Текст книги "Ковчег"
Автор книги: Игорь Удачин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Неожиданно Занудин подловил себя на мысли, что способен воспринять происходящее вполне милым и не лишенным своеобразного изящества. Сознание плавно и неуклонно адаптировалось. Порой даже выдавались минуты такой повышенной экзальтации, что Занудин, едва ли узнавая собственный голос, начинал с упоением бубнить туповато-слащавое «рай! рай!» и ощущал себя не меньше чем на седьмом небе от счастья. Он видел себя парящим. С большими белыми крыльями за гордой спиной. А рядом с ним в поднебесной синеве проплывали ангелы… Но показав блаженство, лукавый маятник с той же готовностью мог продемонстрировать и обратную, темную сторону своей силы. Занудин почувствовал, что куда-то проваливается…
Только-только в компании ангелов он покорял небесную высь – и вдруг ощущение полета приняло абсолютно иную, паскудную, изощренно-мерзостную форму. Что это?! – содрогнулся возмущенный и растоптанный в своих лучезарных переживаниях Занудин…
…С одной кучи экскрементов на другую, занудно жужжа, перелетала толстая неуклюжая муха… Правое крыло ее было повреждено и растрепано на оконечности в бахрому. Этот дефект каждый раз мешал удачной посадке. Муха была жадная – как ненасытно и порочно любое существо, обиженное судьбой и жизненным предназначением! Муха старалась не пропустить ни одной кучи из тех, что попадались ей на пути! Муха стремилась попробовать отовсюду! И постоянно подводило раздробленное крыло… Она плохо балансировала в полете и как только подлетала к очередной куче экскрементов и пыталась сесть, ее непременно заваливало набок, лапки мухи беспомощно подламывались и переплетались, звучал курьезный шлепок. Не повалявшись, не поешь…
А сколько же этих зловонных куч увидел выставленный с облаков Занудин – попросту не верилось глазам! А какое разнообразие колеров!.. Экскременты бурые, песочные, кофейные, палевые, каштановые, грязно-красные, изжелта-коричневые, зеленовато-бежевые, матово-черные с алебастровыми прожилками и даже розово-голубые!
– Как это все омерзительно, ужасно и неподобающе! – вскричал Занудин, не способный взять в толк, где он, зачем он здесь, при чем тут все эти гадкие испражнения и эта, черт побери, уродливая муха! Что за игры затеял с ним воспаленный разум?..
Крылатое насекомое еще раз взлетело в воздух и со смаком шлепнулось в очередную вязкую кучу.
– Омерзительно, говоришь? Неподобающе?!
Занудин оцепенел. Это муха – именно муха, а не кто-то еще! – одарив пронзительным взглядом, заговорила с Занудиным на человеческом языке.
Отвесив потяжелевшую челюсть, Занудин тоже глядел в ее странные, не отличающиеся доброжелательностью коричневые глаза, похожие на мозаичную композицию из тысячи проницательных линз. Помимо них, на макушке насекомого располагались еще три дополнительных глаза. Эти три – были намного меньше, смотрели прямо вверх и казались безразличными ко всему происходящему.
– Ты умеешь разговаривать?! – словно от толчка в грудь Занудин весь всколыхнулся и отпрянул назад.
– Ха! А ты меня за кого, собственно, держишь? Конечно умею! – скривила физиономию муха (такое суждение Занудин вынес по зашевелившимся гусарским усам и встопорщившемуся, как эрегированный фаллос, хоботку). – Но от темы не уходи! Омерзительно, по-твоему, да?
– Уж мало приятного, – смутился Занудин, не зная как ему себя вести. Да и вообще – не идиотизм ли, что он вступил в беседу с насекомым?..
– Конечно, идиотизм! – прочитав мысли Занудина, резко ответила муха. – Ты идиот, как и все остальные людишки. И чего бы ты ни делал – соответственно является идиотизмом… Ладно, черт с тобой! Катись, не мешай лучше! Во-он мне сколько еще дегустировать, между прочим… а ты тут шаландаешься точно гость на именинах!
