Текст книги "Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1] (СИ)"

Автор книги: Инна Кублицкая

Соавторы: Сергей Лифанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Спасибо, любезный! – сказала она по–товьярски так, как говорят слугам.

Хозяин склонился в поклоне – и куда только делась выправка, куда испарилось презрение!

Алики подошла к господину Годолу и, сделав книксен, прошептала:

– Благодарю вас, сударь!

Он задумчиво кивнул и, как обычно, предложил ей локоть. Алики положила на сгиб руку, и они пошли к выходу, сопровождаемые почтительным хозяином.

Карета господина Годола стояла в некотором отдалении, и эти двадцать или тридцать шагов им не удалось пройти спокойно: какой–то прохожий, обгоняющий их на узком тротуаре, вдруг схватил Алики за руку.

Алики резко повернулась, теряя локоть господина Годола, и увидела мнимого мастера–карамельщика Катрея. Тот смотрел на нее горящими от ненависти глазами.

– Что вы себе позволяете! – воскликнула Алики.

Рядом с ними тут же возник черный сюртук, но пока не вмешивался, просто делал вид, что всегда стоял здесь и любовался витриной.

Алики оглянулась. Господин Годол прошел уже оставшиеся до кареты несколько шагов и стоял, глядя на нее. Алики поспешно улыбнулась ему и повернулась к Катрею:

– Что вам от меня надо? Оставьте меня в покое, сударь! Что вы вообще здесь делаете?

– Нет, это что ты здесь делаешь? – потребовал он сам ответа.

– Да не орите вы! – сказала Алики, понизив голос. – Это не ваше дело! Я на службе…

– Хороша служба! – горячо прошептал Катрей и ткнул рукой в злосчастный футляр. – А это что?

– Вы идиот! Это – гарнитур из аметистов! – зашипела она таким же горячим злым шепотом. – И вам до того нет никакого дела!

– Нет, есть!

– Сперва научись на окарине играть, придурок! – Алики вырвала руку с футляром и гордо пошла к карете.

Катрей попробовал было ее остановить, но его уже держали: давешний черный сюртук как–то очень ловко стиснул его собой, да так, что бедняга не мог и дернуться, а со стороны это выглядело как будто один наткнулся на другого и просит извинения. Ловко! Алики победительно ухмыльнулась, впрыгнула в карету.

Та тронулась.

Господин Годол посмотрел на нее с любопытством и через минуту осведомился:

– Этот человек имеет на вас какие–нибудь права?

– Решительно никаких! – чуть резко ответила Алики. – Наглец!

Хозяин антикварного магазина наблюдал за инцидентом через витринное окно своего магазинчика. Он усмехался.

Впрочем, с точностью сказать, что это был только хозяин маленького магазинчика, было нельзя. Некто похожий на него, как могут быть похожи братья–близнецы, разлученные с детства и, будто в плохом романе, один из которых вынужден был сам зарабатывать на жизнь сам, а второй жил в достатке и холе, смотрел сквозь пыльноватое стекло, как бедняга Катрей, сгорая во вспышке ревности, пытался заявить свои права на Алики, как ему это не удалось, и Алики гордо удалилась.

Когда инцидент был исчерпан, хозяин отошел в глубину магазинчика и занялся своими обыкновенными делами, забыв за ненадобностью и о северной шлюшке при богатом господине, и о происшествии под своими окнами…

А тот, кто усмехался его губами и смотрел его глазами, откинулся в богатом кресле и призадумался, привычно перебирая холеными пальцами большие бусины коротких четок. Итак, один из заложенных им по всей Столице капканчиков сработал. В очередной раз. Сколько было ложных тревог, сколько было просто случайных попаданий в его капканы людей посторонних, лишних, ненужных… Бедняги, им порой приходилось трудно – не всякий даже прошедший отбор выдержит последующие испытания.

Но ничего, вскоре у него и его единочаятелей окажется более точный «индикатор», как любит выражаться один его высокоученый друг и единомышленник, или «пробный камень», как привык называть это по старинке он сам.

Раскинутые им сети и не могли принести богатый улов и сразу. Так, обманки; чаще – плотва; а уж о крупной рыбе приходилось только мечтать. Но именно ее он и ждал – время у него было.

