Текст книги "Жуков. Зимняя война (СИ)"

Автор книги: Игорь Минаков

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 19

Я взял трубку полевого телефона. И сразу, сквозь треск помех, до меня долетел далекий голос Шапошникова, сухой, официальный, но, судя по интонации, ничего хорошего мне не предвещающий.

– Жуков, вам немедленно надлежит прибыть в Главный штаб фронта, – сказал он. – Самолет на аэродроме «Горы» ждет. Обстановка требует вашего личного присутствия для доклада по плану развития прорыва и… по некоторым вопросам снабжения.

– Товарищ начальник Генштаба, операция по штурму второй полосы началась шесть часов назад. Мое…

– Операцию не отменяем, – перебил меня Шапошников. – Все ваши приказы остаются в силе. Ваше присутствие здесь важнее. Вопрос стоит о выделении вам дополнительных ресурсов. Или об их перенаправлении. Решать будем на месте. Все.

Щелчок в наушнике. Я медленно опустил трубку. Приказ есть приказ. Придется выполнять. Я отдал Гореленко указания продолжать подготовку к наступлению, сел в «ГАЗик» и через час добрался до аэродрома «Горы».

Он назывался так, чтобы сбить разведку противника с панталыку, потому что располагался на дне промерзшего лесного озера. «ПС-84» уже стоял наготове с вращающимися винтами. Мне оставалось лишь подняться в кабину.

Всю дорогу до Ленинграда я ломал голову о причине срочного вызова. Он вполне мог обернуться арестом. Разумеется, проведенный с одобрения высшего командования. А может быть – самого Сталина.

Я похлопал по кобуре с верным ТТ. Может, лучше сразу застрелиться? В лагере я смогу крепить оборону страны разве что кайлом. При условии, если вообще доживу до лагеря. Ладно, пока торопиться не следует. Посмотрим, что будет дальше.

В «эмке», встретившей меня на Комендантском, был только шофер. Откозырял. Открыл дверцу. Мы покатили по ленинградским улицам. Поначалу казалось, что повернем на Невский в сторону Литейного, но машина все же проследовала до Главного штаба ЛенВО.

Встретивший меня штабной, сразу проводил в кабинет, который сейчас занимал начальник Генштаба, с которым мы виделись буквально на днях в Белоострове. Само по себе это ничего не значило. Взять под арест меня могли и здесь.

Шапошников был не один. Кроме него, за столом восседал член Военного совета фронта, корпусной комиссар Клементьев, фигура, близкая к Ворошилову, представляющая политаппарат. Самого Ворошилова не было. Видать, он на другом участке.

– Садитесь, Георгий Константинович, – Шапошников указал на стул. – Прорыв первой полосы финской обороны – это факт. Однако факт и то, что вы сформировали свою «армию внутри армии», оттянув лучшие силы. А 19-й стрелковый корпус топчется на месте, неся потери. Командующий фронтом товарищ Мерецков настаивает на выравнивании линии фронта и перераспределении артиллерии РВГК.

Клементьев, не глядя на меня, добавил:

– Поступают сигналы о вашем своеволии. Игнорируете указания политотдела. Проводите странные эксперименты с обмундированием и питанием… Бригадный комиссар Уваров докладывает о недостатках в партработе на острие удара.

Я едва сдержал улыбку. Это была классическая атака с двух сторон. С военной точки зрения я виновен в неудачах соседей, а с политической – в том, что допустил самоуправство. Шапошников смотрел на меня без всяких эмоций, ожидая ответа.

Разложив на столе привезенные трофейные карты и фотоснимки, я принялся отвечать:

– Товарищ начальник Генштаба, товарищ корпусной комиссар. Линия фронта выравнивается не переброской пушек с участка прорыва на участок застоя, а развитием успеха. Вот данные разведки. Финны снимают батальон с фронта 19-го корпуса и двигают его в тыл 50-го корпуса, угрожая флангу. Прорыв первой линии обороны противника уже теперь облегчает положение соседей. Остановись мы сейчас – этот батальон вернется, и 19-й корпус не продвинется ни на метр. Нам нужны не пушки 19-го корпуса, а резервы фронта – чтобы ввести их в прорыв здесь, – я ткнул пальцем в карту за второй полосой, – и к утру третьего дня быть на подступах к Выборгу. Тогда вся финская группировка дрогнет.

