Текст книги "Повесть о Сарыкейнек и Валехе"
Автор книги: Ильяс Эфендиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Голубее голубого у Наби глубокий взор,
Он гроза врагов народа, суд его суров и скор.
Крепость он себе построил на вершинах гордых гор.
Враг разбойником считает поднебесного орла,
У него Хаджар-орлица и отважна, и смела.
Перевод Т. Стрешневой.
Пели мы эту песню, а Сарвар то и дело поглядывал многозначительно то на Валеха, то на меня.
– Вот квартиру получите, женитесь... .Запоем мы эту песню на вашей свадьбе! – весело сверкая глазами, сказал Сарвар, когда мы кончили петь. – Сам я женат не был, но, наверное, семья это здорово, а, ребята?
– Еще бы! – подмигнул мне Валех.
– Ну, а ты, – спросила я Сарвара, – не надумал же-1 питься?
– Там посмотрим... – неопределенно ответил Сарвар.
– А что с той, из политехнического?
– Эта девица заявила, что пойдет за меня только при условии, если я брошу шоферить и перееду в Баку. Ладно, говорю, а кто будет помогать семье дяди, вернувшегося с войны без ног? Говорит: как знаешь. Если дядя тебе дороже меня, то прощай... Ну, тут я ей и отвечаю: скатертью дорога!
– Так и разошлись? – не отставала я. – И не встречались больше?
– Нет.
– И молодцом! – сказал Валех. – Поступил как мужчина.
Речь шла о племяннице директора рудника. Она приезжала к нам прошлым летом на практику. И с первых дней мы почувствовали, что эта девушка приглянулась Сарвару. И он, видимо, тоже ей понравился. Во всяком случае, она первой заговорила с ним. Хитрая была девушка. Каждый день после работы они с Сарваром гуляли в лесу. А после того как практика кончилась и девушка уехала, Сарвар взял отгул и уехал следом в Баку. Но через день вернулся обратно расстроенный, хмурый. Значит, любовь не состоялась...
День подходил к концу. От деревьев протянулись длинные тени.
– Пошли ребята, – сказала я и стала собирать остатки еды, тарелки и стаканы, стряхнула и аккуратно свернула скатерть.
– Ах, какая она будет у тебя хозяйка. Блеск! – смеясь, толкнул Валеха в бок Сарвар...
Мы шли по колено в снегу, – намело же за эти дни! Как ребята ухитряются по такому снегу ездить на карьер?
В наступивших сумерках здесь и там замигали огни поселка.
– Ох и закатим мы свадьбу вам! – гнул свое Сарвар. – Весь поселок сядет за стол. И еще гостей созовем столько же...
Мы с Сарваром рассмеялись. А Валех нет, даже не улыбнулся. Не любит он на эту тему шутки шутить. Вчера признался, что, несмотря на полный порядок – вон и дом, где нам жить, почти закончен, – но иногда все же ему кажется, что до нашей семейной жизни так же далеко, как до звезд.
Милый! Иногда мне так хочется его защитить. От чего? От кого? Сама не знаю...
Бросив взгляд на Валеха, я перестала смеяться.
– О чем ты думаешь? – спросила я его. Он не ответил.
– Подсчитывает, сколько вина потребуется для свадьбы, – ответил за него Сарвар.
Так мы дошли до домика Гюллюбеим-халы. Я предложила:
– Зайдем, выпьем по стаканчику чая?
– После вина какой чай... – отказался Сарвар.
– Ну, иди. Иди же, – кивнул мне Валех. При посторонних, даже таком близком друге, как Сарвар, он стеснялся показывать свои чувства.
– Ага, – сказала я. – Иду. Сию минуту! – И не уходила.– Иду! – сказала я еще раз. – Спокойной ночи! – И закрыла за собой дверь.
Валех
Мы молча шли в сторону поселка.
– Сарыкейнек хорошая, очень хорошая девушка,– сказал, почему-то вздохнув, Сарвар. Мне стало жаль приятеля.
– Чего приуныл?
– Да знаешь, вспомнил политехничку, – неожиданно признался Сарвар.
– Жалко, что у вас не сладилось, – посочувствовал я. – Так хорошо все шло...
– Черт с ней, – вдруг отрезал Сарвар. – Я не хотел говорить при Сарыкейнек. Какой-то маньячкой была. Только и хотелось ей обниматься...