И ведь дождался же, кажется!

21

Алики запыхавшись вбежала в приемную и сходу спросила Саира, деловито разбирающего бумаги.

– Меня вызывали? – спросила она. – Это не розыгрыш?

– Какое там розыгрыш! – Саир встал из–за стола и подошел к ней; сказал негромко: – Слушай, что ты натворила? Я бы сказал, эрст в бешенстве.

– Правда? – Алики дрогнула. Догадаться, что Рет – Ратус зол на нее, было не трудно. Вопрос только: почему именно он зол. Вчера наконец–то она сдала свои отчеты. Вчера этот сумасшедший карамельщик устроил сцену на улице. И вчера господин Годол… но об этом даже вспоминать не хочется, хотя, наверное, именно из–за этого Рет – Ратус и злится. Ну и ладно, а что он…

Саир оглянулся на закрытую дверь кабинета и зашептал:

– Тут какой–то дедок с самого утречка заходил. Уж о чем они там говорили, не знаю, только после разговора с ним эрст еще минут десять помедлил – злость, что ли, накапливал? – а потом потребовал тебя пред свои ясные очи.

– Ой–ей, – выдохнула Алики. Про деда она ничего знать не знает! Какой еще дед? Не давешний же нахал–антиквар. Хотя почему бы и нет? От Рет – Ратуса любой пакости ждать можно. Например, что этот антиквар был подставной.

Алики набрала в грудь воздуха и шагнула к двери кабинета.

– Погоди! – Саир схватил ее за руку и повернул к себе. Он окинул ее пытливо, заправил выбившуюся прядь, расправил воротничок и оглядел еще раз. – Ну, теперь вперед! Не трусь, – напутствовал он.

Алики безропотно снесла его старания, кивнула на напутствие и приоткрыла дверь.

– Можно?

– Входи–входи, – разрешил Рет – Ратус.

Алики несмело притворила за собой дверь.

– Садись сюда!

Алики села в указанное кресло, и свет солнца сразу ослепил ее. Она практически не видела Рет – Ратуса – он стоял напротив, в простенке между большими окнами, как раз против света. Казалось даже, что в комнате, кроме нее, никого нет.

Алики попробовала переместиться, но властный голос приказал:

– Сидеть!

Алики опустила глаза на лежащие на коленях руки.

– Я в чем–то провинилась? – спросила она, изображая виноватую покорность.

– Пока ни в чем, – ответил ее невидимый собеседник. – Поэтому служебного взыскания можешь не бояться.

– Почему тогда вы так со мной разговариваете? – Алики подпустила в голос слезу.

Это не подействовало; да Алики и не надеялась – просто сыграл женский инстинкт.

– Потому что ты – маленькая идиотка, – голос Рет – Ратуса был более холоден, чем когда бы то ни было, – ты – меньше чем ничто, ты – тля, букашка… Что ты о себе воображаешь? Как себя ведешь? Что тебе вчера предложил господин Годол?

Так и есть!

– Он спросил, не останусь ли я с ним на ночь, – ответила Алики.

– И что ты ответила?

– Я сказала – нет, – повторила Алики тем же ровным тоном.

– Великолепно! – сарказм Рет – Ратуса был убийственен.

Для кого–нибудь другого. Но не для Алики!

– Он пожаловался?

– Пожаловался? – переспросил Рет – Ратус. – Ну что ты. Господин Годол был просто удивлен. Господину Годолу никто никогда не говорит «нет», – сказал он четко, чуть ли не по слогам. – И ты должна это запомнить.

– А кто такой этот господин Годол? – наивно полюбопытствовала Алики и даже похлопала ресницами на солнышко. Получилось почти натурально.

– Господин Годол – это господин Годол, – сухо выговорил Рет – Ратус, – и этого тебе должно быть достаточно.

– Хорошо, сударь, – кивнула Алики. Она помедлила, потом спросила: – Значит, мне больше не надо ходить на Ратушную площадь?

– Даже и не надейся, – усмехнулся невидимый Рет – Ратус.

– И… как же теперь? – поинтересовалась Алики.

