Текст книги "Ковчег"
Автор книги: Игорь Удачин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Так шло время.
Что скрывать – Занудин порядочно устал за несколько лет скитаний, чувствовал себя опустошенным. Забыл, от чего убегал – а значит, и сил бежать оставалось все меньше. Вот он, момент, когда человек понимает, что «цель», «дух», «стержень», «скрытое знание чего-то грандиозного», все эти неосязаемые, но громкие и волнующие словеса – все это не про него. Никакой не особенный. Хилая, дрожащая, потерявшая веру тень человеческая. Самоистязатель и бродяга…
Бродяга?! Он, Занудин… тонкий, ранимый, такой «домашний», далекий от суеты?..
Не-ве-ро-ят-но. Какая странная, какая коварная ирония!
* * *
Поджав ноги и скрючившись точно внутриутробный плод, Занудин немигающим взглядом уперся в безукоризненно белый потолок «ковчеговской» комнаты. На глаза наворачивались слезы. Он ничего не мог с этим поделать – даже не совсем ясно представлял причину такого расклеенного состояния. И когда он плакал-то в последний раз? Вечность тому назад…
«Ну все, хватит, прекращай», – Занудин тяжело поднялся с постели и, испуганно «провалившись» левой ступней в пол (нога попросту затекла, и как обычно бывает, он не сразу сообразил что случилось), с уязвленной миной поковылял умываться.
Пока находился в ванной, слышал, как в коридоре хлопали и запирались двери, различил удаляющиеся шаги не одной пары торопливых ног. Чтобы вконец избавиться от хандры, как минимум следовало отвлечься, чем-то занять себя. И только ради этого он искусственно возбудил в себе интерес к происходящему. Приведя лицо и измявшуюся одежду в порядок, Занудин вышел из номера.
Снаружи было пустынно и мрачно. Источник шума перекочевал в другую часть дома. Занудин не спеша двинулся по коридору. Подойдя к лестнице, сбегающей в холл, он услышал голоса людей, доносившиеся снизу. Потоптавшись некоторое время в нерешительности на месте, порывисто опустился на четвереньки и подполз к ребру стены. Занудин не хотел выдавать своего присутствия, хоть и понимал, что впадает в ребячество. По-жирафьи вытянув шею, осторожно приблизил лицо к самым крайним прутьям лестничных перил. Теперь, оставаясь незамеченным, Занудин мог преспокойно обозревать весь нижний этаж.
За столом в полном составе собрались «ковчеговские» обитатели: начиная с Поэта и заканчивая несносными Джесси и Факки. Во главе стола восседал старик Ной. За спиной хозяина «Ковчега», застыв по стойке «смирно» с половником через плечо, стоял Даун (видимо, сам с собой играл в караульные). Стол накрыт не был – значит, это не ужин и не вечернее чаепитие. Летучка?.. Ну и что тут особенного, в конце концов… «Ковчеговцы» не первый день живут вместе под одной крышей и время от времени, что вполне естественно, обсуждают скопившиеся бытовые и общественные вопросы. Занудин хотел убраться восвояси, но, подумав, все-таки задержался.
Кто был курящим – курили. Остальные ерзали на своих местах, не зная куда девать руки. Слово держал Ной, и мимика его была предельно строга. Поэт сидел, опустив лицо, массивные очки съехали на кончик носа и подрагивали. Один раз из речи дядюшки Ноя удалось ясно уловить прозвучавшее «Зануда», так и полоснувшее по навостренным ушам. Ощущение, старик устраивал разнос. Одновременно давал «ковчеговцам» какие-то инструкции. И причина всему – он, Занудин? Так ли это? Может, воображение разыгралось?.. И догадки, и сомнения одновременно забрезжили в голове.
От нахлынувшего волнения зачесался нос. Неудобство, прямо сказать, смехотворное – и все же устранить его хотелось не откладывая. Занудин отнял одну из рук от пола, но… вторая предательски поехала по скользкой ступени – и сорвалась! Не успев даже толком испугаться, Занудин кубарем покатился вниз по спиральной лестнице, тщетно пытаясь ухватиться за неуловимый вихрь перил, замелькавший перед глазами. Со всевозможными ахами и охами пересчитав не меньше полусотни прожигающих бока ступенек, Занудин так и докувыркался до самого конца лестницы, невольно устроив своим шумным и комичным появлением «обструкцию» тайному заседанию «ковчеговцев». Обитатели придорожного заведения притихли и только изумленно переглядывались.
