Текст книги "Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1] (СИ)"

Автор книги: Инна Кублицкая

Соавторы: Сергей Лифанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Кучер спустился на землю с чемоданом, Хастер оделил его мелкой монетой, подхватил чемодан и пошел к дверям стеклянного павильона, притулившегося возле крепостной стены слева от ворот. Официально павильон назывался Въездным, но за сходство его назначения с таможней кто–то из постоянных клиентов прозвал его Мытней, и это название привилось и закрепилось. Ибо Мытню не мог минуть никто из приглашенных в Арафу, и все без исключения чинов, положений и заслуг ожидали, в одной очереди как равные, когда их пропустят в замок.

Вот и сейчас под стеклянную крышу Мытни непрерывно въезжали кареты, и вся имперская знать спешно выгружалась из своих экипажей, оставляя в них амбиции и спесь, а служители поторапливали кучеров, чтобы те поскорее освобождали места для следующих.

Прибывшие спешили к конторке отмечаться, и невозмутимый чиновник в парадном мундире, не обращая внимания на очередь, в которой, без всякого учета званий и титулов, ожидали аристократы с пышнейшими и древнейшими именами и простые неродовитые дворяне, принимал пригласительные грамоты, сверял со своим списком, выдавал согласно этому списку жетоны с номерами и, возвращая приглашения, вежливо просил подождать пока вызовут. Его вежливость походила на работу какого–нибудь механизма: такая же размеренная, рутинная и бездушная. Но иначе здесь нельзя – отношения с приезжими должны были быть идеально ровными ко всем, потому что десятки глаз ревниво следили за тем, чтобы чиновник не уделил кому–то хоть большего внимания, чем другим. Сами те, кто прибывал в собственных экипажах, на приехавших дилижансом могли смотреть свысока, но для замковой обслуги было все едино.

Хастер к этому уже привык, а потому, встав в очередь за каким–то вельможей, битых десять минут пока двигалась очередь, спокойно игнорировал выражаемое его спиной высокомерное презрение, погрузившись в чтение захваченной в дорогу книжки, приключения и похождения зловещего князя Гора. Переворачивая страницу, он поймал заинтересованный взгляд стоящей вслед за ним молоденькой аристократки и украдкой подмигнул ей. Девушка была некрасива, ее несколько портил длинный нос, но улыбка у нее была очень даже приятной, и лицо умным; Хастер еще подумал, что надо будет попозже познакомиться. А пока он посмотрел, сколько еще до чиновника, и решительно спрятал книжку в карман.

В очереди он был бы уже вторым, если не считать дамы, которая в настоящий момент стояла перед барьером и пыталась спорить с человекоподобной машиной–чиновником из–за количества своего багажа.

– Сударыня, – холодно, с высоты своего положения толковал чиновник. – Дамы могут иметь с собой два чемодана, господа – один.

– Но это сумочка! – который раз возражала дама. – Дамские сумочки проносить с собой дозволено! Я знаю уложение!

– Сударыня, – ровно повторял чиновник. – В вашу сумочку иной чемодан влезет.

– Это – сумочка! – убеждала повышая голос дама.

Хастер опустил глаза, чтобы оценить предмет спора.

Рядом с конторкой стояли два чемодана – этакие тумбообразные изделия, каждое из которых тащили сюда никак не меньше двух дюжих слуг. Но к чемоданам–то чиновник претензий как раз и не имел. Собственно сумочкой дамой именовался саквояж чуть меньшего размера, установленный на одном из чемоданов. Так что чиновник, конечно, хоть несколько и преувеличивал, однако же на так уж намного – при желании, в так называемой сумочке мог уместиться и годовалый ребенок. Спорить далее чиновник не пожелал, а протянул даме ее собственное приглашение обратной стороной вверх, где были отпечатаны правила пребывания гостей в замке Арафа, вежливо попросил вслух прочесть отмеченный абзац, в коем размеры дамских сумочек определялись как «не более чем шесть дюймов в высоту, двенадцать дюймов в длину при толщине в три дюйма», а сам полез под барьер и вытащил оттуда здоровенную железную линейку.

