Текст книги "Привычка убивать"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Четверг. 10.14 – 12.40

– Ну что, к папе хочешь? Давно папу не видел?

– Давно. Хочу. – Витя улыбнулся и шмыгнул носом.

Клава поправила на нем шапочку и толкнула тяжелую дверь парадной.

Квартиру открыли сразу. Даже не спросили, кто там.

– Здравствуйте, я…

– A-а, проходите, проходите! – На пороге стоял здоровенный мужик и чесал волосатое пузо. – Никита. А вы Клавдия Васильевна? Мне маманя про вас говорила.

– Папка, пуивет! – Витька сразу повис у отца на шее.

– Ну привет, мужик. Здоровенный стал. – Никита подхватил его одной рукой и понес в квартиру. – Вы раздевайтесь, проходите. Обувь можете не снимать, у нас тут и так большой бардак.

Беспорядок действительно имел место. По всей комнате были раскиданы какие-то мешки, пакеты, коробки.

– Садитесь. – Кокошин-старший смахнул с кресла ком оберточной бумаги.

– Никуша, кто там пришел? – раздался женский голос из ванной.

– Риточка, это та женщина, которая моего Витька к себе взяла, пока его мамаша шляется неизвестно где! – крикнул он во весь голос и шепотом добавил: – Она у меня, знаете ли, очень ревнивая. Слышать про Нинку не может. Витя, пойди на кухню, посмотри телевизор.

Мальчик тут же спрыгнул с папкиных колен и ушел из комнаты.

– Вы понимаете. – Никита накинул рубашку и сел на журнальный столик, смахнув на пол огромного мехового тигра. – Нинка же сама меня турнула. Этот ее хахаль новый певцом был в филармонии, вот ей красивой жизни и захотелось. Сначала меня туда таскала каждый выходной, потом сама шастала, а в один прекрасный день ночевать не пришла. Заявилась только через два дня. Собирай, говорит, свои манатки и выматывайся из квартиры. А квартира-то моя была, кооператив. Я за нее со своего горба выплачивал, только ордер на нее был оформлен. Вот я и ушел. А хахаль этот ее…

– Смирнов. – Клава ухмыльнулась. – Имела удовольствие.

– Вот-вот. – Никита вздохнул. – Он алкашом оказался, самым натуральным. Он же в филармонии тенором пел в хоре, солировал даже – во, еще не забыл культпоходы эти! Потом его из солистов перевели.

– Понизили, что ли?

– Ну. – Никита махнул рукой. – Голос пропил, вот и перевели. Потом вообще выперли. Нинка пару раз старалась подкатить ко мне мириться, но я ни в какую. На хрен мне такая нужна?.. А Ритка, она…

– Кто это «она»?! – В комнату вошла молодая маленькая женщина со злым лицом и огромным сооружением из махрового полотенца на голове. – Это ты меня «она» называешь?

– Я говорю, Ритаточек мой, что ты у меня самая прекрасная женщина на свете. И я без тебя вообще пропал бы, – залебезил Никита. Но ответ «Ритаточка» не удовлетворил. Она недоверчиво покосилась на Клавдию и спросила:

– Ты кто?

– Клавдия Васильевна Дежкина, – ответила Клава, почему-то встав.

– Тоже троллейбусный парк?

– Нет, Ритаточек: – Никита покраснел и забегал глазами. – Она нашего Витеньку на улице…

– Твоего Витеньку, – отрезала «Ритаточек» и снова повернулась к Клаве. – Алиментов она не получит. Так своей подруге и передай. А судиться начнет, так вообще материнства лишим!

– А я не по поводу алиментов. Хотя этот вопрос остается открытым. – Клава начала злиться всерьез. – Я следователь городской прокуратуры по особо важным делам. – Клавдия вынула удостоверение и ткнула под нос «Ритаточку». – Ваши документы попрошу. Кем приходитесь гражданину Кокошину? Прописаны на этой жилплощади? Где работаете? Декларацию о доходах заполняли?

От такого потока вопросов «Ритаточек» онемела. Только глазки ее забегали пуще прежнего.

– Так, мне необходимо взять показания у гражданина Кокошина, а вы свободны. Шагом марш на кухню.

Никита тоже разительно изменился. От вальяжности и лени не осталось и следа. Он дышал широко открытым ртом, и губы у него дрожали.

– Что?! – обрадовалась вдруг Рита. – Доигрался?! Говорила я тебе, не лезь ты в эти дела. Так нет, все ему мало, все ему мало!

