Текст книги "Ковчег"
Автор книги: Игорь Удачин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Занудин продолжал топтаться на месте.
– Хотите, я вам стихи почитаю? – совсем уже тягостным тоном произнес Поэт, словно делал Занудину одолжение. В воздух взметнулся очередной обрезанный ноготь и на фоне лампового света отлил желтым…
– Почитайте, – смирился Занудин со своей участью.
– Сам написал, – подчеркнул Поэт и с вдохновением приступил к декламации:
Я бы оставил после себя что-нибудь
Во вселенской какофонии безразличия.
Пренебречь так легко, но всегда
Ты вернешься к началу пути.
Когда вырубят свет и твой крик —
Хорошо, если слово, как тело,
Поплывет по пучине рук.
Все должно повториться, но вряд ли с тобой…
«Ну и бредятина», – подумал Занудин, погружаясь в кресло (Поэт так и не предложил ему присесть). Пальцы машинально принялись перелистывать поднятую с пола книгу. Содержание изобиловало множеством замусоленных, неразборчивых иллюстраций с расставленными на полях птичками. Поэт тотчас же услышал за спиной шелест страниц и, впервые обернувшись, зло сверкнул линзами очков.
– Вы меня не слушаете? – процедил он сквозь зубы.
– Ни в коем случае, обязательно слушаю, – откликнулся Занудин, уронив книгу переплетом вверх: «122 способа ирригации и отсоса жидкости из полостей организма» было написано на обложке.
Занудин напряженно почесал в области нижнего позвонка. Поэт, вздохнув, продолжал:
О узник сюрреализма, очнись!
Свет лампочки тусклый…
Порхающий шаг таракана…
Спешащего к ней,
Хлебной крошке,
Прилипшей к влажной губе твоей…
Тварь божья песню поет: тра-та-та!
Ты так молод, а осанка уже не та…
Занудину свело челюсти от судорожной зевоты, а в горле предательски заклокотало – но к моменту, когда Поэт обернулся, он все-таки успел слепить маску благодушного внимания. Поэт грозно откашлялся.
И вот ты сидишь у своего окна.
Мир тянет тебя к себе – а ты тянешь мир на себя.
Как хочется возвышенного,
Но с каплей не-у-год-ного Богу!
Каплей, предрешенной стать лишней!
Тело обезвожено…
Тело уже неживое…
Что?! Неужели Это случилось?!
Поэт закончил чтение опуса и с чувством глубокого удовлетворения манерно развернулся к Занудину, отложил ножницы в сторону. Поймав на себе настойчивый взгляд Поэта, Занудин понял, что тот не иначе как ждет от него чего-то. Каких-то, стало быть, слов.
– Но в этих стихах совсем нет рифмы, – осторожно отозвался Занудин (словно боясь звучания собственного голоса) – и моментально пожалел о сказанном.
– Ага! Вот как! – вскрикнул Поэт и возбужденно выбежал в центр комнаты.
Занудин потупился и мысленно проклинал себя. В проклятиях фигурировали самые гнусные эпитеты.
– Нет риф-фмы, нет риф-фмы, – передразнивал тем временем Занудина Поэт. Затем, вплотную подойдя к Занудину, хитро заглянул ему в лицо. – А кто вам сказал, голубчик, что это главное?!
Поэт настолько приблизил свою физиономию к лицу гостя, что казалось, кончики их носов вот-вот соприкоснутся. Занудин поежился при этой мысли.
– Ну-у, так принято, мне кажется-а… я в поэ-э-эзии, конечно, не очень… – начал тянуть Занудин, пытаясь отодвинуться от Поэта на приемлемую дистанцию.
– Туф-фта! – воскликнул Поэт, обрызгав на каверзном «эф» Занудина слюнями. Этот губной звук при эмоциональном подъеме сопровождался в исполнении Поэта заметными осложнениями (Занудину приходилось сталкиваться в жизни с картавыми, шепелявыми, причудливо присвистывающими, но подобный дефект дикции ему до сих пор не встречался). – Все туФ-Ф-Фта!
Поэт снова вернулся в центр комнаты, где на него наиболее благоприятно падало освещение. Занудин поспешно вытер лицо рукавом.