Дамы в очереди тут же заволновались, и принялись ужимать свои сумочки до предписанных габаритов; хотя, как правило, чиновник не замечал одного–двух лишних дюймов, но из–за дамы–спорщицы он мог и изменить своему правилу.

– Какая наглость, – вполголоса прошипела над плечом Хастера мать носатой девицы, тиская свою сумку. – Кто она вообще такая? Я ее не помню.

– Какая–нибудь провинциальная барыня из этих, дворянчиков по купчей, – пренебрежительно отозвался кто–то в очереди.

– Каждый год одно и то же! – давясь от натуги бурчала дама. – Неужели так трудно запомнить правила!

– Может, она читать не умеет, – негромко прокомментировал Хастер специально для дочки пожилой дамы.

Очередь захихикала, а некрасивая девушка подарила Хастеру еще одну свою приятную улыбку.

Появление измерительного прибора как–то само по себе прекратило спор, и чиновник предложил сдавшейся даме привести свою сумочку в соответствие с правилами где–нибудь в сторонке и указал двум дюжим молодцам оттащить чемоданы в сторонку. Вместе с пресловутой сумочкой. Те проворно исполнили, а на освободившееся место поставили багаж спокойного господина, который стоял перед Хастером.

Здесь задержек уже не было, и минуту спустя на то же место поставил свой чемодан Хастер, сам.

Чиновник без задержки выдал ему номерок, прицепил ярлык к чемодану, и крепкий збмковый молодйц отнес его чемодан к тележке, где уже стояли чемоданы других гостей – право же, багаж Хастера выглядел на их фоне не более чем дамской сумочкой.

Хастер отошел вглубь павильона, где среди живописных вазонов с вечнозелеными кустами для ожидающих были поставлены деревянные скамьи, присел, жестом подозвал служителя, который тут же принес ему горячий бульон с пирожками, и уткнулся в книгу.

Павильон постепенно наполнялся, прибывающие собирались компаниями, словно на каком–нибудь балу, непринужденно беседовали. Здесь табели о рангах действовали неукоснительно, и дворяне попроще держались отдельно от аристократии и, созерцая редкое для их сословия зрелище блестящего сборища сливок Империи, заворожено перешептывались.

Хастер же на своей скамейке не примыкал ни к первым, ни ко вторым. Ему было не скучно и с одним только «Князем Гором».

Но не успел еще легендарный кровопийца и погубитель невинных девушек (невинных юношей тож) расправится со своей второй жертвой, как совсем рассвело, поток подъезжающих экипажей иссяк, а в павильон вошел помощник церемониймейстера, и начал выкликать по списку номера и фамилии – без перечисления титулов и званий – приглашенных. Голос его звучал не хуже крика петуха, возвещающего уход ночи. Хастер, с сожалением расставшись с кровожадным князем, коего время – ночь, ибо имя ему Король Тьмы, убрал книгу, глянул на свой номерок и стал пробился на голос сквозь толпу страждущих.

На него недовольно косились: первыми в замок проходили те, кто принадлежали к рангу Детей и Внуков Императора, а Хастер в своей студенческой шинелишке на волчьем меху и северном малахае выглядел не очень–то подходящим под эту высокую категорию.

Глашатай зычно провозгласил:

– Двадцать девять! Тенедос!

Хастер крикнул:

– Здесь! – и толпа со вздохом подалась перед ним, а за спиной послышался взволнованные шепотки:

– Кто это такой?

– Понятия не имею, но судя по номеру…

– А с виду, не скажешь – сущий провинциал, и вроде бы не богатый…

– Неисповедимы пути Сыновей Императора…

Хастер самодовольно усмехнулся. «И дочерей тоже», – подумал он.

В замок пропускали десятками: десяток мужчин, десяток дам – и так далее. Каждый десяток принимал слуга или служанка и провожал к отведенным покоям. Впрочем, покоями в привычном для вельмож и сановников понимании можно было назвать далеко не все места временного их проживания. Номерам с первого по шестидесятый было хорошо – каждому из этих родовитейших господ полагалось по отдельной комнатке на антресолях замка, прочим же предстояло провести двое суток в общих спальнях, где, как в какой–нибудь казарме, рядами по пять стояли кровати, прикрытые от постороннего глаза лишь полупрозрачными балдахинами; удобства, впрочем, для всех категорий были общего пользования, так что равенство практически не нарушалось.