– Это мне мало?! – взвыл Кокошин. – Дубленку ей подавай, пылесос моющий подавай, продукты из супермаркета подавай, софисты-твисты она по телефону покупает, и мне еще мало! Молчала бы, дура!

Из кухни прибежал Витя и с интересом наблюдал за всем происходящим.

– Арестовывают твоего папу, сынок! – ненатурально закатил глаза Никита. – Довела его тетя Рита до цугундера!

– Никто вас арестовывать не собирается. Пока. – Клаве уже был противен это дурацкий театр абсурда. – Сейчас я просто привела вам вашего сына и хотела поговорить с вами по поводу Нины Николаевны, его матери. Вот и все.

– Ну да, ну да… Только че про нее говорить? – Никита никак не мог перевести дух. – Сто раз уже говорено. Дура она и есть дура.

– Может быть, не знаю. – Клава подняла с пола упакованного в полиэтиленовый пакет пушистого тигра и протянула его мальчику. – Витя, посмотри, какого тебе папа зверя привез.

– Это не ему! – робко вмешалась Рита.

– Ему! – зло зыркнул на нее Никита.

– Поди на кухню, поиграй с ним. – Клава подмигнула мальчику.

– Хоошо. – Витя грустно вздохнул, взял тигра за хвост и нехотя поплелся на кухню.

– И вы тоже, я ж сказала, – повернулась она к Рите.

Та нехотя удалилась.

– Ну так вот, – продолжила Дежкина, – Нина Николаевна пропала без вести. Ее уже несколько дней нет на работе, она никому не сообщала, что собирается уехать, мама ваша про нее тоже ничего не знает.

– Ну это я уже слышал. Мне мама говорила. – Никита встал и начал собирать с пола мусор.

– Но и это еще не все. Она пропала как раз в тот день, когда вы уехали.

Раздался звонок в дверь.

– Поди открой, – крикнул Никита на кухню.

– Сам открой! – ответила Риточка.

– Не видишь – я с человеком разговариваю!

Позвонили опять.

– А у меня голова мокрая!

– Я что сказал! – крикнул он и стукнул кулаком по стене. – Голова у нее мокрая…

Рита побежала открывать.

– А куда вы ездили? – спросила вдруг Клава.

– В Белгород, товар возил. – Кокошин запихнул мусор в пакет и положил на столик.

– Да? Странно. – Клава пожала плечами. – Мне на фирме вашей тоже так сказали. Почему же вас не могли на трассе найти?

– На какой трассе? – Никита напрягся.

– А какие трассы бывают? – улыбнулась Клава. – Я начальнику ГАИ позвонила, а он дал приказ по всем постам, чтобы вам сообщили про сына. Но вы по трассе не проезжали.

– Ну, вы понимаете… – Клава вдруг ясно увидела, что у Кокошина дрожат колени. Даже удивилась. Раньше думала, что это просто литературная гипербола. – Мы с напарником решили дорогу срезать и…

– Это была самая короткая дорога. К тому же она была указана в вашей путевке. Кроме того, мы проверили и другие дороги на Белгород. Нигде вас не было…

– Ах ты гад! – влетела в комнату Рита. В руках у нее был какой-то кулек, и она явно намеревалась съездить этим кульком Никите по физиономии. – Это что такое, я тебя спрашиваю?!

– А что, Риточка? Что такое? – Никита попятился, испуганно моргая глазами.

– Вот это – что? – Риточка вынула из кулька женский свитер и швырнула в мужчину.

– Откуда он у тебя? – спросил он, не придумав ничего умнее.

– Ромка сейчас приходил, напарничек твой, просил тебе передать. Я в пакет заглянула, а там это! Говори, кобель, чья это вещь, а то я ее распущу и нитки на твой сучок-то намотаю!

– Что ты, золотко, ты неправильно поняла, – захихикал Никита, дико косясь на Клаву. – Это совсем не то, что ты думаешь…

– Все я правильно поняла, бабник ты хренов! – Рита даже не обращала на гостью никакого внимания. – Или скажешь, что ты сам его носишь, когда холодно?!

– Нет, ну что ты.

– Чей это свитер? – Рита продолжала наступать и уже приперла Никиту к окну. – Последний раз спрашиваю! Чей?!

– Нинкин! – вдруг выпалил он.

– Чей? – Рита остановилась.

– Чей? – Клава встала с кресла.

