Текст книги "Ковчег"
Автор книги: Игорь Удачин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
…«Совсем даже не плачет, – оповестил и расплылся в улыбке ее полногубый рот, показавшийся Занудину огромным, – вот ведь…»
…«Такой страшненький…» – произносит другой женский голос где-то позади… смущенный и слабый…
…Занудин вдруг понимает, кому он принадлежит… это голос его матери…
…«Ваш первый?» – спрашивает «огромный рот»…
…«Да», – еле слышно звучит ответ…
…«Вы так говорите, будто должны быть еще!» – громче и по-наигранному капризно добавляет мать, точно спохватившись…
…Обе женщины разнотонально смеются…
* * *
…Занудин сидит на чьих-то коленях…
…Он болтает ногами и лепечет…
…Вокруг много зелени…
…Лохматый ком подскакивает из ниоткуда и с визгом тыкается в лицо…
…Лоб, нос, щеки Занудина становятся мокрыми…
…Страшно…
…Занудин кричит от ужаса…
…«Уберите Джека! Он боится собак!» – говорит кто-то…
…У Занудина истерика…
…Его спускают вниз и пытаются успокоить, но Занудин ревет все громче и громче…
* * *
…Занудин забился в угол манежа…
…Деревянная решетка до боли врезалась в спину, но он не решается шелохнуться…
…Комната пуста…
…Родители, верно, куда-то ушли, и в квартире долгое время не слышно голосов…
…Занудину не по себе…
…Комната пуста, и все же в комнате он НЕ ОДИН…
…По стенам, почти сливаясь с цветастым полотном обоев, скользят «живые тени»…
…Это БЕСТЕЛЕСНЫЕ СУЩНОСТИ, но Занудин их ВИДИТ…
…Иногда они отделяются от стены и бесцельно снуют по комнате…
…Они не выказывают ни желаний, ни эмоций… только хаотично движутся, ни в чем не встречая препятствия…
…Занудин ни капли не знает об их своеобразной жизни, об их мире…
…Они пугают Занудина – но это страх немого любопытства, страх соприкосновения с непознанным…
…Собака была страшнее… точно…
Пройдет не так уж много времени – и Занудин разучится видеть этих гостей из потустороннего мира. Он узнает о них как о нежити, элементариях, домовых. Но уделом им станут сказки, в которые «здравомыслящий» человек не верит. Только чистое и неразумное детское восприятие способно урвать частичку знания о других мирах. Сохранить, к сожалению, не умеет… Сознание Занудина станет рациональным, память – избирательной. Мир поневоле будет восприниматься таким, каким воспринимает его окружающее большинство людей.
* * *
…Занудин все время падает, но его вновь поднимают на ноги и заставляют идти…
…Все вокруг мигает и вертится… не ясно, куда смотреть…
…Занудину больше нравится ползать… а так ему неудобно…
…Он знает, что если начнет кричать – от него отстанут…
…Занудин не любит шум, и его считают спокойным ребенком…
…Но чтобы его поняли, он должен кричать…
…Как все странно…
…Занудин снова падает и ревет…
…Так и есть…
…Отвязались…
* * *
…Занудин среди других детей…
…Все во что-то играют, но ему с ними не интересно…
…Какой-то мальчик бьет его сзади по голове игрушечным грузовиком…
…Занудин боится обернуться к обидчику…
…А может быть, он хочет показать, что ему не больно, и драчун отстанет сам…
…Но ему больно!..
