Текст книги "Жуков. Зимняя война (СИ)"

Автор книги: Игорь Минаков

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Жуков. Зимняя война

Глава 1

Старший наряда, судя по петлицам, в звании сержанта государственной безопасности, оглянулся на человека в идеально сшитом, явно заграничном костюме. Это был Зворыкин, которого я несколько часов назад видел в Кремле.

– Георгий Константинович, – обратился он ко мне и повел рукой. – Позвольте мне разрешить эту… недоразумение.

– Если вы называете это недоразумением, – хмыкнул я, – то давайте!

С этими словами, я протянул браунинг Сафроновой сержанту и тот сунул его в карман галифе. Двое других нацепили на профессорскую дочку наручники. «Журналисты» все еще стояли, задрав руки в гору. Чекисты отняли у них камеры, но этим пока и ограничились.

Получив мое разрешение, Зворыкин, едва ли не подпрыгивая на ходу, легко прошелся по номеру, и сотрудники НКВД расступались перед ним с почтительным видом. Его взгляд скользнул по иностранным фотографам, застывшим с поднятыми руками.

– Эти господа из «Associated Press», кажется, заблудились, – произнес он. – Что ж, придется вам ответить на несколько вопросов наших органов… Уведите.

Чекисты вывели иностранцев. Затем Зворыкин повернулся к Сафроновой, которая сжалась у стены. Я с любопытством наблюдал за происходящим. Вдова незадачливого диверсанта явно знала «серого кардинала», но благоразумно помалкивала.

– А вам, Ольга Ивановна, позвольте выразить соболезнования по поводу вашего недавнего… нервного срыва. Вам требуется покой и лечение. – Он кивнул одному из чекистов. – Полагаю вам будет обеспечено уютное местечко в ведомственном санатории… На неопределенный срок.

Она промолчала и ее тоже вывели из номера. Дверь закрылась. Мы остались с «серым кардиналом» с глазу на глаз. Зворыкин достал портсигар, предложил мне. Я отрицательно мотнул головой. Он не спеша прикурил.

– Вы проявили завидное хладнокровие, Георгий Константинович, – сказал он, выпуская дымок. – И умение отделять зерна от плевел. Мелкая провокация… Жалкая попытка испортить вам репутацию. Те, кто ее устроил, не понимают, с кем имеют дело.

Он помолчал, видимо, давая мне время оценить ситуацию. Я не торопился высказываться по поводу произошедшего. Его мнение меня тоже не интересовало. А вот, что ему от меня понадобилось, это бы понять не мешало.

– Но давайте теперь говорить откровенно, товарищ Жуков, – не дождавшись от меня реакции, снова заговорил он. – Ваши реформы… они требуют не только воли Политбюро. Для их осуществления нужны ресурсы. Технологии. Станки, которых у нас нет. Лицензии, которые нам не продадут.

Я молчал, ожидая продолжения.

– Я вам открою маленькую тайну. Мой двоюродный брат, Владимир Кузьмич, эмигрировал в Соединенные Штаты. У него обширные связи в деловых кругах. Есть люди, которые смотрят на ваши успехи на Халхин-Голе с большим интересом. Они видят в вас… потенциального партнера. Человека, который понимает, что современная армия не может быть построена на одной лишь революционной риторике.

Становилось все интереснее, но я по-прежнему молчал. Он натянуто улыбнулся и даже подошел ближе, понизив голос.

– Я могу быть полезен вам, Георгий Константинович. Могу организовать канал для получения того, что вам нужно. Оборудование для заводов. Техническая документация. Даже… неофициальные консультации лучших инженеров. Все это можно организовать. В обход официальных запретов правительства США.

Он внимательно посмотрел на меня, оценивая реакцию. Я сохранял неподвижность. Даже не моргал.

– Разумеется, это потребует определенной… гибкости с вашей стороны, – продолжал Зворыкин. – Однако я уверен, что мы могли бы найти взаимовыгодные условия. Подумайте. Не торопитесь. Помните – у вас появился новый союзник. Или, если хотите, – посредник. Желающий помочь вам построить ту самую армию, о которой вы сегодня так убедительно говорили в Кремле.