– У-у-у-уй, – застонал Занудин, одной рукой держась за нижнюю часть спины, другой – за неровно дышащую грудь. Из глаз сыпались искры.
– С вами все в порядке? – первой подала голос Женщина.
Занудин попытался подняться на ноги, но когда у него это не получилось, глупо заулыбался и совершенно некстати подмигнул кому-то из сидящих припухшим глазом. В следующий момент Занудин потерял сознание…
Подтянув на лоб седые брови, дядюшка Ной досадливо помотал головой.
– Ну, чего?! Кто-нибудь, поднимите его к себе… да гляньте, не поломался ли бедолага.
Виртуал с Музыкантом, самые крепкие из «ковчеговцев», синхронно тронулись в сторону раскинувшего руки бесчувственного Занудина. Вслед за ними посрывались с мест советчики: за что браться, как нести…
Напустив на себя непроницаемо-задумчивый вид и не обращая внимания на начавшуюся за спиной кутерьму, дядюшка Ной подсел к камину и потянулся в карман за косячком.
– Вот так денек выдался – не заскучаешь, – пробормотал старик, вздыхая. – А то ли еще будет…
– 29 –
СОН ЗАНУДИНА
о скрытых причинах его появления в «Ковчеге» и предостережениях ангела-хранителя
– И что ты занервничал, засуетился, сопли начал пускать? Взгляни на себя со стороны, – точно малое дитя отчитывал Занудина Занудин-маленький. У постороннего наблюдателя подобная сцена вполне могла бы вызвать равно как ироническую улыбку, так и сочувствие.
– Ну, Мини-я… ладно тебе… ладно… ну… – Занудин куксился и прятал глаза.
– И себя не уважаешь, и для других – посмешище!
– Чего накинулся? Что ты от меня хочешь? Что со мной, дураком, опять не так?! – начал горько всхлипывать Занудин, чем еще больше вывел из себя ангела-хранителя, и тот даже сделал вид, будто собирается в Занудина с досады плюнуть.
Повесив голову, Занудин со всей покорностью принял бы этот плевок, но плевка, конечно, не последовало. Занудин-маленький не был извергом, а если и вел разговор на повышенных тонах, то лишь от собственного бессилия пробиться сквозь стену инфантильного упрямства, с которым очень часто в последнее время сталкивался.
– Послушай, – голос Занудина-маленького смягчился, – мне кажется, ты нужен этим людям зачем-то. Но с полной уверенностью заявить, что они хотят тебе вреда, я не могу, мгм…
– Я стал задумываться о чересчур многих вещах, а всего-то сутки как я тут! – выпалил Занудин невпопад, но накипевшее. – И это, знаешь, выбило почву у меня из-под ног, оглушило. Легкомысленность и вместе с нею готовность к любым проявлениям суровой действительности, с которыми я так долго скитался по чужим краям словно пилигрим и дальше которых не простирались мои требования к себе и чаяния, внезапно оставили меня. Больше не надо выживать. Я сбит с толку. Я как будто… пришел туда, куда должен был прийти!.. Эх…
– Да-а уж, – задумчиво потянул Занудин-маленький. – Пришел, увидел, победил. Идеальная предпосылка для того, чтобы расстелить по мягким перинам жирок, махнуть на все рукой, привязаться к месту…
Занудин резко встал и принялся наматывать круги по светлой больничной палате. Занудин-маленький исподлобья за ним наблюдал.
– Мини-я…
– Что?
– Помнишь, когда я покидал свой дом… это ведь ты внушил мне так поступить…
– Нет, это неправда.
– Ты!
– Да нет же!! Как до сих пор ты не понял: я – всего лишь рупор твоих собственных порывов! Ты боишься ответственности за принятие решений, и поэтому твой разум создал меня!
Никогда раньше Занудин-маленький так не злился. Занудин перестал ходить. Сник. Во взгляде читалась беспомощность. Он кротко вернулся на свое место, взялся за лицо руками.