…А «злой» не уходит…
…Занудин закрывает лицо ладошками и плачет…
…Потом он слышит, как кричат и ссорятся взрослые…
…В шквале разгоряченных возгласов он различает и голос своей матери…
…Кто-то тянет его за локоть…
…Хочется провалиться сквозь землю… хочется рыдать все сильнее и сильнее…
…Ему кажется, он ненавидит всех других детей и их дураков-родителей…
* * *
…Сейчас он за столом…
…Рисует…
…Ему нравится комментировать то, что получается на бумаге…
…Но его должны слушать…
…Обязательно…
…В этом все дело…
…Занудин чувствует обиду: отцу не интересно…
…Тогда Занудин рисует мертвого человека без головы и говорит, что это отец убил его…
…Отец сильно злится и отнимает у Занудина карандаш…
* * *
…Ванная наполнена водой…
…Занудин весело смеется…
…Дурачась, он тужится и выпускает из-под себя пузырьки…
…Всплывая на поверхность, они лопаются, и Занудину нравится нюхать воду в том месте…
…С каждой минутой ему все смешнее, и смех никак не остановить…
…Мать поворачивается и со строгим видом делает замечание…
…У нее на плече висит оранжевое полотенце с белым утенком…
* * *
…В доме какой-то праздник и много гостей…
…Занудин влетает на балкон и встает как вкопанный…
…Он запыхался… он уже не помнит, зачем бежал…
…Тут одни взрослые…
…Стесняется…
…Взрослые курят и без умолку о чем-то говорят…
…«А ты чего здесь, бандит?..» – смеется отец и поднимает Занудина на руки…
…У отца раскрасневшееся лицо…
…Он кажется немного неловким, и от рук пахнет табаком…
…«Ну что, полетели? – заигрывает с Занудиным отец. – Вж-ж-ж-ж-ж…»
…Занудин теперь ― «самолет»…
…На руках отца он облетает по очереди всех взрослых, столпившихся на балконе…
…Мужчины и женщины хитро подмигивают ему… некоторые пытаются ущипнуть, пощекотать за пятку или просто погладить по волосам…
…«Вж-ж-ж-ж-ж!» – еще громче завывает отец под смешки окружающих…
…Его сильные руки далеко вытягиваются по ту сторону перил…
…Занудин повисает над пропастью…
…От страха, защемившего душу, он не может узнать своего двора…
…С такой высоты он не видел его ни разу…
…Перед глазами проплывает зеленеющее марево деревьев… люди внизу похожи на игрушечных солдатиков, и кажется, способны поместиться на ладони…
…Ветер развевает его курчавые волосы…
…Первые секунды ошеломления проходят, но это не значит, что ему не страшно… страшно, и еще как!..
…«А что если отец не удержит и выронит его?..»
…«Что если он не такой сильный и уверенный, каким был всегда?..»
…Вид двора с высоты птичьего полета завораживает и полон угрозы одновременно…
…В картине двора будто заключена идея целого Мира, пестрого, живого, необъятного, сулящего уйму сюрпризов завтра… Но все это может исчезнуть в самый короткий миг и навсегда…
…У Занудина истерика…
…Из глаз брызжут жгучие слезы…
…Он кричит и брыкается…
…А вот вновь чувствует под ногами твердый пол… компания взрослых затаилась в молчании… и только мать, переходя на истошный крик, ругается с заикающимся отцом…
* * *
…У Занудина появляется подружка!..
…Вот уже несколько дней подряд ее приводят в гости другие взрослые…
…Наверное, они дружат с родителями Занудина, и это ― их дочь…
…Она совсем маленькая, но удивительно смышленая и разговаривает без запинок… лучше его…
…У нее длинные белокурые волосы и нос пипочкой…
…Она всегда в желтом платьице и с красным бантом…
…Сначала Занудин стеснялся, плакал и даже прятал от нее игрушки – но теперь нет…
…Ему по душе эта девочка… очень…
…Она похожа на ангела…
…Им интересно играть вместе…
…Им нравится подходить к пьющим чай взрослым и говорить, что они ― жених и невеста…
…А потом они долго смеются…
…Взрослые смеются тоже…
* * *
…Девочку перестали приводить…
…Занудин злится на родителей, а они выглядят озабоченными…
…Они ему ничего не объясняют…
Только годы спустя Занудин узнает, что девочка стала жертвой убийцы-психопата. Память Занудина не сохранит к тому времени ни имени, ни ее лица, ― но плакать по украденному чуду детства он будет навзрыд…
* * *
…Занудин приручил голубя…
…Голубь прилетает к нему на балкон каждый день, и его легко отличить от других пернатых ― на правой лапке не хватает пальца…