Он положил на стол свою визитную карточку – простой белый прямоугольник с номером телефона.

– Я буду ждать вашего звонка, Георгий Константинович. И, пожалуйста, – он задержался у двери, – не судите о моих методах по сегодняшнему спектаклю. Войны бывают разные. И бои идут на разных фронтах.

И он ушел, так и не услышав от меня ни слова. Если в номере установлена прослушка, а я в этом не сомневался, то она зафиксировала только слова Зворыкина. Так что не это меня сейчас занимало.

Было несколько вопросов, с которыми предстояло разобраться. Во-первых, не было ли предложение этого типа чистой воды провокацией. Во-вторых, следует ли рассказать об этом визите Берии. В-третьих, насколько реальны предложения Зворыкина.

Для провокации слишком сложно. Берии все равно об этом узнает, так что молчать нет смысла. Что касается третьего вопроса… Зворыкин прав. Для осуществления задуманных мною реформ не хватает многого, слишком многого.

Вот только зачем америкосам помогать нам?.. До вхождения СССР в антигитлеровскую коалицию еще два года. Сейчас Советский Союз и Штаты скорее враги. Правда, американским бизнес-воротилам все равно с кем торговать.

Я посмотрел на белый прямоугольник визитки, запоминая номер. На всякий случай. Этот Зворыкин и впрямь обладает серьезным влиянием, если он запросто является в Кремль на сугубо секретное заседание. Так что пустобрехом его считать было бы опрометчиво.

Взяв трубку, я набрал номер. Не Зворыкина – Берии.

– Лаврентий Палыч, добрый вечер! Жуков говорит.

– А-а, Георгий Константиныч, дорогой, здравствуй! Как поживаешь?

– Лучше не бывает… Нам бы поговорить, Лаврентий Палыч.

– С удовольствием. Заодно расскажешь, как прошло совещание.

– Расскажу.

– Тогда высылаю за тобой машину.

Машина прибыла через десять минут. О чем доложил сам шофер, позвонив из фойе гостиницы. Я сунул визитку Зворыкина в карман. Спустился, сел в черный лимузин со шторками на окнах и через пятнадцать минут был у наркома внутренних дел.

Лаврентий Павлович встретил меня в приемной. Велел секретарю подать нам чаю с бутербродами. Знал, видать, что я еще не ужинал. И при этом не собирался мне устраивать званый ужин. Нюанс, который следовало учесть.

Пока несли чай, я коротко рассказал Берии об итогах совещания, на котором он почему-то не присутствовал. Понятно, он и без меня был в курсе, но его интересовали мои впечатления. Я не стал ничего скрывать, сказав, что общий настрой большинства участников мне не понравился.

– Производственники! – отмахнулся нарком. – Они те же капиталисты, тоже трясутся за каждую копейку. И это правильно – копейка-то народная.

– Согласен, Лаврентий Палыч, – кивнул я. – Только оборона страны важнее.

Принесли чаю. Берия пододвинул мне тарелку с бутербродами с икрой и ветчиной. Я не стал отказываться. И некоторое время методично пережевывал пищу. Нарком смотрел на меня, поблескивая стеклышками пенсне.

– Ну, Георгий Константинович, какие еще новости? – спросил он, позвякивая ложечкой в стакане.

В голосе его звучал сарказм. Не в мой адрес – это я сразу понял. Разумеется, он все знал и теперь его интересовала степень моей искренности. Не исключено, что вся эта история с сегодняшней провокацией – его рук дело. Что ж, на войне как на войне.

– Новости, Лаврентий Павлович, странные, – начал я, отхлебывая из своего стакана. – Вчера, после совещания, ко мне в номер пожаловали незваные гости…

Я подробно, без прикрас, изложил историю появления Сафроновой, «корреспондентов», а затем – суть визита Зворыкина, его предложение и свою оценку произошедшего как провокации, но не простой, а «многослойной».

Берия слушал, не перебивая, хлебая чай так жадно, словно это был «Киндзмараули». С каждым мгновением его пенсне становились все более непроницаемы. Похоже, он нарочно поворачивался к лампе, чтобы за бликами на стеклах я не мог видеть его взгляда.

