Текст книги "Подводный саркофаг, или История никелированной совы (СИ)"

Автор книги: Игорь Волознев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Мой внучок Артём, – представила его Зинаида Михайловна.

– Тоже будет моряком, – сказал один из гостей.

Ребёнок загукал и начал грызть игрушку. Вероника взяла его на руки. Зинаида Михайловна подошла к развешенным на стене фотографиям в рамках.

– Тут у нас мемориальный уголок, посвящённый памяти Кирилла, – заговорила она. – Вот здесь он молодой, ему восемнадцать лет. А здесь – только что поступил на службу во флот... А это он уже офицер...

– А это мы с ним! – воскликнул пожилой гость. – В шестьдесят первом году мы на остров Пасхи заходили, там и сфотографировались у статуи!

Вдова подошла к застеклённому шкафу. На его полках, как в музейной витрине, были разложены вещи покойного.

– Тут всё, что связано с Кириллом... – Её голос дрогнул. Она украдкой вытерла слезу. – Эти предметы будут всегда напоминать мне о нём...

Центральное место в шкафу занимала большая фотография в золочёной раме, где контр-адмирал в парадном мундире был запечатлен рядом с Андроповым. Здесь же стояли на подставках другие фотографии Дыбова, чем-то особенно памятные вдове. Снимки перемежались с фуражками, бляхами от ремней, пуговицами, фляжками, какими-то записными книжечками, биноклями, кожаными папками. Были и совсем необычные вещи, видимо, тоже как-то связанные с покойным: брелок в форме негритянской головы, кокосовый орех, жестяной кувшин, потемневший от времени. Среди всего этого добра выделялась глянцевая статуэтка совы.

– Кувшин Кириллу подарили на Кавказе, – вспомнил один из гостей. – При мне дело было. Аксакалы говорили, что ему пятьсот лет, не меньше.

– А сова была с ним в его последний день, когда он... – Голос вдовы снова задрожал. – Так трагически... ушёл от нас...

Она платочком стёрла со стекла невидимую пыль. Артём заплакал, и Вероника вышла с ним из комнаты.

– Здесь всё напоминает мне о нём... – Зинаида Михайловна открыла витрину, смахнула пыль с большой фотографии, с кувшина, с совы, и снова закрыла. – По этим вещам можно проследить каждый год его жизни, начиная с детства и кончая самым последним часом... Да, если хотите, это целый музей его имени, и, пока я жива, отсюда ничего не уйдёт... Ни за какие драгоценности... Всё это будет храниться здесь всегда, всегда, как и его незабвенный образ в моём сердце...

Прочувствованную речь вдовы оборвал грохот разбившихся на кухне тарелок. В соседней комнате громко заплакал Артём.

– Эх! – махнув рукой, с сердцем воскликнул какой-то седовласый сослуживец покойного. – За такое дело надо выпить!

Гости с хозяевами гурьбой вернулись в гостиную и застолье продолжалось.

Глава 4

Жёлтый овал в потолке освещал узкую рубку, стол, радиоприёмник на столе и застывшую в напряженном ожидании фигуру старшего лейтенанта Потапова.

Старлей не сводил глаз с ламп на панели аппарата. Зелёная лампа, а за ней красная могут вспыхнуть в любой момент. В мире идёт холодная война. Две общественно-политические системы противостоят друг другу, а значит, в любой момент может разразиться ядерный конфликт.

За закрытой дверью приглушённо звучали шаги и взволнованные голоса, но Потапов, строго выполняя инструкцию, не реагировал ни на что, кроме сигнальных ламп.

В это время капитан, офицеры и матросы спешили на мостик подлодки. Только что вернулись водолазы. Один из них, старшина Самойленко, доложил Родионову, что выходивший с ним в одной группе матрос Ногайцев пропал.

– Его, скорее всего, убил гигантский кальмар, который встретился нам в туннеле, – докладывал бледный как смерть старшина, ещё не оправившийся от пережитых волнений. – Мы эту тварь не сразу увидели в темноте.

Матрос Андрианов, выходивший за борт вместе с Самойленко и Ногайцевым, показывал свою ногу, которой коснулось щупальце. Мощные присоски оставили на ней жуткие следы. Кожа была содрана вместе с мясом, кое-где виднелась обнажившаяся кость.