– Глупо вставать на путь ограничений. Непростительно глупо. Рамок быть не должно! – Поэт свысока взглянул на Занудина. – Я беседовал со многими Великими. Шагзбиром, Достиувским, Моголем, Геде, Пучкиным… Как таковых, вышеуказанных уже не существует, а взгляды их продолжают меняться и порой крайне неожиданно… – Поэт рассеянно почмокал губами. – Что-то я мысль потерял…
«Вот и хорошо, что потерял», – подумал про себя Занудин, так как пришел уже к однозначному выводу, что этот субъект явно не в своем уме.
– Если хотите – формализм убивает в нас проницательность в деле поиска истины! Нельзя признавать никаких цепей! Никогда! Надо быть художником! – на Поэта вновь напало озарение. – Художником во всем. Когда держишь речь! Когда жаришь дурацкую яичницу! Когда, черт побери, совершаешь соитие…
– Кстати, – решился Занудин на попытку поворота вектора дискуссии, – как тут, в самом деле, с женским-то вопросом, в «Ковчеге»?
– В смысле? – запнулся Поэт.
– Я просто не заметил, чтобы в «Ковчеге» проживали другие женщины кроме Женщины, – не по своей вине скаламбурил Занудин. – А меж тем – ватага здоровых полноценных мужиков собралась под одной крышей…
– По моему велению здесь окажутся сотни женщин! – подпрыгнув на месте, возбужденно закричал Поэт, но уже в следующую секунду пыл его иссяк. – Другое дело, мне все равно никто не даст…
Он погрузился в грустную задумчивость. Неуклюже потер пах.
– Но при чем тут это? – опомнился и вновь впал в безумие Поэт. – Надо быть художником во всем, говорю я вам! О-о! Это мощь!.. Рифма? РиФ-Ф-Фма?! Ха! Мои стихи очень образные – об этом вы, разумеется, ни словом не обмолвились. Когда я пишу стихи – я живу! Мне хочется жить! Вот вы… вы… хотите сейчас жить?..
В руке Поэта – вероятно, для пущей наглядности – откуда ни возьмись сверкнуло лезвие внушительного мачете… Поэт твердым шагом направился к Занудину.
Занудин опешил…
Все произошло молниеносно. Занудин как ошпаренный вскочил с места и пулей вылетел в коридор. Поэт, проявив чудеса проворности, не отстал, и ему даже удалось уколоть Занудина клинком в копчик. Не сказать, что сильно, но по меньшей мере ощутимо. И ощущение, как не трудно себе представить, оказалось не из приятных.
– И-и-и-аааа! – завизжал Занудин и, ухватившись пятерней за незаслуженно пострадавшее место, скрылся в пределах своей комнаты.
– В-о-о-т, – послышалось назидательное «вот» снаружи. – А вы говорите…
Точно выйдя победителем в каком-то негласном, но непримиримом споре, поправив на носу очки и выкатив грудь колесом, Поэт торжествующе удалился восвояси.
– 26 –
С одной стороны, Занудину чересчур часто становилось настолько не по себе в стенах «Ковчега», что в душу закрадывалось небывалое волнение, почти лишающее рассудка и загоняющее в угол от оторопи. С другой стороны, продолжало свербеть упрямое любопытство, которое требовало удовлетворения. Занудин и сам не постигал, каким образом одно с другим способно уживаться в нем одновременно… Возможно, все дело в том, что грань между реальностью и мистикой стирается (причем не в пользу реальности), а человек по-прежнему хочет оставаться собой?.. В этом и заключена его глубинная защита?.. Сознание, дабы сохранить так необходимое ему состояние равновесия, рождает двойника, вторую равноправную половинку. Одна половинка – для нового, неизвестного, безумного. Вторая – для поддержки привычного я. Для радости вкусному столу, остроумному слову или, скажем, любви к теплым носкам… «Иная» действительность, обрушивающаяся на хрупкое человеческое существо, как ни странно может прозвучать, способна спасовать только перед легкомысленной привязанностью к старым слабостям, маленьким житейским потребностям смешного индивидуума. И отсутствие трансцендентных даров – о чем так часто сожалеют мечтательные люди, лишенные ярких переживаний, – становится вдруг воистину спасительным. Рассудок находит лазейку, чтобы в минуты неожиданной опасности защитить себя от пресса непосильных вопросов, стремящихся разорвать уязвимый мозг на атомы. Желал того или нет, Занудин оказался вовлеченным в этот философский эксперимент…
* * *
В одну из «ковчеговских» ночей Занудину приснился чудовищный сон. Будто бы он попал в дом престарелых и пытался склонить к половой связи старушку. У бабульки был беззубый шамкающий рот, а также согнувший чуть ли не до земного поклона горб ― но все это не мешало ей играть в неприступность. Она заразительно хихикала и тыкала в лицо Занудину маленький сморщенный кукиш…
Занудин проснулся в холодном поту. В складках семейных трусов блестели следы совершившейся поллюции. «Нужна женщина», – единственное, что крутилось в потяжелевшей, словно с похмелья, голове. Долгое время, будучи странником, обходился Занудин без женской ласки – это было попросту ненасущно, – но сейчас, понял, надо. Природа просто-таки взгромоздилась на закорки и настойчиво выдвигала свои неукоснительные требования.