У себя в комнате Хастер огляделся. Его чемодан уже стоял возле кровати, в точности такой, как в общих комнатах, лишь как привилегия для высшего сословия, возле нее стояла прогретая жаровня, придающая выстуженной комнате иллюзию тепла. Над жаровней был подвешен чайник, на столике под окном стояло стеклянное блюдо с нарезанными колбасами, ветчиной, сыром, чашка простого толстого фарфора, серебряная сахарница и серебряные же столовые приборы.

Хастер раздвинул занавески на окошке – за окном были голые ветки деревьев. Он перекинул подушку с одного края кровати на другой, бросил на подушку «Князя», подтянул к изголовью столик с завтраком, приготовил себе чаю, потом разделся и нырнул под одеяло, согретое, что приятно удивило, заботливо подложенной грелкой. Распорядок дня предполагал, что прибывшие в Арафу могут спать после дороги до полудня. Хастер спать пока не намеревался, но почему же воспользовался случаем поваляться в постели и, под горячий чай, ароматный сыр, благоухающую ветчину и кровяные, так и тающие во рту, колбаски с зеленью и свежим хлебом, не прочесть, как экспедиция во главе с несчастным возлюбленным погубленной богомерзким князем–кровососом девицы спускается к ее могиле, чтобы, достать из нее свежий еще труп, набить рот прекрасной покойницы чесноком, вырезать у нее сердце и вложить в освободившееся место букет из развесистых цветущих веток липы, тем самым освободив несчастную от гнусной посмертной судьбы, уготованной ей великим и ужасным бессмертным Князем Гором.

Чем не приятное проведение времени?

13

После полудня спальни зашевелились и начали готовиться к предстоящему вечеру. Первым по проходам прошел ученик церемониймейстера, и, звеня колокольчиком, звонко выкрикивал:

– Господа, через полчаса завтрак! Через полчаса завтрак, господа!

Господа, отдыхавшие после бессонной ночи в постелях, сонно выглядывали из–за занавесок и начинали одеваться. Другие, более предусмотрительные господа, уже оделись и начинали накапливаться в унылом помещении, которое называлось гостиной гостевого флигеля.

Хастер появился здесь одним из первых, пододвинул стул к теплому боку кафельной плиты, достал из кармана «Князя» и углубился вместе с героями в блуждание меж могильными холмами. Постепенно гостиная наполнялась, но дамы, как водится, начали появляться не ранее чем за пять–десять минут до объявленного времени, ведь наряжаться приходилось без участия прислуги или с самой минимальной ее помощью. Арафская прислуга, к тому же, была чрезвычайно заносчива и груба до невероятия, нигде в ином месте таких нахалов и наглецов держать не стали бы и минуты, однако анонимному хозяину Арафы по статуту полагалось унижать гостей и в последние несколько лет он в этом весьма преуспевал.

Первой из дам в пока еще чисто мужском обществе появилась Прекрасная Герцогиня. Ее появление было ознаменовано воцарившимся вдруг молчанием, так как было вопиющим нарушением принятых здесь приличий. Ни на что не обращая внимания, она прошла на середину зала и повела вокруг себя изучающим взором; все мужчины тут же замолчали и уставились на нее. Хастер не был исключением.

Вероятно, она искала своего супруга герцога, но тот, по видимости, все еще завязывал перед зеркалом свой галстук, в то время, как ее одежда, похоже, доставила ей куда меньше хлопот, чем ее супругу, да и, пожалуй, большинству гостей замка – на ней было только почти облегающее точеную фигуру узкое белое платье тончайшей шерсти, под которым вряд ли было много белья, оттененное лишь бисерным пояском–цепочкой и дополненное песцовым палантином; две заколки с бисерными же подвесками направляли распущенные чуть вьющиеся волосы, туфли белой замши были простыми без всяких украшений – и никаких драгоценностей, никакого золотого шитья и даже кружева у нее были разве что на нижнем белье.

