Текст книги "Нюма, Самвел и собачка Точка"

Автор книги: Илья Штемлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

И вправду, темные пятнышки под глазами собачки, точно капельки слез, на мгновение тронули сердце бывшего экспедитора Торгового порта…

Но вид разбросанных по комнате глиняных черепков и вой орущей на шкафу кошки заставил Нюму трезво оценить ситуацию перед возвращением с почты соседа.

– Забирай свой зоопарк и проваливай! – вскричал Нюма. – Сейчас же!

– Куда же я собачку, сам подумай, Нюма! – захныкал Дима. – И кошка не слезет, пока тут Точка…

– Оставь ты эту чертову Точку! – бушевал Нюма. – Забирай свою котяру, и чтобы духу вашего тут не было!

Во гневе Нюма был страшен. Его обычно добродушное круглое лицо покрыли сизые пятна, глаза зарылись под густые брови.

Испуганный шмендрик Дима оторвал от груди щенка и перенес на пол. Едва оказавшись на полу, Точка выскочила в коридор и исчезла в его сырой сутеми…

– Опять! – взвыл Нюма и бросился следом, крикнув через плечо, чтобы шмендрик немедленно вернул в баул сволочную кошку, а он пока разберется со щенком…

Точки нигде не было. Ни в коридоре, ни на кухне, ни в прихожей. Возможно, щенок заскочил в его комнату сквозь распахнутую дверь, за которой виделось нагромождение разных предметов, и любой из них мог скрыть перепуганную собачонку…

Нюма придал своему голосу максимально подхалимскую интонацию. Последовательно переходя от кровати к кушетке, к тумбе с телевизором, к старинному платяному шкафу работы мастера Ратнера… С отчаяния подергал кисти абажура, разгоняя по комнате запах лежалой пыли. «Вот блядь-собака!» – в сердцах выкрикнул Нюма. Но комната ответила лишь тишиной стен метровой толщины…

Отчаявшись, Нюма вернулся в комнату соседа. Дима сидел на табурете.

Помеченные свежими царапинами, его руки придерживали на коленях баул, откуда доносился глухой рокот…

– А где Точка? – нагло вопросил шмендрик и повторил: – А, Нюма? Где Точка?

Его глазенки смотрели на старого Нюму с особым расположением и лучезарностью. В жизни Нюма не встречал более скверного и проказливого мальчишки…

– Убирайся домой! – крикнул Нюма.

Шмендрик Дима с готовностью вскочил на ноги.

– Нет, стой! – скомандовал Нюма. – Собери все эти осколки! Живо! И выброси в мусорный бак.

Дима оставил баул и, боязливо оглядываясь на разгневанного старика, принялся проворно собирать на газету остатки кувшина…

Вскоре мальчишка ушел. Нюма вернулся в свою комнату, сел в кресло и принялся гадать, куда сквозанула проказливая собачонка. А может, она и не в комнате, а где-нибудь в коридоре… Еще он думал о письме, что получил сосед из заграницы. Не потому ли в последние дни он с таким нетерпением ждал появления почтальона… Вязкая дрема окутала сознание Нюмы. Веки набухали тяжестью, наплывали на глаза. Сквозь полусонное состояние он слышал стук входной двери, шаги соседа… Еще Нюма подумал, сразу ли заметит сосед пропажу кувшина? Конечно, придется рассказать Самвелу, как все произошло, пока тот ходил на почту… Не напрасно ли он выбросил в мусорный бак разбитые черепки? Может, и они дороги соседу? Но что сделано – сделано…

Уснул он или только задремал, опустив руки вдоль кресла, но ясно почувствовал, как пальцы левой руки тревожит какое-то касание.

– Точка, – пробормотал Нюма, не раскрывая глаз. Потом открыл глаза, повернул голову и глянул на пол. – Точка ты моя, Точка, – проговорил Нюма. – Кушать хочет маленькая собачка под названием Точка, да?

Собачка оставила пальцы старика и тихонечко заскулила, глядя вверх мокрыми коричневыми глазами.

– Что же ты пряталась? Боялась? – Нюма принялся вызволять себя из кресла. – Сейчас я тебя чем-нибудь угощу. Потерпи еще немного…

Нюма пошел на кухню. Следом по линолеуму коридора послушно заклацали коготки собачонки…

– Чем же тебя мостить? – вслух размышлял Нюма. – Даже стыдно, честное слово… Может, супешник попробуешь из свиных хрящей? Как ты относишься к свинине?