– Теперь ты понял, Георгий, какие зубры порой водятся в кремлевских кабинетах.

– Нет, Лаврентий Палыч, – прямо сказал я. – Не понял. Не понял, почему ко мне в номер врываются сумасшедшие бабы, которые целят в меня из шпалера, за ними лезут какие-то фотографы, а в завершении – брат белоэмигранта, которому почему-то подчиняются ваши сотрудники, товарищ нарком.

Когда я закончил, он хмыкнул:

– Не сердись, дорогой!.. Считай, что это была итоговая проверка. Нам с тобой предстоят большие дела, одобренные, кстати, самим Хозяином.

Я вынул из кармана визитку Зворыкина, выложил ее на стол.

– Выходит, это все липа?.. Включая – предложение связаться с американским промышленниками?

– Нет, товарищ Жуков, – ответил Берия. – Зворыкин не кукла, а кукловод… Не спрашивай, как это стало возможно… О таких вещах лучше не знать… Обещаю, больше никаких проверок. Работай свободно… Мне важно знать, какие у тебя имеются мысли, по поводу предложения этого Зворыкина?

– Мои мысли просты, – сказал я, кивнув на визитку. – Если все это не липа, то этот канал – единственный шанс в обозримом будущем получить некоторые реальные, а не бумажные технологии и материалы. Станки, чертежи, документацию… Но это также идеальная ловушка. Я солдат, а не разведчик. Влезу в это дело вслепую – закопаю и себя, и все начинания. – Я сделал паузу, глядя ему прямо в глаза. – Поэтому, как человек военный, я предлагаю провести операцию. Я вступаю в контакт с Зворыкиным, веду переговоры, получаю образцы. Вы контролируете каждый мой шаг, фильтруете всю информацию, вскрываете его настоящих хозяев и обезвреживаете все угрозы. В случае провала – отвечать будем вместе. В случае успеха – все награды тоже будем получать вместе. Тем более, что главной наградой станет победа Советского Союза в войне, которая уже не за горами. Я получаю нужные мне для дела ресурсы, вы, возможно, разгром иностранной агентурной сети и усиление своего влияния. – Я откинулся на спинку кресла. – Мой единственный вопрос: готовы ли вы, Лаврентий Павлович, взять на себя эту работу? Или влияние Зворыкина простирается так далеко, что даже вам оно не по зубам?

Стеклышки его пенсне совсем «ослепли». Я понимал, что реакция Берии на мои слова может оказаться какой угодно. Ведь в них прозвучал прямой вызов могущественному наркому, а заодно и – проверка его решимости и возможностей.

И одновременно я продемонстрировал ему свою полную лояльность. Не только ничего не скрыв от него, но и предложив все свои действия поставить под его контроль. Берия холодно улыбнулся и проговорил:

– Вы быстро учитесь, товарищ Жуков. Очень быстро. И на фронте орел и здесь не оплошал ни разу… Мне бы такого человека в наркомат… – Он помолчал, словно взвешивая свои дальнейшие слова. – Надо признать, что ваша логика безупречна. Будем работать. Вы получите моего лучшего оперативника для связи. Все, что вам передадут, будет проходить через нашу экспертизу. Каждое ваше слово со Зворыкиным будет записано. Мы выясним, кто стоит за этим «посредником» – американские дельцы, японская разведка или… – он многозначительно посмотрел на меня, – наши доморощенные оппортунисты.

Он поднялся, давая понять, что чаепитие окончено.

– Звоните ему. Начинайте игру. А мы, – он сделал паузу, – посмотрим, кто в итоге окажется в роли дичи.

Выйдя из кабинета, я почувствовал одновременно и облегчение, и тяжесть новой ноши, которую взвалил на себя добровольно. Теперь я был не просто солдатом на фронте или реформатором в кабинетах.

Я стал ведущим игроком в самой темной и опасной игре, но у меня появилось то, чего не было раньше – могущественный и лукавый союзник, а также – официальный мандат на риск. Любопытно, а как бы моей ситуации повел себя Жуков?

