Текст книги "Уйти, чтобы остаться"
Автор книги: Илья Штемлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Илья Штемлер
Уйти, чтобы остаться
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГОРШКИ И БОГИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ1
Клочки туч напоминали папиросный дым – влажные, светло-голубые космы. Ипполиту даже чудился запах табака. Или просто хочется курить? Но сигареты лежат на дне чемодана из крокодиловой кожи. Пятнистого и морщинистого. Торговец из Сиднея уверял, что кожа вечная. Врал. В углу уже щербатина. Наверняка липа, имитация.
Самолет тряхнуло – колеса коснулись бетонки.
Ипполит сбежал, по трапу и направился к зданию аэропорта. У металлической ограды группа встречающих. Не его. Других.
– Скажите, вы из Ленинграда? – спросила девушка в синей шапочке.
– Из Австралии.
– Глупо, – рассердилась девушка.
Толкнув прозрачную дверь, Ипполит вышел на привокзальную площадь и заметил Вадима. Тот стоял у мотоцикла и рассматривал выходящих из вестибюля.
«Меня. Кто ему сообщил?» – подумал Ипполит. Неожиданный приезд – его слабость. Мог он позволить себе такую роскошь – ворваться в отдел и привести в смятение всю капеллу? Ведь не каждый день возвращаешься из Австралии.
– Звонил Ковалевский. И сообщил рейс, на который ты взял в Москве билет, – произнес Вадим, откидывая брезент коляски.
Мотоцикл стриг асфальт, вспарывая лужи.
Прозрачные деревья, спотыкаясь, проносились мимо со скоростью семьдесят километров в час, липкий воздух проникал за шиворот, отделяя рубашку от спины. Вадим чуть повернул лицо:
– Ты отлично выглядишь. Рассказывай! Почему задержался? Как приняли ваш доклад? Кто читал – ты или Ковалевский?
– Потерпи до обсерватории! – выкрикнул Ипполит.
– Что?
– Говорю – на мотоцикле может сосредоточиться только инспектор ГАИ! – Ипполит попытался спрятаться от дружных капель дождя. Противное ощущение. Перемахнуть через континенты великолепным и блестящим, с негнущимися манжетами и за несколько километров до финиша превратиться в мокрую курицу. К тому же Вадим не замечал, что врезался в дождь. Удивительное умение видеть только основное. Сейчас основное для него – приближающаяся обсерватория. И ничего лишнего.
– Послушай, на тебя не капает?!
– Дотянем.
Конечно, ему все равно. Он в брезентовой куртке…
Ипполит наклонился и высказал все, что думал по этому поводу.
Вадим притормозил у крытой стоянки. Они оставили мотоцикл и сели на скамью. Вадим достал пачку и протянул Ипполиту.
Ипполит вытащил мятую влажную сигарету и в свою очередь достал зажигалку.
– Что нового у тебя?
Вадим подобрал ноги под скамью и повис всей тяжестью на руках. Он смотрел, как от асфальта поднимается зыбкий пар.
– Киреев опубликовал статью, где всерьез отзывается о моей работе. Как тебе это нравится? – Вадим взглянул на Ипполита. Он не скрывал радости.
– Лед тронулся, – произнес Ипполит. – Что ж, и ты теперь наблюдаешь по графику? Для тебя освобождают счетную машину? Все официально?
– Официально… – Вадим замялся. – Нет, пока я помехами занимаюсь, официально.
– Бедный Яков. Вместо полногрудой Ребекки тебе подсунули тощую Лию. – Ипполит сбросил окурок на шоссе. Точным прицелом тяжелая дождевая капля припечатала тлеющий кончик сигареты.
Вадима стал раздражать этот щеголь. Прилетел в сверкающем нейлоне. А полчаса назад ему так хотелось поскорей увидеть Ипполита. Вадим продолжал пускать кольца табачного дыма. Это его увлекало. Кольца выворачивались, пухли и растворялись. Ипполит подумал, что такие кольца у него не получатся. Он вздохнул, подошел к мотоциклу и вытащил чемодан. Плоские латунные замки словно два желтых глаза.
Разворошив мятые жеваные майки, сорочки, трусы, книги в глянцевых суперах, Ипполит извлек несколько плоских клюшек. Полированные, светло-коричневые и непривычно короткие.
– Хоккей на льду, – произнес Вадим.