Взор Занудина невольно заскользил по раздолью наваленных куч, простиравшемуся до туманной дымки горизонта во всех видимых направлениях. Зрелище било наповал своей необузданной вульгарностью и географическим размахом. Должно быть, самый растленный рассудок, и тот не догадался бы породить ничего подобного. Но в то же время Занудину пришло в голову, что за всем этим должен крыться некий тайный смысл, пусть и опошленный до такой дичайшей, не укладывающейся в уме крайности.
– Ты все еще тут? – проворчала муха, вздыхая.
– А куда мне… кругом одно и то же, – опустил глаза Занудин.
– Глаз-то не прячь, шельма! Раз так, гляди теперь на причину всего этого безобразия!
– Куда я должен глядеть?
– Туда гляди, бестолочь, – муха рваным крылом указала вверх.
– На небо?
– Для кого небо, а для кого и…
В этот момент к ногам Занудина с чудовищной силой плюхнулась порция экскрементов. Благо, они были крутые и брызг в Занудина не полетело. Подскочив на месте, Занудин удивленно уставился ввысь. Высоко-высоко, рассекая небосвод, летел клин…
– Ангелы, мать их, – подтвердила зародившуюся догадку Занудина муха и, набрав полный хобот слюны, желчно сплюнула.
– Неужели это все они?!
– Они, они. Кто ж еще, по-твоему?
– Поразительно…
– Ага, поразительно, – гнусавым смехом захрюкало насекомое. – Жалко, что тебя не поразили… Левее надо было целиться, вы там!.. Придурки…
Напрягая зрение, въедливо вглядываясь в ослепляющий яркой голубизной небосвод, Занудин то здесь, то там замечал и другие пролетающие клинья. И везде с неба падали маленькие черные точки.
– Так-то, – назидательно проворчала муха, – а ты говоришь.
Занудин вздохнул.
Шлеп! шлеп! – чуть в стороне упали еще две кучи.
– А я ведь тоже летал вместе с ними… совсем недавно, пока не оказался тут, – задумчиво произнес Занудин, лишь бы только не молчать. Иначе – пришло на ум Занудину – муха вновь начнет прогонять его.
– Думаешь, это признание прибавило у меня симпатии к твоей ублюдочной морде? Дурак же ты… – зло усмехнулась муха.
– А кто они, ангелы? Как ими становятся? – сделав подкупающе простодушные глаза, поинтересовался Занудин. Ссориться с мухой он по-прежнему не хотел и, если на чистоту, даже опасался.
– Кто-кто!.. – приготовилась вспылить муха и все же задумалась над ответом. – Да все эти… бывшие… писатели, музыканты, философы, реформаторы… умы творческие, кладези безумных идей! Тьфу, чтоб их!..
Шлеп! – плюхнулась куча за спиной раздраженного насекомого.
– Вот, вот, вот, – закивала головой муха. – Еще какая-нибудь «Возня и мор» или «Собор поруганной матери» свалилась на наши головы…
Занудин насторожился и томительно переваривал услышанное. Так ли он все понял?.. Да и стоит ли верить болтовне этого престранного создания?
– Не страннее тебя! – огрызнулась муха, вновь самым беспардонным образом телепатически вмешавшись в мысли Занудина. – А что до остального – понимай как хочешь!
Занудин набрал полную грудь воздуха, будто неожиданно решился на что-то такое, по поводу чего еще минуту назад его терзали сомнения. Лицо Занудина покрылось розовыми пятнами.
– Я просто не буду принимать тебя всерьез! Ты плод чьей-то больной фантазии…
– Не твоей ли, в таком случае? – перебила муха, ядовито осклабившись (так Занудин перевел на язык мимики смысл изогнувшегося в дугу хоботка насекомого).
– Если и моей… – подбородок Занудина предательски задрожал, но Занудин достаточно быстро совладал с собой, – то это ничего не меняет! Я не святой и не поручусь за безупречность своего рассудка! И все равно – фантазия есть фантазия. Я не верю ничему, что сейчас меня окружает, и уж подавно – ни одному твоему слову! Это какая-то злонамеренная инсинуация!
– Эй-ей-ей, полегче на поворотах! – предостерегла заметно обиженная муха, после чего долго и задумчиво чесала свое мохнатое брюшко. – Зачем бы я стала тебе врать, тупица?
