Текст книги "Ханская дочь. Любовь в неволе"
Автор книги: Ине Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
9
Шведы всегда разбивали лагерь строго по предписанному уставу, но сегодня палатки стояли кое-как, вразнобой, закрывая одна другую, так что просматривать ряды насквозь караульные не могли. Как и подозревал Кицак, солдаты были измучены тяжелым днем, ужасом и тяготами переправы, поэтому часовые, едва заступив на пост, начали клевать носом и не заметили две темные фигуры, крадущиеся в темноте под защитой деревьев.
Всего в нескольких шагах от поста Кицак и Сергей спрятались и стали ждать. Слабые отблески сторожевого костра, дававшего больше чада, чем света, не достигали их, плотные тучи наглухо затянули небо, скрыв луну. Заметить их было невозможно, однако и они не в состоянии были найти палатку Бахадура. Сергей нервно кусал губы, Кицак же, казалось, сохранял полную невозмутимость. Когда пришла пора смены караула, татарин подполз поближе. Шведы, не замечая его, о чем-то говорили, затем один из солдат направился в глубину лагеря, второй же с завистью глядел ему вслед, забыв о бдительности. Кицак двигался бесшумно, швед заметил его только тогда, когда руки татарина мертвой хваткой сомкнулись на его горле. Он открыл было рот, чтобы закричать, но раздалось только бульканье и хрипение, через несколько мгновений солдат грузно осел на землю. Кицак опустился рядом с ним на колени и начал расстегивать мундир:
– Надевай на себя! Теперь можешь отправиться в лагерь и найти Бахадура.
Сергей вздрогнул, хотя ему, солдату, смерть была привычна. Он быстро взял себя в руки, стянул мундир и переоделся, затем хлопнул Кицака по плечу:
– Надень мое платье и возьми мушкет, чтобы на посту кто-то был. В темноте они не разглядят, какого цвета мундир.
Кицак что-то пробормотал в ответ, быстро переоделся и встал на место убитого шведа. Сергей тем временем отправился по тропинке, по которой только недавно ушел сменившийся часовой; едва дойдя до палаток, он свернул, завидев впереди костер, а возле него кучку людей – попадаться им на глаза Сергей вовсе не хотел. На всякий случай он прокручивал про себя несколько фраз по-шведски, которые узнал от Пааво. «Мне нужно в туалет» была, пожалуй, самой многообещающей. Сергей постарался выговорить ее без акцента.
Несмотря на большие потери, шведский лагерь был настолько большим, что Сергей уже начал паниковать. Пока он осмотрит все палатки, наступит утро, ему оставалось только надеяться, что нужную можно будет опознать по выставленному рядом караулу. Палатки стояли входом в разные стороны, между ними валялись какие-то вещи, но задачи это не облегчало, Сергею приходилось постоянно следить, чтобы не споткнуться. К тому же вокруг палаток тут и там бродили солдаты, вылезшие по нужде: на двоих он не наткнулся только потому, что вовремя услышал их разговор.
Он прислушался, чтобы определить, где они стояли, и осторожно подобрался ближе. Поначалу ему показалось, что он обнаружил то, что искал: перед ним была большая палатка, возле которой стояли двое часовых. Он уже задумался, как пробраться внутрь незамеченным, но после обругал себя дураком. Размер палатки и караул возле нее говорили скорее о том, что принадлежит она высокопоставленному офицеру, может быть, даже самому Любекеру. Рассердившись на задержку, он возобновил поиски и наконец достиг цели. Насколько ему удалось разглядеть в свете тусклого костерка, вход в небольшую палатку был застегнут снаружи, а стоявший поблизости караул иногда поглядывал на нее, словно следил, чтобы никто не пытался выбраться наружу.
