Текст книги "Подводный саркофаг, или История никелированной совы (СИ)"

Автор книги: Игорь Волознев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Ну да, стану я мараться, – Никита демонстративно затянулся сигаретой. – Ещё заразу подхватишь.

Михаил Аркадьевич укоризненно покачал головой и, ни слова не говоря, закинул руку Силуянова себе на плечо.

– Пойдёмте, – он почти потащил майора к машине. – Вот сюда... Сейчас прекрасно доедем, получите свою сову, и мы с вами побеседуем обстоятельно... Уверен, мы договоримся...

Никита недовольно скривился, однако дверцу перед Силуяновым раскрыл.

– Я на своей тачке поеду за вами... – сказал Артём и недоговорил: со стороны ворот загрохотали выстрелы.

Все оглянулись. Из ворот выбежал Барон, который, видимо, удирал от кого-то. Выстрелив ещё раз, он бросился к своему "Опелю", но по дороге огляделся и увидел Дарью, махавшую ему рукой.

Из ворот выбежали Савельич с молодчиками. Барону пришлось нырнуть в "Опель". Перед тем, как захлопнуть дверцу, он жестом показал Дарье, что всё нормально.

– Он тоже с вами? – всполошился Михаил Аркадьевич. – Да это же бандит! У него пистолет!

– Это капитан милиции на спецзадании, – резко ответила Дарья. – Поехали, поехали быстрее, иначе у нас могут быть серьёзные неприятности!

– Лично у меня никаких неприятностей быть не может, – пробормотал Михаил Аркадьевич, проворно залезая в машину. – Я чист перед законом.

– А почему он стрелял? – спросил Никита. – Что там случилось?

– Говорят вам: спецзадание, – Дарья стонала от нетерпения. – Ну, давайте, отчаливайте!

Никита включил зажигание и "четвёрка", набирая скорость, покатила по улице. Почти одновременно с ней от обочины отъехали "Опель" и фиолетовые "Жигули".

Глава 22

Барону, чтобы избавиться от насевших на него молодчиков, пришлось воспользоваться «береттой». Один выстрел он сделал вверх, а когда Мамед попытался выбить у него оружие, прострелил ему руку. «Колобок» завопил – не столько от боли, сколько от ярости, и стремительно ретировался за ближайшую палатку. Остальные шарахнулись. Барон кинулся бежать.

– Быстро за ним, у меня в тачке тоже ствол есть! – крикнул Савельич.

Но за "королём свалки" рискнули последовать только двое: раненый Мамед и верзила по кличке Жлоб. Пригибаясь, прячась за припаркованными машинами, эта троица подбежала к "девятке" Савельича, уселась в неё и покатила за "Опелем".

Барон вертел баранку, стараясь держаться за "Жигулями", в которых находились владелец совы, Дарья и Силуянов.

Никита вёл машину уверенно, скорости не превышал. Притормаживал где надо, временами посматривал на зеркало – узнать, что поделывает на заднем сиденье бомж.

Майор сидел, прислушиваясь к колющей боли в сердце. В голове была пустота. Перлин, сидевший рядом, украдкой изучал его физиономию. Она казалось ему настолько интересной, что его подмывало прямо сейчас взяться за эскиз. Художник решил сразу, как приедет, отдать сову и уговорить старика остаться в студии хотя бы на часок, чтобы сделать карандашный набросок.

– Некоторые художники сначала фотографируют своих натурщиков, и потом по фотографии делают портрет, – говорил он. – Это дилетанты, которые ничего не смыслят. По фотографии невозможно уловить всех оттенков и нюансов... Во времена Рембрандта фотографий не было, а ведь какие портреты делали... Шедевры...

Силуянов, почти не слыша его, благостно кивал головой.

– Лично я создаю портреты, всегда имея перед глазами того, кого изображаю, – продолжал витийствовать Михаил Аркадьевич. – Только тогда может выйти настоящее произведение искусства. Вы, надеюсь, понимаете, что в связи с этим наше сотрудничество может продлиться не один день... Возможно, даже не одну неделю...

Дарья, которая поминутно оглядывалась назад, воскликнула:

– Они едут за ним!

– Кто? За кем? – не понял Перлин.

– Бандиты за капитаном милиции! На рынке проводится спецоперация, разве вы не знали?

Забеспокоившийся Никита вгляделся в зеркало. Позади маячила тёмно-фиолетовая "пятёрка", которая ехала вроде бы спокойно, но закрывала ему обзор.

