Текст книги "Повесть о Сарыкейнек и Валехе"
Автор книги: Ильяс Эфендиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Помимо грудного ребенка, которого Забита постоянно держала на руках, был у нее еще сын Неймат, лет пяти. Любимое и, пожалуй, единственное занятие этого странного малого состояло в том, что он везде и всюду вбивал гвозди. Чаще всего – в нашу входную дверь. Каждое утро, проснувшись, он подходил к нашей двери, держа наготове очередной гвоздь. Сарыкейнек пробовала его отвадить, давала конфеты: дескать, хороший мальчик, не порть дверь. Но Неймат съедал конфету и снова брался за молоток...
– Негодный ребенок, – сказал Балаами и, прежде чем сесть на другой стул, тщательно ощупал его.
В это время Сарыкейнек подала чай с вишневым вареньем.
– Пах-пах! В жизни не пил такого. – Масленая улыбка снова появилась на лице Балаами. – Такой чай надо пить без сахара и даже без варенья.
Сарыкейнек молчала. Никогда не видел у нее такого холодного безразличия, тем более странного, что как-никак в нашем доме был гость, а по традиции гостя надо потчевать.
Что ни говорите, а женщины более проницательны, чем мы, мужчины.
Балаами, однако, словно бы не замечая, что он здесь лишний, попивал чаек, взахлеб расхваливал деятельность возглавляемого им управления, сыпал цифрами тысячами и миллионами центнеров, тонн, рублей, доверительно делился проблемами емкостей (и "прочей бочкотары"), железнодорожных подъездных путей, ремонта сейнеров, – очевидно, хотел показать, какие крупные масштабы работ доверены ему. Но эффект был обратным. Сарыкейнек все чаще стала отлучаться на кухню, якобы по делам, и наконец демонстративно вытащила корыто, чтобы взяться за стирку.
Видя, что разговоры его не производят должного эффекта, Балаами попросил еще чаю и снова обратился к Сарыкейнек:
– Как вам Баку?
– Нравится.
– А родственники здесь есть?
– Нет.
– Вы учитесь в том же институте, что и Валех?
– Нет, в строительном.
– Разве не мог Валех устроить вас в другой институт?
– Он не устраивал. Я поступила сама.
– Учитесь тоже по вечерам?
– Нет, днем.
Попросив третий стакан чаю, Балаами вдруг предложил:
– Хотите, я найду вам хорошую работу? На час-два покажетесь в управлении, а зарплата будет идти?
– Спасибо, – Сарыкейнек отрицательно покачала головой.
– Но почему? Лишние деньги не помешают, а мне так хочется вам помочь! настаивал Балаами.
– Не надо... Зарплаты Валеха нам хватает.
Чтобы прекратить затянувшийся разговор, я предложил:
– У нас есть неплохой бозбаш. Не отведаете?
Балаами глянул на Сарыкейнек, та не повторила приглашения.
– Благодарю, – отказался он. – Поел бы с удовольствием, но... Приглашен на обед. Да, вот что, ты не заезжай за нами. Это рядом, доберемся сами.
"Тоже мне – жест! – подумал я. – По вечерам, после окончания работы, я и не обязан тебя по гостям развозить... "Изживайте в себе раба, рабское послушание! – всегда говорил нам учитель Фикрет. – Нет ничего важнее для человека, чем чувство собственного достоинства!" Золотые слова..."
...Ночью Сарыкейнек здорово меня смешила, передразнивая манеры Балаами: то, как он отпускал комплименты, как доставал золотые карманные часы и держал на виду, как хвастался своей деятельностью в управлении.
В общем-то, я не видел ничего дурного в неожиданном визите начальника в мой дом. В конце концов, ведь он мог проявить заботу о подчиненном! Пусть в чем-то и смешны его манеры, его внимание к Сарыкейнек (внимание естественное: Сарыкейнек нравилась мужчинам), однако он был старше нас по возрасту. И потом – мог и вправду помочь с квартирой.
Застойная атмосфера двора, постоянно озлобленный взгляд Забиты, Неймат, с идиотской улыбкой вбивающий гвозди в нашу дверь, пьяные песни мужа Забиты, а самое страшное – избиение старухи, – все это изо дня в день не давало нам покоя, мешало жить.