* * *

Вернувшись в гостиницу, я подошел к столу, где стоял телефон. Визитку вынимать из кармана не стал, хотя этот белый прямоугольник был теперь официально утвержденным инструментом операции. Набрал номер по памяти. Трубку сняли почти мгновенно.

– Слушаю вас, – голос Зворыкина был нервным, будто он целые сутки дежурил у аппарата и уже не чаял дождаться.

– Это Жуков, – отчеканил я, без приветствий и лишних слов. – Ваше предложение я обдумал. Готов обсудить детали. Лично.

– Я весь внимание, Георгий Константинович, – в его голосе послышалось удовлетворение. – Где и когда?

– Сегодня. В двадцать ноль-ноль. Парк Горького, у главного фонтана, – бросил я и положил трубку, не дав ему возможности выдвинуть другое предложение.

Ровно в двадцать часов я подходил к фонтану. В кармане моей гражданской тужурки лежал ТТ. В полусотни метрах, за киоском с газированной водой, маялся какой-то тип. Я увидел Зворыкина. Он сидел на скамейке, якобы читая газету. Я сел рядом, глядя на воду.

– Прежде чем что-либо обсуждать, мои условия, – сказал я, не глядя на него. – Первое. Пока никаких документов и подписей. Сначала – конкретный список того, что вы можете предложить. Спецификации, технические параметры. Я передам его своим инженерам. Если они подтвердят ценность – продолжим. Второе. Никаких политических разговоров. Только техника и оборудование. Третье. Впредь никаких телефонных переговоров. О следующей встречи я вам сообщу. Согласны?

Короткая пауза. Я почти физически ощущал, как «серый кардинал» взвешивает каждый мое слово, видать, ищет скрытый смысл или ловушку.

– Вполне разумные условия, – наконец ответил он. – Согласен.

Не меняя позы, протянул мне сложенный листок. Я сунул его в карман.

– Это предварительный перечень, Георгий Константинович. Оборудование для точного машиностроения североамериканских фирм. Техдокументация по станкам для расточки стволов И… кое-что по радиолокации. Для начала.

Радары дальнего обнаружения в СССР уже выпускались серийно.

– Проверим, – я встал. – Ждите сигнала.

Я ушел, не оглядываясь, чувствуя его взгляд на своей спине. Мужик, что терся возле киоска, отлепился от него и побрел за мною. Интересно, кем приставлен этот соглядатай – Берией или Зворыкиным.

Оглядевшись, будто мне приспичило по нужде, я нырнул в ближайшие кусты. Притаился. Топтун застыл на месте, ожидая, покуда я вылезу. Я изобразил шум, сдавленно крикнул:

– Помогите!

Соглядатай рванул на крик. Едва он появился рядышком, я сделал ему подсечку, повалил на опавшую листву, приставил ко лбу ствол своего «ТТ». Мужик сразу смекнул, что дело худо, поэтому замер, тараща на меня зенки.

– Кто послал? – задал я единственный интересующий меня вопрос.

– Из шестого отдела второго управления я, – нехотя пробормотал он, – приказано вести наблюдение и вмешиваться только в случае непосредственной угрозы.

– Ладно, продолжай службу, – сказал я, отпуская его.

Я наконец вернулся в гостиницу после этого чертовски длинного дня. Завалился спать, а утром связной от Берии лейтенант НКВД Еремин принес мне пакет. Внутри – технические спецификации и коммерческое предложение от американской машиностроительной компании «Caterpillar». Все документы были на английском, с реальными печатями и подписями.

К пакету прилагалась краткая записка от Берии: «Канал проверен. Компании реальные, но Зворыкин действует через посреднические фирмы в Швеции, которые интересуются долгосрочным контрактами на поставки нами леса и марганцевой руды. Ваше решение?»

Я отправился в наркомат обороны, на новое место службы, где вызвал к себе начальника Главного автобронетанкового управления, товарища Павлова, передал ему предложения иностранных фирм. Вечером тот доложил:

– Машины и трактора, указанные в списке, нельзя сказать, что новейшие, но у нас и таких пока что нет. Если поставка состоится, то эта техника покроет некоторые наши потребности на тридцать процентов. Без нее нам не обойтись.

