Текст книги "Ковчег"
Автор книги: Игорь Удачин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Даун.
– Я вас слушаю, господин Занудин, – карлик остановился и принял позу угодливого внимания.
– Ты крайне нехорошо поступил, стащив у меня фотографию… – брякнул Занудин, хотя мог поклясться, что совершенно не собирался ворошить дела минувшие.
Коротышка густо покраснел.
– Ладно, забыли, – снисходительно добавил Занудин, махнув рукой. – Будь добр, принеси мне чего-нибудь перекусить.
– Я мигом, – расплылся в улыбке карлик и тотчас исчез из виду.
Занудин вернулся в комнату и остановился возле окна.
Все тот же безжизненный вид за стеклом. За время обитания в «Ковчеге» Занудин изучил его в деталях, а детали эти имели свойство оставаться неизменными. Если бы на окраине леса, который почти вплотную подступал к стенам «Ковчега», за ночь исчезло хоть одно дерево – Занудин непременно бы заметил эту пропажу. Занудин мог сказать и больше. Однажды, совершая вечернюю прогулку возле «Ковчега», он приблизился к молодой рябине и, мысленно попросив прощения у деревца, навалился на нее всем телом, с раздирающим душу хрустом сломал. И что же? Проснувшись и выглянув в окно на следующее утро, Занудин почти без удивления вновь нашел поруганную рябину в целости и невредимости. Чего уж после этого говорить о феноменах, происходящих в самом «Ковчеге»! Законы пространства, времени и причинности событий казались здесь недосягаемыми для человеческого понимания.
Дверь распахнулась, и в номер вошел Даун с подносом в руках.
– Курица запеченная в сладких перцах, вареный картофель, свежие овощи, коньячок…
– Спасибо, спасибо, Даун, – оторвался от окна Занудин. – Коньячок, говоришь? Может, и ты рюмашку пропустишь?
– Нет. Вы что! – возмутился карлик и даже отвернулся, чтобы не смотреть на бутылку. Уши его задергались от волнения. – Я не пьяница какой-нибудь!
– Ну, хорошо. Просто посиди со мной в качестве компании. Я давно уже не ел и, боюсь, если останусь наедине с этим великолепным ужином, то так беспардонно на него наброшусь, что моему желудку несдобровать, – настоял Занудин.
Пожав плечами, карлик присел на краешек кресла. Благодарно кивнув ему, Занудин приступил к трапезе. Коньяк, разумеется, оказался высшего сорта. Картошка таяла во рту. Огурцы весело хрустели на зубах, а помидоры упруго брызгали свежим соком. Как же вкусная еда вновь напомнила о доме, о праздничных ужинах с младшей сестрой!
Однако Дауна он попросил остаться вовсе не для того, чтобы коротышка молчал словно партизан. Его следовало разговорить. Когда-то ведь Занудин и Жертву с Панками всерьез не воспринимал. А оказалось, туда же… компиляторы! Ваятели Нового Мира! Мурашки по коже, ей-богу, как представишь…
– Даун, и давно ты живешь в «Ковчеге»? – задал вопрос Занудин, не поднимая на карлика глаз.
– Давно, – лаконично ответил Даун, почесав щеку.
– А каким «Ковчег» был раньше?
– Он был обычным.
– Значит, сейчас он необычный?
– Да, сейчас все по-другому, – Даун заерзал на месте. – Неужели не заметно?
– А что сделало его необычным? – поинтересовался Занудин, принимаясь за куриное крылышко.
– Об этом лучше говорить с дядюшкой Ноем.
– А ты разве не знаешь?
– Я не такой умный, как он, и могу наболтать ерунды.
– Понятно. А как остальные «ковчеговские» обитатели появились в придорожном заведении?
– Так и появились. Потому что здесь проходила дорога…
В результате вяло развившейся беседы карлик пересказал лишь то, о чем Занудин знал уже от старика. О таинственном капризе стихии, об исчезновении дороги. После того как дорога пропала, «Ковчег» и стал необычным… «Сухая легенда и никаких тебе подробностей», – разочарованно подумал Занудин.
– А «ковчеговские» обитатели появились здесь случайно или нет? – тем не менее продолжал задавать он примитивные вопросы, мало на что, по сути дела, рассчитывая.
