Текст книги "Привычка убивать"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Нет, я не разрешаю, – твердо заявила она. – В травматологию, пожалуйста. Больше – никуда.

Спор этот длился мучительно долго и бестолково. Клавдии пришлось воспользоваться своим служебным положением и достать корочки следователя.

– Вы специально мне позвонили? – спросила Клавдия у Смирнова напоследок.

Он кивнул.

– Вы все-таки слабый человек…

Он снова кивнул.

– Но вы не трус, – сказала Клавдия.

Он чуть-чуть раздвинул губы в подобии улыбки.

– Больше этого не будет?

Он покачал головой.

– Ну и хорошо. А вот про бумажку?

Смирнов пожал плечами.

Когда его увезли, Клавдия и Игорь отправились к станции.

Беркович сидел возле кучи бумаг и осторожно разворачивал каждую пинцетом.

– Ну как дела? – спросила Клавдия.

– В макулатурщика превратился, – усмехнулся криминалист. – Вот есть одна подходящая, но я не уверен.

Он достал из кармана полиэтиленовый пакет и протянул Клавдии.

Это был листок из Библии…

ДЕНЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ

Пятница. 9.12 – 14.37

Так бывает всегда, когда настраиваешься на самые активные телодвижения, а оказывается, что за тебя уже кто-то решил, что будешь не ручками-ножками сучить, а скучно ждать у моря погоды.

Клавдия хотела прямо с утра собрать свою бригаду и наконец разработать хоть какую-то тактику, не говоря уж о стратегии.

Но с утра Саша Самойлов позвонил и сообщил, что едет опрашивать свидетелей.

Кленов появился только на минуту, чтобы справить прокурорский запрос в психдиспансеры.

Игорь отправился к экспертам по поводу страниц из Библии.

Клавдии, конечно, все это можно было отменить, но дело в том, что ее саму вызвал к себе Малютов и, пряча честные свои солдатские глаза, сказал, что все-таки надо довести дело Худовского до конца.

И вот с утра Клавдия сидела в отделении милиции и нудно беседовала с рокерами, которые потрясали ее своей тупостью и упрямством. Она ловила их на вранье, а они открывали изумленные рты и говорили что-то вроде того, что забыли или перепутали.

Низовцеву, знакомую и почитательницу Худовского, разыскать пока не удалось.

Словом, утро было потеряно.

Но зато с обеда события стали принимать ожидаемый Клавдией стремительный характер.

Первым вернулся в ее кабинет Игорь.

– Есть новости, – сказал он. – Значит, так. Все листочки Библии из одной книги. Партия этих книг поступила в страну где-то около года назад. Австралийское издание. Карманное, на папиросной бумаге В мягком переплете. Вот такое.

И он достал темно-синюю книжечку без названия на обложке.

– Их тогда поступило где-то пять-шесть миллионов. Распространяла книгу Московская патриархия. В основном по церквям.

– Где?

– Практически по всей России.

– А что с текстом?

– Ну, на первый взгляд ничего общего. Второй листок – это… – Игорь достал органайзер и, нажав кнопочки, прочитал: – «Первая книга Моисеева. Бытие».

– И что там?

– Самая первая страница. Ну, как Бог сотворил все…

– Хм-да… Надо специалиста найти…

– У меня есть… да вы знаете… Отец Сергий. Может, к нему обратиться?

– Давай.

Вторым пожаловал Николай Кленов.

– Все исполнено, гражданин начальник.

– Если уж такие формальности, – улыбнулась Клавдия, то называйте меня…

– Стоп! – остановил ее Кленов. – Я сам догадаюсь. М-м-м… Госпожа следователь. Так?

– Телепатия?

– Нет, интуиция.

– Все, ждем Сашу и Евгения Борисовича, – сказала Клавдия. – Коля, не в службу, а в дружбу – поставьте чаю.

– А пирожки купить? – удивился тот.

– А пирожки я сегодня испекла сама.

К чаю, словно чуяли, как раз поспели Саша и Беркович. Чаепитие грозило перейти в бенефис Клавдии, потому что пирожки нахваливали беспрерывно и искренне.

– К делу, ребята, – остановила поток славословий Дежкина. – Коля, вы нам обещали портрет.

– Да, я готов. Только, пожалуйста, не надо диктофона.