– Мужчина, это бумеранги! – ответил Ипполит. – Бумеранг! Достопримечательность австралийского континента!.. Прими в подарок.
На полированном боку бумеранга – контуры кенгуру. Длинная шея и удивленная головка. Символ!
Дождь перестал. С гофрированной крыши стоянки стекала вода. Можно ехать. Вадим положил бумеранги в коляску, вывернул руль в сторону шоссе и нажал на стартер.
2
Валентин Николаевич Савицкий сидел за своим рабочим столом. Едва заметный шрам тянулся от правого уголка губ и придавал лицу Савицкого постоянную насмешливую ухмылку. Это оставляло странное впечатление при первом знакомстве.
Савицкому недавно минуло пятьдесят девять лет, о чем в отделе узнали совершенно случайно из пустякового разговора. Но выглядел он гораздо старше.
Редкие седые волосы, бледно-голубые глаза с изломленными бровями казались двумя треугольниками, большие уши и шрам в уголке губ – вот, пожалуй, и весь Савицкий. Да еще постоянно накрахмаленная белая сорочка и аккуратно выглаженный серый в полоску костюм под рабочим халатом.
У Савицкого сегодня хорошее настроение. И на то есть свои причины: двадцатое число, день, когда выдают зарплату. Сегодня он может получить полностью свои деньги – окончился срок погашения кредита за пианино. Тянулся год и вот окончился.
Еще он зайдет после работы в магазин и купит шланг. И необходимо подправить забор – пес доцента Зяблина повадился забегать на участок Савицкого и мять всякую зелень. Не спорить же из-за этого с Зяблиным, хотя тот и мог привязать своего паршивого Зевса…
Савицкий думал еще о разной ерунде. Но понимал, что рано или поздно вернется к «тому самому»… Надо себя проверить. Не рубить сплеча. «Неужели до меня никто не заметил этого?» – в который раз повторял он себе, хотя и был убежден, что до него еще никто не касался этого вопроса. С того дня, как, занимаясь своей унылой темой, обнаружил совершенно неожиданное направление… Если все ляжет теоретически, надо будет попытаться собрать схему специального регистратора. А потом, потом… Безусловно, достойная тема для диссертации. Пора ему, пора… Сколько он ждал этого момента! Годы. За это время через его стол прошло множество работ. И большинство из них стали темами статей и даже диссертаций. Однако никогда раньше Савицкий так не увлекался… Но пока рано обольщаться. Надо с кем-нибудь посоветоваться. Только б не ошибиться в советчиках. Это так важно. Пожалуй, самое важное…
Впрочем, он давно уже выбрал человека, кому он мог открыться. Вадиму Павловичу Родионову. Только ему…
Хлопнула дверь. Бродский. Сколько раз предупреждать этого болвана не стучать дверью. Будто никого, кроме него, и нет в лаборатории.
Верный своей манере, Эдуард Бродский ни с кем не поздоровался. К этому привыкли и не обижались. У каждого свой пунктик. Тем более у Бродского большие неприятности – вчера заседала жилищная комиссия, и на заявление Эдуарда легла резолюция: «Временно отказать».
Бродский давно намеревался навести порядок в лаборатории. И сегодня его гнев был обращен на борьбу с модерном, который вносила в лабораторию вычислительница Люся.
Эдуард взял кусачки.
– Зачем же? – растерялась Люся. – Терракота. Декоративное украшение.
– Их место под кроватью, – прорычал Эдуард.
– С момента, когда человек подчеркивает свою простоту, он превращается в хама, – не выдержал Савицкий.
– Хам, Сим, Яфет… Хам, кажется, был младший, – ехидно произнес Эдуард.
– Вы невежественный юноша, Бродский, – не успокаивался Савицкий.
– Культуры маловато, вот что, – поддержала Люся.
Эдуард повернулся к Люсе. Его тощая шея покраснела.
– Откуда ей взяться? В интернате, когда все уходили в Дом культуры, я оставался шарить по тумбочкам. За что был неоднократно бит. По голове.
– Трепач, – улыбнулась Люся.
– Иногда я вам, Бродский, кажется, верю. Интуитивно, – строго произнес Савицкий.
– Из-за этого горшка не видно, что делается на площадке, – не унимался Эдуард. – Прочь с Олимпа! Им не место среди богов!
Горшок был тяжелый и разрисован знаками Зодиака. Все двенадцать созвездий. От Рыбы до Водолея.