Судовой врач сразу засвидетельствовал, что это следы именно от присосок кальмара. Ему уже приходилось иметь дело с такими травмами.

– Присоски – страшная вещь, – говорил он, когда Андрианову помогали спускаться по трапу. – Если бы кальмар обвил не ногу, а тело, то конец. Присоски соскребли бы всю кожу вместе с мясом и переломали бы кости.

– Из объятий крупного кальмара вырваться невозможно, – подтвердил знаток морской фауны Одинцов. – Разве что он сам тебя отпустит. В Южной Атлантике мы однажды напоролись на одного такого кальмара. Некрупного, кстати, щупальца метра три в размахе, не больше. Мы стояли на рейде в виду аргентинского берега, и от нечего делать купались в океане. Устраивали заплывы. А он подошёл как-то незаметно, наверно, всплыл со дна. Я видел, как он только одним щупальцем дотянулся до парня, вцепился ему в ногу и затянул за собой на дно. И всё. Больше мы парня не видели.

Андрианов громко стонал от боли, когда его несли по коридору.

– Осторожнее, – повторял врач. – Не раскачивайте его.

– Мы все что есть духу поплыли к кораблю, – вполголоса продолжал Одинцов. – Не успели доплыть, как смотрим – кальмар снова всплывает, только без парня. Вот мы страху натерпелись! Он боцмана схватил, обвил ему обе ноги и – на дно, а через минуту смотрим – боцман всплывает. Живой. Отпустил его кальмар. Разжал отчего-то щупальца. Спугнуло его, наверно, что-то... – Старлей на минуту умолк, дожидаясь, пока раненого внесут в помещение лазарета. – Боцману все ноги искрошило, как будто его железными тисками тёрли... Обе ноги ампутировали, но он не выжил. Спручьи щупальца ещё яд выделяют...

Размеренная жизнь на субмарине нарушилась. Все только и говорили, что о гигантском кальмаре и раненом моряке. Не проходило и часа, чтобы в лазарет кто-нибудь не заглядывал и не справлялся о здоровье Андрианова. Тот лежал без сознания. Доктор с помощником занялись подготовкой к пересадке кожи с уцелевших частей тела на пораненную ногу. Капитану доктор объяснил, что надо несколько дней выждать, посмотреть, как будет развиваться процесс. Если начнется гангрена, то ногу придётся удалять.

К исходу третьего дня на подлодке начались проблемы с продовольствием. Сказывалось отсутствие свежей рыбы. Родионов пока не рисковал отправлять людей за борт, надеясь, что спрут сам уберётся из туннеля, а пока распорядился выдать кокам дополнительную партию кроликов.

– Товарищ капитан, надо выходить, – обратился к нему лейтенант Яшин. – Разрешите мне взять с собой четырёх бойцов. Подводные ружья у нас имеются, гарпуны тоже. Управимся.

– Спрута так просто не убить, – заметил присутствовавший при разговоре Одинцов.

– Ничего, всадим в него гарпунов столько, сколько нужно, и он сдохнет, – ответил Яшин.

Капитан промолчал, задумчиво сдвинув брови.

– Он мог зайти в туннель на свет нашего прожектора, – сказал Одинцов. – Стало быть, сейчас он уже здесь, рядом с нами...

Чтобы проверить эту догадку, Родионов распорядился включить дополнительные бортовые прожекторы и открыть иллюминатор.

В рубке, где находились капитан и офицеры, раздвинулась часть стены и показалось овальное отверстие. Свет в помещении выключили, чтобы лучше было видно происходящее за бортом.

За двойным рядом бронированных стёкол виднелось скалистое дно, подсвеченное лучами пяти прожекторов. Офицеры не смогли сдержать удивленных возгласов. Одинцов оказался прав: спрут уже находился в подводной пещере. Он подплыл почти к самой поверхности водоёма, раскинувшись рядом с подлодкой. В свете прожектора поблёскивало его огромное пупырчатое тело с длинными щупальцами. Большие, размером с таз, глаза словно светились изнутри.

– Ну и чудовище! – воскликнул Куприяшин.

– В размахе метров пятнадцать будет, не меньше, – определил Одинцов.