Поймав себя на всплывающих помимо воли мыслях о белье Прекрасной Герцогини, Хастер смутился и вернул взгляд в книжку. Однако настроение читать пропало. Он сунул «Князя» в карман и с интересом стал рассматривать молодую даму. Тут же он поправил себя: юную даму, ибо эпитет «молодая» Прекрасной Герцогине, пожалуй, не особенно подходил.

Ничуть не смущаясь неловким положением, в котором оказалась, она преспокойно чувствовала себя, став центром всеобщего внимания. Хастер обвел залу взглядом, и понял, что никого из высокой аристократии, с кем герцогиня была бы знакома, в зале пока нет. Он здесь был единственным, кому по статусу полагалось селиться не в общей спальне, а на антресолях. Что ж…

Хастер встал, с сожалением покинув теплый угол, и подошел к даме.

Она перевела на него спокойный, незамутненный сомнением взор.

– Сударыня, – с поклоном обратился к ней он. – Позвольте допустить некоторое нарушение установленных обычаев и представиться вам первым. Хастер Тенедос, Внук Императора, – вновь склонил голову Хастер и добавил, чуть рисуясь: – Иных титулов у меня, увы, нет.

– Очень приятно, сударь, – улыбнулась герцогиня. – Боюсь, я тоже допустила некоторое нарушение правил – вышла совершенно одна прежде других дам. – Она обвела взглядом зал и одарила улыбкой, кажется, каждого, не забыв самых незначительных. – Прошу прощения, господа. Почему–то мне казалось, что я опаздываю. – И опять обратила взор на Хастера: – Спасибо, господин Тенедос, что пришли мне на помощь. Право же, я уже собиралась в панике бежать обратно на женскую половину. – Она рассмеялась колокольчиками нежного смеха.

– Не верю! – принял игру Хастер. – Вы просто поразили меня полнейшим присутствием духа!

Тут в зал степенно вплыли две не очень молодые дамы, неодобрительно посмотрели на Прекрасную Герцогиню, и Хастер, несколько чуть вольно наклонясь к своей даме, прошептал доверительно:

– И что бы им выйти минут на десять раньше?

– Мое легкомыслие ужасно, – бросив взгляд на дам, смешливо согласилась та.

– Оно вам к лицу, – не удержался от комплимента Хастер.

– А, вот и Тахир! – уже во весь голос сказала юная дама, глянув мимо его плеча.

Хастер оглянулся. К ним направлялся герцог Садал.

– Дорогой, – приветствовала супруга Прекрасная Герцогиня, – ты знаком с господином Тенедосом? Он выручил меня из ужасной ситуации.

– Не имел чести, дорогая, – герцог смерил Хастера изучающим взглядом. Помедлив, протянул руку. Хастер ее весьма сердечно пожал.

– Вы не бываете при Дворе? – вежливо спросил герцог.

– К сожалению, я не имею склонности к придворным развлечениям, – несколько высокомерно ответствовал Хастер, решив, что раз герцог принял его за обыкновенного безродного выскочку, навязывающего свое знакомство его супруге, то так тому и быть.

Герцогиня, решив примерно то же, попробовала ненавязчиво исправить нелюбезность супруга:

– Скажите, а кому из Императоров вы приходитесь внуком, господин Тенедос?

Герцог заинтересованно поднял бровь, а Хастер ответил с улыбкой:

– Боюсь показаться занудой, но я прихожусь внуком целым двум Императорам.

– А! – воскликнул герцог, догадываясь и оживляясь от своей догадки. – Так вы сын моей кузины Арсии?

– Совершенно так, – поклонился Хастер.

– Что же вы молчали?! – Герцог тут же по–свойски подхватил новоявленного родственника под руку и оживленно поинтересовался: – Почему вы не появляетесь в обществе? Никогда не поверю, что ваши родители не выделяют вам достаточно средств.

– Я пока предпочитаю тихо–мирно учиться в Политехнической Школе.

– Вы, вероятно, удались в своего батюшку.

– Во всяком случае, ему удалось заразить меня любовью к точным наукам.