…Сначала голубь не подпускал к себе Занудина, и тому приходилось прятаться за занавесками – но потом все изменилось… голубь стал привыкать и теперь больше не боится…
…У Занудина всегда под рукой хлебные крошки и другие лакомства: семечки, орехи, моченые в молоке сухари…
…Он сильно подружился с птицей и находит в их незапланированных встречах какую-то удивительную, ранее не знакомую отдушину… он обрел в жизни существо, которое зависит от него… благодарно ему… и все же остается свободным…
…Попросить родителей купить рыбок или черепашку – совсем другое…
…А родители… ничегошеньки они не понимают, хоть и взрослые…
…Они сказали, что балкон стал грязным и это им не по нраву…
…«Раз смог приручить – сможешь сделать так, чтобы птица больше не прилетала…»
…Что-то надломилось внутри Занудина…
…Он сам не свой, но ему не хочется спорить… потому что это бесполезно…
…Он берет водяной пистолет и ждет голубя…
…И голубь появляется, как появлялся всегда…
…И Занудин брызжет в птицу водой, а птица не догадывается, что же такое случилось, и упрямо пытается залететь на знакомый балкон…
…Странная дуэль, и длится она с перерывами больше часа…
…Птица отлетает к дальним деревьям, чтобы восстановить силы, а потом вновь возвращается бороться…
…Но все ее усилия тщетны…
…В этот день Занудин видит голубя в последний раз…
…Везде, где потом встречались Занудину голуби, он высматривал птицу с покалеченной лапой…
…Увы…
А спустя время он, конечно, позабыл об этой истории…
* * *
…Мать ведет его по улице…
…Держит за руку…
…У Занудина ноет плечо, он все время отвлекается, глядит по сторонам…
…Мать явно торопится…
…Лицо ее хмуро и сосредоточено…
…Время от времени она больно дергает Занудина, чтобы тот не отставал…
…Вокруг кипит жизнь… уличные кошки пугают кормящихся на асфальте воробьев… тарахтят машины… кто-то кричит… дети гоняются друг за другом с гнутыми пластмассовыми саблями…
…«Мам», – бубнит Занудин…
…«Что?..»
…«Я хочу сестренку…»
…«Ты разве не понимаешь, что мы опаздываем?.. Все делаешь для того, чтобы вывести меня из себя!..»
…Мать вспылила и отвернулась…
…«Мам… я устал идти», – Занудин начинает хныкать…
…«Вот видишь! Я с тобой одним управиться не могу, сплошное наказание. А ты хочешь еще сестру…»
…«Мам, я буду послушным… правда…»
…«Пойдем быстрее…»
…Они поднимаются по ступенькам к подъезду какого-то желтого многоэтажного здания…
* * *
…За окном весна…
…Все цветет…
…Все живет и радуется жизни…
…В комнату проникают запахи свежей травы и веселый стрекот насекомых…
…Занудин лежит на кровати… не двигается…
…Смотрит в потолок…
…Глаза его мокрые и блестят…
…Сегодня он впервые задумался о смерти по-настоящему…
…«Кто так все устроил… что нужно УМИРАТЬ?..»
…«Как это… если МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ?!»
…«Сейчас я могу дышать, думать, могу пошевелить рукой, подвигать ногой, поморгать, вскрикнуть, чему-нибудь порадоваться… а потом?.. Я даже не буду знать, что меня уже нет на свете!..»
…«Ведь я – это Я… Разве это СПРАВЕДЛИВО?..»
…Занудин закрывает лицо руками…
* * *
…У матери все время рос живот, а потом ее увезли на большом белом автобусе…
…Сегодня она вернулась вместе с отцом…
…Оба улыбаются, но кажутся уставшими…
…На руках отца колышется и пронзительно пищит маленький розовый сверток…
…«Ну вот тебе и сестренка… Ты рад?..»
…Конечно Занудин рад…
…Он знает, что рад…
…Но сейчас с ним творится что-то неладное…
…Он поворачивается и убегает к себе в комнату…
…Запирается на щеколду…
…Глаза щиплет от слез…
…Занудин ненавидит себя за эти слезы…
…Теперь он Старший Брат и не должен плакать больше никогда…
…«Понял?..»
…«Ни-ко-гда…»
…«Теперь все изменится…»
…«Все будет по-другому…»
…«Все!..»
* * *
Чем дальше, тем ярче и ошеломительнее посещали Занудина видения, и в итоге он усвоил одну важную вещь, которая совершенно не пугала своей избитостью, потому что добраться до ее понимания Занудину посчастливилось как будто «с изнанки», через самую суть.
Жизнь – это школа. Школа, которую можно закончить с отличием и быть награжденным, а можно прогулять, проиграть, продремать «на задней парте», остаться в дураках. По результатам прожитой жизни Ты Сам либо оставишь себя на повторный срок, либо переведешь на ступень выше.