Точка присела на задние лапы и, тихонечко поскуливая, наблюдала, как Нюма ищет, во что налить ей угощение. Наконец старик нашел пустую жестяную банку из-под «Балтийской сельди». На первых порах самая что ни на есть подходящая посуда для собачки. О чем Нюма и известил Точку, которая внимательно следила за его руками…

Запах супа довел собачку до неописуемого возбуждения. Точка кругами заметалась по кухне, не зная, куда Нюма поставит еду…

– Да погоди ты! – укорял Нюма. – Ведь опрокинешь. Где я тебе еще раздобуду жратву? Думаешь, так просто?

Нюма определил место под раковиной. Собачка налетела на банку, сгоряча сунув в нее обе передние лапы…

– Извини, суп холодный, – улыбался Нюма. – Спички у соседа…

– Что ты ей жалуешься? Что она обо мне подумает? – серьезно проговорил Самвел. – Вот спички.

Нюма оглянулся. Сосед стоял в дверях кухни. В протянутой руке он держал спичечный коробок.

– Подкрался, как шпион, – растерялся Нюма.

Самвел приблизился к щенку. Зарывшись мордочкой и обеими лапами в банку, Точка оставила на обозрение пухлый задок под изогнутым хвостиком…

– Басовый ключ, – определил Самвел. – В нотах есть музыкальный знак – басовый ключ. Похожий на ее хвост.

– Эго хвост формой похож на ключ, – пополнил Нюма.

– Еще положи ей из моего казана, – предложил Самвел. – Рисовую кашу с тушенкой.

– Рис кушать маленьким собачкам вредно. Запор может быть, – ревниво отозвался Нюма. – Да еще с какой-то тушенкой.

– А свинину ей кушать можно? – со значением вопросил Самвел. – Кстати, какой нации эта Точка? Об этом подумал?

– Может, шпиц. А может, дворняга, – уклонился от диспута Нюма. – Ты какой будешь нации, Точка?

Собачка подняла мордочку. Посмотрела на Нюму, посмотрела на Самвела. И вновь зачастила язычком по дну банки…

– Ладно, подкинь ей свой рис, – разрешил Нюма.

– Ара, ты что, один здесь хозяин?

Самвел поднял крышку казана, захватил черпаком увесистую горсть каши и плеснул в банку.

Часть каши попала Точке на уши. Собачка встряхнула головой…

– Аккуратнее, дорогой, – не удержался Нюма. – В нашей квартире душ не работает.

Самвел искоса зыркнул на соседа и ушел к себе в комнату. Вернулся он, брезгливо придерживая пальцами кусок траченного молью старого паласа.

– Вот. Пригодился. Сто лет лежал, наконец пригодился, – проговорил Самвел. – Куда положить?

– Наверное, в прихожую.

– Ара, ты что?! Вдруг велосапет упадет.

– Тогда в коридор.

– Нет. Лучше всего тут. На кухне. Под раковиной.

– Ладно. Пусть на кухне, – согласился Нюма. – Стели.

Самвел принялся складывать поудобнее палас. Точка подняла мордочку и внимательно посмотрела на старика…

– Понимает, – довольно проговорил Самвел. – Умная собачка. Наверное, из вашей нации.

– У вас тоже не дураки, – великодушно ответил Нюма.

– Не забыл, скоро начнется футбол? – Самвел ладонями проминал лежбище собачонки.

– А кто отдаст мне долг за вчерашнюю игру? – произнес Нюма. – Пушкин? Я счет отгадал. Ты проиграл – плати. Дело чести.

– Ладно тебе, Нюма. Десять рублей, понимаешь. Это полкило судака на Сытном рынке.

– Вы посмотрите на него! Ему десять рублей не деньги! – воскликнул Нюма. – Ты давно покупал судака на рынке? Мороженая треска из домовой кухни, вот твоя еда. И то после драки! Проиграл пари – плати!