Но он так и не успел срезать проволоку – в лабораторию вошли Ипполит и Вадим.
Лаборантка Люся сказала «ой!» и приподнялась с места.
Эдуард отвел взгляд от абстрактных знаков и вздохнул.
Савицкий отключил установку.
Ипполит молча прошел к своему столу, втиснутому между шкафами. Все так, как было месяц назад. В шпагатных качалках свернулись бесчисленные графики, схемы. Тут же фотография Эйнштейна из книги Б. Кузнецова. Суперобложка. Фотография наклеена на стену. Навечно. Некогда седые усы гениального физика были зачерчены карандашом. От этого Альберт Эйнштейн выглядит лет на тридцать моложе. «Наверняка Эдькина работа», – подумал Ипполит. Где-то плескалась в океане Австралия. На сиднейском рынке абориген-инструктор объяснял любителям, как метать бумеранг. В грязном зоопарке скучал коала… Только сейчас Ипполит почувствовал, что он дома…
– Ну, здравствуйте, – наконец произнес Ипполит Игоревич Горшенин, кандидат физико-математических наук.
Все улыбались. Эдька тряс его руку. А Люся выбежала из лаборатории. Звонить о приезде Ипполита по всем отделам.
– Ну как? Ну как? – расспрашивал Эдуард. Он уселся на пыльный стол и уперся туфлями в перекладину табурета.
Ипполит смотрел на ребят и улыбался. Он чертовски рад, что видит их. И сейчас понайдут из всех отделов. Начнут его слушать. Спрашивать. Удивляться. Острить… И так будет продолжаться целый день. И завтра. Нет, завтра меньше. А послезавтра вообще забудут о том, что он, Ипполит Горшенин, вернулся с конгресса.
– Мне не нравится твой вид, – Ипполит повернулся к Эдуарду.
– Меня бессовестно обжали с квартирой, – ответил Эдуард. – Я поверил папе, а он меня беззвучно предал. Он молчал, когда решали мой вопрос.
– У Петра Александровича скверное настроение. Ты ведь знаешь, – вставил Вадим.
– А мне начхать! – Эдуард соскочил со стола и подошел к Вадиму: – Ты его оправдываешь… Подумаешь – несчастье! Возьмите наши радости – отдайте ваши горести! Человек остался один в четырех комнатах. А нас трое в купе. Ты знаешь, где я работаю? Соседи свет выключают. Подойдут, щелкнут – иди знай кто! Шесть семей. Что с тобой разговаривать, идеалист! Для тебя Киреев непогрешим – он знает толк в уравнениях математической физики. Скоро он тебя заставит яйца высиживать – смотри не подкачай!
– Ты никогда не отличался хорошими манерами, – смущенно произнес Вадим. – А на Киреева напрасно ты.
Эдуард раздраженно отошел. Ипполит старался скрыть улыбку. Ему жаль Эдуарда, но действительно это смешно. И надо же было проводить распределение квартир в отсутствие Ковалевского. Тот ценил Эдуарда. Да и на работу Бродский устраивался с условием, что дадут квартиру. Третий год ждет.
Вошла Люся. Наверняка она все слышала.
– Ах, какие вы эгоисты! – всплеснула руками Люся. – У человека личные неприятности…
Ипполит посмотрел на Люсю.
– …От Киреева жена ушла.
– Ну?! – Ипполит вспомнил маленькую женщину с глазами киноактрисы Симоны Синьоре.
– Можно подумать, что ей двадцать лет. Я всегда говорила – от женщины, которая играет на трубе, можно ожидать все что угодно, – солидным тоном продолжала Люся.
Савицкий повернулся к ней:
– Не смей так, зря. Мария Семеновна изумительный человек. Откуда вам знать…
– Мне жаль Петра Александровича. Он нам слишком дорог, – сухо отрезала Люся. Она сделала ударение на слове «нам», чтобы указать Савицкому его место.
– Мишка Сазонов. Только устроился в Химаппарате, и на тебе! Двухкомнатную получил, – бушевал Эдуард. – А мне всю жизнь не везет…
Ипполит подошел к чемодану, достал книгу с английским названием и протянул Эдуарду. Тот бегло прочел, переводя с ходу на русский: «Широкополосные усилители».
– Это тебе подарок, – произнес Ипполит. Минуту назад он об этом и не думал.
– Спасибо, Поль, – Эдуард успокаивался. – Что ты еще привез? Бумеранг?!