Определенно что-то вышло наперекосяк в прежней жизни, и теперь Занудин расплачивался… Он подметил много ошибок, которые допустил в детстве, юности и в последующие годы, но все они были настолько безобидны и присущи любому человеку, что на душе остался странный осадок… Занудин был растерян. Теперь он откуда-то знал, что любая беда, любая неудача ― не приходят в твою жизнь с бухты-барахты. Что корень любого зла можно проследить по эфирным отметинам своих же собственных поступков в нынешнем либо давно минувших существованиях! Из рук в руки следует переходящий вымпел страдания – и ты не спрячешься, не отвернешься, не сделаешь вид, что он не имеет к тебе отношения, ты обязан его принять!
«Но в этой жизни я не совершил ничего такого, чтобы заслужить Несчастье… – продолжал изводить себя Занудин. – Я был не очень радостным, не слишком одаренным и мнительным ребенком. Таким же «ребенком», несмотря на пропорхнувшие годы, я остался поныне… Но разве это умышленно и наказуемо?!»
Занудин перевернулся с боку на бок. По щекам тек липкий пот, похожий на слезы.
«В этой жизни я не сделал ничего такого… – по второму кругу загромыхали горемычные мысли в воспаленном мозгу. И вдруг Занудин осекся, сузил зрачки, даже побледнел. – В этой жизни – нет. А в прошлой?.. В прошлой!!»
!!Вспышка!!
…Институт высших исследований…
…Парк… платаны… живая изгородь…
…Дом… кабинет… исписанные листы…
…Формулы…
…Формулы?!!
!!Вспышка!!
…Ему привиделось, будто отложив в сторону измятую охапку черновиков, испещренных столбцами цифр, он смотрит на себя в зеркало, и его привычные арийские черты превращаются в семитские. В зеркальном отражении – до боли знакомое лицо немолодого человека, почти старика. «Этот старик – Я?!!» Копна молочно-седых волос, пышные усы, втянутый подбородок, громоздкий нос и лукавые лучи-морщинки вокруг усталых, но пронзительных глаз…
!!Вспышка!!
…Столб огненного света, от которого нельзя оторвать взгляда… Восторг и ужас… Клубящиеся разливы астрального сияния… Гнетущее осознание неисправимости содеянного… Образы, рождающие сами себя… удивительные, пугающие, нереальные… и… ТРЕЩИНА!.. которая заживет теперь собственной жизнью… которая не имела права быть рожденной человеческою рукой… и которую отныне не залатать!..
Необычно и в высшей степени неловко было отождествлять собственную личность с мятежным ученым, революционером от науки, чью судьбу, величие и крах никто и никогда повторить не сподобится. Но самое обидное – если Занудин и был этим ученым в прошлой жизни, то все равно он никак не мог взять в толк, что же за открытие ему удалось сделать и какое отношение ко всему этому имеет таинственная «ТРЕЩИНА»…
Такие видения Занудин окрестил астральными откровениями. Они не могли обманывать! Но наравне с ними – подобно тому, как к потоку чистой раскаленной лавы примешивается закипающая грязь, – Занудин сталкивался с чем-то, что в противоположность астрооткровениям можно было бы назвать мусором подсознания.
