерье» ее мастеру. – С каких это пор ты стал «мастером», а? Ладно бы я понял, если просто для форсу. Но выдавать сведения о заказах на кукол каждой встречной–поперечной девице, чтобы перед ней покрасоваться!.. Трепло! Мальчишка!

И мнимый мастер стоял потупившись, как оплеванный, и молча набычившись переваривал все нелицеприятные эпитеты, которыми обильно награждал его настоящий карамельный Мастер, радуясь только тому, что эта симпатичная девушка, которая так старательно пыталась выдать себя за аристократку – и вовсе она не «первая встречная–поперечная», как в сердцах сказал отец, – что эта девушка не слышит сейчас их.

Отец еще долго продолжал выговаривать его за самоуправство («И откуда он только слов таких столько знает?» – думал Катрей) и закончил отповедь уже тогда, когда экипаж с Алики давно скрылся из виду:

– Есть более простые способы привлекать к себе девиц, – буркнул мастер Каламе сердито и, покосившись на окарину, которую самозванец Катрей виновато вертел в руках, удалился в сторону дома.

10

Всю дорогу домой, Алики думала о тупике, в который привела ее попытка расследования.

Кучер остановил карету перед главным входом, и выходя Алики заметила стоящую неподалеку еще одну карету, вернее – настоящий дормез, гораздо богаче, больше и шикарнее, чем ее. Значит, в доме гости? Время было к ужину, и Алики, быстро переодевшись, пошла в гостиную, где полагала найти Рет – Ратуса, Наору и гостей.

Она влетела в гостиную, уже приготовив сочиненный ей рассказ о потрясающе интересной поездке в город, о прогулке по Набережному бульвару; она даже прихватила, чтобы похвастаться, свой портрет и другие приобретения, но так и замерла на пороге в неподдельном смущении. В кресле, протянув ноги к камину, одиноко сидел сам герцог Садал. Алики смутилась, хотела незаметно ретироваться, но было поздно – герцог заметил ее. По брошенному им взгляду, Алики поняла, что тот ожидал увидеть кого–то другого.

Девушка быстро справилась со смущением и ответила на его взгляд почтительным реверансом.

– Прошу прощения, ваша светлость, – произнесла она, – Я никак не ожидала…

– Кгхм, – произнес герцог в некотором затруднении. – Мне кажется, я не встречал вас раньше?

– Меня зовут Алики, ваша светлость, – поспешила представиться Алики. – Я компаньонка госпожи Наоры.

– Вот как, – в глазах вельможи появилось некоторое подобие любопытства.

Он кивнул, и жестом предложил Алики сесть, та неуверенно опустилась на краешек ближайшего стула.

– Благодарю вас, ваша светлость.

– Насколько я понимаю, мне свое имя называть не имеет смысла? – осведомился герцог, развернув кресло так, чтобы видеть девушку.

Алики кивком подтвердила.

– Я видела вас однажды… мельком.

Герцога подобное объяснение, похоже, удовлетворило. Он улыбнулся.

– Прекрасно. Значит, мне нет необходимости представляться. Тогда позвольте предложить вам… На правах, так сказать, хозяина. – Он собственноручно налил из графина, стоящего рядом с его креслом на столике, и протянул бокал девушке. Это было сделано так галантно, что Алики не пришлось даже привставать.

_ Благодарю вас, ваша светлость, _ повторила Алики и вежливо пригубила.

Секунда помолчали, после чего герцог, глянув на покупки, выразил предположение, что Алики, видимо, только что вернулась из Столицы и поинтересовался ее впечатлениями. Алики поделилась в сдержанно–восхитительных выражениях. Герцог поинтересовался купленными книгами и одобрил ее выбор, заметив, что сам в свободное время предпочитает читать плутовские романы. Алики, осмелев, вежливо подтвердила, что есть нечто подозрительное в людях, которые читают только серьезные книги. Герцог согласился, что тот, кто не читает откровенно развлекательных книг, либо напыщенный глупец и ханжа, либо просто неграмотный.

Они улыбнулись друг другу и начали было выяснять преимущества романов плутовских над романами любовными, но в тот самый момент, когда их вполне светская беседа начала обретать некоторую раскованность, в гостиной в сопровождении Рет – Ратуса появилась Наора.

Герцог встал – поспешно вскочила со своего стула и Алики – и, подойдя к Наоре, изящно поцеловал ей руку. Та ответила ему улыбкой.

– Ваша светлость, дамы, – поклонился Рет – Ратус не хуже любого иного церемониймейстера, – прошу вас пройти в столовую. Ужин подан.

Герцог подал руку Наоре, Рет – Ратус подставил свой локоть Алики, и они чинно, двумя парами – герцог и Наора первыми, Рет – Ратус с Алики следом, – прошли в столовую.