– Бумеранг, – подтвердил голос от двери. Вошел крепыш Сеня.
– Бумеранг? – спросил Валентин Николаевич Савицкий. – Господи, ведь настоящий бумеранг. А на Тасмании вы были?
– Бумеранг, – спокойно констатировал Кутузов.
– Братцы, живой бумеранг! – изумился Яся.
– Это декоративный. У настоящего отточенные ножи, – пояснил Ипполит. – И бросают его особенно. При лавке специальный инструктор. В перьях и с кольцом в носу.
– Возвращается прямо в руки! – удивлялся Яся. Он не верил.
«Как дети. Чудаки», – подумал Ипполит. Знакомая обстановка. Сейчас они забросят бумеранг и на доске выведут формулу, по которой бумеранг вернется. Пара пустяков. У многих уже в глазах появился желтый гончий блеск. Надо спасать обстановку. Чего доброго, не только не расскажешь о конгрессе, а сам протопчешься у доски.
Но страсти улеглись – в дверях раздался знакомый голос. Ипполит обернулся и пошел навстречу невысокому пожилому человеку. Это был «папа» – профессор Киреев. Голубые глаза прятались за толстыми стеклами очков. Пепельные волосы аккуратно расчесаны. Верхняя пуговица шерстяной рубашки рассталась с петелькой под напором мощной шеи.
– Вы помните случай, когда абориген сошел с ума? – спросил Киреев. Никто не знал. Киреев довольно улыбнулся и пояснил: – Значит, не помните… Абориген сделал себе новый бумеранг, но никак не мог избавиться от старого…
…Впервые в кабинет Киреева Ипполит и Вадим вошли пять лет назад. Осенью. В приоткрытое окно просачивалась тишина и запах земли. Петр Александрович сидел за длинным, совершенно пустым столом. Ипполит разглядывал свои новые сандалеты. А Вадим смотрел на папу… Они понимали, что это весьма ответственная минута. Будет решаться вопрос, быть им в отделе или не быть. Работать с Киреевым была мечта многих из тех, кто пять лет ездил на втором трамвае до остановки «Физический факультет»… Они сидели несколько минут. Молча. Первая фраза Киреева была довольно туманна: «С удовольствием выслушаю какой-нибудь смешной случай». Молодые люди не понимали. «Ну, анекдот, – пояснил шеф. – Сказку…» Ипполит напрягся и выдал какой-то анекдот. Удивительно смешной по своей нелепости. «Этот я знаю», – равнодушно проговорил Киреев. Никто не смеялся. Киреев оглядел Ипполита. Возможно, в том, что анекдот был плоский, и проявлялось своеобразное чувство юмора рассказчика. Разные бывают случаи. Или, может быть, он шутит над ним, Киреевым? Ипполит продолжал разглядывать свои сандалеты. Вадим и не пытался вспоминать. Это не его стихия. Он смотрел на папу.
– Ну, а вы? – серьезно спросил Киреев.
– Я с удовольствием послушаю вас. Если будет смешно, – ответил Вадим.
Киреев откинулся на спинку стула и с интересом посмотрел на Вадима. Острые колени, пиджак из букле «Весна», тонкая шея, подбородок в рыжих иголках, большой рот, чуть свернутый в сторону нос, голубые узкие глаза и светлый чуб. Снизу вверх. Было неясно, доволен Киреев осмотром или нет.
– Послушайте, физик, какая у вас была тема диплома? – спросил он и встал.
– Распространение радиоволн в плазме, – Вадим тоже встал. Он был на голову выше Киреева и от этого чувствовал себя неловко. Странно, когда такая личность, как Киреев, смотрит на тебя снизу.
– Будьте добры, напишите кинетические уравнения.
Черт возьми, гениального Максвелла он приравнивает к анекдотам. А может быть, выйти?! Взять и хлопнуть дверью. Подумаешь, корифей…
Вадим видит выжидательную улыбку Киреева.
«Ладно, я вам покажу анекдоты».
Киреев прислонился к стойке доски, сунул руки в карманы и смотрел, как из-под пальцев Вадима выскакивают математические символы и цифры. Затем взял кусочек мела и дописал уравнение Больцмана, но где-то пропустил знак. Получилась чушь. Вадим отыскал знак.
Тут знак проглядел Вадим. Киреев стучал по доске мелом и ворчал:
– Растяпа, растяпа!