В дверь, между тем, постучали. Занудин поленился посмотреть, который час.
– Кто там?
– Даун, – послышался голос карлика.
– Что тебе?
– Вы проспали завтрак, и дядюшка Ной распорядился принести еду к вам в комнату.
– Лишние хлопоты, – уже добродушнее проворчал Занудин, сползая с постели.
Занудин открыл дверь, и в номер важно проследовал Даун с подносом в руках. Он ловко выставил завтрак на журнальный столик и принялся наливать в чашку дымящийся кофе.
– Даун, у тебя была когда-нибудь девушка? – ни с того ни с сего обронил Занудин, расчесывая заспанные глаза.
– Была, – радостно отрапортовал Даун. Лицо его зарделось.
– А не врешь? – улыбнулся Занудин и шумно рухнул обратно в постель.
– Не-е, не вру.
– Целовались хоть?
– Не знаю…
Занудин дружелюбно рассмеялся, а через мгновение вид его превратился в заговорщицкий.
– Слушай, Даун. А тебе Женщина наша нравится?
– Нравится, – еще сильнее раскраснелся Даун.
– А ухажер среди местной публики у нее имеется?
Карлик пожал плечами. Казалось, вопрос был лишен для него всякого смысла.
– Так может, ты тут за ней приударяешь? – добавил Занудин и теперь уже вовсе неприлично расхохотался, порицая в глубине души свое развязное поведение.
Даун обиженно поджал губы, забрал опустевший поднос и нервозными шажками покинул пределы комнаты.
«Смех смехом, – придвигаясь к завтраку, подумал Занудин, – а почему бы и в самом деле не попро…» Вкус восхитительно тающего во рту заливного неровно оборвал разудалую мысль.
* * *
Несколько дней подряд Занудин, в полном смысле этих слов, гонялся за Женщиной по всему «Ковчегу». Догоняя, заводил неоднозначные разговоры. Он желал предстать оригинальным, веселым, достойным, мимо проходящим… Получилось-нет, но день на третий была наконец назначена многообещающая встреча тет-а-тет. И не где-нибудь – в номере Женщины!
Занудин радовался как жеребец на ниве. Его обуревали фривольные фантазии. С лица не сходила загадочная полуулыбка, а в движениях определенно прибавилось молодецкой удали.
Именно через природу подобных переживаний Занудин рассчитывал вернуть в свою нынешнюю, еще не устаканившуюся жизнь нечто ушедшее, низменно-земное и спасительно-реальное. И пусть Женщина не проститутка (а это было бы спокойней) – все равно! Окунуться в стихию потребного, живого, по-человечески волнующего – вот чего ему по-настоящему не хватало. Конечно же, не обойдется без усилий. Краска на лице, нервная потливость и все в этом духе. Возможно даже фиаско… «Ладно уж, не смертельно», – подвел черту Занудин, мысленно ударяя себя в грудь.
* * *
Занудин готовился к предстоящей встрече тщательно. Принял горячую ванну с пеной. Гладко выбрился. Подушился. Волосы из ноздрей были безжалостно выщипаны. Зубы Занудин вычистил до такой неправдоподобной белизны, что даже в кромешной тьме смог бы пойти без фонаря, озаряя путь одним лишь оскалом… А чуть раньше, кстати сказать, успел договориться с Дауном о бутылке игристого вина и цветах – самых лучших…
Удивительно. Но это уже не к теме свидания, а к прочим наблюдениям Занудина. В «Ковчеге» ни в чем не выявлялось дефицита, любая нелепая потребность могла быть удовлетворена. А вот кто так ловко решал хозяйственные вопросы, кто и каким образом заботился о том, чтобы «Ковчег» имел все те излишества, какими он пользовался – оставалось большой загадкой.