– Вы уверены в сроках? – холодно спросил Шапошников.

– Да. При условии получения 85-й стрелковой дивизии из резерва Ставки и полка «Т-28».

– Это фантастика, – хмыкнул Клементьев.

– Это план, основанный на знании слабостей противника и возможностей наших войск, – парировал я. – А «сигналы» о питании… Бойцы в маскхалатах и с шоколадом в вещмешке не обмораживаются и штурмуют лучше, чем бойцы в шинелях с пустым животом и политбеседой вместо артподготовки.

Клементьев выпучил глаза, но не успел сказать ни слова. Вдруг тихо открылась дверь, ведущая во внутреннее помещение. Вошел Берия. Его появление было как удар тока. Все встали. Клементьев злорадно усмехнулся, Шапошников остался спокоен.

– Прошу прощения за вторжение, – вежливо произнес наркомвнудел. – Товарищ Сталин интересуется ходом прорыва на Карельском перешейке. И… некоторыми вопросами, выходящими за оперативные рамки. Прошу товарища Жукова, если к нему больше нет вопросов, уделить мне несколько минут.

Это была не просьба, а приказ. Я посмотрел на своих собеседников. Клементьев растерялся. Шапошников, совершенно не удивленный ни появлением Берии, ни его словами, сдержанно кивнул.

– Мы как раз закончили, Лаврентий Павлович, – сказал он. – Георгий Константинович, ваши доводы по резервам мною услышаны. Решение будет принято в течение двух часов. А пока… пройдите с товарищем Берией.

Я тоже кивнул и проследовал за Берией в маленькую смежную комнату, без окон. В ней тоже был стол и стулья, но нарком остался стоять, заложив руки за спину. Значит, разговор будет недолгим. И выйти я могу из этой комнатки в наручниках, либо вперед ногами.

– С вашим другом, Георгий Константинович, Зворыкиным, возникли сложности.

Я молчал, понимая, что лучше не издавать восклицаний и не переспрашивать. Собеседник сам все скажет, что сочтет нужным. Он выдержал паузу и продолжил:

– Вернее – не с ним. С его человеком в Турку. Попал в облаву финской контрразведки по другому делу. По глупости – пытался скупить медикаменты сверх квоты. Однако при обыске нашли… нестыковки в документах на оборудование. Финны – педанты. Они начали копать. Пока до нас, видимо, не докопались, но тенденция опасная.

– Что вы предлагаете, Лаврентий Павлович? – спросил я.

– Я уже кое-что сделал. Человек «покончил с собой» в камере, не выдержав допросов. Цепочка оборвана на нем. Для Зворыкина это сигнал – быть осторожнее. Поставки замедлятся, но не остановятся. Вам же, – он посмотрел на меня через пенсне, – нужно срочно стать слишком заметным, чтобы вас можно было тронуть из-за таких мелочей. Шапошников даст вам резервы. Не все, что вы просите, но даст. Вы должны взять Выборг. Быстро. И тогда все эти разговоры о «самоуправстве» превратятся в «инициативу дальновидного полководца». А инициаторов разговоров… – он чуть усмехнулся, – отправят проводить партсобрания в отдаленных гарнизонах. Уваров, кстати, получит срочный вызов в Москву. У товарища Маленкова возникнут свои проблемы с учетом партийных кадров.

Нарком говорил то, о чем я уже думал, но сформулировал все это, как план действий.

– А если не смогу взять быстро?

– Тогда провал снабжения и ваши «новации» станут удобным объяснением неудачи. Виноваты будете вы, а не Мерецков или Ворошилов. Вывод прост, товарищ Жуков: побеждайте. Ярче и громче всех. И тогда к следующим вашим «проектам» в Генштабе будут прислушиваться внимательнее. А я… я постараюсь, чтобы вам не мешали те, кто мыслит категориями вчерашнего дня.