– Глупо как. Зачем? За какими миражами гоняться мне в этой жизни? Куда меня понесло?!
– Искать себя, – лаконично ответил Занудин-маленький.
– И что, нашел? – горько усмехнулся Занудин.
Ангел-хранитель расхохотался. Вид Занудина сделался вконец подавленным.
– Нет, не нашел. Но это, поверь, не главное. То, что было главным – это сам поиск. Он необходим для проверки своих сил, для знакомства с ответами порой крайне неожиданными, категоричными, пугающими.
– Не понимаю.
– Просто ты такой, и все. Некоторые могут искать себя, не сходя с места. Читая книги, занимаясь любимым делом, воспитывая детей. У тебя же был самый буквальный подход – свой поиск ты начал мерить пройденными километрами.
– А мне казалось, я просто не мог оставаться в том доме, где ее… не стало.
– Просто… просто… У тебя все просто! Или наоборот – чересчур сложно, где не надо. Не думаешь же ты, что Эльвира должна была стать смыслом твоего существования? Она была только сестрой по крови. Перед ней приотворялась дверь в собственную большую жизнь, в которую, повернись все иначе и останься Эля жива, вскоре она все равно перестала бы тебя пускать – потому что ты вел бы себя там как злоупотребляющий полномочиями ревизор… Зачем все время прятаться за этой трагедией?
– Мини-я…
– Говори.
– Какого же черта я все-таки оказался здесь?
Занудин-маленький нахмурил брови.
– Может быть, тебя позвали?..
– ?..
Ангел-хранитель встрепенулся и нервно замахал своими маленькими ручонками, словно пытался отогнать прочь невидимый глазу рой пчел, на него как на банку с медом накинувшийся.
– Не знаю, не знаю, не знаю. Я еще ни в чем не успел разобраться, я не всемогущ, – на секунду-другую он впал в размышления, щеки его зарделись (если Занудин-маленький чего-то порой стыдился или недолюбливал в своих действиях, то только одного – компромиссов, на которые ему приходилось соглашаться ради «подопечного»). – Что ж, позволь себе какое-то время побыть потворщиком своей усталости. А ты устал, это видно. Останься, отдохни. Посмотришь, чем дышат здешние обитатели. Сорваться и пойти дальше, будем считать, ты всегда успеешь.
– Ты так думаешь? – со странной надеждой в голосе спросил Занудин. Только он один и знал как может истосковаться душа по покою, как может взвыть от пыток одиночеством.
– Будь хорошим мальчиком и сохраняй спокойствие. Все, что ни происходит – все, хочется думать, к лучшему. Возможно, и вправду имеет смысл перевести дух, оглянуться на тот путь, что уже пройден, дабы не тащить его за собой мертвым грузом дальше. Впереди будут другие уроки, которых ты не ждешь, а я остерегаюсь прогнозировать. И как знать – не станут ли они не только новыми для тебя, но и главными в жизни… И тем не менее, освобождаясь от отжившего, расчищая место для нового или подспудно знакомого, но ранее глубоко запертого и непроявленного – будь готов к тому, что жизнь может заполнить нечто стихийное, не принимающее на себя обязательств считаться с твоими прошлыми представлениями о мироустройстве. Легко сломаться. Труднее – выстоять… – ангел-хранитель вздохнул и ободряюще улыбнулся. – А теперь ступай. Сны снами, однако сейчас ты больше нужен своей действительности. Здесь ты – вольнослушатель. Там – как-никак хозяин собственных поступков. Удачи.
С печальной покорностью Занудин кивнул в ответ. Тысячу других вопросов мог бы еще задать он Занудину-маленькому, но так и вышел из палаты, не проронив ни слова.
* * *
Тело мучительно ныло. Занудин открыл глаза и поморщился. Лоскуток влажной марли соскользнул со лба и зацепился за ухо.
Он лежал в постели, аккуратно накрытый байковым одеялом. На расстоянии вытянутой руки, на журнальном столике, в кружке дымился и распространял аромат брусники свежезаваренный чай. В комнате находились Женщина, Поэт и Даун.
– Как вы, Занудин? – поинтересовался Поэт, первым заметивший, что Занудин в сознании.
– Я упал с лестницы, да?