…Боже мой… неужели это правда… разве это может быть правдой… не тронулся ли я умом… что за… не нахожусь ли я давным-давно в учреждении для душевнобольных… год от года меня навещали хмурые родственники… а потом перестали… им это осточертело… конечно… я живу в своем придуманном мире… да… придуманном… он не может быть реальным… это абсурдно… ха-ха… абсурдно… умалишенный рассуждает о том, что абсурдно, а что нет… ха-ха… еще раз ха-ха… да… я никого не воспринимаю… мне никто не нужен… со стороны я выгляжу растением… как это, наверное, омерзительно… я один… с пустым взглядом… смотрю в одну и ту же дурацкую точку… рот, наверное, открыт… язык свисает плетью… слюна тянется до пола… клейкая такая… противная… бр-р… мозг вырабатывает бесполезную хаотичную информацию… которая сходит с ума от себя самой… от своего абсурда… ха-ха… опять абсурд… опять это смешное слово… абсурд… гениально… может быть, мое имя ― Абсурд… может быть, я живу в городе абсурда… стране абсурда… может быть, «абсурд» это шифр от какого-то тайника… в котором лежит… в котором лежит абсурд… ха-ха… удивительно забавно… сестра… можно укольчик… я вас не вижу и ничего про вас не знаю… но вы, конечно, рядом… конечно, поблизости… смотрите сейчас на меня, и вас выворачивает наизнанку от моего видочка… вы бы послали к дьяволу эту работенку… но тут прилично платят… на жизнь хватает… на нормальную жизнь… не такую, как у меня… это точно… как вы меня называете с доктором… в шутку… кактусом… истуканом… или шимпанзе… не знаю… как смешнее… как вам больше нравится… зовите как хотите… я не слышу ничего… и не вижу… я вообще ничего про вас не знаю… и про себя не знаю… представляете… да наплевать мне на вас… и на всех остальных… и вы в меня плюньте… если вас это позабавит… пожалуйста… плюйте… не стесняйтесь… мне все равно… меня от этого не убудет… у меня ведь свой мир… и я живу только в нем… да… ну и хорошо… какой есть… другого не надо… ха-ха… постой… ха-ха… постой-постой… и делать я могу в нем, что захочу… вот так… захочу, и нету вас… вообще… как и не было… а я никакой не сумасшедший… дурачусь я… понятно… болею… да… представьте… приболел… а вы, можно подумать, никогда не болели… ой-ой… ну все… нету вас… хватит… я не сумасшедший… я… быть может… знаю теперь больше, чем знают остальные… да… именно… в этом дело… вот и хандрю… слишком особенное знание… нечеловеческое… слаб я… как слабы люди… а груз велик… и несчастен потому… по вине своей исключительности… невыносимо… знали бы вы… как это… не… вы… но… си… мо… ах, о чем это я… конечно… вас нет, никогда не было и быть не может… а я существую… я живой… и в здравом уме… и судьба мира решается на моих глазах… На-Мо-Их!..
Балансируя на грани безумия, Занудин вдруг возвращался к ясности мысли настолько непререкаемой, что сам же этому поражался. Путешествие по Анфиладе ни с какими натяжками нельзя было назвать веселым приключением. Опасностей для уязвимого человеческого сознания на таких «астральных променадах» – пруд пруди! Но вопреки всему багаж свеженакопленных впечатлений будто помог вновь обрести утраченную волю к жизни. Болезнь Занудина неуклонно отступала. Кошмары и приступы помешательства порой все так же тревожили ночами, но теперь Занудин не испытывал прежнего страха. Он был холоден и спокоен. Он знал, что непременно поднимется на ноги и последнее слово останется за ним.
Теперь уже нельзя было не признать ― в «Ковчеге» он никакой не гость, а самый настоящий пленник. «Ковчеговские» обитатели со знанием дела манипулировали податливым Занудиным, втирали очки и гнусно потешались. Каждый раз, когда Занудин пребывал в полушаге от принятия того или иного ответственного решения, обязательно что-то происходило. Занудин получал травму, заболевал, увлекался разгадкой нелепых происшествий, пускался в тривиальный разгул, и прочее и прочее… Случайности облекались в оболочку закономерности. Важное ускользало под прикрытием нескончаемой череды отвлекающих фальсификаций.
К гадалке не ходи – нынешняя хворь навалилась тоже неспроста. Слишком сильно высунулся! Продемонстрировал угрозу планам компиляторов и личное к ним презрение! Занудину незамедлительно показали его место… Он нужен «Ковчегу». Без сомнения. Но нужен не как вольнодумец, а как единомышленник и покорный служитель. А если «Ковчегу» что-то нужно – вероятно, «Ковчег» привык это получать.
Занудина лихорадило при мысли о том, в какую ловушку он умудрился угодить. Оплакивая безвременно ушедшего ангела-хранителя, Занудин клеймил на чем свет стоит всех и вся и в первую очередь проклинал себя за свою неисправимую глупость. Отчего не прислушался вовремя к тем советам, которые еще могли повернуть цепь событий вспять?! Когда-то Занудин был чудаковатым простаком, мечтательным, самоедливым, нелепо обиженным на жизнь олухом – и все-таки, как ни крути, он был свободным. Теперь вот, поди ж ты, набрался ума и даже научился любить мир таким, какой он есть. Да только мир-то теперь в далеком далеке! А сам Занудин – в бесовской западне… в трясине…
Но сдаваться нельзя! Он должен использовать шанс – возможно, последний – и порвать наконец с «Ковчегом»! Намерение Занудина поскорее поправиться и распорядиться своей жизнью по-своему, не позволить облапошить себя и не поддаваться впредь ни на какие колдовские уловки, угрозы и увещевания, крепло с каждой минутой.