Клавдия, которая уже действительно достала диктофон, спрятала его обратно в стол.

– Так вот, господа, что мы имеем? Только факты. Только самые упрямые из них. Мы имеем три трупа женщин в возрасте от тридцати восьми до сорока лет. Все они были одеты в шубы разной цены и достоинства. Отметим только, что шубы были ниже колен.

Кленова слушали так внимательно, словно он сейчас раскроет истину в последней инстанции. И он это чувствовал, и уж он старался.

– Убиты они были приблизительно в одно и то же время. Где-то между половиной шестого и семью часами вечера. Убиты одним и тем же способом. Довольно необычным, исходя из трудности его исполнения. Ударом в лоб острым предметом. Орудие убийства значения не имеет, потому что, как вы знаете, во всех трех случаях убийца импровизировал. Отвертка, нож и финка. Впрочем, это мы тоже утверждать не можем однозначно, потому что орудия убийства так и не найдены.

Игорь первым выказал нетерпение. Он потянулся к стакану и снова налил себе чаю.

– Теперь еще, – не обратил внимания на Игоря Кленов. – В двух случаях мы имеем также крест на теле, вырванные из Библии страницы и зашитое влагалище. И это как бы указывает нам на некие религиозные мотивы в преступлениях. Впрочем, я заговорился, времени у нас не так уж много, – неожиданно сказал Кленов. Игорь даже застыл со стаканом в руке по пути от стола к стулу.

– Дело в том, что, по моим скромным соображениям, следующее убийство должно состояться не далее как завтра, – сказал Кленов и опустился на свой стул.

Какое-то время в кабинете была гробовая тишина. Именно гробовая, потому что на всех как будто пахнуло могильным холодом.

– Черт возьми, – сказала Клавдия, прихлопнув по столу рукой. – Точно…

– Что? Что? Почему? – первым высказал удивление Беркович. – Откуда вы?..

– Клавдия Васильевна, что? – вскочил Игорь.

– Господи Боже мой! – застонала Клавдия. – Что ж я раньше-то?!..

– Да что такое, в конце концов?! – взорвался наконец и Саша Самойлов. – Коля, почему завтра?!

– Ну, госпожа следователь, – прищурил глаза психолог, – объясните.

– Периодичность, – сразу нашла нужное слово Клавдия. – Календарь, дайте календарик, у кого есть?

Суета началась несусветная. На стол Клавдии легли сразу три календарика.

– Смотрите, – поставила она точку на пятнадцатом февраля. – Это первое убийство. Так? Двадцать третьего – второе. Второго марта – третье… Нет, Коля, не завтра – послезавтра. Периодичность – каждые восемь дней.

Мужчины тут же стали пересчитывать на пальцах – у всех получалось девять.

– Что-то совсем запутались, – признался Игорь.

– Да вы на календарь смотрите! – пыталась их угомонить Клавдия и вместе с тем благодарно поглядывала на Кленова.

– А вы молодец, Коля. И знаете, что еще – в Хабаровске тот же человек был.

– Да? – Кленов сунулся в календарь.

– Нет, этот не годится, надо за восемьдесят второй год, – сказала Клавдия.

– А какая разница? – наконец сообразил Саша Самойлов.

– Действительно! Ну-ка…

Когда сличили даты и числа – получилась тоже строгая периодичность. Но только не восемь, а тридцать пять дней.

– Интересно… – Кленов откинулся на спинку стула и уставился в потолок. Руки, правда, не забывали при этом вырезать что-то из бумаги. – Это очень интересно… Но непонятно. Это имеет какой-то смысл…

– А что значит число восемь? – поинтересовался Игорь.

– О! Восьмерка – это очень интересная цифирка. – Психолог окинул окружающих взглядом. – Вы, конечно, знаете, что существует такая наука о магии цифр. Пушкин, кстати, очень этим увлекался. Вот его «Пиковая дама». Там, говорят серьезные люди, вообще основы квантовой механики заложены и теории относительности.

– Ла-адно, – иронично улыбнулся Игорь.

– Ну, может привирают, – тут же согласился Кленов. – Но я не об этом. Я о цифрах. Так вот в этой самой магической табели о рангах цифра восемь имеет самую плохую репутацию.

– А тринадцать? – спросил Беркович.