– А так же, как раньше, – ответил Рет – Ратус. – Можешь не волноваться, на твою невинность господин Годол больше покушаться не будет. Господин Годол, – и это опять звучало как внушение, – никогда не повторяет предложения дважды. И даже если ты передумаешь… а это очень возможно, насколько я знаю жизнь… не вздумай предлагать ему себя сама.

Алики молчала, потупив голову. Как же, дождетесь!..

– Так, с этим вопросом, полагаю, разобрались… – начал было Рет – Ратус.

– Нет! – вскинула Алики голову. – Кому я должна вернуть аметистовый гарнитур – вам или прямо господину Годолу?

Рет – Ратус не принял игры. Ответ его был снова сух и четок:

– Насколько я понимаю, он был подарен тебе без каких–либо предварительных условий. Не вздумай его возвращать. А пуще – не вздумай продавать. Разве что голодной смертью умирать будешь.

– Да что вы меня пугаете! – вскинулась Алики, но ей тут же было сделано «тпру»:

– Никто тебя не пугает. Я просто объясняю… Ладно, теперь следующий вопрос. Тебе это, полагаю, будет более интересно.

Тон, которым это было произнесено, насторожил Алики. Но такого, что сказал Рет – Ратус потом, она просто не могла себе и представить!

– Сейчас у меня здесь, – невидимка Рет – Ратус постучал пальцем по подоконнику, – побывал мастер Каламе. Он просил твоей руки для своего сына Катрея.

Алики подняла голову и опустила челюсть.

– Я, конечно, сказал, что подумаю, но думать тут, в общем–то, не о чем, – ровно продолжил Рет – Ратус. – Можешь считать себя невестой. Сейчас в приемной напишешь прошение об увольнении в запас и отдашь Саиру. До свадьбы можешь жить здесь, так что дату увольнения мы уточним позже. Все, теперь можешь идти, – закончил он, словно поставил точку.

Он наконец переместился и стал видимым. Прошел к столу, сел.

Алики проследила его движения, и когда он открыл какую–то папку и стал читать, она сказала не менее твердо, чем говорил он:

– Я не пойду за него замуж. Я его не люблю.

– Кажется, об этом я тебя не спрашивал, – заметил Рет – Ратус, не поднимая головы.

– Вы не имеете права выдавать или не выдавать меня замуж! – выкрикнула девушка.

– Имею, – сказал он просто. – Я имею на тебя множество прав, о которых ты не подозреваешь. За непослушание я могу подвергнуть тебя телесным наказаниям, здесь, во внутреннем дворе, на виду у всех. Я имею также право повесить тебя там же без суда и следствия, и никто не спросит у меня отчета. Так что спорить со мной не стоит.

– Хорошо, я не спорю, – выдавила из горла Алики. – Но вопросы–то я задавать могу?

– Тебе что–то не ясно? – он поднял наконец глаза.

– Да. Почему я должна выйти замуж за Каламе Катрея?

Рет – Ратус пожал плечами.

– Насколько я знаю, никто другой твоей руки больше не просил. Или у тебя есть иной кандидат?

– Нет.

– Вот видишь, – глаза его снова уставились в бумаги.

Алики покусала губы:

– Хорошо, тогда я задам вопрос так: почему я вообще должна выходить замуж?

– Хороший вопрос, – согласился Рет – Ратус. Он посмотрел на Алики очень серьезно. – Вот тебе на него хороший ответ: потому что мне тебя, дурочку, жалко. Потому что когда ты села в мою карету там, на почтовой станции, я принял на себя обязанность думать о твоем благе. И я накормлю тебя этим благом по самые уши, даже если ты будешь давиться.

Алики спросила:

– Вы не желаете, чтобы в вашей коллегии служили женщины?

Рет – Ратус ответил:

– В моей коллегии служат именно женщины. А вот невинным девочкам в ней делать нечего.

– Вы сердитесь из–за господина Годола?

Рет – Ратус покачал головой:

– Нет. Просто ты упустила неплохой шанс хорошо устроиться. Правда, я сам виноват – не подумал, что господину Годолу может приглянуться такая заурядная девица, как ты, а следовало бы предусмотреть такой вариант. И заранее тебя проинструктировать.