В Арафе было не очень принято раскланиваться со знакомыми, однако игнорировать давно не виденных родственников тоже как–то было неприлично, и Хастер, извинившись перед герцогом и герцогиней, отошел поздороваться и морально поддержать свою юную тетку, самую младшую сестру матери, княжну Арсину. Девушке исполнилось шестнадцать буквально на днях, и это был ее первый выход в свет; она потерянно стояла рядом с подругой, нервно теребя крохотную сумочку. Хастер издали поклонился своей бабушке, ее матери, и остался с ее молчаливого разрешения рядом с девушками.

С опозданием на добрую четверть часа позвали наконец к завтраку.

Неведомый хозяин замка продолжал издеваться над гостями. В огромном трапезном зале разделение на аристократов и неименитых соблюдалось. Аристократы садились за столики на возвышении, прочие ели с длинных столов внизу. Пока аристократия степенно выискивала свои места по визитным карточкам, положенным на стулья, нетитулованные в давке и сутолоке захватывали неперсонифицированные места поближе к ним.

Хастер, чтобы никому не мешать, минуту постоял в сторонке, пока его не окликнула издали Прекрасная Герцогиня:

– Господин Тенедос, какое совпадение, вы сидите рядом со мной!

Неизвестно, какие там порядки были у нетитулованных, однако среди аристократов те пары, которые оказывались вместе за столом, потом вместе же проходили Огненный обряд, и Хастер, подойдя к своему месту, прежде всего поцеловал ручку Прекрасной Герцогини и издали поклонился поглядывающему в их сторону герцогу.

– Забавно, не правда ли? – герцогиня была оживлена и с детской непосредственностью оглядывала зал. – Напоминает игру в третьего лишнего. Ну, когда стульев меньше, чем играющих.

– Если я не ошибаюсь, здесь наоборот, – ответил Хастер, садясь. – Стульев все–таки больше.

– Так ведь все стремятся сесть поближе к нам, как будто это дает какие–то преимущества.

Озабоченный какими–то своими проблемами лакей подкатил к их столику тележку, небрежно швырнул на стол два серебряных судка и, не изменив скорбного выражения лица, потащился дальше.

– Что мы сегодня едим? – юная дама заглянула под крышку. – По–моему, это какое–то ваше национальное северное блюдо?

Хастер глянул в свой судок и кашлянул. Давненько он не едал эдакой дряни. Издевательства продолжались.

– Это овсянка, мадам, – со вздохом проговорил Хастер. Он налил в белесую массу сливок из молочника, посыпал сахаром, потом, помешав и, с отвращением попробовав, посолил.

– Вы уверены, что это съедобно? – спросила герцогиня, с опаской глядя на него и повторяя его действия.

– Живы мы, по крайней мере, останемся, – поспешил успокоить ее Хастер.

Герцогиню, впрочем, это, кажется, не очень беспокоило. Она развлекалась тем, что, оглядывая остальных, наблюдала за их реакцией, и казалось, ситуация доставляет ей скорее удовольствие. Неудобства Арафы, похоже, воспринимались ей как маленькое забавное приключение, которое она охотно комментировала шепотом в самое хастерово ухо. Тот остроумно ей отвечал, чувствуя затылком тяжелеющий с каждой секундой взгляд герцога, который оценивал ситуацию, видимо, несколько иначе. «Да, – подумал Хастер, – овсянка не способствует возбуждению добрых чувств по отношению к более молодому дальнему родственнику, любезничающему с легкомысленной супругой».

Впрочем, все когда–то кончается. Кончилась и овсянка.

– О, вот и наш шоколад! – обрадовалась герцогиня, когда принесли вторую перемену, и нисколько не подобревший с первой лакей поставил на стол две чашки неприлично толстого фарфора, небрежно плеснул в них нечто и сунул под нос Хастеру вазу с двумя булочками. – Скажите, дорогой господин Тенедос, – спросила она, пододвигая к себе кружку, – как же получилось, что мы с вами до сих пор были незнакомы? Нет, я понимаю – вы вовсе не желаете вращаться в высшем свете, однако же я должна была встретить вас здесь, в Арафе, четыре года назад?