Сергей задумался: неужели ему придется убить часового? Но сделать это с таким же хладнокровием, как Кицак, он бы не смог, а значит, скорее всего, просто потревожил бы лагерь. Поэтому он подкрался к палатке с неосвещенной стороны и осторожно прорезал в полотне дыру, достаточно большую, чтобы можно было пролезть внутрь, в палатке было темно, как в могиле. Сергей влез внутрь и попытался что-нибудь нащупать во мраке. Можно было только надеяться, что Бахадур не закричит от неожиданности и не выдаст его.
Сирин спала, ее разбудил негромкий шум. Судя по звуку, кто-то ощупывал палатку, она услышала сдавленное дыхание – человек явно пытался пробраться внутрь. Сердце у Сирин заколотилось, неужто кто-то из шведов понял, что она женщина, а теперь решил удостовериться в этом и насытить свою похоть? Сирин уже хотела закричать и позвать охрану, но ей пришло в голову, что караульные скорее всего присоединятся к товарищу. Она нащупала миску – единственное, что хоть как-то могло сойти за оружие, и подумала, что попытка тайно проникнуть в ее палатку вряд ли все же предпринимается с целью насилия.
Она затаилась и увидела, как неясная тень оказалась внутри. Это не мог быть Кицак, татарин был ниже ростом. Охваченная внезапным порывом, Сирин подалась вперед и положила незнакомцу на плечо левую руку, правой она потянулась к его поясу, чтобы в случае необходимости вырвать кинжал.
– Сергей, это ты? – прошептала она. Прежде чем ответить, Сергей глубоко вдохнул:
– Как же ты меня напугал, Бахадур. Я вижу, тебя не связали. Это неплохо – будь ты закован в кандалы, вытащить тебя отсюда было бы затруднительно.
– Давай-ка не будем болтать, нам надо убираться отсюда.
Сергей в который раз удивился хладнокровию мальчика. Если Бахадур не погибнет из-за какой-нибудь глупой случайности, он сможет стать одним из выдающихся царских генералов, а то и командующим. Он схватил Бахадура за рукав и потянул к боковой стенке палатки, пытаясь на ощупь найти дыру, через которую влез внутрь. Поначалу ему показалось, что она исчезла как по волшебству – Сергей по крайней мере трижды ощупал полотно, прежде чем рука провалилась в отверстие. Выбравшись наружу и вытянув следом Бахадура, он попытался сообразить, как им теперь найти Кицака.
Сирин услышала знакомый крик птицы – так подавали друг другу сигнал мужчины ее племени. Она тут же схватила Сергея за руку и потащила за собой. Сирин привыкла к жизни в селении, в юрте, и теперь легко находила дорогу в темноте, озаренной неверным светом костров.
Она умудрилась миновать все посты, и теперь они направлялись к последнему, на возвышенности.
Сергей, который продолжал молча идти за Бахадуром, схватился за кинжал, но тут услышал тихий смешок Кицака:
– Гляди-ка, русский, у тебя получилось!
Сергей выдохнул:
– С помощью Бахадура, если бы не он, я бы до сих пор бродил между этих чертовых палаток.
– Не время болтать! – прервала Сирин обмен любезностями.
– Что ж, великий воин, – Кицак стягивал с себя чужой мундир, – одевайся поскорее!
Сергей рассердился – слишком уж мало почтения было в насмешливом голосе татарина, – но он понимал, что Кицак прав. Пока он снова надевал свой мундир, татарин повесил шведскую форму на куст, застегнул ее и расправил, затем воткнул в землю палку. В темноте эта фигура почти не отличалась от часового с мушкетом. Сам же мушкет, пороховницу и патронную сумку Кицак забрал с собой.
– Я же говорил, что схожу к шведам за порохом и пулями, – прошептал он Сергею и поспешил вперед. В темноте татарин лучше различал дорогу к лошадям, которых они привязали в лесу примерно в версте от шведского лагеря. Они молча шли по болоту, кое-где поросшему низкими деревцами, наконец впереди послышалось конское фырканье.