– Глубокие познания, – бестактно заметил Кленов. – Нет, восьмерка пострашнее будет. Это одновременно и петля и бесконечность. Как бы даже считается, что восьмеркой вызывают темные потусторонние силы…

– Так наш маньячина – сатанист? – подал голос Игорь.

– Не исключено. Хотя, кроме восьмерки, других признаков нет.

– А тридцать пять? – напомнила Клавдия, подумав при этом: «Кто бы послушал со стороны – дурдом!»

– Магия чисел доходит только до тринадцати, – ответил Кленов. – Но мы можем взять две цифры: тройку и пятерку. Тройка – это любовь. Хорошая цифра. Святая Троица, тридцать три года Христу… Вообще, хорошо… Пятерка – тоже, в общем, неплохо…

Кленов остановился. Все смотрели ему в рот.

– А вот если сложить… – выговорил он.

– Восемь, – шепотом сказал Игорь.

ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ

Суббота. С утра до вечера

Конечно, этот день был рабочим. И не только у Клавдии. Вся бригада моталась по городу.

Клавдия тоже ездила куда-то, тоже суетилась, но что особенного она могла предпринять? Были, конечно, даны инструкции МВД, чтобы постовые милиционеры обращали внимание на подозрительных личностей, преследующих женщин в возрасте около сорока лет. Чтобы постоянно находились под контролем пустыри, парки и скверы.

Клавдия даже хотела дать сообщение в прессу, предупредить, но Левинсон, этот говорливый пресс-секретарь, только замахал на нее руками – ты что, дескать, с ума сошла?!..

Саша Самойлов продолжал опрашивать свидетелей, но безрезультатно, из диспансеров ответа не было пока. Игоря в командировку она не посылала. Клавдия решила, что пока лучше оставить его в Москве.

Каким-то детским чувством она неосознанно надеялась, что вот захочет она очень-очень, что вот очень-очень постарается – и вдруг увидит на улице убийцу.

Ну а взрослым опытом понимала с ужасом, что завтра одна из проходящих мимо нее женщин будет мертва.

И от этого становилось так страшно, так противно, так безысходно на душе.

Она всерьез повторяла слова Кленова, что отличным людям должно же когда-нибудь повезти.

Дежурному МВД по городу было дано указание, чтобы о всех подозрительных случаях было сразу доложено в прокуратуру.

Была еще одна, совсем маленькая надежда, что Саша или Кленов найдут что-нибудь, можно будет хоть как-то предостеречься. Но и она таяла с каждой минутой.

Свидетели – а Саша с целым роем помощников опрашивал целые микрорайоны, – никакого подозрительного мужчину не видели в тот день и в то время. Они смутно вспоминали и убитых, но уж про подозрительных спутников даже тени воспоминаний не было.

А диспансеры обещали дать ответ только к понедельнику. Ну да, в субботу и воскресенье они не работали.

К вечеру Клавдия совсем извелась. Тупо смотрела на телефон, понимая, что никаких добрых вестей он не принесет.

Позвонила Ленка, Клавдия накричала на нее.

Потом позвонил Макс. И она решила, что надо ехать домой. Все равно сегодня ничего не будет.

Все случится – не дай Бог! – завтра, в воскресенье.

ДЕНЬ СЕМНАДЦАТЫЙ

Воскресенье. 17.20 – 19.54

К вечеру Клавдия поняла, что потихоньку сама начинает съезжать с катушек. Она уже вздрагивала от каждого резкого звука, слова, не говоря уж о телефонных звонках.

Ни вчерашний день, ни сегодняшний никаких изменений не принесли. Было только нарастающее, даже физически ощутимое, наркозное бессилие. Больное и ноющее. От которого хотелось завыть, забиться в угол, вцепиться во что-нибудь зубами, чтобы почувствовать, что жизнь еще идет, еще теплится.

С какой-то маниакальной энергией Клавдия пыталась совершить невозможное – угадать сегодняшнюю жизнь убийцы. Это было что-то сродни насильственному переселению собственной души. Только угадать, в кого же переселиться, Клавдия не могла. Она представляла себе высокого мужчину, левшу, а дальше начиналась всякая киношная банальщина вроде тяжелой походки, мрачного взгляда, татуированных рук, кепки на самые глаза и злобной улыбки.

