Текст книги "Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1] (СИ)"

Автор книги: Инна Кублицкая

Соавторы: Сергей Лифанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

17

Герцог Садал появился в «Ежике» один, оставив княжну Зэйне в компании подружек ее детства, которые, демонстративно пренебрегая навязанными обычаем кавалерами, собрались отпраздновать встречу в гостинице «Королевский герб»: «У нас девичник, сударь, – сказала одна из этих провинциальных жеманниц, – кавалеры нам не нужны». «Вот и хвала Небесам», – донельзя обрадованный подобным оборотом дела, подумал герцог, а вслух, конечно же, выразил сожаление, вежливо простился с дамами и поспешил к «Ежику», где его ждала куда более приятная компания, чем куча старых дев.

И там его ждала жена.

Трактир, рекомендованный дядюшкиным подчиненным – как его?.. а, Рет – Ратус! – оказался местом довольно подозрительным, стоял на отшибе, и герцог, пожалуй, никогда бы не выбрал его, находясь он в других обстоятельствах. Не то что бы он оказался грязным притоном – нет, в этом «Ежик» упрекнуть было нельзя: здесь было чисто, народу в зале было немного, и публика, в общем–то, зале подобралась по виду приличная, хотя какая–то случайная…

Хозяин встретил герцога внимательным взглядом и тут же, выйдя из–за стойки, подошел к нему:

– Герцог Садал, если не ошибаюсь? – обратился он с поклоном.

Герцог кивнул.

– Прошу вас, сударь, – повторно поклонился хозяин, пропуская герцога. – Вас ждут, я провожу.

– Господин Рет – Ратус уже здесь? – спросил герцог.

_ Не могу знать, – уклончиво ответил хозяин, – но вас ждут в Розовой гостиной.

Раздражение герцога возросло, и он бы с удовольствием высказал его Рет – Ратусу.

Однако в Розовой гостиной герцога встретили другие люди, которых он никак не ожидал здесь увидеть.

– Герцог! – как чертик из коробочки выскочил из кресла навстречу Садалу Шут Императора. _ Рады видеть! Заходите, посидите с нами!

Герцог поморщился от неприятной неожиданности, но с Шутом Императора очень–то не поспоришь. Делать было нечего, пришлось войти и сесть в предложенное неудобное деревянное кресло – прямо напротив камина, однако довольно далеко от него, так что и тепла не чувствовалось, только свет в лицо. Герцог толком даже не сумел рассмотреть некоего господина, устроившегося куда более удобно, возле самого камина, и неторопливо помешивающего угли. При появлении герцога он не то чтобы не встал и представился, а даже не прекратил своего неспешного занятия, чем раздражил и насторожил того – немного было людей в Империи, которые бы осмелились так вести себя в присутствии герцога Садала, а этот тип в коричневом…

Додумать герцогу не удалось. Мысль перебил Шут, с ногами забравшийся в свое кресло и скорчившийся в там нелепой позе.

– А не расскажите–ка нам, друг мой, что это за история с вашими женами? – заговорил вдруг Шут издевательски–любезным тоном. – Сколько их у вас – две? Три? А может, десяток? Решили следовать махрийской моде и завели себе гарем?

Герцог глянул на темный бесформенный силуэт Шута, вырисовывающийся на фоне камина.

– О чем это вы, дражайший? – с брюзгливым недовольством сказал он, и, давая выход накопившемуся раздражению, выкрикнул: – Что тут вообще происходит?! Я должен был встретиться здесь с…

– А сами вы случаем не махриец, а? – продолжал Шут. – Или в родне у вас…

Этого уже выдержать герцог не мог. Он резко встал и, зло глядя на Шута, твердо выговаривая слова произнес:

– Что вы себе позволяете, сударь! Какое вы имеете право издеваться над одним из древнейших родов Империи! Это что, допрос? – Ситуация действительно чем–то напоминала допрос из какого–нибудь дешевого романа про сыщиков: справа и слева в тени сидят допросники, а он, герцог, как подозреваемый, посередине, лицом к свету, так чтобы ни одно обличающее движение его лица не ускользнуло от бдительного ока стражей порядка… Кстати, насчет стражей… – И кто этот господин? – герцог указал на кресло слева. – Я не имею чести… – И тут он осекся. Его взгляд невольно последовал за движением руки, и повернув голову, герцог встретился глазами с взглядом – цепким, холодновато–любопытным, испытующим взглядом – господина в коричневом костюме.