– Нинки, жены моей… бывшей. А что? – Кокошин оттолкнул любовницу. – Это она с нами в машине ехала. Попросила меня до Саратова ее подбросить, вот и все. Родственники там у нее какие-то. Поэтому и на трассе нас не было – мы крюк сделали…

– Так вы видели ее? – ахнула Клавдия. – Да почему же сразу не сказали?!

– Потому что… вот и все!.. Она просила никому не говорить, – буркнул Никита. – Я ж не знал, что она Витьку на этого… оставила. И потом – вы ж Ритулечку мою видите?..

– Так-так-так, – пыталась сообразить Клавдия. – А зачем ей нужно было в Саратов? Она вам не говорила?

– Сказала, что там плохо с кем-то или помер. Я и не расспрашивал толком. – Никита пожал плечами. – Ну вот ты посмотри, что сделала, дура. Помяла все рубашки. Теперь их никуда не примут. – Он собрал рубашки, на которых только что посидела Рита, уложил их в стопочку и запихнул в шкаф. А куда туфли дела модельные? Я же говорил, это не твое.

– А может, Нинки твоей? У, жмот чертов… – Рита полезла под диван и швырнула на середину комнаты коробку с туфлями. – На, подавись! А про Нинку мы еще с тобой поговорим!..

– Значит, это двадцать третьего произошло? В пятницу? – перебила ее Клавдия.

– Ага, в пятницу… – Кокошин почесал затылок. – Да, точно…

– Странно. А зачем же Смирнов сказал, что она дома ночевала?

– Это уж вы у него спрашивайте, чего он вам там наговорил.

– Понятно. – Клава задумалась. – Простите, а у вас случайно нет ее адреса в Саратове? Или, может, телефон?

– Есть, – прошипела из угла Рита. – Возле сердца носит. Сама в блокноте видела, на первой страничке.

– Ох, ну че ты лезешь, че ты лезешь? – Кокошин взял со стола записную книжку. – Вот, пишите. 23-40-05. Злобин Зиновий. Это дядька ее.

– Спасибо. – Клава записала телефон на куске оберточной бумаги и сунула к себе в карман. – Больше вы ничего не хотите сказать?

– В смысле? – не понял Никита.

– Ну, согласитесь, по меньшей мере странно – уехала, не позвонила, не сообщила, сына бросила…

– Что знал, все сказал, – пожал плечами Кокошин.

– Ну тогда ладно, я пошла. Большое вам спасибо. – Клава встала и пошла в коридор.

– Ой, что вы, это вам спасибо, что наше… моего Витьку пригрели. – Никита поплелся было за ней, но Рита ухватила его за руку и что-то горячо зашептала на ухо.

– Витенька, иди сюда, маленький, давай прощаться, – позвала из коридора Клавдия.

Витя высунулся из кухни и наморщил лоб.

– Уже уходишь, тетя Куава?..

– Клавдия Васильевна, – вынырнул в прихожую Никита, затолкал Витьку опять на кухню и закрыл дверь в комнату. – У меня сестра в командировку укатила, послезавтра возвращается, – зашептал он. – Я Витька к ней отправлю, пока мать не вернется, а то… Ритка ему тут житья не даст…

– И что? – Клавдия насторожилась.

– Не могли бы вы его пока к себе взять, раз такое дело? – Кокошин отвел взгляд.

– Как это? – удивилась Дежкина.

– На два дня, не больше. Вы меня так выручите.

– Да вы в своем уме? – опешила Клавдия.

– Я вас очень прошу!

– Даже не просите! Как вам не стыдно?!

Четверг. 15.37 – 20.59

– Тетя Куава, а ты еще пиуожков сдеуаешь? – Витя скинул башмачки и побежал в Ленкину комнату.

– Сделаю, сделаю, – простонала Клава и стала раздеваться.

– Привет! – в прихожую вышел Федор. – Что, нам отдали?

Он подошел к Клаве и чмокнул ее в щеку. От него приятно пахло каким-то новым одеколоном.

– Что за запах? – Клава сунула ноги в тапочки и пошла на кухню, готовить ужин.

– Нравится? – заулыбался муж.

Межгород долго был занят. Только минут через двадцать удалось пробиться.

– Алло! Это 23-40-05?!

– Да. А кто вам нужен? – спросил мужской голос.

Клава подцепила ногой табуретку, пододвинула под себя и села.

– Мне нужен Зиновий. Зиновий Злобин. Я туда попала?