Хотелось верить, что не пустым было обещание Балаами дать нам квартиру. Однако... При воспоминании о дальнейших событиях такая злоба охватывает меня, что я не могу говорить спокойно.
Послушаем Сарыкейнек
Стоило мне только посмотреть на Балаами, как я подумала: "Какой липкий, фальшивый человек".
Своим взглядом он раздевал меня. Одновременно и нагло и воровато. Словно бы хотел что-то украсть у Валеха, а меня толкал к сообщничеству в этом воровстве.
На следующий день после визита Балаами я только-только пришла с занятий, как в дверь постучали. Это была женщина лет сорока, с накрашенным лицом и одетая не по возрасту вызывающе.
– Вы Сарыкейнек? – спросила женщина.
– Да. – Я удивленно посмотрела на незнакомку.– Откуда вы меня знаете?
– Можно войти? – ответила женщина вопросом на вопрос.
– Пожалуйста.
Женщина осмотрела комнату и, не дожидаясь приглашения, села.
– Наверное, вы не ждали меня... Вам и в голову не могло прийти такое...
– Что именно? Кто вы?
Она широко улыбнулась и ответила загадочно:
– Секретарша одного человека.
– Какого человека?
Она не ответила, рассматривая меня с той чуть ревнивой, открытой заинтересованностью, с какой женщина рассматривает женщину.
– А вы и вправду красивы, – наконец сказала она. – Не случайно тот человек так влюбился в вас.
– Какой человек? О чем вы говорите? – Я растерялась.
– Брови... Глаза... Фигура... А какая очаровательная непосредственность! Женщина продолжала разглядывать меня.
Все это сказала таким голосом, что меня охватил ужас. Но я взяла себя в руки. "Не зря Валех упрекает меня в пустой подозрительности... Нервничаю по пустякам!"
– Не болтайте чепуху! – повысила я голос. – Говорите, зачем пришли?
Женщина оглянулась, увидела в окне Забиту с ребенком.
– Тихо, – приложила она палец к губам. – А то услышат...
– Черт с ними, мне скрывать нечего. Ну, что вам нужно?
– Вы зря так сердитесь. – Женщина обиженно опустила глаза. – Мне лично ничего не надо. Я пришла сюда по просьбе... Один большой человек так влюбился в вас, что всю ночь до утра не сомкнул глаз.
– Напрасно! – Я была не на шутку разгневана.– И он поступает глупо, и вы. Так ему и передайте... Прощайте!
– Но неужели вам не хочется узнать, кто этот человек?
– Ни слова больше! Вот вам бог, а вот порог...
– Этот человек – Балаами, начальник твоего мужа,– сказала женщина, таинственно оглянувшись. – Он клянется, что если ты ответишь на его любовь, то сделает для тебя все, что только пожелаешь. И квартиру даст. И мужа устроит на работу получше... Он даже обещает, – женщина понизила голос, – обещает купить для вас "Жигули", вот!
Тут какое-то затмение нашло на меня. Я схватила женщину и потащила к двери. Женщина споткнулась о стул, чуть было не упала.
– Ой, волосы, волосы отпусти! Ты волосы мне повыдираешь! – вопила она.
Но я не обращала внимания на ее крики, распахнула дверь и толкнула женщину так, что она ничком упала на асфальт, в тот же миг вскочила и скрылась за воротами.
Дрожа от гнева, я вернулась в квартиру. И разрыдалась, до того стало обидно. Казалось, меня выпачкали какой-то вонючей болотной тиной.
Я долго плакала. Наконец успокоившись, тщательно умылась, чтобы не пугать Валеха своим видом. Однако он с порога почуял неладное.
– Что с тобой, Сарыш? – И столько заботы и тепла светилось в его глазах, что я не выдержала и выпалила ему все.
Валех выслушал меня спокойно, только несколько побледнел и все время, пока я рассказывала, курил.
Признаться, я боялась за него. Боялась, что сгоряча он сделает что-нибудь необдуманное, отчаянное.
Однако, к счастью, ничего такого не произошло.
– И ты плакала из-за слов этой шелудивой собаки? – только и спросил он. И закурил новую папиросу.