Ипполит сидел в стороне. В поле его зрения была вся доска. Он поднялся и ткнул пальцем. Киреев обрадовано хлопнул Ипполита по плечу и поскакал дальше.
Он снял черный пиджак и положил на стол.
Вадим стянул свое карнавальное букле и бросил поверх черного пиджака.
Они напоминали игроков, спешащих отыграться…
Временами останавливались и задумчиво смотрели на доску. Молча. Минут пять.
И снова начиналась скачка.
– Американцы пытаются уловить плазменную волну, как звуковую от солнца, – говорил Вадим.
– Теория стала отставать от экспериментов, – вздохнул Киреев. – Куда ты дел интеграл? И не смотри на меня так. Я не дама.
Вадим отметил про себя «ты» и приободрился.
Интеграл находил Ипполит. Он не участвовал в гонках, а просто наблюдал. И потому все видел. Но мало было видеть, надо еще понимать…
Перед уходом Вадим произнес:
– Есть кое-что забавней анекдотов…
Киреев вытирал перепачканные мелом пальцы.
– Не подумайте, что это чудачество. Когда один из двух сотрудников способен, то можно мириться с остроумием второго. А если и второй не лишен сообразительности, то отдел можно считать вполне серьезным…
А год назад Ипполит защитил. Банкет проводили у Ирины. На втором этаже коттеджа, похожего на средневековую крепость.
Вадима на банкете не было. Он лежал в больнице с аппендицитом. Возможно, именно Вадима и не хватало Ипполиту в тот вечер.
Когда они вместе, то постоянно бывают недовольны друг другом. А порознь…
Киреев провел по ребру бумеранга ладонью и отдал Ипполиту.
– Как прошел конгресс? – У Киреева утомленные глаза.
Ипполит достал сигареты «Кинг». Роскошная пачка с золотым ободком. В пачке двенадцать сигарет. Длинных и тонких, как соломинки для коктейля.
– С чего начать? – произнес Ипполит и бросил пачку на стол.
– Начни с начала, – посоветовал Эдуард. Он сидел спиной к Кирееву. Демонстративно.
Вадим взял перфокарты и направился к выходу. Надо успеть перехватить счетную машину.
Следом вышел Савицкий.
– Извините, Вадим Павлович. У меня большая просьба. – Савицкий держал толстую общую тетрадь. – Меня очень интересует ваше мнение… Тут немного. Небольшая часть работы…
Вадим подумал: какой странный этот Савицкий. Сколько они работают вместе и почти ничего не знают о нем. Откуда у него шрам? Никто в отделе так и не решался спросить.
– …о ядре Галактики, – продолжал Савицкий. – Только я очень прошу – строго между нами… Я б не хотел, чтобы знали посторонние.
– Посторонние?
– В отделе достаточно посторонних. Для меня. Да и для вас, Дима.
Непонятно улыбается Савицкий – или просто этот шрам?
– Но если у вас нет желания, то пожалуйста, – добавил Савицкий.
– Нет-нет, отчего же? – произнес Вадим. – Но, если не ошибаюсь, ядро – это ваша официальная тема. При чем тут конспирация?
– Здесь я углубляю исследование более частного вопроса…
Вадим, не скрывая, посмотрел на часы. Еще немного – и машину могут занять.
– Пойду. Послушаю, что рассказывает Горшенин, – спохватился Савицкий.
Вадим сделал несколько шагов, когда Савицкий его вновь окликнул:
– А знаете, удивительно… В Австралии совершенно нет хищников. Представляете? Единственный экземпляр – дикая собака динго. И все!
– Откуда у вас такие сведения? – спросил Вадим.
– Из газет, – на этот раз Савицкий явно улыбался.
– Загадочная вы личность. Сколько мы работаем вместе, а я и понятия не имею, куда вы исчезаете после пяти, – Вадим нетерпеливо переминался.
– Домой. К семье. У меня три девочки. Три дочери. Вера, Надежда, Любовь. Как в святцах…
Последние слова Савицкий уже произнес в пустом коридоре.
3
До начала сеанса оставалось минут пять. Вадим вглядывался в тех, кто подходил к кинотеатру.
– Мы нечасто бываем одни, – проговорила Ирина, она так же нетерпеливо оглядывала прохожих. – А ты знаешь, ка́к я его люблю.
– Мне кажется, он этого не замечает, – ответил Вадим.
– Ну его к черту. Играет роль защитника твоих интересов. Причем слишком шумно…
Вадим не дослушал и шагнул к телефонной будке.
Он видел, как рядом с Ириной остановилась девушка в дождевике и что-то спросила. Вероятно, лишний билет. Отличная погода, а она в дождевике… В аппарате резко отсеклось, и Вадим услышал голос Ипполита: «Прости… Но у меня ужасно болит голова. Продай билет. Извини, понимаешь…»
Вадим повесил трубку, покинул будку и оторвал третий билет’. Девушка протянула ему полтинник, победно оглядывая менее удачливых соперников.
– У него болит голова, – проговорил Вадим.
– Что ж, хорошо, значит, голова есть, – ответила Ирина.
– Тридцать часов в воздухе, – оправдывал его Вадим.
Ирина усмехнулась. Она отлично знала Ипполита. С детства…
…В глубине вестибюля, у контролера, появилась фигурка в прозрачном плаще. У Вадима мелькнула мысль, что девушка будет сидеть рядом. Он взял Ирину под руку и предъявил билеты.
Незадолго до конца фильма Ирина посмотрела на часы. Стрелка светилась и показывала «10». Ирина нащупала руку Вадима, пожала ее и, чуть пригнувшись, двинулась к красному фотографическому сигналу «Выход».
Недовольно пробуждался свет в боковых плафонах. Все ярче и ярче. Вадим шагнул вслед за девушкой. Если он сейчас не заговорит, то будет поздно. До выхода осталось пять стульев.
– Как вам понравился фильм? – произнес Вадим.
Девушка не расслышала. Или сделала вид, что не расслышала. Ну и ладно. Сейчас он сядет в автобус. Надо будет просмотреть работу Савицкого.
– Вам понравился фильм? – настойчиво повторил Вадим. Девушка кивнула не оборачиваясь. Это приободрило Вадима, да теперь и отступать неловко. Но он никак не мог придумать подходящей фразы. Остроумной и в то же время достаточно глубокой, словом, той, что нужна была сейчас, в данный момент…
Они уже вышли на улицу, а Вадим все молчал.
Судя по всему, сейчас девушка побежит к остановке троллейбуса.
Вадим дотронулся до холодного плаща.
– Разве я не расплатилась с вами?! – девушка оглядела Вадима.
– Да… Но мне хочется вас проводить, – произнес Вадим.
– А где та, с кем вы пришли в кино? – усмехнулась девушка.
– Ирина?! У нее с одиннадцати наблюдения. Надо успеть в павильон. – Вадим почувствовал облегчение. Кажется, знакомство состоится. – Она астроном…
– А вы?
– Я не совсем. Я радиоастроном. Вы в дождевике, а сегодня ясное небо.
Девушка не ответила, но замедлила шаг. Вадим заметил это по тому, как их стали обгонять.
Они перешли улицу и спустились к реке.
Девушка села на скамейку и обхватила руками колени. Вадим посмотрел на часы…
– Вы торопитесь? – перехватила она взгляд Вадима.
– Пока нет. Последний автобус уходит через час. Посидим.
Девушка оправила платье тонкими пальцами, чуть припухлыми в суставах.
Скамейка была глубокая и неудобная. Девушка запахнула подол плаща и поправила волосы. Вадим уловил слабый нежный запах духов.
– А вы учитесь, работаете? – спросил Вадим.
– Зачем вам?
– Так, – пробормотал Вадим.
Ему вдруг стало скучно и неловко за все, что происходит. Какое-то нелепое и ненужное знакомство. Ни к чему, наверно. Ему захотелось встать и уйти. А в автобусе пристроиться на заднем сиденье, в углу, и просмотреть наконец работу Савицкого… Как он сказал? «В Австралии совершенно нет хищников».
– Знаете, а в Австралии… в магазине продают бумеранги.
– Зачем?
– Сувениры.
Девушка искоса взглянула на Вадима.
– Я учусь в институте и работаю. Товароведом. Вместо практики, – неожиданно произнесла девушка. – Значит, это ваше хозяйство там, за городом, на холмах? Огромные плетеные тарелки.
– Наше. Это радиотелескопы, – ответил Вадим и добавил – А я живу в общежитии при обсерватории.