Герцог на секунду прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Внутренне он даже застонал, а Шут как ни в чем не бывало простер руку к господину в коричневом и быстро сказал:

– Это господин Годол, дорогой герцог, – издевательски представил он. И добавил еще более издевательски: – Я думал, вы узнали его. – А потом резко: – Так жду ответа, господин Садал!

Герцог вздохнул еще раз и сказал тихо, но твердо:

– У меня одна жена.

– Прекрасно, – качнул головой Шут. Сейчас он был похож на школьного учителя, который выдавливает знания из нерадивого ученика наводящими вопросами: – А юная дама, которая присутствовала сегодня в замке Арафа?

Герцог был убит, сломлен. Но что ему оставалось?

– Это актриса из какого–то провинциального театра.

– Та–а–к, _ Шут удовлетворенно качнул головой. Ученик признался наконец, сколько будет дважды два. – Почему же в замке не присутствовала ваша прелестная супруга?

– Я не хотел подвергать мою жену тем издевательствам, которые учиняют в замке. Это могло повредить ее здоровью. Она ждет ребенка. – Герцог поднял голову и посмотрел Шуту в темное пятно лица. На господина Годола он смотреть не осмеливался. – Поймите, мы три года ждали этого ребенка и не хотим потерять!

– Вы знаете порядок: вам следовало обратиться к Императору и просить у Его Величества разрешения… – вкрадчиво сказал Шут. – Мой венценосный братец обычно идет в таких случаях на уступки…

От кощунства герцога даже передернуло.

– Чтобы комиссия коновалов подвергла мою жену унизительному осмотру? – нервно спросил он. Он закусил губу и продолжал: – Моя жена и мой ребенок – самое дорогое для меня на этом свете. Я служу Императору, – он глянул все же на господина Годола; тот снова орудовал кочергой. – Но даже Император не может требовать, чтобы я в угоду диким древним обычаям подвергал мою семью опасности.

– Но ведь в ваших жилах тоже течет кровь Императоров, – Шут, был неумолим, как будто обвинял. Он вскочил, подбежал к герцогу и, опершись о подлокотник его кресла – тот не успел отклониться – зашипел прямо в ухо: – Вы сами должны знать, что происходящее в Арафе не просто дикий обычай! Не чья–то прихоть! Не блажь, а подлинный обряд! И никто… вы слышите, герцог!.. НИКТО не вправе отступать от него!

Герцогу стало страшно. Ему непонятно было все. Непонятно, почему его допрашивали. Непонятно, почему он должен был оправдываться. Непонятно, почему то, что было обговорено и согласовано с самим экс–канцлером, вызвало такую бурю… Дядя ведь ничего не имел против. И вообще, это не соответствовало мировоззрению герцога.

– Но послушайте, – сказал он, пытаясь защититься, но сам же чувствовал, что у него это получается неубедительно как–то даже для самого себя. – Мы живем в просвещенный век, и можно уже признаться самим себе, что боги Пантеона и всяческие там Ахи – Арканастры – ничто иное, как плод человеческого воображения. Возможно, все это когда–то имело какую–то реальную основу… Однако всерьез говорить о магии сейчас…

– Вас никогда не лечили наложением рук? – быстро сказал Шут.

– Я совершенно здоров, – бросил герцог.

– Однако вы не станете спорить, что некоторых наложение исцеляет?

– Это не магия! – почти выкрикнул герцог. – Я недавно листал брошюру, написанную Картенедом и посвященную животному магнетизму. Я вполне согласен с графом, когда он объясняет все эти «наложения рук», сглаз, порчу… ведь никто не будет отрицать их существование, правда?.. наличием магнетических флюидов, излучаемых человеком точно так же, как он излучает тепло. С той лишь разницей, что флюиды эти не ощущаются на сознательном уровне, и пока мы только пытаемся создать приборы, которые могли бы их уловить.