Я чуть было не рассмеялся при этих словах, но сдержался: вдруг обидится. Говорил-то все это он без тени улыбки.
Я вынул пачку сигарет, мы закурили.
– Знаешь, Валех, – глубоко затянувшись, сказал Сарвар, – жену в народе у нас зовут "товарищ", "спутник жизни". И недаром. Жена нужна мужчине не для кратковременных утех, а для того, чтобы мужчина чувствовал себя мужчиной. Был уверен в своих силах, своей способности дать отпор, защитить... Жена прежде всего человеком должна быть, другом, должна понимать тебя, не правда ли?
Я кивнул, а про себя отметил: с Сарыкейнек у нас с этим полный порядок. Но вслух не произнес ни слова: терпеть не могу мужчин, которые публично хвастают своими невестами или женами.
– Подумай, сколько людей проклятая война сделала сиротами. Такова судьба нашего поколения. А потому мы должны стать для наших детей примерными родителями. И наши жены должны стать для нас не только женами, но и подругами. Быть может, даже матерями. Да-да! Матерями, которых у нас отняла война! – От волнения Сарвар так глубоко затянулся сигаретным дымом, что закашлялся. – А эта... Сама на шею вешалась, клялась, что любит, что не может без меня. А когда я ей сказал, что и впредь буду помогать семье дяди, вернувшегося с войны без ног, ответила: или я, или твои родственники. .. – Голос у Сарвара дрогнул.
– Выбрось ты ее из головы! Забудь...
– Можно подумать, что я умираю по ней, – поморщился Сарвар.
– Да нет, все видели, что это она бегала за тобой, – сказал я, чтобы успокоить друга. – И молодец. Отвадил от себя... будь здоров!
– А ты думал! – сказал Сарвар, постепенно принимая свой несколько покровительственный тон бывалого человека. – Жизнь сама учит мужчину быть мужчиной...
.. .Поутру, когда наша шоферская братия пила чай, вошла Сарыкейнек. От нее так и веяло свежестью и чистотой. Кивнув с порога, Сарыкейнек молча поставила сумку на стул, ловко извлекла салфетку, развернула ее. На салфетке лежали аппетитные пирожки.
– Ешьте.
– Сама испекла? -спросил Сарвар, взяв пирожок.
– Ага. С капустой, ешьте. Еще теплые.
– Вкусно как! – прогудел Эльдар с набитым ртом. – Так бы все и съел!
Уж он-то съел бы! Никаких сомнений.
А потом мы шли по поселку к стройке. Встречные здоровались с нами и персонально – с Сарыкейнек. Тут все ее уважали и любили. "Наша Сарыкейнек радость стройки, – говаривал Джамал-муаллим. – Сидит на кране– отовсюду ее видно, и, глядя на нее, люди вдохновляются. .."
Вот так. Выходило, что от моей невесты зависит производительность труда всей стройки!
Сарыкейнек была красива. Но дело не только в этом. Сарыкейнек была еще и доброжелательна, приветлива, всех на стройке считала родными. Никогда, ни разу не слышал я, чтобы она выразила недовольство кем-то, с кем-то поругалась...
У нее хватало внимательности, сердечной теплоты на всех.
– Я хочу, Валех, чтобы все любили тебя так, как люблю я, – сказала она как-то, прильнув ко мне.
– И девушки тоже? – улыбнулся я.
– И девушки, – рассмеялась она, но тут же посерьезнела.– Хотя... я хочу, чтобы ты это знал твердо: никто из девушек никогда не полюбит тебя так, как я. – Она говорила сущую правду. – Когда твоя машина появляется на дороге, миновав этот проклятый перевал, мне кажется, поверь, будто я родилась на свет заново!!
– Знаешь, а когда я спускаюсь вниз после перевала к поселку и высоко на фоне голубого неба вижу твой кран, то моя тяжеленная, доверху нагруженная камнем машина сама по себе убыстряет ход. А потом отрывается от земли и летит. По воздуху летит. К тебе...