Зачем он это сказал? Хотелось чем-то приблизить ее к себе – мол, ничего особенного нет в том, что я занимаюсь непонятным для вас делом, мы, в общем-то, мало чем отличаемся друг от друга…
Девушка это поняла и улыбнулась:
– А я вот живу в новом доме. И даже есть телефон, 5–32–64.
– Запомним! – шутливо произнес Вадим.
Ветерок растворил слабый запах ее волос горьковатым запахом прелых листьев. Деревья, казалось, уползали вверх, еще немного – и они оторвутся от земли и повиснут на своих макушках…
– Знаете, у меня в эти дни хорошее настроение… Многие годы я изучал ионосферу Венеры. Это тема не новая, однако у меня свой метод подтверждения гипотезы, что Венера имеет довольно глубокую ионосферу.
«Видно, решила, что я пижоню», – подумал Вадим и смутился.
– Поэтому у вас хорошее настроение? – перебила девушка.
– Все очень запутано. Например, недавно была опубликована статья, в которой довольно доброжелательно отзываются о моей работе. Хотя автор статьи придерживается противоположной точки зрения. А для этого, поверьте, надо быть мужественным человеком.
– Ну вот видите, как у вас все хорошо.
– Не совсем, – вздохнул Вадим. – Я сейчас наблюдаю на старом заброшенном инструменте. Поэтому я во многом не уверен.
– Почему же так?
– Моя работа не в плане. И мне трудно втиснуться в график нашего основного инструмента…
– Да. Сложно все, – посочувствовала девушка.
Как вас зовут? Вадим? А меня Вероника.
– Есть такое созвездие. Волосы Вероники. Северное созвездие без ярких звезд.
– Вот и я неяркая, – серьезно произнесла девушка.
К скамейке подошел мужчина в кепи. Мятый пиджак свисал с тощих его плеч, широченные штанины брюк едва доходили до щиколотки, обнажая грязные дырявые носки. Мужчина секунду постоял, рассматривая молодых людей маленькими глазами.
– Денег бы дали. Домой доехать… А?
Вадим торопливо полез в карман.
– Отошли бы, а то как из бочки, – Вероника отвернулась.
– А ты не нюхай. Не цветок. Не нарцисс вроде – обиженно произнес мужчина, настороженно следя за Вадимом.
– Вижу, не нарцисс, – рассердилась Вероника и добавила, обращаясь к Вадиму: – Хватит ему. «Домой доехать».
Мужчина замахал руками и торопливо забормотал:
– А тебе-то что?! Небось не твой кошелек, а уже приказываешь.
Вадим протянул ему какую-то мелочь.
Мужчина сделал шаг в сторону и стал громко пересчитывать. Затем опустил деньги в карман и, не удержавшись, бросил на прощанье:
– Беда с ними, с бабами…
Вадим улыбнулся. Он и сам не знал, отчего он вдруг улыбнулся.
– А ведь он оскорбил меня, – негромко проговорила Вероника.
– Вступать с ним в диспут? Глупо, – ответил Вадим. Он злился на себя за эту неуместную улыбку, за эту ненужную фразу.
– Конечно, для человека, увлеченного звездами, наши земные дела…
Вы себе не представляете, насколько вы правы, – прервал ее Вадим.
Вероника взглянула на его хмурое лицо и встала.
Все произошло неожиданно.
Когда Вадим поднялся со скамейки, двери троллейбуса закрылись, и он, подмигивая красным глазком, отчаливал от тротуара…
Вадим шел вдоль набережной. С афишной тумбы улыбался зализанный фокусник. По матовому стеклу реки толчками неслась изящная «двойка», всплескивая веслами, словно большая стрекоза.
В боковой аллейке перед сидящей на скамье парой стоял мужчина в кепи. Тот самый…
Вадим остановился и крикнул:
– Послушайте, вы, вы, который в кепке. Вы – осел!
– А по соплям?! – беззлобно ответил мужчина, едва повернув голову.
Вадим сунул руки глубоко в карманы, секунду постоял и пошел дальше…
Небо было пробито звездами. Их жидкий свет капал на землю прозрачным дождем с запахом хвои, свежей воды, дымом порта.
4
Дорога выложена кирпичом. У самой гостиницы начинался асфальт. Метров на десять. Гостиница-общежитие, названная сотрудниками «Приют Гончих Псов», двухэтажный коттедж, расположенный в обсерваторском парке. Там живут аспиранты, наблюдатели, студенты-практиканты и прочие лица, связанные с астрономией.