Сирин была счастлива увидеть снова Златогривого, она бросилась к нему и обвила конскую шею руками. У Сергея появилась возможность отыграться за удивительное спокойствие Бахадура.
– Садись в седло, иначе мы отсюда не уедем! – приказал он своему прапорщику, сам будучи уже в седле. Но, как видно, Бахадура он этим не впечатлил. Когда они отъехали, луна на мгновение пробилась сквозь тучи, и стало видно, что мальчик задорно улыбается.
– Спасибо тебе, что вы меня оттуда вытащили! Я уже начал тревожиться – шведы ни на минуту не спускали с меня глаз.
Это смутило Сергея – в конце концов, именно он поначалу недооценил опасность, но виду не подал, разве что улыбка его была несколько вымученной. Он махнул рукой в сторону Кицака:
– Твой приятель и я ни минуты не сомневались, что сможем освободить тебя.
Кицак тихонько хихикнул себе под нос, странная нота в голосе Сирин дала ему знать, что к русскому капитану она была совсем не равнодушна – в чем, впрочем, сама себе не призналась бы и под пыткой. В конце концов, она была всего только девочкой, в глубине души тосковавшей по мужчине, которому она могла бы довериться. Сергей же, казалось, видит в Бахадуре младшего братишку, любимого, но непутевого. «Знал бы ты, кто на самом деле твой прапорщик», – думал Кицак, да, хотелось бы ему присутствовать при том, как Сергей узнает тайну Сирин.
Луна все еще светила, хоть и неярко, так что ехали они довольно быстро. Еще до рассвета они вернулись туда, где ждали солдаты. Их часовые, в отличие о шведских, были начеку. Внезапно трое всадников заметили, что они уже окружены, Ваня выхватил у одного из калмыков факел и сунул его чуть ли не в лицо Сергею.
– Ну наконец-то вернулись! Мы уже начали тревожиться. – Вахмистр сопел, пыхтел и глядел на Сирин с такой радостью, словно вместо нее с небес свалился добрый бочонок водки. – Ну что, сынок, все у тебя в порядке?
Сирин кивнула, Сергей же усмехнулся:
– Интересно, с чего это Ваня так радуется твоему возвращению? Он забрал твое одеяло, потому что свое ухитрился утопить при переправе через Неву. А теперь, когда ты тут, придется одеяло вернуть и мерзнуть по ночам.
– Ну, не так все плохо. Я отыскал запасное одеяло, Бахадур может его взять, оно почти новое и даже чистое.
– Так ты что, запачкал Бахадуру одеяло? Не пойти ли тебе еще раз в Неве окунуться! – весело предложил Сергей.
Ваня закатил глаза и сделал вид, что ничего не слышал:
– Рад, что ты вернулся от проклятых шведов, сынок. Они тебя не обижали?
– Вовсе нет. Наоборот, были весьма предупредительны: называли меня «ваше высочество» и «князь» и кормили неплохо. Я, правда, думаю, что мне пришлось-таки есть свинину. – Голос Сирин звучал не слишком радостно. Во время долгого похода она научилась есть все, что дают, и лишь время от времени злилась на себя за то, что вспоминала заповеди Аллаха все реже и реже.
– К счастью, хоть водки они мне не предлагали. Хотя она у них была, и еще какой-то напиток, они его называли аквавитом.
– Аквавит! – Ваня застонал. Он всего раз в жизни пробовал этот напиток, что-то вроде тминной водки, и считал его лучшей выпивкой в мире. Никакая коричневая французская жижа, именуемая коньяком, с ним не сравнится.
10
На следующий день Тарлов выступил с отрядом, намереваясь догнать шведов и убедиться, действительно ли они отходят или все еще собираются идти к Санкт-Петербургу. Но армия Любекера прошла в сорока верстах от города, не сделав даже попытки свернуть, они форсировали две небольшие речушки, Тосну и Суйду, впадающие в Неву, и двинулись дальше на запад. Санкт Петербург остался позади.