– Совершенно верно. Будьте впредь осторожнее – смотрите под ноги.
Протянув куцую ручонку с мелковатым, но крепеньким бицепсом, Даун заботливо освободил ухо Занудина от марли.
– Выпейте чаю, – прощебетала Женщина, подхватив кружку и подавая ее Занудину. – Он с брусникой. Но в нем еще и травы, которые очень целебны.
– Благодарю.
Занудин в три глотка выпил весь чай прямо из ее рук, после чего ощутил себя огнедышащим драконом. К губам прилипли чаинки, и, найдя это забавным, Женщина захихикала.
– Еще чаю хотите? – спросил Даун, заискивающе заглядывая Занудину в глаза.
– Чай – не водка, много не выпьешь, – объявил Поэт и принялся Женщину с Дауном из номера по-хозяйски выпроваживать. Сам, однако, задержался. – Хотите, поболтаем с вами…
Поэт долго говорил обо всем и ни о чем. О блестяще подобранной библиотеке в комнате Занудина, о приближающемся с юго-востока циклоне, о том что когда он дойдет, ни один хороший хозяин собаку из дома не выгонит, о царящих в «Ковчеге» спокойствии и размеренности жизни… Поэт был похож на заводную говорящую игрушку, остановить которую помогает только молоток.
– Ну-ну, я вижу, вас снова клонит в сон. Не буду больше беспокоить, милый друг, отдыхайте, – сжалился наконец Поэт.
– Знаете, я бы не отказался еще от чашки чая.
Поэт поглядел на Занудина как на дурачка, но тут же, словно до него окольными путями все-таки дошел смысл сказанных слов, спохватился, рьяно закивал головой, в глазах зажглись заискивающие огоньки.
– Разумеется. Я передам. Даун дежурит у двери. Ни в коем случае не стесняйтесь, будьте прихотливы. Как только что-то понадобится… Все мы желаем вашего скорейшего выздоровления.
Поэт, бодро размахивая руками, покинул комнату. Занудину принесли его чай, а потом явился дядюшка Ной. И тоже говорил много и нудно, о любой чепухе, о книгах, о проклятом приближающемся циклоне. По поводу и без повода выказывал стремление потакать капризам своего гостя, незаслуженно обиженного, а теперь еще по недосмотру и травмированного. «Они готовы нянчиться со мной как с ребенком, – задумался Занудин. – А ведь я слукавлю, если скажу, что мне так уж это не нравится…»
Старик удалился, а Занудин снова предался сну.
На этот раз ему приснилось море. Завораживающе красивое, по-вечернему багряное. Обнимая редкие скалистые гребешки, с ласковым шепотом набегал на берег прибой. Крикливые чайки падали с высоты на водную зыбь. И большой белый корабль, превращаясь в точку, уплывал за горизонт…
Визиты И Новые Загадки
– 28 –
Так потянулись «ковчеговские» будни.
Постельный режим благотворно влиял на расшатанную психику. У Занудина все чаще возникало хорошее, подчас даже игривое настроение. А однажды – по обыкновению появившись справиться о здоровье больного и исполнить его мелкие прихоти – Даун вдруг проговорился: дядюшка Ной вообще не взимал с постояльцев платы! Этот удивительный факт Занудина тем паче раскрепостил. Выходит, он такой же дармоед, как и все остальные! Недобрый рок ох как часто выбирал Занудина своей безответной мишенью – а теперь обстоятельства решили его побаловать, по-другому не скажешь.
Дней через пять Занудин уже спускался к общему столу. Но так быстро впадал в слабость, что снова приходилось подолгу отлеживаться в постели. Словно невзначай заглядывая в зеркало, он находил свое лицо похожим на лежалый сыр – и все-таки не таким бледным и обтянутым, как несколькими днями раньше.
С соседями постепенно наводились мосты. Панки, например, больше не гадили перед номером Занудина, хотя почти каждое утро вешали ему на дверь табличку с очередным неприглядным прозвищем. Занудин, алея лицом, терпеливо их снимал и складировал под кроватью. В коллекции уже накопились:
ЧАХЛЫЙ КОМАТОЗНИК
ОБЕЗЬЯНА СУТУЛАЯ
КАРКАЛЫГА БЕСПОНТОВЫЙ
ЗДРАВСТВУЙ, ДЕРЕВО
Я У МАМЫ ДУРАЧОК и проч.