– А восковые куклы, которым прокалывают сердце? Или карамельные? – парировал Шут.

– Таких людей следует казнить наравне с самыми изощренными убийцами! – Герцог от возмущения даже хотел привстать, но Шут толчком вернул его на место и хихикнул.

– Ага, запомним это, – сказал он. – Это тоже не магия?

– Магнетизм, – неуверенно выдавил герцог. Он был несколько растерян. При всех талантах Шута, он, Садал, неглупый человек, особа, приближенная ко Двору, никак не ожидал от Шута разговоров о теософии. Тем более в такой неподходящей ситуации. Где же этот проклятый Рет – Ратус?

– Ладно, – неожиданно успокоился Шут. – Будем исходить из вашей точки зрения. Тогда Парк Фейерверков являет собой эмпирически созданный нашими предками прибор, который выявляет людей, использующих животный магнетизм в преступных целях. Оставим пока в стороне вопрос, насколько работоспособен этот прибор. Давайте подумаем о том, насколько подозрительны люди, стремящиеся избежать проверки этим прибором самыми разными способами, вплоть до настоящей комедии с переодеванием.

Герцог закусил губу. Шут бил его же аргументами. И продолжал добивать до конца:

– Вы ведь не полагаете, что князь Беруджи должен потакать вашим капризам? Он прежде всего государственный человек. И если он использовал для помощи вам находящийся в его распоряжении государственный аппарат, то с тем лишь негласным условием, что герцогиня пройдет необходимое испытание тогда, когда ей позволит состояние здоровья. Не так?

– Да.

Шут кивнул.

– Собственно, попытки избежать гостеприимства Арафы не так уж и редки. И чисто человечески этих людей можно было бы понять. Приходится проводить довольно утомительные расследования, чтобы выяснить, по каким причинам тот или иной человек уклоняется от прогулки по нашему прекрасному парку…

Шут неожиданно замолчал и повернул голову к дверям – которые, кстати, так и оставались открытыми, что только сейчас удивило герцога. В коридоре послышались шаги. Герцог тоже повернул голову, а Шут, до сих пор продолжавший нависать над ним, уже стоял у двери.

А напротив него в дверях стоял Рет – Ратус.

– Друг мой! – Шут радостно облапал вошедшего своими длинными руками, не дав ему даже поклониться. – А мы так вас заждались, так заждались. Вот, – он развернулся к герцогу, – ведем горячую дискуссию о магии!.. Присоединяйтесь к нам, сударь, присоединяйтесь! Внесите и вы свою лепту!

Он отцепился от Рет – Ратуса, тот отвесил наконец сидевшим в креслах почтительный поклон и обратился к Шуту:

– Позвольте вас на насколько слов, ваша милость.

– О! – воскликнул тот, воздев палец. – Простите, милостивые судари, мы вас покинем. – Он живо подхватил Рет – Ратуса под ручку, развернул к двери: – Но мы вернемся, господа, мы вернемся! – заверил он и выволок Рет – Ратуса в коридор.

Герцог поднял глаза на господина Годола, словно надеясь, что тот заговорит с ним, но господин Годол сидел профилем к нему, смотрел на огонь и тихонько постукивал остывшей кочергой по высокому голенищу сапога. Герцога для него сейчас не существовало. Решиться же сказать что–то самому было невозможно.

В коридоре разговаривали тихими голосами, так что в гостиной слышалось разве что короткое «бу–бу?» вопроса и более длинное «бу–бу–бу–бу» в ответ. Так продолжалось некоторое время, в течение которого герцог нервно разглаживал кружево на манжете. Когда Шут вернулся, он испытал даже некоторое облегчение. Но когда герцог увидел выражение лица Шута, все в нем упало. Он не знал, что произойдет сейчас, но то, что что–то произойдет, не сомневался.

Предчувствие его не обмануло.

Шут был серьезен. Шут был серьезен, как никогда. Он переставил невесть откуда взявшийся стул, сел на него верхом, возложил руки на спинку, а на руки голову и уставился на герцога.