Клавдия пускала свою ищущую мысль по неведомому следу и каждый раз натыкалась на полную пустоту. Ничего угадать она не могла.

Раз ей показалось, что она уже видит, даже очень явственно, человека, идущего за женщиной в шубе. Она даже как будто слышала его дыхание, его злобные мысли, она даже попыталась определить, где же все это происходит. И увидела, что женщина идет по Поклонной горе.

В каком-то азарте морока, Клавдия тут же вызвала дежурного и приказала направить наряд в это место.

– А что такое?! – всполошился он. – У нас там и так полно народу. Там же сегодня фейерверк устраивают.

– Какой фейерверк?

– А в честь Женского дня.

– Так сегодня десятое марта, а не восьмое!

Мимолетом вспомнила, что с Женским днем ее никто не поздравил.

– Не знаю, но там такая толпа…

– Перестаньте мучиться, – сказал Кленов. – Вы его не усечете. Это все самовнушение. Чудес не бывает.

Клавдия взглянула на часы – было ровно шесть.

И сердце у нее ухнуло в какую-то холодную черноту.

Именно в этот момент… Именно сейчас, в эти самые секунды – все и происходит.

Это было невыносимо!..

– Знаете, что самое страшное? – спросила она Кленова.

– Знаю – смерть, – спокойно ответил он.

– Нет. Наверное, той женщине, которую сейчас убили или сейчас убивают, не так страшно, как мне. Потому что я знаю… Господи, что я говорю?..

– Да, – согласился Кленов. – Я тоже терпеть не могу всяких там предсказателей, хиромантов, пророков. Лучше встретить смерть неожиданно.

– Но где? Где он сейчас?!! – Клавдия ударила кулаками по карте Москвы, словно могла прихлопнуть неизвестного убийцу.

Воскресенье. 17.37 – 18.10

Дверь открылась сразу. Даже не пришлось ничего выдумывать, потому что не спросили: кто там?

Легкий толчок в грудь – и мы в квартире. Я закрываю дверь на лестницу. Все, мы одни.

– Ты?!! – И огромные удивленные глаза.

– Я. Не узнаёшь?

– Честно говоря, узнать трудно. А зачем ты?.. Если ты считаешь, что я… В общем, моей вины нет! Я не…

Нет, дальше говорить скучно. Дальше начнутся оправдания, стенания, мольбы. Я могу передумать, но я не хочу менять своего решения.

Я делаю шаг вперед. Поближе к этим глазам, к этому невыразимому удивлению.

– Не надо!!! Умоляю!! Не надо…

Ну вот, так и есть – мольбы и стенания. Как в самом деле скучно. Почему же никто не хочет платить по счетам? Почему все норовят ускользнуть?

– За твои грехи, – тихо говорю я.

Никакой посторонней силы. Теперь только я. Меня никто не ведет.

От удара голова сильно дергается и пытается соскользнуть с лезвия. Приходится прижать ее к острию.

Часы забили, как колокол – шесть раз.

Глаза становятся черными. Мертвыми. Хорошо.

Сюда мы положим искупление.

А здесь проведем границу, вот такую – широкую, красную, горячую…

Надо все хорошенько запомнить. Надо ничего не забыть. Так, здесь крест.

Почему-то нет ненависти. Почему-то нет вообще никаких чувств – пустота и скука. Как будто меня обманули, провели, как ребенка.

Нет, это невозможно. Так долго ждать и так обмануться!

Ах ты, гадина, сволочь! Мерзость!..

Часы ударили еще раз.

Пора идти. Домой.

Нож кладу в карман. Мою руки в унитазе.

Как все противно и скучно.

В этот момент зазвонил телефон…

Воскресенье. 19.59 – 20.03

Телефон зазвонил, как это всегда бывает, неожиданно.

– Да! – закричала Дежкина, словно уже знала, что скажут ей.

– Дежурный по городу майор Каратов…

Клавдия закрыла глаза. Теперь она мысленно умоляла неведомого майора Каратова сказать, что за время его дежурства чрезвычайных происшествий не случилось. Ведь это даже невероятно, что так быстро звонит обязательный майор. Может быть, ошибка?..