Но все это, в какой-то степени, сходило за худой мир. Хочешь не хочешь, а приходилось запасаться овечьим терпением в ослиной шкуре, пока не встал на ноги твердо.
Более-менее по-компанейски складывались отношения с Поэтом и Музыкантом. Первый, правда, вел себя слишком навязчиво, но Поэта всегда можно было без обид одернуть, избежать нежелательной полемики. Второй, напротив, инициативу к общению проявлял лишь по случаю, и даже Занудин на его фоне выглядел прилипалой (каковым, конечно, себя не считал).
Исключительно редко выбирался за пределы собственной комнаты Виртуал. Насколько Занудин понял из «ковчеговских» разговоров, Виртуал был всецело поглощен работой за персональным компьютером. Времени ему катастрофически ни на что остальное не хватало и по возможности не растрачивалось. Хакер? Притаившаяся в захолустье гроза банковских электронных систем? Можно было предположить и такое, а можно было попросту не забивать голову.
Женщину отличала переменчивость настроения, однако Занудин без раздумий списывал это на свойство пола: мол, разве женщины не все такие, если разобраться? Ей нравилось быть внешне серьезной и озабоченной тысячью всевозможных дел, но кокетство в натуре все равно превалировало. Кто за ней тут ухлестывает, Занудин пока не раскусил…
Жертва являл собой (как и с самого начала это бросилось в глаза) бездну всякого рода болезней и комплексов; но удивительно – жалости к себе не вызывал. Было в его ущербности что-то такое таинственно органичное и в то же время – будто преднамеренное. Круг общения Жертвы ограничивался Дауном, дядюшкой Ноем и Поэтом. Впрочем, Поэт в «Ковчеге» не обделял вниманием никого – язык его испытывал зуд никогда не прекращающийся.
Дядюшка Ной от слов по-прежнему не отказывался и при каждом удобном случае не уставал повторяться: «Будьте моим гостем, Зануда. Куда вам спешить?» В глазах Занудина простреливала податливая искорка, но отвечать что-то конкретное он не торопился.
Занудин чувствовал себя вполне непринужденно в «Ковчеге», однако вот на какую вещь он успел обратить внимание. То, что комната самого Занудина для доброй половины «ковчеговских» обитателей превратилась в проходной двор, воспринималось как норма. Но вообще – заходить в номера соседей и интересоваться, кто чем занимается, было здесь явно не принято. Каждый имел свойство запираться на ключ. А дверь Жертвы, к примеру, была и вовсе оснащена четырьмя громадными металлическими засовами.
Занудин, как ни пытался, не мог себе представить, что за секреты здешние обитатели скрывают. Что представляет собой их досуг? Ладно уж Виртуал – ну а как быть с остальными? Дни и ночи за запертыми дверями, и только редкие вылазки в холл: принять пищу да обменяться кислыми приветствиями, а то и просто без них обойтись…
Все это Занудин мысленно присовокупил к тем странностям, которые были отмечены им раньше, но выстроить хоть какой-то остов удобоваримого объяснения пока не представлялось легкой задачей. В итоге любопытство неуклонно превращалось далеко не в последнюю причину из тех, что держали Занудина в «Ковчеге».
Все как будто бы шло своим чередом… А завеса «ковчеговской» тайны постепенно и неминуемо приоткрывалась…
* * *
Помятые падением с лестницы бока уже не стонали, и бессмысленно зарабатывать пролежни было ни к чему. Только легкое головокружение удерживало этим вечером Занудина от подъема. «Полный день проведу завтра на ногах! – бойко решил он про себя. – Похворал – и хватит! Сегодня вот разве еще отдохну…» Всплывший в памяти мотив какой-то популярной в былые годы песенки долго и муторно дразнил как комар-пискун, которого нипочем не удается ни отогнать, ни прихлопнуть. Тщетно пытаясь вспомнить кто ее исполнял, он так и скоротал время до глубокой ночи. Когда стрелки часов показали пять минут третьего, в дверь ритмично постучали.