– Интересно! – возмутился Самвел. – А этот палас? Он, знаешь, сколько стоит? Старинная работа карабахских мастеров… Они самому Микояну палас подарили на день рождения…

– А Микоян подарил Хрущеву… А Хрущев Брежневу… А Брежнев кому? Черненко? Или кто еще из этих мудозвонов? Кто там еще дарил кому палас? Знаю одно – при Горбачеве палас достался Точке. И тоже карабахский…

– Точка достойная собака, – согласился Самвел и погладил теплую спинку щенка. Потом изловчился, ухватил руками тельце, приподнял и перенес на палас.

Очутившись на подстилке, Точка улеглась на живот и вытянула передние лапы, белые, помеченные темными ободками. Приподняла мордочку и с признательностью посмотрела на своих благодетелей…

– Теперь и у нас есть собака, – проговорил Нюма.

– Да. И у нас есть, – подтвердил Самвел.

«Сказать о кувшине или нет? – подумал Нюма – Нет, не скажу… Как-нибудь потом».

Футбольный матч оказался неинтересным. Игроки бродили по полю неохотно, лениво, с оглядкой друг на друга. Подолгу спорили с судьей, получали желтые карточки безо всякой злости, даже с довольным видом…

– И это грузины?! – возмущался Самвел. – Дворовая команда, клянусь мамой…

– Что ты хочешь? У них тоже перестройка, – вразумлял Нюма. – А белорусы никогда прилично не играли…

– Белорусы – да. Но грузины! – Самвел с досадой хлопал ладонями. – Ара, пас давай, кацо! Пас дай этому дебилу под номером пять… Не дает пас!

– Жадный, – соглашался Нюма. – Он сам себе пас не даст.

– Не могу смотреть! Все! – объявил Самвел. – Спать пойду. Все! Потерянный вечер, клянусь мамой! Даже чай пить не буду. – Голос Самвела изменился: – А ты что тут делаешь?!

Нюма оглянулся. Из проема двери высунулась мордочка Точки.

– А ну, иди к себе! – строго прикрикнул Самвел.

Точка вскинула голову, искоса взглянула на Нюму, словно желая убедиться, что и Нюма не одобряет ее присутствие в комнате.

– А ну иди к себе! – повторил Нюма. – Игра неинтересная. Иди к себе!

Точка покорилась. Из коридора донеслось затихающее клацанье ее коготков…

– Очень умная собака, – решил Самвел. – Думаю, что даже не вашей нации.

– А тем более не вашей, – согласился Нюма.

– Думаю, что это какой-нибудь сиамский терьер, – произнес Самвел.

– Сиамских терьеров не бывает. Есть сиамские коты, – поправил Нюма.

– Еще есть Сиамские близнецы, – не сдавался Самвел. – Все! Иду спать. Завтра у меня тяжелый день. Получил письмо от племянника.

– Из Америки? – спросил Нюма.

– Из Калифорнии! – Самвел со значением вытянул палец. – Из города Лос-Анджелеса.

Самвел помолчал. Он боролся с собой – рассказывать о содержимом письма или нет…

– И что он пишет, твой племянник? – подталкивал Нюма.

– Предлагает заняться бизнесом.

– Бизнесом? Тебе? – опешил Нюма.

– Такой дурак, мой племянник, – обескураженно проговорил Самвел. – И отец его такой же был аферист. Как за него пошла моя сестра, даже не знаю.

Самвел махнул рукой в знак безнадежной глупости племянника и направился к себе.

Тем и закончился вчерашний день…

Утром соседи встретились на кухне…

Самвелу предстоял нелегкий день, если начинать дело, задуманное его племянником Сережкой. Ночью, ворочаясь в постели, Самвел поначалу решил, что предложение племянника полная чепуха. Потом, поразмыслив, сообразил, что в предложении есть определенный смысл. Но и этот вывод продержался в сознании Самвела недолго. Так, бросаясь из крайности в крайность, Самвел порядком измучился… Надо посоветоваться с Нюмой. У этих евреев на подобные дела голова хорошо варит. Конечно, и мы, армяне, им не многим уступим, но эти евреи, известное…

Самвел поглядывал через плечо на Нюму…

– Слушай, сосед, чем Точку будем кормить? – спросил он.

– Гречневую кашу варю, – ответил Нюма. – На ее долю тоже.

– Давай так. Сегодня ты ее кормишь, завтра я, – предложил Самвел.

– Давай, – согласился Нюма. – Я по четным дням, ты по нечетным.

Для закрепления соглашения Нюма взял карандаш и подошел к плакату-календарю за 1988 год – год, когда умерла его жена Роза…

– Вот. Сегодня восьмое число, четное, мой день, – сказал Нюма. – Твой завтра, девятое.