– Тридцать процентов мало, – сказал я, – надо довести до пятидесяти. Предпочтение тягачам, грузовикам высокой проходимости, технике для строительства укреплений… Вот что, Дмитрий Григорьевич, не будем идти на поводу у капиталистов… Составьте список, соответствующий нашим реальным потребностям.

– Хорошо, Георгий Константинович.

Получив от него список, я встретился со Зворыкиным в своем номере в «Москве». На этот раз он пришел один.

– Ваши специалисты подтвердили ценность предложения? – спросил он без предисловий.

– Подтвердили, – ответил я, – но есть ряд условий. Компании, которые хотели бы сотрудничать с нами, должны поставлять нам не хлам, который жалко выбросить, а самую современную технику. И не по своим, а по нашим спискам, отвечающим нашим потребностям. Это главное. Кроме того, все поставки должны идти только через наши внешнеторговые объединения. Официально. По государственным ценам. Комиссия тех, кто обеспечивает эти поставки – десять процентов от сделки, не больше.

Зворыкин усмехнулся:

– Прямолинейно. И невыгодно. Риски велики.

– Риски при серых схемах – выше, – парировал я. – Вы получаете легальный, долгосрочный канал. Я – нужные стране станки, технику, материалы. Все в выигрыше.

Он задумался, оценивая меня. Искал слабое место, но, видать, не нашел.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Но десять процентов – мало. Пятнадцать. И гарантии, что канал не перекроют при первом же удобном случае.

– Гарантий нет, – отрезал я. – Только взаимный интерес. Пока он есть – канал работает. Ваш ответ?

Зворыкин медленно кивнул. Понимал – это максимум, что он может получить.

– Договорились. Первая партия оборудования придет в Одессу через шесть недель.

На том и ударили по рукам. Я понятия не имел, какую именно выгоду извлекает сам Зворыкин, но меня это и не интересовало. Главное – польза для дела. После его ухода, я позвонил Берии:

– Мы договорились, Лаврентий Павлович, – сказал я. – Будем работать на наших условиях, либо не будем работать совсем.

Берия одобрительно хмыкнул:

– Зворыкин не дурак, хотя и сукин сын. Он и без нас проворачивал дела, но за них он мог получить по всей строгости советских законов. Так что иметь дело с вами, товарищ Жуков ему гораздо спокойнее. Вы правильно рассчитали. Теперь у вас есть канал. Используйте его, но учтите, что с таким как он следует держать ухо востро…

Я положил трубку и только теперь заметил лежащий на ковре толстый объемистый пакет.

Глава 2

На следующий день, прежде, чем отправиться в наркомат обороны, я заехал в Центральный научно-исследовательский институт текстильной и легкой промышленности. В тамошних мастерских изготовили несколько комплектов нового пехотного обмундирования.

Меня провели в просторный кабинет, где на манекенах были выставлены эти прототипы. Ректор института Канарский и профессор Малахов встретили меня у входа. Оба явно волновались. Хотя в конечном счете не они отвечали за результат.

– Товарищ комкор, в соответствии с вашими указаниями, мы разработали опытные образцы, – заговорил Канарский, указав на первый манекен. – Новый общевойсковой костюм. Укороченная шинель, стеганая куртка, брюки-галифе. Все – из усовершенствованной ткани.

Я подошел ближе, потрогал материал. С виду и на ощупь прочный, но легкий. Камуфляжная окраска – крупные пятна бурого и зеленого цвета.

– Не будет ли солдат мерзнуть в такой куртке? – спросил я.

– Под низ – шерстяной свитер, товарищ Жуков, – ответил Малахов. – Куртка предназначена для активных действий. Шинель – для несения караульной службы и нахождения в окопах.

Он подвел меня ко второму манекену. На нем был надет довольно причудливый по меркам нынешнего времени жилет с множеством карманов.

– Это разгрузочный жилет. В карманах – шесть винтовочных магазинов, четыре гранаты, сухой паек, аптечка. Разумеется, все это весовые и габаритные муляжи. Мы провели испытания на наших студентах. Их отзывы – руки свободны, спина не устает.

Я снял жилет с манекена, примерил. Вес распределялся довольно равномерно. Действительно, удобно. Карманы закрывались на пуговицы.

– А это – основной образец, – Малахов указал на третий манекен. Товарищи из института стали предоставили нам металлические пластины.

Я похлопал по груди манекена, на котором был еще один жилет, но со стальными прямоугольниками на груди, вшитыми в прочную ткань. Снял бронежилет. Тяжелый, килограммов десять.

– Проверяли? – спросил я.

– Да. Мы попросили командиров… Итог, пластины выдержали на дистанции свыше ста метров не прямое попадание винтовочной пули, – кивнул Малахов. – Пистолетную – с расстояния пятидесяти метров. К конструкции добавлена противоосколочная стеганая подкладка. Конечно, против винтовочной пули в упор жилет не спасет, но от осколков и шрапнели – надежная защита.

Он протянул мне новый стальной шлем, отдаленно напоминающий немецкий, но с лучшим подтулейным устройством.

– Каска СШ-39. Вес – 1250 граммов. Защищает от осколков и пистолетных пуль.

Я надел каску, затем бронежилет, поверх – разгрузочный жилет. Общий вес – около пятнадцати килограммов. Тяжело, но терпимо для штурмовых групп.

– Неплохо, – сказал я, снимая бронежилет, – но требует доработки.

Я повернул жилет в руках, показал на плечевые швы.

– Здесь – слабое место. При постоянной носке порвется. Нужно усилить прострочку.

Профессор Малахов тут же сделал пометку в блокноте. Я надел каску, резко повертел головой.

– Сидит плотно, но подтулейник должен быть кожаным, с войлочной прокладкой. Нынешний натрет кожу до крови за полчаса.

– Понятно, Георгий Константинович, – кивнул Канарский. – Доработаем.

Я ткнул пальцем в стальную пластину бронежилета.

– Главный недостаток – вес. Пятнадцать килограммов для пехотинца – много. Поработайте над облегчением. Посоветуйтесь с институтом стали. Пусть подберут сплавы полегче. И сделайте съемные пластины, чтобы боец мог регулировать нагрузку.

Подошел к манекену с разгрузочным жилетом.

– Карманы для гранат – неудачные. Граната может выпасть при беге. Нужны глухие клапаны на пуговицах или кнопках. И добавьте снаружи петли для саперной лопатки.

Я отошел, окинул взглядом все образцы.

– Цвет. Ваш камуфляж хорош для леса. А для степи – летней, осенней и зимней? Для городских развалин? Нужно как минимум четыре варианта расцветки.

Малахов снова заносил правки.

– Срок на доработку – две недели, – объявил я. – После этого – повторные испытания в учебной дивизии. Если мои замечания устранят – выделим средства для разработки промышленных образцов. И представим наверх.

Они кивали, записывали. Я попрощался с товарищами учеными и направился к выходу из кабинета. Работа была проделана большая, но до совершенства еще далеко. Война не прощает мелочей. И я не собирался их прощать.

– Кстати, вы прикидывали, во что может обойтись один такой комплект при серийном производстве? – спросил я, оборачиваясь у двери.

– В серии, при массовом производстве… Мы посчитали, примерно, конечно, – Канарский замялся. – Около двухсот рублей. Бронежилет – самая дорогая часть.

– Ладно… В конце концов, жизнь красноармейца дороже, – отрезал я. – Подготовьте отчет для комиссии по реорганизации оборонной промышленности. С указанием примерной стоимости и сроков внедрения.

Токио, штаб-квартира Кэмпэйтай

Капитан Юсио Танака, он же Синтаро Ватанабэ – агент советской разведки под оперативным псевдонимом «Сокол», сидел в своем новом кабинете в штаб-квартире Кэмпэйтай, расположенном в японской столице.

