Текст книги "Ставка на Проходимца"

Автор книги: Илья Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Глава 8

Двери наконец-то открылись, и я, поеживаясь от прохладного воздуха, сошел на перрон. Улыбчивая, несмотря на такое раннее время, проводница пожелала мне счастливого пути, и я, распрощавшись с ней, накинул обе лямки объемного рюкзака, выдвинул ручку дорожного пластикового кофра на колесиках и направился к троллейбусной остановке.

Ехать к побережью именно на троллейбусе как-то само собой, потихоньку, стало неизменным и трепетно соблюдаемым мною обрядом. Обрядом, берущим начало еще из того времени, когда я, семнадцатилетний юноша, обремененный здоровенным рюкзаком и совсем не обремененный лишними деньгами, вместе с ватагой точно таких же сорванцов, ездили дикарями в Крым. Ездили, чтобы пожить в палатках на каменистых труднодоступных пляжах Аю-Дага, купаться в далеко не всегда теплом Черном море, поесть не всегда честно купленного крымского винограда и, конечно, полазить несколько дней по – всегда! – живописному хребту Бабуган-Яйлы…

Вот и теперь, пробравшись через хищную стаю хитро улыбающихся водителей маршрутных микроавтобусов, готовых «всего за семьдесят!» доставить меня в Алушту, я, за сумму в десять раз меньшую, купил в кассе маленький, невзрачный клочок бумаги, дающий мне пропуск в нутро скромного труженика горных дорог – крымского троллейбуса.

Привычно выбрав сторону салона, с которой будет открываться самый лучший вид, я уселся у окна, устроил рюкзак под ногами и приготовился дремать, зная, что горы и интересные пейзажи появятся как минимум через полтора часа.

«Ты был мне так нужен», – сказала она, прощаясь. Что ж, я не мог винить сестренку в том, что она была на меня обижена: ей действительно пришлось самой, взрослея раньше времени, тянуть все заботы о маме, когда та слегла и сгорела в огне болезни буквально за пару месяцев. Тогда я был далеко от них, и Люська даже не смогла связаться со мной, чтобы получить хоть кроху ободрения. Сейчас же она боялась, что я снова исчезну почти на год, а может – навсегда. Что я мог ей сказать в утешение? Что собираюсь найти скрытый выход на Дорогу, связывающую миры, и затем забрать ее в лучший мир? Лучший для кого? Ее, в отличие от меня, там никто не ждал. Да и не поверит мне она, считающая мое странное поведение последствием ранения и перенесенного шока.

Несмотря на все старания сестренки, которая, простив пропадавшего на «какой-то войне» брата, постаралась окружить меня теплом и заботой, я не обрел дома покоя. Поэтому в один прекрасный, а вернее, пасмурный и промозглый день я собрал здоровенный туристический рюкзак, до этого основательно прошвырнувшись по супермаркетам (и не только по ним), и отправился в такси на железнодорожный вокзал. Люська, сославшись на работу, отказалась ехать со мной «проветриться в Крыму» и снабдила меня, в довесок к рюкзаку, здоровенным пакетом всяческой снеди, теплым, связанным ею шарфом и целым списком инструкций и наставлений, чем сразу напомнила маму.

Теперь я, уже как вторую неделю рыская по горным дорожкам на мотороллере (купленном за безбожную цену на алуштинском рынке), был вынужден пару раз в день звонить ей на мобильный, отчитываясь о здоровье и душевном самочувствии. Конечно, я рассказывал ей, что доволен и отдыхаю телом и душой, да, впрочем, так и было, если не считать легкого раздражения от безуспешности поисков. О том, что я никак не могу найти оранжевый асфальт и попасть в другой мир, я предпочел умалчивать.

Вот и сейчас, усевшись на каменную оградку на краю дорожки-серпантина, я описывал в трубку «Нокии» окружающие виды чудесной крымской осени и даже послал Люське ММС-ку с фотографией. Сестра была довольна, фотографию прокомментировала с восторгом и даже выразила желание вырваться ко мне на выходные плюс – пару дней за свой счет.