Самвел кивнул. Он думал, как втянуть соседа в серьезный разговор. Главное, не создать впечатление в особой своей заинтересованности. Вроде между прочим, вроде ничего особенного. А то, чего доброго, пойдут сплетни. Одна эта татарка-дворник Галина такое дело раздует…

Самвел все поглядывал на соседа, примериваясь, с чего начать разговор…

Что он на меня посматривает, в то же время думал Нюма. Заметил, что со шкафа исчез кувшин? И не решается спросить, боится внести размолвку в наши отношения. В доме посторонних не бывает – куда пропал кувшин?! Некрасиво все складывается, очень некрасиво…

– А все из-за тебя! – упрекнул Нюма собачку.

Точка сидела на демаркационной линии, разделяющей «Запад» и «Восток» с интересом наблюдая за возней своих хозяев. Услышан возглас Нюмы, она вскочила на лапы, задрала голову и коротко тявкнула. Ей было хорошо, так хорошо, что она позволила себе еще раз тявкнуть. А умолкнув, чуть склонить голову на бок и посмотреть на стариков с такой нежностью, на которую способна маленькая собачка в ожидании вкусной еды. Могла ли она подумать, что страх, который еще вчера владел всем ее существом, обернется таким счастьем. Вот повезло, так повезло. Не каждая бездомная собачка может похвастать подобным везением. Честно говоря, она почему-то поверила тому мальчишке в заячьей шапке, сразу побежала за ним, задрав свой чепуховый хвостик. А ведь до этого момента многие пацаны высвистывали ее из-под деревянного навеса у пивной точки. Но она им не верила, а тому, в заячьей шапке, поверила. Как после этого можно не верить в судьбу? С момента, когда ее мама, бездомная сварливая дворняга Джильда – как ее прозвали старухи со двора дома номер пять по улице Олега Кошевого, – так вот, с того момента, когда Джильда куда-то сгинула, оставив на произвол судьбы ее и трех ее полуслепых братьев, прошла не одна неделя. Потом куда-то исчезли и ее братья. Как она выскочила из той передряги, одному Богу известно. И та же благосклонная судьба послала ей детишек из детского сада, пока злые воспитатели не разлучили их, хорошо еще не лишили ее жизни, а ведь запросто могли. Что стоило придушить маленького щенка? Да ничего! Как плюнуть. А вот оставили жить. Не хотели брать грех на душу. Решили, что со щенком и вороны разберутся. Вот кто первый враг нашему брату, бездомному щенку – вороны. Особенно там, где мусорные баки, где попадается какая-то еда. В то же время, мусорные баки и есть першие защитники, вороны под них не пролезут. Однако под баками подстерегала другая напасть – крысы. Большие, злые. Их даже кошки боялись…

Неизвестно, чем бы закончилась жизнь, если бы не случай. Как-то страх перед крысой заставил выбраться из-под бака, и туг появилась огромная черная собака. Откуда она взялась, непонятно. Но это была интеллигентная собака, с кожаным ошейником… Сперва собака что-то прорычала, но воспитание ваяло свое, – она не могла обидеть малыша, хотя Точке к тому времени было почти полтора месяца. Собака лизнула ее. О, какое это было блаженство. Наверное, так лизала ее мама Джильда, перед тем как исчезнуть навсегда. Во всяком случае, это было настоящее блаженство. Точка прижалась животом к замызганному асфальту рядом с мусорным баком и постучала хвостиком. Но блаженство не бывает долгим, на то оно и блаженство. Интеллигентная собака пошла прочь, как бы приглашая ее следовать за собой. И Точка поспешила за доброй собакой, повиливая хвостиком из стороны в сторону, что на собачьем языке выражало самое лучшее. Так они добрались до пивной точки на Бармалеевой улице, у которой выстроилась длинная людская очередь. Рядом с очередью стояло несколько собак. Заметив интеллигентную собаку, те собаки выразили беспокойство. Начали ее оскорблять и грозить…