Герцог не знал, куда девать глаза от этого взгляда.

Выдержав паузу, Шут сказал:

– А ведь интересные дела у нас получаются, милостивый государь.

И замолчал.

– Какие дела? – неуверенно спросил герцог.

– Скоро все узнаете, – был краткий ответ

Рет – Ратус вернулся минут через пять; в руках у него была папка. Став у дверей, он стал похож на секретаря, готового докладывать о текущих делах.

Шут повернулся к господину Годолу, и все впервые за вечер услышали его голос.

– Хорошо, – сказал господин Годол, и у герцога развеялись на его счет все сомнения.

Рет – Ратус раскрыл папку.

– Постарайтесь самое главное, – сказал господин Годол. – Не стоит зачитывать нам все подряд.

Рет – Ратус поклонился и взял первый лист.

– Показания девицы Гитион Алики, агента Отдельной Тайной Коллегии, – начал он казенным голосом. – Шут указал пальцем через плечо на дверь в гостиную, и Рет – Ратус подтвердил: – Да, ваша милость… Означенная девица Алики нашла в потайной комнате дома, принадлежащего герцогине Садал, карамельную куклу, над которой был произведен некротический ритуал. Кукла наречена была именем Амнис.

– Какое отношение эта кукла имеет к моей жене? – выдавил из себя герцог.

– Показания Каламе Катрея, Главного мастера Карамельной мызы, _ продолжал Рет – Ратус, пропустив реплику мимо ушей. Он передал первый лист Шуту – тот, даже не глянув, сунул его господину Годолу – и взял второй. – Он утверждает, что кукла за указанным номером согласно записям мызы была куплена четыре года назад махрийской царевной Ксантой, ныне являющейся герцогиней Садал. – Он еще раз махнул листом, хотя никто из присутствующих все равно ничего не смог бы прочитать. – Кукла была куплена без наречения. Царевна сказала, что наречет куклу сама.

Шут посмотрел на герцога, взял этот лист у Рет – Ратуса.

– Показания Ахисара Селея, – продолжал тот четко и бесстрастно, – ресторатора, который четыре года назад служил поваром в доме, где была найдена кукла. Тогда этот дом принадлежал тетке нынешней герцогини Садал, которая…

– Мы все знали эту даму, – оборвал Шут. – Что же повар?

– Царевна Ксанта приехала из Махрии с молочной сестрой, которая служила у нее горничной. Ахисар предполагает, что девушка была не просто молочной сестрой, но и сестрой единокровной – она была очень похожа на царевну, только темнее волосами и ростом на два дюйма ниже. Звали ее Амнис. Вскоре после того, как царевна обручилась с герцогом Садалом, девица Амнис заболела – у нее открылось горловое кровотечение. Вскорости она умерла.

– За четыре года куклу можно было уничтожить тысячей разных способов, – сказал угрюмо герцог. – И все равно это не свидетельствует против моей жены.

Рет – Ратус помолчал, посмотрел на господина Годола. Тот не глядя махнул рукой.

– Показания доктора Хамара Хареба, помощника главного лекаря Госпиталя Милосердия, и повивальной бабки госпожи Медьяр Сальхии, освидетельствовавших сегодня вечером состояние герцогини Садал.

– Вы посмели… – герцог начал подниматься, но Шут толчком водворил его обратно.

Рет – Ратус читал без паузы:

– Доктор Хамар и госпожа Сальхия однозначно утверждают, что герцогиня Садал не находится в тягости. Госпожа Сальхия, успешно лечащая от женского бесплодия наложением рук, – (Шут демонстративно хмыкнул.) – даже полагает, что указанная дама вообще не способна к деторождению по причине произведенного несколько лет назад выкидыша.

Повисло тяжелое молчание, и в нем отчетливо до слуха всех присутствующих донесся тихий стон герцога.

Немного погодя Шут сказал задумчиво:

– Следовало бы запретить немахрийцам жениться на махрийках. Как только махрийки вырываются из родных гаремов, они сразу пускаются во все тяжкие. Если бы это один случай был или второй… Я таких историй могу насчитать десятки.