Закончив разговор, я спрятал мобилку и с глубоким вздохом расправил плечи. Действительно, за десяток дней поисков я неплохо отдохнул и снова начал чувствовать себя полноценным человеком – скорее всего, из-за возникшей передо мной цели. Да и крымский воздух как всегда действовал благотворно. Погода была отменной, почти аномальной для ноября: вот уже неделю термометры упорно показывали пятнадцать – двадцать градусов, что позволяло ездить на мотороллере в легкой куртке. Я даже решился пару раз искупаться в еще не остывшем море, чем тайно гордился и чем немало взволновал сестру, испугавшуюся, что я простужусь. Горы, море, лес успокаивали, а обильная мясная и фруктовая диета вместе с ежедневными упражнениями словно освежила тело, и я уже не ощущал себя вялой мокрой тряпкой.

И главное – никаких кошмаров по ночам.

Кстати, о еде. Я открыл объемный пластиковый багажник мопеда (за багажник мне пришлось отдельно отвалить весомую сумму) и достал свертки с едой. Жена лукавого и – как ни странно – белобрысого и сероглазого татарина Василия, у которого я снимал комнату, – обширная, рельефная и чернявая украинка Вера – каждый раз весьма щедро снабжала меня в дорогу, не забывая положить сало (за то, что я его ем, она меня особенно уважала), помидоры и весьма любимую мною бастурму. Я снова уселся на придорожное ограждение и разложил припасы на целлофановом пакете, нарезал сало и хлеб, почистил пару фиолетовых «ялтинских» луковиц, возблагодарил Создателя за все данное в пищу и принялся уничтожать аппетитную снедь. Импровизированный столик достаточно быстро опустел, и я добавил на него из багажника пару наливных груш бера и небольшой термос с чаем. Налил горячий чай в кружку-колпачок, засмотрелся мечтательно на изгиб дорожного серпантина, щедро усеянный коричневыми листьями… Лучи заходящего солнца золотили пятнами упавшую листву. Пахло осенью, хвоей и, немного, – морем. Какая-то пичуга пискнула в глубине леса, где – не видать: тень от вершины горы уже захватила склон за противоположным краем дороги, да и серый мох, обильно покрывающий стволы деревьев и валежник, не добавлял освещения потемневшей чаще.

Интересно, может, тот кусок настоящей Дороги, что я ищу, лежит в стороне от современных трасс и горных серпантинов? Покоится себе мирно под шубой из прелых листьев и хвои где-нибудь в зарослях, и найти его практически невозможно? Эх, и почему я тогда не расспросил Чаушева подробней о расположении Выхода на дорогу в Крыму? Где-то между Ялтой и Алуштой – несколько неопределенный ориентир, особенно если учитывать непростой рельеф местности.

Я отхлебнул чаю, покосился на сочную беру, но решил не перегружать желудок, просто сунул в рот серую лепешечку – вяленый инжир – так, для сладости. Что ж, если я прав в своей догадке, то мне нужно было ждать зимы и выпадения снега, чтобы проталина над всегда теплым полотном Дороги подсказала мне ее расположение. Это предположение откладывало мои планы на неопределенный срок, и я даже немного расстроился, но шум, донесшийся из-за верхнего поворота, отвлек меня от грустных мыслей.

К месту моего раннего ужина подъехала пара машин: далеко не новый «БМВ» и «Шевроле-ланос». Буханье басов примитивного хип-хопа нагло согнало очарование притихшего леса, напоминая, что я не один на полуострове. Визги и хохот, донесшиеся из машин, не улучшили первое впечатление.

– Хоть бы мимо проехали, – непроизвольно пробурчал я, наблюдая за пьяными рожами, высунувшимися в открытые окна.

Машины действительно миновали меня, и я уж было вздохнул с облегчением, но «ланос», шедший последним, остановился, просигналив «бумеру», чтобы тот сделал точно так же. Из машин вывалились раскоряками несколько пошатывающихся фигур, двое из них сразу стали орошать листву прямо посреди дороги, трое направились ко мне.

«Влип», – мрачно подумал я, прикидывая, не вспрыгнуть ли мне на мотороллер и не удалиться ли в спешном порядке от весьма возможных неприятностей. Только вот эти пьяные олухи сдуру за мной и погнаться могут…

Мотороллер вверх, в гору, явно проигрывал по скорости и мощности легковым автомобилям, и мне стоило при таком положении вещей уповать только на то, что хмельные водители замешкаются с разворотом. Хотя расширение дороги, где я остановился, этакая небольшая площадка, позволяла хоть грузовик развернуть без проблем.