– Это я. А вы кто?

– Меня зовут Клава. Я подруга Нины. Могу я?..

– Нины? – удивился голос. – А что случилось?

– Да, собственно, ничего. Могу я с ней поговорить?

– Конечно, можете. Запишите телефон.

Клавдия потянулась за блокнотом, но Злобин стал называть уже давно известные ей цифры.

– Подождите, но это ее московский…

– Ну…

– Но она же у вас?

– Где у нас?

– В Саратове. А разве нет?

– Нет. А кто вам сказал?

– Никита, ее бывший муж. – Теперь удивилась Клава. – Так ее точно нет?

– Нет, конечно. А с чего этот Никита взял, что она у нас?

– Скажите, а может, она вам звонила? Или еще что-нибудь?

– Да не звонила она. Вообще про нее месяца два не слышал. Скажите, а вы туда звоните?

– Это 23-40-05?

– Правильно…

Клава положила трубку.

– Вот гад…

– Значит, говоришь, нравится запах? – На кухню вошел Федор и сел рядом.

– Какой запах? – Клава устало посмотрела на него.

– Ну как же. Вот. – Он поставил на стол флакон одеколона. – Купил сегодня. Всего полтинник стоит. Приятный запах, правда?

Клава взяла флакон и прочла название. «Egoiste».

– Полтинник, говоришь?

– Да, всего полтинник. – Федор взял флакон из ее рук и аккуратно упаковал в коробку. – Очень приятный запах. Полынью пахнет, дорогим табаком и немного мятой. Очень мужественный, правда?

– Да, очень. – Клава пристально посмотрела на мужа. – Ну а теперь мужественно все выкладывай.

– Что выкладывать? – не понял Федор.

– Федь, ты как думаешь, я где работаю? – Клава встала, вынула из-под стола ящик и стала набрасывать в раковину картошку.

– В смысле?

– Думаешь, я не знаю, сколько этот одеколон стоит? – Включила воду и взяла в руки нож. – Сто восемьдесят тысяч. И это еще по дешевке. – Первая картофелина булькнула в кастрюлю. – Чего молчишь?

– Ну ладно, ладно, поймала, – захихикал Федор. – Я его за двести купил. Могу себе позволить раз в жизни? – Он махнул рукой и встал.

– Нет, ты посиди, посиди. А я дальше расскажу. – Клава бросила в кастрюлю третью картофелину и взяла четвертую. Федор сел. – У тебя в тумбочке восемь одеколонов, а у меня одни духи. Нет, я не жалуюсь. Просто как-то странно это. По идее, должно быть наоборот.

– Вот какую-то ерунду мелешь! – начал заводиться муж.

– Наверно, ерунда. – Четвертая картофелина оказалась вся гнилая, пришлось ее выкинуть. – Но вы, мужики, в запахах вообще мало разбираетесь. А ты тем более, «Тройной» от «Шипра» отличить не сможешь, совсем себе своими папиросами нюх отбил. А тут вдруг – «полынь», «мята», «табак»… – Почистив пятую картофелину, Клава долила в кастрюлю воды и принялась за шестую. – И потом, слово «мужественно» мужчины очень редко произносят. Это как «масло масляное». Зато женщины очень часто им пользуются. Как ты думаешь, хватит? – Она повернулась к мужу и холодно улыбнулась.

– А что, еще что-то вычислила? – тихо спросил Федор.

– Это я про картошку. Хватит на всех? – Она показала ему полную кастрюлю.

– Да. – Федор опустил голову.

– Хотя у меня и еще вопросы есть…

– Какие вопросы? – напрягся Федор.

Клавдия посмотрела на него, мотнула головой.

– Как противно, когда врут. Знаешь, Федя, как это противно и обидно? – Она зажгла газ и поставила кастрюлю на плиту.

Муж молчал.

Зазвонил телефон. Клава хотела поднять трубку, но Федор перехватил.

– Алло… Это тебя. – Протянул ей трубку и вышел из кухни.

– Алло, Клавдия Васильевна? Это Никита. У меня мало времени – Ритка к соседке за перцем пошла…

– Я в Саратов звонила… – начала было Клавдия.

– Да, это… – перебил Никита, – вы простите, что так получилось. Это все из-за свитера. Там в машине одна моя… ну, знакомая ехала со мной.

– Понятно. – Клавдия вздохнула.