– Проинструктировать? – ядовито переспросила Алики. – Проинструктировать, как доставить больше удовольствия высокородному господину Годолу?

– Именно так, – кивнул Рет – Ратус. – Пожалуй, и сейчас, накануне свадьбы, мне следует взять на себя родительские обязанности и объяснить кое–какие аспекты семейной жизни.

– И показать на практике? – дерзнула Алики. – Право первой ночи у вас тоже, наверное, имеется, а?

Рет – Ратус несколько секунд молча смотрел ей прямо в глаза, и Алики не вынесла этого.

– А теперь послушай, что я тебе скажу, – услышала она. – Ты не шлюха из солдатского борделя, а обыкновенная домашняя девочка, и в мои руки попала случайно. И случайно наткнулась на тайну. Тебе это понравилось. Тебе захотелось приключений… Тебе понравилось играть в агента Гитион? А ты знаешь, что это значит? Ты ведь пока не агент, так – заготовка для агента. Но если ты захочешь стать агентом, знай, что для этого я сначала должен буду уничтожить тебя. Должен буду смять Алики Гитион и вылепить из того, что от нее останется, то, что мне будет необходимо. А потом еще раз смять и вылепить то, что мне будет нужно в следующий раз. И так постоянно. Ты больше не будешь принадлежать себе – тобой буду распоряжаться я. Ты будешь делать то, что скажу я. Ты будешь ложиться под того, под кого укажу я. Ты будешь думать то, что прикажу я. И слов «не хочу» и «не могу» для тебя существовать не будет… Ты этого хочешь?

– Нет, – буркнула Алики в ответ, не поднимая головы.

Рет – Ратус больше ничего не говорил, и когда Алики посмотрела на него, он опять сидел и читал бумаги. Ни самой Алики, ни несостоявшегося агента Гитион для него просто уже не существовало. Зачем? – слово уже было сказано, все решено.

– Благодарю вас, сударь, мне все понятно, – сказала она, глядя в сторону. – Я могу идти?

Он кивнул и перелистнул страницу.

Алики встала и с удивлением обнаружила, что ноги слушаются ее плохо; на непослушных ногах они вышла в приемную.

– Получила? – сочувственно встретил ее Саир. – Водички налить?

Она опустилась на стул, тот самый, на котором дремала в свое первое здесь появление. Воду выпила, не заметив.

– Пожалуй, надо завести пузырек с валерьянкой, – сказал Саир. – Что, сильно ругал?

– Сказал, что выдает меня замуж, – прислушиваясь к своим словам, будто со стороны ответила Алики.

– Да ну? – удивился Саир. – А со службой как?

– Сказал, что увольняет в запас, – произнесла Алики. – Дай мне бумаги, велено писать прошение.

Саир внимательно посмотрел на нее и выдал требуемое.

Написать прошение, точнее – заполнить соответствующий бланк было делом трех минут. В основном Алики ставила прочерки, так как послужного списка у «заготовки для агента» не было и быть не могло.

Все эти три минуты Саир пыхтел над чем–то за своим столом, а когда Алики отдала ему прошение, он пробормотал:

– Ты это… Ты сходи к майору, постреляй… Помогает.

Алики решила последовать совету, и действительно помогло. Майор Гиеди мог быть доволен своей ученицей: каждый раз, наводя аркебузет на цель, Алики видел перед собой лицо Рет – Ратуса и поэтому стреляла с большим воодушевлением, практически не промахиваясь. После чего – время позволяло – она заглянула еще и в гимнастический зал, но долго там не задержалась, ограничившись тем, что согласилась на предложение красавчика–поручика показать ей несколько специфических приемов рукопашного боя, якобы могущие помочь ей избежать неприятностей при встрече с каким–нибудь потенциальным покусителем на ее девичье достоинство. При проведении первого же приема ответила нахалу вполне даже не предполагаемому коротким контрприемом, известным любой женщине, и, оставив беднягу в скрюченном состоянии и с выпученными от боли и удивления глазами, гордо удалилась. (Есть, знаете, у мужчин особая болевая точка, только нужно своеобразное вдохновение, чтобы врезать по ней коленом.)