– Чтобы поизгаляться надо мной, видя в каком я удрученном положении, – стиснув зубы, высказал версию Занудин. – Мне даже идти отсюда некуда, и я вынужден выслушивать твое подлое человекофобское вранье! А ты только и рада этому!
– Да что мне до тебя за дело?! – фыркнуло возмущенное насекомое. Казалось, муху подмывало добавить еще пару резких словечек с целью посильнее уязвить Занудина, но посыпавшиеся неподалеку испражнения определенно сбили ее с мысли.
Зажужжав, муха лениво перелетела на новую кучу. Однако Занудин заметил, что встреча с ним каким-то образом повлияла на насекомое. То ли натолкнула на нежеланные размышления, то ли всколыхнула ненавистные воспоминания. По крайней мере у мухи явно умерился, а то и вовсе пропал аппетит. Взгляд, способный рассматривать каждую пядь окружающего мира, помрачнел и сделался рассеянным. Хоботок бессмысленно тыкался в коричневатую жижу, но всасывающих движений не производил.
– Не молчи! – перешел в наступление Занудин. – Расскажи, куда я попал. Ведь все это сумасбродная фантазия, не так ли? Говори же!
Мушиный лоб прорезали философские складки. Насекомое вздохнуло.
– В чьих-то фантазиях живешь ты, кто-то живет в твоих. Жизнь – фантазия… фантазия – жизнь… вечная путаница… неразрешимая загадка… Чего ты от меня хочешь?
Пока Занудин собирался с мыслями, между ним и насекомым одна за другой упали три темно-пепельных кучи.
– Трилогия, – ехидно констатировала муха. – Много жижи – значит, еще больше бестолковой болтовни и измышлений. Черное – бесстыдная чернуха, откровенная порнография. Серое – бессовестный плагиат. Неужели мир что-то потерял бы, не появись эта галиматья на свет?! Все с лету понятно. Кому захочется это хавать?! – всеми пятью глазами муха уставилась на небо и погрозила конечностью. – Тебе бы, очередному умнику – взять трубку – один конец в задний проход, а другой в хлебало, тля бездарная!
– Все это бред какой-то, – не желая сдаваться, пробормотал Занудин. – Я еще раз тебя спрашиваю: куда я попал, что все происходящее значит? Кто ты сама, в конце концов?! Ты пытаешься убедить меня в том, что культурное наследие человечества – это фекалии, сыплющиеся с неба?! Какая несусветная чушь, грязная непотребная клевета! – Занудин схватился за голову.
– Только давай без драм, – спокойно ответила муха. – Похоже, единственный способ не наблюдать твоих дешевых истерик – это, и в самом деле, все объяснить. Хотя ты и говоришь, что ничему подобному не поверишь…
– Я сам решу! – чуть ли не простонал Занудин. – Выкладывай как есть, пока я с ума не сошел.
– Да ты и без того шизик какой-то, – еле слышно пробурчала муха и, откашлявшись, выдала следующее: – Мгм… это мир аллегории! Для мнимого спокойствия можешь считать, что он не существует… но тогда ты обязан будешь признать, что и сам не более чем выдумка, раз здесь оказался!.. В области низшего астрала таких миров бесчисленное множество. Но чтобы не разбрасываться, я расскажу только об этом… Твой примитивный разум при первой возможности слепил из меня образ врага человечества – только потому, что я не такая, как ты, и занята выполнением миссии тебе не понятной. Типично и постыло. Другие тоже заявляются сюда в поиске ответов, но слушают только себя и в глубине души боготворят мрак собственного незнания. Куда уж мне быть любезной с такими! Ты ведь тоже из их числа! Итак, я не внушаю тебе доверия… Но что бы ты ни думал – я не сатанинское отродье. Я не творю зла, как, впрочем, не делаю и добра. Я ограждена от совершения поступков кармического значения. Я тоже аллегория, как и все это! – Насекомое демонстративно огляделось вокруг, затем взор больших мушиных глаз недоуменно застыл на Занудине. – Знаешь, было бы лучше, если б ты не таращился на меня как последний идиот и хоть немного следил за рассказом и соображал. Мгм, ладно… я продолжаю, чтобы поскорее умыть лапы!.. Во все времена в разных уголках мира люди о чем-то мечтали, вынашивали планы, гонялись за идеями. Начиная с великих и гениальных деятелей культуры и заканчивая безызвестным дикарем – все о чем-то да помышляли. Эх, что там… любая жалкая тварь, появись только на свет, пытается трактовать заведомо непостижимый мир по-своему! Не так ли? Но вот ведь в чем дело: куда это все девается?.. Разве эфир – не губка? Разве хоть что-то в состоянии возникнуть и не оставить своего неизгладимого отпечатка на теле вселенского пространства? Конечно нет! Сверхчувствительная сущность бытия немыслима без порядка! Это совершенный архив, в котором хранится информация о любом, самом незначительном волнении наполняющего Вселенную эфира. Все, что происходило-происходит-произойдет, о чем лишь возникла мысль и еще только когда-нибудь возникнет – уже удел неизгладимой вечности! Черт возьми, сколько приходится тратить слов на объяснение очевидного!!