Ипполит и Вадим занимали угловую комнату с удобным балконом, через который можно проникать в комнату, минуя бдительных вахтеров с их «доброжелательными» языками. Многие обитатели гостиницы имели в городе свои квартиры, но «приют» был удобен – работа ночная. Если ночью небо затягивают тучи и нельзя наблюдать, куда деться? Не ехать же в город. Вдруг через час тучи разойдутся?!
Вахтер, тетя Женя, среди ночи стучит пресс-папье в одну из комнат. При этом просыпаются оба этажа. «Эй, звездочеты! Небо очистилось». – «Где?!» – «Со стороны магазина, как условились… Днем доспите!»
Тетя Женя уважала радиоастрономов. Их будить не надо. Для них тучи не помеха… И если наблюдение ночью, то они работают, а не бегают, как астрофизики, спать при каждой тучке…
…Тетя Женя изумленно оглядела Вадима. Столь позднее возвращение Родионова из города – событие исключительное, даже не принимая во внимание съехавший набок галстук и небрежно наброшенный пиджак.
Со второго этажа спускался Эдуард. С чайником в руках. Эдуард сегодня ночевал в гостинице. Он с вечера испытывал поглощающую насадку, используя весь наличный запас аккумуляторов. Днем всех аккумуляторов ему не собрать.
– Слушай, ты из города? – спросил Эдуард. – Чем закончился матч? – «Динамо» или «ЦСКА»? Впрочем, как ты изрек? Футбол – это…
– Массовое охмурение, – продолжил Вадим. Его всегда удивляли скачки в мышлении Эдуарда. Аккумуляторы – футбол! Такой же Ипполит. У него с Эдуардом много общего.
Эдуард отошел, размахивая чайником и насвистывая «Марш футболистов» – назло!
Вадим вошел в номер. Знакомый запах прихожей, составленный из табака, прелых собачьих пим и жженой канифоли, был прошит чужими терпкими духами. Все понятно. В комнате под столом валялась пустая бутылка из-под коньяка. В тарелочке среди колбасной кожуры и надкусанных ломтей сыра торчали сигареты с красным помадным ободком. Кусок портьеры был зажат балконной дверью – когда закрывали, не обратили внимания. Не выходить же через подъезд, что простреливался неутомимой тетей Женей…
Ипполит лежал на кровати и рассматривал последний номер «Радиоэлектроники». Свободная поза усталого человека.
– Как голова? – ехидно спросил Вадим. – Не болит?
– Голова?! Ах, голова… Побаливает в меру…
Вадим шагнул к своей кровати и сбросил пиджак.
Но тут же приподнял его и взял с подушки заколку с перламутровым камешком.
– Хорошо, что твои приятельницы не забывают еще чего-нибудь.
– Они аккуратные.
– Не совсем, – Вадим швырнул на стол заколку и перевернул подушку. – Не понимаю, зачем врать!
– Ты многого не понимаешь. Во-первых, я не хотел встречаться с Ириной. Мне достаточно общения в обсерватории. Во-вторых…
– Во-вторых, ты беседовал по телефону, уже поглаживая чье-то колено, – раздраженно перебил Вадим.
– Во-вторых, достаточно во-первых! Остальное тебя не касается!
Вадим сдержался и повалился на кровать. В брюках и рубашке.
Ипполит молча переворачивал страницы журнала.
Спать Вадиму расхотелось, раздеваться тоже. Лень.
– Там что-нибудь осталось? – спросил Вадим.
– Еще чего… Впрочем, у меня завалялось немного вина. В чемодане.
Что ж, придется встать. Желто-зеленый чемодан стоял на шкафу, внося праздничность в холостяцкий уют комнаты. От него веяло экзотикой, первоклассным отелем и длинноногой стюардессой. Вадим достал со шкафа чемодан.
– Отлей в стакан. Я предпочитаю из бутылки, – Ипполит отбросил журнал и сел на кровати.
Вадим отлил полстакана вина. В тонком стекле вино приняло бледно-розовый цвет. Он попробовал на язык.
– Обыкновенная разливная мура. Гнилой лимон, настоянный на уксусе. Литр – рупь.
– Австралийский рислинг. Вообще, лучше наших вин я нигде не встречал. – Ипполит хлебнул из горлышка. – К тому же прокисло. – Он запрокинул голову. Острый кадык ритмично заходил под тонкой смуглой кожей, как хорошо отлаженный механизм.