Пока я подсчитывал шансы, троица приблизилась ко мне, причем один из них постоянно прикладывался к бутылке с пивом, а другой, в кожаной многокарманной куртке, сразу напомнившей мне Ермака, прошел вперед, явно перекрывая мне путь к отступлению.

– Смотри-ка, – пьяно осклабился третий – вертлявый тип в джинсах и куртке-олимпийке, – я ж говорил: бл… буду – «Ямаха»! А вы мне: «Китай, Китай…» Что, настоящая «Ямаха», не липа?

Я молча ждал продолжения, уже жалея, что не дал деру. Из гордости, что ли? Вот дурак, на самом деле… Понимал же, что такие молодые подонки страшны именно своим бездумным поведением, своей безнаказанностью…

– Слушай, дай покататься, а? – Вертлявый ткнул пальцем в сторону моего недоеденного ужина. – А ты похавай еще пока… Не, ну в натуре, дай погонять!

Я продолжал молчать, так как перспектива тащиться несколько километров до трассы и возвращаться на попутках в Гурзуф, где я остановился у татарина, меня совсем не прельщала. Тем более что я не имел денег на второй мотороллер. Даже на китайский. Даже на подержанный.

Ну разве что – на мопед «Карпаты» тридцатилетней засолки.

– Чё молчишь, борода? – подал голос тот, что прошел дальше. – Язык проглотил? Ты хамишь, что ли?

Я медленно развел руками. Они понимают, что я в их власти и не смогу потом ничего доказать: голосов против меня гораздо больше. Скажут, если дойдет дело до милиции, что первый начал, камни в машины кидал…

– Я бы дал, ребята, да бензина в баке маловато, домой потом не доеду.

– Слышь, Лящ, а он тебя послал! – оторвался от бутылки третий, явно передвигаясь так, чтобы уйти из моего поля зрения и в нужный момент использовать бутылку образом, не предусмотренным производителем пива, так же, в принципе, как и не предусмотренным производителями моего черепа.

…И дело может не дойти до милиции, максимум – до патологоанатома.

– Ты чё, борода? Ох…л? – подхватил вертлявый тип, подняв брови на прыщавом лбу. – Ты не хами, а хавай свое сало, хохол, понял бл…? А за хамство мы твой тарантас… – Он замешкался в мучительной попытке подобрать слово: – О!Реквизируем!

И, довольный собой, вертлявый ухватился за рукоятки руля, закинул ногу на сиденье, пытаясь сдернуть мотороллер с подпорки.

Моя левая нога как-то сама собой, словно нечаянно, пнула мотороллер, и тот, потеряв равновесие, упал вместе с отчаянно матерящимся типом, прищемив, видимо, ему ногу. Одновременно я круговым движением ушел от опускающейся на мой череп бутылки и…

И нарвался на кулак парня в кожаной куртке.

В голове бухнуло, в глазах помутнело, и я на секунду потерял ориентацию, тут же получив бутылкой по плечу, инстинктивно прикрыл голову правой рукой, рука онемела от очередного удара бутылкой, в левый бок садануло, я скорчился от боли в почках, еще раз получил по руке, прикрывающей голову, упал, откатился, пытаясь увернуться от ударов ногами, поймал мелькающий кроссовок взглядом и выбросил левую руку параллельно земле.

Хрясь! Руку дернуло. В долю секунды ноги исчезли. Я краем взгляда увидел, как человеческое тело крутнулось и впечаталось в асфальт головой прямо рядом с моим лицом. Я перекатился на спину, повел рукой, ловя ошарашенное лицо парня с бутылкой, но моя рука не успела за взглядом, и очередной разряд пришелся ему в грудь.

Буфф! На секунду заложило уши. Парень улетел назад спиной, нелепо вытаращив глаза и открыв рот. Я с трудом поднялся и увидел, что он лежит в нескольких метрах от меня, хрипя, пытаясь набрать воздух в расплющенные легкие. Вертлявый тип под мотороллером яростно завертелся, матерясь, но тут же завизжал, когда я наступил на мотороллер, придавливая его многострадальную ногу. От машин к нам бежали люди. Человек пять, не меньше.

– Ну, – спросил я, не ослабляя нажим, – покатался?

– Отпусти, урод! – визжал вертлявый. – Тебя щас уроют, гнида!

Я оглянулся на тех, кого сбил ударами силового поля: оба парняги, похоже, продолжали пребывать в глубоком шоке и в ближайшее время на меня нападать не собирались. Только я сомневался, что это было необходимо: заряда в моем «Ударе», а иначе – компактном генераторе силового поля, вряд ли хватило бы еще хоть на парочку подобных разрядов: я не менял батарею с Пиона, и она была практически севшей, а в руках подбегавших я заметил пару стволов (это кроме крайне неприятно выглядевших резиновых дубинок). Даже если это были травматические пистолеты, мне придется несладко, а на расстояние в десяток метров «Удар» не достанет, только воздух колыхнет.

– Ты чё там, каратист? – крикнул один из подбежавших, поднимая ствол пистолета в моем направлении. – Копыто убери, козел! Мы из таких каратистов решето делаем!

– Петюня, вали его! – взвыл вертлявый снизу. – У него волыны нету! Кончай педрилу! Он наших повалял! Яйца ему отстрели, гондону!

«Ну вот, нашел Выход на Дорогу», – мелькнула мысль.

«Петюня» принял кинематографическую позу, прищурил один глаз, пытаясь сфокусировать прицел: видимо, алкоголь еще действовал в его крови. Дернул щекой… сейчас нажмет спуск…

Шварк! Быстрая размытая тень сбила прицел, выстрел грянул, но – мимо. Петюня ошарашенно пялился на пустой рваный рукав, из которого только что торчала его рука с пистолетом. Теперь эта рука лежала в полуметре от его ног, продолжая сжимать злополучный ствол.

Меня словно током ударило. Неужели…

Я, пользуясь моментом всеобщего шока, шагнул вперед и, не опасаясь за окончательную разрядку батареи, влепил тугой разряд силового поля во второго парня с пистолетом, пока тот не надумал его поднять. Парня оттолкнуло на пару метров, причем он даже не опрокинулся назад, просто отбежал: расстояние и слабость разряда сделали свое дело. Но теперь я уже боялся не за себя.

– Бегите, идиоты! – крикнул я остолбеневшим парням. – Пока живы! Маня! Ко мне!!!

Тут раздался такой вой, что и у меня холодная волна пробежала от затылка до ягодиц: выл парень, потерявший руку. Он, сжимая кровоточащий обрубок, сидел на корточках, уставившись на лежащую перед ним кисть, и выл, выл, выл…

Гивера напряженной пружиной остановилась между мной и застывшими в ужасе людьми. Припала к листьям, зашипела, словно из паровозного котла спускали пар. Это оказалось последней каплей: с дикими воплями отрезвевшие парни кинулись к машинам, оставляя сзади наполовину пришедших в себя «бутылконосца» и «кожаную куртку». Взревели моторы. Машины исчезли за поворотом, взметая листья. Следом, вопя, чтобы их подождали, похромали пострадавшие от силового излучателя. Процессию завершал скулящий и прижимающий к себе обрубок руки злополучный стрелок. Когда его поскуливание перестало доноситься из-за поворота, я расслышал за спиной тихое всхлипывание. Обернулся.

Вертлявый продолжал лежать на дороге, ногой под мопедом. Его прыщавое лицо было абсолютно белым, черты искажены. Гивера, не торопясь, подошла к нему, остановилась вплотную и зашипела прямо в трясущееся, перекошенное лицо, обнажая в жутком, нереально широком оскале несколько рядов конических голубых зубов. Я понял, что парень может умереть прямо сейчас от разрыва сердца, и нерешительно окликнул зверя, все еще не до конца веря, что гивера, к слову – порядком подросшая, – снова со мной.

– Маня?

Гивера повернула голову, весело блеснула глазами: мол, не мешай пугать засранца!

И правда: повеяло характерным запашком…

– Маня, негодяйка! Он же мне весь мотороллер изгадит! – Я присел на корточки, протянул руки: – Иди ко мне!