– Не поверил бы, если б не видел собственными глазами, – пробормотал изумлённый Боборенков.

– Бывают и больше, – сказал Одинцов. – В Индийском океане один такой монстр напал на парусную яхту. Тот спрут был, по сообщениям очевидцев, ещё крупнее этого. Он обхватил яхту щупальцами и увлёк на дно вместе с людьми.

Огромная тварь, видимо встревоженная огнями, скользнула по водной глади, сжалась в комок, а потом снова раскинула щупальца.

Около часа люди с подлодки наблюдали за исполинским моллюском. Тот и не думал покидать пещеру. Временами он подплывал к субмарине, обхватывал её щупальцами и пытался сдвинуть с места. Одинцов объяснил, что это он принимает её за кашалота, на которых крупные кальмары иногда охотятся.

Спрут и весь следующий день плавал возле подлодки, лишь на короткое время скрываясь в туннеле.

– А он, пожалуй, по своей воле не уберётся, – заметил рассудительный Куприяшин, наблюдая за ним в иллюминатор.

– У кроликов уже кончился корм, – меланхолично сказал Самойленко. – Сегодня вечером выдадим им последние остатки.

После полудня Родионов, собрав в капитанской рубке офицеров и старших матросов, отчеканил:

– Товарищи, кальмар мешает выполнению боевого задания! Придётся уничтожать!

– У него самое уязвимое место – глаза, – не преминул и тут показать свою опытность Одинцов. – Проткнуть ему оба глаза – и сдохнет, никуда не денется.

– До глаз ещё надо добраться, – заметил Потапов.

– Инструкция запрещает мне покидать судно, если существует опасность для моей жизни, – сказал Родионов, – поэтому возглавить отряд поручаю... – Он посмотрел на Яшина. – Вам, Константин Евгеньевич.

Двадцатисемилетний Яшин, не скрывая удовольствия, взял под козырёк:

– Есть возглавить отряд, товарищ капитан!

Известие о предстоящем сражении с кальмаром стремительно распространилось по кораблю. Истосковавшиеся по острым ощущениям моряки, забыв про пластинки, книги, шахматы и хоровое пение, проводили время у иллюминаторов, наблюдая за чудовищем и обсуждая способы борьбы с ним. Поэтому, когда поступил приказ о его ликвидации, от желающих пойти с Яшиным отбою не было.

За борт вышло шестеро моряков, включая Яшина. В иллюминаторе капитанской рубки было видно, как они, сходя с мостика, один за другим погружаются в чернильную воду пещеры. Капитан приказал включить все прожекторы, но полностью осветить водоём было невозможно. Лучи, пронизывая толщу воды, выхватывали лишь отдельные участки. В них показывались то змеящиеся щупальца, то круглый глаз осьминога, то аквалангист, вооруженный гарпуном.

Спрут сразу почуял людей. Он весь подобрался, втянул щупальца под брюхо, похожее на огромный мешок. Подводники осторожно подплывали к нему, выстроившись полукругом. Видно было, как Яшин, находившийся чуть позади своих спутников, держит сумку с главным оружием – небольшой глубинной бомбой. Сумку следовало прикрепить к туловищу спрута и привести в действие взрыватель, но с таким расчётом, чтобы расстояние от эпицентра взрыва до подлодки было не меньше пятнадцати метров. Иначе взрывной волной заденет субмарину, а это крайне нежелательно, учитывая, что на её борту находится высокоточная техника, наводящая ядерные ракеты.

Приближаясь к чудовищу, Яшин вспомнил, какими глазами посмотрел на него капитан, передавая бомбу.

– Береги себя, Константин, – тихо сказать Родионов.

Лейтенант и сам знал, что идёт на риск, но ни минуты не сомневался в успехе. Он плыл, внимательно наблюдая за движениями колыхающихся щупальцев, и постепенно заходил правее, туда, где у спрута выпячивался живот.

Внезапно чудовище, сделав стремительное движение всеми щупальцами, рванулось вперёд и в одно мгновение очутилось возле людей. Столпившиеся у иллюминатора офицеры ахнули от неожиданности, увидев подводника, замахнувшегося гарпуном.

– В глаз бей, в глаз! – не выдержав, крикнул Одинцов.

Но гарпун вонзился в ноздреватую плоть рядом с глазом. Щупальца взвились и сразу трое водолазов оказались захвачены ими. Пытаясь отбиться, люди пустили в ход топоры и ножи.

В иллюминаторах было видно, как щупальца своими твёрдыми и шершавыми, как крупный наждак, присосками рвут ткань водолазных костюмов. Ткань рвалась с лёгкостью, и вода возле захваченных моряков окрашивалась кровью. Но те проявляли чудеса героизма. Не обращая внимания на дикую боль, водолазы продолжали рубить щупальца. Одному из моряков удалось отбиться, перерубив исполинскую конечность, но сам он уже едва мог двигаться.

– Потапов! – Капитан в волнении обернулся к старлею. – Срочно выпускайте за борт дополнительный отряд! Берите больше фонарей!

Действительно, темнота, лишь кое-где прорезанная лучами, была союзником спрута. Змеящиеся щупальца были видны лишь частями. Возникнув в одной световой полосе, они в следующую минуту могли выйти из неё и раствориться во мраке, чтобы неожиданно возникнуть в другой полосе. В то время как водолазам ничего не оставалось, как держаться на свету.

На мостик вышли пятеро облачённых в скафандры подводников во главе со старшим лейтенантом Потаповым. Их вооружение составляли гарпуны и большие ножи-тесаки. Глубоководных ружей больше не было, да они оказались и не слишком полезны в борьбе со спрутом. Стрелы пронзали тело моллюска, застревая в нём и не причиняя гиганту большого ущерба. Куда полезней были гарпуны и особенно острые тесаки, которыми можно было вспарывать щупальца.

Потапов и его бойцы невольно задержались на мостике, прежде чем сойти в воду. Подсвеченная прожекторами чернильно-чёрная вода бурлила. В ней то тут, то там неожиданно возникала чёрная уродливая туша с огромными круглыми глазами, ужасающе вздымались мощные, толщиной со слоновью ногу щупальца, били по воде, поднимая тучи брызг, и исчезали, а то вдруг появлялась схваченная щупальцем человеческая фигура, вся окровавленная, в разодранном скафандре, но ещё живая, отчаянно сопротивляющаяся.

Потапов взмахнул тесаком, призывая товарищей следовать за собой, и первым спустился в воду. Через минуту он показался снова. Старлей висел на гигантском щупальце, всаживая в него тесак. Водолазы один за другим вошли в воду.

У иллюминатора затаили дыхание.

– Кто это? – Одинцов показал пальцем на водолаза, попавшего в луч прожектора. – Яшин?

– Кажется, он... – отозвался капитан.

Яшин, увернувшись от щупальца, подобрался к самому брюху чудовища. Два других подводника оказались у брюха с другой стороны и били его гарпунами.

– Бесполезно всё это, – глядя на них, Одинцов в отчаянии сжимал кулаки. – В глаз надо бить...

Словно услышав его слова, кто-то из подводников приблизился к глазу, но в этот момент моллюск отпрянул, сбросив с себя человека.

В свете прожекторов и мелькающих фонарей можно было догадаться, что люди обступили спрута со всех сторон и рубили его щупальца, подбираясь к брюху. На несколько секунд в луч попал круглый глаз, и с субмарины увидели, как в него вонзился чей-то гарпун. Поднятая содрогнувшимся чудовищем волна качнула подлодку. Спрут в бешенстве заметался по водоёму, увлекая за собой захваченных им людей. Некоторые уже испустили дух, но тварь продолжала их держать, таская за собой.

Прянув к одной стене пещеры, потом к другой, спрут снова очутился у лодки и обхватил её двумя уцелевшими щупальцами. К иллюминатору капитанской рубки придвинулось его уродливое туловище. За стёклами мелькнул уцелевший глаз, потом возникла часть усеянного присосками щупальца и вдруг показалось захваченное им страшно изуродованное человеческое тело, вернее – только его верхняя половина. Водолазная маска была сдёрнута, безжизненная голова едва держалась на сломанной шее. Повинуясь взмаху щупальца, этот страшный обрубок вдруг ударился прямо в стекло иллюминатора, и зрители невольно отшатнулись. Несколько коротких мгновений мёртвый матрос был прижат к стеклу. Он, казалось, вглядывался внутрь капитанской рубки, пачкая стекло своей окровавленной щекой и шеей. Затем труп провалился куда-то вниз, мелькнуло щупальце и снова возник круглый глаз. Кто-то в рубке, не выдержав, выругался.

Массив осьминожьего тела несколько минут закрывал обзор. Гигантский моллюск прилип к подлодке, не подозревая, что его неподвижность только на руку водолазам. Сразу два гарпуна вонзились в его брюхо, а третий впился в оставшийся глаз. Спрут отпрянул, и почти в ту же минуту вода за стёклами иллюминатора окрасилась в такую черноту, что её не могли рассеять даже прожекторы.

– Выпустил из брюха маскировочную жидкость, – нарушил Одинцов молчание, воцарившееся в капитанской рубке.

Чернота быстро рассеивалась. Вскоре сквозь неё стали пробиваться лучи, освещая хаотично плававшие обрубки щупальцев и растерзанные человеческие тела.

Внезапно субмарину снова встряхнуло. Родионов и остальные прильнули к иллюминатору.

– Не иначе, бомба... – прошептал Боборенков.

Это, действительно, взорвалась глубинная бомба.

Яшин в продолжение всей схватки выжидал момент, когда спрут отойдёт от субмарины, чтобы можно было взорвать припасённый им "гостинец". Уворачиваясь от щупальцев, а одно из них перерубив тесаком, Яшин в разорванном присосками костюме, с пораненной ногой, на которой был содран основательный кусок кожи с мясом, подобрался к самой спручьей туше и вонзил в неё стальной крюк. Вцепившись в него, он вместе с охваченным паникой моллюском метался по всему водоему, а когда ему показалось, что спрут достаточно далеко отплыл от подлодки, дёрнул чеку на бомбе.

Яшин рисковал, поскольку за те секунды, что оставались до взрыва, спрут мог снова метнуться к субмарине. Но этого не случилось. Взрыв грянул под самой утробой гиганта. Спрут дёрнулся, мелко завибрировал и вдруг затих. Щупальца поникли. Огромное тело, разорванное взрывом, осело на дно.

Взрывом оглушило и самого старшего лейтенанта Яшина. Когда через час новая команда водолазов приступила к обследованию водоёма, она нашла его труп.

Всё время, пока продолжался бой, офицер экипажа нёс вахту у приёмника, в любую секунду готовый связаться с ракетным отсеком. Ракеты находились в полной боевой готовности и ждали сигнала к пуску.

Глава 5

В коридорах главного здания КГБ на площади Дзержинского чувствовался запах дыма. Жгли бумагу. Большинство дверей было распахнуто, по коридорам и кабинетам сновали люди с охапками бумаг. Бумаги валялись повсюду. Они устилали полы коридоров, лежали на ступенях лестниц, реяли, медленно кружась, в пролётах. Их отшвыривали, по ним ходили, на них не обращали внимание. Лишь изредка кто-нибудь наклонялся и поднимал валявшийся листок, чтобы, пробежав его глазами, тут же снова отбросить. Во внутреннем дворе горел костёр из бумаг, и дым разносился сквозняками по сумеречным коридорам и лестницам. Света в здании не было.

Антон Борисович Силуянов, майор войск связи, теперь уже отставной, жалел, что пришёл сюда именно сегодня. Он получил извещение об увольнении с работы в КГБ одновременно с извещением об отставке с военной службы. За десять лет, отданных им комитету госбезопасности, он дослужился только до майора. В этом звании его и уволили. Впрочем, такое случилось не с ним одним. Увольнения из органов в эти суматошные августовские дни 1991 года были массовыми. Сегодня утром ему звонил Вадим Гришухин, его сослуживец, тоже уволенный недавно, и взволнованно прокричал в трубку, что КГБ в ближайшие дни будут громить, и советовал поскорее забрать оттуда свои вещи, иначе они пропадут. На работе у Антона Борисовича остались калькулятор, портфель-дипломат, сменная пара обуви, импортная куртка и ещё кое-что из мелочи, с чем расставаться было жалко. Собираясь зайти на бывшее место работы днём, он задержался и пришёл только к вечеру.

Его поразило, что на входе у него не проверили документы. Такого в КГБ ещё не бывало. И охрана куда-то исчезла. А перед этим ему пришлось проталкиваться сквозь многотысячную толпу, запрудившую площадь Дзержинского и прилегающие улицы. Люди стояли вокруг монумента основателю ЧК. Истукана обвязали канатами и дёргали под дружные вопли, пытаясь скинуть на землю. Эхо от этих воплей проникало в полутёмные задымленные коридоры комитета.

Выходило, что Гришухин прав. Что-то назревало. Охваченные каким-то лихорадочным возбуждением, нагруженные папками и бумагами, гебисты, как серые мыши, сновали мимо отставного майора, не обращая на него никакого внимания. Силуянов – невысокий, худощавый, с неприметным лицом, в потёртом тёмно-сером костюме, с виду почти ничем не отличался от них. Он поднялся на шестой этаж и вошёл в кабинет, где стоял его письменный стол. В кабинете никого не было, но всё было перерыто и бумаги из всех столов вывалены на пол. Портфель исчез, зато калькулятор, ботинки и куртка остались на месте. Боковая дверь вела в кабинет непосредственного начальника Силуянова. Дверь была распахнута, и отставной майор, пользуясь случаем, заглянул туда. В кабинете два каких-то незнакомых комитетчика торопливо выгребали из сейфов бумаги.

Один из них недовольно оглянулся на Силуянова.

– Тоже, что ль, сову ищешь?

– Что, простите? Сову? – не понял Силуянов.

– Тут уже два раза какой-то хрен появлялся, рыскал по сейфам, искал статуэтку совы... – объяснил гебист, снова оборачиваясь к сейфу.

– Я здесь работаю, – сказал Силуянов. – Вернее, до позавчерашнего дня работал.

– Вы, товарищ, лучше покиньте здание, – посоветовал ему второй гебист. – Тут опасно находиться. Слышите, что делается?

Через раскрытое окно в кабинет врывался гул толпы.

С курткой, калькулятором и ботинками под мышкой Силуянов вышел в коридор и направился к лестнице, но, не пройдя и десяти шагов, столкнулся с каким-то взъерошенным субъектом, выскочившим из ближайшей двери.

– Извините, – буркнул субъект и со всех ног побежал по коридору, тут же исчезнув из вида.

Силуянов успел разглядеть лишь очки и коричневый кожаный пиджак.

– Нет здесь никакой совы! – разъярённо понеслось вслед субъекту из двери, откуда тот выскочил. – Нет и никогда не было!

В дверном проёме возник раскрасневшийся гебист с папкой в руках и гневно уставился на Силуянова.

– Что за никелированная сова, вы хоть можете объяснить толком? На кой она вам нужна?

– Мне? – изумился Силуянов.

– Ну не мне же! Взламывать сейфы из-за какой-то игрушки! Поистине сегодня все посходили с ума!

И он, выругавшись, вернулся в кабинет. Дверь осталась распахнутой. В кабинете, как и повсюду на этаже, всё было перерыто, дверцы шкафов и сейфов раскрыты, на полу валялись бумаги. Краснолицый гебист стоял у стола и лихорадочно просматривал содержимое папки.

– А что, разве тот человек в очках искал никелированную сову? – осторожно поинтересовался у него Силуянов.

– Он даже взломал из-за неё сейф! Чужой сейф, заметьте!

– И что, нашёл?

Гебист удивлённо взглянул на него.

– Конечно, нет! Нет тут никакой совы! И вороны нет! И воробьёв!... Чёрт-те что творится, честное слово...

– А что он ещё сказал о никелированной сове?

– Да бросьте вы, товарищ, ерундой заниматься. Лучше ноги уносите, пока не поздно.

Отставной майор направился дальше в сильной задумчивости. Он был одним из немногих, кто знал о секретном проекте "Сова".

С тех пор прошло почти восемь лет, но все эти годы мысль о подлодке, ожидающей приказа к ракетной атаке США, и о замаскированном под статуэтку передатчике с ядерной кнопкой, передатчике, который он конструировал и налаживал собственными руками, не давала ему покоя. Его знакомые – из тех, что тоже были причастны проекту, – как-то уж очень быстро умерли, покончили с собой или погибли от несчастного случая ещё в том же восемьдесят третьем году. Тучи сгущались и над головой самого Силуянова. В последние недели андроповского правления он чувствовал за собой слежку. Скорее всего, он должен был последовать в могилу за своими знакомыми, но каким-то образом он выжил в той автомобильной катастрофе, когда у его новенького, только что купленного "Москвича" внезапно отказали тормоза. Он угодил в больницу, а тут умер Андропов, и всё успокоилось. Слежку сняли. Выздоровев, Силуянов, как ни в чём не бывало, вернулся на работу в комитет. О передатчике с ядерной кнопкой и вообще о проекте "Сова" он больше ничего не слышал. И спросить было не у кого. Все, про которых Силуянов точно знал, что они были задействованы в проекте, к этому времени скончались или бесследно пропали, а сделать официальный запрос о них он не рисковал, помня о судьбе ушедших товарищей.

"В стране дважды менялась власть, – носилось в мыслях связиста, шедшего по задымленному коридору с курткой, калькулятором и ботинками. – Менялась власть, менялось руководство КГБ. Вполне возможно, что миссия ядерной подлодки давно отменена... Подлодка отозвана на базу, передатчик ликвидирован... Но может быть и так, что лодка продолжает нести вахту, а передатчик заперт в каком-нибудь сейфе... Тогда он наверняка здесь, в этом здании... Недаром тот тип так усиленно ищет никелированную сову... Всё может быть, решительно всё..."

Ему пришло в голову прямо сейчас разыскать человека в коричневом пиджаке и расспросить о том, что тот знает о сове. Слишком многое с ней было связано в его жизни, чтобы он мог так просто уйти и ничего не узнать, тем более внешность искателя совы он хоть и смутно, но запомнил.

Скорее всего, тот будет искать сову в кабинетах председателя КГБ и его заместителей. Силуянов поспешил туда.

Дверь председательского кабинета была распахнута. В кабинете не было ни охраны, ни секретарей. Вместо них два каких-то комитетчика, негромко переговариваясь, стояли у стола и торопливо просматривали сваленные в груду папки и бумаги. Третий комитетчик, молодой парень, вытаскивал папки из сейфов и переносил на стол. На разные голоса трезвонили телефоны, но трубок никто не брал.

Поглощённые своим занятием, гебисты не обращали на Силуянова внимания. Только когда он начал заглядывать в сейфы, один – пожилой, с наголо стриженой головой и резкими чертами лица, оглянулся на него.

– Вам что здесь надо, товарищ?

– Мне нужен секретарь, – брякнул Антон Борисович первое, что пришло в голову.

– Нету его, не видите?

И лысый снова обратился к папкам.

– Тоже сжигать? – спросил у него напарник, показывая очередную извлечённую из сейфа папку с грифом "Совершенно секретно".

– Сжигать, сжигать, всё сжигать, – ответил тот.

Папка полетела на пол, в общую кучу.

Силуянов заметил, как молодчик, достав из сейфа очередную папку и быстро её пролистав, украдкой вырвал несколько листов и сунул в карман.

Однако ни бумаги, ни эти люди, потрошившие сейфы, Силуянова сейчас не интересовали. Он искал человека в коричневом пиджаке.

– Товарищи, вы не видели тут... – начал он, но лысый раздражённо его перебил:

– Вы, вообще, что здесь делаете? Вы откуда?

– Майор Силуянов, – представился Антон Борисович и показал своё удостоверение, теперь уже недействующее. – Я только хочу узнать, вы не видели никелированную статуэтку совы примерно тридцати сантиметров высотой?

– Ещё один охотник за никелированными совами! – буркнул второй гебист.

– Я знаю, её разыскивает один человек, – продолжал допытываться Силуянов. – Он в очках и в коричневом кожаном пиджаке.

– Зачем вам нужна эта сова? – Лысый, ослабляя галстук под подбородком, словно ему не хватало воздуха, оторвался от бумаг и развернулся к майору всем корпусом. – Кто вас послал за ней?

Силуянов замялся.

– Меня просили её найти, я выполняю приказ, – солгал он. – Так вы видели её?

– Товарищ, у нас нет времени заниматься вашими совами! – багровея от ярости, прорычал лысый. – Попрошу вас покинуть кабинет!

– Вы хотя бы знаете человека, который её искал?

– Нет, не знаем! Не мешайте работать!

За окнами прокатился дружный рёв. Лысый подскочил к окну и матерно выругался. Силуянов тоже подошёл к подоконнику. Зрелище перед ним открылось впечатляющее. Огромная площадь была запружена народом. Луч прожектора скользил по тысячам колеблющихся голов. К памятнику, прорезая человеческое море, медленно приближался кран.

– Садануть бы сейчас из "Града", – процедил лысый. – Одного залпа хватило бы, чтоб разогнать эту свору!

Он вернулся к столу.

Силуянов вышел из председательского кабинета, прошёл коридором и заглянул в кабинет заместителя. Здесь он застал почти ту же картину, с той лишь разницей, что в кабинете заместителя было не трое комитетчиков, а пятеро. Сейфы и шкафы были уже начисто выпотрошены, пол завален бумагами. Комитетчики занимались тем, что пили коньяк и из-за полуопущенных штор смотрели на толпу.

Силуянов, подумав, что на сову, как на предмет неинтересный, они могли не обратить внимания, прошёлся по кабинету, заглядывая во все укромные места.

– Ты что тут рыщешь? – пьяно смеясь, крикнул один из гебистов. – Валюты здесь нет, бриллиантов тоже!

– Я статуэтку ищу, – сказал Силуянов, подобострастно засмеявшись. – Совы. Не видели такую?

– Не видели, – подвыпивший гебист достал из бара в стене ещё одну рюмку, плеснул в неё коньяку и поставил на стол. – Пей.

Хорошей выпивкой, тем более дармовой, Антон Борисович никогда не брезговал. Содержимое рюмки незамедлительно перешло в его желудок.

Толпа за окном снова разразилась криками.

– Сейчас сносить будут, – сказал сидевший на подоконнике долговязый гебист в расстёгнутой рубашке. – Кто бы мог подумать, что доживём до баррикад! Ещё год назад это казалось невозможным!

Силуянов остановился у окна.

– Крючкову надо было застрелиться, как Пуго! – рявкнул седой комитетчик, сидевший за столом перед бутылкой коньяка. – Всё кончено! Допрыгались!

– Ничего, недолго им резвиться, – мрачно ухмыльнулся долговязый. – Через пару недель, максимум – через месяц всё вернется к прежнему, вот увидите.

– Ни хрена, – проворчал седой. – Слишком далеко зашли со своей гласностью... Свободы много дали...

– Поорут и угомонятся, – сказал тот, что угостил Силуянова коньяком. – А куда им деваться? Не вечно же горланить на митингах. Всё устаканится.

– Большая свобода всегда чревата большой кровью, – зловеще заметил пожилой комитетчик в наглухо застёгнутой полувоенной куртке, стоявший у окна рядом с Силуяновым. – Конечно, всё устаканится. Обязательно устаканится. Но перед этим прольётся кровь. Большая кровь. В России так было всегда.

Силуянов смотрел, как какой-то человек, взобравшийся на верхушку памятника, под вопли толпы обвязывает металлическую голову канатом.

– В первую очередь наша кровь прольётся, – сказал седой. – Вот здесь, – он похлопал ладонью по пухлой папке с грифом "Совершенно секретно", – материала хватит, чтоб всех нас десять раз поставить к стенке.

– Ну да, начнут с нас, – согласился пожилой в полувоенной куртке. – Доказательство тому перед нами, – он кивнул на "железного Феликса" с петлёй на шее.

Силуянов от этих слов, сказанных тихим голосом, почувствовал неприятное замирание в груди.

– Слишком много дров наломали за семьдесят три года, – продолжал угрюмо вещать гебист.

– Такую страну просрали! – рявкнул вдруг седой и со всего размаху треснул по столу кулаком.

"Железного Феликса" начали раскачивать. Все, кто находился в кабинете, кроме седого, опрокидывавшего в себя рюмку за рюмкой, прильнули к окнам. Силуянов затаив дыхание смотрел, как монумент наклоняется набок.