Ночью я действительно видел такой сон. Я летел к Сарыкейнек. Правда, летел без самосвала, один. Широко расставив руки и махая ими, как крыльями, я поднимался к Сарыкейнек. Все выше, выше... Вот она уже близко, совсем рядом. Я летел, летел и... никак не мог достичь ее! Сарыкейнек с улыбкой наблюдала за моими усилиями. Смотрела на меня из-за облаков. Терпеливо ждала. Как вдруг я падаю вниз. Сарыкейнек смотрит на меня сверху, из-за облаков, и смеется. Я тут же перестаю падать и снова поднимаюсь, лечу. Снова Сарыкейнек близко от меня, – казалось, ее можно рукой достать. Я тянусь к ней и не могу дотянуться.
Вот такой сон.
От старых женщин я слышал, что сны следует толковать в обратном смысле. То есть, значит, если во сне я не смог до Сарыкейнек долететь, то в жизни мы с ней обязательно соединимся... Ах, почему мы не верим в сны!.. Быть может, зря. Быть может, вещие сны не такая уж выдумка!
Не сегодня завтра дом – наш дом! – будет закончен. Нам дадут квартиру, мы сыграем свадьбу... Скорее бы!
Весна в этом году выдалась ранняя. И необычно теплая для этих мест. По ночам далеко окрест разносился шум лесной речки, вздувшейся за несколько дней. Время от времени в горах раздавался грохот селя, и эхо долго билось между гор.
Работать стало трудно, тем более что на стройку прибыли новые машины. Мы разделились на две бригады. Одной бригадой руководил Сарвар, другой – я. Работали от зари до зари.
В тот день, загрузившись камнем, мы возвращались назад. Солнце сияло в небе. Было очень тепло. Возле речки мы остановили машины. Сбросив куртки, стали умываться.
Чуть ниже по течению два молоденьких пастуха перегоняли отару на другой берег. Река в этом месте разлилась широко, и, очевидно, здесь было мельче, чем в других местах. Овцы двигались медленно, лениво, то и дело останавливались. Как вдруг течение стало ускоряться, на поверхности воды появилась белая пена, щепки.
– Сель идет. Сель! – крикнул Зейнал.
В небе по-прежнему стояло солнце. Но гору неподалеку окутал сизый туман. Значит, там, наверху, уже лил дождь. Вода в реке прибывала на глазах.
Пастухи сбились с ног, погоняя отару. Но дело двигалось медленно. Особенно непослушны были молодые барашки. Они не обращали никакого внимания на крик пастухов и, сбившись посреди реки, покорно и тупо стояли на месте.
– Ах вы, поганцы, э-э-эй! Живо! А-а-ай! – кричали растерявшиеся пастухи.
Один бегал по берегу и подхлестывал животных, лениво выходящих из воды, другой суетился возле непокорного молодняка по колено в воде. А вода на глазах прибывала, вот уже на поверхности видны были только морды испуганно блеющих животных.
– Скорей, ребята, на помощь! – крикнул я. – Сейчас сель снесет их!
Мы бросились в реку и стали расталкивать упирающихся животных, выгонять их на берег.
– Живо, живо!
– Давайте, братцы! Давайте! – кричали, суетясь, пастухи. – Вот этого, этого толкай! ..
Мы с криками гнали скотину на берег. Я и Зейнал, став ниже по течению, преградили путь отаре, хватали сносимых течением овечек и, раскачав, бросали к берегу, где было помельче. Когда вся отара была спасена и мы возвращались на свой берег к машинам, ноги уже еле доставали дна. Мы почти плыли. Сель сбивал с ног. Пена кипела вокруг, била о камни, сносимые могучим течением.
– Ребята, к дубу. К дубу! – крикнул я, перекрывая грохот реки.
С трудом добравшись до гигантского дуба, возвышавшегося посреди реки, мы влезли на него. Вот так, как какие-нибудь герои Жюля Верна, оказались мы на дереве посреди разбушевавшейся стихии. Мало воды под ногами, – только успели мы влезть на дерево, как хлынул настоящий ливень. В один миг мы промокли до нитки.
– Лишь бы Толстяк дерево не свалил! – стуча зубами от холода, пробовал острить Зейнал. Эльдар внушительно и серьезно, словно выполняя работу, стоял под дождем, держась за ветку.
Время шло. Ливень продолжался. Мы озябли так, что не чувствовали рук и ног.
– Двигайтесь, ребята, двигайтесь! – кричал я. – А то простудимся.
– А нам болеть нельзя. Некогда, – подхватил неугомонный Зейнал. – Без нас стройка станет.
Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Тучи мигом разошлись, и под лучами проглянувшего солнца засверкала мокрая листва дуба, на котором мы сидели. Дождь теперь шел ниже по течению реки.
