Текст книги "Магия объединяет (ЛП)"
Автор книги: Илона Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
– Разве это не должно подпадать под действие положения о гражданах, находящихся в опасности? – спросила я. – Эти снимки сделал агент Ордена. Они видели, что Сайман в непосредственной опасности, но ничего не предприняли.
– Мы кое-что предприняли, – сказал Ник. – Я уведомляю вас.
– Ваше сострадание ошеломляет, – сказал Гастек.
Ник перевел свинцовый взгляд на повелителя мертвых.
– Учитывая происхождение вовлеченного гражданина и его долгую и изобретательную судимость, его спасение не имеет большого значения. На самом деле, без него в городе безопаснее.
– Тогда зачем вообще рассказывать мне? – спросила я.
– Потому что мне нравится смотреть, как ты со своим отцом вгрызаетесь друг в друга, как два диких кота, брошенных в один мешок. Если один из вас убьет другого, мир станет лучше. – Ник улыбнулся. – Задай ему жару, Шаррим.
Мэхон стукнул кулаком по столу. Дерево застучало, как барабан.
– Ты будешь держать язык за зубами, когда будешь разговаривать с моей невесткой!
– Твоя невестка – мерзость, – сказал ему Ник.
Мэхон вскочил. Рафаэль схватил его за правую руку, Кэрран за левую.
– Правильно, сдерживайте бешеного медведя, – сказал Ник. – Вот почему мир относится к вам как к животным.
Я запрыгнула на стол, подбежала к Мэхону и встала между ним и Ником.
– Все в порядке. Он болтает языком, потому что больше ничего не может.
Ник развернулся и вышел из комнаты.
Кэрран напрягся, выгибаясь.
– Садись, старик. Садись.
Наконец, Мэхон опустился обратно на свое место.
– Что за гребаный придурок.
Рафаэль рухнул в свое кресло.
Я села на столе между тарелками. Администратор «Бернарда» взбесится, но мне было все равно. Сдерживание Мэхона забрало все, что у меня было.
Гастек и Ровена уставились на меня.
– Ты знал? – спросила я.
Гастек покачал головой.
– Они не уведомляют нас о том, что он делает.
– Что ты собираешься делать? – спросила Десандра.
– Нам придется пойти и забрать его, – сказала я. Предпочтительнее было съесть битое стекло.
– Этого дегенерата? – спросил Рафаэль. – Почему бы не оставить его там?
– Потому что Роланд не может утаскивать людей из города, когда захочет, – сказал Кэрран. Его лицо помрачнело. – И этот засранец знал это, когда приносил фотографии.
– Ты должен был позволить мне открутить ему голову, – сказал Мэхон. – Ты не можешь позволять людям оскорблять твою будущую жену, Кэрран. Однажды тебе придется выбрать дипломатию или свою супругу. Говорю тебе сейчас – это должна быть твоя жена. Дипломатии все равно, будешь ты жить или умрешь.
ГЛАВА 2
ПЕРЕДО МНОЙ ТЯНУЛАСЬ раздолбанная I-85, извиваясь вдалеке между деревьями. Высоко надо мной возвышалось ярко-голубое небо, залитое солнечным светом. Едва пробило шесть, а температура уже грозила подобраться к 32 градусам по Цельсию. День обещал быть чертовски жарким.
Я оглянулась на десять наемников, приближенных Кэррана. Они были всех форм и размеров. Эдуардо возвышался над всеми, кроме Дугласа Кинга, который был огромным, ростом шесть футов пять дюймов, с плечами, которые не пролезли в дверной проем, и ногами, похожими на стволы деревьев. Дуглас побрил голову, потому что чувствовал, что недостаточно хорошо передает свою крутизну, и нарисовал черной камуфляжной краской то, что, по его утверждению, было магическими рунами, на голове и одной стороне лица. Руны были чушью собачьей, и я сказала ему об этом. Ему было все равно.
Рядом с ним пятифутовая Элла казалась еще меньше. Совершенно обычная, с каштановыми волосами примерно на дюйм длиннее плеч и симпатичным, приятным лицом, на котором обычно не было косметики, она чувствовала бы себя как дома в закусочной или в кабинете ветеринара. Люди были склонны недооценивать ее. Миниатюрной и порочно быстрой Элле нравился вакидзаси[1]1
Вакидзаси – короткий японский меч (сёто). В основном использовался самураями и носился на поясе. Его носили в паре с катаной.
[Закрыть], и она резала им все на ленточки.
Остальные наемники находились между этими двумя крайностями: худые и громоздкие, высокие и низкорослые, у одних были клинки, у других луки. Они были элитной командой Кэррана, ядром, вокруг которого он строил новую Гильдию.
Он сформировал эту команду, когда взялся за халтурку, от которой отказались все в городе. Даже «Красная гвардия» откланялась. «Четыре всадника», лучшая команда Гильдии, прямо назвали это самоубийством. Мы с Кэрраном согласились на халтурку, Эдуардо присоединился к нам, и каким-то образом Гильдия нашла девять человек, достаточно сумасшедших, чтобы присоединиться к нам, и достаточно хороших, чтобы пережить ее. Когда мы выполнили работу, количество халтурок в Гильдии за ночь удвоилось, и десять из них получили определенную репутацию. В Гильдии они были лучшими из лучших, и после той работы они были готовы умереть за Кэррана.
Ни у кого из нас не было хороших предчувствий по поводу предстоящего разговора с Роландом. Кэрран останется здесь. Во-первых, это облегчило бы переговоры. Ситуация накалялась, и, учитывая, что мой отец и жених ссорились из-за того, в какую сторону дует ветер, было бы лучше разобраться с этим самой. И, во-вторых, если со мной что-то случится, Кэрран был единственным, кто мог удержать город и, возможно, вытащить меня обратно.
Он будет пытаться. Если дела пойдут наперекосяк, он пустит в ход клыки и когти и отправит команду особо опасных преступников, размахивающих диким оружием, в Лоренсвилль, чтобы попытаться вырвать меня из рук моего отца. Я должна была убедиться, что до этого не дойдет, потому что это не закончилось бы хорошо для всех участников.
Я наклонилась к Кэррану и поцеловала его. Его руки сомкнулись вокруг меня, и он прижал меня к себе на одну ужасную секунду.
– Я пошла.
– Я буду здесь, – сказал он.
– Повеселись со своей командой «А». Наточите ножи. Почистите оружие. Никого не убивайте, пока меня не будет.
– Я не могу дать никаких обещаний.
Я забралась в седло Обнимашки. Черно-белая ослица-мамонтенок подергала ушами.
– Я скажу дорогому старому папочке, что ты сожалеешь, что не смог его увидеть.
За спиной Кэррана фыркнул Эдуардо.
Кэрран оскалился.
– Не так сожалею, как будет он, если мне придется прийти и повидаться с ним.
– Эй, Дэниелс, – крикнула Элла. – Принеси нам печенья.
– Почему ты думаешь, что там будет печенье?
– Когда я прихожу домой повидаться с родителями, там всегда есть печенье.
Если бы у Роланда было печенье, оно, вероятно, заставило бы меня плеваться огнем.
– Я посмотрю, что смогу сделать.
Я двинулась по дороге. В дни своей славы I-85 была гигантской межштатной дорогой с шестью обычными полосами движения и двумя полосами для экспресса с каждой стороны. Магия подпитывала рост деревьев. Под безжалостным натиском магических волн тротуар раскрошился по краям, корням стало легче поднимать асфальт, и некогда могучее шоссе превратилось в лесную тропинку. Огромные ореховые деревья, клены и белый ясень окружали ее по бокам, борясь за пространство с колоссальными дубами, покрытыми испанским мхом. Жара была невыносимой, солнце палило нещадно. Мне требовалось около двадцати минут, чтобы добраться до Лоренсвилля, и к тому времени, как я доберусь, из меня получится хорошо прожаренное блюдо с хрустящей корочкой. Я придерживалась тени деревьев.
Что, черт возьми, могло понадобиться Роланду от Саймана?
Мысль об этом заставила меня стиснуть зубы. Он вторгся на мою территорию. Он вывел из строя одного из моих людей. Независимо от того, что я к нему чувствовала, Сайман был жителем Атланты. Если бы у меня были волосы на голове, они бы стояли дыбом.
Можно было только мечтать, что он перестанет издеваться надо мной за четырнадцать дней до моей свадьбы. Из обычной вежливости.
Я еще не купила платье. Я трижды ходила за ним по магазинам и возвращалась с пустыми руками, потому что не находила ничего, что хотела.
Впереди из-за широкого ясеня вышел Дерек, двигаясь с легкой скользящей грацией оборотня. Ему было чуть за двадцать, у него были широкие плечи и лицо, закаленное жизненной мясорубкой, он смотрел на меня темными глазами. У некоторых оборотней природа их зверя была более очевидной. Даже в своем человеческом теле Дерек выглядел как волк. Хищный, одинокий, умный волк.
– Я уже начала задаваться вопросом, где ты.
Бывший чудо-мальчик пожал плечами.
– Я проводил разведку. – Его голос соответствовал его внешности: низкий, угрожающий и грубый.
– И?
– Никаких патрулей между нами и Лоренсвиллем.
Я не была уверена, хорошо ли это – потому что мне не придется запугивать и, возможно, убивать кого-либо – или плохо, потому что мой отец, по-видимому, так мало беспокоился о том, что я представляю угрозу, что он пренебрег защитой своей базы.
– Ты выглядишь так, словно хочешь кого-то убить, – сказал Дерек.
– Разве я обычно так не выгляжу?
– Не так.
– Наверное, это потому, что у меня остался один нерв, и мой отец продолжает на нем играть.
Я продолжила ехать. Дерек трусил рядом со мной.
– Кэрран рассказал мне о Конклаве, – сказал он.
– Угу.
– Почему Ник ненавидит тебя? – спросил он.
– Ты знаешь историю обо мне и Вороне? Как после того, как Роланд убил мою мать, Ворон вырастил меня?
Дерек кивнул.
– Всякий раз, когда мы проезжали через район Атланты, Грег Фельдман навещал нас. Когда я подросла, мне показалось это странным, потому что Грег был рыцарем-прорицателем, а Ворон по-возможности избегал Ордена. Однажды я спросила его об этом, и он сказал мне, что он, моя мать, Грег и бывшая жена Грега, Анна, были друзьями. Затем, после смерти Ворона, Грег стал моим опекуном. Иногда он брал меня с собой в дом Анны. Сначала я ей не понравилась, но, в конце концов, она помогла мне. Она провидица. Раньше я удивлялась, почему от нее давно ничего не слышно, но теперь поняла.
– Хорошо, – сказал Дерек. – Как Ник вписывается в это?
– Ты же помнишь, когда Хью убил рыцарей Ордена в Атланте, и Ник отказался от своего прикрытия? Максин называла его Ником Фельдманом. Когда мы вернулись в Крепость, я попросила Джима разобраться в этом. Он так и сделал. Ник Фельдман – сын Грега Фельдмана.
Дерек нахмурился.
– Ты не знала, что у него есть сын?
– Нет. Грег заботился обо мне около десяти лет. Ни он, ни Анна никогда не упоминали о ребенке. Не было фотографий, и никто никогда не произносил его имени. Поэтому после того, как Джим рассказал мне, я позвонила Анне.
Потребовалось четыре телефонных звонка и угроза приехать и найти ее в ее загородном доме в Северной Каролине, прежде чем она, наконец, перезвонила.
– Я всегда думала, что Грег и Ворон были друзьями. У меня есть фотография, на которой они вчетвером, где Грег и Анна, Ворон и моя мама, стоят вместе. Очевидно, все это было чушью собачей. Они знали друг друга, но друзьями не были. Прежде чем выйти замуж за Роланда, моя мама некоторое время работала в Ордене. Она встретила Грега, и Грег влюбился в нее. Он рассказал Анне, но Нику тогда было всего два года, и они решили остаться вместе ради него. Мама и Грег снова встретились, когда она с Вороном убегали от Роланда. В то время я была ребенком. Грег ушел от Анны в тот день, когда узнал о смерти моей матери. Нику было шесть.
– Я этого не понимаю, – сказал Дерек. – Зачем уходить, когда другая женщина умерла?
– Я не знаю. Я понятия не имею, что творилось в голове Грега. Может быть, он думал, что таким образом предает память моей матери, оставаясь с Анной.
Размышления об этом представляли все те встречи между Вороном и Грегом в новом свете. Они не были двумя друзьями, наверстывающими упущенное. Они были двумя мужчинами, оплакивающими смерть одной и той же женщины.
– Они с Анной делили опеку, но когда Нику было двенадцать, он подал заявление в «Школу Оруженосца». Это подготовительная школа-интернат Ордена, куда ты ходишь до того, как Академия сделает тебя рыцарем. Ник поступил, и они больше никогда его не видели. По словам Анны, Ник ненавидит и ее, и Грега. Когда он стал частью программы «Крестоносец», Грегу сказали удалить все следы Ника, фотографии, документы, все, ради безопасности Ника и его семьи. В конце концов, Ник работал под прикрытием с Хью более двух лет. Итак, моя мать разрушила брак его родителей, а мой отец был причиной, по которой ему пришлось заниматься отвратительным дерьмом в течение двух лет. Я точно не его фаворит.
– Я злюсь на его родителей и на твою мать, но ты была ребенком.
Я вздохнула.
– Возможно, если бы я не была дочерью другой женщины, которую любил его отец, или ребенком, которого его отец не взял вместо него, или не дочерью Роланда, он смог бы справиться с этим. Но я – все это. Дерек, он переживет это или нет. На самом деле мне все равно.
Я немного призадумалась. Ник был старшим ребенком Грега, а Грег был моим опекуном и заботился обо мне так, как это сделал бы отец, что означало, что в моей голове Ник находился в опасной близости к категории – старший брат. Если бы он когда-нибудь узнал об этом, он, вероятно, подавился бы тем, что пил в то время.
Деревья расступились, как две раскрытые ладони, уступая место чистой травянистой равнине, по которой проходило старое шоссе вплоть до невысокой блочной башни. Казалось, что она была спроектирована так, чтобы быть намного выше. Вокруг нее начала формироваться крепость, ее стены были закончены на три четверти. Черт возьми.
– Я думал, ты сказала, что он согласился прекратить строительство на нашей границе, – сказал Дерек.
– Он согласился прекратить строительство башни. Мы договорились, что ему разрешено построить резиденцию.
– Это не резиденция. Это крепость.
– Вижу, – прорычала я.
И она тоже была быстро построена. Три месяца назад не было ничего, кроме основы. Теперь здесь была почти законченная стена, а также главное здание и более мелкие сооружения внутри этой стены, и длинные кроваво-красные вымпелы, развевающиеся на ветру с парапетов. Поудобнее устроился, не так ли?
Слева от нас, из рощи, вылетел всадник, изо всех сил мчась полным галопом и неся длинный небесно-голубой штандарт на высоком флагштоке. Я бы узнала эту лошадь где угодно. Сложенная как небольшая ломовая лошадь, черная в светло-серых яблоках, она стучала по дороге своими покрытыми белым оперением копытами. Ее длинная грива, белая и волнистая, развевалась на ветру. Ее наездница, стройная, со светлыми волосами, собранными сзади в конский хвост, сидела так, словно родилась в седле этой лошади. Джули и Арахис скакали прямо к замку Роланда.
Я сказала ей, куда направляюсь этим утром, и велела оставаться в «Новом рубеже». Вместо этого она приехала сюда и подождала, пока не увидит меня, чтобы драматично поскакать к крепости впереди меня. За что мне это все? За что?
– Я собираюсь прибить ее.
– Она твой герольд, – сказал Дерек. – Это твой цвет. Синий – человечество.
Мой что?
Он устроил некое представление, отойдя от меня на несколько футов в сторону.
Я посмотрела на него
– На случай, если у тебя взорвется голова, – услужливо подсказал он.
– Больше ни слова.
Он довольно хихикнул себе под нос грубым волчьим смехом. Смейся-смейся, почему бы тебе не посмеяться.
В современную эпоху у моего отца было два военачальника. Первый – Ворон, он оставил службу, чтобы спасти меня, потому что магия моей матери убедила его, что он безнадежно влюблен в нее. Хью д'Амбрей был вторым, и во время своего обучения у Ворона Хью служил герольдом Роланда. По словам Ворона, именно так поступал мой отец тысячи лет назад, до того, как магия исчезла из мира и его империя магов рухнула. Сначала ты становился герольдом, а затем военачальником. Теперь Джули решила, что она мой герольд. Я никогда не рассказывала ей ничего из этого. Должно быть, она все еще общается с Роландом. Я не знала как, и когда я спросила ее об этом несколько недель назад, она все отрицала.
Очевидно, она солгала.
Я стиснула зубы.
Ничего хорошего не выйдет из общения Джули и Роланда. Он был ядом. Я уже прервала одно их общение и сделала все возможное, чтобы не допустить повторения. Логика, объяснения, искренние просьбы, угрозы, обоснования – ничто из этого не имело никакого значения. Ничто, кроме прямого приказа, не помогло бы, но я была еще не готова сжечь этот мост. Не только это, но и прямой приказ должен быть сформулирован таким образом, чтобы исключить любые лазейки. Мне пришлось бы нанять Барабаса просто для того, чтобы он его написал.
Джули общалась с моим отцом, и я была бессильна остановить это. Мой отец продолжал вторгаться на мою территорию, насмехаться надо мной, и я тоже не могла этому помешать. И теперь Джули ехала в его замок, чтобы объявить обо мне.
Я подняла голову и села прямее. Обнимашка уловила мое настроение и перешла на легкий галоп. Дерек, не отставая, перешел на бег. У нас с Джули будет долгий разговор, когда мы вернемся домой. Я не хотела герольда, но если бы я была на ее месте, я бы поступали так же. Я въеду в эту чертову крепость так, словно у меня есть герольд, объявляющий о каждом моменте моего дня, сопровождаемый фанфарами и размахиванием знаменем.
Четверо охранников в кожаных доспехах стояли у входа в крепость, двое мужчин и две женщины, все подтянутые, мрачные и выглядевшие так, словно кто-то нашел несколько боевых собак, придал им человеческий облик и сделал из них образцы военного совершенства. Они склонили головы в унисон, и четыре голоса хором произнесли:
– Шаррим.
Чудненько. Это будет замечательный визит, я просто знала это.
Я въехала во двор и спешилась рядом с Джули, которая стояла как на параде, держа в руках дурацкий баннер. Рядом с ней ждала небольшая подставка. Ей принесли подставку для флага.
Мужчина подошел и опустился на одно колено. Я видела его раньше. Ему было за пятьдесят, с копной седеющих волос, и он выглядел так, словно все свои годы боролся за то или иное. То, что люди опускаются передо мной на колени, занимает место где-то между удалением корневого канала и прочисткой канализации в списке вещей, которые я ненавидела.
– Вы оказываете нам честь, Шаррим. Я сообщил Шарруму о вашем прибытии. Он вне себя от радости.
Держу пари, что так и есть.
– Спасибо за теплый прием.
– Вам что-нибудь от меня нужно?
– Не в этот раз.
Он поднялся, все еще склоняя голову, и отступил, чтобы встать в нескольких десятках футов слева.
Солдаты, охранявшие стены вокруг нас, старались не глазеть. Женщина вышла из одного из боковых зданий, увидела нас, развернулась и вернулась внутрь.
– Ты наказана, – сказала я себе под нос.
– У меня все равно нет светской жизни, – пробормотала Джули. – Барабас позвонил домой перед тем, как я ушла. Он сказал мне не сжигать никаких мостов.
Это была постоянная юридическая консультация Барабаса, когда дело касалось моего отца. Если бы я сожгла этот мост, это означало бы войну.
– Где он?
– Он дома, – сказала Джули. – У Кристофера был нервный срыв, и он сжег книгу.
В этом не было никакого смысла. Кристофер любил книги. Они были его спасением и сокровищем.
– Что это была за книга?
– «Мифология» Булфинча[2]2
Сборник рассказов из мифов и легенд, переписанный для широкой читательской аудитории американским ученым-латинистом и банкиром Томасом Булфинчем, опубликованный после его смерти в 1867 году. Эта работа была успешной популяризацией греческой мифологии для англоязычных читателей.
[Закрыть].
Что могло вывести его из себя из-за бедняги Булфинча?
Справа из небольшой боковой башни мужчина и женщина вышли на стену. Мужчина был завернут в плащ, несмотря на жару. Сшитый и залатанный всем, от кожаной тесьмы до кусочков меха, он выглядел так, будто каждый раз, когда его разрезали или рвали, он прикрывал разрыв любой тканью или кожей, которая была у него под рукой. На левой стороне была особая заплатка, которая мне не понравилась.
Его лицо было слишком гладким для человека, линии идеальными, темные глаза опущены. Его волосы были коротко подстрижены и взъерошены, словно он не утруждал себя расчесыванием пару дней, но они были глубокого глянцево-черного цвета и выглядели мягкими. Он был чисто выбрит, на подбородке не было ни тени щетины, но каким-то образом он умудрялся выглядеть неопрятным. Цвет его лица тоже был странным, ровного оливкового оттенка. Когда большинство людей описывали кожу как оливковую, они имели в виду золотисто-коричневый цвет с легким зеленоватым оттенком. Его оливковый был не темнее, а каким-то образом сильнее, насыщеннее зеленым. Над его плечом торчала рукоять меча, обмотанная фиолетовым шнуром. Такой же фиолетовый виднелся под его плащом.
Рядом с ним возвышалась женщина. Слегка выше шести футов, темнокожая, с широкими плечами, она была одета в кольчугу поверх черного тактического обмундирования и несла большой молот. Тело под кольчугой было худощавым: маленькая грудь, узкая талия, крепкие бедра. Она была мускулистой. Ее волосы, заплетенные в короткие дреды, были убраны с лица. Темные очки скрывали ее глаза. Черты ее лица были крупными и красивыми, и полностью человеческими, хотя она выглядела так, словно могла пробить прочную стену. С ее талии свисал фиолетовый шарф, похожий на паутинку.
– На стене, пара справа, – тихо сказала я.
И Дерек, и Джули продолжали смотреть прямо перед собой, но я знала, что они их заметили.
– Это человеческая кожа на левой стороне его плаща.
Если все пойдет наперекосяк, эти двое окажутся проблемой.
В сорока футах над нами дверь башни открылась, и мой отец вышел на каменную площадку. Магия облепила его, как изодранный плащ. Он сматывал ее так быстро, как только мог, но я все еще чувствовала ее. Мы что-то прервали.
– Цветочек!
– Отец. – Вот. Я сказала и даже не запнулась.
– Так приятно тебя видеть.
Он начал спускаться по лестнице. Мой отец выглядел как мечта любого сироты. Ради меня он позволил себе повзрослеть и превратиться в мужчину, у которого вполне могла бы быть двадцативосьмилетняя дочь. Его волосы были цвета соли с перцем, и он позволил нескольким морщинкам собраться в уголках глаз и рта, что говорило об опыте, но двигался он как молодой человек в расцвете сил. Его тело, одетое в джинсы и серую тунику с закатанными рукавами, могло бы принадлежать наемнику, который отлично вписался бы в команду Кэррана.
Его лицо было лицом пророка. Доброта и мудрость сияли в его глазах. Они обещали знание и силу, и прямо сейчас они светились отеческой радостью. Любой ребенок, взглянув на него, инстинктивно понял бы, что он будет отличным отцом, что он будет заботливым, терпеливым, внимательным, суровым, когда того потребуют обстоятельства (но только потому, что он хотел лучшего для своих детей), и, прежде всего, будет гордиться каждым твоим достижением. Если бы я встретила его в пятнадцать лет, когда умер Ворон, и мой мир разрушился, я бы не смогла сопротивляться, несмотря на всю подготовку Ворона к убийству Роланда. Тогда я была так одинока и отчаянно нуждалась в любом намеке на человеческое тепло.
Джули была сиротой. У нее были я и Кэрран, но мы были второй ее семьей.
Я уставилась на этот отеческий фасад и пожалела, что не могу отгородить ее от него. Если бы желания имели силу, мои обрушили бы этот замок лавиной камней и пыли.
– Ты ела? Я могу попросить подать обед. Я нашел потрясающий рецепт красного карри.
Да уж, вкусите волшебно-потрясающее карри в доме легендарного мага, одержимого желанием перемолоть мир под своим сапогом. Что может пойти не так?
– Нет, спасибо. Я не голодна.
– Пойдем, прогуляемся со мной. Я хочу тебе кое-что показать.
Я взглянула на Дерека и слегка покачала головой. Оставайся на месте.
Он кивнул.
Я сделала знак Джули. Она воткнула флаг в подставку и последовала за мной, соблюдая дистанцию примерно в четыре фута. Я собиралась ткнуть отца носом в тот беспорядок, который он устроил. Он показывал свою уродливую сторону. Я видела ее раньше раз или два, и это было невозможно забыть. Джули давно пора было это увидеть.
Мы с отцом прошли через двор, поднялись по лестнице и вышли на стену. Сложная сеть рвов пересекала землю с левой стороны и тянулась, окружая замок неровным полумесяцем. По бокам возвышались холмы из песка и гладкой гальки дюжины цветов и размеров. Я попыталась представить линии траншей в своей голове так, как они выглядели бы сверху, но они ни на что не были похожи. Если бы это была схема заклинания, она была бы адски сложной.
Для какого заклинания требовались песок и камень? Неужели он строил каменного голема? Это был бы действительно большой голем. Судя по количеству материалов, это должен был быть колосс. Но зачем использовать гальку, почему бы не вырезать его из камня?
Может, это был призыв. Что он призывал, чтобы ему понадобилось пространство размером с двадцать футбольных полей…
– Я решил построить водяной сад.
О.
– Я рассказывал тебе о водяных садах во дворце моего детства. Я хочу, чтобы у моих внуков были свои собственные драгоценные воспоминания.
Воспоминание поразило меня, как внезапный удар под дых: отец на поросшем травой холме, забирающий моего сына, под мои крики. Я видела видение в сознании джинна. Джинны были не самыми надежными существами, но ведьмы подтвердили это. Если… нет, когда. Когда у нас с Кэрраном родится сын, отец попытается забрать его. Я ухватилась за эту мысль и прогнала ее, прежде чем она успела всплыть у меня на лице.
– Мы отводим реку по другому руслу. Погода достаточно мягкая, и с небольшой магической подсказкой я превращу это место в маленький рай. Что думаешь?
Открой рот и скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь.
– Похоже, это будет прекрасно.
– Так и будет.
– Как думаешь, бабушке захотелось бы это увидеть? – Удар, удар, удар.
– Твою бабушку лучше не беспокоить.
– Она страдает. Одна, заточенная в каменном ящике.
Он вздохнул.
– С некоторыми вещами ничего не поделаешь.
– Ты не боишься, что кто-нибудь освободит ее? Кто-нибудь вроде меня.
– Если кто-то попытается проникнуть в Мишмар, я узнаю и отправлюсь на их поиски. Далеко они не уйдут.
Спасибо за предупреждение, папочка.
– Она не живая, Цветочек. Она дикая сила, буря без эго. Можно только предполагать, какой ущерб она нанесет, если ее выпустить на волю.
Ага. Еще бы, ты похоронил ее вдали от всего, что она любит, потому что она слишком опасна.
Мы возобновили нашу прогулку вдоль стены, медленно обходя башню.
– Как идут приготовления к свадьбе?
– Очень хорошо. Как продвигается мировое господство?
– В этом есть свои нюансы.
Мы прогуливались вдоль стены. Вероятно, этого было достаточно для светской беседы. Если я позволю ему вести разговор, я никогда не верну Саймана.
– Сюда привезли жителя Атланты. Я здесь, чтобы забрать его домой.
– Ах. – Роланд кивнул.
Мы завернули за угол, и я мельком увидела лицо Джули, шедшей позади нас. Она смотрела на пустое поле за восточной стеной. Ее глаза расширились, лицо заострилось, а кожа стала на два тона белее. Я взглянула на поле. Красивая изумрудно-зеленая трава. Джули уставилась на нее испуганными глазами. Она определенно что-то видела.
Мы продолжали двигаться.
Не сжигай мосты. Будь вежлива.
– Ты похитил Саймана.
– Я пригласил его побыть моим гостем.
Я достала из кармана фотографию изуродованного тела Саймана и передала ему.
Роланд взглянул на нее.
– Возможно, слово «гость» было несколько преувеличенным.
– Ты не можешь брать в плен жителей Атланты в любое время, когда тебе захочется.
– Технически могу. Я предпочитаю не делать этого, потому что мы с тобой заключили некое соглашение, но это определенно в моих силах.
Я открыла рот и тут же его захлопнула. Мы остановились у квадратного расширения на стене, которое, вероятно, станет основой для фланкирующей башни. В поле, правее, на кресте был распят человек. Окровавленный, в разорванной одежде, с лицом, превращенным в месиво, он свешивался с досок. Я бы предположила, что он мертв, если бы не то, что он смотрел прямо на Роланда вызывающим взглядом.
– Отец!
– Да?
– Человека распяли.
Он взглянул в том направлении, и тень промелькнула по его лицу.
– Верно.
Это был тот же взгляд, которым одарила меня Джули, когда думала, что ей сошла с рук кража пива из бочонка, но она забыла о пустой кружке на своем столе. Он забыл о человеке, которого медленно убивал.
Джули оглянулась на пустое поле. Ладно, пожалуй, хватит. Теперь мне нужно было подвести ее как можно ближе к выходу.
– Мне нужно поговорить с глазу на глаз, – сказала я ей. – Возвращайся и подожди с Дереком, пожалуйста.
Она поклонилась, повернулась и ушла.
– Ты слишком мало ей доверяешь, – сказал Роланд.
– Я отдаю ей должное. Я также никогда не забываю, что ей шестнадцать.
– Чудесный возраст. Полный возможностей.
Возможностей, которые тебе не пристало рассматривать.
– Что он сделал?
Роланд вздохнул.
– Что было такого плохого, что ты решил его пытать?
Роланд смотрел, как уходит Джули.
– Проблема с военачальниками в том, что должность в корне порочна по самой своей природе. Генерал, который не способен руководить, бесполезен, но чтобы руководить, он должен внушать лояльность. Когда войска спешат на поле боя, зная, что могут отдать свои жизни, они смотрят на своего генерала, а не на короля, стоящего за ним. Рано или поздно их лояльность разделяется. Они бросают своего короля и вместо этого смотрят на того, кто истекал кровью и страдал вместе с ними.
Он посмотрел на человеческие останки на кресте.
– Это один из людей Хью?
– Да.
– Что он сделал?
– Он отказался выполнять мои приказы. Я сказал ему кое-что сделать, и он ответил мне, что он солдат, а не мясник. Величайшее лицемерие этой псевдоморальной позиции заключается в том факте, что если бы Хью отдал ему такой же приказ, он, вероятно, подчинился бы. Я просто напомнил ему, что он переводит дыхание по моему усмотрению.
И он приказал привязать его к кресту. Чтобы смерть заняла больше времени.
– Это варварство.
Роланд повернулся ко мне с легкой улыбкой.
– Нет. Варварство обычно приводит к быстрой смерти. Жестокость – признак цивилизованного человека. У меня тут сотня Железных псов. Он отличное наглядное пособие.
И это было все, в двух словах. Для него не было никаких запретов для достижения своих целей.
– Как долго он там висит?
– Пять дней. К настоящему времени он должен был быть мертв, но он, несмотря на боль, использует магию, чтобы оставаться в живых. Воля к жизни – поистине замечательная вещь.
Я хотела дойти туда и снять человека Хью. Я не была доброй, я могла быть жестокой. Я и раньше пользовалась мечом ради наказания, но в самом худшем случае наказание, которое я применяла, длилось минуты. Человек на кресте был там несколько дней. Железный пес, возможно, и принадлежал Хью, но была грань между добром и злом, и такого рода пытки пересекали ее. Это не касалось нас с Хью. Это было о правильном и неправильном.
– А если Хью вернется?
– Не вернется. Я понизил его.
– Ты что?
– То, что дается добровольно, также может быть отнято. Я разорвал связь между нами. У него все еще есть преимущество нашей крови со всей ее силой… которую, к сожалению, я не могу убрать, не лишив его жизни, но мы не связаны. Свет его дара больше не драгоценен для меня.
Волоски у меня на затылке встали дыбом. Моего отца больше не волновало, жив Хью или умер.
– Ты сделал его смертным.
– Да. Даже с его способностью к исцелению, я ожидаю, что он не протянет следующее столетие.