Маня, напоследок презрительно фыркнув в мраморную маску ужаса, на которой побелели даже прыщи, медленно двинулась ко мне. Она шла не торопясь, словно нехотя, только ее огромные глаза как-то по-новому сияли… и она, словно стесняясь этого блеска, опустив коническую морду, шла все медленнее и медленнее по опавшим листьям… Наконец, подойдя вплотную, она ткнулась широким лбом мне в грудь и замерла, держа свой роскошный пушистый хвост вытянутым параллельно земле. Я свел руки, обняв ее напряженное, словно одеревеневшее тело, зарывшись пальцами в густой теплый мех… На Манин лоб упала капля, скатилась по блестящему меху, упала другая… Я обнаружил, что плачу, обняв жестокого убийцу, опаснейшего зверя, который, расслабляясь, все теснее и теснее прижимался ко мне своим сильным гибким телом и вдруг тихонько замурчал.

Я первый раз услышал, как мурлычет гивера. Это не было похоже на мурлыканье домашней кошки, скорее это напоминало воркование голубя, смешанное с ворчанием собаки. Это было этакое переливистое, «музыкальное» мурчание, и я потихоньку начал осознавать, принимать мысль, что Маня действительно со мной рядом, что она сделала невозможное: выжила каким-то образом там, на Пионе, прошла через несколько миров, невесть сколько Переходов и нашла меня на Земле. Это было невероятно, фантастично, и… это была настоящая преданность.

Я обессиленно уселся прямо в листву, расставив неожиданно беспомощные ноги. Маня подняла морду и лизнула меня в подбородок, слово говоря: «Ну вот и я! Я нашла тебя, и наша маленькая стая снова вместе! Ты рад?»

– Ты зачем человеку руку откусила? – нахмурил я брови.

Маня невинно-недоуменно посмотрела на меня: мол, он же в тебя стрелять хотел! А если бы попал?

– Ты понимаешь, сколько теперь у нас проблем? Не могла просто немного покусать? – Я снова встретился с невинным, чистым Маниным взглядом и махнул рукой, поморщившись от боли в разбитой кисти. – Ладно, будем выкручиваться…

Я поднялся и подошел к пленнику мотороллера. От него уже слишком явно несло, и я, с трудом подняв мотороллер, – парень охнул – поспешил откатить его подальше, после чего бегло осмотрел двухколесную машину. Вроде чисто: значит, не просочилось, значит, штаны на вертлявом были неплохие.

– Слушай сюда, – весомо проговорил я продолжающему лежать и всхлипывать парню. – Вы откуда приехали?

Парень что-то просипел, кажется «Из Донецка»… или – «Из Днепропетровска»? Не разобрать. Ну и ладно.

– Предай своим дружкам, чтобы на полуостров больше не показывались, понятно? Ни ногой в Крым! Такие, как вы, и так его уже порядочно загадили.

Парень закивал, кажется начиная понимать, что сейчас его есть не будут.

– Иначе, – я ткнул пальцем в Маню, сидевшую в паре метров от парня и невинно наблюдавшую бесплатный спектакль. – Иначе «крымские дьяволы» – вот такие как она! – найдут вас и загрызут во сне, где бы вы ни спали, хоть на десятом этаже пансионата. Уяснил?

Маня лениво зевнула, выставляя напоказ свою великолепную костедробилку, которой могла позавидовать любая акула средних размеров. Парень стал потихоньку отползать, оставляя после себя явную полосу на листве. Я сморщил нос: штаны все-таки протекали.

Завести мотор у меня получилось с трудом: разбитая бутылкой кисть отказывалась управляться с ключом зажигания, и я даже не хотел думать, как буду крутить рукоятку газа. Маня, усаженная между моих ног на небольшой площадке, беспокойно вертелась, прибавляя мне хлопот. Наконец я тронул мотороллер с места, немного сжав ногами гиверу. Я решил ехать вверх, через перевал, опасаясь встретиться внизу с возвращающимися дружками вертлявого или с доблестной крымской милицией. В любом случае у меня будут проблемы, даже если свяжусь со Степаком и запрошу помощи. Я вывез, утаил и применил оружие из другого мира. А это – трибунал.

Хватит с меня трибунала.