Давешние пастухи, с тревогой наблюдавшие за нами с берега, стали кричать:
– Эй, как вы там? Не нужна ли вам помощь?
– Нет, не надо! – крикнул я в ответ. И добавил, обращаясь к товарищам: Если мы будем сидеть здесь, ожидая, пока спадет вода, то просидим тут до вечера.
Сказав это, я прыгнул вниз, в еще бурлящую, мутную реку. Со мной рядом бултыхнулся Зейнал. За ним последовали остальные.
Один за другим, тяжело дыша, мы выбрались на берег. Разделись. Выжали промокшую насквозь одежду. С трудом развернув машины, выехали на дорогу.
Неистовые потоки селя, падая сверху, усыпали дорогу обломками скал и жидкой глиной. Местами дорога оставалась под водой, и ее мог угадать только наметанный шоферский глаз. Колеса скользили, машины то и дело шли юзом, и каждый раз, выкручивая руль и нажимая на газ до упора, мы с трудом избегали падения под откос.
– Внимательно, ребята, внимательно! – кричал я, открыв дверцу кабины и управляя машиной, стоя на подножке. – Не робей!
Но ребята и без того были предельно внимательны, и никто вроде не трусил. Моторы завывали, метр за метром мы продвигались вперед.
Опасность сама по себе мобилизует к напряжению все силы. Агитировать в таких случаях людей не нужно, Но я все повторял:
– Внимательнее, ребята. Еще немного... Еще.
Когда мы подъехали к мосту через маленькую, но глубокую горную речку, то увидели – сель подточил одну из опор, и мост осел. Что делать?
Возле переправы стояла еще одна машина.
– Салам! – поздоровался со мной шофер, пожилой худощавый человек. – Что делается, братцы, а?... Сель прямо взбесился!
Ребята выжидающе уставились на меня. Я за старшего и должен решать – как быть. Должен что-то придумать. Найти какой-то выход из положения. И я нашел. Вспомнил, что где-то неподалеку отсюда проходит старая проселочная дорога с переброшенным через речку примитивным, но, кажется, еще достаточно прочным мостом.
– Такая дорога есть, – подтвердил пожилой шофер.
– Есть так есть. Поехали.
Земля раскисла, и прежде чем мы добрались до старой дороги, то одна, то другая машина буксовали, застревали в грязи, приходилось вытаскивать их на буксире. Вот и старая дорога, старый мост. Хотя построен он давным-давно, неизвестно когда и кем, но построен, надо отдать должное, крепко. Сколько селей перенес на своем веку, перенес и этот последний.
Мост уцелел. Но был он так узок, что задние спаренные колеса самосвалов попадали на мост одной шиной, а другая повисала в воздухе. Благо, отсутствовали перила, а то не проехать бы совсем.
– Ну что, попробуем?! – кричу ребятам.
Открыв дверцу кабины, чтобы лучше видеть (и чтобы выскочить из машины в случае чего), я плавно нажал на газ. Машина медленно вползла на мост передними колесами, вот коснулись настила и задние колеса. И сразу же забуксовали. Руль заплясал, задергался в руках. Я сделал отчаянное усилие, чтобы удержать его в нужном положении, нажал на газ. Машина дернулась, рванулась вперед и выскочила на дорогу.
Следующим в колонне был пожилой шофер.
– Ты поопытнее нас. Давай, теперь твоя очередь,– сказал я.
Но пожилой шофер устало покачал головой.
– Нет, братец, – вздохнул он, – такие приключения не для меня. Тут я не проеду.
И, видя мое недоумение, пояснил:
– У меня четверо детей, я не могу! Я не один, как ты. Рисковать не могу...
– А откуда тебе известно, что я один? – рассмеялся я. И вскочил в кабину его машины.– Меня невеста ждет, чудак. Я обручен!
На этот раз я так не осторожничал. Зная, что мост немного осел, я не стал ждать, пока колеса станут сползать, сразу дал полный ход.
Проскочил.
Теперь настала очередь Зейнала.
– Слезай, – сказал я ему, – Я наловчился. Теперь переведу и твою машину.
Я не хотел обидеть его, но...
– Уйди с дороги! – закричал Придира Зейнал, весь покраснев. – Что я, хуже тебя?!