– Валех, родной, давай переведемся на заочное отделение. Вернемся к нашим ребятам... на стройку,– стала умолять я. – Ведь мы так хорошо жили. И не было таких мерзавцев...
– Отчего же, мерзавцы и там встречались, – ответил он. – Забыла Меджидова и его сынка? Не-ет, бежать от подлецов постыдно. Ну, хватит об этом! Давай обедать. И поскорей. Я билеты взял на новый итальянский фильм...
– Валех, обещай, что ты ничего не сделаешь с ним? – попросила я.
– Обещаю.
– Ты завтра подашь ему машину, как обычно...
– Подам и отвезу. И ничего с ним не сделаю, не бойся... Поработаю. А там посмотрим... Сколько денег у нас осталось?
– Рублей сто.
– Проживем...
Он разделся по пояс. Ванны и даже душа у нас не было, и после работы Валех мылся под краном. Сегодня он плескался особенно долго. Видно, таким образом успокаивал себя.
Признаться, я не ожидала от него такой выдержки. Боялась, что сразу же после моего рассказа он вскочит и побежит к Балаами. Думала удержать силой...
Валех
Знала бы Сарыкейнек, какой ценой далось мне самообладание в тот вечер!
Я собрал все свои силы, всю свою волю, чтобы не взорваться.
Сдержаться я смог, заснуть в ту ночь – нет.
Наутро, однако, я снова взял себя в руки. За завтраком даже шутил.
Но что эти муки по сравнению с тем, что я испытал, когда заехал за Балаами!
Краем глаза я видел, что и он не в своей тарелке... Боится, что Сарыкейнек мне все рассказала. Однако и здесь я оказался на высоте.
Как ни в чем не бывало поздоровался с ним. Протирая ветровое стекло, заметил:
– Ручной тормоз надо проверить. Барахлит.
Все еще опасливо посматривая на меня, Балаами сел,
– И со сцеплением что-то... Придется показать слесарю, – продолжал я.
– Ты водитель, делай все, что надо. Расходов не бойся.
– А что их бояться! Денег-то у вас куры не клюют, для вас весь мир деньги, а?
Балаами облегченно рассмеялся, и лицо его приняло обычный самодовольный вид.
– А ты, оказывается, и шутить умеешь.
– Я много что умею. Поехали?
Однако не прошло и десяти минут, как я остановил машину.
– Надо же, опять сцепление.
– Ладно, тут близко. Пешком дойду. Балаами потянулся за папкой, которая лежала, как обычно, возле меня.
– Минутку, – сказал я и из-под сиденья извлек тот маленький старинный кинжал, который остался мне как память об отце (многострадальный кинжал, в каких только переделках он не побывал на своем веку!).
– Что за шутки, парень? С ума сошел? – ойкнул Балаами, увидев в руках у меня кинжал.
– Снимай брюки. Считаю до десяти... Раз... два... три...
– Хочешь денег – дам. Тыщу.
– Пять... шесть...
– Пять тысяч, десять!
– Семь... восемь... Кому говорю, снимай!
Взвизгнув от страха, Балаами стал стягивать брюки. Руки его не слушались, в салоне было тесно.
– Выйди из машины, снимешь там, – приказал я.
– Не позорь меня, умоляю, – заикался он. – Пятнадцать тысяч...
– Живо!
Он вылез, огляделся по сторонам. Я сознательно остановил машину в центре, на одной из самых людных улиц.
– Двадцать тысяч, – сипло сказал Балаами и умоляюще прижал руки к жирной груди.
Прохожие озирались на нас, останавливались.
Балаами всхлипнул и отпустил ремень. Брюки упали, обнажив волосатые белые ноги и длинные, натянутые на животе трусы.
– Давай сюда!
Балаами переступил через штаны, поднял их, протянул мне.
В тот же миг я кинул его брюки на заднее сиденье и тронул машину.
– Умоляю, дай сяду! – вскрикнул Балаами. Люди останавливались, глазели на странного (очевидно, пьяного) толстяка в белых трусах. Смеялись.
– Будешь знать, как к чужой жене сводню подсылать! – Я плюнул ему в лицо.
Машина рванулась с места.
Обернувшись, я увидел, как Балаами семенил по улице. В шляпе и нелепых мешковатых трусах. За ним бежали мальчишки.