Наверняка они просто позавидовали кожаному ошейнику. Разгорелась шумная свара. Люди из очереди были недовольны. Кто-то поднял кирпич и швырнул в собак. И почему-то именно в интеллигентную черную собаку. Наверное, тоже позавидовал ее ошейнику… Черная собака убежала, а Точка осталась перед разъяренной сворой. Вероятно, свора полагала, что они с той собакой родственники. И ничем хорошим это не могло закончиться. В ужасе Точка бросилась под деревянный настил. Какое-то время свора облаивала ее, – она видела злые носы в щели под настилом. Но под настил пролезть они не могли. А что было потом? Тоже ничего хорошего. Только теплая конура под дощатым настилом и щемящий запах пива. Иногда кто-то плескал пиво на доски, и оно стекало сквозь щель – сладкое и дурманящее. Ну а дальше появились пацаны со своими обещаниями райской жизни. Но она им не верила, слишком они горланили. Потом появился тот мальчишка в заячьей шапке. То ли она ему поверила, то ли стало невмоготу под деревянным настилом…

Ну а дальнейшее известно… Единственное, было стыдно, как она себя вела в доме у этих пожилых людей. Как залезла под тахту, затем под шкаф. Должны же они понять, что она очень испугалась. Вдруг ее снова выбросят на улицу. Очень испугалась. Особенно, когда грохнулся со шкафа кувшин. Один черепок, отскочив, даже стукнул ее по морде, тут любой испугается, не только маленькая собачка…

Так что, зря этот Нюма ее попрекает… Кувшин упал из-за той стервы-кошки. Вообще о кошках отдельный разговор, насмотрелась она на кошек, пока пряталась под мусорным баком у детского сада. Более хитрых и злых существ мир не видел… Наверняка и та кошка, которую приволок мальчик, была себе на уме. Специально скинула кувшин, чтобы досадить хозяевам, посеять склоку…

Не мешало бы Нюме во всем этом разобраться, а не валить все на маленькую собачку. Мол, все из-за нее…

– Да, да, – повторил Нюма, – все из-за тебя…

– Что из-за нее? – спросил Самвел, раздумывая, с чего начать щекотливый разговор о затее племянника Сережки.

– Что?! – ответил Нюма, словно собираясь нырнуть в холодную воду. – Ты ничего не заметил в своей комнате?

– Нет. А что?

– Ну… Отсутствие какого-то предмета.

– Не пудри мозги, Наум, – встревожился Самвел. – Какого предмета?

Нюма в нерешительности умолк. Появилось опасение, что напряженность ситуации отвлечет Нюму от обязанности соблюдать график четного числа. И Точка, уловив это опасение, коротко, но настойчиво, тявкнула. Нюма понял намек. Он взял миску и перелил из нее кашу в железную банку, что стояла у старого паласа. Точка с одобрением пронаблюдала действия Нюмы, но к трапезе приступать не могла, каша оказалась горячей. Надо подождать. Точка села на задние лапы и принялась вдыхать сказочный аромат гречневой каши. Лишь тихое поскуливание выдавало ее нетерпение…

– Какого предмета, Наум? – тревога Самвела нарастала. – Почти все в комнате принадлежит твоей дочке Фире.

– Кувшин, который стоял на шкафу…

Самвел поспешил на свою территорию. Большие уши, опушенные сизыми густыми волосами, каким-то образом развернулись в сторону Нюмы, улавливая торопливые объяснения соседа. Переступив порог, Самвел задрал голову и выругался по-армянски.

Точно в его горле прогромыхал морской галечник…

– Ара, какая кошка?! Где кошка?! Ты знаешь, что это был за кувшин?! Ему больше сто лет. Последняя память нашего рода! – горевал Самвел, поводя из стороны в сторону тощей головой и хлопая по бедрам длинными руками. – Моя бабушка спасла кувшин от головорезов в пятнадцатом году. А какая-то кошка… Племянник меня умолял, хотел взять кувшин в Америку, я не дал…

Самвел умолк. Нащупал руками спинку стула и сел…

– Что делать, дорогой, так получилось, – посочувствовал Нюма.

– Ара, рэликвия… Что я скажу бабушке, когда встречу ее ТАМ? – Самвел вскинул вверх палец. – Что какая-то кошка…

– Если бы ТАМ мы кого-нибудь встретили, – совершенно серьезно произнес Нюма.

– Хорошо. Где осколки? – спросил Самвел. – Может быть, можно склеить? «Моментом».

– Осколки?! – растерялся Нюма. – Я… выбросил. Собрал в газету и выбросил в мусорный бак…

– Почему?! – выкрикнул Самвел.