– Ладно, не обижайся, – невольно рассмеялся я.– Давай сам! Жми!
Придира со злости перелетел мост, казалось, не коснувшись его колесами.
Как говорится у нас в народе, благословение наших матерей витало над нами. Все обошлось как нельзя лучше. Когда последняя машина благополучно перебралась на противоположный берег реки, мы продолжили наш путь и к заходу солнца были в поселке.
Хотя рабочий день давно кончился, Джамал-муаллим и, разумеется, Сарыкейнек не ушли домой, ждали нас...
– Что, сильно беспокоились, да? – спросил я у Сарыкейнек.
– Нет, – неожиданно ответила она и добавила шепотом: – Я знала, что с тобой ничего не случится!
Странно. Ведь и я весь сегодняшний день тоже был уверен в том, что все будет в порядке. Был уверен за самого себя...
– Ты обедала?
– Нет еще. Тебя ждала. Пойдем к нам. Гюллюбеим-хала обещала приготовить что-нибудь вкусненькое.
Я не возражал. Столовская еда, хотя кормили нас, в общем-то, прилично, все же была однообразна и порядком надоела. К тому же после сегодняшних передряг я зверски устал.
– Пойдем!
Сарыкейнек прижалась ко мне. И всполошилась вдруг:
– О-о, да ты весь промок!
Ее рука юркнула мне за пазуху; нежные, несмотря на грубую физическую работу, пальцы погладили меня по голой груди.
– Куртка, смотри, даже изнутри, намокла... Хотя рубашка, слава богу, сухая...
У Гюллюбеим-халы было жарко. Малиново-красно пылала жаровня. Жужжал самовар. Перед жаровней на треноге стоял луженый медный казан, на всю комнату источавший аромат голубцов.
– Раздевайся, зятек. Садись, будь гостем, – как всегда ласково пропела старушка.
Сбросив куртку и оставив у входа туфли, я растянулся на полу, на старом ковре, опершись локтем о мутаку, и отдался блаженному теплу и покою. Сарыкейнек, чтобы я скорее согрелся, набросила мне на плечи свой жакет. А потом налила воды в таз и поставила на огонь.
– Не надо, – сказал я. – И река, и дождь вымыли нас сегодня дочиста. До самых косточек!
Но Сарыкейнек, не обращая внимания на мои слова, продолжала свои приготовления.
– Пусть, пусть помоет... – остановила меня Гюллю-беим-хала. – Обычай предков. И чаю побольше выпей, сынок. Постарайся пропотеть. Простуда вместе с потом и выйдет!
– Да откуда ей взяться-то, простуде? – деланно удивлялся я. – Подумаешь, под дождь попал. Что это для мужчины?!
– Ладно, ладно! – смеялась Сарыкейнек. – Мой мужчина!
Она сняла таз с огня и, опустившись передо мной на колени, стала мыть мне ноги, медленно поглаживая их своими мягкими сильными пальцами...
– Нам простуда что, мы привычные, – продолжал я, обращаясь к Гюллюбеим-хале и делая вид, что воспринимаю эту жутко приятную и несколько смущающую меня процедуру мытья ног как нечто должное и даже привычное.
Расслабившись в забытьи, я думал о том, как чудесно будет в нашей собственной квартирке – вот так же уютно и тепло, и Сарыкейнек вот так же будет за мной ухаживать.
Есть ли на свете что прекраснее женской заботы?!
Мы сели ужинать. За вкусной едой и приятным разговором не замечали, как летит время. Когда хватились, было уже за полночь. Я нехотя встал.
– Ладно. Я пошел.
Сарыкейнек посмотрела на меня, потом на Гюллгобеим-халу. Гюллюбеим же была женщиной понятливой.
– Послушай, зятек, – сказала она, – я тебя каждый раз оставляю переночевать у нас, но ты не слушаешься. А сегодня я тебя не отпущу. Не отпущу, и все! Разве здесь не твой дом?
Я поупирался для приличия минуту-две. И сдался.
– Ладно, будет по-вашему.
Мне постелили перед жаровней, в которой еще тлели угли. Женщины устроились напротив, возле окна.
Только голова моя коснулась подушки, как я провалился в сон.