Однако не момент был забивать голову. Цветы пахнут, вино в наличии, красота наведена! Порядок, – закончив приготовления, удостоверился Занудин и, прихватив все необходимое, отправился навстречу своему любовному приключению.
…Кошачьей поступью приблизился он к двери с табличкой «Женщина» и очень сексуальным тембром голоса (так, по крайней мере, ему самому показалось) произнес:
– Э-э, разрешите?
– Входи, пакостник, – послышалось изнутри.
Занудин вошел и, само собой, не без интереса огляделся, погружаясь при этом в атмосферу истинного эротизма. Комната была в мягких пастельных тонах и казалась просто огромной. Занудин не сразу понял, что все дело в зеркалах, которыми были облицованы стены. Наткнувшись взглядом на свое отражение, Занудин сперва отшатнулся, а затем с достоинством поправил на лбу отбившуюся от челки взмокшую прядь. Помимо броского дизайнерского решения с зеркальными стенами, комната мало чем отличалась от комнаты самого Занудина. Разве что шкаф для одежды был раза в два, а то и в три побольше. Ах эти женщины! Занавески на окнах недвусмысленно задернуты. Над изголовьем широкой кровати висела золотистая склянка с курящимися благовониями. На самой кровати, закинув ногу на ногу, чуть ссутулившись, сидела Женщина. Она играла в тетрис…
– Устраивайся, – произнес бархатный голос.
Занудин с наскоро слепленной на лице улыбкой приблизился к Женщине. Присел рядом.
– Вот цветы, вот выпивка…
– Открывай вино, – Женщина продолжала увлеченно играть. – Черт, не успела… сволочи, как быстро падают…
Штопор и бокалы были на столе, возле кровати. Занудин без промедления откупорил бутылку и разлил вино. Женщина нехотя оторвалась от тетриса.
– За что?
– За нас.
– Банально…
– За мир во всем мире.
– Чушь…
– Пить хочется, – умоляюще посмотрел на Женщину Занудин.
– Будем!
Тонкое стекло бокалов звякнуло, и вино опрокинулось в щелки их губ. Вслед за этим Занудин полез целоваться.
– Не-ет, – отстранилась Женщина.
– Ах да, понимаю… – невпопад слетело с Занудинского языка, хотя не понимал он ровным счетом ничего.
Женщина снисходительно рассмеялась.
– Не посчитайте это издевательством с моей стороны, но хотелось бы узнать для начала, что вы собой представляете… – неожиданные переходы с «ты» на «вы» были для Женщины характерны.
– Да так. Ничего из того, что производит впечатление, – помотал головой Занудин. – Конторская крыса, как справедливо подметил Поэт.
– Я не об этом. Я о ваших отношениях с дамами.
Скривив губы, Занудин подлил в бокалы вина.
– Личные истории очень меня возбуждают, – пояснила Женщина. – Расскажите о своем первом сексуальном опыте. Иначе – если я ничего подобного не услышу – я предстану в ваших объятиях не качественнее бревна…
В мыслях Занудин признался себе, что ему хватило бы и «бревна». Но раз может быть лучше – не грешно, в конце концов, попытаться.
– Хорошо. Только случай, так сказать, еще «доопытный». Подойдет?
– Подойдет. Весьма любопытно.
На лице Занудина была написана решимость. Он уже включился в неожиданно предложенную ему игру и рассказывал:
– Имелась у меня протекция на одну работу во время учебных каникул. Лет пятнадцать мне было, не соврать. Работка – так себе, незавидная. Но хотелось прибавки к карманным деньгам – и я, не долго думая, взялся. Работодатель снабдил чудо-пылесосом на смешных таких прорезиненных колесиках и вручил список адресов. Квартиры согласно этому списку мне надлежало обойти за день. Так я и путешествовал от одних хозяев к другим и чистил им ковры и диваны. К вечеру я порядком измотался, но последний указанный в списке адрес приободрял: дом прямо против моего – считай, отделался. В воспрянувшем настроении прибыл я на адрес – и тогда уж вовсе обомлел от обломившегося на мою долю везения. Целый день выгребал сор из холостяцких берлог и коммунальных вертепов под прищуренные взгляды сварливой клиентуры. А тут… Ухоженное, проветренное жилище. Клиент – красивая женщина. Одна, кстати, в квартире. Лет тридцать на вскидку – но фигурка моей ровесницы: загляденье… Работу я выполнил быстро и на совесть. И такой у нас вышел разговор:
«Далеко вам добираться теперь, молодой человек?»