Захлебнувшись беспомощным раздражением, муха резко замолчала и будто бы собиралась с идеями, как упорядочить теперь вышесказанное, свести к одной краеугольной мысли – и стоит ли, наверняка думала она, вообще тратить для этого усилия.
– К чему же ты клонишь? – почесав затылок, нетерпеливо спросил Занудин.
– К тому! Вот взять тебя… Ведь ни бельмеса ни в чем не петришь, натуральный профан – а все туда же: глаза сразу выпучил, за культурное наследие человечества заступаться полез! Ответь-ка мне, ухарь ненаглядный, как ты можешь защищать то, о чем не имеешь и доли извинительного представления?! Откуда такие претензии?
– Во-первых, я не ухарь, – огрызнулся Занудин, приняв пунцовую окраску.
Однако муха, было видно, не желала доводить сейчас разговор до никчемных пререканий и, потирая лапы, безразлично смолчала.
– А во-вторых… – Занудин осекся. Конечно же, его так и подмывало привести некий сокрушительный довод – но увы!
– А во-вторых?.. – невыносимые глаза, застывшие напротив, с подчеркнутой снисходительностью скрыли чуть было не зародившуюся в них усмешку.
Занудин чувствовал, что задет за живое. Внутри все так и клокотало.
– Люди прошлого оставляли культурное наследие для своих потомков – для таких, как я, – а уж точно не для навозных мух!.. С чего это я не имею о нем представления?! Им пропитана моя человеческая кровь!! Я знаком с музыкой великих композиторов, видел множество великолепных картин, архитектурных памятников, шедевров киноискусства… Я прочел уйму книг, в конце концов!
И в этот момент муха все-таки не сдержалась и от души захохотала. Перестав смеяться, она поглубже вдохнула и затараторила какую-то неразборчивую скороговорку. Не больше чем через три минуты безостановочной тарабарщины вдруг резко смолкла и вопросительно уставилась на озадаченного Занудина. Вот тут-то до него и дошел бьющий наповал смысл произошедшего… За какие-то жалкие три минуты насекомое перебрало имена всех культурных деятелей, с творческим наследием которых Занудину удалось познакомиться на протяжении жизни. В списке оказались даже те, с плодами чьих творений Занудину хватило времени и возможности соприкоснуться лишь вскользь… Занудин вовсе не удивился, что муха обладала этой приватной информацией – но поразило совсем другое… Неужели такую ограниченную порцию знаний, воистину каплю в безбрежном океане, смог впитать в себя за целую прожитую жизнь разум Занудина?! А ему-то ведь казалось… ой-ой-ой… А сколько же не менее достойных имен так и осталось для него благозвучными темными лошадками, не говоря о тех, что полчищами забывались в веках из-за войн, коварства, предательств, неурядиц, обыкновенной и неискоренимой человеческой глупости и невежества!
– О да, о да, – одобрительно закивало головой насекомое, точно пытаясь помириться взглядом за вновь без спросу прочитанные мысли Занудина, – теперь ты начинаешь вникать… Что ж, наступил подходящий момент снять маску. Я уже сказала, если помнишь: я сама – живая аллегория. Это так. Я… воплощение человеческого сознания! Со всеми его изъянами, червоточинами, несовершенством. Все это нашло отражение в моем отталкивающем для постороннего восприятия облике. А судя по тому, как ты таращишься на меня с самого начала нашей встречи – так и попросту уродстве. Не так ли?