– Вот я и соврал про Нинку. Это не Нинка была. А по трассе мы не ехали потому, что… Ну, в общем, у нас груз один был. Решили подработать маленько… Я так подумал, вы же все равно узнаете, так уж лучше я сам…

– И правда лучше.

– А Нинку я давно не видел, честное слово! – заторопился Никита. – Очень давно…

– И она вам не звонила?

– Нет. Как там Витька?

– Нормально, играет. Сейчас ужинать будем.

«Газ нужно сделать потише, а то вся вода выкипит».

– Я его послезавтра сам заберу. Вы только скажите, когда и где… О, все, Ритка идет. – И в трубке зазвучали короткие гудки.

Клава взяла нож.

– Тетя Куава, а что ты деуаешь? – на кухню заглянул Витя.

– Ужин готовлю.

– А почему ты пуачешь?

– Это мне лук в глаза попал.

– Зуой уук?

– Не злой, – поправила Клавдия и смахнула со щеки слезу, – обидный…

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

Пятница. 8.04 – 8.45

– Клавочка Васильевна, подождите!

Клавдия придержала дверь лифта, пока Лина Волконская запирала дверь.

– По-моему, мы раньше встречались чаще, – сказала Лина, влетая в лифт.

– А так всегда бывает, – согласилась Клавдия. – Что имеем – не храним…

– Наверное, здесь уместнее – «большое видится на расстоянии»…

Лина была по-прежнему хороша. Только к девичьей ее прелести добавилась женская уверенность в себе и покой во взгляде.

– А что ж Илья тебя не захватил? – спросила Клавдия.

– Торопился очень, – как-то слишком поспешно ответила Лина. – Когда это мы с вами в последний раз виделись?

– В январе, кажется. Убийство Саманова…

– О-ой… не вспоминайте, – простонала Лина. – Что у вас-то нового?

– По мелочам – много. По крупному…

«А по крупному еще больше, – закончила она мысленно. – Только как об этом скажешь?»

Лина Волконская была судмедэкспертом. Познакомились они с Клавдией давно. Она уже смутно помнила, что за дело тогда расследовала, очень быстро все разъяснилось. Но началось с трех трупов в студенческом общежитии. Как и положено, была вызвана следственная бригада, криминалисты и среди всей этой большой команды – Лина.

Клавдия впервые видела такого судмедэксперта.

При виде трупов Лина стала белой, как стена, к которой прижалась всем своим дрожащим телом, потом убежала в туалет, и там ее вывернуло наизнанку. Клавдия видела, как дрожали руки и губы Лины, когда она касалась мертвых тел.

«Боже мой, – подумала тогда Дежкина, – кто же послал эту кисейную барышню на такую муку?»

Потом они встречались еще несколько раз при подобных же обстоятельствах, и Лина каждый раз выполняла свои прямые обязанности словно делала это в первый раз.

Клавдии бы срочно заменить медэксперта и сообщить начальству, но она решила, что девушка нуждается в поддержке. Поэтому мягко, но настойчиво уговаривала Лину не волноваться, не нервничать, а спокойно делать свое дело.

Хотя встречи их были нечастыми, Лина прониклась к Клавдии безграничным доверием. Стала просто так, без дела, захаживать в прокуратуру, чтобы поболтать о том о сем, поделиться своими женскими секретами. Словом, они сдружились.

И тут Клавдия узнала, как, собственно, девушка стала заниматься этой глубоко противной ей работой.

Родители Лины были довольно высокими чиновниками в аппарате ЦК КПСС. Почему-то они решили, что дочь их прирожденный врач. Вот они и устроили Лину в медицинский. Лина училась кое-как. Главное – иметь «корочку» о высшем образовании, внушали ей. Это престижно. Дальнейшая судьба казалась тогда сказочной и лучезарной.

Но человек предполагает, а Господь Бог располагает.

В сентябре девяносто первого года родители Лины вдруг оказались не у дел. Их просто вышвырнули на улицу. Может быть, и поделом. Но удар для чиновников был слишком силен. Отец стал пить. Мать превратилась в истеричку. А в один несчастный день, возвращаясь с дачи, родители попали в автокатастрофу. Оказалось, что оба были пьяны. Отец скончался на месте, а мать еще полгода пролежала в больнице. Но это была простая больница, никаких импортных лекарств, никакого современного оборудования, никаких высококвалифицированных докторов…

Похоронив мать, Лина поняла, что осталась совсем одна и теперь будущее строить ей самой.