В пути Сергей спрашивал себя, как восприняли шведские офицеры внезапное исчезновение Бахадура. Опасение, что Любекер сочтет это обдуманным побегом и поймет, что его водили за нос, к счастью, не подтвердилось. Наоборот, генерал выслал на поиски нескольких драгун. Те, впрочем, заметив издали солдат Сергея, повернули назад и пустили коней во весь опор, точно за ними гнались черти. Никаких признаков того, что шведы продолжили поиски Владимира Сафроновича Бутурлина, больше не было. Существование мифического князя закончилось так же таинственно и внезапно, как и началось. Разве что Ваня еще несколько дней подшучивал над Бахадуром, обращаясь к нему «ваше высочество» или «ваше княжеское высочество», но и ему это быстро надоело, так что вахмистр вернулся к привычному «сынок».
Не прошло и недели, как один из калмыков, высланных в разведку, галопом подскакал к отряду и осадил коня перед Кангом. Слова родного языка так и сыпались у него с губ. Канг перевел кратко:
– Справа от нас всадники. Скоро наши дороги пересекутся.
Справа от них оставались главные силы шведов, а потому новость нельзя было назвать хорошей. Сергей стал размышлять, не стоит ли им повернуть обратно, когда Канг снова заговорил:
– Числом они меньше нас, и все в зеленых мундирах.
– Это, должно быть, наши! – выпалил Ваня. Сергей повернулся к Бахадуру:
– Скачи туда и проверь, в чем дело.
Сирин отсалютовала, коснувшись треуголки, и пришпорила жеребца, Кицак последовал за ней, хотя приказа не получил. Сергей рассерженно отметил это и спросил себя уже не в первый раз: как понять этих загадочных татар? Он ожидал от Бахадура хоть какой-то благодарности за спасение из шведского лагеря, но мальчик, кажется, принял это как само собой разумеющееся и по-прежнему держался ближе к своим соплеменникам.
– Да, надо поговорить с Бахадуром. Так он никогда не продвинется по службе, если будет искать общества этих дикарей, – пробормотал он себе под нос.
Однако Ваня услышал эти слова и с сомнением поглядел на своего капитана:
– Я бы обиделся на сынка, если бы он загордился, получив чин, и начал воротить нос от старых друзей. Кицак, как я понял, ему приходится дядей, если сестра Кицака – любимая жена хана.
– Да, но она не мать Бахадуру, – рассмеялся Сергей.
Ваня заморгал и схватился за голову:
– Вот это новость! Когда я забирал мальчика из деревни, она сказала мне, что он ее сын.
– Ложь. Если верить тому, что мне рассказал Кицак, Бахадур – сын одной из младших жен, которым решили пожертвовать, чтобы сохранить наследника. – Голос Сергея звучал раздраженно, и Ваня понял, как злится он, что дал татарам провести себя. Но он не знал о том, что капитан постоянно боролся со странными чувствами, которые пугали его. Он тосковал по дружбе с мальчиком, мечтал дождаться приятельского или даже нежного слова, а то и большего.
«Надо было и мне приложиться к этим финским бабенкам, – думал Сергей, – тогда бы не тянуло к мальчишке». О том, что визит в салон мадам Ревей облегчения не принес, он не вспоминал.
Пока капитан мучился сомнениями, Сирин уже подскакала к тому месту, где разведчик заметил неизвестных всадников, отряд тоже следовал за шведами, держась в стороне от дороги. Впрочем, незнакомцы оказались достаточно осторожны, чтобы выслать собственных разведчиков. Один из них увидел Сирин и Кицака, тотчас же повернул коня и скрылся. Сирин с первого взгляда определила, что солдат этот из числа русских драгун, а потому последовала за ним, не скрываясь. Когда она уже подъезжала к отряду, один из офицеров пустил коня галопом ей навстречу.