Вращая глазами, муха негромко захихикала. Занудин же пребывал во вполне объяснимом немом оцепенении от услышанного.
– Хорошенько вдумайся в мои слова. Понял, кто я?
– Да, – выдавил из себя осунувшийся Занудин.
– А на «муху навозную» обижаться я не стану. Мгм… это ведь тоже аллегория. Муха рождается, чтобы умереть через каких-то несколько дней. Конечно, если раньше не повстречается с полоской липкой бумаги или мухобойкой… Да и вся жизнь ее проходит в радиусе ста метров от того места, где родилась. Не густо. А теперь взгляни вокруг ― много ли сможет узнать она о том наследии, что копилось веками, тысячелетиями… саму вечность?! Земное время – только вспышка в бездне космической беспредельности. Беглый взгляд – и закономерное разочарование. Нет. Разумеется, мои дни протекают в несколько ином пространственно-временном русле… но я ведь, не забывай – аллегория. Так что можно сказать… только вчера я была бездумным опарышем, сегодня вдруг поняла, кто я и что могу – а не завтра, так послезавтра мне уже крышка! Ну и что мне делать со всем этим?! Для кого все это?! Меня, моих сил и жизни, хватит на какую-то крупицу. Но пройдя свой путь, не обнаружу ли я трагической ошибки в том, что потратила жизнь именно на эту крупицу, а не на другую?.. В чем смысл выбора и в чем смысл его неограниченности? И выбор ли это вовсе? Может, жестокая насмешка? Нужно ли познавать частицу, если нет возможности сложить ее с другими частицами воедино, чтобы получить представление о Целом? Вопросы… вопросы… вопросы… И все они касаются тебя! Разве еще не понял, умник, что навозная муха на самом деле – это ты?! И, как видишь, ты действительно не можешь защищать то, о чем не имеешь представления…
Занудин пребывал в гнетущем безмолвии, глаза его покраснели и распухли, в мыслях творилась чехарда.
– А ведь истина, открою тебе секрет, абсолютно простая штука, – доверительно продолжала муха после минутного раздумья. – Она не требует для себя особенного пространства, времени, условий. Она витает в воздухе, она заключена в каждом атоме любого из существующих и только еще готовящихся к рождению миров! И в том, что она стала такой недоступной, виноваты они… – муха резко вздернула крылья вверх, указывая на очередной пролетающий по небу клин.
Шлеп! шлеп! шлеп! шлеп! – точно в ответ на проявленное внимание посыпались на землю испражнения.
– Истина одна! Но вот сколько ее интерпретаций! Сколько мерзкой толчеи, переливания из пустого в порожнее! Сколько повторения и переделок, недомолвок и перехлестов, воспевания множества маленьких разрозненных правд во имя торжества одной великой Неправды!! У-уф… – насекомое тоскливо взглянуло на Занудина и, зажужжав, перелетело на новую кучу.
Куча – скорее, кучка – была совсем миниатюрной, нежно-песочного цвета с трагично-красными крапинами, и под насекомым ее почти не стало видно. Занудина посетило вдруг странное подозрение: муха давно присмотрела среди множества куч именно эту и, необычайно талантливо заговаривая зубы, добралась-таки до намеченной цели. Ей-ей, что-то будет.
– О чем думают люди?! Откуда эта твердолобая потребность все усложнять, учить других тому, во что сами не верят, преумножать глупость, в которой и без них во все времена не возникало недостатка?! – хоботок насекомого мелко задергался и принял такую вычурную форму, будто муха в этот момент горько усмехалась. – Я знаю, чем закончить твою вынужденную экскурсию…
После этих настораживающих слов ротовой орган мухи принялся за работу. Отвратительно хлюпая, с жадностью всасываемый сок до отказа наполнил ее зоб и кишечник. Насекомое смачно рыгнуло и, перехватив взгляд невольно поморщившегося Занудина, произнесло:
– Ну что смотришь, бестолковый? Это для тебя…
И вот тут-то дело приняло немыслимо скверный оборот… Занудин почувствовал, что задыхается и близок к потере сознания. Его брюхо раздавалось на глазах, а рот и горло были полны какой-то вязкой и приторной на вкус эссенции. Становилось не сложно догадаться – какой! На этот раз муха действительно полакомилась не для себя…
– Ммру-а-а-ыы!! – выкатив глаза, то ли замычал, то ли заревел несчастный Занудин.