– 2 –
В это непогожее и не сулящее сюрпризов утро Занудин тем не менее проснулся полным сил и в предчувствии долгожданных перемен.
Теперь он был доволен тем обстоятельством, что его никто не беспокоил. В течение дня Занудин не торопясь собрал свои вещи. А когда не был занят сборами, то подолгу простаивал у окна, вглядываясь в застывшую и до мелочей знакомую панораму за стеклом. Как приятно осознавать, что это в последний раз, что через считанные часы он и сам окажется по ту сторону и перевернет новую страницу своей личной истории! В шкафу было припасено немного коньяка, и Занудин размеренно и с удовольствием выпил его, придаваясь воспоминаниям «до-ковчеговской» жизни. Обо всей той чертовщине, что творилась с ним здесь, в придорожном заведении, думать не хотелось. Занудин попытался сосредоточить свои мысли на предстоящем возвращении домой – и в каких только красках оно ему не рисовалось! Чаще прочего возникали образы грустного и милого романного средневековья… Запыленные латы блестят на солнце… из уголка глаза просачивается скупая рыцарская слеза… Примет ли родная вотчина блудного сына?.. Простит ли?.. Подарит ли вожделенное душевное спокойствие хотя бы теперь, после всего пережитого…
Ближе к вечеру Занудин обратил внимание на довольно подозрительное оживление в безмолвствовавшем столько дней подряд «Ковчеге». Топот ног, окрики, стук падающих предметов – все это делало придорожное заведение похожим на муравейник, растравленный рогатиной мальчишки. Хотя Занудин и не считал правильным продолжать проявлять былой интерес к событиями здешней жизни, но все же на одну-единственную минуту любопытство взяло верх. Да и чем черт не шутит ― вдруг это имеет какое-то отношение к нему?
За дверью, как «на заказ», были слышны голоса двух разговаривающих. Занудин не смог удержаться и припал ухом к замочной скважине.
«Старик рвет и мечет. Никогда еще таким его не видел…»
«Да уж. Непонятно только, чего на нас-то злость срывать? Мы не всесильны…»
«Носится со своим списком как угорелый…»
«С кем можем ― с теми и контактируем…»
«Попробуй, втолкуй ему…»
«А все ― эти развоплощения строптивые!..»
«Я их уже на дух не переношу…»
«Две недели назад отказался Пефогор… Неделю спустя – Калеустро… Позавчера ― Николя Тезла…»
«А сегодня – Нистрадамос с госпожой Блевадской на пару…»
«Старика это добило…»
«Ох, не говори…»
«Мурашки по коже…»
«Что же дальше будет с такими раскладами?..»
«Думать не хочется…»
«Последней капли не хватает для полного краха…»
«О чем ты? Ах да…»
«Мы-то переживем – но старик нас потом заживо съест…»
«Что-то будет, это точно…»
«Циклон новый приближается, кстати говоря…»
«В самом деле?.. Дела-а…»
(Напряженное молчание, звук удаляющихся шагов)…
Голоса были негромкими и с хрипотцой. Скорее всего, они принадлежали Виртуалу и Музыканту – хотя с полной уверенностью не скажешь.
Занудин отошел от двери. С минуту поблуждал в задумчивости по комнате и, не раздеваясь, лег в кровать. До наступления ночи ему определенно следовало выспаться…
* * *
Ночь была ужасна.
Грязно-серые облака спускались так низко, что цеплялись за макушки деревьев, а кое-где даже стлались над самой травой. Слышались отдаленные раскаты грома. Из-за туч выглядывала полная луна, и ядовитый блеск, исходящий от нее, поджигал все вокруг серебряным огнем. Ветер завывал голосами тысячи проклятых душ. Если ослабевал, то начинало мерещиться, будто в лесу скулит беснующееся животное, перегрызающее собственную лапу, угодившую в капкан. Очередной порыв распахнул створы Занудинских окон настежь, и стекла плаксиво задребезжали. Но Занудина в комнате уже не было…
…Паркет под ногами предательски скрипел, а сердце в груди казалось заведенным часовым механизмом вот-вот готовой сдетонировать бомбы. Глаза ныли от навалившейся темноты. Тяжелые чемоданы колотились об ноги и затрудняли движение.