– Может, нам притормозить и дождаться, пока они проедут? – спросил он.

– Нет, тормозить нельзя! – воскликнула Дарья. – Мы ведь едем в Подольск?

– Да.

– Тогда вперёд! Капитан уже вызвал подмогу!

Силуянов встрепенулся.

– Какой капитан? Откуда тут капитан?

– Да спите уж вы, – Дарья мельком оглянулась на него. – Всё нормально.

Михаил Аркадьевич опять завёл речь о разнице между фотографией и живым натурщиком, но выстрелы, загремевшие сзади, заставили его умолкнуть.

– Может, всё-таки притормозить? – пробормотал побледневший Никита.

– Гони быстрей! – потребовала Дарья.

Никита нажал на газ.

Белявский ехал вдоль самой обочины, наблюдая, как «Опель» виляет из стороны в сторону, пытаясь увернуться от выстрелов с бежевой «девятки». Стриженый наголо мужчина палил из обреза охотничьего ружья. «Опель», визжа шинами и рискуя перевернуться, нырял то вправо, то влево. Встречные машины шарахались.

Заметив, что "четвёрка" покупателя совы прибавила скорость, Артём тоже поддал газу. Сообщники запросто могут оставить его с носом, поэтому он гнал, вцепившись в руль обеими руками. Дважды он едва не столкнулся с машинами, припаркованными у обочины. Аварии удавалось избежать чудом.

Его обогнал "Опель", затем обогнали бежевые "Жигули", преследовавшие "Опель". Если бы сидевший за рулём "Жигулей" Савельич больше глядел по сторонам, он заметил бы в тёмно-фиолетовой машине одного из своих ночных обидчиков. Но всё внимание "короля свалки" было сосредоточено на "Опеле".

– Жлоб, хреновый ты стрелок! – закричал Мамед стриженому и потянулся к оружию. – Дай сюда!

– Кончайте с ним быстрее, а то щас менты попадутся, – рычал Савельич. – Мамед, ты куда ствол хватаешь? Ты же ранен!

– Херня, попаду!

Мамед открыл дверцу и высунулся из машины. Держать короткий приклад раненой рукой было неудобно. Он положил приклад на локоть и прильнул глазом к прицелу. "Опель", стремясь избежать пули, снова вильнул. Для водителя встречной легковушки такой манёвр оказался полной неожиданностью, он резко нажал на тормоза, его машину занесло и швырнуло прямо на "девятку" Савельича. Тот вынужден был тоже нажать на тормоза и вывернуть руль. Машинам чудом удалось избежать столкновения, но при крутом зигзаге Мамеда выбросило из кабины и швырнуло на асфальт, где он попал прямиком под колеса "пятёрки" Артёма. "Пятёрку" дважды встряхнуло, когда она переезжала "колобка"...

Белявский покрылся ледяным потом. Однако продолжал гнать вперёд и даже прибавил скорость.

Савельич, проклиная всё на свете, свернул к обочине, но тут вынужден был снова крутануть руль: следовавший в попутном направлении чёрный "Ауди" едва не подрезал его. Разозлённый "король свалки" резко остановился, выскочил из машины и замахал водителю "Ауди" кулаком:

– Гад, урою!

Но тот только нажал на газ.

Какое-то время «пятёрка» Белявского катила бок о бок с «Опелем». Барон с улыбкой кивнул Артёму и показал пальцами: всё о кей. Артём тоже раздвинул губы в улыбке.

"Опель" прибавил скорость и пристроился к "четвёрке" в хвост. За "Опелем" следовала машина Артёма.

Волнение молодого человека нарастало. Приближались решительные минуты. Барон с Дарьей замышляют заграбастать всё, что есть в сове, а его и старика убрать. Ликвидировать физически. Ну, старика-то пусть убирают, а он, Артём, ещё собирался пожить, и пожить неплохо на денежки от брюликов. Для этого он составил хитроумный план, который должен сработать на сто процентов. Сову эти хмыри не получат.

Он поглядывал на зеркало заднего вида. Чёрный "Ауди" держался в отдалении, но упорно шёл за его "пятёркой". Артём достал сотовый, пальцем потыкал в кнопки.

– Алло, Гарик, всё нормально? – спросил он. – У меня тоже. Короче, ты знаешь, что делать. Будь наготове.

В "Ауди" ехали Гарик и Рома. Они должны будут подобрать сову, как только Артём пустит в ход пистолет и бомбу.

Глава 23

«Четвёрка» и её эскорт доехали до Кольцевой, с неё свернули на Варшавское шоссе. За окнами проносились голые деревья, столбы с проводами, проплывали унылые постройки и бесконечные поля. Денёк выдался серый, ветреный. Утром шёл снег, и кое-где в низинах лежал грязно-белый покров, не успевший растаять.

В Подольске "четвёрка" остановилась на малолюдной улице у здания бывшего Дома Культуры. Здесь, в подвале, и находилась студия Перлина.

Дарья разбудила дремавшего Силуянова.

– Что? Уже приехали? – засипел майор. – Сова здесь?

Михаил Аркадьевич изобразил любезную улыбку.

– Здесь, уважаемый... Кстати, как ваше имя-отчество?

– Антон Борисович.

– Уважаемый Антон Борисович. Ни о чём не беспокойтесь, верну я вам сову за тысячу семьсот рублей, коли она вам так нужна, ни копейки с вас лишней за неё не возьму... Только одно маленькое условие.

Дарья и Силуянов насторожились.

– Какое условие? – спросила Дарья.

– Антон Борисович должен мне сегодня немного попозировать, – с улыбкой ответил художник. – Я сделаю с него маленький карандашный набросок.

– Ну, это сколько хотите, – отмахнулась Дарья.

Силуянов сначала скептически скривился, а потом кивнул:

– Ладно, согласен.

В конце концов, после того, как он нажмёт на ядерную кнопку, все эти идиотские карандашные наброски уже не будут иметь ровно никакого значения.

Художник помог ему вылезти из машины.

– Прошу сюда...

Никита отпер ключом подвальную дверь. В студии его встретил Илья.

– Наш бомжа подцепил! – сообщил ему Никита, спускаясь по небольшой лестнице, ведущей от входной двери до пола. – И хоть бы почище взял, а то пьяного, вонючего, как свинья. Я говорю: кого ты привёл? Это же бомж! А он и слушать не хочет. Рембрандтовский, говорит...

Он замолчал. На лестнице появились художник, Силуянов и Дарья.

– Вот, Илья, знакомься, это Антон Борисович, наш новый натурщик, – спустившись вниз, представил гостя Перлин. – Вам ночевать есть где? – повернулся он к Силуянову. – А то можете у нас. Тут комната есть небольшая, вам подойдёт...

Услышав, что бомжа хотят впустить в комнату, Никита недовольно засвистел, скорчил гримасу и выразительно посмотрел на Илью. Тот уставился на Силуянова.

– Рембрандт, – подойдя к нему, шепнул Перлин. – Вылитый Рембрандт... Не портрет будет, а конфетка...

– Тогда ладно, пусть живёт, – сразу согласился Илья, для которого доллары были важнее жилищных неудобств. – Только сперва пускай вымоется.

Михаил Аркадьевич засуетился возле Силуянова.

– А пальтишко сюда можете повесить.

– Нет, я останусь в пальто. У вас дует.

Дарья оглядывала полки, заставленные старьём.

– Так где сова? – спросила она.

– Вот, пожалуйста, – художник достал с нижней полки никелированную статуэтку.

Силуянов в волнении метнулся к ней, но Михаил Аркадьевич не спешил выпускать её из рук.

– Вы, помнится, говорили, что прямо сейчас расплатитесь? – обернулся он к Дарье.

Она посмотрела на Силуянова.

– Это та самая?

– Та самая, – прохрипел майор. – Давайте её сюда!

– Точно она? – Дарья прищурила глаз.

– Да она, она...

В дверь постучали. Никита с Ильёй беспокойно переглянулись.

– Кто там? – Никита взбежал по лестнице.

– Даша здесь? – крикнул снаружи Барон.

– Он со мной, – сказала Дарья. – Впустите его.

Никита вопросительно посмотрел на Илью.

Дарья повысила голос:

– Тот самый капитан милиции, забыли уже?

– Капитан милиции? – Илья забеспокоился, оглянулся на портрет.

В дверь снова застучали, на этот раз громче.

– Откройте! – рявкнул Барон.

Никита открыл и торопливо отступил назад: за дверью стоял молодчик, который размахивал пистолетом у рынка в Раменском.

– Простите, вы из милиции? – очень вежливо осведомился Илья, решивший, что это пришли по его душу. – Только один вопрос. Можно взглянуть на ваши документы? Я имею право попросить. Согласно закона.

– Без документов обойдёшься, – раздражённо бросил наркоторговец, спускаясь в студию.

Следом, захлопнув за собой дверь, спустился Артём.