Впав в безудержную истерику, он пальцами выскребал изо рта то, что не успел еще проглотить. Горячий пот градом катился по перепачканному телу Занудина, дрожащему и извивающемуся точно в предсмертных конвульсиях.
– Ну вот, как всегда… – пожимая плечами, пробубнила муха, с опаской поглядывая на мучения Занудина. – Шарахаемся от всего, чего не понимаем… Это ж – аллегория. Коньки, надеюсь, не откинешь, чудик?.. Не паникуй. Перетерпи. Я ведь сказала, я не творю зла.
Внезапно Занудин успокоился и замер. И даже весь как-то обмяк. Взмокший лоб крестиком прорезали две резкие черточки. Короткая вертикальная означала, по всей видимости, сильное удивление. Горизонтальная – наплыв волнующих размышлений.
Субстрат, которого наглотался Занудин, словно растерял свои мерзостные свойства и оневесомел. Словами такое не передать… Происходила неподвластная пониманию метаморфоза – реакция превращения физического в духовное. Наполнивший Занудина субстрат непостижимым образом перегонялся до состояния чистейшей информации, с обработкой которой мозг едва ли успевал справляться. Сомнения иссякли ― с самого начала их встречи муха все так и спланировала…
Теперь Занудин откуда-то знал, что Эльвира, этот дорогой и не понятый им при жизни человечек, вела свой секретный дневник. Воображаемые страницы, испещренные убористым девичьим почерком, зашелестели, зашептались, запорхали перед мысленным взором Занудина, словно их перебирала невидимая рука или дуновения ветра. Сколько здесь было трагических попыток разобраться в себе и отыскать свое место в мире! А сколько мыслей, тревог таилось за каждой строчкой, из ненаписанного, в форме полудогадок и полуощущений! Занудин чувствовал, как стремительно погружается в духовный мир погибшей сестры. Теперь он в мельчайших подробностях постигал, чем жила Эля, о чем мечтала и что терзало ее неокрепшее сознание. Он понял, в чем был виноват перед ней. С облегчением признал, что вина его не настолько велика, как казалось раньше. А самое главное: что по-своему Эля была все-таки счастлива, как счастливо любое существо, которому нашлось местечко под солнцем ― пусть ненадолго и пусть не самое светлое из возможных… Но ничто не умирает навсегда – все суть переходы!.. И у каждого своя дорога – как на Земле, так и на Небесах. Никто не вправе взваливать на себя ответственность за чужую жизнь, потому что и в своей чересчур много работы, которую нужно успеть выполнить!..
Это и многое другое Занудин узнал из удивительных хроник, запечатленных во вселенском эфире по следам жизненного пути своей сестры. Каждое существо, уходя, оставляет такую историю! И горечь, и радость необъяснимого облегчения при соприкосновении со Знанием наполнили душу Занудина. Он снова ожил и пребывал вне себя от противоречивости нахлынувших чувств. Впервые груз, который все последние годы тяготил его, заставлял в себе одном выискивать причину беды и страдать, упал с плеч горой и растворился! Это было чудесно, хотя и немножко грустно оттого, что у него отобрали крест, с которым он шел по жизни и к которому прикипел. Но радости было несравнимо больше…
Смерив преображенного Занудина взглядом всех пяти глаз, муха довольно крякнула и, не говоря ни слова, улетела…
– А-а! – вскрикнул Занудин и вновь обнаружил себя лежащим в комнате на кровати.
Необычное свечение исчезло. Пульсация – тоже. Все вокруг выглядело естественно и привычно. Однако шестое чувство подсказывало Занудину: самые трудные, самые будоражащие испытания еще впереди, и значит, нужно быть настороже.