– Продолжайте, – сказал господин Годол, не удостоив Рет – Ратуса даже взгляда.

– Герцогиня Садал на вопрос, почему второй раз уклоняется от посещения Арафы, ответила, что четыре года назад никакой подмены не было, и все церемонии проходила она сама. На вопрос, почему в этом году ей потребовалась замена, она заявила, что поскольку в Арафе проводятся испытания «на верность и неверность», она боялась, что герцог узнает о супружеской измене, которую она допустила три года назад.

– Об Арафе ходят самые нелепые слухи, – усмехнулся Шут удовлетворенно.

– Ваше мнение? – вновь обратился к Рет – Ратусу господин Годол.

– Герцогиня лжет.

– Так, – господин Годол стукнул кочергой по каминной решетке. – Вы… э-э… применяли все дозволенные меры?

Голос Рет – Ратуса даже не дрогнул.

– Я общался с герцогиней самым грубым образом, но лишь угрожал применить меры физического воздействия. До применения четвертой степени устрашения пока не дошло. Прежде я предпочел бы провести герцогиню по парку.

Герцог был уже на грани обморока.

– Логично, – согласился господин Годол. – Обеспечьте. Мы… э–э–э… тоже поприсутствуем.

Рет – Ратус с поклоном удалился.

Прошло не менее минуты тишины, пока герцог медленно встал и, обращаясь непосредственно к господину Годолу, произнес помертвевшим голосом:

– Вы мне позволите удалиться?

Господин Годол, помедлив, отложил кочергу и прямо и весьма серьезно посмотрел на герцога. Герцог не отвел взгляда. Однако вместо вердикта господина Годола герцогу довелось услышать голос Шута:

– Удалиться, милок? Может тебе еще и веревочку намылить?

Герцог продолжал дуэль глазами с господином Годолом.

– Ах, нет-с, вы ж у нас Императорской крови, – продолжал ерничать Шут. Он извивался, вертелся под ногами у герцога, но Садал не обращал на него ни малейшего внимания, – вам-с веревочка не подобает. Ах–ах! У меня тут где–то аркебузетик завалялся… Щас, щас, достану. _ Шут захлопал себя руками по кафтану и вдруг заорал дурным петушиным голосом.

– Огел, перестань, – произнес господин Годол. Он по–прежнему смотрел в глаза Садалу. – И вообще – удались. Займись бастардом, он нам понадобятся.

Шут моментально выпрямился и пошел к дверям столовой. И все же последнее слово он оставил за собой:

– Зря ты с ним, братец, церемонишься, – и тут же обыкновенным для себя голосом крикнул в распахнутую дверь:

– Эй, барышня, ты здесь? Не уснула еще, нас подслушивая?

– Я здесь, ваша милость, – послышался тихий голос, и Алики появилась в дверях. – Только я не барышня, ваша милость, я из мещан, – добавила она с небольшим книксеном.

Шут улыбнулся.

– Тут где–то должен быть ублюдок Картенеда, этот, как его? – он полуобернулся в гостиную.

– Тенедос Хастер, – подсказал Рет – Ратус.

– Да, Тенедос. Найдите его, пусть идет сюда.

Алики сделала еще один книксен, и уже на лестнице услышала, как Шут орет в коридор:

– Хозяин, карету господина Годола к заднему крыльцу!

В коридоре наверху Алики остановилась, несколько секунд стояла, опершись о стену. Ей было так страшно, так страшно, что у нее подгибались колени. Обрушившееся на нее за последние сутки, было слишком. Тайны, заговоры, игрушки знати… Ее интрижка с драгунским капитаном в сравнении с этим – капля по сравнению с океаном. И зачем только она подсела в карету к Рет – Ратусу и Наоре! Нет, у нее просто талант вляпываться в идиотские ситуации!.. А уж то, что она подслушала – а она подслушивала, тут Шут был прав (да и грех было не подслушать–то!) – и вовсе страшно. А она–то было радовалась: приключение!.. Только вот в читанных ею книжках мелких людишек, случайно затянутых в подобные водовороты, потихоньку приканчивали где–нибудь в тихом месте; если, конечно, им не удавалось вывернуться каким–нибудь изощренным способом. Потом она вспомнила и сказала себе самым строгим тоном, на который была способна: «Я не какая–то там мелочь, я – агент тайной коллегии Гитион Алики и нахожусь при исполнении служебных обязанностей». Стало чуть легче.