«Да нет, рядом совсем», – мотнул головой, управляясь с пылесосом.
«Может, вы чаю хотите?»
Я призадумался. Ничего себе, кумекаю, подвох…
«Чаю, увы, не хочу. Чего покрепче – не отказался бы».
Красотка хлопает ресницами.
«Покрепче?.. Покрепче – сомневаюсь. Вот, впрочем, немного вина осталось с дня рождения».
«Вино тоже, знаете, не из той оперы. Напиток для детей».
«Ну уж вы скажете…»
Молча складываю пылесос, неловко поглядываю на нее снизу вверх. Красотка все так же хлопает своими бесподобными ресницами.
«А у меня голова болит…» – томно признается она и ждет ответного хода.
«От головной боли надо аспирину принять», – советую я.
«Говорят, массаж помогает…»
«К-какие массажи?.. – я прямо захлебнулся. – Нет, я массажам не обучен».
«Конечно-конечно… Вы очень славный молодой человек. Спасибо, что заглянули и помогли нерадивой домохозяйке…»
«Сущие пустяки!» – выпаливаю я.
«Значит, пойдете?»
«Ну а чего… пора уж…» – пожимаю плечами я…
В общем, ерунда какая-то. Потом, разумеется, понял: хотела с молоденьким оболтусом заплести шуры-муры… То есть и тогда догадался, конечно – сдрейфил просто… Достаточно было повести себя иначе ― подруга, мол! сейчас сделаю массаж! удачный денек для нас обоих! я тот, кто тебе нужен на ближайший часок-другой!.. Лед тронулся бы. Всю жизнь, наверное, не забыл бы. А вот нет… Всегда на своей памяти делал только то, о чем жалел и что подкашивало… Всю ночь я не спал. Ворочался с боку на бок. С утра пораньше я послал к черту работу и явился по уже известному адресу! Она открыла дверь, но за ее спиной стоял – как не трудно было догадаться – муж… Одной рукой он обнимал ее за талию. На второй руке со слащавым выражением лица облизывал пальцы – видно, только что лакомился чем-то вкусным, жирным.
«Мальчик вчера пылесосил у нас ковры. Я тебе рассказывала», – красотка зевнула.
«Му-у», – нечленораздельно промычал на это муж, обсасывая пухлый мизинец.
«Я… зашел узнать, нет ли каких жалоб, нареканий», – ляпнул я первое, что пришло в голову.
«Му-у, – снова промычал муж-осеменитель. – Ты что, не дала ему чаевых?»
«Ой! – ее глаза наигранно округлились. – Я и вправду забыла…»
В мой нагрудный карман опустилась купюра. Дверь захлопнулась. Я ушел…
Занудин замолчал и так убавился в размерах, будто бы его выпотрошили.
– А следующий, удачный опыт? – выдержав паузу, поинтересовалась Женщина.
– То есть историй двадцать, провальных, пока я не сообразил снять барышню за деньги, можно опустить? – уточнил Занудин.
Женщина была явно сбита с толку. Задумалась. Налегла на вино.
– Все так плохо было, да?
Занудин сделался серьезным.
– Когда я пытался раскрепоститься, взять быка за рога, по-гусарски напивался и бравировал – оказывалось, что хорошую женщину отпугивает мое актерство, мое саморазрушение и беспардонность. Когда начинал увлекаться излишней порядочностью, лепил из себя скромнягу – становился неинтересным…
– Надо просто быть самим собой, – напевно воскликнула Женщина, с усилием улыбаясь. Она ласково потрепала Занудина за шею.
– Я не умею… не знаю, что значит быть самим собой…
Занудин потянулся за вином – но вино, оказалось, кончилось.
– Ексель-моксель, – еле слышно пробурчал Занудин, переставляя опорожненную бутылку на пол.
Наступила тишина.
Занудин понимал, что молчать нельзя. Нужно обязательно что-то говорить.
– А вот еще тема! Меня всегда раздирали противоречивые страсти. Добиваясь женщины, я неуклонно начинал терять к ней интерес. Ведь чтобы почувствовать уверенность в отношениях, надо полюбить в первую очередь себя, выудить все свои самые лучшие качества наружу. И тут-то, вместе с ними, увлекаясь ненужным сравнением, ты начинаешь замечать недостатки той самой женщины, которую так желал покорить. Ее несовершенность. Вернее – те различия, которые хочешь не хочешь делают вас чужими. Бац! Все рушится…
– Закрой глаза, – перебила Женщина изменившимся грудным голосом.