Когда развязка исчезала за поворотом, я оглянулся и увидел, что вертлявый все так же и лежит на спине, провожая нас с Маней остановившимся взглядом. Что ж, на старости лет ему будет что рассказать внукам. И надеюсь, они не будут такими засранцами.

До дома татарина Василия я добрался без приключений. Подрулил к воротам гаража, выходящим на улицу, нажал на клавишу звонка, чтобы мне открыли.

Василий распахнул ворота почти сразу, словно стоял за створкой, ожидая моего сигнала. Внутри гаража не горел свет, но я, заводя мопед внутрь, не мог отделаться от ощущения, что татарин пристально и как-то по-новому рассматривает меня. Хотя что можно рассмотреть в опустившихся сумерках?

– Вера, гараж закрой! – крикнул Василий, подталкивая меня в спину, чтобы я шел побыстрее.

– Ты знаешь, что тебя ищут? – буркнул он, когда мы и нежелающая сидеть в гараже Маня вошли в дом.

Я внимательно посмотрел в его серые, но с ярко выраженной монголоидной складкой глаза. Татарин спокойно выдержал мой взгляд, покачал головой:

– Так смотришь, как будто я тебя уже выдал. – Он поцокал языком, скосив взгляд на мою правую кисть. – Руку твою лечить нужно. Веру не проси: я сам перевяжу.

– Кто меня ищет? – спросил я, заходя в снимаемую мной комнату. Гивера, проскочив передо мной, уже забралась на постель, где принялась сосредоточенно вылизывать свой хвост.

Я понимал, что стычка с пьяной оравой не пройдет для меня бесследно. Особенно из-за активного участия в ней Мани. Возвращаясь другой дорогой ипочувствовав кое-что по пути,я хотел только забрать свои вещи и исчезнуть из этой местности надолго. А желательно, исчезнуть с Земли.

Василий, у которого я снимал комнату, не вызывал у меня особого доверия, как всякий другой крымский татарин… ну… так же, как всякий крымский украинец, русский, еврей…

Даже афрокрымчанин, буде такие имеются, не мог бы заставить меня раскрыть сегодня перед ним душу.

– Тебя ищет милиция и еще кое-кто, патрули проверяют всех, кто на мотороллерах, – медленно проговорил Василий и уселся на стул в углу комнаты, наблюдая, как я молча вытаскиваю из-под кровати свой изрядно похудевший, но все еще огромный рюкзак, выкатываю из угла пластиковый кофр…

– Ты правильно сделал, что дождался темноты и пришел ко мне незаметно. Только… что за зверюга с тобой?

Я обернулся к татарину.

– Василий, мне не хочется, чтобы у вас с Верой были неприятности. Я сейчас расплачусь с тобой и уеду. Можете сказать, что я уехал еще днем… А сейчас будь любезен – выйди из комнаты – мне нужно переодеться.

Василий усмехнулся, отчего его глаза почти совсем исчезли.

– Может, тебе помощь нужна? Парень ты хороший, платил щедро… Я могу тебя кое-где спрятать на пару недель и пустить слух среди маршрутчиков, что видели, как ты сел в Симферополе на поезд.

Я снова попытался рассмотреть, что скрывают его серые глазки, но глубины татарского сердца остались сокрытыми от меня.

– Я знаю, за что тебя ищут, – продолжил Василий. – Свояк мой имеет края среди ментов, да и слухи ширятся… Ты правильно сделал, что разобрался с этими ублюдками, только неправильно, что с ними связался: у одного из них папа – прокурор, да и другие связи имеются… – Василий вдруг подобрался на своем стуле. – Только они недавно в кафе нескольким нашим ребятам головы проломили. Скандал замяли, но двое до сих пор еще в реанимации лежат, и неизвестно, что с ними будет, а с этих приезжих уродов – как с гуся вода. Не понимаю только, как ты умудрился им навалять? Вроде огнестрельных ран на них нет, только, говорят, у одного рука то ли оторвана, то ли отрублена… Ты что – спецназовец на отдыхе?

Я вдруг решился:

– Василий, мне не пересидеть – мне добраться до одного места в горах нужно, и сюда я заехал только за вещами. Ты можешь мне помочь выбраться из Гурзуфа? Я заплачу.