– Бахадур, дружище, это и вправду ты? – закричал он издалека. Еще через пару мгновений лошадь его поравнялась с жеребцом Сирин, и всадник широко заулыбался.
– Стенька Разин! – от растерянности Сирин выпалила кличку, которой наградили Раскина приятели.
Раскин пропустил это мимо ушей:
– Он самый, собственной персоной! Господи Иисусе, как же я рад тебя видеть! Скажи, как там дела у Сергея Васильевича? Он еще жив или зачах уже от злости на своих степняков?
Сирин насмешливо ответила:
– Я бы на твоем месте со словами обходилась поаккуратнее. Если ты помнишь, я ведь тоже из этих «степных чертей». А вдруг решу доказать это делом?
– Только не ты, Бахадур! Ты у нас стал наполовину русским, а то и совсем обрусел, – засмеялся Раскин.
Кицак фыркнул от удовольствия, наблюдая, как напряглось лицо Сирин. Мимоходное замечание Раскина напомнило ей, что она впрямь была наполовину русской. Долгие годы после смерти матери Сирин пыталась забыть об этом, но вздорные замечания Зейны и других женщин племени снова и снова напоминали ей об этом. Здесь, на родине матери, девушка чувствовала себя чистокровной татаркой, а тут появляется этот Раскин и вновь напоминает ей о прошлом.
– Думаю, наполовину татарин все же лучше, чем наполовину русский, – ответила она, но прозвучало это неуверенно.
Раскин не дал Сирин погрузиться в свои мысли, он соскочил с лошади и обнял ее, быстро и крепко.
– Скажи мне, как вам удалось заставить треклятых шведов обойти Петербург стороной? Мы слышали, они появились у Шлиссельбурга, но тут же прошли дальше, даже не попытавшись начать осаду.
– Это пускай тебе рассказывает капитан Тарлов. – С непроницаемым лицом она повернула Златогривого, чтобы вернуться к своему отряду.
– Стой! – крикнул ей вслед Раскин. – Дай мне, по крайней мере, поговорить с моими людьми, иначе они подумают еще, что вы двое увели меня с собой как пленника.
Этого, впрочем, опасаться не приходилось – драгуны тем временем подъехали ближе, как раз вовремя, чтобы наблюдать радостную встречу.
Раскин и поручик Тиренко вели за собой около пяти дюжин всадников. Балалайку Тиренко с собой не прихватил, зато на поясе его красовалась сабля, изогнутая полумесяцем, его отец, ходивший с Петром в Азовские походы, привез ее в качестве трофея. Тиренко, как и его приятелю Раскину, не было и двадцати, и в обычное время им вряд ли доверили бы командование таким отрядом, но Сирин не раз уже слышала, что царской армии недостает опытных офицеров.
Петр Алексеевич пытался восполнить это, приглашая иноземцев. Однако после постыдного поражения под Нарвой талантливые офицеры не желали идти на службу к русскому царю, немногие голландцы, немцы и шотландцы отваживались приехать в Россию. В их числе был и полковник Николаус Херинг, командир Рязанского драгунского полка, где все еще числился капитан Тарлов. Тиренко был так же рад видеть Бахадура, как и Раскин. Он восторженно глядел на молодого татарина большими темными глазами:
– До нас доходят только слухи о ваших подвигах. Кажется, вы и впрямь задали перцу этим чертовым шведам! Мы вам страшно завидуем. Это, наверное, была славная драка!
Сирин вспомнила горящие избы, испуганные лица женщин под железными руками калмыков… Ей пришлось приложить усилие, чтобы не наговорить Тиренко дерзостей, она небрежно пожала плечами и сказала:
– Ага.
Раскин толкнул друга кулаком в бок:
– Ты же знаешь Бахадура! Красноречием он никогда не отличался. Если мы хотим хоть что-то узнать, надо добраться до Тарлова.