– Что?..
– Глаза закрой.
– …
– Закрыл?
– Угу.
– Можешь открывать…
Все произошло стремительно и потому особенно пугающе.
Занудин уставился на Женщину и чуть не потерял сознание. То была уже не Женщина… то была… Что за наваждение! Перед ним во всем своем лоске предстала не кто иная, как Нэрилим Номро! О да, легендарная сексапильная красавица с детским лицом. Роскошная блондинка. «Мисс Огнемет»! Фантазия и реальность в трепещущем и рвущемся на теле белом платье, хотя ветру здесь взяться было определенно неоткуда. Смертная богиня во плоти…
– Я… ы-ы-у… – попытался хоть слово выдавить из себя Занудин и не смог. Он задыхался.
– Ну что ты, глупыш, – нежно произнесла Нэрилим и повалила Занудина на лопатки, – ничего ужасного не произошло. Правда ведь, кися?
Занудин подтянул колени к груди и обнял их. Замер. Не решаясь даже мигнуть, ждал, что будет дальше.
– Я, признаться, думала, этот облик вдохнет в тебя желание, а не испугает, – высокохудожественно обнажаясь, по ходу объясняла она, слегка надув губки.
Тело ее было божественно. Мягкие, красивые руки принялись похищать одежду теперь уже с Занудина. Расстегивать все восемь пуговиц на рубашке, и в самом деле, долго – она ее попросту порвала. Выворачивая Занудину локти, стащила, скомкала, бросила на пол. Весело замурлыкала. Затем вдруг грозно сдвинула брови.
– Так что же, я не пойму… Нравлюсь я тебе, либо у тебя на мой счет иные соображения?!
– Нравитесь, – пролепетал Занудин, – честное слово, нравитесь.
Вот так взять и поверить, что это действительно с ним происходит? Здесь, сейчас?! Тысяча чертей…
– А ты мне что-то не совсем, – загадочно заулыбалась Нэрилим, и подушечки ее пальцев зигзагами заскользили по поддавшейся капризам неровного, гиперволнительного дыхания груди Занудина. – Меня больше… ну-у, как бы это сказать… возбуждают девушки.
Занудин насторожился. В области сосков стало вдруг как-то подозрительно щекотно, затем зуд усилился, и наконец… Занудин с величайшим ужасом обнаружил, что у него растет бюст! Да-да, натуральная женская грудь! Она разбухала на глазах и подрагивала как холодец… О чудовищной метаморфозе кричали все зеркала в комнате!!
Ответив своим истошным воплем, Занудин с неприличным грохотом скинул Нэрилим Номро с себя на пол и полуголый выскочил за дверь.
Мимо по коридору как назло проходили Панки…
Завидев до смерти перепуганного Занудина, да еще неимоверно пышногрудого, Джесси и Факки тотчас прыснули со смеху. Гогоча и улюлюкая, они принялись задорно скакать вокруг Занудина, отпуская воздушные поцелуи и хватая его за соски.
– Кыш! Убирайтесь! Вон! – отбивался Занудин от наглых посягательств на «свои» пышные формы.
Разыгралась нешуточная свистопляска, и поэтому жильцы мало-помалу начали выглядывать из номеров. Вечно занятый Виртуал в числе первых высунул в пространство коридора свою любопытную лохматую физиономию. Даже трясущийся от вида собственной тени Жертва, и тот обозначил интерес к происходящему, маслянисто сверкая то левым, то правым глазом за узенькой полоской дверной щели.
Не в силах больше терпеть подобный позор, Занудин взорвался. Ухватив за шкирку сначала Джесси, а потом Факки, он с силой столкнул их лбами, и ватные тела безобразников распластались по полу. Вид у Занудина был яростный, но одновременно он чуть не плакал. В отчаянии рыкнув на таращившихся зевак, обладатель роскошного бюста без промедления скрылся в номере.
Закрыв дверь на замок, привалился к ней спиной, чуть живой сполз на корточки. Стук в груди отдавался в глазных яблоках, похолодевшие пальцы дрожали. Он не знал, что предпринять, и даже боялся думать о случившемся. Просто так и сидел, пытаясь вывести мысли из хаоса, отдышаться. Наконец с замиранием сердца опустил взгляд на свою грудь…
– Благодарствую, ангелы, – устало шевельнулись сухие посиневшие губы.