Откуда-то донесся свисток милиционера.
Я свернул за угол. Отвел машину в гараж и отправился домой.
... Сарыкейнек еще не вернулась с занятий.
Поскольку утром я почти ничего не ел (со злости), то сделал сейчас себе яичницу из трех яиц и с удовольствием выпил два стакана чая. Я чувствовал удивительную легкость на душе. С этим ощущением лег и крепко заснул.
Из доклада подполковника
Бахманлы товарищу Мурадзаде
Сегодня утром сержант Гусейнов, находясь на посту, заметил полного мужчину в фетровой шляпе, который бежал по улице Кецховели без брюк.
Потерпевший – а им оказался начальник рыбного управления Балаами Бабашев рассказал, что по дороге на работу его прямо на улице раздели хулиганы. Однако известно, что Бабашев ездит на работу на машине. К тому же подобное происшествие в центре города, днем, на глазах у прохожих, – маловероятно, тем более если учесть, что у Бабашева ничего не похитили, кроме штанов, а бумажник, как известно, держат не в штанах – в пиджаке. Наконец Бабашев попросил, ссылаясь на спешку, не фиксировать этот случай в протоколе. Просьба весьма странная...
Все объяснилось, когда мы опросили свидетелей. Гражданка К., сорока лет, рассказала, что видела, как потерпевший вышел из остановившейся неподалеку легковой автомашины. После разговора с водителем, молодым парнем, потерпевший неожиданно снял штаны и отдал их этому парню, после чего машина уехала. Номер свидетельница не запомнила, но утверждает, что машина была "Волгой" вишневого цвета.
Точно такие же показания дал гражданин С., который тоже видел машину и парня за рулем. И опять-таки парень, по словам свидетеля, заставил потерпевшего снять штаны. Как показалось гражданину С., парень при этом что-то держал в руке, но из-за плохого зрения, сказал свидетель, тут может быть ошибка. Зато гражданин С, не только запомнил цвет машины, но и ее номер.
Машина под названным номером оказалась персональной машиной самого Бабашева. Лейтенант Ширинов обнаружил ее в гараже, и на заднем сиденье валялись брюки потерпевшего.
Пропавший предмет, таким образом, найден.
Осталось допросить шофера Бабашева, который по непонятным причинам заставил своего начальника снять посреди улицы днем в центре города штаны.
Доставленный в отделение шофер назвал себя Валехом Эйваз оглы Мадатовым. На просьбу рассказать, в чем дело – но только правду, – вспылил.
– А я неправды не говорю. Никогда!
Данные шофером показания похожи на истину.
Валех Эйваз оглы, двадцати лет, образование незаконченное высшее, заявил, что накануне происшествия его начальник Бабашев подослал к нему домой сводню, которая предлагала его жене Сарыкейнек стать сожительницей Бабашева. За это, в случае согласия, была обещана квартира, повышение мужа по службе и даже автомашина марки "Жигули".
Данные Валехом Эйваз оглы показания слово в слово повторила его жена Сарыкейнек.
Допросили мы и секретаршу Бабашева Фирангиз Абишеву. Та призналась, что действительно по просьбе потерпевшего приходила домой к Эйваз оглы в его отсутствие и имела беседу с Сарыкейнек, предлагая той стать сожительницей Бабашева. Как показали соседи секретарши, Бабашев нередко бывал в ее доме с разными молодыми женщинами.
Особо хочу доложить то обстоятельство, что личность Бабашева и его деятельность на посту начальника рыбного управления давно привлекает внимание органов. Речь идет о широком образе жизни начальника, который не соответствует получаемой им зарплате. Однако ни одна из ревизий, предпринятых до сих пор, не смогла вскрыть сколько-нибудь серьезных преступлений, которые дали бы основание привлечь Бабашева к ответственности.
Случившееся – попытка подкупить жену шофера и склонить к сожительству самым отрицательным образом характеризует моральный облик Бабашева. Убежден, надо еще и еще раз проверить его личность...
Что же касается поведения шофера Валеха Эйваз оглы, то с его стороны есть, несомненно, проявление хулиганских действий.
Валеха Эйваз оглы я, однако, бы не наказывал, ограничась устным внушением и, быть может, штрафом.