– Конечно, случайно! – фыркнул вдруг карлик. – Это сейчас они строят из себя таких важных! Дураки… тьфу!
– По-твоему, они совсем даже не «важные»? – приятно удивившись внезапному возмущению Дауна, прищурился Занудин.
– Кхе-хе-кхи-кхе, – засмеялся карлик, держась за живот, как это делают шумные, но не очень-то веселые дети, – вот вы меня насмешили, кхи-кхе… Тот, кого вы знаете теперь как «Поэта», был жалким актеришкой в захолустном самодеятельном театре. Схлопотав там пинка под зад, он ехал на пробы в другой, где ему точно так же показали бы от ворот поворот. Женщина работала учительницей в начальной школе и, сказать по чести, вряд ли была способна научить чему-то толковому детей – по причине хотя бы того, что кроме мужчин и замужества ничто ее воображение не занимало. Только вот поклонники, как назло, на порог не ломились. Клюнув на брачное газетное объявление, она ехала в другой город навстречу очередному своему любовному разочарованию. Жертва – затюканный домочадцами младший бухгалтер. Пытался покончить жизнь самоубийством ― но даже в этом опростоволосился. Был спасен, с работы уволен, ехал в санаторий поправить здоровье. Виртуал – серенький инженер, изо дня в день постигавший науку оставаться невидимкой на своем служебном месте даже вопреки щедрой комплекции. Джесси и Факки – два разнузданных студента, решивших устроить себе роскошные каникулы после мошенническим путем сданной сессии. Такую вот блистательную публику привез к нам последний автобус…
Занудин поймал себя на мысли, что обескуражен услышанным. Мысленно потешаться над забавным Дауном отчего-то расхотелось.
– А-а… Музыкант? – машинально спросил Занудин, задумываясь в этот момент совсем уже о другом.
– Музыкант был таксистом. Так что если на чем-то ему и приходилось музицировать в прежние времена, то только на клаксоне, – захихикал карлик.
– Странное дело, – проговорил Занудин, отстраняя от себя поднос с ужином, который больше не лез в горло.
– Чего ж тут странного, – буркнул себе под нос Даун.
– Если поверить окончательно во все то, что я успел узнать о «Ковчеге» – еще больше обнаружится непонятного… Как такие люди могут браться за переустройство мира?! Абсурд… инсинуация против логики…
– Эх, при чем тут… – вздохнув, покачал головой карлик. – Когда «Ковчег» изменился сам, он повлиял и на людей, которые стали его обитателями. Я, конечно, мало могу об этом рассказать… но ведь не то что бы совсем ничего! – Даун раздул щеки и принял напыщенный и вместе с тем таинственный вид. – Вот что я слышал от дядюшки Ноя… ведь он частенько любит поболтать сам с собой возле камина, когда думает, что я сплю или просто ничего не понимаю!.. «Ковчег» – это генератор энергии пяти элементов, живая магия, проявленная мощь бытия!! Вы заметили, что в небе над «Ковчегом» почти никогда не дуют ветра? В небе нет облаков, потому что нет силы, способной гнать их над землей. Эта сила, сила воздуха (первого элемента) забирается «Ковчегом». Вокруг «Ковчега» нет воды, и дождей над «Ковчегом», как правило, не проливается. Сила воды (второго элемента) тоже забирается «Ковчегом». Нет дождя – а значит, нет молнии и огня (третий элемент), который тоже забирается «Ковчегом». Земля (четвертый элемент), на которой стоит «Ковчег», отдает ему свои минеральные соки. Потому-то и лес, окружающий «Ковчег», кажется впавшим в спячку…
– Постой, Даун, – вмешался Занудин, – но в те дни, когда я только появился в «Ковчеге», прошел сильный циклон. Были грозы, сильные ветры, дождь лил не один день…
– Зачем перебивать?! Мне ведь так легко запутаться, и я не вспомню, о чем говорил раньше, – закапризничал Даун, что заставило Занудина послушно прикусить язык. – Так о чем я? Ага, молчите – сам помню! Четыре элемента…
Придя в раж, Даун деловито приблизился к бутылке с коньяком, от которого, помнится, отказался. Налил себе рюмку до краев, выпил, с развальцем вернулся на место. Удобно устроившись в кресле, он продолжал:
– Генератор не запустится и не станет вырабатывать магическую энергию без пятого элемента. Этот последний элемент есть человек, несущий в себе творческое начало и объединяющий силу своей чувственности с силой остальных четырех элементов! Но вот один нюанс… Как забирает «Ковчег» себе живительность воды, силу огня, движение воздуха и соль земли – так же он поступает и с человеком. Важно ли, что из себя представляли нынешние компиляторы в былые времена, если вся их глупая и ненужная для дела индивидуальность попросту стерта…
Занудин шумно сглотнул.