Он кивнул и вышел. Все было сказано. Ничего личного и лишнего. Чистая реалполитик. Наркомвнудел видел во мне инструмент для ослабления своих врагов, вроде Маленкова и старой военной верхушки. И хотел заполучить козырь в лице успешного, обязанного ему военачальника.

Через два часа Шапошников, уже один, сообщил мне решение:

– 85-я дивизия будет передана вам после прорыва второй полосы. Полк «Т-28» – получите завтра. Тяжелый артполк РВГК – тоже. Но, Георгий Константинович, – он посмотрел на меня усталыми, все понимающими глазами, – это последнее усиление. И срок – десять дней. К Новому году флаг над Выборгом. Иначе все, включая мое расположение, кончится. Удачи.

Что ж. Удачи так удачи. Из Главного штаба я сразу направился в штаб ВВС. Для обеспечении победы мне мало было слаженных действий сухопутных сил. Пусть товарищи авиаторы тоже пошевелятся.

Штаб ВВС Северо-Западного фронта, Ленинград

На столе в штабе ВВС только что образованного Северо-Западного фронта, лежали сводки, из которых следовало, что 41-й и 44-й скоростные бомбардировочные полки, гордость парадов, потеряли за два дня четырнадцать «СБ». Многовато.

Причины – пренебрежение к финским истребителям, «парадные» развороты под огонь, отсутствие истребительного прикрытия на маршруте. Об этом, а также – о чисто конструктивных недостатках «скоростных бомбардировщиков» и шла речь.

Передо мной сидели командиры авиаполков, прибывших с Халхин-Гола и из далеких округов. Многие даже не успели еще отдохнуть от перелета, но все же сохраняли трезвое понимание того, что война здесь – другая.

– Хватит летать, как в кино, – начал я, отодвигая сводку о потерях. – «Эскадрилья № 5» осталась в Москве. Здесь у финнов нет колонн на открытой местности. У них – ДОТы в лесах, проселки и железнодорожные узлы. А также – истребители, которые бьют по нашим слабым местам. Скорость «СБ» – не панацея, если вас берут в «клещи» сверху и снизу.

Командир 31-го СБП, подполковник, на лице которого остался шрам на щеке, полученный в боях над Халхин-Голом, хмуро кивнул:

– Мы уже отрабатываем слетанность экипажей, товарищ комкор. Стрелок-радист и штурман должны видеть все вокруг, а не только свою часть неба. Проблема в прикрытии. «И-153» и наши старые добрые «ишаки» не могут сопровождать нас до цели.

– Значит, меняем тактику, – сказал я. – Во-первых, жесткая ротация. Полки с боевым опытом – 31-й, 24-й, те, кто воевал на Халхин-Голе и в Испании – берут на себя сложные, точечные удары по укрепрайонам. Их экипажи знают цену внезапности и маневра. Остальные, кто только освоил «СБ», – работают по тыловым объектам, железным дорогам, под прикрытием истребителей только до линии фронта. Пусть набираются опыта.

Я подошел к карте, утыканной флажками, обозначающими финские аэродромы.

– Во-вторых, никаких полетов без предварительной разведки ПВО цели. Ваши штурманы должны знать не только квадрат, но и где именно стоят зенитки. Бомбометание – не с пяти километров в облаках. Высота 1200–2500 метров, только при прямой видимости цели. Да, риск выше, но и точность – тоже. Слепые удары по площадям мы не можем себе позволить.

Командир 54-го СБП, сторонник высоковысотных налетов, попытался возразить:

– Товарищ комкор, но потери от зениток…

– Ваши потери от истребителей, которые сбивают отставших после безрезультатного захода, – еще выше, – оборвал я его. – Считайте не просто сбитые самолеты, а эффективность. 31-й полк, работая ниже, за три вылета разрушил два моста и склад. Ваш полк, работая с шести тысяч, – нанес минимальный ущерб. Вам дается неделя, чтобы перестроиться. Иначе буду вынужден поставить вопрос о вашей замене.

В комнате повисла тяжелая тишина.