В это время она уже училась на пятом курсе. Кое-как дотянула до диплома. Хотели ее отослать куда-то в Подмосковье, но кое-какие старые связи остались. Пристроили в институт судмедэкспертизы.

Наверное, из нее получился бы отличный педагог, философ или искусствовед. (У Лины были такт, острый ум и изысканный вкус.) Но среди партчиновников эти профессии считались несерьезными. И теперь Лина занималась колотыми, резаными, огнестрельными ранами и трупными пятнами…

– Мне показалось или это в самом деле – я слышала детский голос у вас? – спросила Лина, когда сели в троллейбус.

– В самом деле.

– Родственник?

– Не совсем. То есть совсем не. Мальчишку нашла на улице.

Клавдия рассказала Лине всю историю Вити, исчезновения его матери, а потом и отчима.

Волконская слушала невнимательно.

– И кто эта дело ведет? – спросила в конце. – Вы или Виктор Сергеевич?

– Да никакого дела пока нет, – ответила Клавдия.

«Виктор Сергеевич Чубаристов, – грустно подумала она. – Вот кто тебя, девочка, интересует…»

– Понятно, – вздохнула Лина.

– Он в Америку уехал, – сказала Клавдия. – Не сегодня завтра вернется.

Лина вспыхнула от того, что ее мысли так легко угадали, но благодарно улыбнулась.

Пятница. 9.00 – 10.37

Клавдия все решила еще вчера. Она попросит Игоря или лучше Берковича – у Игоря там что-то серьезное – начать следствие по делу исчезновения Нины Кокошиной и Сергея Смирнова. Беркович, как и Игорь, прокурор-криминалист. Он может действовать самостоятельно. А действовать уже было давно пора.

Но благие намерения сразу воплотить не удалось.

Возле дверей прокуратуры, когда Клавдия протиснулась через толпу неизвестно откуда взявшихся корреспондентов, ее вдруг остановили кожаные ребята со шкафообразными фигурами и сказали:

– Куда прешь, тетка?

Клавдия оценила ситуацию как унизительную. Ее не пускают на собственную работу.

Она обернулась на улицу и увидела, к счастью, милицейский «газик».

Стражи порядка, однако, оказались далеко не рыцарями, они долго и доброжелательно выясняли у кожаных, чего им надо, а потом доложили Клавдии, что это охрана депутата Худовского.

– Ах, вон в чем дело! – взъерепенилась Клавдия. – Ну ладно.

Она сама смело пошла на ребят, стараясь смотреть им прямо в глаза, а не на квадратные плечи и кулаки с арбуз.

– Следователь прокуратуры Дежкина. Сидел? – в упор спросила она самого вальяжного из них.

Корреспонденты вскинули телекамеры и фотоаппараты.

Вальяжный таковым быть сразу перестал.

– Да это давно было… По молодости, по глупости… – залепетал он.

– Не поумнел с тех пор, – резюмировала Клавдия. – Так, короткая стрижка, глаза карие, рост метр девяносто, лоб узкий, скошенный, – вцепилась она взглядом в лицо охранника. – По приметам сходится, – многозначительно добавила Дежкина. – Далеко не отлучайся.

Шкаф вздрогнул и отступил к стеночке.

– Документы! – рявкнула Клавдия на другого.

Тот суетливо стал ощупывать свои карманы, но Клавдии уже все было ясно.

– Документов нет. Покажи руки.

Охранник послушно вытянул лапищи.

Засверкали фотоблицы.

– Точно, татуировка на среднем пальце в виде перстня со звездой. А мы тебя обыскались…

Третий уже что-то лихорадочно бормотал в переговорник.

С ним, к сожалению, Клавдия разобраться не успела.

Из дверей прокуратуры вылетела целая делегация – сам Иосиф Владимирович Худовский, Малютов с бегающими глазками на солдатском лице и хитро улыбающийся Чапай.

– Что тут происходит?! – привычно заверещал Худовский.

Объективы обернулись к нему.

Нельзя сказать, что Клавдия лидера НДПР недолюбливала. Она его просто презирала.

– Это ваши телохранители, господин депутат? – спокойно повернулась к нему Дежкина. – Что ж вы так неразборчивы, Иосиф Владимирович? Известно ли вам, что у этих ребяток довольно богатое уголовное прошлое?

Худовский налился багровой апоплексической кровью.

– Это мое дело, кого мне выбирать! – уже не так уверенно заявил лидер.