Кленов встал. Те же мысли пришли и к нему. Он смотрел на лицо Клавдии и старался угадать, что она слышит. Как-то вдруг забыл играть в непроницаемого психолога, и все его бешеное «вдруг» стало очевидным и таким трогательным.

Клавдия положила трубку.

– Где? – спросил Кленов.

– Медведково, – сомнамбулически выговорила Клавдия.

– Когда, почему так быстро? Это не ошибка?

– Нет, соседи договорились… Позвонили, никто не ответил, решили спуститься…

– И кто же она?!

Клавдия только в этот момент подняла на Кленова глаза и испуганно проговорила:

– Не она… Это был мужчина…

ДЕНЬ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ

Понедельник. 10.29 – 12.50

Марин Юрий Яковлевич, сорок восьмого года рождения. Строитель-каменщик, разведен, живет один.

Клавдия была на квартире этого человека, видела его труп, а теперь рассматривала веселую фотографию, где Марин был одет в матросский костюм и изображал пирата.

Обыск в квартире ничего не дал. Ни одного отпечатка пальцев, кроме хозяйских, конечно, ни одной зацепки.

«Ну и чем ты ему не угодил, Юрий Яковлевич Марин? Чем ты его так заинтересовал, что он даже изменил своей натуре?»

– Привет всем! А чего я вам привез!.. – Дверь распахнулась, и в кабинет вошел сияющий Чубаристов. – Такое видели в начале весны?

Клава оторвала взгляд от дела и подняла голову. Улыбнулась одними губами и сказала:

– Одиннадцатое марта…

«Нет, не станет этот маньяк просто так менять свою схему. Должен быть для этого какой-то очень серьезный повод. Какой?»

Чубаристов внимательно посмотрел на Клавдию, даже провел перед ее глазами рукой. Та не отреагировала.

– Та-ак, понятно. Не спали, не ели, не жили… – Виктор аккуратно водрузил на стол огромную пахучую дыню. – И мне тут никто не рад. Самому, что ли, ее лопать?.. Ладно, выкладывай, что случилось? Эй, Клавдия! Это я, почтальон Печкин, принес тебе посылку с юга!

Клавдия уставилась на него так, словно и вправду только что заметила.

– Так чего там у тебя?

– А, Виктор… Много чего…

– Так серьезно? – Виктор сел на краешек стула и приготовился слушать.

– Дальше некуда, – тихо сказала Клава. – Как приятно пахнет твоя дынька.

Виктор долго молчал и наконец сказал:

– Покажи. Дай почитать.

– На. – Клава протянула ему папку. – Как там Сочи?

– Ночи очень темные, – ухмыльнулся он и углубился в первую страницу.

Нужно заметить, что простой смертный в правильно оформленном уголовном деле не поймет решительно ничего. Какие-то длинные нудные описи имущества, судебно-медицинские заключения, протоколы опроса свидетелей, которые по нескольку раз говорят одно и то же. Какие-то клочки бумаги с обрывками предложений, и фотографии, фотографии, фотографии. Разобрать ничего невозможно.

Зато любой профессиональный следователь читает все эти скучнейшие разрозненные сведения как настоящий детективный роман. Простая опись имущества сразу дает представление о человеке, о его работе, материальном положении, о его привычках. Заключения судебно-медицинских экспертов могут нарисовать почти всю, если не всю картину убийства. Не говоря уже о показаниях свидетелей. В этих, казалось бы, однообразных протоколах хороший следователь найдет массу нюансов. Его наметанный глаз выхватит такие мелочи, которым простой смертный никогда не придаст значения. Но в мелочах-то и кроется дьявол.

Бегло просмотрев дело, Чубаристов захлопнул папку и аккуратно, как бомбу замедленного действия, положил ее на стол перед Дежкиной.

– Ну и что ты об этом думаешь? – робко поинтересовалась Клава.

– Ничего хорошего. – Он вздохнул и достал из кармана складной нож. – Давай лучше дыню есть, а то мне на доклад к главному надо.

– Давай есть. – Клава отложила папку в сторону.

И все-таки что-то здесь не так. Ну казалось бы, что тут такого – убивал этот псих женщин, а потом вдруг переключился на мужика. Но все не так просто. Это как если бы нормальный мужчина всю жизнь спал с женщинами, а потом вдруг переключился на мужчину. Просто так не бывает. Или этот Марин как-то связан с его предыдущей жизнью, или маньяк уже вообще соскочил со всяких тормозов и скоро начнет убивать маленьких детей. Ну где же этот Кленов? Странно, когда он говорит, все кажется ясным и понятным. Но потом понимаешь, что ничего он не объяснил, и объяснить не может.