Он не только получил повышение в должности после провала японской армии на Халхин-Голе, но и сменил место службы. Перемена неожиданная, однако логичная. Потеряв лицо на войне, империя нуждалась не только в козлах отпущения.

Те, кто доказал свою лояльность, ценились вдвойне. Правда, Ватанабэ все еще носил капитанские погоны, но теперь у него была служебная квартира в Токио, служебный автомобиль и доверие начальства.

На столе его лежало досье на родного дядю генерал-майора Сётаро Катаяму. Командуя оперативной группой 2-й дивизии Императорской армии, он не выполнил поставленную перед ним задачу ликвидировать, казалось бы уже разорванную в клочья группировку русских. И теперь находился под домашним арестом.

Бравый вояка не знал, что его делом занимается племянник, ведь он считал, что Юсио сгинул в степях Монголии. Сам Танака, понятно, не стремился с ним свидится и добрых чувств к родственнику не питал.

Заступись тогда Катаяма за племянника перед контрразведкой, глядишь, все могло пойти иначе, но сейчас Ватанабэ внимательно изучал донос одного из бывших подчиненных дяди, где было сказано, что тот замечен в симпатиях к западным демократиям.

Работа была рутинной, почти бюрократической. Анализ документов, проверка связей, составление докладных записок. Можно было просто оставаться в тени и исправно поставлять информацию в Москву, но «Сокол» думал и о том, как перевербовать дядю.

Для начала его надо было вывести из-под удара. Поэтому Ватанабэ написал заключение, что командир 15-й бригады генерал-майор Сётаро Катаяма не может сочувствовать прогнившим режимам западных варваров.

Отразится ли это заключение на судьбе дяди, племянник не знал, но все-таки думал над следующим шагом. Как подвести Катаяму к мысли, что его несправедливо обвинили в том, в чем он, как истинный патриот Великой Империи, виновен быть не может, но…

Вот на этом «но» и строились расчеты Танаки. Генерал-майор Катаяма не изменник, НО не достаточно умелый полководец. И если его отправят в отставку с такой формулировкой, Сётаро сочтет себя глубоко оскорбленным и может пожелать отомстить.

Впрочем, до этого момента пока далеко. Пока что у капитана Ватанабэ хватало и другой работы. Он отфильтровывал поступающую в его ведомство информацию. Что-то откладывал для передачи в Центр, что-то годилось для использования местной резидентурой.

Танака вспомнил недавнюю встречу с резидентом. Тот находился в имперской столице под легендой швейцарского бизнесмена. Он кратко сообщил:

– Ваша информация по графикам перевозок помогла скорректировать позиции на границе. Сохранены жизни нескольких сотен солдат.

Это была единственная «награда», которая что-то значила для Юсио Танаки.

Теперь его задачей было не просто собирать информацию, а постепенно влиять на кадровые решения в Кэмпэйтай. Аккуратно продвигать своих людей, убирать с дороги самых проницательных и жестоких следователей. «Сокол» создавал внутри могущественной машины свою собственную, меньшую и более эффективную.

Иногда по ночам ему снился Халхин-Гол. Грохот орудий, лицо того советского генерала, Жукова, который смотрел на него не как на врага, а как на полезный инструмент. Тогда это оскорбляло. Теперь Танака понимал – так оно и было, но он стал инструментом в руках тех, кто видел дальше и действовал умнее.

Ватанабэ открыл сейф, достал следующее досье. Теперь его целью был начальник отдела контрразведки, курировавший Дальний Восток. Человек, слишком близко подошедший к раскрытию одной из ячеек советской агентуры.

Этого человека нужно было срочно убрать с должности, а еще лучше – из жизни. Танака уже подготовил компромат о его «сомнительных» связях с немецким атташе, но готовил и резервный план. Работа «Сокола» продолжалась.

Война велась на невидимом фронте, и Юсио Танака был одним из ее самых ценных бойцов. Он сражался не за Императора, и не за Сталина. Ради собственного выживания и ради призрачной надежды, что когда-нибудь эта вся эта машина смерти сломается.

* * *

Ключ повернулся в замке с глухим щелчком. Я вошел первым, осматриваясь. Казенная, но просторная квартира, состоящая из прихожей, кухни, гостиной, детской, супружеской спальной и моего кабинета.