– Ну… понимаешь… черепки, – пролепетал Нюма. – Собрал в газету, дал шмендрику. Тот и вынес… Честно говоря, как-то я испугался.

Дворник Галина обслуживала три дома по Бармалеевой улице. Два были еще ничего, особых трудов не требовали, а вот третий, зараза, просто руки выворачивал. После него у Галины в глазах становилось темно. Особенно теперь, когда неделями не появлялся спецтранспорт. Не любили водилы тот двор, трудно было мусоровоз развернуть, баки жались вплотную к стене брандмауэра. Если еще была смена Григория, ловкого шоферюги, тот как-то умудрялся загнать свою машину. А другие объезжали двор дома № 20, словно чумовой. Да он и был, точно чумовой. Приходилось горбатиться, складывать весь хлам в железную повозку и отвозить в соседние дворы. А это двойная работа и неоплачиваемая. Как она ни надрывалась перед жэковской начальницей Маргаритой, та, корова, доплачивать отказывалась. Говорит, не нравится – увольняйся. Понимает, что в теперешнее время остаться без работы – с голоду сдохнуть. Да и с работой-то не лучше, при этой перестройке… Днем, к примеру, где-то работают, а как стемнеет, в мусорках копаются, только ноги торчат из баков. Даже бомжи жалуются – теснит их интеллигенция и рабочий класс. Ну хотя бы аккуратно шуровали в баках. Так нет, такой после себя срач оставляют, не разберешь – где сам мусорный бак, а где площадка перед ним. Совсем народ оборзел, как в блокаду, честное слово. И не стесняются…

К примеру, как те двое, что с утра пораньше топчутся у мусорного бака. Без стыда и совести вышвыривают из мусорки всякую дрянь прямо на площадку. Мало ей работы, так еще собирай после них. Вот, сейчас я им бошки поотрываю…

– Что же вы тут, жопы сраные, делаете?! – издали крикнула Галина.

Две фигуры, что маячили у мусорного бака, замерли, словно их загипнотизировали.

– А ну пихайте обратно, что повыбрасывали! – Галина приближалась. – Не то я сейчас и ваши муды туда закидаю. Вы меня знаете!

Фигуры попятились и, как-то разом, повернули к дворнику свои лица…

– Никак Нюма?! С соседом! – изумленно промолвила дворник Галина.

– Ну что ты кричишь, что кричишь? – раздосадованно отозвался Нюма. – Ну мы! Что особенного… Весь дом поднимает на ноги…

– Конец света! – вскрикнула Галина. – Если уже евреи в мусорках шуруют – конец света!

– Между прочим, я – армянин, – с ревностью произнес Самвел. – Ну и что!

– А-я-яй! – дворник сложила на животе руки в замызганных рукавицах. – Нюма, Нюма… Видела бы покойная твоя жена Роза! Она бы снова в гроб спряталась, честное слово…

– Мы не то, что ты думаешь, – смутился Нюма.

– Ара, у нас дело! – подхватил Самвел. – Иди себе! Дело у нас есть!

– Какое дело у вас в мусорном ящике? – не отвязывалась дворник. – Золото ищете?

Дворник запнулась. Ее вдруг осенило – действительно, если эти два почтенных пенсионера, да еще… такой национальности, спозаранок что-то ищут в мусорном ящике, это неспроста… Или они думают, что татары глупее их? Что татарка не дотумкает, с чего это такой народец с утра шурует в мусорном баке. Не ради же каких-то рваных штанов и недопитых банок… К тому же, мусорный бак – это прямая территория дворника, имеет право. Пусть делятся, или хотя бы расколются, а как же иначе? Несправедливо…

– А собаку зачем привлекли? – Галина решила шуткой разрядить ситуацию. – Небось, обученная на золото?

– Это наша собачка, – ответил Нюма. – Не оставлять же ее дома одну.

По правде говоря, они не думали, что Точка проявит свои собачьи навыки и каким-то образом распознает сверток с черепками от кувшина. Хотя надежды не оправдывались – Точка сидела у бака, не проявляя особого энтузиазма. Лишь с одобрением поглядывала на возню своих хозяев…

– Она еще маленькая. Щенок, – буркнул Самвел. – Она обучена только на молоко и косточку.