– В-третьих, технические вопросы решаем на месте, – продолжил я. – Я знаю о проблемах с подвеской ФАБ-250 на старые машины. Создайте при каждом полку импровизированные КБ из лучших техников и инженеров. Пусть разрабатывают и внедряют полевые доработки. Все рацпредложения по улучшению обзора для стрелков, по перекомпоновке кабин – немедленно оформлять и направлять сюда, для обобщения и передачи на заводы, но не ждать ответа из Москвы. Делать сейчас.

Я обвел взглядом собравшихся.

– В-четвертых, «воздушные извозчики» из АГОН ГВФ и группа Мазурука – ваш резерв. Они не для линейных бомбардировок. Их задача – особые задания в сложнейших метеоусловиях, доставка грузов в окруженные гарнизоны, ночные полеты. Используйте их опыт полетов вслепую… Главное, что вы должны понять, – заключил я, – мы воюем не с отсталой армией. Мы воюем с умным, подготовленным и мотивированным противником на его территории. Каждый ваш вылет должен быть не просто исполнением приказа, а продуманной операцией. Цель – не отметка в журнале о вылете, а реальный ущерб врагу. И сохранение ваших экипажей. Донесите это до каждого летчика, штурмана и бортстрелка. Вопросы есть?

Вопросы были. Их было много. И разговор пошел не о превосходстве нашей техники, а о тактике, взаимодействии, выживании и эффективности. Первый, кровавый урок, похоже, был усвоен.

Теперь предстояло превратить разношерстную, понесшую потери, но все еще мощную армаду из двадцати одного полка «СБ» в отлаженный инструмент воздушной войны. А это было нелегко. Тем более, что и сроки поджимали.

Надо было сделать, чтобы наша авиация могла не просто летать над Финляндией, а методично разрушать ее оборону, коммуникации и волю к сопротивлению. И для этого нужно было ломать не только вражеские объекты, но и собственные, укоренившиеся шаблоны.

И не только – авиационные. Пусть и товарищи моряки проявят расторопность и недюжинную смекалку. Финны не должны себя успокаивать тем, что Балтику сковало льдами и со стороны моря можно не ждать опасности.

Штаб Краснознаменного Балтийского флота

Меня встретил не командующий флотом, а помощник начальника штаба КБФ, Пантелеев, и командующий отрядом легких сил, капитан 1-го ранга Святов – амбициозный и агрессивный командир, известный своей готовностью к риску.

– Товарищ комкор, – помощник, сухой и подтянутый, разложил карту Финского залива. – По указанию Ставки и личному приказу наркомвоенмора товарища Кузнецова мы готовы оказать вам полное содействие. Однако хочу напомнить, что наш ресурс не безграничен. Лед крепчает, действуют в основном линейные корабли и тяжелые крейсера у кромки. Малые корабли и подлодки – на грани возможного.

Я обвел взглядом карту, ткнул пальцем в россыпь островов в заливе, к западу от театра военных действий сухопутных сил.

– Вот что нам нужно, товарищи. Ваша задача – не просто поддержка с моря. Ваша задача – создать второй, морской фронт, который заставит финнов дрогнуть.

И я изложил план, который созревал у меня давно:

– К концу недели наши части выйдут к побережью залива у Койвисто, но этого мало. Нужно взять острова Сескар, Лавенсаари, Пенисаари и Соммерс. – Каждое название я подтверждал указанием точки на карте. – Это не просто куски суши. Это будущие артиллерийские плацдармы. С них ваши дальнобойные орудия смогут бить по финским тылам на тридцать-сорок километров вглубь, по шоссе и железным дорогам, ведущим к Выборгу. Туда нужно перебросить десантные батальоны морской пехоты под прикрытием корабельной артиллерии.

Святов загорелся и тут же начал предлагать:

– Десантные баржи у нас есть. Морпехи рвутся в бой. Но нужна артподготовка. Линкор «Октябрьская революция» может подойти на дистанцию эффективного огня. Он одним залпом накроет квадрат.

– Артподдержка наземных частей – это хорошо, – сказал я. – Однако главное – удары по тыловым узлам, по станциям Тали и Халила, переправам через реку Вуокса. Координаты будут уточнены разведкой. Нужен непрерывный «огневой вал» с моря в момент штурма второй и третьей полос вражеской обороны. Не для подавления ДОТов – для паралича управления и снабжения.