– На, попробуй. – Чубаристов поставил перед Клавой сочный медовый полумесяц и вышел, сказав: – Я к шефу. Через полчасика приду. Не знаю, может, попрошу его, чтобы подключил и меня к этому делу.

Как же, подключат его. Снимут с Гольфмана, с Долишвили и дадут заниматься этим призраком. Никогда.

Клава откусила кусочек дыни и приятная душистая сладость растеклась по языку. Сразу вспомнились отпуска в Батуми. Взморье, дельфинарий, дешевое домашнее вино, от которого становится так легко в голове, Максимка, который еще не выговаривал букву «р», как сейчас Витька. И Федор. Молодой, стройный, красивый. И влюбленный в нее по уши. Один раз он рано утром, когда Клава еще спала, накрывшись одной простыней, встал, сбегал на базар и принес целую сумку фруктов. Айву, огромные сливы, виноград, мягкие, просвечивающие груши. И дыню. Раза в полтора больше, чем эта. И сладкую-сладкую. Как его губы, которые целовали ее голые, бронзовые от загара плечи, пока она ела эту дыню, смеясь от щекотки. А он целовал ее и умолял, чтобы она не смеялась так громко, а то услышат соседи за фанерной перегородкой…

Клава вдруг поймала себя на том, что уже не думает о маньяке, что мысль стала вялой и рассеянной.

«Фу ты, глупость какая! Прекрати! Дел и так полно. И вообще, не думать о нем больше. Выкинуть из головы, вычеркнуть, вымарать и поставить большой жирный крест».

Клавдия уставилась в дело, но мысль все цеплялась за прошлое.

«А все-таки он подлец. Столько лет прожить вместе, и… А может, это из-за того, что начали жить по-человечески? Ведь он начал деньги в дом приносить, снова мужиком себя почувствовал…»

Где-то Клава читала, что у мужчин в этом возрасте наступает период так называемой половой зрелости, когда нужно себе доказать, что ты еще кое на что способен. Большинство измен у мужчин происходят именно в этот период. Читала, знала, даже подумывала иногда, но почему-то была уверена, что с ней этого не случится. Что вообще ничего с ней никогда не случится. Как те женщины, фотографии которых теперь покоятся в папке у нее на столе.

– Привет-привет. – Дверь распахнулась, и на пороге появился Кленов. – Как дела?

– У вас как? – Клава быстро вытерла глаза платком. – Есть что-нибудь?

Николай Николаевич посмотрел на ее заплаканное лицо и тут же перевел взгляд на дыню.

– О-о, какие у нас деликатесы. Кучеряво живем.

– Угощайтесь. – Клава протянула ему тарелку. – Чубаристов из Сочи привез. Вы с ним пока не знакомы?

– Пока нет. – Кленов отрезал себе здоровенный кусок и плюхнулся в кресло. – Значит, так, убитый этот Марин Юрий Яковлевич. Сорок восемь лет. Но это для вас не новость.

– Нет, не новость. – Клава улыбнулась.

– Разведен. Бывшая жена, Дышкова Галина Родионовна, вышла замуж вторично и уехала с мужем в Канаду. Так что это все отпадает.

– Вы мне лучше объясните, почему этот убийца вдруг на мужчин переключился? Это же какой-то абсурд.

– А вы не перебивайте. – Кленов облизал пальцы и бросил кожуру в мусорное ведро. – Путем сложных психоаналитических умозаключений я нашел ответ на этот неразрешимый вопрос. Марин был убит потому, что, возможно, в свое время являлся знакомым убитого.

– Как?! – Клава преувеличенно удивленно всплеснула руками. – Как вы догадались?! Неужели, кто бы мог подумать?!

– Я же говорю: путем сложных умозаключений, – подхватил Клавдин тон Коля. – Вы, конечно, знаете, что этот Марин одно время жил в Хабаровске. С семидесятого по восемьдесят второй год.

– А я уж и вправду поверила, что вы волшебник. – Клава разочарованно улыбнулась.