Вж-ж, – жужжало что-то над головой Занудина, а иногда, спускаясь ниже, щекотало скулы и нос. Изогнув губы чашечкой, Занудин дунул себе на лицо и спугнул «источник жужжания», присевший на щеку. Вж-ж-ж-ж… Это была обыкновенная комнатная муха. «Уж не с нее ли, этой назойливой козявки, получили проекцию мои странные видения?» – выдвинул мысленное предположение Занудин, после чего попытался подняться с постели. Сначала он почувствовал колющую боль, волной пробежавшую от ступней до последнего шейного позвонка и плотно отпружинившую в мозг. Но вскоре в теле обнаружилась удивительная легкость. Позабыв обо всем на свете, Занудин парящими шагами принялся наматывать круги по комнате. Йо-хо-хо! Ребячий восторг овладел Занудиным. Хотелось петь и танцевать, хотелось больше никогда не думать о неприятностях и окружать себя в жизни только тем, к чему стремится душа.
Остановившись посреди комнаты, Занудин продолжал упиваться этими неожиданно накатившими сладостными размышлениями, пока очередные странные звуки не нарушили его восторженного состояния. Поморщившись, Занудин весь обратился в слух. Что на этот раз? Мягкие хлопки (точно кто-то встряхивал пыльные наволочки) и цоканье… где-то совсем рядом. Где? Занудин огляделся и довольно быстро обнаружил виновников беспокойства.
Два голубя, игриво размахивая крыльями, топтались на подоконнике и заглядывали с улицы в комнату. По ту сторону подоконник уходил в откос, и птицам было нелегко устроиться с удобством ― когтистые лапки скользили и царапали жесть, а трепещущие крылья не переставая колотили по воздуху, помогая удерживаться на одном месте.
«Вот так сюрприз, – мысленно улыбнулся Занудин. – Пернатые на огонек залетели… Разве это не мило?»
Занудин осторожно, чтобы не спугнуть птиц, приблизился к окну. Однако в следующее мгновение с ужасом отпрянул. Лицо его перекосилось и побелело как у покойника. Глаза не верили тому, что видят…
Птицы были с человеческими головами! Злые пронзительные взгляды, безгубые рты, огромные черные ноздри на вмятых уродливых носах…
– Боже мой, – пролепетал Занудин и неуклюже уселся на пол.
Человеко-птицы переглянулись.
– Чего это он? – спросил голубь, оперение которого было классически сизым.
Занудин нервно сглотнул. Опять! Сначала муха, а теперь эти голуби, похожие на мерзких гарпий… Померещиться не могло. Занудин действительно услышал человеческую речь, прозвучавшую громко и разборчиво, точно птицы находились не за закрытым окном, а сидели у него на закорках.
– Растерялся, – ухмыльнулся второй, светло-пепельного окраса.
– В штаны наложил, – секунду поразмыслив, поправил Сизый.
Пепельный со скрежетом заскользил вниз, но, помогая себе крыльями, удержался.
– Принял нас за обычных голубей, простофиля! – прогаркал он.
– Ха! Может, ему еще свежий масличный лист надо было в клюве принести – чтобы все как по Библии?!
– Фу, не напоминай мне об этой гнусной книжонке… – скривил и без того безобразную физиономию Пепельный. – Итак, что мы имеем? Похоже, кое-чего он на ус намотал и уже не кидается с места в карьер корчить из себя героя. А?
– Правильно делает, – прошипел Сизый и тоже заскользил вниз, неистово колотя хвостом и крыльями по густому ночному воздуху.
Занудин тяжело дышал и, упираясь руками в пол, продолжал хранить молчание. А что ему оставалось? Опять он в ловушке какого-то дикого сюрреализма, и откуда знать, во что это в очередной раз выльется. Уж лучше ничего, хорошенько не взвесив, не предпринимать, не поддаваться на провокации этих странных существ. Хотя с другой стороны… происходящее – не больше чем наваждение, вызванное психотропным воздействием вколотого Панками наркотика. Все это не-ре-аль-но и не может таить в себе серьезной угрозы! Хотелось бы думать…
– Погляди-ка, а не все так просто, – расхохотался Пепельный, обращаясь к Сизому. – Он таращится, принимая нас за очередной свой кошмар, в который можно поверить, а можно и нет. По желанию, ох-хо-хо! Он, видишь ли, решает, как ему поступить с нами! – Пепельный заскользил по подоконнику.