Алики отлепилась от стенки, быстренько привела себя в надлежащий порядок – не столько внешне, сколько внутренне, – подошла к двери комнаты господина Тенедоса и постучала. Ей ответила тишина. Алики постучала сильнее. Никто опять не ответил, и тут она заметила, что ключ торчит с наружной стороны двери. Она немного удивилась такой рассеянности, еще раз стукнула в дверь и легонько толкнула ее. Внутри, кроме темноты и пустоты, ничего не было; хотя в темноте и не было видно, но у Алики создалось впечатление, что комната пуста.

Алики вернулась к шкафчику, где хранились свечи, зажгла одну и вернулась – в комнате действительно никого не было. Более того, создавалось впечатление, что в комнату никто и не заходил. «Господин Тенедос, конечно, Внук Императора, но слишком маленький человек для тех господ, что собрались в Розовой гостиной, – решила Алики. – Он что, это понял и сбежал? – И сказала сама себе снисходительно: – Дурашка, кто же его отсюда выпустит?.. Но я‑то человек еще более маленький, – припомнила она, – я не могу просто так вернуться без господина Тенедоса.»

Она подняла свечу повыше и осветила коридор, пытаясь понять, куда бы он мог пропасть.

На полу у двери комнаты Наоры валялся раздавленный коробок спичек.

Подозрение, закравшееся в голову Алики, было совсем крохотным, но она, не отводя глаз от коробка, постучалась к Наоре. Ей послышался за дверью шорох, но ответа не было. Она постучала еще раз – уже решительнее; шорох за дверью стал гораздо отчетливее и вдруг затих.

– Да-а? – послышался сонный голос, и Наора отворила дверь.

Наора старательно делала вид, что Алики ее разбудила, но это было даже смешно, потому что кто будет спать, не погасив света? Добро бы еще горела одна свеча на тумбочке у кровати, но в зеркале у противоположной стены удваивался зажженный трехсвечник, и такая иллюминация, несколько избыточная для маленькой комнаты, бесстыже освещала разбросанные женские и – а-га! – мужские вещи. Но даже если бы не этот беспорядок, если бы предательски не колыхнувшаяся штора, Алики все равно догадалась бы, что здесь произошло, потому что сама атмосфера в комнате была полна любви; полна до такой степени, что у Алики снова дрогнули колени, и где–то в ней едва слышно зазвучала тонкая трель окарины.

– Что случилось? – спросила Наора лениво. – Рет – Ратус требует меня к себе?

Тоже мне актриса погорелого театра!..

– Нет, успокойся, – усмехнулась Алики. – Я разыскиваю твоего соседа, господина Тенедоса, его ожидает господин Шут, а в его комнате никого нет… Ты не слышала, он не уходил? – Последнее Алики сказала очень громко, обращаясь скорее к шторе.

Штора не отреагировала.

– Ну… может, он спустился во двор? – вымучила из себя Наора.

– Ты думаешь? – задумчиво сказала Алики и подбросила носком туфли валяющиеся на полу брюки поближе к шторе. – Это идея! Пойду поищу…

Она вышла, аккуратно прикрыв дверь – и тут же припала к ней ухом. За стеной слышалось быстрое перешептывание, в котором Алики не различила ни слова, потом она услышала мужские шаги и прочие звуки, которые со всей очевидностью показывали, что кто–то – при этом вовсе не Наора – собирает разбросанные веши и торопливо одевается.

«А я‑то ее тихоней считала», – сказала себе Алики, запоздало удивляясь.

Она дунула на свечу, тряхнула головой, прогоняя навязчивые трели окарины, кинула огарок на полку и быстренько сбежала по ступенькам вниз.

Шут, заложив ногу на ногу, сидел возле стола с бокалом в руке.

– Господин Тенедос сейчас спустится, сударь, – доложила Алики, делая книксен, чтобы спрятать глаза.