– Нет, пока только учусь, – вздохнул Кленов и полез в карман. Достал оттуда ножнички в чехольчике и бумагу. Наверное опять начнет вырезать свои гирлянды.

– Значит, так, – сказал он, закрыв глаза. – Наш подопечный довольно странный человек. Религиозный маньяк, если судить по страничкам Библии у убитых и по крестам на груди. Судя по всему, он окончил семинарию или работал когда-то в патриархии.

– Почему вы так решили?

– По Библии. Если бы это был просто верующий, у которого крыша поехала, то он оперировал бы Евангелием. Простой верующий в Ветхом завете мало что поймет. Они его и не читают почти никогда. Но у нас именно Ветхий завет. Причем я связи между главами не вижу. Может, она и есть, но на таком уровне, который доступен людям, в этой части Библии разбирающимся очень хорошо.

– Может быть.

– Но в любом случае что-то тут не клеится. – Кленов поморщился.

– Что же? – Клава внимательно слушала.

– Почему разные орудия убийства? Почему? – Коля посмотрел на Дежкину.

– Вы меня спрашиваете? – удивилась она.

– Нет, его. – Он опять закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. – Или, точнее, себя. Для религиозных маньяков убийство является своеобразным обрядом, Это как литургия, молебен или еще что-то в этом роде. Простите за такое некорректное сравнение. Наверняка наш подопечный поет молитвы во время этого, читает проповеди и все тому подобное.

– Ну и что вас смущает? – осторожно спросила Клава.

– А то, что если это ритуал, то у него должны быть неизменные атрибуты. И орудие убийства – главный из них. Оно не может быть все время разное.

– Вы так хорошо знаете этих людей?

– Это моя работа. – Николай Николаевич улыбнулся. – И потом, должны же быть какие-то святые вещи, даже для маньяков. Для них тем более.

– Не знаю. – Клава пожала плечами. – Наверное. Но вот же у него есть неизменное – восемь дней.

– Ну на это может быть любая субъективная причина, – ответил Кленов после минутного раздумья.

– Значит, все эти магии – побоку?

– Не совсем так… Но если останется только число дней, а все остальное меняется – тот тут нет ритуала, нет однообразия.

– А может, и не должно? – возразила Клава. – Ведь человека никогда нельзя предсказать до конца.

– Именно! – воскликнул он. – Нормального человека до конца нельзя. А сумасшедшего можно. Люди такого рода – они как машина. Какая-то пружинка в ней сломалась, но машина продолжает упорно работать. Сумасшедшие, они все очень последовательны и конкретны. У них своя философия, свой мир, свои законы. И эти законы они никогда не нарушают.

– Послушаешь вас, так вы чуть не завтра назовете мне его имя. – Клава почему-то начала злиться.

– Назову, – уверенно ответил он. – Но не завтра. Еще убийств семь-восемь, и назову. А пока у меня слишком мало информации. Только вы ведь не хотите ждать, правда?

– Конечно, не хочу. – Клава посмотрела на него с изумлением. – И как вы можете так говорить? Это же не просто дополнительные кусочки мозаики, это живые люди.

– Аминь… – Кленов отвернулся.

– В смысле?.. – не поняла Клава.

– Извините. Издержки профессии. – Он посмотрел на нее с какой-то странной улыбкой. – Я ведь с людьми вообще нормально разговаривать не могу. Смотрю, слушаю и тут же анализирую. И получается не человек, а какой-то сгусток комплексов и привычек.

– Это я уже заметила.

– Вот вы, например…

– «Синдром недооценки»? – отмахнулась Клавдия.

– Нет, поскольку мы одни, я могу и подробнее.

– Неужели? – Клава напряженно вытянулась на стуле.

– Вы женщина переломного возраста. В семье отношения ни к черту. Сильно развит комплекс матери – вы все время стремитесь к тому, чтобы кого-нибудь опекать. Муж от вас именно поэтому и ушел – не вынес. Какой мужчина согласится всю жизнь чувствовать себя ребенком. Не удивлюсь, если узнаю, что на праздник вы ему подарили какой-нибудь домашний халат, пижаму или что-то в этом роде.

– Тапочки. – Клава покраснела. – Я ему тапочки подарила.