Все было в норме, изъян исчез.
Занудин благополучно забылся в глубоком обмороке…
– 25 –
На стенах колыхались тени. Под потолком холла клубился пряный сизый дым. Даже в сгустившемся полумраке, мерно обступившем светлое пятно потрескивающего камина, нетрудно было догадаться ― дядюшка Ной выкуривал привычный вечерний косячок. Занудин, переговариваясь со своей бессонницей как с чем-то одушевленным, в этот момент уныло спускался по лестнице.
– Дядюшка Ной, простите меня… я вам не помешаю?
– Присаживайся, – пробормотал старик не оборачиваясь.
Они долго сидели бок о бок, курили, завороженно глядели перед собой. Говорят, существует три вещи, на которые длительное время можно смотреть не отрываясь: на воду, на огонь и на чужую работу. Фонтанов и каскадов в «Ковчеге» не было, работа никого не искала – а вот камин… Но вдоволь насладившись успокаивающим зрелищем, обязательно захочется беседы о чем-то важном для тебя. Скопившемся и ноющем внутри, требующем освобождения.
– Дядюшка Ной…
Старик не отозвался – только еле уловимо кивнул головой: говори, мол, что тебя заботит.
– Хотел спросить издалека, а спрошу сразу в лоб. Что здесь происходит?
– Ничего, – лаконично ответил Ной, ни секунды не раздумывая, – все как всегда. Только ты появился.
– Я, наверное, уже злоупотребляю вашим гостеприимством?
– Нисколько.
– Знал, что вы именно это ответите.
– Раз знал – чего спрашивал, Зануда? – по-старчески безобидно огрызнулся дядюшка Ной.
Занудин уже привык не поправлять Ноя и благосклонно пропускал «Зануду» мимо ушей. Старик подкупал тем, что никогда, по крайней мере, не переходил на высокомерный менторский тон.
– Глупо. Очень глупо. Но такая задушевная атмосфера у камина располагает к тому, чтобы задать другой идиотский вопрос. Что я здесь делаю?
Дядюшка Ной тяжело вздохнул и между тем как-то смягчился. Тело его зашевелилось, и только сейчас Занудин заметил дремлющего в ногах старика карлика.
– Давай так: сам ответь на свой вопрос. Попробуй.
– Я? – изобразил недоумение Занудин, но тут же посчитал идею разумной. Конечно. Абстрагироваться, выслушать прежде всего со стороны самого себя – вот что ему было полезнее прочего.
Занудин задумался. Ной пнул под бок Дауна – в камине требовалось пошевелить угли…
– Продолжительное время я был странником, дядюшка Ной. Мне сложно вспоминать с чего началось мое отшельничество, какую природу имел мой вызов. Вызов – кому? Во имя чего? Дорога со всеми ее лишениями была моим домом, но все же любая дорога куда-то рано или поздно приводит, не правда ли? Я пришел сюда и спрятал чемоданы под кровать, чтобы их не видеть, не растревожить больное – но это не значит, что я освободился от мучавших меня вопросов. Вопросов, черт побери, стало еще больше.
– У нас тут хорошо. У нас – семья, – задушевно проговорил дядюшка Ной, потирая ладонью кустистые брови. – И ты, знай, лишним не окажешься… Ты ушел потому, что тебя там ничто не держало, вот и все. Правильно сделал.
– У меня умерла сестра… ее звали Эльвира. Может быть, если бы у меня были дети…
– А что дети?! – вспылил без видимых причин старик. – Оковы обывателя! Тебе должно быть известно лучше меня: в твоей стране, которую ты покинул, жил народ горцев; каждый горец рожал детей дюжинами, но дети эти не знали своих отцов и затылок за затылком вставали на путь хаоса; мир становился все безумнее. У многих Великих не было детей по крови, но выросли сотни и тысячи детей по духу – те, что украсили собой планету познания, словно фиалки…
– Странно… Вы имеете достаточно глубокое представление о том мире, который я покинул.
– Этот мир еще живет в твоем взгляде…
– Наверное, я когда-то считал себя чересчур особенным. Порой жалею, что в том мире меня не задержала смерть…
Старик Ной почмокал губами.