Я до утра проспал как убитый. Но при пробуждении первое, о чем подумал, была мысль о Сарыкейнек. Приподнявшись, я глянул в ту сторону, где она спала. Ее и след простыл. Ушла? И в тот же миг послышалось шлепанье босых ног, и моя любимая, которая, оказывается, стерегла мой сон у порога, птицей бросилась ко мне. Обняла, расцеловала! Так, будто мы с ней не виделись много лет. Будто она всю ночь простояла возле порога, ожидая, пока я проснусь, чтобы броситься ко мне и обнять... Но тут дверь скрипнула, и Сарыкейнек выскользнула из моих объятий, отпрянула в сторону.
Мудрая Гюллюбеим-хала и бровью не повела.
– Ах, зятек проснулся! – пропела она. – Как спалось? Не замерз ли? Не першит ли в горле после вчерашнего купания под дождем?
Слив только что надоенное молоко в старый медный казан, она поставила его на огонь. Сырые дрова не хотели гореть.
– Слыхала я, к нам в село скоро газ проведут, – говорила тем временем старушка. – Оно бы хорошо. Хотя... – она вздохнула, – хотя пища, приготовленная на газе, – разве это пища? Как-то, слышишь, Валех, я поехала гостить к младшей сестре. Она живет в городе, работает врачом, и муж у нее врач, хороший парень... Так, значит, все у них по-городскому, и газовая плита, как это водится, на кухне. Удобно, что говорить. Не надо возиться с дровами, то да се. Но мне, признаться, уж не знаю, наверное, темная я женщина, отстала от времени, но... Для меня, знаешь, нет ничего милее деревенского очага!.. Сестра, значит, из кожи лезет, чтобы мне угодить. Несет все, что есть, на стол. И нажарила, и напекла. Холодильник у них полон магазинных яств – всякие там сыры, то да се. А у меня кусок в горле не идет! Ну, сестре, конечно, обидно. "Что это ты, – говорит, – поститься к нам приехала, что ли?" Ну, а ее муж – славный парень, – тот все понял. "Не обижайся на Гюллюбеим, – говорит, не привыкла она, как мы с тобой, к порошковому молоку".
– Двадцатый век! – говорю я. – Вот наш Сарвар вычитал где-то, что американцы едят сплошные консервы и довольны. Считают, что еда не должна быть особенно вкусной. А то, мол, много станешь есть, растолстеешь, сделаешься ленивым... По-моему, ерунда все это! Пища дает человеку силу, энергию, придает устойчивость против болезней...
– Верно, сынок, – согласилась Гюллюбеим-хала. – Не знаю, как у американцев, а у нас говорят: по хорошей еде хорошая работа!
Позавтракав и выпив по два стакана свежего молока, мы попрощались с доброй старушкой... В лесу было по-особому празднично. Утренняя роса рассыпалась крупными каплями по молодой листве дикой алычи, яблонь, груш. И птицы щебетали вокруг как-то по-особому, по-весеннему.
– Когда у нас будет своя квартира, – проговорила Сарыкейнек, – я буду вставать рано-рано. Первым делом открою форточку, а потом стану хлопотать на кухне. К тому времени, как ты встанешь, все будет на столе...
– Да я утром самое малое полчаса зарядку делаю, – не согласился я. – Встаю ни свет ни заря. Так что договоримся так: чай готовлю я...
– Нет, я! -я...
Вот так и шли мы по весеннему радостному лесу и дурачились, щебетали, как эти беззаботные птицы над головой.
... В середине мая мы кончили наконец строить дом. "Наш дом", как мы говорили. Остались кое-какие плотницкие, малярные работы. Каждый день после работы мы бежали на свой пятый этаж, в свою квартиру. Сарыкейнек мигом привела все в порядок – вымыла полы, окна, двери. Тут же прикинула, как расставить мебель. Рассчитала все наперед. Одного она не смогла учесть, увы... Но об этом – в следующей главе.
Глава вторая
УВАЖЕНИЕ К ГОСТЮ – НАШ ДОЛГ
В это время на руднике появился новый начальник. По хозяйственной части. Человек молодой, лет двадцати восьми, с таким выражением лица, будто сейчас он скажет что-то очень смешное. Новый начальник приехал с семьей: дочурками, двух и четырех лет, и женой – красивой узбечкой. Поговаривали, что ее отец с матерью и двумя сестрами погибли при ташкентском землетрясении, в живых осталась только она одна. И потому с первых же дней все мы отнеслись к ней очень внимательно, тем более что она была еще и беременна. Поскольку свободных квартир в поселке не было, эта семья поселилась прямо в кабинете Джамал-муаллима, вытеснив его самого с его рабочим столом и телефонами в приемную, По образованию парень был экономистом.