За ужином герцог сидел напротив изменившейся Наоры, не скрывая того, откровенно разглядывал ее и обращался только к ней, да и то весьма редко. Сидевшую рядом Алики это сильно раздражало, и она вяло ковырялась в салате, нервно поглядывала, как Рет – Ратус, как ни в чем не бывало, уплетает за обе щеки, и ждала, когда все это кончится.

Наконец герцог промокнул салфеткой губы и отложил ее в сторону.

– Нам пора, дорогая, – сказал он, обращаясь только к Наоре. – Завтра утром мы должны быть в замке Арафа.

Алики сразу заметила, как та немного побледнела, но быстро справилась с собой, тоже отложила салфетку и встала.

_ Вы уезжаете? _ невольно вырвалось у Алики. – Сейчас?

До нее только что вдруг дошло, что это были не очередные смотрины, не просто так приехал герцог, отужинать и оценить качество работы Рет – Ратуса. Нет! Сейчас Наора уедет, чтобы выполнить то, для чего ее все это время готовил Рет – Ратус. И возможно, что Алики больше никогда ее не увидит. Или увидит, но уже… И ничего нельзя поделать. Ничего она не сумела разузнать… И даже не успела предупредить…

Наора тоже встала из–за стола, но это уже была вовсе не Наора. Это была Прекрасная Герцогиня, которая очаровательно улыбалась своему мужу и готова была следовать за ним туда, куда он позовет.

– Я помогу собраться в дорогу, – сделала отчаянную попытку Алики. Только бы на минутку остаться наедине, тогда она сможет рассказать, предостеречь подругу.

– Все уже готово и уложено, – остановил ее Рет – Ратус.

Алики глянула на него, но тот как обычно любезно улыбался и ничего не подозревал. Или, наоборот – знал все? Тогда помощи ждать неоткуда…

А Наора даже не обратила внимания на эту попытку. Какое дело Прекрасной Герцогине до какой–то там приживалки.

Следуя за ними по коридору, Алики с неожиданным раздражением вдруг представила себе это прекрасное лицо лет эдак через двадцать–двадцать пять, когда пропадет юношеская свежесть и невинность взгляда станет казаться деланной – кто оглянется на эту женщину, чтобы поймать сияние некогда полудетских глаз?.. Все станут удивляться, почему это герцогиню Садал когда–то называли Прекрасной Герцогиней? Бесцветное лицо, тусклые глаза, увядшая грудь _ ничего, ну совершенно ничего привлекательного.

Алики даже тряхнула головой, чтобы отогнать это такое неуместное сейчас видение. Нет, это лицо Прекрасной Герцогини увянет, но не лицо Наоры, настоящей Наоры, которая никогда не станет такой!

В прихожей Рет – Ратус помог герцогу накинуть плащ, а Алики подала Наоре тяжелую, на меху ротонду. Когда они вышли из дома, перед дверями уже стоял дормез герцога, и, усаживаясь в него, Наора даже не кивнула Алики.

…Звуки окарины пронизывали все вокруг, хотя кукольный мастер просто держал ее возле губ и задумчиво смотрел в тетрадь в синей обложке. «Извини, что не мог тебе помочь», – улыбался он. «Это я должна извиниться, – ответила Алики, нисколько не удивляясь его фамильярности, ведь он был таким симпатичным. – Если бы я еще знала, какие вопросы нужно задавать». И тут кто–то сзади тихонько похлопал ее по плечу…

Алики резко повернула голову, проснулась и увидела Рет – Ратуса.

Он, полностью одетый, стоял возле ее кровати и несильно теребил ее покрытое одеялом плечо; в руках его на небольшом тарельчатом подсвечнике с ручкой горела свеча.

Алики стряхнула ее руку – впрочем, он сам убрал ее, когда увидел, что девушка проснулась, – и, кутаясь в одеяло, приподнялась с постели.

– В чем дело, сударь? – резко спросила она.

– Что вы делали сегодня днем, когда избавились от моего кучера на Набережном бульваре? – услышала она вместо ответа вопрос, заданный не менее резким тоном.

Где–то вдалеке часы пробили одиннадцать, и Алики подумала, что шпион, кто бы он ни был, донес Рет – Ратусу о ее похождениях довольно оперативно, не прошло и часу с отъезда Наоры и герцога. Ну что ж, этого следовало ожидать.

– Разве это является основанием для того, чтобы врываться ко мне посреди ночи? – голос Алики был холоден, как давно прогоревший камин. – Могли бы обождать до утра.

– Не мог! – Рет – Ратус, кажется, вознамерился в точности копировать ее интонации. – Вы не понимаете. Вы оказались замешанной в деле, которое я должен сохранить в тайне. И я не могу допустить, чтобы накануне решающих событий вы невесть куда и зачем исчезли из поля моего зрения.