Занудин решил проигнорировать этот чей-то неуместный по времени визит, потушил бра над кроватью и уткнулся щекой в подушку. Но дверь в воцарившейся темноте тем не менее отворилась, и в комнату вошел человек.
– Есть кто-нибудь? – позвал выразительный мужской баритон. – Эй, мистер Сосунок…
Занудин не мог видеть человека, но голос был ему явно не знаком. Рука потянулась к выключателю – и рассеянный свет вновь залил комнату.
– Вы кто? Что вам нужно?
Молодой человек с длинными вьющимися волосами, в коричневых кожаных штанах и белой навыпуск рубахе качнулся и, чтобы не рухнуть на пол, поскорее добрался до кресла. Безвольно болтающаяся рука сжимала бутылку с недопитым ликером, язык устало облизывал чувственно слепленные губы. Глаза сбились в кучу. Парень был безнадежно пьян.
– Вы кто? Что вам нужно?! – повторил Занудин, на этот раз пытаясь вложить в интонацию побольше угрозы (Занудин лег в постель без нижнего белья и теперь не решался покидать своего укрытия).
– Джин. Джин Маррисон, – устало представился незваный гость.
– Что мне с вашего имени?! Зачем вы сюда ввалились посреди ночи, вот что меня интересует? Вы пьяны!
– Ха-ха-ха-ха, – рассмеялся Маррисон, закидывая голову. – Конечно, я пьян. Естественно, я пьян. Ясная хрень – я пьян! – Человек перевел свой сонно-тоскливый взгляд на Занудина. – Ну а вы что же, мистер Сосунок, разве не будете задавать мне своих дурацких вопросов?
Занудин был подавлен и молчал. Он и раньше никогда не умел найти общего языка с перебравшими алкоголя индивидуумами, и такие люди его даже пугали (если только он сам не пребывал в «соответствующей кондиции»).
Маррисон отвернулся от Занудина.
– Вечно молодой с очень странной судьбой, ха-ха-ха, – забормотал он, прикладываясь губами к бутылочному горлышку и посмеиваясь, – вроде об этом я говорил… слушайте тогда вы, мистер, пока я в настроении… Конечно, это была красивая сказка о Новом Мире. Если бы ангелы не становились чертями, когда им этого вдруг хотелось, а Дионис, бог перевоплощения, бог музыки и танца, не переломал бы себе ноги после очередной обкурки, упав с облака на грешную землю, ха-ха-ха. Ну а если серьезно… Да, Новый Мир. Только уберите из него саморазрушение. Впрочем, убрать саморазрушение – то же, что кастрировать саму человеческую суть… Излишества? В них нет ничего плохого. Дорога излишеств приводит в храм мудрости, говорил старина Вилли Блейд. Кислота одурманила много голов, но только тех, кто подсознательно желал уподобиться зверью. Цель истинно ищущих была в обострении сознания, а не в уходе от реальности. Цель была в расширении рамок мышления. Языческое неистовство! Рок-н-ролл! Священное вдохновение! Сознательно приводимые в беспорядок чувства – и как награда, надежда на открывающиеся пути познания неизвестного. Для истинно, истинно ищущих! Но… все это превращается в пошлость в момент большого потрясения. И тогда становится ясно: все, что ни делается в мире, для одного – унять скуку. Разве и вы не этим же занимаетесь?..
Маррисон бросил на Занудина выворачивающий наизнанку взгляд полный презрения, сделал очередной глоток и продолжил:
– Нет, все понятно. Спектакль жизни и смерти. Одни – зрители, другие – актеры. Иногда они меняются местами. Как вы и я. Но и те и другие, ха-ха, мучаются вместе… Что я скажу о себе? Такую судьбу, как оказалось, подспудно хотели повторить еще тысячи, десятки тысяч, а может, сотни тысяч молодых бунтарей. Правильно. Похвально. Особенно когда в двадцать пять – ты импотент, а в двадцать семь – труп, захлебнувшийся в собственной блевотине. Что может быть уморительнее, правда?
И Маррисон вновь залился смехом. Смех так ему не шел, словно только сейчас, впервые, он и научился этим выражающим веселье нелепым звукам.