Через день-другой после их приезда нас с Сарыкейнек вызвали к Джамал-муаллиму. Обрадованные, мы решили, что нам дадут наконец долгожданный ордер. Собственно, чутье не обмануло нас – речь действительно шла о квартире. Но...
У Джамал-муаллима мы застали директора рудника – серьезного, грузного человека. Он сидел за столом, разговаривал по телефону, а сам Джамал-муаллим пристроился на диване. Здесь же был и председатель месткома. При виде нас директор рудника оборвал телефонный разговор, поднялся навстречу, поздоровался с нами за руку, предложил нам сесть.
– Я знаю, ребята, – сказал он, помолчав, – как вы ждете квартиру. Джамал-муаллим мне все рассказал. Знаю, что вы заслужили ее, являетесь одними из лучших наших работников. Все знаю... – Директор сделал паузу, от которой я и Сарыкейнек беспокойно заерзали на стульях. – Наверное, вы уже догадались, что я вам хочу предложить, – вздохнул директор. – Инженера-экономиста мы давно просим, министерство наконец прислало нужного нам специалиста. Следует обеспечить его жильем, – тем более что приехал он, как вы знаете, не один, с семьей. Так вот. Мы долго сидели с Джамал-муаллимом, просматривали списки тех, кто должен получить квартиру в новом доме. И что же? Все в этом списке люди семейные, почти у каждого по четыре, по пять детей, на иждивении старики родители. Да что говорить, вы лучше меня знаете этих людей, ваших товарищей. Ну, а вы... Вы как-никак молоды, вас двое... Быть может, подождете, а? Немного потерпите, еще месяц-другой – до следующего дома?
Воцарилось тяжелое молчание. Умом-то я все понимал, понимал, что у начальства, наверное, иного выхода нет. Но вот сердцем... Я бросил взгляд на Сарыкейнек, которая сидела потупившись. И меня вдруг прорвало,
– Но почему, – воскликнул я, – приглашая человека, не подумали о жилье?!
– Это верно, не подумали, – согласился директор.– Но кто мог знать, что нам направят семейного... Спору нет, у вас все права на квартиру. Вы и работаете хорошо, и на очереди давно. Просто нам казалось, что вы войдете в наше положение. Добровольно, я это подчеркиваю, добровольно уступите квартиру приехавшим. Идите подумайте. А коли не согласны, ордер можете получить хоть завтра.
Мы вышли. Долго шли рядом, опустив головы. Молчали.
– Ну скажи что-нибудь, – не вытерпела наконец Сарыкейнек.
– А что говорить? – пожал я плечами; я успел успокоиться и уже корил себя за излишнюю, как мне казалось, горячность. – Правы-то мы правы. Сколько можно квартиру ждать. Но с другой стороны... Люди приехали издалека...
– С маленькими детьми, – напомнила Сарыкейнек,
– Отдать долгожданную квартиру глупо, не отдать – подло!
Некоторое время мы шли молча. Наконец Сарыкейнек остановилась и сказала:
– Знаешь, Валех, если мы не войдем в их положение, я не смогу смотреть людям в глаза. Никто нас не упрекнет, конечно. Но...
Она словно бы подталкивала меня. Решающее слово следовало сказать мне, мужчине.
– Знаешь что,-решительно сказал я, – давай уступим! Зачем нам потом терзаться...
– Пусть! – Сарыкейнек сказала это так, будто с ее души сняли тяжелый груз. Даже улыбнулась сквозь слезы. И мне сразу полегчало.
– Не старики ж мы какие, – возбужденно продолжал я. – У нас вся жизнь впереди. Не этот дом, так следующий. ..
– А свадьба... Свадьба пусть подождет! – воскликнула Сарыкейнек и повела пальцем возле моего носа. – Надо еще проверить наши чувства, не так ли?
Еще как надо проверить! Мы упали в весеннюю густую траву и стали целоваться. А потом долго сидели молча, обнявшись. Помятая трава издавала резкий запах. Вечерело. Здесь и там цикады пробовали голоса.
– А эта узбечка здорово обрадуется, а? – тихо сказала Сарыкейнек.
– Еще бы.