Преодолев коридор, Занудин долго спускался по лестнице, ведущей в холл. Опасаясь поскользнуться и упасть, выверял каждый шаг. Горячий пот заливал лицо и спину. Зубы скрипели, точно в рот набилось песка.
Сойдя с последней ступени, Занудин облегченно вздохнул и сквозь непроглядную тьму двинулся дальше ― в том направлении, где должна была находиться дверь. Еще немного, и самое трудное окажется позади.
«Ну так что ж, – подумал про себя Занудин, – стало быть, прощай, «Ковчег»! Надеюсь, смогу забыть тебя как дурной сон, продлившийся дольше остальных… Погодка вот только подкачала, сущее невезение…»
…И вдруг по всему дому зажегся свет!
Занудин выронил из рук чемоданы и насилу поверил собственным глазам. За столом сидели все до единого аркиты «Ковчега» во главе со своим бессменным кормчим, стариком Ноем. Лица компиляторов были утомлены и выточены, точно ночь напролет они дожидались этой неминуемой встречи – и вот-таки дождались. Видимо, знали наперед, что не напрасно отказываются от самых сладких часов сна. Словно пауки затаились в темноте ― недвижимые, бездыханные, ― потворствуя неискоренимой тяге к театрализованным эффектам!.. Хотели произвести впечатление? Признаться, им это удалось…
С минуту в холле царило гробовое молчание. Но это, как догадывался Занудин, было только затишьем перед бурей.
– Куда-то собрались, молодой человек? – строго спросил дядюшка Ной. – Скверное время для прогулок. Хороший хозяин даже собаку в такую ночь…
– Я уезжаю, – с сухостью в голосе перебил старика Занудин, пытаясь между тем не показать растущего волнения.
– Не торопитесь. Присядьте-ка…
– Я постою. Говорите, что хотели – только, если можно, покороче.
Старик свел брови и вздохнул.
– Должен признаться, не понимаю, чем я и остальные мои жильцы заслужили такое пренебрежение с вашей стороны, такую враждебность по отношению к себе. Неужели вы в чем-то нуждались здесь или от вас многого требовали? Вот она, человеческая неблагодарность… Впрочем – бью себя по губам и не собираюсь вас ни в чем упрекать. Моя оплошность, извините. Но согласитесь ― по меньшей мере неумно покидать нас вот так, не объяснившись. Уверяю, Зануда, я проанализировал все упущения и все огрехи в наших с вами взаимоотношениях, оценил всю пагубность неискренности, существовавшей между нами, и теперь, – дядюшка Ной многозначительно обвел взглядом безмолвных компиляторов, – мы все здесь, перед вами, чтобы все вам рассказать, открыться…
– Однако заставил же я вас понервничать своим уходом, – заметил Занудин, вымученно улыбнувшись краешками губ. – Но уж и вы простите меня. Какие бы сказки вы мне сейчас не поведали, я уверен в одном ― вам от меня что-то нужно. Но что бы это ни было, знайте ― я унесу это с собой!
Дядюшка Ной вспыхнул.
– Ты до сих пор не догадался, что нам от тебя нужно?.. Ну так я расскажу тебе – ЧТО. Только не ерепенься – ты ведь хочешь это узнать!
Занудин не издал ни звука. Дело принимало скверный оборот, но он действительно чувствовал себя обязанным услышать теперь все, что ему скажут.
– По-прежнему не присядешь?
– Нет.
Старик потер руки, грозным взором окинул присутствующих и без предисловий начал свой рассказ.
РАССКАЗ СТАРИКА НОЯ
Он родился 14 марта 1879-го года у подножия Швабских Альп, в старинном городе Ульм, еще хранившем в ту пору магические черты средневековья. Узкие, кривые улочки, дома с островерхими фронтонами. Огромный, господствующий над городом готический собор. Двенадцать фортов и башен, расположившихся вокруг. Дунай, равнины и холмы. Далеко видны хребты Тироля и Швейцарии, поля Баварии и Вюртемберга… Славные места.