Мурадзаде
То, что Бахманлы сам занялся этим, казалось, малозначительным происшествием, укрепило мое уважение к нему как к специалисту и человеку. Мне всегда нравились в нем неразрывность профессиональных и личных качеств, его не формальное отношение к делу.
Наш разговор с Валехом на этот раз носил иной характер, нежели прежде.
– Ты что это натворил? – строго спросил я, когда Валех вошел ко мне в кабинет. – Что это за мальчишеская выходка?!
– Я мужчина, товарищ Мурадзаде, – с чувством собственного достоинства ответил Валех. – А мужчина обязан защищать честь своей жены.
– Но разве для этого нужно публично позорить человека, который руководит государственным учреждением? – повысил я голос, понимая в то же время истинность его слов и злясь, что эта истинность в данном случае отступала на задний план перед юридической формальной стороной дела.
– Я и хотел, чтобы люди увидели, что за человек руководит таким большим учреждением, – возразил Валех.– И потом, как иначе я мог наказать негодяя?
– Для защиты чести и достоинства граждан существуют государственные законы и соответствующие учреждения. Откуда у тебя это – анархия, самосуд?! Ты же будущий юрист!
– Все верно, товарищ Мурадзаде. Законы у нас есть, и законы хорошие, но... В жизни бывает – человек преступает законы, а ты с кодексом в руках никому ничего не можешь доказать. А если и докажешь, то дело спустят на тормозах.
– Что за речи?! – раздраженно спросил я. – Если ты о случае, когда-то происшедшем с тобой, так ведь зло было наказано.
– А если бы вы не вмешались? – Валех взглянул мне в глаза. – Ведь все складывалось не в мою пользу, хотя я был совершенно невиновен.
– Рано или поздно правда берет свое. Не я, так другой... Или мало у нас честных, справедливых людей в органах правосудия?
– Я этого не хочу сказать, но представьте такое... – Валех сделал паузу. Матрос рыболовного сейнера по возвращении на берег привез домой две – всего-то две рыбины. Не осетров и не кутума даже. Сазана. Заработки у матросов небольшие, дома его ждут шесть душ детей. Не спекуляции ради поймал он рыбу... И что ж? Рыбака арестовывают, судят. Сейчас он в тюрьме. А мой начальник Бабашев, который за всю свою жизнь бычка не поймал, ест сам бесплатно лучшую рыбу и черную икру, поставляет ее регулярно знакомым, друзьям, и все это ему сходит с рук. Причем не год, не два. Больше десяти лет!
– Откуда ты это знаешь?
– Это знают у нас все. Особенно те, кто пришел в управление, как и Бабашев, в конце пятидесятых годов, Знают и молчат.
– А как фамилия рыбака, которого осудили?
– Фамилии не помню. В Нефтечале слышал от рабочих... Он родом из тех мест, хороший рыбак,
– Как ты оказался в Нефтечале?
– Ездил за осетриной и икрой.
– Для себя? На свадьбу?
– Нет, товарищ Мурадзаде. – Валех с усмешкой посмотрел на меня. – Шутите. Откуда у меня деньги, чтобы гости на моей свадьбе ели кебаб из осетрины. Не для себя я ездил, для Балаами.
– Но почему, почему, черт возьми, ты возил Балаами левую рыбу, икру?! вдруг сорвался я на крик. – Ведь сам разоблачал Меджидова, боролся с ним!
Он не обиделся на мой крик.
– Не сердитесь, товарищ Мурадзаде, хочу напомнить. Прежде чем Меджидова схватили, прошло пятнадцать лет. Пятнадцать лет этот самодур управлял совхозом как своей вотчиной. Многие это видели, но молчали. – Валех говорил со мной сейчас как человек, лучше знающий жизнь. Я почувствовал это с горечью, но без обиды. Сначала отъезд из республики на долгие годы, а затем кабинетная работа действительно не очень способствовали знанию местных условий. – С девяти утра до одиннадцати вечера работаете вы, товарищ Мурадзаде, в поте лица, ликвидируя наиболее опасные преступления, а также ошибки ваших предшественников, продолжал Валех. – Мы, рабочие, об этом наслышаны. Но... вы, очевидно, мало общаетесь с некоторыми людьми типа Балаами, не знаете их образа жизни...