– Да уж не совсем так, господин депутат. Разве не наша прямая обязанность обеспечивать вашу безопасность? И разве в силах мы исполнить свой святой долг, если ваши ребятки завтра сговорятся с какими-нибудь уголовными авторитетами…

– Это Дежкина как раз, – вставил горпрокурор, теряя последние капли самоуверенности. – Это она ваше дело ведет…

– Нет, Иванович, я веду дело не, уважаемого депутата Худовского, а злостных хулиганов, которые подвергли его нападению. Кстати, охрана ваша, Иосиф Владимирович, тогда как раз оказалась не на высоте.

Худовский испепелил взглядом вмиг опавших в плечах и в росте охранников, обругал корреспондентов, развернулся на сто восемьдесят градусов.

– На улице мы это обсуждать не будем, однозначно.

Когда Клавдия вместе со всей процессией шла по коридорам прокуратуры, коллеги жались к стенам или спешили нырнуть в кабинеты.

У Малютова на столе уже был накрыт весьма изысканный завтрак. На пять персон. Люся-секретарша суетилась тут же.

Худовский смерил ее оценивающим взглядом и уселся за стол.

– Ну, докладывайте, госпожа следователь, что там по этому политическому покушению?

Клавдия, выигравшая только что первый раунд, не торопилась сдавать свои позиции.

Она тоже села к столу. Достала из сумки бланк протокола и спросила у Худовского:

– Фамилия, имя, отчество?

– Худовский Иосиф… – послушно начал тот, но осекся. – Что?! Что здесь происходит, господин прокурор? – обернулся он к Малютову.

– Так все по закону, – не дал ответить Малютову Чапай. – Следователь Дежкина должна заполнить протокол допроса пострадавшего. Клавдия Васильевна, вы посылали гражданину Худовскому повестку?

– Нет.

– Большое вам спасибо, Иосиф Владимирович, что решили добровольно помочь следствию. Продолжайте, Клавдия Васильевна, – мило улыбнулся Чапай. – А мы послушаем.

– Фамилия, имя, отчество? – повторила Клавдия.

Худовский ответил на все вопросы, которые полагались для заполнения шапки протокола.

Теперь он был тих, но явно раздражен.

– Расскажите, пожалуйста, как было дело, – попросила Дежкина.

– Я подробно изложил происшедшее в заявлении. Но могу повторить, если вам так уж необходимо. Находясь в гуще народа, знакомясь с трудом и отдыхом российской молодежи…

– Вы имеете в виду бар гостиницы «Орленок»? – без нажима спросила Клавдия.

– Это не важно! – тут же вскинулся Худовский. – Да, это было в баре…

– Понятно, – кивнула Клавдия, – продолжайте.

– Я был избит двумя наемниками неизвестных мне, но вполне угадываемых политических сил.

– Это произошло в самом баре? – поинтересовалась Клавдия.

– Нет. Я вышел на улицу подышать свежим воздухом. И тут на меня напали.

– Сколько их было?

– Четверо или пятеро, не помню. Но это были…

– Милиция уже задержала нападавших. Правда, их было двое, – успокоила Худовского Клавдия.

Почему-то эта новость Худовского встревожила, а не обрадовала.

– А вы однозначно уверены, что это они? Знаете, в сомнительной чести избить самого Худовского могут признаться многие…

– Мы проверим, – сказала Клавдия, хотя у нее-то никаких сомнений не было. – Так где конкретно произошло нападение?

– В сквере напротив гостиницы.

– Вы там были один?

– Мои охранники отстали, – угрюмо сказал депутат.

– Простите, а кроме охранников?

Худовский стрельнул глазами в Дежкину. Понял сразу, что отпираться не стоит.

– Нет. Я был там с активным деятелем нашей партии.

– Если можно, назовите.

– Низовцева… А какое это имеет значение?

– Так-так-так… Клава, ты в самом деле… Это что – имеет значение? – наконец вступил в разговор Малютов.

– Действительно, какое это может иметь значение… – пожала плечами Клавдия. – Значит, вы хотели бы провести опознание нападавших? – спросила она.

– Нет! Мне некогда. Я все описал однозначно. – Худовский вдруг встал. – Если у вас будут еще вопросы, позвоните моему секретарю.

Опять всей компанией вышли провожать лидера до дверей прокуратуры. Клавдия успела отметить, что охранники были уже другие. Впрочем, мало чем отличались от прежних.

Только когда лидер НДПР, проведя быструю пресс-конференцию перед многочисленными корреспондентами, сел в машину и отчалил, Малютов дал волю своим чувствам.