Так что состояние духа ее к полудню на Ратушной площади было вполне боевое. Теперь, когда она получила более чем исчерпывающие объяснения, что она есть такое, уже можно даже было не беспокоиться о своем трепетном отношении к господину Годолу. Ну и что, что он аристократ высшей пробы? Да пусть самой высшей!.. А она женщина! Больше того: она – девушка! И после того, что произошло, она не обязана вести себя с ним по–прежнему. Тем более жаловаться – фи!.. И потом, ну какие неприятности он может ей доставить: отправить в тюрьму? на виселицу? Ну и что? Хуже, чем перспектива насильственного брака для настоящей девушки быть не может. А уж этого от нее не добьется никакой Рет – Ратус! Тем более какой–то там господин Годол.

Конечно, такое расположение духа вовсе не означало, что, когда тот же неизменный черный сюртук распахнул перед ней дверцу кареты, Алики впорхнула в нее и уселась на привычное место, после чего уставилась в окно, не обращая ни малейшего внимания на своего спутника. Дура она, что ли?

Не нагло, но спокойно, без всегдашней робости, Алики ступила на подножье, поздоровалась с господином Годолом, и села. Но при этом она демонстративно расправила юбки – раньше она себе такого не позволила бы – пошевелиться боялась!

Увы, это ее маневр не произвел ни малейшего впечатления. Господин Годол даже не обратил на него внимания, и Алики так и пришлось посматривать в окно на мелькающие поднадоевшие уже пейзажи Столицы, выходить локоток о локоток с господином Годолом и молча дефилировать по подсыхающим от весеннего солнышка улицам.

Алики уже начала понемногу нервничать – сказывалось напряжение сегодняшнего утра, – но сюрпризы отпущенные ей Небом на сегодня, еще не кончились.

(Она даже не подумать не могла, что они только–только начинаются.)

Прошло около трех часов после начала поездки и близилось традиционное время перекусить, когда господин Годол вдруг нахмурился, глянул в окно и тут же постучал набалдашником трости в переднюю стенку кареты. Та так резко остановилась, что Алики помимо воли схватилась за руку господина Годола, чтобы не упасть. Тут же она отдернула руку и собралась начать извиняться, но господину Годолу было, как всегда, все равно. Он небрежно кивнул и тут же обратился к распахнувшему дверь неизменному черному сюртуку:

– Марк, где мы сейчас?

– Северо–восточная Дубрава, сударь. А прежде мы миновали Проезд Арочного Моста, – четко отрапортовал черный сюртук.

Господин Годол кивнул задумчиво и повелел:

– Сделайте–ка еще один круг в точности, как мы только что проехали, и если я скажу – остановитесь

– Да, сударь.

Хлопнула дверца, карета тронулась.

Озадаченная Алики покосилась на господина Годола. Тот сидел и смотрел прямо перед собой, и если Алики предполагала, что его заинтересовало что–то за окном кареты, то она глубоко ошибалась – в окно он даже не глянул. Скорее он вообще никуда не смотрел, а прислушивался к чему–то внутри себя.

Карета снова остановилась. Черный сюртук Марк вновь встал у дверцы в ожидании, но приказа не последовало. Господин Годол молча вышел на тротуар, и Алики привычно последовала за ним. Огляделась. Ничего особенного она, естественно не увидела: с одной стороны улицы, такой же, как большинство других улиц, в ряд стояли серые дома, с другой за чугунной решеткой ограды и едва начинающим зеленеть нешироким газоном, в глубине мрачноватого, совершенно голого еще старинного парка высилось темное громоздкое здание – тоже мрачноватое и, видимо, старинное. Даже, собственно, не здание, а группа зданий, соединенных между собой какими–то стенами и переходами.

Господин Годол смотрел в ту сторону.

– Это Политехнический музеум и библиотека, не так ли?

– Точно так, сударь, – ответил из–за его спины Марк.

– А Арочный мост там… – трость господина Годола ткнула левее.

– Именно там, сударь, – подтвердил Марк.

– …И мы, если не ошибаюсь, проехали сейчас прямо оттуда, вокруг этого парка, – трость сделала круговое движение.

– Вы прекрасно ориентируетесь в городе, сударь, – бесстрастным комплиментом ответил Марк.