Дорогой Хастер пододвинул к ней вазу, и герцогиня благосклонно взяла из нее булочку.

– По крайней мере, он горячий, – сказал он, отхлебнув, и отставил чашку. Объяснил: – Мне не очень повезло в прошлый раз – я опоздал и прибыл в Арафу уже после королевского выхода Так что пришлось выплатить полагающийся штраф: получить три щелчка в лоб в присутствии всей прислуги. Ну и меня поставили в самом конце общей очереди. Представляете, как была расстроена моя дама? Это была пожилая и такая приличная с виду женщина – и, представьте, я услышал от нее столько новых слов… Право же, я не рискнул бы повторить хотя бы одно из них не то что в вашем присутствии, сударыня, но и в присутствии вашего мужа.

– Я полагаю, она была очень огорчена, – рассмеялась юная дама.

– О да! – согласился Хастер. – И похоже, она не перенесла огорчения – я ее что–то сегодня не вижу.

– А у меня чашка надбитая! – сообщила вдруг радостно герцогиня. – Смотрите, какая прелесть!

Но потом она откусила кусок булки и несколько минут молчала, глядя на Хастера. Хастер было напугался, что его даме попалось в булочке какая–нибудь особая начинка – ну, там таракан запеченный или острый перчик. Он даже вознамерился было постукать ее легонько по спине, но дело оказалось в другом.

– Постойте, – произнесла герцогиня, хмурясь. – Если ваша мать княжна Арсия, то ваш отец, вероятно, граф Картенед?

– Совершенно верно, – облегченно подтвердил Хастер.

– Тогда мы с вами в троюродном родстве, – заключила она. – Ваша бабушка Крисса и моя бабушка Тисса были сестрами! – Она посмотрела на Хастера восхищенно–осуждающе: – У вас скандальная родословная, господин Тенедос! Просто удивительно, как вам удалось получить титул Внука Императора.

– Я всего лишь внебрачный сын внебрачного сына и внебрачной дочери, – сказал Хастер. – Такое иногда случается в подлунном мире.

Герцогиня ему посочувствовала:

– Теперь я понимаю, почему вы не стремитесь попасть ко двору. Вы, вероятно, чувствуете себя не очень уютно среди тех, в чьих родословных нет ни пятнышка.

– Пожалуй, да, – не стал возражать Хастер. Он не стал рассказывать, как бесили его встречи с единокровными братьями. Особенно донимал средненький, Картенед Агельф, который каждый раз разглядывал его с такой гадливостью, будто видел перед собой отвратительного слизняка.

– В приемную залу, господа! – завопил вдруг к него над ухом горластый служка–подросток и затряс колокольчиком. – Господа, следуйте в приемную залу!

– Вы доели? – спросил Хастер. – Тогда разрешите предложить вам руку?

Долго и муторно народ собирался в приемной зале. Шустрые служки–подростки, шмыгая по залу, напоминали о необходимости всем приглашенным прикрепить на одежду номерки. Эту унизительную процедуру большинство присутствующих предпочитали выполнять как можно позже – возможно, наивно и совершенно по–детски надеясь, что судьба подарит им шанс не быть помеченными номером, как арестантам с большими сроками заключениями. Хастеру же было все равно. Подумаешь – приколоть к груди костяной круглячок с изящно выгравированными цифрами, но многих это почему–то возмущало даже больше, чем демонстративная наглость прислуги.

– Где ваш номерок? – заверещал совсем уж крошечный сорванец, глядя с умилительной серьезностью на Прекрасную Герцогиню снизу вверх.

Хастер ловко поймал его за ухо:

– Прибавляй «сударыня», когда обращаешься к красивой женщине, отрок!

– А к некрасивой можно без сударыни? – нагло поинтересовалось дитя.

– А некрасивой надо говорить «милостивая сударыня»! – наставил его Хастер, отпуская ухо.

– О–бал–деть! – заявило дитя, потирая покрасневшее ухо, но гонору поучение в нем не убавило. – Это еще каждую разглядывать? Ну да ладно уж… Где ваш номерок, сударыня? Прикалывайте скорее, не то оштрафуют. Безномерным два щелбана положено. А то может вам булавку надо? – Предложило предприимчивое чадо. – Могу уступить, у меня завалялась одна. Два империала штука.