– Если и не стерта, то проявляет себя крайне редко и неохотно. Их человеческие индивидуальности пали жертвой нового дара, в носителей которого они были превращены. Именно обладание мощнейшими медиумическими способностями и отвечает той грандиозной задаче, которая перед компиляторами поставлена!.. А те жизни, которые остались позади, во власти вчерашнего дня – разве они что-то еще могут значить в сравнении с… в сравнении… э-э…
Вероятно, у Дауна попросту вылетело из головы, что говорил дядюшка Ной по этому поводу дальше. Но разгоряченный выпитым алкоголем карлик уже не мог позволить спуститься с занятой им в глазах Занудина высоты. Даун аккуратно откашлялся в свой маленький кулачок. Взглядом, полным академического апломба, он словно гипнотизировал Занудина. И только когда взгляд этот сползал к отодвинутому в сторону подносу с недоеденным ужином, в нем вновь на мимолетные мгновения просыпалось что-то от прежней куцей натуры.
– Я, надеюсь, понятно рассказываю?
– О, ты рассказываешь великолепно, – поощрительно отозвался Занудин. – Но, признаться, столько в твоем рассказе неожиданного, что время от времени приходится приводить в порядок разбредающиеся мысли.
Занудин не мог выкинуть из головы той существенной детали, что карлик упоминал о «Ковчеге» как о некой концентрации разумных и волевых проявлений. Но что хуже всего – этот, на первый взгляд, дешевый «книжный фантастизм» находил немало подтверждений в реалиях повседневной жизни. Все меньше и меньше оставалось сомнений в том, что в придорожном заведении поселилась неведомая сила. Удивительная и ужасная одновременно. Может быть, эта сила слепа и проявляет себя по наставлению «ковчеговских» обитателей. А может… она сама знает, что творит?!
– Чертовщина, да и только… – покачал головой Занудин.
– Оставьте чертей в покое. Только дураки в них верят, – не удержался от комментария карлик и уставился на недопитую бутылку.
Проигнорировав подтекст этого взгляда или попросту его не заметив, Занудин сам завладел коньяком, присосался сухими от волнения губами прямо к бутылочному горлышку и в три исполинских глотка разделался со спиртным. Внутренности обожгло колючее пламя, зато спустя минуту Занудин почувствовал себя значительно лучше. Настолько, что можно было продолжать разговор.
– Почему ты говоришь о «Ковчеге» словно о живом, Даун?
– А вы разве не чувствуете, что он живой? – вопросом на вопрос ответил карлик.
– Да, иногда мне именно так и кажется, – мрачно согласился Занудин. – Но только что я могу об этом знать? Я здесь человек пришлый. В суждениях стараюсь быть как можно осторожнее.
– Порой мне кажется, никто не знает больше, чем ему дозволено, – заговорщицким тоном поделился с Занудиным Даун. – Компиляторы просто пользуются дарованной им силой и ни о чем таком не задумываются. Черт-те что о себе возомнили! Ой… и я уже про чертей… тьфу! Головы у них вскружились, у этих зазнаек – точно вам говорю. Они уже чуть ли ни готовы поверить в то, что источник всех проявляемых чудес скрыт в них самих. Но ведь это же «Ковчег»!! Все, все решает «Ковчег»!.. Дядюшка Ной понимает это. И говорит об этом сам с собой. Но дядюшка выбран руководителем компиляторов… они дурно, очень дурно на него влияют… и он тоже становится таким… – глаза Дауна заблестели от слез.
– По-твоему, дядюшка Ной тоже изменился? – осторожно поинтересовался Занудин. – Раньше ты знал его совсем другим, да? А ты сам, Даун… изменился? Чувствуешь это?
Карлик неуклюже вытер намокшие глаза тыльной стороной ладони. Призадумался.
– Мы с дядюшкой Ноем… хм… Рутина ведения дел придорожного заведения не оставляла времени заниматься собой, но зато мы хорошо справлялись с работой. Нам было важно, чтобы посетители «Ковчега», даже если никогда их больше не увидим, остались довольны приемом и поминали нас только добрыми словами. Порой я скучаю по той жизни. Что еще было нужно двум одиноким трудоголикам? Мы могли бы закрыть придорожное заведение, отказаться от посетителей и безбедно доживать свои деньки в размеренности и покое. Но мыслей подобных, господин Занудин, даже не возникало! У нас не получилось бы по-другому, поверьте! Я ничего не знаю о молодых годах дядюшки Ноя, но, вероятно, он прожил великую жизнь. Для себя ему нечего было желать. Он и меня научил быть счастливым не от богатства и удовольствий, а от пользы, приносимой другим. Меня! Вы можете себе это представить? Меня – обделенного Богом, уродливого, несуразного… появившегося на свет для обид и зависти, для унижения, для постоянной мысли, что все вокруг тебе должны… – карлик вновь был близок к тому, чтобы расплакаться, но все же сдержался и продолжал: – Так вот. Наша жизнь была именно такой, где каждая мелочь виделась на своем месте. Где менять нечего. Да, мы крутились как белки в колесе, думали больше о других, а о себе почти никогда, но это было частью общего порядка, условием правильного течения жизни.
– И что же стало по-другому с того момента, как в «Ковчеге» поселилась, гм… разумная сила?
– Сила выбрала дядюшку Ноя старшим. Но это и понятно. Представляете, что было бы, если б эти дураки вообще никому не подчинялись?! – Даун с презрением фыркнул. – Дядюшка Ной получил Цель! Каким образом – этого я знать не могу. Все это было так ошеломительно… первое время я не находил себе места от страха… потом все устаканилось. Разумеется, дядюшка Ной не смог отказаться от новой роли в «Ковчеге» – потому что прежний смысл жизни, его и мой, был отнят безвозвратно. Вы спрашивали, как изменился дядюшка Ной. Казалось, что никак… Внешне он сумел сохранить спартанское спокойствие. Создавалось впечатление, он в одночасье впитал в себя знание всех вещей мира. А узнав так много, он уже ничему не удивлялся. Раз уж рок задумал такой поворот и выбрал его ответственным за все происходящее в «Ковчеге», дядюшке Ною оставалось только следовать этому капризу судьбы. И других он заражал присущей ему уверенностью. Ведь ничего в своей жизни он не привык делать спустя рукава. Хоть «Ковчег» и ломает людей, но некоторые черты все же никакая на свете сила не способна искоренить в человеке…
Занудин мысленно подчеркнул последнюю фразу, сосредоточился на ее смысле ― но тут же одернул себя и продолжал внимательно слушать неожиданно раскрывшегося в роли рассказчика Дауна, дабы не упустить ничего другого, не менее важного.
– С тех пор дядюшка Ной вынужден держать со мной дистанцию. Мы уже не близки как раньше. Но я не ропщу. Что тут поделаешь. Сами, наверное, понимаете… Изменился ли я? – карлик похлопал глазами. – Не знаю. От безделья я предоставлен сам себе. Я стал задумываться о разных вещах. А это навевает тоску.
– Ты вовсе не бездельник, – выдвинул добродушный протест Занудин.
– Нет, это так, – с печалью в голосе настоял на своем Даун. – Работы по дому мне почти никакой не осталось. «Ковчег» сам следит за собой. И за нашими нуждами тоже. А я лишь выполняю самые видимые функции – чтобы у ритма «ковчеговской» жизни сохранялись хоть какие-то человеческие черты… Еще «Ковчег» как будто бы прибавил мне сообразительности, – карлик озорно хихикнул и покраснел. – Правда, она то нагрянет, то отхлынет… Странно.
– Да ты и раньше не был несообразительным, я так полагаю, – вновь вступился за скромного коротышку Занудин. – Просто вечная занятость не позволяла эту самую сообразительность в себе обнаружить. Во все времена дикари жили бок о бок с мудрецами. Одни никогда не могли без испытаний на выживание, войн, интриг, постоянной круговерти бессмысленных дел. Их убеждение спокон веков таково, что время не должно течь своим ходом, его непременно нужно подталкивать в спину. Другие же – имея желание и условия отгородиться от суеты – просто созерцали окружающий мир, прекрасный и не требующий никакого вмешательства в его гармонию, постигали возможности своего собственного разума. Кто не хочет быть дураком – никогда им не будет. А чрезмерная занятость и оголтелость во всех ее проявлениях – безусловно, отупляют.
Карлик почесал затылок.
– А вы тоже считаете, что мир так уж хорош и не требует никакого вмешательства? Что он прекрасен и гармоничен…
– Я не о том, – отмахнулся Занудин.
– Ну а все-таки?
Занудин нахмурился. Коротышка, построив вопрос на выхваченной из контекста фразе, его явно озадачил.
– Было время, когда я презирал окружающий меня мир. Потому что не находил себе места в нем. Себе лично – понимаешь? Но оказавшись в «Ковчеге» и столкнувшись с угрозой потерять тот мир, что я знал, навсегда – многое стало видеться мне по-другому. Не мир плох – это МЫ не достаточно хороши для него. Но мы ведь можем исправиться, если сами того захотим!.. Потихоньку, по чуть-чуть, шаг за шагом… Вот что я думаю.
– Ну-у, эти-то вас разубедят и уж точно заставят думать иначе, – пообещал Даун, мрачно ухмыльнувшись.
– До сих пор только я… был хозяином собственных мыслей и убеждений, – сердито пробурчал Занудин и поднялся из-за стола. В душе-то он вряд ли на все сто верил в искренность своего возмущения…
Занудин вновь приблизился к окну и уставился на скучную, до остервенения знакомую панораму за стеклом – какое-то болезненное влечение в тысячный раз убедиться в ее неживом постоянстве подсознательно распирало изнутри.
– Понимаешь, Даун… Каждый человек должен сам искать ответы на вопросы, которые ставят его по жизни в тупик. Пусть это нелегко. Пусть это набитые шишки, разочарования, даже страдания. И тем не менее!.. А отдаваться в руки таким же заблудшим в лесу, чтобы они слепили тебя по своему опошленному плану – последнее дело. Нет уж. И не говори больше, что кто-то заставит меня думать так, как думать я не желаю! – выпустив пар, Занудин в момент успокоился. – Я рад, что у нас получилась такая доверительная и животрепещущая беседа. Спасибо тебе.
Продолжая глядеть в окно, Занудин слышал, как карлик загремел посудой за его спиной, возводя из тарелок и блюдец кренящуюся башню на подносе.
– Почти ничего не съел… а говорил «есть хочу, есть хочу»… вон сколько всего осталось… носи туда-сюда… – еле слышно заворчал коротышка себе под нос, – поклюют вечно как цыплята… объедки по краям размажут…
Занудин медленно обернулся и в замешательстве уставился на карлика. Ну и как тут не поверить в живой «Ковчег», властвующий над своими марионеточными обитателями?! Над позвякивающими тарелками вновь копошилось жалкое, ограниченное существо. Накрыла эфирная волна – и наградила коммуникабельностью, интеллектом. Отхлынула – не поминай лихом, опять ты никто, «опустевший носитель». Вот оно как! Или это пресловутое раздолбайство?..
Занудин почувствовал себя невыносимо уставшим от мистики, которая мерещилась теперь на каждом шагу. Еле переставляя ноги, он добрел до кровати и прилег. Вооружившийся подносом Даун стоял теперь у изголовья Занудина и пытался угадать по виду растянувшегося на постели тела, не последует ли больше просьб или распоряжений.
– Даун, – голосом умирающего произнес Занудин.
– Я вас слушаю.
– Так откуда же взялся тот циклон?
Карлик больше минуты беспомощно вращал глазами, пока в его взгляде вновь не забрезжил осмысленный огонек.
– Вас ведь тут ждали, господин Занудин… Вы призваны были усилить пятый элемент. А циклон оказался следствием колебания установленного до вашего прихода равновесия. Генератор вернул незадействованный ресурс остальных четырех элементов обратно в окружающую среду, вот и все. Теперь, когда баланс восстановлен, стихия будет отдыхать. Новый циклон придет только в том случае, если в «Ковчеге» умрет компилятор…
– Меня ждали? – вылупил глаза Занудин. На всю остальную эзотерическую демагогию карлика он не обратил ровно никакого внимания. – Ждали, ты сказал?!
Опять эта загадка его якобы неслучайного появления в «Ковчеге»! Занудин хотел вскочить с постели. Впрочем, резон совершать резкие телодвижения уже пропал. Даун, испуганный его реакцией, в мгновение ока покинул комнату.
– Эх, – тяжко вздохнул Занудин и уткнулся лицом в подушку.
«А ведь я телеграмм «приезжаю зпт ждите тчк» никому не посылал», – мысленно съязвил он над собой.
Душевное смятение не притуплялось…
– А пошло все к чертовой бабушке! – что есть мочи заорал Занудин, но крик так и задохнулся в рыхлости облепившей лицо подушки.
Понадобилось не меньше часа, чтобы привести возбужденный рассудок в должное спокойствие. В конце концов ему даже удалось развеселиться благодаря парочке каких-то легкомысленных воспоминаний.
Занудин и представить себе не мог, что впереди его ожидала одна из самых ужасных ночей всей прожитой жизни…
– 5 –
Сильнейший удар заставил распахнуться дверь настежь – по полу забряцали части разломанного замка. Взъерошенные Панки замысловатой походкой проследовали вглубь комнаты и, развалившись в креслах, замерли. Занудин, отдыхавший в кровати с книгой, был настолько шокирован этим беспрецедентным вторжением, что не мог проронить ни слова и только хлопал глазами.
Спустя минуту полного бездействия, точно пробуждаясь ото сна, Панки начали озираться по сторонам, вяло изучая окружающую их обстановку. Остекленевшие взгляды молодчиков одновременно остановились на Занудине.
– К-хех, – крякнул Джесси, – гляди-ка – Зануда! – отвратительная трещина кривой улыбки расползлась по его лицу.
Факки это наблюдение не показалось таким уж радостным.
– А чего он тут делает?!
– Не знаю. Книжку, что ли, рассматривает…
– Зануда, ты чего тут делаешь?! Алло, гараж! – Факки неумело пощелкал пальцами.
– Вообще-то, это моя комната, – осторожно заметил Занудин, все еще не пришедший до конца в себя.
– Ты чего, сбрендил совсем? – возмутился Джесси. – Это наша комната!
– Вот шкварки лепит! – хохотнул Факки, а вслед за ним, хоть и пытался сдержаться, захрюкал от смеха Джесси.
Занудин понимал, что с наркоманами спорить бесполезно, но, несмотря ни на что, все же предпринимал робкие попытки разрешить невразумительную ситуацию словами.
– Послушайте меня, – вкрадчивым тоном заговорил он, – в вашей комнате, извиняюсь, самый настоящий бардак. А здесь? Поглядите внимательнее. Чисто, ухоженно, библиотека. Значит, это все-таки моя комната, а?
На удивление Панки прислушались к приведенному доводу и вновь принялись очумело взирать вокруг себя. Но вот их взгляды встретились. Панки пуще прежнего прыснули со смеху.
– Ты чего, Зануда, в нашей комнате уборку провел, что ли?
– Вот тебя сплющило, балда!
– Ну и какого рожна ты здесь все так вылизал?
– Мы тебя не просили!
– И книжек, в самом деле, приволок целый шкаф! Смотри!
– Вот дятел… С картинками хоть?
– С хренофигинками! Муах-ха-ха-ха…
– Ну, чува-ак…
– Я повторяю: вы просто ошиблись комнатой, – стараясь не обращать внимания на встречный поток словесной шелухи, сквозь зубы процедил Занудин.
– Ой, надоел, Зануда, – замахал на него руками Джесси.
– Да ладно, давай подарим этому прохиндею комнату. Пускай подавится, – расщедрился вдруг Факки и, скорчив физиономию, сплюнул на пол.
– Ты чего городишь! А мы как же? Нам куда деваться, по-твоему?
– Нам его комната достанется, тупица! Делов-то!
– Сам тупица! Тут у нас «конференц-зал»! А там что?
– О! «Конференц-зал»! – шлепнул себя по лбу Факки.
– Во-во, – закивал головой Джесси, – нас там, между прочим, дожидаются уже. – Повернувшись к Занудину: – Мы – вниз. А ты, Зануда, выметайся пока. Видишь, не получается ничего с обменом комнатами, даже не уговаривай. Не устраивает вариант – и все. Адью!
Потеряв интерес к Занудину, точно тот перестал существовать, Панки как по команде сползли с кресел на пол, дружно скатали ковер и… замерли. Конечно, никакого люка на ожидаемом месте не оказалось.
Джесси первым поднялся на ноги, вытирая со лба выступившую испарину. Факки так и продолжал стоять на четвереньках, недоуменно царапая паркет ногтями.
– Чего-то я не въехал…
– Я тоже не догнал…
Подозрительные взгляды Панков перекочевали на Занудина.
– Зануда, ты его замуровал? – глупо улыбаясь, спросил Джесси.
– Надо же, до чего додумался… – с восхищением выдохнул Факки.
– Так, довольно! – не в силах больше себя сдерживать, воскликнул Занудин и вскочил с кровати, на ходу подтягивая сползающие трусы. – Я не собираюсь и дальше слушать этот бред! Всякому терпению есть предел! У вас наркотическое отравление…
– Нет, балда, это у тебя скворечник перекосился…
– Все! Все! Хватит! – заревел Занудин, размахивая руками, словно ветряная мельница.
Узрев Занудина в ярости, Панки побелели…
Первым вылетел из комнаты Джесси. Вслед за ним в коридоре очутился Факки. Что-то – некий труднообъяснимый интерес, смесь брезгливости и жалости – заставило задержаться Занудина в дверях. С минуту он наблюдал, как, кривя физиономии, Панки барахтались на полу, пытались подняться на ноги и снова падали, больно расшибая локти и лбы.
«Дуралеи, – хотелось сказать этим недорослям, – вы просто запутались, заигрались, перестали различать, где черное, а где белое, что хорошо, а что отвратительно и не достойно звания человека – взгляните вокруг себя, опамятуйтесь…»
Но вот мыльный пузырь мысленного пафоса лопнул – и те слова, что слетели с языка Занудина на самом деле, его же самого поразили и оглушили:
– Отребье, наркоманы, ничтожества… убил бы вас, мразь, как вы мне опостылели!..
Все тело Занудина лихорадочно задрожало. Ступни сковал такой холод, точно босые ноги обложили льдом. Разыгравшаяся мигрень показалась зазубренным куском металла, с размаху обрушившимся на беззащитные мозги в лохани трепанированного черепа. Занудин пошатнулся. И только уперевшись грудью в дверной косяк – устоял. Настолько откровенный повод он дал подсознанию насладиться идеей намеренного зла, что вся психофизика Занудина моментально пришла в расстройство! Начитанный Занудин знал, что в мире оккультизма добрый колдун первый страдает от своих неправедных мыслей и намерений. Неужели таинственный «Ковчег», стерев все условности, слепо применил этот закон и сейчас, по отношению к нему?!
Кое-как оправившись от потрясения, Занудин хотел поскорее возвратиться в комнату, но странный, изучающий взгляд Панков против воли удержал на месте. Лицо Джесси, поднявшегося с пола, прояснилось от безумия и приобрело пугающе-серьезные черты.
– Значит, Зануда, так ты с нами… да? Наркотическое, значит, отравление… да? Хорошо-хорошо. Отлично! По-моему… пора тебе немного развлечься, Зануда, – Джесси многозначительно переглянулся с Факки. Факки прищурился, ответил на взгляд кивком мрачной загадочности.
– Благодарю покорно. Обойдусь как-нибудь без ваших развлечений, – рассеянно отозвался Занудин и притворил за собой дверь.
Наклонившись, он подобрал с пола отломанный язычок и затейливо изогнутую ручку. Повертел в ладони. «Может, «Ковчег» сам починит мне замок, и к Дауну обращаться не понадобится?» – мелькнула в голове эксцентричная мысль.
Занудин хотел поскорее забыть обо всем случившемся.
* * *
Сон выдался на редкость беспокойным. Занудин вздрагивал, ворочался, потел и задыхался. Время от времени сквозь зыбкую дремоту мерещились подозрительные шорохи и зловещее перешептывание. И все же сознание Занудина упорно противилось неясным полубредовым тревогам. Разве ночные кошмары – такое уж необычное дело?
Но вдруг мрак поколебался. По комнате разлился неяркий свет…
Занудин резко дернулся. Однако тут же ощутил, что тело сковано чьими-то свирепыми усилиями! Окончательно воспрянув ото сна и испуганно проморгавшись, Занудин превратился в наблюдателя и пассивного участника вот какой дикой сцены: над его лицом нависал Факки – он держал Занудина за руку и за горло, противно сопел и посмеивался, не предвещая своим пакостным смехом ничего хорошего. И это еще не все! На животе Занудина в самой нахальной манере восседал Джесси. Хищно щерясь, юнец издевательски вертел между пальцами медицинский шприц…
– Добро пожаловать в мир теней и фантасмагории, Зануда! – разорвал предательскую тишину ночного часа торжественный возглас Джесси.
– Давно было пора выпустить из кое-кого все его заносчивое дерьмо, – прошипел Занудину в лицо Факки, оскалив гнилые зубы. – Ты думал, мы так тебя и не проучим?
– Угу, верно, – подтвердил Джесси, прищуривая глаз, пугающий невменяемым холодом сузившегося зрачка. – Если остальные сюсюкальщики не могут показать выскочке его место – то для чего же тогда Панки?! Вот он, наш триумфальный выход…
– Добро пожаловать в мир теней и фантасмагории, – исчерпав фантазию, замогильным полушепотом повторил слова Джесси раскрасневшийся Факки и, вытянув губы трубочкой, отвратительно рыгнул.
В предчувствии грозящей беды, Занудин истошно захрипел и предпринял отчаянную попытку отбиться от полоумных Панков свободным кулаком. Но все сопротивление сошло на нет, лишь только игла впилась в вену, а по жилам потекла отравленная кровь… Очертания окружающей действительности утратили прежнюю четкость. Бороться не хватало сил, тело стало каким-то чужим, ватным. Цепенеющий после насильственной инъекции Занудин безвольно уронил затылок на подушку. Гикая и пересмеиваясь, Панки выскочили из комнаты, оставляя Занудина наедине со своими пугающими чувственными метаморфозами.
Глаза заслезились от давящего на них ядовитого света, все гуще и гуще разливавшегося по комнате. Откуда он распространялся, оставалось загадкой. Тупые болезненные толчки сотрясли тело изнутри. Занудин истерзался, пока не открыл для себя, что это бой его работающего сердца. Дик-дум, дик-дум, – отстукивало оно, словно пребывающий в трансе шаман ударял в тугой, утробно ухающий бубен. Привыкнув спустя время к этим звукам, Занудин начал различать и остальные. Сначала он расслышал тихий плеск, очень скоро превратившийся в бурлящий рев целого потока. Неужели так течет по венам и артериям моя кровь?! – дошло до изумленного Занудина. Вслед за этим воображение поразил ураганный свист, доносившийся из легких, по которым проходил воздух. В какофонии, порождаемой шумным организмом, Занудин различал скрежет суставов при малейшем движении тела, шелест трущихся друг о друга тканей. Везде что-то непременно хлюпало, урчало, лязгало и скребло. Однако стоило задуматься о чем-то отстраненном – и хаос анатомических гиперсигналов не беспокоил. Но уж лучше бы Занудин продолжал слушать как трещит и пузырится внутри переваривающийся ужин под воздействием желудочных соков, чем подвергнуться тем ужасам, что ожидали его впереди!..
По-прежнему не изменяя лежачего положения, Занудин плавно двигал головой и оглядывал комнату. Теперь он видел ее будто впервые. Все предметы в номере казались зыбкими, перекошенными. Все до одного пульсировали вровень со стуком сердца, словно живые. Освещение становилось все ярче и порождало в воздухе радужные вспышки. Поплевав на пальцы, Занудин осторожно потер ноющие глаза. При этом он обнаружил, что руки его стали волнообразно изогнутыми и фосфоресцировали. В такт стуку сердца они слабо вздрагивали и отбрасывали тончайшие брызги-флюиды – проще говоря, вели себя как и все вокруг. Редкая, ни на что не похожая оптическая феерия разыгрывалась в окружающем пространстве.