Самвелу не хотелось обострять отношения с дворником. В сущности, он жил в этом доме, как говорится, на птичьих правах, без постоянной прописки.

Точка посмотрела на дворника Галину и дружелюбно тявкнула. Поняла, что от этой толстой тетки что-то зависит…

– И долго вы тут будете безобразить? – не отвязывалась дворник. – Или мне начальство позвать? А то я и сама справлюсь, стукну вас бошками, при всем уважении к Нюме…

– Угомонись, Галина, – посерьезнел Нюма. – У соседа кувшин разбился. Память семейная. Черепки по ошибке в бак снесли, вот и ищем. Может, склеим. «Моментом».

Галина недоверчиво хмыкнула. Что это за черепки такие, чтобы ради них весь бак вверх дном потрошить? Может, из… золота?

– Где это вы «Момент» найдете? Весь наркоманы раскупили. – Галина поняла, что в поведении соседей нет никакого криминала и хитрости. И соображала, как с достоинством завершить инцидент. – Ладно. Только покидайте весь хлам обратно… Если такие люди по мусоркам шустрят – капец этой блядской перестройке…

Нюма хихикнул, ему стало неловко, неужели дворник и впрямь считает, что он постоянно роется в мусорных баках? Да и Самвела откровение дворника смутило. Там, на далекой его родине, редко услышишь такие выражения от женщины, пусть даже дворника…

Точка боязливо проскулила и попятилась задом от вздорной Галины. И притаилась за кромкой бака. Но тут же залилась торопливым тявканьем. Нюма шагнул к собачке.

– Самвел! – закричал Нюма. – Смотри! Нашлись осколки…

Самвел поспешил на зов. В разворошенной газете тускнели останки кувшина. Хвала и восторг обрушилась на собачонку Точку. Просто невероятно. Как она догадалась, ведь совсем еще маленькая! А что будет, когда подрастет? Не знали старики, что своей интуицией, собачонка была обязана самому крупному черепку. Тому самому, который больно зафугачив ей по морде, запечатлелся в ее памяти, согласно теории академика Павлова…

К слову, Нюма помянул и того шмендрика, который поленился забросить сверток в бак, а просто швырнул к стене брандмауэра. И если бы не ищейка Точка…

– Совсем дребезги, – вздохнул Самвел. – Клей не возьмет.

– Да, – согласился Нюма. – Совсем.

Самвел разворошил пальцем останки кувшина, выбрал наиболее крупный черепок и сунул его в карман. Остатки плотнее завернул в газету и закинул в мусорный ящик…

После смерти Розы Нюме пришлось привыкать к старости. Сразу. Буквально на следующий день. Потому как Роза ничем особенно не страдала, кроме каких-то долгих и нудных проблем с горлом. Нюма свыкся с ее состоянием, и в последние годы внимание к здоровью жены притупилось. А тут – раз, и что-то сорвалось у нее в сердце. И Роза умерла, сидя на скамейке у подъезда, среди своих кумушек. Соседи Розу не то чтобы любили – к ней привыкли, как привыкли к старому тополю, что врос в центр двора. А так как единственная дочь Фира жила по другому адресу, то Нюма сразу оказался лицом к лицу со старостью. Начиная с мелочей. Скажем, такая безделица, как оплата за квартиру, телефон, газ и прочие коммунальные услуги. Эту заботу брала на себя Роза. Не потому, что Нюма, по ее мнению, был шлимазл, то есть растяпа. Вовсе нет. Наоборот, Роза высоко ценила деловую хватку своего мужа. Роза была не слепая, она видела, как фотография экспедитора Наума Бершадского не сползает с Доски почета Торгового порта. Просто такая особа как Роза не могла день-деньской сидеть у подъезда в компании старух. Она должна была себя проявлять хотя бы раз в месяц: «во время навигации по проводке подаяния городу» за те услуги, что город предоставлял своим жителям. Так высокопарно жена портовика называла свои хождения в сберкассу. Ведь не иначе как подаянием, нельзя назвать оплату горячей воды, которую жильцы дома на Бармалеевой улице не видели месяцами. Или за лифт, что для семейства Бершадских, проживающих на первом этаже, был совершенно бесполезен… Ворох квитанций, обнаруженных в ящике стола, вогнал Нюму в ступор. Он сидел, как заяц перед удавом, разглядывая бумажки многолетней давности, физически ощущая свою старческую бестолковость….