Я чуть было не сказал Валеху: "Знаю, дорогой мой, знаю. А что не знаю, о том догадываюсь... Но эти бала-ами растут как сорная трава, пробиваясь даже через асфальт. Вырвать их разом, конечно, хорошо бы, да трудно! Не так легко, как ты думаешь!.."
– Допустим, я не все знаю, но что же вы?! – спросил я. – Наше государство создано рабочими и крестьянами, у нас народная власть. Так отчего этой своей властью до сих пор не воспользовались те, кто уверен в нечестности Бабашева? Хотя бы рабочие вашего управления. Или ты сам. Если видел, что представляет Балаами, почему не пришел и не сообщил об этом в соответствующие органы? Хотя бы лично мне?!
– Терпеть не могу доносов, – не задумываясь ответил он.
– Тогда обо всем можно было сказать открыто. В лицо... При этом ты не отступился бы от своих идейных и моральных принципов. И помог бы вывести на чистую воду мерзавца... Ведь когда наши отцы и деды совершали революцию, они не говорили: "Пусть Маме-дали ступит первым, за ним сделаю шаг и я". Не пора ли понять: мы живем в общенародном государстве, и потому зло, допущенное по отношению к отдельному человеку, ущерб, нанесенный одному ведомству, на деле означает зло для всего общества, ущерб всем нам.,. Не для того мы прогнали буржуев, чтобы позволить сейчас неким скользким лицам использовать свои должности для своих корыстных целей.
Валех молчал, слушая меня.
Я смотрел на его сосредоточенное лицо и думал: небось он хотел публично унизить мерзавца. А не просто унизил, смертельно перепугал... Ведь остаться без штанов для Балаами не такая уж трагедия. Такому плюнь в лицо – сотрет плевок да еще поблагодарит (если это сулит выгоду). А перепугался Балаами – и не без основания– потому, что понимал: инцидент вызовет интерес к его личности. Его могут проверить. И тогда он останется не только без штанов – без должности.
.. .В тот же день я приказал разыскать рыбака из поселка Нефтечала и привести ко мне.
Рыбак оказался худым желчным мужчиной,
– Ваш сейнер ловит кильку?
– Да.
– Разве ты не знаешь, ловить красную и частиковую рыбу в море запрещено?
– Знаю.
– Тогда зачем нарушил порядок?
– Нарушил – получил два года, – зло сказал рыбак.– Мало, добавьте еще... Разве это не в вашей власти?
– Но зачем же рисковать? У тебя семья, дети...
– Вы о детях моих заботитесь? – ехидно сощурился рыбак.
– Конечно. И о них...
– Покорнейше благодарю. Сыт вашей милостью.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А то, что позвольте мне идти. Выполнять свою работу в тюрьме.
Меня задел тон заключенного.
– Послушай, может, я хочу войти в твое положение, помочь.
– Вот как? – рыбак с интересом посмотрел на меня. – Но чем же сейчас поможешь? За две рыбины, которые по закону у меня следовало отобрать – тут даже штраф не предусмотрен, – меня публично судят и упекают в тюрьму. Теперь, если вы меня и освободите, в глазах детей я вор... Выходит, так. А ведь ради них старался!
– Это не оправдывает нарушения, – сказал я, не глядя ему в лицо.
Честно сказать, я и сам удивился приговору.
Я ознакомился с делом матроса Дадаша Гусейн оглы. Кроме протоколов допроса в деле содержался акт об изъятии рыбы (общим весом около семи килограммов), справка о семейном положении (на иждивении шестеро детей да еще престарелые родители, всего десять душ), характеристика. Характеристика была просто превосходной – "один из лучших рабочих", "дисциплинирован, исполнителен", "имеет несколько благодарностей за победу в социалистическом соревновании между экипажами" и т. д. Ни одного выговора, ни одной провинности. Стаж работы – 26 лет... Почему же человека осудили? Может, характеристика составлена формально? Нет, я навел справки, все подтвердилось. Кроме того, выяснилось, что у заключенного в момент нарушения тяжело болел сын, а мать, инвалид первой группы, прикована к постели. Так что же произошло?