– Ты что, больше двух считать не умеешь? – весело спросил Хастер.

– Тогда три! – осклабился пацан.

– А ну брысь отсюда, без тебя обойдемся! – Хастер отвесил шкету чисто символическую затрещину.

– Он тебя обижал? – осведомился неведомо откуда возникший перед ними мальчик постарше. Все подростки–служки, сновавшие по зале, которые слышали этот голос, настороженно обернулись.

Гости притихли.

– Не-а, – честно соврал мальчуган. – Так просто, разговаривали.

Надзиратель за порядком кивнул и растворился в толпе вместе со шкетом. Всеобщее напряжение разрядилось, гости вспомнили, что можно дышать.

– Ума не приложу, – пожаловалась герцогиня, – как это прикрепить? Если на платье – то из–за меха видно не будет. А если прямо на палантин, опять–таки не видно, потому что ворс длинный.

Хастер осмотрел ее с головы до ног, потом со словами «позвольте, сударыня» взял из ее руки номерок и подвесил на свисающем конце бисерного пояска. Номерок органично слился с костюмом дамы, изящно повиснув где–то чуть выше колена.

– А так можно?

– В правилах нет точных указаний, где именно следует помещать номерок, – сказал Хастер. – А что не запрещено, то не возбраняется.

К ним подошел очередной подросток – лет пятнадцати с пухлым блокнотом.

– В лотерее участвовать будем? – осведомился он, глядя куда–то себе под ноги. Но тут взгляд его зацепил номерок на конце пояска, он улыбнулся и, подняв глаза, сказал уже весьма благодушно: – Только между нами говоря, сударыня, выигрышный билет уже продан.

– Но это ведь нечестно! – воскликнула герцогиня. – Вы лишаете нас удовольствия играть!

– Главное – не выигрыш, главное – участие, – промолвил Хастер, вынимая кошелек. – Но раз билеты не выиграют, я буду платить только половинную цену, молодой человек, – предупредил он.

– Да чего уж, – согласился подросток. Он взял двенадцать империалов за два билетика, кинул их в объемистую амфору–копилку, которую тащил за собой на колесиках, и открыл блокнот: – Только дамы почему–то предпочитают садовников, а господа поваров, так что садовников и поваров уже не осталось. Вам кого? – смотрел он при этом исключительно на даму

У Хастера было искушение назвать младшего помощника ассенизатора, но при Прекрасной Герцогине он не осмелился.

– Даже не знаю, – пробормотал он, потом вспомнил давешнюю даму с «сумочкой» и спросил: – А на чиновника, который принимал нас в Мытне, уже поставили?

– Одним из первых, – улыбнувшись, словно понимая, ответил мальчик и тут же вновь обернулся к герцогине: – А вот не угодно ли сударыне выбрать трубочиста? Великолепно подойдет к вашему платью. Черное и белое, а, сударыня?

– Почему бы и нет! _ согласилась юная дама. – У вас, юноша, отличный вкус.

Юноша со всеми признаками дамского угодника даже чуть зарделся от похвалы.

– А вам, сударь, я могу порекомендовать кого–нибудь из музыкантов. Искусство сейчас в моде. Хотите арфиста?

– О нет, только не это! – Хастер даже передернул плечами. – Куда я арфу дену, если он мне ее подарит?! Мне бы подошло что–нибудь поближе к науке. Нет ли у вас какого завалящего алхимика?

– Алхимиков не держим. А что до химии… – он полистал блокнот. – Не хотите ли «грибного человека»?

– А он здесь есть? – искренне удивился Хастер.

– Как же! – не менее искренне ответил подросток.

– Мне его воистину жаль, – сказал Хастер, припомнив недавний завтрак, который «грибной человек» обязан был отведывать. – Но какое же отношение он имеет к химии?

Подросток с сожалением посмотрел на непонятливого господина:

– Но ведь яды – это же химия!

– Логично, – допустил Хастер. – Хорошо, давай «грибного человека»!