– Знаете что! Лишите человека разума и потребности поиска – и вы получите свой долбаный Новый Мир – красивую, блестящую фальшивку! Остальное, я полагаю, можно оставить…
Последняя капля ликера стекла в рот Маррисона, губы его скривились, и отброшенная бутылка вдребезги разбилась о ребро книжного стеллажа.
– Да что вы вытворяете, в конце концов?! – не выдержал Занудин, в чем мать родила выскакивая из постели.
На лице пьяного Маррисона выступила краска смущения. Он виновато развел руками и громко икнул.
– А где Музыкант? Я ведь, кажется, пошел искать Музыканта… – залепетал Маррисон.
– Так вы – товарищ Музыканта? Увы и ах, его тут нет! Если бы вы так не набрались, то давно бы уже заметили, что здесь только я со своими голыми, прошу прощения, мудями, мечтающий об одном: остаться наконец в одиночестве и заснуть! Спасибо за ваши бредни, которые я выслушиваю четверть часа кряду, но теперь с меня довольно, ступайте!
Занудин ловко ухватил длинноволосого гостя в подмышках и поволок к выходу из комнаты.
– Мистер Сосунок, щекотно же! – хихикал и кривлялся Маррисон.
– Почему я, к чертям собачьим, сосунок-то?!
Выбравшись в полумрак коридора, Занудин и Маррисон нос к носу столкнулись с Музыкантом. Тот оказался не намного трезвее своего заплутавшего друга.
Музыкант на секунду задержал взгляд на межбедерной поросли Занудина, затем перевел глаза на Маррисона.
– Ты где, Маррисон, лазаешь, в натуре?! Я тебя везде обыскался.
– Отстань.
Музыкант вновь скользнул взглядом по мужскому достоинству Занудина.
– А ты чего, Занудин, без «всего»?
– Как чего?! Потому что…
– Ладно, не мое дело!.. Пошли, Маррисон. Время. Тебе возвращаться пора.
Оба, шатаясь и поддерживая друг друга, удалились в комнату Музыканта.
Занудин был зол на себя, на Маррисона, на Музыканта. Прежде всего – на себя. Дурак. Даже не подумал запереться, как поступают другие!
Возвращаясь в свой номер, Занудин обратил внимание на новую табличку, повешенную на дверь:
СОСУНОК
– Ух, эти Панки! – скрежеща зубами, Занудин сорвал табличку и закрылся в комнате.
Подобрав осколки битого стекла с ковра, он вдумчиво покурил и снова устроился в постели. Но сон, проныра, к Занудину не шел. «Маррисон, Маррисон, Джин Маррисон… что-то же вертится в голове!..»
…Только неделю спустя, по наитию перебирая на полке автобиографические справочники, посвященные разнокалиберным знаменитостям, в руки Занудину попалась книга, где он встретил это имя и увидел фотографии, с которых взирало лицо ночного гостя. А ведь «носителя» лица, если Занудин еще не успел сойти с ума, он наблюдал в непосредственной близости, вживе…
ДЖЕЙНС ДАКЛАС МАРРИСОН,
УМЕР 2 ИЮЛЯ 1971 Г. В СЛАВНОМ ГОРОДЕ ПАРИЖЕ
ОТ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА, ОСЛОЖНЕННОГО УДУШЬЕМ
– 27 –
На следующий день Музыкант не появился ни к завтраку, ни к обеду, хотя Занудин подсознательно желал их встречи. По крайней мере полночи ему навязчиво снился вопрос, который бы он задал соседу, готовясь получить в ответ некое сногсшибательное пояснение. Но таинственный вопрос досадно забылся еще в момент пробуждения, а Музыкант из своей конуры носа так и не показал. Прогуливаясь туда-обратно по гостевому этажу, Занудину довелось наблюдать, как Даун входил в его (Музыканта) номер с йогуртами и пивом (в воздухе коридора тут же распространились кислые пары перегара). «Ну да, тяжелое утро после вчерашней попойки», – отметил про себя Занудин и проследовал дальше.
Пытаясь разобраться в причине своего бодрого и любознательного состояния, Занудин пришел к выводу, что больше чем хотелось бы взбудоражен происшествием этой ночи. О странном визитере Маррисоне Занудин решил расспросить у остальных обитателей придорожного заведения. Но те лишь пожимали плечами, переглядывались, таинственно улыбались. Жильцов, кроме уже известных, в «Ковчеге», по их словам, не было, а о ночных гостях никто слыхом не слыхал. Занудину оставалось довольствоваться тем, что с подобной чепухой хотя бы убил дообеденное время.
Вторую половину дня Занудин посвятил более тщательному знакомству с приютившим его домом. Пространственное мышление Занудина не могло не подсказывать о существовании других, больших и малых, помещений внутри «Ковчега», бывать в которых ему еще не доводилось. Но получить представление, что они собой представляют – не удалось. Все многочисленные двери, на какие он то здесь, то там натыкался, были заперты. Единственной, не лишенной иронии удачей оказался не имевший замка общий туалет в конце по коридору гостевого этажа. Дверь, чуть скрипнув, подалась. Взгляд заскользил по белоснежному изразцу, голубым умывальникам и писсуарам.
– Поразительно, – вымолвил Занудин, не желая расстраиваться из-за скромного результата своих поисков, – по нужде-то я как раз и хотел…
Потом Занудин коротал время на свежем воздухе. Изучал местность, в которой очутился. Тишина, бездорожье, редкий корявый лес – было в окружавшем пейзаже что-то вымершее и наполняющее душу тоской. Занудин копнул носком землю, поиграл осанкой, придавая ей то гордый, то пристыженный вид. Лопатки упруго, до мелкого зуда натягивали на спине кожу и, если подключить фантазию, казались обрубками отсеченных крыльев. Занудин неторопливо обошел «Ковчег» вокруг. Ничего странного, а тем более сверхъестественного (вспоминался день появления в «Ковчеге»), не обнаружил. С первыми каплями дождя Занудин вернулся в дом.
В холле он повстречал слоняющегося со стаканом в руке Поэта. Если Занудина все-таки стесняло его безделье, то Поэт в подобном же амплуа выглядел уверенно и органично – это вызывало легкую зависть.
– А-а, Занудин! Мое почтение, батенька. Откуда вы?
– Да так. Вздумалось прогуляться, взглянуть на фасад.
– Ясненько… Дождь вроде бы начался. Или мне померещилось?
– Грибной такой, знаете.
Оба томно помолчали.
– Скучновато вам? Никак не найдете себе места?
– Вовсе нет, – соврал Занудин.
Поэт покачал головой.
– Вот что. А заходите после ужина ко мне! Не побрезгуйте. Проведем уж как-нибудь досуг, скоротаем времечко…
* * *
Поначалу Занудин хотел проигнорировать это приглашение, но интерес пересиливал. Своими глазами взглянуть, как живет один из «ковчеговцев», казалось затеей весьма заманчивой, и Занудин решился на визит.
Вернувшись к себе после ужина, Занудин с полчаса отдыхал, затем выкурил перед зеркалом сигарету и вышел в коридор. Остановился возле двери с табличкой «Поэт». Шмыгнул носом и постучал.
– Это вы, Занудин? – послышалось изнутри. – Проходите, я не запирал.
Откашлявшись в кулак, Занудин вошел и огляделся. Признаться, он предполагал, что окажется в апартаментах похлестче, чем те, какие достались ему. Но комната, вопреки ожиданиям, выглядела скромно обставленной и к тому же порядочно захламленной. Повсюду была разбросана скомканная исписанная бумага, валялись потрепанные книги, пустые бутылки, ковролин был изгажен сигаретным пеплом и затерт до залысин.
– Не смотрите так. Я чертовски неаккуратен, что правда то правда, – отозвался Поэт. – Не аристократ…
Поэт сидел в дальней части комнаты за письменным столом и в довольно замысловатой позе. Самое интересное – заговорив, даже не повернул головы – ситуацию он, натурально, прочитал затылком. Что-то в его руках щелкало. В следующий момент до смущенного Занудина дошло ― эксцентричный хозяин всего этого бардака занимался подстрижкой ногтей. На ногах.
– Ну что – может, в шахматы? – уныло спросил Поэт, по-прежнему не оборачиваясь. Энтузиазм в интонации если и прослеживался, то самая ничтожная крупица.
Занудин пожал плечами и что-то промямлил.
– Впрочем, у меня и шахмат-то нет… это я чего-то так, не подумавши брякнул.