Пантелеев кивал, делая пометки:

– Это возможно, но требует идеальной связи и корректировки. Один шальной снаряд – и наши же…

– Риск есть, – отрезал я. – Риск бездействия – больше. Финны дерутся за каждую кочку, потому что знают: сзади у них надежный тыл. Мы должны этот тыл превратить в пекло.

– Ваша третья задача – не дать финскому флоту, особенно броненосцам береговой обороны «Вяйнямейнен» и «Ильмаринен», уйти в Швецию. Если они уйдут, завтра или через месяц их пушки могут обстреливать наши десанты или прибрежные укрепления. Их нужно найти и уничтожить. Или заблокировать в шхерах.

Святов нахмурился, проворчал:

– Они в Або-Оландском районе, в шхерах. Туда крупные корабли не пройдут. Нужны авиация и торпедные катера, но катера застрянут во льду… А авиация в такую погоду, сами понимаете…

– Найдите способ, – ответил я. – Используйте подлодки для слежения. Готовьте атаку торпедоносцев при первой же возможности. Эти корабли – символ. Их гибель станет для финнов таким же ударом, как падение линии Маннергейма. Перекройте все коммуникации. Топите любой транспорт, идущий в финские порты или из них. Гражданские останавливать и досматривать. Не пропускать транспорты с топливом и продовольствием. Пусть помогут пограничники. – Я видел, что Пантелеев напрягся. Ведь это был приказ почти на неограниченную подводную войну. – Цель – создать морскую блокаду прибрежных городов. Чтобы паника с побережья покатилась вглубь страны. Чтобы в Хельсинки поняли, война идет не только в карельских лесах, она уже возле их порога.

– Это… вызовет возмущение нейтралов, – осторожно сказал Пантелеев.

– Именно, – кивнул Жуков. – Пусть реагируют. Пусть видят, что СССР ведет войну всерьез. И что помогать Финляндии – значит рисковать своими судами. Это лучшая страховка от интервенции Швеции. Они не сунутся, если увидят, что залив – зона тотальной войны. И потом – мы с вами не политики и не дипломаты, давайте будем заниматься своим делом. Поставьте активные минные заграждения на подходах к шведским территориальным водам и к основным финским портам. Не для обороны – для наступления. Чтобы ни один их корабль не чувствовал себя в безопасности.

В кабинете повисло тяжелое молчание. План был серьезным и трудно выполнимым, но эффективным. Он превращал флот из пассивного средства поддержки в активный инструмент стратегического удушения.

– Товарищ комкор, – наконец сказал Пантелеев. – Для такого… нужна санкция Ставки. Или лично товарища Сталина.

– Санкция будет, – уверенно сказал я, подумав о Берии, который, наверняка, оценит циничную эффективность этого плана. – Готовьте силы. Я утрясу с Москвой. Начните с островов и ударов по береговым целям. Через три дня я жду первых результатов. И, товарищ Святов, – он повернулся к капитану 1-го ранга, – подберите группу смелых командиров катеров и подлодок. Им предстоит работа в условиях, которых нет ни в одном уставе.

– Будет сделано, товарищ комкор!

Покидая Кронштадт, я смотрел на угрюмые силуэты линкоров, вмерзших в лед. Теперь это были не просто корабли, а часть гигантской военной машины. Битва на суше, на море и воздухе сливались в одно целое.

Финны, готовились к лобовым атакам в лесах, и вскоре должны ощутить, что это значит, когда фронт приходит, откуда его не ждут – с замерзшего, но смертоносного моря. И словно в поддержку моих планов, завыла сирена предупреждения о воздушном нападении.

Глава 20

Глухой, леденящий душу вой прорезал морозный воздух Кронштадта. Я вернулся в штаб ВМБ, не для того, чтобы спрятаться от налета, а для того, чтобы получить объяснения. Помощник начальника штаба КБФ Пантелеев сказал в ответ на мой не заданный вопрос:

– Похоже, финны решили нанести нам визит вежливости.

– А точнее?