– Прекрасный выбор! Товар первый сорт, сударь и сударыня, не пожалеете! – подросток с серьезной миной отметил что–то в своем блокноте и, вырвав две квитанции, протянул Хастеру: – Прошу вас: трубочист для дамы, отведыватель пищи для кавалера.

Герцогиня рассмеялась.

– Спасибо, юноша, вы оказали нам услугу. – Она открыла сумочку, достала монету и протянула подростку: – Это лично для вас, за любезность.

Подросток чуть смутился.

– Вообще–то не полагается, – произнес он, принимая монету, – но вы ведь не взятку мне даете, правда?

– Разумеется, молодой человек, – подтвердил Хастер. – Кстати, кем вы сами собираетесь стать через четыре года, если не секрет?

– Помощником эконома, сударь, если не будет лучшей вакансии, – ответил подросток и, отвесив легкий поклон, потащил свою амфору дальше.

– Станет, – убежденно сказал Хастер.

– Давайте подойдем к Тахиру, – предложила его спутница.

Они прошли к герцогу, развлекавшему даму, которая выпала ему по жребию – средних лет брюнетку, одетую несколько провинциально. Хастер ее не знал, однако герцогиня еще издали заулыбалась, и, сблизившись, дамы сделали друг другу несколько двусмысленных комплиментов, что говорило об их давней женской дружбе.

– Княжна, позвольте представить вам моего кузена господина Тенедоса, сына Арсии, – представил герцог Хастера. – Кузен, это княжна Садалмелик Зэйне из Сарата.

Хастер поклонился и приложился к ручке.

«Ага, – припомнил Хастер. – Так вот это кто. Вот ты какая, старая перечница!»

– О! Я давно хотела с вами познакомиться, – заулыбалась княжна Зэйне.

Хастер поклонился – так он ей и поверил.

– Что–то не видно вашей матушки, – продолжала княжна. – Я так хотела с ней поболтать… Ах, мы, женщины, так легкомысленны, так ранимы! Она, надеюсь, не больна? – радостно полюбопытствовала княжна.

«Размечталась!», – подумал Хастер и опрометчиво пояснил:

– Матушка испросила Высочайшего разрешения не участвовать в сегодняшнем празднике. Моя сестра была тяжело больна и врачи рекомендовали ей срочно выехать на воды.

Глазки княжны загорелись.

– Ах, надеюсь, это не чахотка? – хищно спросила она.

«Типун тебе!» – зло подумал Хастер, а вслух возразил со всей возможной любезностью:

– Что вы, княжна! Сестра недавно переболела дифтеритом. К счастью, все обошлось, но врачи не советовали оставаться в Столице.

– Дифтерит! – сладко пропела княжна. – О, говорят, он дает массу самых страшных осложнений. У вашей сестры могут быть какие–нибудь неприятные последствия?

– Без, – кратко прокомментировал Хастер.

Княжна увяла.

– Погоды стоят ужасные, вы не находите? – попробовал ободрить ее Хастер.

– Ах, вы правы! – Но она вовсе не была склонна переходить на погоду – люди и их всевозможные болезни интересовали княжну больше. Только вот объект она себе выбрала не очень удачный.

– А батюшка ваш в добром здравии? – спросила с надеждой.

– В великолепном! – страстно заверил ее Хастер. «Не дождешься!»

– Вон он стоит с молодой графиней Расальфаг, – сказал герцог. Похоже, партнерша уже успела ему порядком надоесть. – Какой–то у нее сегодня не здоровый вид, вы не находите? – заметил он как бы между прочим.

– Где, где? – алчно заволновалась княжна. – Я еще не знакома с ней.

Когда она отошла, все трое переглянулись и весело рассмеялись

Впрочем, рано они радовались. Граф Картенед был не из тех кавалеров, что куртуазничают со всеми дамами подряд, да и его спутница славилась модной сейчас среди светской молодежи прямотой нравов, поэтому когда княжна вскорости вернулась, уши у нее горели.

Герцог постарался не заметить возвращения своей докучливой компаньонки, и Хастер с герцогиней его охотно поддерживали. Как ни в чем ни бывало герцог продолжал недоконченный разговор: