Текст книги "Ставка на Проходимца"

Автор книги: Илья Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Дробовик этот я купил еще до поездки в Крым. Купил на черном рынке, так сказать из-под полы, по причине отсутствия у меня охотничьего билета и прочих документов, позволяющих приобрести ружье в охотничьем магазине. Да и не удовлетворила бы мои потребности простая двустволка: мне большая огневая мощь была нужна. Сумму пришлось выложить весьма круглую, зато и дробовик был хоть куда. Не боевой полицейский вариант, но тоже ничего: вместо громоздкого, охотничьего, приклада – деревянная, но удобная пистолетная рукоять, вырезанная на заказ. Мастер, к которому я обратился, перебрал добросовестно весь дробовик, поменял кое-какие детальки и заверил меня, что ружье будет безотказное. Трубчатый магазин под стволом он удлинил с помощью специальной насадки, так что, вместо стандартных четырех, магазин вмещал аж шесть патронов. Да еще один можно было зарядить прямо в ствол через окно затвора. А три добавочных патрона двенадцатого калибра, заряженных картечью или жаканом, могли стать тем самым аргументом, что перевесит доводы моих предположительных врагов. Правда, мастеру пришлось заплатить немало, да и не добрался бы я ни до него, ни до подпольных продавцов дробовика, если бы не знакомства и рекомендации одного курсанта, с которым меня гоняли в лагере МТК. Можно было бы отпилить часть ствола, соорудив более компактный и удобный обрез, но я не хотел терять «дальнобойность» ружья, рассчитывая, при случае, и поохотиться из него – кто знает, как сложатся обстоятельства?..

Провозившись довольно долго – ну нет у меня особых навыков по обращению с оружием… да и травмированная кисть плохо слушалась, – я все-таки собрал дробовик. Развернул пачки с патронами, снаряженными крупной согласованной картечью (также купленными из-под полы), зарядил магазин. Потом – наполнил пояс-патронташ и нацепил его на себя. Надел сверху куртку из кожи плазмозавра… Не знаю, чем думали таможенники Компании, когда меня шмонали, но дорогущую пуле– и много-еще-чем-другим-непробиваемую куртку они прошляпили, что было весьма странно. Пригоршню крупного песка Дороги, спрятанную в потайной карман куртки, тоже не нашли. Зато реквизировали боевой комбинезон, жилет «личного медика», да и много других, таких нужных и полезных для меня сейчас вещей. Как ни странно, тактические очки мне после оправдавшего меня трибунала вернули, причем вместе с «Ударом»: Степак сказал, что у Компании достаточно таких образцов, и я могу утешаться своими игрушками. Я тогда принял все это как должное, хотя и обязан был насторожиться, так как «Удар» являлся довольно редким оружием даже для Шебека, и вцепиться в него Компания должна была намертво. Правда, Степак предупредил меня, чтобы я не мелькал «Ударом», сохраняя его существование в тайне.

Степак-Степак… какова его роль в происходящем, и почему он так меня оберегает – я не знал, предпочитая не морочить голову пустыми догадками, но просто подождать, пока ответы не найдут меня сами.

А вот рукоять «кото-хи», силового, или какой он там, кинжала, я сам отстоял: ныл, что это – ручка без лезвия, обломок шебекского ритуального меча, прихваченный на память. Хвала Творцу: никому не пришло в голову серьезно изучать рукоять. Иначе могу представить, как обрадовались бы ребята из Компании выросшему из гарды прозрачному лезвию! Хотя было у меня подозрение, что дорогой мой покровитель Степак во многом посодействовал тому, что эти вещи все-таки остались со мной. Как и тому, что я все-таки был выпущен из-за заборов МТК.

– Эх, Манька, боевой шебекский комбинезон бы сейчас, тот, что у меня отобрали… да штурмовой комплекс к нему. Да «хатан»-«метлу» – вместо мотороллера…

Или хотя бы – «гюрзу» в подмышечной кобуре для большей уверенности… да что там: я и «ПМ» прихватил бы с радостью. Так, на всякий случай…

Гивера равнодушно внимала моим жалобам, проявляя больше интереса к рюкзаку, набитому продуктами. Ну ей бы все есть, проглотке. По правде говоря, я, собираясь выбраться на Дорогу, не рассчитывал на гиверу. Придется везти ее на площадке между двигателем и рулевой колонкой, контролируя ногами, что не совсем удобно. Ладно, потом что-нибудь придумаю.

Я надежно прикрутил рюкзак к багажнику. Проверил, насколько хорошо держатся канистры с бензином по обеим сторонам мотороллера: неизвестно, как скоро я доберусь до какой-нибудь заправки, да и доберусь ли… да и есть ли заправки в том мире, куда я попаду…

Дробовик был надежно размещен в заплечном чехле, надетом так, что пистолетная рукоять оружия расположилась прямо над правым плечом. Удобно для быстрого выхватывания. На пояс, рядом с чехлом для рукояти кинжала, я нацепил широкий охотничий нож серии «Кизляр». Не бог весть что, но лучше, чем совсем безоружным.

Глава 9

Пора в путь-дорогу,

В дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем!

Песенка путешественника

– Я его нашел. Выезд на Дорогу.

Я слышал, что Люська сейчас заплачет. Ну не укладывалась в голове сестренки система Дороги, связывающая миры. Вернее, не укладывалось ее существование.

– Возвращайся домой, слышишь, Алеша?!

Я вздохнул, переложил мобилку в левую руку. Я понимал, что, выбравшись сейчас на Дорогу, я могу больше никогда не вернуться на Землю. Мне просто необходимо было убедить сестру. Десять минут назад я спросил у нее, хочет ли она уехать вместе со мной в другую страну, где я нашел хорошую работу, дом, невесту. Согласна ли она оставить своих друзей, работу… Правда, я обещал, что вместо того образования, что она хотела здесь получить, мы подберем ей другое, не хуже. И я не сильно кривил душой, понимая, что в целой гирлянде миров можно подыскать что-то подходящее Люське по вкусу. Самое странное, чтоона согласилась.То ли у нее на работе совсем тяжело стало, то ли что-то с друзьями не так, а может – что очень тоже вероятно! – она поругалась со своим парнем, который был (по ее словам) легкомысленным олухом. И теперь она очень даже рада будет сменить обстановку. Освежить, так сказать, свою жизнь. И, может быть, даже – найти кого-то, достойного ее…

Все хорошо, но язык мой – враг мой: после того как сестренка согласилась со мной уехать, я осторожно стал объяснять ей принцип Дороги и получил естественную реакцию непосвященного человека: поначалу – удивленное непонимание, а затем – испуг и острое желание позаботиться о моем здоровье. О психическом – в первую очередь. И правильно: я все-таки псих, что так ей все прямо рассказал. Ведь мог же просто пригласить в Крым, а затем просто провезти в Переход… Только просто… нечестно это как-то получается.

Вот такая вот «простота жизни»…

– Ты сейчас где?

– Люсь, я не могу тебе сказать. Мобилу могут прослушивать.

– Знаешь, как это называется?! – выдохнула Люська. – Синдром преследован…

Она словно подавилась последним словом. Помолчала немного, потом стала уговаривать:

– Я просто хочу знать, куда мне приехать. Пойми, то, что ты рассказал, так удивительно, что мне нужно самой все увидеть, и если это правда, то я, конечно же, поеду с тобой, куда бы ты ни отправился!

«Ага – сопроводишь меня в дурку, смачивая слезами смирительную рубашку на братце… и, главное – столько искренней заботы в голосе! Столько убеждения!»

Если бы Переход не был рядом со мной, то я, наверное, поддался этому голосу. Возможно, даже взял бы под сомнение все свои приключения: а вдруг все это действительно – бред больного мозга? Да и ощущение Перехода можно списать на воспаленное воображение… Такие вот «Игры разума» со мной в главной роли. Вместо Рассела Кроу. Только вот – я перевел взгляд на руку, с трудом откатил толстый кожаный рукав куртки…

«Спокойно, Проходимец, спокойно…»

На руке невинно поблескивал странный материал (то ли металл, то ли еще что) необычного нарукавья. Ну не снится же мне «Удар»! И придремавшая рядом, положившая голову мне на колени Маня – явно не мираж.

Стоп. Мираж!

– Алеш?

– Родная, да я на все согласен – ты приезжай только… Сама все увидишь. Только не говори никому, куда едешь, хорошо? Вещей с собой возьми – самое необходимое. Хорошие кроссовки, солнцезащитные очки и бейсболку – обязательно. Ты же отдыхать едешь? – Я постарался придать своему голосу бодрые нотки. – Да, подарок прихвати с собой. Я его хотел тебе на день рождения подарить, да он нам здесь пригодится.

Люська, следуя моим указаниям, нашла мой тайник и вытащила подарок, надела его на руку… Я вжал мобильник в ухо, ожидая реакции. И она не замедлила проявиться: сестра взвизгнула, я поморщился от громкого звука: точно – телефон уронила. Да и я бы уронил, если бы узрел голографическое изображение своей головы, поющей дурацкую песенку. Шебекский многофункциональный браслет. Я записал песенку-поздравление, чтобы потом удивить сестру. Удивил. Жалко, что у меня второго такого браслета нет: мы бы такой сеанс видеосвязи устроили… Хотя не факт, что эти шебекские игрушки будут на Земле адекватно работать.

– Что… что это?! – послышался сдавленный Люськин голос.

Бедная. Надеюсь, она не пыталась стряхнуть мою поющую и пучащую глаза голову со своей руки! Несмотря на трагизм ситуации, я чуть было не хихикнул.

– Это, родная, браслет видеосвязи из одного мира, где я был. Привези его, пожалуйста, – может пригодиться. Тем более что им можно неплохие фотографии делать. Как мобилкой. Только ты уж поспеши, ладно? Не трать ни минуты зря: вечером куча поездов до Симфи… Прибудешь около четырех или пяти утра. И не бойся потратить отложенные деньги. Бери любые такси, чтобы добраться до побережья…

Я вздохнул. Жалко, что из нашего города нет ежедневных авиарейсов в Симферополь. Что ж, придется ждать здесь, в горах, вместе с Маней около десяти часов. Но это того стоило.

Люська помолчала немного, тяжело дыша в трубку.

– Я постараюсь приехать побыстрее.

Когда на рассвете мой мобильный зазвонил, дисплей сообщил, что «номер абонента скрыт», а вместо сестренкиного голоска раздалась кисло-унылая речь Андрея Ивановича Степака, моего дражайшего куратора, я сразу понял, что с Земли придется уходить одному. То, что меня отслеживают по сигналу телефона, также было абсолютно понятно, но отказать себе в возможности поболтать со своим куратором я не захотел.

– Алексей, куда ведет Проезд? Боровиков и Лапшич ждут тебя с той стороны? С транспортом?

Я вздохнул, пожал плечами, словно Степак мог меня видеть. Хотя… кто его знает, может, и мог.

– Вам так важно, где они? Я же отвечал на допросах, что не знаю. И полиграф проходил…

– Сколько у вас еще фрагментов Дороги?

– Пять тонн, – ехидно ответил я. – Не считая того, что рассыпалось по дороге.

Степак долго молчал, словно он обсасывал каждый неучтенный камешек. Нет, я понимал, конечно, что такой груз был бы неизмеримо важнее, чем прицеп алмазов, но нельзя же настолько погрузиться в сказочный мир фантазий, чтобы предполагать подобное!

– Вы что, действительно считаете, что Данилыч везет полный прицеп Дорожного щебня?

Куратор продолжал молчать, видимо обдумывая ситуацию. А минуты тикали. Интересно, у Степака безлимитный тариф? Блин, о чем это я? Нашел о чем думать! Ага, шум вертолетного двигателя снова нарастал. Этот шум, то приближающийся, то уходящий вдаль, я слышал уже на протяжении получаса, и он наводил меня на определенные, но не очень радостные мысли. Вертолеты обычно не летают ночью над Крымскими горами. Этот наверняка был оборудован инфракрасными сканерами и всякой прочей дребеденью, причем – соединенной со стволами пулеметов. Знаем, наслышаны. Только вот не будут они дырявить шкуру драгоценного Проходимца, знающего что-то, что может принести миллиарды. Постараются по-другому меня взять. Это называется – «деловой подход».

Наконец я снова услышал в наушниках гарнитуры унылый Степаковский голос:

– Алексей, МТК неважно, что они везут. Они повязаны с Компанией договором и обязаны его исполнить. Как контрактники-военные. Иначе они будут считаться дезертирами. А как с дезертирами поступают? По законам военного времени?

– Сейчас не война, – буркнул я, поглядывая на Маню.

Гивера была сейчас моим единственным дозорным, моим детектором движения, моим живым сканером. С того самого момента, как Степак позвонил мне и сказал, что сестру я не увижу, я был готов в любую секунду сорваться и уйти в Переход. Но мысль о Люське еще держала меня на этом крымском склоне. Конечно, Степак этого и добивался. Только знал ли он, что я так близко к Переходу? И что…

– Сейчас экономическая война, – ответил Степак. – А ты – большой козырь в этой войне, как добытчик фрагментов Дороги. Неужели ты думаешь, что с тебя хоть на мгновение сняли слежку?

Я промолчал. Я ведь действительно так думал. Поверив в «доброго дядю Степака». Хотя почему он злой? Просто мужик делает свою работу. Так же как и я в прошлом горбатился за монитором в офисе. Только вот я «свою работу», в отличие от других, поменял. Стал Проходимцем – пусть и благодаря Степаку. Но, став Проходимцем, я больше не хочу работать на какого-то дядю, контору, страну… Я хочу работатьна себя.И работатьдля людей.

– То, что мы знаем про Переход, думаю, ты понял. Видишь, Алексей, – ты вновь приносишь пользу. У нашей ненаглядной родины будет еще один Переход.

Как-то с сарказмом он это сказал. Словно родина ему давно поперек горла встала…

– Меня интересует другое, – сказал я, – что будет с Людмилой?

– Да ничего, – хмыкнул Степак. – Ей популярно объяснили, что ты похитил сверхсекретную разработку голографического проектора и разыскиваешься Интерполом. Плюс – немного головой тронулся. Так что мы тебя спрячем понадежней, полечим основательно, а через каких-то несколько лет вернем в целости и сохранности. Здо-ро-вым. Она нам только благодарна будет. Нет, конечно, существует вариант, что тебя нечаянно пристрелят при оказании сопротивления аресту… Но ведь мы не желаем такого исхода, верно?

– Скажите, Андрей Иванович, – я решил еще немного прояснить ситуацию, – Пион закрылся полностью,навсегда,понимаете? Даже я туда не проникну со всем своим везением – какой тогда во мне смысл?

– Принцип, – ответил Степак. – Все дело в принципе. Видишь ли, если Проходимцы начнут уходить из Компании… – Он сделал небольшую паузу. – Твой случай – прецедент, а у положившего начало могут найтись последователи. Пойми, ты не водитель, штурман, охранник, ты не торговец, ты – Проходимец. Самый ценный человек для работы МТК. Потому что – редкий. Если начнут бежать Проходимцы… н-да… Как и все коммерческие структуры, Компания в первую очередь беспокоится о своем имидже и кармане, аее карман…

– Понятно. – Я увидел, что Маня встала, напряженно вслушиваясь и нюхая воздух. – Что ж, мне пора. Только… знаете, принципы, придуманные людьми, рано или поздно дают трещину. Невозможно удержать жар за пазухой – все равно прогорит.

– Ты все проповедуешь, – Степак выдохнул в трубку. – Компания надеется, что трещина будет расширяться очень долго. Тем более ты знаешь, все эти современные клеи такие прочные, всяэта химия…

Столь явное ударение на слово «химия» меня насторожило. Похоже, Степак продолжает меня незаметно курировать. Прикрывать своего глупого «птенчика». Что ж, похвально, если так. Только знать бы еще, на кой ляд сдалась ему эта забота обо мне? Не иначе как из каких-то цинично-меркантильных интересов. К слову, мою попытку вывезти сестру с Земли он все же сорвал. Хотя не факт, что это именно его инициатива…

– Маня, – я живчиком вскочил в седло мотороллера, – сюда, быстро!

Я не знал, сколько еще у меня времени: минуты? Секунды? То, что нас с Маней вполне могли травануть какой-нибудь тактильно действующей (то есть всасывающейся через кожу) дрянью, было очень реальным вариантом. Тут уж дыхание не задержишь – смысла нет.

– Мызин, это бесполезно: мы все равно тебя найдем, – продолжал нагонять атмосферу Степак. – Найдем в любом из миров. Ты же понимаешь, что Компания не откажется от своих интересов, Проповедник. Гораздо разумнее сотрудничать. Да икарман пустым не будет…

Позвав Маню, я покатил мотороллер по опавшей листве. Между листьями проглядывал асфальт, что особенно меня радовало: ведь асфальт был оранжевого оттенка. Под стать листьям. Такой вот сплошь осенний дизайн… Стоп! А чего это Степак так на карманах зациклился? Да и Проповедником меня назвал, а это прозвище мне дал Ангел Зоровиц, и известным оно могло быть разве что среди контрабандистов Дороги. Нужно будет потом куртку проверить, так – на всякий случай… или – лучше сейчас?

Я точно знал, что в больших, объемных нижних карманах ничего особенного нет: сам их наполнял всякой полезной всячиной, вроде зажигалки, бинта с лейкопластырем, нескольких пачек жвачки и пакетика вяленого инжира… А что же касается внутренних карманов (я зашарил руками по подкладке куртки, сделанной из какого-то хитрого материала, не пропускающего удары к телу), то там ничего не было, кроме паспорта и универсальных плоскогубцев с набором отверточных насадок… Стоп. Плоскогубцы! Я твердо помнил, что клал их – германские, надежные, не чета китайскому «пластиковому» металлу – вместе с другим инструментом в бардачок мотороллера. Что же тогда у меня в кармане?

Вытащив из кармана портативный автошприц, я озадаченно уставился на него: когда и кто его туда положил? Неужели я все это время не замечал его, так как нечасто носил эту куртку, или мне его подбросили совсем недавно, возможно, даже в Крыму?

Повернув автошприц, я заметил, что к одному его боку приклеена полоска белого лейкопластыря, на которой было написано мелко:«Используй только при газовой атаке, иначе лекарство убьет тебя».Что ж, забавно. Значит, Степак продолжает заботиться обо мне. Или – это ход, чтобы меня выключить? Может, в этом шприце – мегаснотворное, и, применив его, я проснусь на шконке в стерильном боксе какой-нибудь тюряги спецслужб? Вот и думай, Проходимец… только… блин… когда же все-таки мне его подкинули?!

Чертя волнистую дымную дугу, первая граната шлепнулась совсем недалеко от меня. Маня шарахнулась от нее как черт от ладана, исчезла в кустах. Я тут же набрал полную грудь воздуха, снял с подножки мотороллер. Дурак и еще раз дурак! Чего было ждать?! Нужно было уходить сразу, как только понял, что Люську не пропустили! Новые дымные дуги мелькнули справа и слева. Ну ребята дают: засеивают газовыми гранатами местность, как будто тут не один человек, а целый взвод десантников-коммандос укрывается!

Цилиндрическая граната шипела. Дым, валивший из обоих ее торцов, тут же становился прозрачным, невидимым, словно растворялся в горном крымском воздухе. Я не дышал, но это не помогало: кожа на открытых участках тела стала гореть, словно ее наждаком терли. Точно – тактильно действующая отрава. И, кажется, я уже начал «плыть»: кусты перед глазами медленно пошли в сторону… сейчас как грохнусь с мотороллером… Я прижал к шее цилиндр автошприца, как учили в учебке для Проходимцев, и вдавил кнопку на торце. Пш-шик! Господи, да как же больно-то! Какую кислоту я себе всадил?!

Шея моментально одеревенела, через несколько секунд сердце заколотилось как сумасшедшее, словно пытаясь раздвинуть грудную клетку, по телу прошла волна дрожи, я непроизвольно хватанул отравленный воздух ртом и…

Мне стало легче. Жар на коже прошел, сменившись приятной прохладой, и у меня промелькнула ехидная мыслишка, что человек все-таки крайне испорченное существо, раз пытается найти удовольствие в симптомах отравления и противодействия этому отравлению другой химической дряни. Мысль эта мелькнула и тут же испуганно испарилась, так как в кустах что-то сильно зашуршало.

«Точно, – устало подумал я, – группа захвата пошла в атаку. Рыпаться теперь смысла нет: эти не упустят. И не видать мне Дороги и Илоны как своих…»

Однако «кустовый шуршун» не спешил выскакивать с автоматом наперевес и с сакральным: «Руки за голову, лежать, гнида!» Скорее, наоборот: шуршание и треск ломающихся веток немного отдалились от меня, словно «шуршун» оступился и поехал вниз по склону. Наконец, женский вскрик, раздавшийся после особенно громкого треска, озадачил меня ровно настолько, что я застыл на месте с задранной ногой, которую так и не спустил по другую сторону сиденья мотороллера.

– Ле-ешка-а-а! Ле-е-еш!

Дурак на одной ноге! Это же Люська!

Бросить мотороллер, обиженно упавший набок в листья, пробить собой кусты и вытащить сестренку вверх по склону – было делом нескольких секунд, хотя кисть правой руки и скрутило мерзкой тупой болью. Люська испуганно-ошарашенно пялилась мне в лицо своими серыми глазищами, помогала мне тащить себя вверх по склону и только возле мотороллера обняла меня, уткнулась носом в куртку из шкуры плазмозавра и заревела в три ручья.

– Леш, он меня привез, сказал – может, понадоблюсь… когда тебя брать будут: мол, ты психический… я могу пригодиться, чтобы успокоить… А эти… солдаты… стали стрелять гранатами, сами в противогазах и на меня надели… А потом посрывали маски, кричат так страшно, попадали на землю… Он тоже снял маску, говорит: «Беги, девочка, вверх по склону, к брату. Убирайтесь отсюда. Данилычу передай…» – тут Люська немного замешкалась, вспоминая, даже всхлипывать перестала, – «Данилычу передай – все прошло нормально!» И – тоже упал! Я и побежа-а-а…

Люська забилась, зашлась рыданиями. Надо же. Неужели Степак все-таки меня прикрыл? Смухлевал с газом, выведя из строя группу захвата?

– Люсь, Люсь, успокойся! – Я потряс сестренку так сильно, что у нее голова заболталась. – Тебе что-то кололи?

Люська озадаченно уставилась на меня полными слез глазами. Закивала, разбрызгивая слезы.

– Он сказал – это успокоительное. Только та-ак больно было-о…

И от обиды, что так было больно при уколе, Люська опять зашлась рыданиями, потянулась ткнуться в наплаканное место в моей куртке…

Я увернулся. Подхватил мотороллер с земли, уселся в седло.

– Садись! Быстро!

Люська покорно полезла за мою спину. Всхлипы еще терзали ее, но было похоже, что свою потерянную голову она уже нашла и подобрала.

Все-таки молодец у меня сестренка! Другую бы пришлось насильно сажать, да еще и привязать, чтобы не свалилась…

Люська громко вскрикнула, дернула меня за плечо. Перехвалил… Ага: это из кустов показалась Маня и завертелась возле мотороллера. Действие газа прошло? Тогда сейчас спецназовцы повалят…

Люська что-то бормотала про зверя: Маня, встав столбиком, жизнерадостно скалила многорядную зубастую пасть. Ничего, сестренка, привыкай к моему мохнатому акуленышу! Я нагнулся и, поднатужившись – тяжелая стала! – поднял и посадил гиверу на сумку за рулем, повернул ключ и тронул мотороллер с места. Японская игрушка послушно побежала по оранжевеющему меж листьями полотну. Интересно, сколько еще у меня времени? Минута? Может, меньше? И одна ли была группа захвата или меня предусмотрительно «зажали в клещи»?

Мы катились прямо навстречу обрыву – оставалось чуть больше двух-трех сотен метров. Люська что-то пискнула и еще крепче обняла меня руками: вероятно, увидела, что у нас впереди. Я-то знал, так как ночью ходил в ту сторону, что обрыв не особо крутой – так, каменистая осыпь, – но без головы остаться можно запросто. Мне же было важно то, что за несколько метров до обрыва ощущение Перехода достигало своего пика, а дальше…

Дальше оранжевый асфальт перетекал в обыкновенный – старый и потрескавшийся, затем этот асфальт обрывался, нависая над осыпью, и восстанавливался он только через несколько десятков метров провала. Вот до обрыва этого старого асфальта мне и нужно было «протиснуть» в Переход самого себя с Люськой, Маней, мотороллером…

Над головой профырчал вертолет, сейчас мне не видимый. Ищут, болезные, стараются: как бы палить не стали! И хорошо, что над дорогой, подходящей к Выезду, так густо переплелись кроны деревьев: с вертолета было бы плохо целиться, если бы его экипаж имел приказ стрелять на поражение. Хотя, в принципе, могли просто-напросто и сетью-ловушкой пальнуть: остановили бы мотороллер в два счета. Ай, спасибо вам, крымские сосенки да дубки!

– Мызин, – снова забубнила гарнитура (голос был чужой, не степаковский), – это бесполезно! Ты же должен осознавать, что, даже если ты уйдешь в Переход, мы все равно тебя догоним. С нами – профессиональный Проходимец, и он проведет за тобой группу захвата, куда бы ты… – И тут мой убедительный оракул вдруг сбился со своего пророческого слога. – Постой, ты что – на мотоцикле?!

– Типа того, – буркнул я. – Прощайте, дорогой товарищ! Идеи мирового марксизма-ленинизма не для меня. Привет Степаку!

Мотороллер был одним из моих сюрпризов: пешим меня сто процентов бы догнали. Второй же заключался в том, что Переход закрывался. Нет, не насовсем, не так, как на Пионе. Просто этот Выезд с Земли действовал, как и остальные на нашей планете, – циклично. И я каким-то непонятным образом ощущал, что меня-то с сестрой он еще пропустит, но моих преследователей – вряд ли. Откуда я это знал? Просто знал – и все тут. Хотя у меня создалось впечатление, что этот Проезд, или Выезд, – как угодно! – в какой-то непостижимый краткий момент пообщался со мной. Исогласилсяподождать закрываться.

Обрыв приближался. Однако непросто пришлось беженцам от революции, когда они шли через него около ста лет назад! Или тогда дорога здесь целой была? Мне оставалось проехать всего около пятидесяти метров, когда из-за кромки обрыва показались распрямляющиеся силуэты людей с направленными на меня автоматами. Горная дивизия «Эдельвейс», блин. Очень некстати.

Главное, чтобы они не стреляли. Возможно – не было команды, но, скорее, – эффект неожиданности: мое появление на ярко-красном мотороллере, с Люськой за спиной и с Маней за рулем явно озадачило «встречающих». Только бы успеть до того, как они опомнятся от удивления и нажмут на спусковые крючки…

Куртка выдержит удар пули, но одно попадание – и я слечу в сторону, не пройдя Переход. Одно попадание – и мотороллер по инерции сорвется с обрыва и…

Время замедлилось. Мягкий толчок в солнечное сплетение, внезапный жар в ладонях… Я уже знал признаки Перехода. К ним добавился только тонкий Люськин визг.

Силуэты стрелков вдруг подернулись дымкой. У одного из них, не надевшего, как остальные, черную шапочку с прорезями для глаз и рта, явственно отпала челюсть. У других, скорее всего, – тоже, но – под шапочками.

Думаю, и я бы весьма удивился, если бы парень с девушкой и какой-то здоровенной куницей, едущие на мотороллере прямо на меня, вдруг растаяли в воздухе между черных туманных струй. Для них, внешних наблюдателей, – черных. Для меня же Переход, ранее непроницаемо-угольный, совсем недавно стал серым. Словно густой и тяжелый туман утром: вроде – темно, но что-то уже видно, хоть и очень-очень смутно. И ощущения мои были уже иными: нет той паники, что охватывала меня ранее, нет мучительных попыток вырваться из Перехода как можно скорее. Теперь я просто шел и размышлял, ожидая, когда растает серая мгла вокруг. Шел, ведя за собой, словно за руку, Люську, Маню… Даже мотороллер я чувствовал, только ощущался он как-то странно: словно бы стокилограммовый механизм уменьшился до игрушки, положенной мною в карман, будто не я ехал на нем, а он был переносим мною. Хотя… возможно,здесьтак и было.

Не знаю, сколько попыток предпринял штатный Проходимец группы захвата, пытаясь провести погоню вслед за нами. И слава Богу, что я не слышал всевозможных эпитетов, которыми награждали меня и того злополучного штатного Проходимца. Мне его было не жаль – нечего своих преследовать! – а проклятия и маты в мой адрес остались на многострадальной Земле. Земле, которая и так стонала от гнета грехов человечества. Вот когда-нибудь она не выдержит, капнет последняя капля, переполняя чашу терпения, и тогда… тогда и наступит Судный день. Только наступит уж никак не в две тысячи двенадцатом году, как предсказывал календарь язычников-майя. Старушка-Земля еще потерпит, мучаясь болезнью человечества. Поскрипит еще, болезная, – слишком крепко сделана, сразу не развалишь… Ого! Ярковато, однако!

Так думал я, вылетая из темно-серого тумана Перехода в ослепительно-яркий полдень.

Полдень другого мира.