Татарин наклонился вперед, ухмыльнулся хитрой азиатской улыбкой.

– С мотороллером? С ним дороже будет.

Через пару часов старенький «ЗИЛ», благополучно миновав патруль милиции, не торопясь поднимался по серпантину горной дороги. Я сбросил накрывавший нас с Маней брезент, надел тактические очки, вгляделся в неторопливо проплывающую мимо местность и постучал по кабине.

Грузовик остановился, хлопнула дверца кабины, и над дощатым бортом появилась широкая физиономия Васиного племянника. Теперь предстояло сгрузить из кузова мой мотороллер, что мирно покоился между своими двухколесными собратьями, наполняющими кузов.

Идею спрятать мой мотороллер между другими предложил племянник Василия Николай. Молодой и стильно одетый парняга, чем-то напоминавший героя корейских боевиков, с восторгом отозвался, когда его дядя попросил помочь тайно вывезти из Гурзуфа и меня, и мотороллер. Мотороллеры привезли из пункта проката, где, по-осеннему было скудно с клиентурой и где работал друг Николая. Кузов «ЗИЛа» плотно набили китайским ширпотребом, а мою «Ямаху» поставили ближе к кабине. Там же примостился со своими пожитками и я, накрытый для маскировки куском грязного брезента. Выглядывая в щелочку, я наблюдал, как в кузов, сопровождаемая лучом фонарика, заглянула голова в плоской бейсболке, какими теперь заменили нормальные фуражки у милиции, пошарила лучом по скопищу колес, разноцветного пластика и рулевых рогов и исчезла с криком «Проезжай!». Действительно, древесный лист нужно прятать в лиственном лесу, муравья – в муравейнике, а…

Кстати, интересно, а как лист и муравья потом найти тому, кто их спрятал?

Вытащить мотороллер из кузова было еще той задачей: мы втроем с Василием и его племянником обливались потом, когда укутанный, во избежание царапин, брезентом металло-пластиковый конь наконец-то встал на землю обоими резиновыми копытами. Следом спустили рюкзак, спортивную сумку, которую я обменял на дорожный саквояж у Василия, пару канистр с бензином и одну – с водой. Маня, бодро шуршащая в кустах, отчего-то не захотела нам помогать.

– Ну, Алексей, – протянул мне руку татарин, – желаю не попадаться ни милиции, ни бандитам.

– Это тавтология, – заметил я, осторожно пожимая его руку: несмотря на то что моя правая кисть была заботливо обложена ватой, пропитанной какими-то целебными мазями, и тщательно затянута бинтами, ныла она препротивнейшей болью.

– Да, туфта еще та, – согласился татарин и прикрикнул на прыснувшего в сторону племянника: – Давай в машину лезь! Мопеды обещали до завтра вернуть, так что не думай, что на дискотеку успеешь!

«ЗИЛ», ворча изношенным мотором, скрылся за поворотом. Свет фар еще пару раз мелькнул за деревьями внизу, и я остался в практически полной темноте.

Вокруг было абсолютно безлюдно, но я не хотел рисковать, привлекая внимание, поэтому фонарик не включал. На ощупь расстегнул рюкзак, нащупал тактические очки в твердом футляре, щелкнул замочком мягкой дужки-оголовья… Ночь мгновенно отступила, предметы довольно четко обозначились в тусклом желтом мареве. Не шлем боевого комбинезона, конечно, но – тоже неплохо. На безрыбье и рак – рыба.

– Ну, Манька, – обратился я к выбравшейся из кустов гивере, – ты бы показала, где здесь Проезд. Как-то же ты сюда попала?

Маня, не желая посвящать меня в тайну своего появления на Крымском полуострове, деловито сунулась в рюкзак.

– Ну нет, – я оттолкнул хитрюгу. – Еды ты не получишь. Пока на Дорогу не выберемся. Понятно?

Маня фыркнула презрительно, словно говоря: «Не очень-то и надо!» – но – задумалась, видно было. Наконец она, явно приняв решение, затрусила вверх по асфальту, оглядываясь, зовя меня за собой. Я приторочил канистры с двух сторон багажника, надел рюкзак, поставил сумку на площадку между ног… Площадка теперь была ограждена двумя широкими брезентовыми ремнями по бокам – пришлось повозиться, крепя их, да и мотороллер уродливо смотрелся, но зато сумка была зафиксирована надежно, к тому же Маню не придется коленями держать, если посажу ее вместо сумки… Правда, теперь нужно перекидывать ногу через мотороллер, чтобы усесться в седло, но это – мелочи.