Кто мог знать, что этот еврейский мальчик, до семи лет предпочитавший молчать, чуравшийся сверстников, вселявший родным небеспочвенные опасения, что он попросту умственно отсталый – спустя годы, благодаря колоссальной интуиции и развившемуся интеллекту, станет ученым, подкупившим одну из самых умопомрачительных тайн мироздания, соизволившую ему, первому и единственному представителю рода человеческого, открыться?! Никто этого знать не мог. Даже младшая сестра Майна превосходила молчаливого и замкнутого брата в сообразительности. Уж ей-то не доставались такие обидные эпитеты, как «туповатый» и «заторможенный». Разумеется, мальчик страдал. Но жизнь шла своим чередом. Со временем он развил в себе наблюдательность и смекалку, начал обзаводиться интересами. Увлекался религией, но недолго. Полюбил музыку и освоил игру на скрипке. А вскоре, к всеобщему удивлению, его привлекла наука. Поистине судьбоносный выбор…
И вот ведь забавно. Нормальный взрослый человек вообще не склонен задумываться над проблемами бытия, вопросами пространства-времени, что так пленили разум швабского отрока. По его (взрослого человека) понятиям, он уже думал обо всем этом когда-то в детстве. «Всерьез забивать себе голову свойствами временного континуума?! Перманентным развитием материи во вселенной?! Торсионными полями?! – округлят глаза девяносто девять, а то и сто человек из ста, поинтересуйся у них о чем-либо подобном. – В эти бирюльки мы, уж извините, не играем, других забот полон рот…» Однако наш герой интеллектуально развивался так медленно, что «пространство-время» по-прежнему занимало его мысли и в 16, и в 25, и в 76 лет, до каких посчастливилось ему дожить. Мощь гения, чуть ли не обязанная инфантильности, ей-богу!
Еще при жизни он стал знаменит, но мало кто догадывался, как снисходительно относился ученый к своим ранним, пусть и громким, открытиям. Неуклонная вера в простоту и понятность мироздания не позволяла останавливаться, ни на минуту глушить механизм мозга и отступать перед объектом своего главного поиска, суть которого он так никогда обнародовать и не решился.
Слава. Слава того редкого порядка, когда в погоне за ней ты чаще играешь роль дичи, нежели охотника. Путешествия. Яркие, длительные, многократные. Однако ни на секунду, колеся по миру, не прерывал он своей напряженной интеллектуальной деятельности. Все как прежде. Научные проблемы, требующие решения – которые на всю последующую жизнь стали для него источником надежд и разочарований, подчас трагических, – не ускользали от пристального внимания и размышлений. Затем были гонения, война, эмиграция. Покой мог только сниться. Молодость безвозвратно уходила, сил для работы оставалось все меньше и меньше.
Вторая половина жизни – период бесплодных математических мучений, погруженности в себя, одиночества. «Старый глупец, умалишенный», – говорили коллеги-физики, не способные проникнуть в глубины его научных изысканий. Но изоляция, в тисках которой он оказался, явилась воистину благословенной. В конце уединенного пути обязан был забрезжить свет.
«Мог ли Бог сотворить Мир таким, как подсказывает мне моя интуиция?» – задавался он вопросом (больше похожим на вызов – не правда ли?) и вновь погружался в мистику чисел. Он искал картину беспрецедентных Уравнений. Смысл их применения состоял в том, что в произвольно выбранной пространственной области и в произвольно выбранное время эфир готов поддаться такому высококонцентрированному сгущению, что любые мысли и образы, рожденные тут же, спонтанно или трафаретно, способны уплотниться до состояния земной материи, обрести объективную форму. Другими словами, в конкретно выбранной области механизм мироздания включается в работу с запредельной скоростью и строит буквально из всего, что попадается под руку. Еще в архаичной науке пространство рассматривалось как «наемная квартира» – оно не зависело от того, что в нем происходит. Природа не терпит пустоты, и любое духовное проявление стремится к своей материализации. Нужен лишь толчок! Волевой импульс! Наш ученый, конечно же, предвидел, что рано или поздно установит контролируемую связь с «новыми съемщиками», но, к сожалению, он сам не был морально готов к грядущему открытию. Да что там говорить ― все ученые таковы. Они как дети. Сначала ночи не спят, создают бомбу, способную расколоть Мир на миллиард кусочков – а потом очертя голову бросаются ратовать за мир, разоружение, права человека! Глупо, непоследовательно. Но это уже отступление…