– Пусть радуется...
Мы не знали этих людей близко, не знали, хорошие они или плохие, но нам очень верилось в то, что они хорошие. И хотелось, чтобы у них в жизни все было спокойно.
– У нее и дом, наверное, разрушился во время землетрясения, – продолжала задумчиво Сарыкейнек. И тут же вскочила на ноги. – Быстрей в столовую. Перерыв подходит к концу.
Мы заторопились в столовую.
– Мы вам отдаем квартиру! – крикнул я через весь зал, увидев за одним из столиков нового начальника по хозяйственной части, он обедал с женой.
– Как это? – не понял парень.
– А вот так. Отдаем, и все! – весело повторил я.
– Учитывая ваше трудное положение, – добавила Сарыкейнек и посмотрела в сторону узбечки.
– Напрасно вас заставляли, – хладнокровно заметил парень. – Квартиру нам дали бы и так!
– Никто не заставлял. И потом – все равно квартиру вам дали бы за счет кого-то, – удивился я непонятливостью парня. – Ведь все квартиры в новом доме давно распределены задолго до вашего приезда.
– Раджаб хотел сказать, – деликатно вмешалась в разговор узбечка, – что ведь и вам трудно. Мы слышали, у вас "дуюн".
– Ничего, – тряхнул я головой, – свой "дуюн" (я намеренно повторил это слово, означающее "свадьба" по-узбекски), свой "дуюн" мы сыграем позже. Не беспокойтесь!
Я взял Сарыкейнек под руку, и мы направились в другой конец столовой.
– Можете переезжать хоть сегодня, – обернувшись на ходу, сказала Сарыкейнек. – Полы и окна я вымыла.
– Зачем это ты? – одернул я ее вполголоса. Нет, что там ни говори, а Сарыкейнек было, конечно, обидно, что все так сложилось! Обидно было и мне. Благо товарищи нас поддержали.
– Молодцы, ребята, – сказал первым узнавший о случившемся Сарвар. – Вы поступили правильно. Как-никак они гости. И жена пострадала в Ташкенте...
Только Придира Зейнал недоверчиво покачал головой и пробормотал как бы про себя:
– Про узбечку ничего не скажу, но вот парень... Не успел приехать, а уже во все нос сует. Не нравится он мне.
В новом инженере и вправду было что-то антипатичное. От таких людей я стараюсь держаться подальше. А то я знаю свой характер – сорвусь, накостыляю по шее, поди потом оправдывайся... Судьба, однако, вскоре свела нас с инженером. На новом и весьма неожиданном поприще. Поприще спорта. Оказалось, приезжий парень занимался борьбой и, прослышав про то, что я дважды был чемпионом района, явился ко мне.
– Физкульт-привет! – сказал он, фамильярно хлопнув меня по плечу и бесцеремонно пощупав мои бицепсы.– А что? Ничего!.. Знаешь, нам надо бы побороться. Вызываю тебя на ковер!
– Это вместо приглашения на новоселье?
– Одно другому не мешает...
– Вы что, занимались борьбой? – вяло спросил я; уж больно не хотелось мне с ним связываться...
– Не только занимался, но и был призером чемпионата республики! горделиво заявил Раджаб.
– У-у-у, – протянул я и тут же решительно заявил: – Не буду я с вами бороться.
– Испугался!
– Не то чтобы испугался... Просто не хочется! Не хочется, и все!
– Но почему?
– Понимаете ли... Если я вас переборю, неудобно – вы как-никак начальник. А если проиграю, то кое-кто подумает, что я сам поддался. Разве не так?
– Вот не знал, что ты так чтишь начальство, – съязвил Раджаб и, что называется, попал в болевую точку.
– Ну, если вы так ставите вопрос, – резко сказал я, – тогда я согласен!
– Возраст? – коротко, по-деловому спросил он.
– Двадцать. – Я нарочно прибавил себе год.
– Я на десять лет старше, но ничего... Вес?
– Шестьдесят восемь.
– У меня чуток больше. Но ничего... Значит, договорились?
– Договорились. Начальство разве ослушаешься?!
– Ладно. На послушного мало похож. Где будем бороться?
– У реки. Там хорошая трава и место безлюдное.
– А чего нам прятаться? Я хочу принародно припечатать тебя к земле. Единственное, чего боюсь, – как бы костей тебе не переломать.