– Поехали.

Маня бежала неторопливой трусцой, принюхиваясь к листьям на асфальте. Приходилось ехать на минимальных оборотах, чтобы ее не обгонять. Я не включал фару – тактические очки достаточно просвещали темную крымскую ночь, и нас выдавало только мягкое жужжание японского движка. Так, не спеша, мы передвигались около получаса, петляя неширокой асфальтовой дорожкой, поднимаясь все выше и выше над морем. Я старался аккуратно объезжать выбоины в асфальте, что не всегда у меня получалось, так как листья неплохо их маскировали. Размышлял о том, что никто так и не обнаружил этого Перехода более чем за восемьдесят лет. То ли он слишком редко активировался, то ли рядом Проходимца не случилось…

Переход, или Выезд, или Проезд – как его ни назови… он был где-то рядом. Я ощущал это. Чувствовал, как человек посреди холодной зимы чувствует легкое веяние теплого ветерка. Словно где-то неподалеку была открыта немаленького размера дверь, через которую струились запахи, настроения,присутствиедругих миров. И эти признаки приближались. Ощущение близости чего-то иного – нет, не чуждого! – простодругого,возросло до максимума…

Гивера свернула с дороги, нырнув в темноту кустов. Здесь они росли не такой густой стеной, а значит…

Я осторожно, не тягой двигателя, а отталкиваясь ногами, провел мотороллер между кустами. Точно. Под слоем листьев, под слоем грязи изредка виднелись остатки потрескавшегося асфальта. Здесь раньше был поворот, но дорогу, по-видимому, размыло. Асфальт провалился местами, и его не стали ремонтировать, а положили новый отрезок дороги в стороне от разрушенного старого.

В стороне от Перехода в другой мир.

Я слез с седла и покатил мотороллер «вручную». Маня ждала впереди, сидя в позе спокойного ожидания. По мере приближения к ней ощущение Перехода стало настолько сильным, что я понял – еще несколько метров, и я либо проскочу в другой мир, либо просто миную эту невидимую грань, и тогда неизвестно, поймаю ли ее ощущение снова. А я не хотел ни того ни другого. По крайней мере – без подготовки. Да и дороги, по которой я продвигался, осталось всего ничего: буквально через несколько метров от меня она обрывалась, и неизвестно, какой крутизны там был обрыв. Видимо, обвал сверху снес часть дороги и продолжился вниз. И слава Богу, что Переход, или, если хотите, Выезд, остался с этой стороны: добраться до дороги по ту сторону обвала было бы затруднительно.

Пришлось вернуться назад к кустам. Поставив мотороллер на ножку-подставку, я снял с него рюкзак и сумку. Уселся на рюкзак и принялся выкладывать содержимое сумки прямо на листья. Зажег и поставил рядом крохотный фонарик, дающий рассеянный свет, который трудно было бы заметить со стороны. Маня заинтересованно подошла поближе и принялась тщательно обнюхивать выложенные мной свертки.

– Нельзя нам, Манька, без оружия в другой мир соваться, – поделился я с гиверой соображениями. – Может, там и нет ничего плохого, и попадем мы в цивилизованный и безопасный мир, ну, скажем, на главную площадь какого-нибудь мегаполиса. Но, скорее всего, окажемся в необитаемых и неприятных местах. Ведь Чаушев рассказывал, что беженцам пришлось пробраться через несколько миров, пока они не попали в Новый Свет…

Рассказывая это гивере, я собирал ружье, провезенное на полуостров в разобранном состоянии. Не просто ружье, а автоматический дробовик «Байкал МП-153», ижевского производства. Перезарядка ствола и взвод бойка после первого выстрела осуществлялись не «помповым» образом (при помощи передергивания подствольного кожуха), а за счет энергии пороховых газов. Так что, при большой необходимости, я мог стрелять из дробовика и с одной руки. Если только у меня это получится. Я ж не терминатор все-таки.