Из всех проблем, что возникли со смертью жены, – включая уборку квартиры, стирку и прочую суету, – менее всего, как ни странно, Нюму беспокоила проблема еды. Сия забота предполагала хождение по магазинам и рынкам, где общительному Нюме было весьма комфортно, несмотря на нищенский бюджет, изрядно оскудевший после бегства из семьи шебутной дочери Фиры. Дочь, несмотря на свой сволочной характер, прилежно пополняла общий бюджет невесть откуда взятыми деньгами, официально нигде не работая. И родителям не хотелось вспоминать стародавнюю историю с фамильными серебряными ложками. А после кончины Розы с бюджетом у Нюмы стало особенно туго. На его пенсию в восемьдесят шесть рублей особенно не разживешься. Но в старости люди существуют как бы по другому графику им нередко хватает на то, что вызывает отчаяние в молодые годы. Точно они подлаживаются к полному коммунизму в гостях у Господа Бога… Что же касалось денег от аренды Самвелом соседней комнаты, то их целиком прикарманивала Фира, комната была ее…

Однако Нюма не печалился. Да, сюрприз, что преподнесла ему своей внезапной смертью жена, столкнув нос к носу со старостью, вызвал у Нюмы оторопь. Но, несмотря на скудный бюджет и аховое, почти блокадное положение с продуктами, у него появился какой-то спортивный азарт. Скажем, как из скверной картошки и жалких куриных крылышек приготовить нестыдное варево, вызывая уважение не только гурмана Самвела, а и собачки Точки. Что касается последней, Нюма слыл для нее непререкаемым авторитетом. Собачка чувствовала, что вопрос питания для Нюмы первостепенный, как и для нее самой. Появление Нюмы на кухне вызывало у Точки бурное ликование. Она кружилась возле его ног, отчего Нюма однажды упал, но его проклятия нисколько не охладили ее влюбленный пыл. Впрочем, и Самвел вызывал у нее такое же чувство. Порой собачка смущалась – когда оба хозяина находились на кухне, Точка поглядывала на них, не выказывая никому особого предпочтения, и лишь поскуливала лежа на незримой границе между «Западом» и «Востоком». «Крупный политический деятель», – говорил Нюма про Точку. «Ара, просто собачья Маргарет Тэтчер», – соглашался Самвел, вспоминая «железную леди», премьер-министра Англии…

Однако особое ощущение старости подступило к Нюме с иной стороны… Исподволь, ненавязчиво бывшие дворовые товарки Розы принялись поочередно сватать его одна другой. Нюма, хоть и в возрасте, но был еще крепкий мужчина, не оставаться же ему в одиночестве. И вот тут-то Нюма ощутил старость. Не в себе, нет. Он ощутил старость тех, кого ему сватали. Он видел их дряблые руки, многоярусные подбородки, морщинистые шеи, подрумяненные щеки, раненные помадой губы. Конечно, он давно знал своих соседок, подруг покойной жены. Но одно дело просто знать, а другое знать при возникших обстоятельствах. Не то чтобы сблизиться, глядеть на этих невест стало Нюме неловко.

И даже не это главное! Главное, что он, Нюма, по чужому мнению, достоин именно таких особ! Эта мысль ввергла Нюму в тоску. Неужели он кажется всем рухлядью, достойным подобных невест? И при очередных «случайных» смотринах, он дал такой разгон дворовому бабью, что дворник Галина удовлетворенно проорала: «Правильно, Нюма! Продуй их блядские мозги! Ты, Нюма, дед хоть куда. На любую молодуху вскочишь, не свалишься. А они тебя нафталином присыпали, сучки. Я сама бы за тебя пошла. Только дворник для семейной жизни с недворником не годится. Разные интересы…» Нюма посмеивался. Конечно, у него с дворником разные интересы, но конкретно с Галей он не прочь бы… Видно, тело у той татарочки спелое, закаленное физическим трудом… Неспроста и Самвел робел при виде Галины. А он, со своим кавказским опытом, разбирался в подобных вопросах. Особенно его восхищала Галина задница. Выпуклая, широкая, точно большой арбуз, упрятанный под штаны. «Какие возможности у женщины!» – вздыхал Самвел. Правда, конкуренцию Нюме, со своей больной спиной, Самвел составить не мог. Но это так, рассуждая теоретически…