Господин Годол согласно кивнул и продолжал смотреть на здание, словно хотел проникнуть взглядом сквозь его старые толстые стены.

– Кажется, мы нашли, – сказал он после продолжительного молчания. Он даже сделал шаг, как будто собираясь войти в ворота, но передумал. – Да. Это должно быть здесь! – сказал он твердо и оглянулся на Алики. – Думаю, на этом, сударыня, наши совместные путешествия окончены. Доложите вашему начальнику, что господин Годол полагает, что искомое место – Политехнический музеум.

– Да, сударь, – ответила недоумевающая Алики.

Господин Годол сделал шаг к карете, будто тут же забыв о существовании Алики, но вдруг обернулся и прибавил:

– И передайте, что я вами весьма доволен.

Алики еще более удивившись, так что даже забыла съехидничать, снова присела в книксене и услышала, как стукнула дверца, скрипнули рессоры, и дробно застучали по булыжнику копыта. Удаляясь.

Алики вскинула глаза как раз, чтобы заметить, как карета с торчащими на запятках черными сюртуками свернула в ближайший проулок.

«Вот тебе и здрасьте! – мелькнуло в голове. – Ну и господин Годол! Попользовался, похвалил – да и выкинул посреди дороги, как какую–нибудь шлюшку с Тополиной дороги! Что шлюшку! Шлюшке хоть денег бы дал, а мне только: «передайте, что весьма доволен»… Сейчас! Что мне с того довольства, коли я даже не знаю, сколько извозчику заплатить, чтобы он меня отвез!»

Алики пересчитала деньги в кошельке; должно было хватить. Только вот где его взять, извозчика–то – место глухое какое–то, народу вокруг почти нет, карет и того меньше, а извозчиков так и вовсе не видать.

Извозчика она все–таки увидела. Возле самых ворот, отделяющих парк от мрачноватой громады Музеума, стояли две пролетки, видимо, оставленные посетителями, и Алики решила попытать счастья: почему бы благородным посетителям Политехнического музеума не подвезти скромную девушку из провинции, заблудившуюся в столичном лабиринте?

Извозчик был не против, но все же следовало обождать господина, нанявшего его. Если тот не станет возражать…

– Да вот он идет, – ткнул извозчик кнутом, и Алики, быстро обернувшись, приготовилась полепетать свою легенду, как вдруг услышала удивленно–радостное:

– Алики!

Она вгляделась и даже ахнула. Вот уж и вправду говорят, что поднебесный мир тесен. А еще, что дуракам в нем везет. И дурам, само собой.

К ней радостно улыбаясь шел, почти что бежал Внук Императора господин Хастер Тенедос!

– Господин Тенедос? – только и смогла вымолвить Алики.

– Алики! О Небеса, Алики! – казалось, господин Тенедос сейчас бросится обнимать Алики и хлопать ее по плечу. Но Внук Императора, он и есть Внук Императора – благородная, как–никак кровь. За шаг перед ней он остановился и опустил руки. Впрочем, улыбка на лице осталась прежней.

– Простите, Алики, что кричу на всю улицу, как невежа, – Хастер обезоруживающе улыбнулся. – Я так обрадовался, когда вас увидел! Мне просто необходимо с вами поговорить. Просто необходимо!

– Но, право же… – не поняла Алики. Вообще–то это ей с ним надо было поговорить…

– О Наоре, – выпалил он.

– О Наоре?

– Да, да! – закивал господин Тенедос.

– Да я… – Алики в смущении заметалась глазами по сторонам, но Хастер оценил ее смущение по своему.

– Ах да, – сказал он. – Здесь действительно неудобно. Давайте пройдем сюда, там есть скамейки. Сядем и поговорим спокойно… Обожди, любезный, – бросил он безразлично пожавшему плечами вознице и, подхватив Алики под локоток, повлек. Алики решила не сопротивляться.

Они прошли по песчаной дорожке к скамейке, стоящей среди невысоких кустов. Алики предпочла бы присесть в каком–нибудь другом месте – мрачные, нависающие прямо перед ней стены и узкие стрельчатые окна вызывали у нее смутное, но реально ощутимое чувство чего–то недоброго, тяжелого, давящего. Она постаралась не видеть их, но они упорно просвечивали сквозь старые вишни, в большинстве образующие сад музея; сейчас, без листвы, они казались молоденькими деревьями, и это немного оживляло мертвую серость здешнего пейзажа.