"В то время только-только начиналась кампания по охране природы, вспомнил бывший прокурор района. – Насколько я знаю, готовилась к печати статья Бабашева о том, как в возглавляемом им управлении борются с браконьерством. Очевидно, в редакции попросили автора подкрепить статью конкретными примерами: как бы то ни было, Бабашев вдруг загорелся идеей устроить показательный суд над кем-либо из нарушителей. Помню, звонил мне, просил посодействовать в проверке. Вот тогда и попался этот матрос Гусейн оглы..."
По удивительному совпадению, в тот самый день, когда я говорил с прокурором, подполковник Бахманлы сообщил, что в ходе следствия над группой браконьеров, которое ведется уже долгое время, стали известны факты связи главарей шайки с некоторыми работниками управления рыбного хозяйства, в том числе с самим Бабашевым!
Таким образом, Бабашев знал о существовании браконьеров. А для общественности сфабриковал дело против случайного нарушителя правил рыбной ловли. Суд пошел у него на поводу, несмотря на явное нарушение закона.
Что же показал этот "показательный" процесс? Силу власти Бабашева, и только...
Один из наших профессоров в университете любил повторять: "Судейская ошибка в некотором смысле хуже самого преступления: она плодит циников и людей отчаявшихся. .."
Зол, ох как зол я был на своих сослуживцев, которые до сих пор не вывели на чистую воду мерзавца Балаами.
Подполковник Бахманлы сообщил еще кое-что о Бабашеве. Оказалось, этот человек в бытность директором магазина допустил растрату, но частично вернул похищенное, и дело замяли.
Что ж, Балаами был своего рода "вариантом" Меджидова. Только без патриархального самодурства деревенского "аги". Вместо каракулевой папахишляпа, никакой грубости в манерах, – напротив, улыбочка, обходительность. Умение пользоваться внешними атрибутами своей должности – величественная секретарша в приемной, внушительный кабинет с рядами телефонных аппаратов на столе. Словесная демагогия. Лесть. Полезные знакомства. Способность самому становиться полезным – подарками, икрой, всякими мелкими услугами, которые ничего не стоят, но ценятся высоко. И вот уже повсюду идет молва: "Балаами душа-человек. Очень расторопен, понятлив... И как специалист незаменим!"
А специалист он как раз никудышный, только и умеющий создать видимость производственного благополучия за счет дутых показателей, округления цифр и т. д.
Единственная область, где он действительно силен, – это мздоимство, умение урвать свой куш.
.. .Вызвав через день Бабашева к себе, я решил не раскрывать сразу всех карт.
Я спросил Балаами:
– Почему вы не дали письменных объяснений по поводу якобы совершенного на вас хулиганского нападения, просили не составлять протокол?
– Не хотел поднимать шума, товарищ Мурадзаде. Как-никак я руководитель большого управления, – с достоинством ответил он. – И потом, я не злопамятен. Что было, то было, найдут этих хулиганов или не найдут, для меня не имеет значения.
– Зачем говорите неправду?
– Но... – Балаами сжался на своем стуле, – разве у вас есть основания сомневаться в моих словах?
– Есть. Почему вы скрыли, что вас заставил снять брюки ваш собственный шофер?
Балаами покраснел, оглянулся на дверь.
– Сами понимаете, неудобно... – промямлил он. – Парень молодой, горячий, по-моему, выпил немного... Я с этим сам разберусь.
– Опять врете. Имейте в виду, Валех нам все рассказал. Кое-что поведала и его жена Сарыкейнек. Вы знакомы с ней?
– Ну что ж, скрывать не стану. Все мы, мужчины, можем увлечься. – Он хохотнул и добавил: – Вообще-то я на это строг. А тут такая красивая женщина. Никогда такого со мной не бывало...
– Никогда?! Сильва тоже очень красивая женщина. И Светлана, и Алла, и Сусанна... Хватит? Или называть еще?
– Товарищ Мурадзаде, не верьте клеветникам. Я не знаю этих женщин! – с деланным возмущением воскликнул Балаами.
– Не знаете? .. А месяц назад с кем вы были в Кисловодске, в гостинице "Кавказ"? А с кем отдыхали вы в минувшем году на Рижском взморье? А с кем проводите время на квартире вашей секретарши, которая, между прочим, нам тоже кое-что сказала?