Илья повернулся к Дарье и Силуянову.

– Товарищи, попрошу вас быть свидетелями. Мне не показали документы. Это нарушение законодательства...

Барон увидел в руках у художника сову.

– Та самая, – негромко сказала ему Дарья. – Вот вам тысяча семьсот рублей, – она протянула художнику деньги. – Здесь без сдачи. Давайте птицу!

Барон почти выхватил у него статуэтку.

– Она? – задал он Силуянову тот же вопрос, что и Дарья.

– Она, она, товарищ Барон... Дайте её мне, я открою...

– Тихо!

Силуянов сморщился от боли: в сердце снова впились иголки. Неожиданно он подумал, что может прямо сейчас, когда цель уже так близка, умереть или потерять сознание, и его охватил страх. Стараясь не обращать внимания на нарастающую боль, он повторил слабым голосом, почти умоляюще:

– Дайте, товарищ Барон... Хотя бы проверим...

Артём прошёлся по студии. Окна были под самым потолком и все закрыты. И выход, похоже, отсюда был только один. Всё это показалось ему подходящим для осуществления его замысла...

Заглянул в комнатку, где находились лежанки. Комнатка была тупиковая и без окон.

– Сову можно здесь открыть, в этой комнатке, – сказал он Дарье. – Зайдём сюда все вместе, запрёмся и откроем.

– Тогда уж в машине, – сказала Дарья.

Художник всплеснул руками.

– Да о чём речь, товарищи дорогие? Посидите у нас, откушайте, чем Бог послал.

Тут уж и Илья начал догадываться, что задержание ему не грозит.

– У нас и водочка найдётся, – заулыбался он. – Всё будет в полном ажуре.

Силуянов попытался вырвать статуэтку у Барона.

– Вот они, кнопки... – шептал он, шаря пальцами по её поверхности. – Сейчас, товарищ Барон, я всё сделаю...

– Да погоди, тебе говорят! – Барон оттолкнул его, окончательно завладевая статуэткой, и передал её Дарье. – Успеешь ещё. Не видишь, здесь лишние? – прибавил он шёпотом.

К нему подошёл Белявский.

– Тогда пусть эти мужики уйдут отсюда на время, – предложил он тихо.

– Точно, – Барон оглянулся на обитателей подвала. – Выйдите-ка все на пять минут. Мы тут должны обсудить кое-что между собой.

– А может, это вы выйдете? – возразил грубоватый Илья.

Барон достал пистолет.

– Ты поговори у меня. Слышал, что тебе сказано?

Илья с Никитой попятились. Михаил Аркадьевич побледнел, забегал по студии, потом бросился к "Портрету старухи" и загородил его собой.

– Позвольте, что происходит? Уверяю вас, мы не совершили ничего противозаконного. Абсолютно ничего... Ах, вы имеете в виду картину? – Он оглянулся на портрет. – Но я написал её собственными руками... В этом нет ничего противозаконного...

– Быстро туда! – гаркнул Барон, стволом показав на дверь комнаты.

Илья и Никита уже скрылись за ней. Перлин снял портрет с мольберта и тоже устремился к двери.

– Картину оставьте, – потребовала Дарья.

Художник испуганно оглянулся на неё.

– Зачем?

– Оставьте, – повторила она и зашептала, наклонившись к Барону: – Врёт, что сам написал. Это старинная картина, больших денег стоит...

– Сам, говоришь, написал? – спросил Барон.

– Сам.

– Положь её, будем разбираться.

– Как это – положь? Я ничего противозаконного не совершил!

– Положь картину и скройся, последний раз говорю! – Наркоторговец навёл на него пистолет.

Михаил Аркадьевич вернул картину на мольберт.

Силуянов, тяжело переводя дыхание, подсел к столу, вытер ладонью мокрый лоб. Горло горело от жажды. Увидев стакан с водой и отмокающими кисточками, он трясущейся рукой вытащил кисточки и залпом выпил мутноватую водицу. В голове немного прояснилось. На столе лежали измятые листы с рисунками, стаканчики, бутылки, тряпки, какие-то ножички, пилки и бесчисленное количество грязных кисточек и выдавленных тюбиков. Оглянувшись на Барона, Силуянов незаметно взял самодельный ножик с рукоятью, обмотанной изоляционной лентой, и сунул к себе в карман. Взгляд его посуровел.

Артём закрыл за Михаилом Аркадьевичем дверь. Не обнаружив на ней никаких запоров, он взял швабру и начал просовывать её в дверную ручку.

– Товарищи, – дверь приоткрылась и в проёме снова показался Перлин. – Всё-таки я попросил бы...

Артём бесцеремонно вытолкнул его обратно за дверь.

– Дай старику птицу, – велел Барон Дарье. – Пусть откроет. А то, может, в ней песок.

Силуянов насупился.

– В сове бриллианты, а не песок...

– Тише! – шикнул на него Артём.

Получив статуэтку, отставной гебист мрачно улыбнулся. Передатчик с ядерной кнопкой, о котором он мечтал все последние дни, наконец, в его руках. Вот она, вожделенная возможность покончить со всем миром!

Он даже вспотел от волнения. Его грязные пальцы, шарящие по никелированной поверхности, стали липкими и непослушными. Барон с Дарьей не сводили с него глаз.

Артём незаметно достал сотовый телефон и потыкал по кнопкам, подавая сигнал Гарику.

Как и в прошлый раз, Силуянов долго не мог проделать нужную комбинацию нажатий. Зная места, в которых находились кнопки, он давил на них, но передатчик не раскрывался. Волнение отразилось на сердце, и раскалённые иглы снова вонзились в правую половину груди. Волна боли распространилась по всему телу вплоть до затылка, мешая сосредоточиться. Силуянов пробовал успокоиться, собраться с мыслями, начинал всё сначала, но передатчик оставался глух к его усилиям. Майора бил озноб, на глаза наплывала муть. Он уже едва различал передатчик и шарил по нему почти наощупь.

Внезапно его пронзила мысль: забыл! Забыл, где находятся проклятые кнопки! Он в отчаянии сцепил зубы. Такого не могло быть. Прорываясь сквозь паутину нахлынувшего страха, Силуянов уверял себя, что он просто волнуется, и поэтому у него ничего не выходит. Ведь совсем недавно, в квартире Белявских, сова раскрылась.

– Долго вы будете возиться? – раздался над ухом голос Дарьи.

Силуянов поднял на неё воспалённые глаза.

– Я не открывал её двадцать лет, – глухо проговорил он. – Можете потерпеть ещё пять минут?

Троица, закрытая в комнате, приникла к двери.

– Тишина... – шепнул Никита. – Что-то они затаились...

– Никакие они не менты! – злобно хрипнул Илья. – С чего вы взяли, что они менты?

– Девушка сказала, – пробормотал Перлин.

– Девушка... – саркастически повторил племянник. – Она тебе напела, а ты варежку и разинул!

Он отодвинул в сторону кушетку и отвернул край грязного половика. Перлин, зная, что там у него хранится пистолет, побледнел ещё больше.

– Илья, что ты задумал? Это же... серьёзная статья... Век будем расхлёбывать...

– Ничего, не будем! – Илья вытянул из-под плинтуса свёрток, извлёк из него "Макарова" и передёрнул затвор. – У них на рожах написано, какие они менты!

Никита оторвался от двери.

– Молчат! Небось, рембрандта тырят!

– Эй, вы! – Илья ударил по двери ногой. – Что вы там делаете? Откройте!

Из студии никто не отозвался. Илья снова пнул дверь, а Никита принялся барабанить по ней кулаками.

Артём крепче ухватился за швабру, которая норовила вывалиться из ручки.

– Картину не трожьте! – ревел Илья. – Слышите? Не трожьте картину!

– Глохни, – отозвался Барон, не сводя глаз с Силуянова.

Лицо майора застыло в напряжённой гримасе, пальцы скользили по статуэтке, давя на одни и те же места.

– Лажа всё это, – тихо сказала Дарья.

– Погоди, – Барон продолжал следить за действиями гебиста.

Невозможно было поверить, что тот разыгрывает комедию. Старик был весь поглощён совой.

В дверь задолбили сильнее. Из комнаты доносились негодующие вопли и матерная ругань. Пленники кричали о картине, и Дарья снова обратила на неё внимание.

– Я так и знала, это ценная вещь, – заметила она.

– Украли, наверное, – сказал Барон.

По двери начали бить чем-то тяжёлым. Артём едва удерживал швабру.

– Ну, скоро вы? – обернулась Дарья к Силуянову.

Тот её не слышал. Грохот, производимый пленниками, сливался в его ушах с гулкими ударами сердца, и всё это походило на канонаду, сквозь которую едва пробивались его спутанные мысли. Майора как будто парализовало. Он почти не чувствовал собственных пальцев, они помимо его воли, чисто механически, сновали по поверхности передатчика.