– Ну вот видите. – Николай Николаевич виновато вздохнул. – На работе вы ощущаете постоянный дискомфорт из-за того, что вы женщина. Боитесь, что коллеги из-за этого пренебрежительно к вам относятся. Чтобы расположить их к себе, стараетесь и тут создать домашнюю атмосферу, где вы были бы хозяйкой. Отсюда и постоянные пирожки для сослуживцев. Потом еще… – Он посмотрел на Клаву. – Или, может, хватит?

– Хватит. – Она опустила голову. – Вы просто алой мальчишка.

– Вот видите, обиделись. Потому что я знаю то, в чем даже вы себе не признаетесь. И мне, честно говоря, неприятно это знать. Чем меньше для тебя остается тайн, тем скучнее жить на этом свете. Ладно, хватит об этом.

– Да, хватит. – Клавдии вдруг стало весело. – А вам нравится Набоков?

– Кто? Набоков, писатель? – насторожился Кленов.

– Да, Владимир Набоков. – Клавдия внимательно смотрела на психолога.

– Нет, не нравится, – отрезал тот.

– Ну, я так и знала! – расхохоталась Клавдия.

– Что, что вы знали? – вдруг не на шутку разозлился Кленов.

– А это пусть будет пока секретом.

И Клавдия поправила прическу таким томно-призывным жестом, что у Кленова невольно грешные мысли полезли в голову.

Понедельник. 13.15 – 15.37

– Ничего не понимаю. – Батюшка закрыл Библию и пожал плечами. – Какое отношение друг к другу могут иметь эти два отрывка?

– Вот это я у вас и хотел спросить. – Игорь вздохнул.

– Там Исход… – Батюшка медленно поглаживал свою мягкую бородку. – Глава о том, как Бог накормил евреев и Моисея в пустыне. Дал им манну небесную, превратил горькую воду в сладкую и дал перепелов. Второй – Бытие. Создание мира. А третий отрывок – Паралипоменон. Родословные Левия, Иссахара и Вениамина…

– Ну и что он этим хотел сказать? – спросил Игорь. – Он ведь не наобум страницы оставлял. Может, он загадывает нам какую-нибудь загадку?

– Может быть. – Батюшка положил Библию на лавку, и они с Игорем вышли во двор. – Так вы говорите, что все это имеет какое-то отношение к убийству на пруду?

– Да. – Игорь огляделся. – Только мне не хотелось бы, чтоб…

– Я понимаю, – кивнул отец Сергий. – Об этом никто не узнает.

– Спасибо… Тут дело в том, что… – Игорь вдруг поймал себя на том, что не знает, как рассказать все батюшке. Будто хочет уберечь его от этих страшных вещей. – Ну в общем… Короче, это было не единственное убийство. Было еще три в Москве и… Были очень похожие еще в другом городе несколько лет назад. Судя по всему, эти убийства совершил один и тот же человек.

Батюшка внимательно слушал. Игоря даже несколько обидело то, что священник не ахает, как гимназистка, и не начинает истово креститься, услышав это.

– Ну вот. А у трех последних жертв убийца оставил вырванные из Библии страницы. Мы думаем, что он религиозный маньяк и…

– И вы хотите, чтобы я понял его душу? – Отец Сергий посмотрел на Игоря с удивлением.

– Нет, не совсем так. Просто нам пока не совсем ясен мотив. А он, возможно, кроется в этих текстах.

Батюшка долго молчал, снова задумчиво поглаживая бородку.

– Знаете, – сказал он наконец, – я никогда не мог понять черносотенцев. И антисемитов. Хотя мотивы у них замешаны тоже на религии. Они ненавидели и убивали евреев только за то, что те распяли Христа. Но будь Иисус другой национальности, с ним случилось бы то же самое. Ну может быть, не распяли бы, а отрубили голову или посадили на кол. Или сожгли бы на костре. Или съели. У каждого народа своя национальная казнь. Но это ведь ничего не меняет, потому что он именно для этого и был послан на землю.

– Я не совсем понимаю, – признался Игорь. – При чем тут евреи?

– При том, что Библия написана так, что даже в самом добром слове человек может найти призыв к страшным злодеяниям. И будет уверен, что поступает по слову Божьему. И не переубедишь его никогда. На пряжках у фашистов было написано: «С нами Бог».