– Так-так-так! Это что, провокация? Вы на чью мельницу воду льете?! – гремел он на Чапая и Клавдию, уведя их в свой кабинет. – Да вы знаете, что этот клоун с нами сделает?! Вы что тут устроили?!

– Бог не выдаст, свинья не съест, – хитро прищурился Чапай. – Все по закону. Или вы хотите…

– Ты мне, Вася, тут не вешай лапшу…

– Игорь Иванович, а вы знаете, зачем Худовский приходил? – тихо спросила Клавдия. – Ведь сам же пожаловал.

– Ну и зачем?

– Предвыборная кампания, – пожала плечами Клавдия, – это же ясно. А били его двое мальчишек. Ни о какой политике они и думать не думали. Говорят, что он приставал к их Мартыш… простите, девушке. Впрочем, тут еще надо разобраться. Но политического покушения при всем желании я вам не нарисую.

Малютов только руками развел.

– Едрит твою, Дежкина, смелая ты баба! – без восхищения сказал он. Но улыбнулся-таки. – Ладно, свободна, иди работай…

– Есть! – не без удовольствия откозыряла Клавдия.

Пятница. 10.44 – 11.25

– Так-так-так! – всплеснул руками Левинсон, не успела Клавдия переступить порог кабинета. – Жанна д’Арк московского разлива!

– «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет»!

Чубаристов сидел на своем месте и тоже радостно подмигивал Клавдии.

– Привет, госпожа следователь! – встал он. – Ты тут бушуешь?!

– Привет, Виктор, это ты? – обрадовалась Клавдия.

– Вопрос интересный, но я все-таки отвечу. Да, это я!

– Рассказывай, Виктор Сергеевич! – нетерпеливо заерзал Левинсон. – Знаешь, Америка – это сказка для взрослых. Люблю ее слушать.

– Ой, погоди, Витя, не начинай. Мне надо тут звоночек сделать. Берковича не видели?

– У себя, – ответил Левинсон.

Клавдия набрала номер. Трубку подняли сразу же.

– Евгений Борисович, это Дежкина, не в дружбу, а в службу, зайдите ко мне, пожалуйста.

– Бегу, – рассмеялся Беркович.

– Ну-ну, – положила трубку Клавдия. – Что там? Гольфмана арестовал?

– Да не было там никакого Гольфмана, – махнул рукой Чубаристов. – Зря промотался. Хотя не совсем зря. Встретил кое-кого из старых знакомых.

– Да ты про Америку, Витя, про Америку! – взмолился Левинсон.

– А Беркович тебе зачем? – не обратил внимания на пресс-секретаря Чубаристов.

– Нашла я, Виктор Сергеевич, на улице пацана, – стала телеграфно объяснять Дежкина. – Мать у него пропала. А отчим мальчика что-то путался все, нес какую-то околесицу, мол, никуда не пропала, на работу ушла. Пьет этот отчим сильно. А на следующий день и сам исчез. Участковый в доме посмотрел – вещички он свои забрал. Вот думаю, надо его искать.

– А давно надо было, – кивнул Чубаристов. – Он, поди, и грохнул болезную.

– Да вот и я теперь думаю.

Клавдия вспомнила отчетливо тот день, когда привела Витеньку на Веерную. Почему она сразу не забила тревогу?

– Так ты будешь про Америку? – прямо-таки завыл Левинсон.

– Потом-потом…

– И еще, понимаешь, какая штука, – сказала Клавдия, – участковый в гараже нашел лопату со следами свежей земли…

– Ну, Клавдия, – раскинул руки Чубаристов, – я тебя не узнаю… Это ж ежу понятно! Чего ты ждала?

– Да-да, – кивнула Дежкина. – Не знаю, ждала чего-то…

– Ай, ну вас, зануды! – Левинсон обиженно поднялся из кресла. – Все дела, дела…

И исчез.

– А пацан что?

– У меня живет. Хороший мальчишка…

– Вот и найди его отчима. А мать…

Чубаристов не закончил, потому что дверь открылась и вошел Беркович.

– Клавдия Васильевна, по вашему приказанию…

– Садись, Евгений Борисович, дело тут такое…

Беркович сел, достал блокнот и ручку.

– Да, там тебя на вахте какой-то мужик ждет, – вспомнил он.

– Какой мужик? Я никого не вызывала…

– Смирнов, кажется…