Мебель – стандартный казенный набор, но все новое, чистое. Пахло свежей краской и воском для паркета. Достаточно для скромной жизни. Я распахнул окно в гостиной, впуская воздух и шум московского вечера.

– Проходи, – сказал я, оборачиваясь к Александре Диевне, стоявшей на пороге с чемоданом.

За ее спиной робко жались дочери – Эра и Элла. Они переступили порог, с любопытством оглядывая новое жилье.

– Вот наш дом, – я указал рукой на интерьер. – Распаковывайте вещи. Осваивайтесь.

Александра Диевна молча прошла вглубь квартиры, оценивающим взглядом осматривая комнаты. Я видел, как ее плечи, привыкшие к постоянному напряжению, постепенно расслаблялись.

– Спасибо, Георгий, – тихо сказала она, возвращаясь в гостиную.

Я кивнул:

– Условия лучше, чем в Смоленске. В соседнем доме – хорошая школа.

Элла, самая младшая, уже освоилась и подбежала ко мне.

– Папка, а тут парк рядом? А кино есть?

– Парк – в двух шагах. Кинотеатр – на улице Горького, – ответил я, положив руку на ее плечо. – Сначала учеба. Потом – развлечения.

Эра, сдержанная, как и полагается старшей, спросила:

– Надолго мы здесь, папа?

– Настолько, насколько потребуется службе, – ответил я честно.

Я прошел на кухню, проверил холодильник. Да, в этой служебной квартире был холодильник. Правда – американского производства. И он был пуст.

– Завтра закажу продукты, – сказал я, возвращаясь. – Сегодня поужинаем в столовой Генштаба.

В их глазах читалась усталость, но и облегчение. Длинная дорога даже не из самого Смоленска, а из деревни, где они жили у бабушки, закончилась. А мое беспокойство за их безопасность в прифронтовой полосе давно осталось позади.

– Приводите себя в порядок, – распорядился я. – Через час выезжаем.

Я вышел в свою комнату, оставив их осваиваться. Квартира была не роскошной, но просторной. Надежная тыловая база. Теперь я мог быть спокоен – моя семья под защитой не только личной охраны, но и самой жизни в Москве.

Это был еще один рубеж, который предстояло удержать, но и на этом рубеже я чувствовал себя уверенно. По дороге в столовую, девчата вертели головами. Им все было интересно – и набережная реки Москвы и потоки автомобилей и прохожие.

Столовая Генштаба хоть и называлась «столовой», но по кухне и уровню обслуживания не уступала лучшим столичным ресторанам. Здесь привыкли к ромбам в петлицах, но тем не менее каждого едока встречали, как дорогого гостя.

Когда мы опять вернулись в служебную квартиру, жена сразу увела дочек в ванную. И уже уставшие от дороги и впечатлений, они завалились спать. Александра Диевна разбирала вещи в спальне.

Я прошел в кабинет, начал выкладывать из портфеля папками с чертежами и докладными. Основную часть сразу положил в сейф. Конечно, большинство документов хранилось в наркомате. С собой я привез только собственные наработки. Работа не ждет.

Через полчаса в дверь постучали. На пороге стояла Александра Диевна.

– Георгий, можно?

Я кивнул, продолжая просматривать черновик собственного отчета по испытаниям новой противотанковой пушки. Завтра было очередное совещание в Кремле. Жена вошла и села в кресло напротив.

– Спасибо за квартиру, – сказала она тихо. – Девочкам здесь будет хорошо. Спокойно.

– Это необходимо, – не отрываясь от бумаг, ответил я. – Теперь я буду знать, что вы рядом, мне будет спокойнее.

– Да, – она помолчала. – Георгий, я… я читала в газетах. О Халхин-Голе. О тебе. Все это время я боялась.

Я наконец поднял на нее взгляд.

– Бояться нечего. Та война закончена.

– А разве не будет следующей? – Она обвела рукой кабинет, стол с документами. – В деревне говорят, много мальцов народилось, к большой войне.