Алики внутренне возликовала. Ага, значит, ей удалось ускользнуть от шпионов! Эх, знать бы еще, где и каким образом? Но как бы то ни было, у нее в руках сейчас есть хоть и небольшие, но все–таки козыри. Их стоило разыграть. Или хотя бы поторговаться.

– Не надо было тогда меня отпускать в Столицу накануне этих «решающих событий», – сказала она с таким ядом, что его хватило бы на десяток гадюк. – Или поставить меня в известность об этом.

Но Рет – Ратус был, видимо, не восприимчив к змеиному яду.

– По моим сведениям, у вас не должно было быть знакомых в Столице, – ответил он.

– А у меня их и не было, – ехидно ответила девушка.

– Значит, мои сведения точны, – хладнокровно парировал выпад Рет – Ратус. – Тем более я должен знать, где вы были эти три часа. Итак?

Алики помолчала. Надо было решаться. Сейчас или никогда.

– Ладно, – решительно сказала она. – Но мне тоже нужно получить от вас некоторые разъяснения.

– Какие же? – спросил Рет – Ратус.

– Вы хорошо знаете потайные ходы в этом доме? – Алики смотрела прямо в глаза Рет – Ратусу.

– Вы уже спрашивали об этом. Нет, – Рет – Ратус был, казалось, удивлен. Он, кажется, ждал другого вопроса. – Я же говорил вам, что у меня не было времени их изучать, а планы оказались неточны.

Алики продолжала смотреть ему в глаза, и Рет – Ратус не отводил взгляда.

– Ладно, – сказала она решительно. – Не изволите ли вы тогда выйти на минутку. Мне необходимо одеться.

– Хорошо, – согласился Рет – Ратус. – Я подожду вас в коридоре. – Он повернулся, чтобы выйти.

– Свет–то оставьте! – окликнула Алики.

Рет – Ратус вернулся, поставил свой подсвечник на столик возле кровати и вышел.

«У–у–у, сыч», – зло подумала Алики ему в след. Встала, натянула юбку, потом сунула руки в рукава домашней кофты, завязала тесемки. Одеваясь, она все думала: почему она решила довериться ему? Что вообще она о нем знала, чтобы довериться? Но, так и не ответив эти каверзные вопросы, она взяла со столика подсвечник и вышла из комнаты. В конце концов, ее женская интуиция подсказывала, что ей нужно ему довериться – вот и все!

Рет – Ратус поджидал ее в коридоре, как раз напротив той тайной дверцы, что сам ей показал. Алики без слов вошла в предупредительно открытый проход, и они чередом двинулись узкими коридорами.

Вот он, чуланчик.

Алики отворила его, вошла, посторонилась. В каморке все было без изменений.

– Это здесь.

Рет – Ратус замер на пороге и огляделся. Чтобы было лучше видно, Алики подняла было подсвечник повыше, но Рет – Ратус тут же бесцеремонно отобрал его у девушки и решительно шагнул в комнату. Алики хотела было возмутиться, но, во–первых, Рет – Ратус все равно не обратил бы на это внимания, а во–вторых, его поведение до того показалось девушке занимательным, что она просто забыла возмутиться.

Больше всего Рет – Ратус напоминал сейчас охотничью собаку, взявшую след. Старую, тощую, облезлую, опытную охотничью собаку, которую долго заставляли служить пуделем и вон, наконец, выпустили на свободу.

Он быстро обошел вокруг стола, низко согнувшись над столешницей, но не обращая внимания на то, что лежит на ней. Обнаружив на полу брошенный молоток, Рет – Ратус глянул вверх, но молоток не тронул, продолжил свой осмотр дальше. Там, где стол вплотную примыкал к стене, он ловко поднырнул под него, через секунду показался с другой стороны и принялся обнюхивать стену там, где столешница вплотную примыкала к ней. Потом он, также высматривая на столе и на полу, вернулся обратно.

– Вы обнаружили это вчера? – обратился он к Алики, оказавшись рядом.

– Да, _ сказала девушка. – Вернее, позавчера, ведь уже заполночь.

– Еще нет, – отстранено бросил Рет – Ратус. Он провел пальцем по нетронутой целине пыли на краю стола, растер серую пудру, поднял глаза к потолку, как будто там что–то можно было увидеть.

– Там где–то отдушина, – сказала Алики.

Рет – Ратус оставил ее замечание без комментария.

– Здесь никого не было года два, – обиженно заметила девушка.

– Скорее, три или четыре, – задумчиво пробормотал Рет – Ратус и отвернулся.

Теперь его интересовало то, что лежало на столе. Он осмотрел свечи, покрывало, что–то недовольно пробубнил себе под нос и аккуратно, как давеча сама Алики, приподнял лиловый саван и сложил его возле ног куклы. Очень осторожно подняв за головку, развернул, осмотрел – почти что обнюхал – спицу. Положил, принялся рассматривать булавку.

– Этим она была приколота к столу, – вновь напомнила о себе Алики.