К их разочарованию, капитан тоже оказался не особенно словоохотлив. В конце концов они прилипли к Ване, который охотно рассказывал им длинные истории, столь же ужасающие, сколь и неправдоподобные.
Молодые офицеры принимали его рассказы за чистую монету. Когда Ваня устал и замолк, Тиренко с горящими глазами воздел руки к небу:
– Потрясающе! Хотел бы я посмотреть, как Бахадур рассказывает шведам о засаде. Или как Сергей мужественно проникает в лагерь, чтобы освободить Бахадура! Черт меня возьми, если я слышал о такой беспримерной смелости!
– Будешь так повторять – и ведь верно заберет, – проворчал Сергей. Казалось, столь преувеличенная похвала была ему неприятна.
Оба его приятеля рассмеялись, и Раскин хлопнул Сергея по плечу:
– Поглядите-ка на этого старого вояку! Полгода он раз за разом задает шведам перца, так что они присесть не могут, а после делает вид, что это обычное дело. Спорим, батюшка Петр Алексеевич за спасение Петербурга сделает его графом.
Судя по выражению лица, Тарлова подмывало открутить Раскину голову, но он всего лишь пожал плечами:
– Город нашего царя еще далеко не в безопасности. Любекер в любой момент может развернуться и напасть на него.
Но его угрюмость не могла испортить приятелям настроения:
– Да ты и сам в это не веришь! Право, он потерял слишком много орудий и людей, чтобы решиться на такое. Пошли, Сергей, выпьем по глоточку за твои успехи! Это укрепляет боевой дух!
Тарлов снова пожал плечами и будто ссутулился. Ваня же, услышав это, глянул на Раскина умоляющим взглядом:
– Да мы бы совсем не прочь выпить, да только водки не видели уже не одну неделю.
– Ну это не беда! – воскликнул Раскин и подал знак одному из солдат, который вел вьючную лошадь. Сирин он показался знакомым. Тут юноша покорно кивнул, и она, несмотря на драгунский мундир, узнала в нем одного из слуг Раскина, по всей видимости, Степан взял его с собой в качестве денщика. Порывшись во вьюках, денщик извлек оттуда бутылку и несколько серебряных рюмок, наполнил их и протянул поручикам, Сергею и Ване, сунул он рюмку и Сирин. Она с тоской заглянула в нее.
Первый тост Раскин произнес за царя и требовательно глянул на Бахадура:
– Если ты сегодня откажешься с нами пить, я рассержусь.
– Тогда начинай, – пожала плечами Сирин. Раскин закатил глаза:
– Господи! Ну кто поймет этих татар!
– Ты же только что называл меня наполовину русским, – съязвила Сирин.
– Я ошибся. Жестоко ошибся! – Раскин поглядел на нее просительно. – Но по маленькой-то ты с нами выпьешь? Ну пожалуйста! Ради меня!
Сирин оглядела рюмку – явно поменьше размером, чем стаканы, из которых офицеры обычно пили, – и сказала себе, что в конце концов ради приятеля можно пойти и на жертву.
– Ну, за царя и за то, чтобы он наконец-то показал этим шведам, кто здесь хозяин! – Она опрокинула рюмку и не без отвращения проглотила обжигающую жидкость, вернула рюмку денщику и отошла к березке в нескольких шагах от них.
Сергею ужасно хотелось подойти к нему: сегодня, казалось, Бахадур был более разговорчив, чем обычно. У капитана немало накопилось на душе такого, о чем хотелось поговорить, но при первой же попытке встать жалобные возгласы Раскина и Тиренко заставили его вернуться и продолжить попойку.
Солнце двигалось к западу, а затем, после долгого дня, спряталось наконец за горизонт, а в березовом лесу все еще слышалось нестройное пение. Водка развязала Сергею язык, он повеселел и наконец-то поверил в твердый успех нынешней кампании. Он надеялся, что и вся война будет столь же успешна.