Он тупо смотрел на меня.
– Ну, что молчите?
– Виноват... было. – Он вздохнул и быстро, с жадным интересом спросил: Но ведь это не имеет отношения к моей работе, правда? Конечно, моральный облик, то-се. Возглавляемое мной управление всегда было на хорошем счету...
– Вы слышали о матросе по имени Дадаш Гусейн оглы? – прервал я его.
– Дадаш Гусейн оглы?.. – Балаами на минуту задумался и с радостной улыбкой вспомнил: – Как же, как же.., По делу о браконьерстве. Этот факт я назвал в своей статье в газете "Коммунист", не видели? Мы, товарищ Мурадзаде, беспощадно боремся с нарушителями, с теми, кто посягает на бесценное народное достояние, каковым является Каспийское море с его богатейшими рыбными запасами... Мы обсудили этот возмутительный случай на своем партийном собрании и наметили серьезные меры по предотвращению повторения...
– "Предотвращение повторения" – это, конечно, хорошо. Но вам известно, что матроса осудили незаконно?
– Незаконно?
– Да, он допустил нарушение правил рыболовства. Но вовсе не такое, за которое сажают в тюрьму. К тому же, быть может, слышали, у него большая семья. Болели сын, мать.
– Но для суда разве это имеет значение – семья, сын?
– Представьте, имеет. Суд обязан, прежде чем вынести приговор, войти во все конкретные обстоятельства дела.
– Но ведь перед законом все равны – и холостые, и многодетные, и этот рыбак, и я, начальник управления. ..
– Равны, вы говорите?
– Да... А что? – Он почувствовал в моем голосе какой-то подвох.
– А то, что мы должны вас арестовать.
– Как?! – Балаами посмотрел на меня с нарочитым возмущением. – Дадаш украл, а я при чем?., Что за шутки, товарищ Мурадзаде?
– Я не шучу. Если хотите, Дадаша Гусейн оглы я за вора не считаю. А вас... О-о, вы страшный вор! Матерый преступник!
– Вы... Я... – Балаами с ужасом смотрел на меня.
– Откуда у вас столько денег, драгоценностей?!– Я бросил на стол перед ним цветные фото.
Груда золота, бриллиантов и алмазов, сотни колец, нити жемчуга. Большая часть золота в слитках. Открытый чемодан, набитый пачками сторублевок. Двести тысяч рублей!
– Вы, конечно, узнаете все это?
– Нет-нет, – промямлил Балаами.
– Напрасно. Не вы ли прятали эти сокровища в тайниках своей дачи?!
Еще несколько минут назад уверенный в себе, с самодовольной улыбкой на устах, Балаами на глазах постарел, увял, сник.
...Пожалуй, за всю свою долгую службу подполковник Бахманлы не обнаружил столько припрятанного добра, сколько его оказалось на даче Бабашева.
Но этим дело не кончилось.
Идя по следам преступления, Бахманлы вышел еще на одну шайку (помимо браконьерской). Балаами оказался и... одним из компаньонов цеха, выпускавшего косынки из ворованного сырья. Деньги тут загребали лопатой!
Зачем человеку столько денег?!
Во время одного из допросов я спросил его об этом, но Балаами пожал плечами. Этого он и сам не знал.
Живи Балаами в капиталистическом обществе, все стало бы на свои места. Материальному преуспеянию там подчинена вся жизнь. Никаких других идеалов, целей. Деньги – это все.
Но ведь у нас, в социалистическом мире, – иные цели, иные идеалы. Иной смысл человеческого существования вообще.
Для чего же копить деньги? Да еще встав на преступный путь мошенничества, обмана государства...
Я много думал над этим, пытаясь проникнуть в психологическую основу подобных преступлений. Хотя, наверное, ничего тут сложного нет. Мы имеем тут дело с примитивной хищнической страстью к накоплению, к вещам. Страстью неосознанной, звериной, которая не зависит от того, был преступник беден или богат, голоден или сыт, образован или невежествен. Когда волк нападет на отару, он душит много овец подряд, хотя в состоянии унести только одну. Вот так и Балаами – мало было ему наворованного, мало преступной связи с одной шайкой...