– Наблюдатели докладывают. Эскадрилья из шести «Бленхеймов» и трех «Фоккеров» прикрытия движется со стороны Финского залива. В общем, ситуация штатная.

Я кивнул, хотя для меня это был не досадный эпизод, а лишнее подтверждение той простой истины, что война – единый организм. Удар в одном месте может отозваться болью в другом. Причем, желательно – не у нас.

Наш прорыв под Суммой уже заставил финнов метаться, и их авиация, пытаясь найти ответ, лезла на рожон, атакуя главную базу Краснознаменного Балтийского флота. И теперь мы должны не просто отбиться, но и сделать «бо-бо» финнам.

– Штатная? – переспросил я, подходя к узкому оконцу, укрепленному стальными рамами. – Это не штатная ситуация, товарищ помощник начальника штаба. Это доказательство, что они боятся не столько ваших линкоров, сколько того, что эти линкоры начнут работать в унисон с сухопутными силами. Они пытаются связать нас по рукам и ногам Значит, мы на правильном пути.

Снаружи загрохотали первые залпы зенитных батарей. Черные разрывы расцвели в свинцовом небе. Послышался нарастающий гул моторов.

– На КП, – коротко бросил Пантелеев, и мы спустились вниз по узкой лестнице в бетонированный бункер командного пункта ПВО.

Картина, по докладам операторов РЛС, была ясной. Группа из девяти самолетов на малой высоте прорывалась с запада, со стороны залива, целясь явно в стоящие на рейде линкоры. Наши истребители «И-16» уже ввязывались в бой на дальних подступах.

– Приказ зенитчикам. Сосредоточить огонь на ведущих, – отчеканил Пантелеев. – Не дать им прицельно отбомбиться.

Я наблюдал не как посторонний. Мой мозг, напичканный знанием будущих войн, анализировал. Низкая облачность, плохая видимость, смелая, почти самоубийственная атака финнов. Это говорило об отчаянии или о четком расчете на внезапность.

– Товарищ Пантелеев, – сказал я тихо, чтобы не отвлекать операторов. – Эта атака – лучший аргумент Москве, если там возникнут возражения. Она показывает, что финны еще способны наносить удары по нашим ключевым объектам. Значит, наше предложение о морской блокаде – не фантазия, а насущная необходимость. Нужно не отбиваться, а уничтожать их аэродромы, порты и весь флот. Чтобы в следующий раз у них не было ни самолетов, ни топлива, ни смелости для таких вылазок.

Внезапно один из «Бленхеймов», объятый пламенем от очереди «ишачка», клюнул носом, сорвался в пике и рухнул на лед залива далеко от кораблей, взорвавшись ярким огненным шаром.

Остальные, беспорядочно сбросив боезапас – белые всплески поднялись далеко в стороне от линкоров – дали полный газ и начали удирать, петляя между столбами разрывов от собственных бомб.

– Молодцы ястребки! Отгоняют, – не удержался помощник начальника штаба КБФ.

– Не просто отгоняют, – поправил я. – Они подтвердили мою мысль. Финны смотрят на залив не как на задний двор, а как на потенциальную линию фронта. Они боятся нашего флота. Значит, нужно заставить их бояться еще сильнее. Я сегодня же вылетаю обратно. Ожидаю ваш детальный план операции по захвату островов и ударам по береговым целям в моем штабе самое позднее через двадцать четыре часа. Координацию по целям для корабельной артиллерии начнем, как только мои разведчики дадут точные координаты узлов финской обороны Выборга.

Пантелеев, глядя на меня, медленно кивнул. Воздушная тревога, эта неожиданная демонстрация угрозы, сломала последние сомнения, если они и были, в необходимости активных действий.

– План будет. И корабли будут готовы. Ждем целеуказания.

* * *

В кабине «ПС-84», который вез меня обратно на перешеек, я набрасывал в блокноте контуры будущего сражения, которое уже не укладывалось в привычные рамки. Действия на суше – это одна сторона. Корабли в заливе, десант на острова – другая.

