Текст книги "Ковчег"

Автор книги: Игорь Удачин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Разумеется! – встрепенулся Занудин. Про себя он подумал, что даже если все, о чем рассказывает Поэт, сплошная бредовая фантазия – он ничего не теряет, если послушает и смеху ради ввяжется в спор.

– Налейте выпить, – подсказал Поэт, поглаживая родимую бородавку на горле.

– Одну секунду.

Занудин с горкой разлил коньяк по фужерам.

– Ваше здоровье.

– Взаимно.

Поэт имел свойство пить шумно, с бульканьем. Занудин свой коньяк пил сосредоточенно, не сводя глаз с Поэта.

– А может, души, попадая обратно на небо, подчиняются какому-то принципу, запрещающему вмешиваться в сложившуюся схему бытия?.. – робко предположил Занудин, возвращая опорожненный фужер на стол.

– Что?!

– Ну-у… может, были какие-то прецеденты? Как в мифах о… как его… греческом Прометее, например, или что-то в этом роде…

– Как мы выжили на руинах

Бывалых незримых войн?

Сколько было Прометеев…

Ну и где же их огонь?!

(визгливо продекламировал Поэт и, хмыкнув, замолчал, позволяя Занудину закончить прерванную мысль).

– Может, мир должен оставаться таким, какой он есть… может, в этом и вся суть, что он такой… Разве должен человек уподобляться Богу?! Нужен ли этот Совершенный Мир? Может – нет?..

– Может, может, может… Ах, Занудин, – Поэт покачал головой, осовевшие глаза его слипались от опьянения, – поймите такую вещь. Мы с вами – люди. Мы знаем себя только такими, какие мы есть. Мы не знаем, что было ДО, и не знаем, – а может, боимся узнать! – что будет ПОСЛЕ. У нас свои интересы, продиктованные самой сущностью человеческой!

– Если связь материи и духа окрепнет – это ведь путь к земному бессмертию, – борясь со смущением, продолжил Занудин. – А это значит, что человек, подчинив себе земное время, станет способен на гораздо большие достижения, но и на гораздо большее зло! Раз уж вы заговорили о сущности человеческой… разве творить зло – не часть ее?

– Все Великое зарождается на руинах и зиждется на противоречиях. Вы, я полагаю, из тех, кто любое изобретение, любой прогрессивный принцип первым делом примерит к рукам умалишенного и убийцы. Вы скептик и ретроград. Удивительно, как некстати обнаруживаются в вас эти качества… – маленькие глазки Поэта под стеклами очков пренебрежительно сузились.

– Я просто пытаюсь рассуждать. История не знает примеров, чтобы плодами человеческих достижений распоряжались люди исключительно с чистыми помыслами.

– Бросьте, Занудин. Я не верю, что вы и впрямь так инфантильны и хлипки, каким прикидываетесь. Больше дерзости! Больше жажды свершения!

Занудин вздохнул.

– Расскажите о компиляторах… Кажется, так вы себя называете?

– Хорошо… У нас найдется еще выпить?

– По-моему, мы все выпили.

– Ы-ы, – скривил лицо Поэт. – Ну и что же вам рассказать?

– Вы говорили о гениях, которым поодиночке не удавалось сконструировать Совершенный Мир. А еще раньше вы говорили о компиляторах. О том, что все обитающие в «Ковчеге» – компиляторы…

– Компиляторы собирают результаты чужих исследований, мыслей, чужого опыта. Вот их труд. Да… компиляторы – это мы. Компиляторы делятся на контактеров и компоновщиков…

– Что это значит?

– Контактеры имеют дело непосредственно с источниками информации – добывают знания. Компоновщики систематизируют полученные знания, комбинируют, собирают из частей целое – грандиозное Целое! До нас было бездумное накопление, инфосвалка – понимаете? С нами явится система, которая должна работать. Цель этого титанического труда – создание Мира Совершенного!! В рамках Земного плана, разумеется…

– Кто вы? – без околичностей спросил Занудин, стараясь по возможности незаметно перевести дух.

– Я контактер.

– А-а… Женщина?

– Контактер.

– Музыкант?

– Контактер.

– Виртуал?

– Виртуал – компоновщик.

– Работа компоновщика сложнее?

Поэт равнодушно пожал плечами.

– Не вижу существенной разницы.

– А Жертва – контактер или компоновщик?

– Контактер.

– А Панки?

– Контактеры.

– Что же, компоновщик только один? Виртуал?

– Дядюшка Ной тоже компоновщик. На ответственных рубежах.

– Ах вот как…

– Контактеры могут исполнять роль компоновщиков, кстати говоря.

– Между контактерами поделены сферы их интересов?

– Очень условно.

– Но все же?

– В общем, да. Мне, к примеру, больше интересны гуманитарии. Точнее сказать – умы, чьи идеи в свое время были самодостаточно выражены на бумаге и строго не требовали иных приложений, как-то: кинопоказа, музыкального воспроизведения, в том или ином смысле физической демонстрации. В этом я и барахтаюсь. Музыкант занимается, соответственно, представителями музыкального поприща…

– Как по мне: музыка – это семь нот. Не понимаю, как других людей она вдохновляет на что-то большее, чем на танцы… – перебил Поэта Занудин и только теперь мог признаться себе, что пьян, раз понес не пойми какую околесицу, да так некстати.