– Послушай-ка. Тяга к смерти – от избытка жизненных сил. Уныние, которое всему виной – лишь от человеческой близорукости походит на величие духа. Не бросайся словами. Путь отсюда – туда ждет всякого и не чествует торопливых. А оттуда – обратно – не вызвал восхищения еще ни в ком…
Занудин затянулся так, точно в табаке сигареты сгорала горечь его давних воспоминаний вкупе с неописуемой круговертью последних дней, проведенных в «Ковчеге». Лицо осунулось, на нем играли малиновые блики огня.
– Скажите, – Занудин выдержал паузу, – а Поэт, Женщина, Музыкант, да и остальные – они появились здесь так же, как я?
– Нет, не совсем как ты. «Ковчег» был придорожным заведением, где люди могли остановиться, отдохнуть, а при желании – развлечься. Жильцы постоянно менялись. Приезжали и уезжали. Нам с Дауном было нелегко вдвоем, но мы с уважением относились к своему делу, нам удавалось справляться с работой. Нашу гостиницу знали и любили, хоть и находилась она в глухой провинции. А однажды кое-что произошло…
– Что же?
– Ну-у, что-то сродни капризу стихии… В «Ковчеге» было несколько постояльцев. После завтрака они бы покинули нас, сели бы на маршрутный автобус и по обыкновению уехали. На их месте, как и всегда, появились бы другие. Но случилось непредвиденное. Дорога вдруг бесследно исчезла…
– Как так исчезла? – изумился Занудин.
– Просто исчезла и все! А постояльцы так и остались здесь по сей день.
Занудин был ошеломлен услышанным.
– Но ведь все они держали куда-то путь… У всех наверняка были родные, работа, обязательства, привычная жизнь…
– Возможно, были, – равнодушно отозвался дядюшка Ной.
– И что же, никто из оставшихся так и не попытался покинуть «Ковчег»?..
– Нет.
– Почему? Как это поддается объяснению?!
Старик пожал плечами. Всем своим видом он пытался сказать, что у него просто ни разу не возникало потребности над этим задумываться.
– Мистика, – выдохнул Занудин, – все здесь пропахло мистикой.
На улице завыл суровый ветер. Оконные стекла за спинами собеседников истошно затрещали, словно вот-вот, одно усилие, и ничто не помешает разлететься им вдребезги, устелив пол узорчатым крошевом. Занудин припомнил о циклоне, который вскоре должен добраться до «Ковчега». Неужели не болтовня?
– Последний вопрос – я отвечаю и ухожу, – заявил старик, продемонстрировав вдруг неожиданную перемену настроения.
– Один вопрос? Да, уже поздно, извините. Хорошо! Я… человек ни к чему не привязанный, много повидавший, перекати-поле – и то я чувствую себя здесь странно, порой меня одолевает испуг, я явно не в своей тарелке и, как ни пытаюсь, не пойму коловращения здешней жизни… я знаю, что ни с чем подобным раньше не сталкивался… Как же можно представить, что другие… – неловко подбирая слова, Занудин постарался развить свое недоумение касательно людей так легко прижившихся в «Ковчеге» и ни о чем не заботящихся – но не успел высказать все, что его беспокоило.
Дядюшка Ной досадливо помотал головой и с проворностью отрока оказался на ногах.
– Не забивай голову чем не следует, Зануда. Ты – не другие. У тебя свой рок и свое предназначение. Совет: пока ты будешь находить в себе хоть какие-то силы воздерживаться от дурацких вопросов и необоснованных страхов – воздерживайся. Поскольку у тебя есть глаза, уши и мозги – никто, разумеется, не сможет запретить тебе глядеть, слушать, формировать мнение. Но не будь чересчур дотошным. Не дерзай на груз, к которому твои плечи еще не готовы. Нетерпеливые имеют свойство проваливаться в ямы, которые другие обошли бы стороной. Любое форсирование может тебе повредить, а я… этого не хотел бы. Да, твои соседи здесь не просто так – у них тоже есть свое предназначение. Они добывают ответы, анализируют, систематизируют, ведут сложный поиск общей картины… Компиляторы… Но все они как дети, потому что тоже не были готовы… Общаясь с ними, старайся впитывать лучшее, что способно продлить состояние твоей беспечности. Иными словами, ничего не бери в голову, но и не превращайся в пустышку. Будь трезв и одновременно гибок разумом. А пройдет время – и все обязательно встанет на свои места.