Нужно было совместить их в единый кулак. Мой «ГАЗик» мчался от аэродрома к передовой уже в сумерках. Трофимов, привыкший мотаться по фронтовым дорогам, крутил баранку. Надо было спешить. Времени катастрофически не хватало.

Уваров, хоть и отозванный, не мог не оставить следа в партийных документах. Маленков, который сам был поборником реформ, не отступит. Мерецков будет давить. Нужно действовать так, чтобы их аргументы рассыпались в прах перед очевидностью успеха.

На КП 90-й дивизии царила сосредоточенная тишина подготовки. Гореленко доложил, что все готово, люди в штурмовых группах проинструктированы, танкисты «Т-38» ждут приказа. И добавил, стараясь не улыбаться:

– Бригадный комиссар Уваров срочно выехал в Ленинград для получения дополнительных указаний… Говорит, что – по личному распоряжению товарища Маленкова. Видимо, и там работа кипит.

– Отлично, – сказал я, скидывая шинель. – Однако планы наши меняются. Незначительно, но меняются.

Когда Гореленко собрал командиров, я изложил им новую схему.

– Прорыв второй полосы остается главной задачей на завтра, но с одним дополнением. Как только мы срежем этот выступ и выйдем на оперативный простор к берегу залива у Койвисто, мы не просто должны закрепиться, а сразу сформировать передовой отряд – усиленный батальон на автомашинах и снятых с других участков фронта танках «БТ». Задача батальона – на плечах отступающих финнов ворваться в Койвисто и захватить портовые сооружения. Цель – не дать противнику разрушить причалы и создать плацдарм для приема кораблей.

Комдив удивленно поднял бровь:

– Кораблей, товарищ комкор? Лед стоит.

– Лед ломают ледоколы, а у флота они есть, – отрезал я. – Койвисто станет нашей передовой базой. Оттуда начнется высадка на острова. И оттуда же начнут работу корректировщики огня для корабельной артиллерии. Мы превратим Койвисто в капкан. Финны ждут, что мы пойдем лбом на Выборг через леса. А мы подвезем к его стенам пушки линкоров.

– Авиация флота и КБФ начнут обработку островов завтра же, – продолжал я. – Нам нужно обеспечить их разведданными. Выделите лучших наблюдателей с оптикой и к утру доставьте их на самый крайний фланг, к берегу. Их задача – засекать вспышки выстрелов с финских батарей на материке и передавать координаты по радио на флот.

Работа закипела с новой силой. Теперь каждый понимал, что участвует не в локальном прорыве, а в части огромной, комбинированной операции. Что ж, таков и должен быть настрой командиров – осознание масштаба происходящего на линии фронта.

Поздно вечером, когда все приказы были отданы, а связисты налаживали новую, секретную линию связи с флотом, я вышел из блиндажа. Подышать свежим воздухом. Ночь была темной, беззвездной.

Где-то далеко, на западе, над Финским заливом, иногда вспыхивало зарево – то ли от авианалета, то ли от работы корабельных орудий, уже начавших пробные удары по разведанным целям.

С моря дул колючий, соленый ветер. Он приносил с собой не холод, а ощущение простора и той страшной силы, которую я только что призвал в союзники. Ведь военно-морской флот с Петровских времен был грозным орудием войны.

Финны, которые сейчас мерзли в своих бетонных коробках на перешейке, готовые к смерти в лесной глуши, еще не знали, что земля под ними скоро содрогнется и не от взрывов снарядов полевой артиллерии, к которой они уже привыкли.

Нет, теперь им дадут прикурить пушки главного калибра линкоров, бьющих с той стороны, где, казалось, могла быть лишь ледяная пустошь. А это поддержка повесомее сухопутной артиллерии.

Фронт действительно приходил оттуда, откуда его не ждали. И это было только начало. В эту ночь над Финским заливом разразилась настоящая буря из металла и огня, не имевшая ничего общего со снежными метелями Карельского перешейка.

Пока штурмовые группы занимали исходные позиции для броска, дальнобойные орудия линкоров «Октябрьская революция» и «Марат», пользуясь данными воздушной разведки и расчетами баллистиков, начали работать.