Хастер смахнул перчатками невидимую пыль и предложил Алики сесть. Потом присел рядом с ней и сразу заявил:

– Вы должны помочь мне отыскать Наору!

– Помочь? Но я сама ничего не знаю о ней, – искренне призналась Алики. – Я ее не видела с самого Нового года. По–моему, она так и живет на том постоялом дворе… как его?… «Ежик в тумане»?

– Был я в «Ежике», – хмуро произнес Хастер. – Два раза был. Там о ней будто бы ничего не знают, и вообще, постояльцев сейчас не принимают, потому что у них, видите ли, идет обновление комнат перед летним сезоном… А когда я через забор попробовал перелезть ночью, меня поймали два здоровенных мордоворота, отметелили и за ворота выкинули – до сих пор все печенки болят. – Хастер вздохнул. – Я Наоре адрес оставлял – ничего. Счастье еще, что вас вот увидел, думал, вы поможете. – Он опять вздохнул и уставился в землю. – И где же мне теперь ее искать? Не у Шута же Императора справки наводить…

– А вы у господина Годола спросите, – ухмыльнулась Алики.

Хастер покосился на нее и тоже нервно хмыкнул в ответ:

– У него спросишь, пожалуй… А вот человечек там, в «Ежике», был, – вспомнил он. – Тощий такой, неприятный… Рет – Ратус, да? Вы не знаете, где его найти? Он ведь вам вроде начальник был.

– Он и сейчас мне начальник, – мрачно сообщила Алики. – Пока еще.

– Пока? – удивился Хастер.

– Я замуж скоро выхожу.

– Поздравляю.

– Было бы с чем, – горько сказала Алики.

Он посмотрел на нее.

– У каждого свои проблемы, да?.. Так что Рет – Ратус?

– Ничего он вам не скажет, – сказала Алики уверенно. – Он не только мой начальник, он еще начальник Отдельной Тайной Коллегии и эрст–резидент.

Хастер помолчал, соображая, потом присвистнул.

– Лихо, – заметил Хастер без энтузиазма. – Н-да, к такому просто так не сунешься. – Он хлопнул себя кулаком по колену. – А он–то ведь точно знает!

– Я думала, Наора для вас так, баловство, – сказала Алики, искоса глянув на него.

– Нет! – произнес Хастер так, что Алики отвела взгляд.

– Я не думаю, что с Наорой случилось что–то плохое, – сказала она успокаивающе. – Рет – Ратус обещал ей заплатить, а он не станет обманывать по пустякам. Просто… Просто первоначальный план изменился. Наверное, она до сих пор сидит в этом «Ежике», вроде как под домашним арестом, пока дело не прояснится.

– Что же, ей и написать было нельзя? – вздохнул Хастер.

– Значит, нельзя, – сказала Алики. – У нас с этим строго.

Они замолчали. Алики, так же как Хастер, смотрела в землю. Но лучше от этого не было. Она всем своим существом чувствовала недоброе давление тяжелых стен. Словно сотни недобрых глаз подсматривали за ней сейчас. Что же это за «то самое место», которое, надо полагать, искал господин Годол так долго?.. Нехорошее место…

– Послушайте, – не выдержала она наконец. – Давайте уйдем отсюда. Мне как–то не по себе.

– Что? – очнулся от своих мыслей Хастер. – Ах, да. Конечно, давайте уйдем. Может, вас подвезти?

Они уже стояли возле скамейки.

– Я как раз хотела просить вас об этом.

– О чем речь! – воскликнул Хастер.

Всю дорогу до Политехнической школы, где Хастер покинул коляску и, щедро расплатившись с извозчиком, велел доставить барышню туда, куда та пожелает, они промолчали.

– Да не грустите вы, господин Тенедос, – сказала Алики напоследок. – Я попробую что–нибудь разузнать для вас. Мне Рет – Ратус, может быть, и ответит.

Хастер грустно улыбнулся ей:

– А вот об этом я и хотел просить вас…