– Скоро? – проорала Дарья ему в ухо.

Он ответил: "Сейчас", – но звука не было, получилось только слабое шевеление губами.

В первый момент он не понял, что произошло. Пальцы ещё продолжали судорожно жать на поверхность совы, как вдруг он почувствовал, что что-то не то. Поверхность странно изменилась. Пальцы не находили прежних точек...

Он втянул в себя воздух и зажмурился, а когда снова разлепил веки, вдруг обнаружил, что совиные створки раскрыты. Он увидел хронометр, ядерную кнопку и выдвинувшийся штырёк антенны.

Барон и Дарья, тоже в изумлении, смотрели на раскрывшуюся статуэтку.

– А где бриллианты? – спросила Дарья.

Силуянов перевёл дыхание, пошевелился на стуле.

– Сейчас будут...

Его грязный, с чёрным ногтем, палец потянулся к ядерной кнопке. Давя на неё, он мельком подумал, что связь с подлодкой могла прерваться. Но зелёная лампа зажглась. Сигнал принят на субмарине! Стрелка хронометра двинулась по кругу, отсчитывая секунды.

Дарья присела перед Силуяновым, не сводя со стрелки восхищённых глаз.

– Сейчас... сейчас... – шипел Силуянов. – Сейчас будут бриллианты...

– Она не до конца раскрылась? – спросил Барон.

– Да... Не до конца...

У Артёма не выдержали нервы. Он отпустил швабру, достал из кармана газовую бомбу, откупорил её и швырнул на пол. Никто на это не обратил внимание.

Артём надел противогазную маску. Глухой хлопок бомбы потонул в грохоте непрекращающихся ударов в дверь. Барон, Дарья и Силуянов смотрели на стрелку хронометра. Казалось, взорвись здесь настоящая бомба, они бы и бровью не повели.

Стрелка завершала круг. Палец Силуянова завис над кнопкой. "Пропади оно всё пропадом, гори всё синим пламенем", – цедил он сквозь зубы, изготовившись нажать во второй раз, как вдруг подскочивший сзади Белявский обрушил на его шею сильный удар.

Майор клюнул носом. Статуэтка вырвалась из его рук, упала на пол и покатилась, гремя. Артём ринулся за ней, но Дарья схватила её раньше.

Барон удержал Артёма за куртку. Развернул лицом к себе.

– Ты, сука! – заорал он.

В руке у Белявского появился газовый пистолет. Не дожидаясь, пока Барон ударит его или вытащит свою "беретту", он нажал на крючок.

Артём стрелял почти в упор, с близкого расстояния. Барона сбило с ног. Он заизвивался на полу, кривясь от боли и судорожно вбирая ртом воздух. У него было чувство, будто грудная клетка вошла ему в лёгкие.

Механизм передатчика, не дождавшись повторного нажатия, заставил половинки сомкнуться. На глазах у ошеломлённой Дарьи статуэтка приняла прежний вид.

– Смотри, она закрылась! – закричала Дарья.

– Дашка, беги отсюда, – Барон, превозмогая боль, начал подниматься. – Слышала, что говорю? Беги!

По подвалу быстро распространялось облако парализующего газа. Дарью душили спазмы, в горле царапало. С совой в руках она побежала к лестнице, но, не сделав и двух шагов, почувствовала резкий тычок в спину, чуть повыше поясницы. Она оглянулась. Позади неё стоял гебист. Пепельно-серое мрачное лицо словно окаменело, только нижняя челюсть тряслась.

Боли в первые секунды не было, Дарья даже попыталась заехать ему совой по голове, но силы внезапно оставили её. И только тогда полыхнула боль – острая, режущая. Она в ужасе отшатнулась, заметив в руке старика окровавленное лезвие. Он нанёс ещё один удар – в бок, и она стала медленно оседать на пол.

Силуянов вырвал у неё сову, прижал к себе, огляделся. Мимо пробежал Артём в маске. Силуянов замахнулся на него ножом, и тот отпрыгнул в сторону.

Белявский взлетел по лестнице, выскочил из студии и навалился на входную дверь. Гарик с Романом уже поджидали его.

Артём сдёрнул с себя маску.

– Они сейчас все задохнутся, – пропыхтел он. – Держите дверь... Ещё пять минут – и задохнутся!

– Они открыли сову или нет? – спросил Гарик, тоже наваливаясь на дверь.

– Нет. И уже не успеют. Задохнутся. Сова наша!