Они били не по передовой, а по узловым точкам в тылу. Первые 305-мм снаряды, пролетев более двадцати километров, обрушились на железнодорожную станцию Тали. Для финнов, привыкших к разрывам гаубичных снарядов, это было явление иного порядка.

Грохот был таким, что его слышали в моем штабе, за тридцать километров. По донесениям разведки, в Тали были уничтожены два эшелона с боеприпасами, разрушены пути и депо. Дорога, снабжающая всю выборгскую группировку, была парализована.

Огонь перенесли на шоссейный мост через Вуоксу у деревни Кивиниеми. Третий залп накрыл цель. Мост рухнул в ледяную воду, отрезав путь для резервов, которые финское командование спешно перебрасывало с северного участка на угрожаемый южный фланг.

Эти удары с моря стали лучшей артподготовкой в ходе этой войны. Они посеяли хаос и панику в глубине финской обороны задолго до того, как наши первые красноармейцы покинули траншеи.

Ровно в шесть, под прикрытием еще не стихшего огня с моря и короткого, но яростного огневого налета всей нашей корпусной и приданной артиллерии по переднему краю второй полосы, началось наступление, но не то, которого ждали финны.

Основные силы двух дивизий демонстративно атаковали лобовые укрепления, сковав гарнизоны ДОТов. А в это время, через просеку, которую финны считали непроходимой из-за болота и завалов, двинулись десять «Т-38».

Их, улучшенные по сравнению с прежними, гусеницы, позволяли не так глубоко вязнуть в снегу, танки, похожие на плоских стальных жуков, ползли почти бесшумно, с выключенными фарами.

Впереди танков двигались саперы, перекусывая ножницами колючки, позади – автоматчики из штурмовых батальонов – отборные ребята в белых маскхалатах, с ППД, гранатами и ранцевыми огнеметами. Это была не атака. Это был хирургическое вскрытие.

Финны обнаружили прорыв лишь тогда, когда с тыла по их траншеям и амбразурам ДЗОТов ударили автоматные очереди и липкие струи огня. Паника передалась на соседние узлы обороны. В эфире пошли отчаянные крики:

– Они у нас в тылу! Нас обошли!

Вторая полоса обороны на участке прорыва перестала существовать как единое целое. Отдельные ДОТы, окруженные, еще отстреливались, но путь был открыт. И тут вступила в дело главная ударная сила – свежий полк «Т-28», только что прибывший ночным маршем.

Тяжелые, трехбашенные монстры, неподходящие для леса, но идеальные для выхода на оперативный простор, вырвались вперед по расчищенным саперами дорогам, давя отступающие разрозненные группы финнов.

Я перенес свой КП вперед, на только что захваченный финский командный пункт. Отсюда уже был виден плоский, заснеженный ландшафт, ведущий к сереющей полосе залива. До Койвисто – меньше пятнадцати километров.

И тут пришло донесение, которое изменило все планы, сделав их еще более дерзкими. Связист, бледный от напряжения, протянул мне листок:

– Срочное из Кронштадта, товарищ комкор! Лично вам!

«Тчк 09:45 авиаразведка обнаружила крупную колонну противника тчк До батальона пехоты с артиллерией и обозами тчк Движется по прибрежному шоссе от Ваммельсуу в направлении Койвисто тчк Вероятно резервы для контрудара тчк Координаты прилагаются тчк Ждем целеуказания тчк Святов».

Это была не просто колонна. Это был подарок судьбы. Финны, оглушенные ударом с суши и с моря, пытались заткнуть дыру, бросая в бой последние оперативные резервы. И они шли по открытой дороге вдоль берега, прекрасной цели для корабельной артиллерии.

Я схватил карандаш, быстро сверил координаты с картой.

– Связь с флотом! Немедленно! – приказал я. – Передайте: «Капитану 1 ранга Святову. Цель – колонна на шоссе. Координаты квадрат 78−41. Уничтожить. Повторяю, уничтожить. Жуков».

Прошло двадцать минут томительного ожидания. Потом мы услышали его. Сначала – далекий, низкий гул, похожий на протяжный вздох гиганта. Затем – свист, перерастающий в вой, проносящийся где-то высоко, слева.