– Да-а, – протяжно ответил Сизый, раздувая ноздри, – довольно оскорбительно для нас, если он и впрямь так считает…
– Довольно оскорбительно?.. Это слабо сказано! Я вообще впервые сталкиваюсь с такой заносчивостью! Что этот человечишка о себе возомнил?!
– Может, он считает себя жутко глубоким метафизиком?
– Ах-ха-ха, – снова разразился хохотом Пепельный и злобно прищурился. – А знаешь… это все его проклятый советчик, с которым он встречается в снах! Маленький лежебока с большой головой! Вот кто пичкает его всей этой ересью! Вот кто его учит что делать, а чего не делать, открывает проходы туда, где этому слюнтяю не место!
У Занудина защемило сердце. Неужели кто-то может знать о существовании его ангела-хранителя?! И чем Мини-я, это чистое и безобидное порождение Занудинского мозга, мешает кому-то, будит такую ненависть? Однако Занудин понимал, что не задаст этих вопросов человеко-птицам. Нельзя говорить им ничего! Он не позволит причинить вред Занудину-маленькому…
А отвратительные создания тем временем продолжали язвить и запугивать Занудина.
– Слюнтяй думает, мы не доберемся до этого уродца из снов, которого он так боготворит! Потеха да и только! Ух-ху-ху! – сотрясался Пепельный.
– Как же меня раздражают эти глупые, непоследовательные в суждениях людишки, – поморщился в свою очередь Сизый. – Вот он, живой пример. Напряг все умственные силы, пытается отмахнуться от нас как от сумасбродной фантазии… но в ту же минуту поджилки трясутся за… Как он там его называет? Мини-я?
– Мини-я. Ангел-хранитель.
– Вот-вот, – осклабившись, продолжил Сизый. – Но если и мы, и его хранитель – нереальные фантазии… то по причине этой единородности разве нам не проще свести счеты в своем собственном иллюзорном мире?! И сможет ли кто-либо из живущих земной жизнью (да, умник, это я про тебя!) нам помешать?! Разве не такой напрашивается расклад?..
Пепельный одобрительно захрюкал, а у Занудина сперло дыхание и непроизвольно сжались кулаки.
– Нет! – подумав, объявил Сизый. – Это было бы слишком тривиально. Пускай все случится иначе – поинтересней, подраматичнее! Вот что мы сделаем. Мы обстряпаем дельце его же собственными каиновыми руками! Мы заста…
Человеко-птица не успела договорить. Не помнящий себя от пламенем вспыхнувшей ярости, Занудин вскочил на ноги и в одну секунду оказался у книжного шкафа. Схватив с полки самый увесистый том, который только попался под руку, Занудин что было сил запустил им в направлении окна. Стекло гулко задребезжало, но все-таки выдержало удар и осталось целым. Человеко-птицы – то ли напуганные, то ли в конце концов добившиеся чего хотели – одновременно соскользнули с подоконника в окутанную ночным мраком пустоту и больше не объявились.
Избавившись от ужасных птиц, Занудин вновь принялся блуждать по комнате, разбитый и полный недобрых предчувствий. О возвращении легкого восторженного состояния, которое нарушили незваные гости, можно было решительно забыть.
Даже выходки «аллегорической мухи» так чудовищно не подействовали на Занудина, как издевательства и угрозы этих дьявольских сущностей, нелепо принятых им поначалу за безобидных голубей, вестников мира… Впрочем, «аллегорической мухе» он был даже по-своему благодарен. Несмотря на показную резкость, ее нельзя было назвать ни подлой, ни жестокой. Благодаря ей Занудин получил возможность окунуться в мир погибшей сестры, облегчить душу и попрощаться с призраками горького прошлого. Как же он раньше не понимал, что ему и самому без чьей-либо подсказки следовало так поступить – предать отжившее забвению! Была бы только склонность к самоистязанию, а уж повод для чувства вины всегда отыщется. Может, и у человеко-птиц, этих странников низшего астрала, чей-то коварный замысел исполнявших, был подобный расчет?! Разве можно теперь оставаться спокойным за ангела-хранителя, о котором они все знают и затеяли против него что-то ужасное?..