– Глядите глубже, Занудин, – покачал головой Поэт. – При чем тут музыка? При чем тут поэзия и все остальное? Для нас это всего лишь удобные ярлыки. Творческие люди очень часто наталкивались на идеи ошеломляющие и не всегда так уж тесно связанные с предметом их профессии. Видение мира глазами этих людей нам и интересно. Понимаете? Но раз вы такой буквоед – ладно. Возьмем ту же музыку саму по себе. Разве не уйма мотивов для поиска? Почему с музыкой и на подвиг и на смерть идти легче, а любое торжество без нее также не обходится? В чем скрыта ее способность возбуждать жажду жизни, а в иных обстоятельствах – лишать рассудка, растаптывать и уничтожать? В чем подвох музыкальных корней мантр, чудодейственных заклинаний? Что есть звук? Голая физика? Волны? А может, один из шифров эфира пространства, а? Как видите – бездна материала. И все надо учесть. Постичь. Все подчинить человеку.

– А Жертва? Чем он «заведует»? – Занудин сел поудобнее.

– Жертва… Прежде чем разбираться, что делает человека счастливым, нужно уразуметь, от чего он страдает. Не так ли? Типы человеческого страдания и противоядия к ним. Поиск причин. Поиск научного и практического опровержения той унизительной догмы, что человек приходит на Землю для страданий, а боль – неизбежный спутник его чувственного существования.

– Женщина.

– Среди гениев попадались и такие, что носили юбки. Хоть сей факт и способен ввести в тоску, – Поэт осклабился. – Кроме того – любовь. Человек не может жить без любви. Кому же доверить подобную область для познания как не женщине?

– Виртуал.

– Он компоновщик.

– Ах да…

– Он может работать и в качестве контактера. Но это его не увлекает.

– Ну а Панки? – Занудин скорчил полупрезрительную гримасу. – Панк-движение, родившееся в молодежных кругах давно минувших лет – тема ведь карликовая и малозанятная. В конце концов, ее мог взять на себя и Музыкант. Зато множество других важных областей, по-видимому, остались беспризорными…

– Какие, например? – Поэт заморгал, и на его помятом лице отобразилось полусонное любопытство.

– Войны, – выпалил Занудин.

– Жертва, – отреагировал Поэт молниеносно, точно сыграл с Занудиным в «пинг-понг».

– Ах вот как, – Занудин задумался. – Ну, а скажем – власть, деньги…

– Я, Женщина, Жертва.

– Долголетие, медицина.

– Жертва, Женщина.

– Религия.

– Я, Жертва.

– Мгм…

– Все условно, повторяю вам. Не изощряйтесь. Если нужно – у нас полная взаимозаменяемость. Все мы, тык-скать, ваяем сообща.

– И Панки тоже… ваяют? – не унимался Занудин.

– Вот уж не дают они вам покоя. Да, панк-движение – это глупость по сравнению с прочим. Но в то же время это символ. Когда-то основоположники панка взяли и прокрутили «кино про рок-н-ролл» назад, чтобы найти тот порог, о который споткнулась музыка и, на их взгляд, пошла «не туда». Это, если разобраться, очень созвучно нашему общему делу. Сколько раз мир людей споткнулся в перспективе своего триумфа – ровно столько же подножек обязаны разобрать мы по косточкам. Дабы знать, что лечить, а что ампутировать! Но тут еще и другой момент…

– Интересно, какой, – пробурчал Занудин, то ли удрученный тем фактом, что Панки, оказывается, не обыкновенные хулиганы, а компиляторы, то ли начиная попросту уставать от всей этой фантастики.

– Если вам так больше понравится, компиляторов можно поделить даже не на две, а на три категории: контактеры, компоновщики и… раздолбаи.

– Раздолбаи? – встрепенулся Занудин.

– Ну да. Вот Панки и есть раздолбаи, – Поэт вяло захихикал. – Но только раз уж взаимозаменяемость – пускай во всем, не так ли? Раздолбаем может побыть каждый, когда это ему станет нужно.

– Что вы имеете в виду?

– Ну-у, никто из нас не прочь и дурака повалять, Занудин. И вот уж чего нет в «Ковчеге», так это культа самой работы. Раздолбайский образ жизни – у кого-то ярче выраженный (пример: Панки), у кого-то нет – помогает установить пусть эфемерное, и все-таки равновесие. Вероятно, персонал инженерного отдела, десять лет кряду модернизирующий привод какой-нибудь там газонокосилки, и позволяет себе быть серьезными до безобразия. Мы же – ставящие перед собою цель переделать, ни много ни мало, мироустройство! – напротив, так не можем. Нонсенс? Только подобным образом и удается завуалировать от гипотетического стороннего взгляда наши мистерии, а вместе с тем – получить разрядку и самим защититься от помешательства.

– Как?! Вас тоже посещают страхи, что ваш рассудок под угрозой? – поразился Занудин.

– Я и все остальные тут – такие же люди, как вы, Занудин… По крайней мере, когда я заглядываю утром в зеркало, я вижу хоть и не распрекрасное, но все же человеческое лицо. И буду чрезмерно озадачен, если вдруг откроется, что вы принимаете меня за чудовище из потустороннего мира.

Занудин вымученно улыбнулся шутке пьяного Поэта.

– Так вот, что касается Панков, – продолжал Поэт. – Они тоже делают часть общей работы. Да, они не «передовики», но все-таки способны приносить некоторую пользу. Во всяком случае, компонуя картину будущего Совершенного Мира, мы не вправе пренебрегать ничем, никакими доступными нам источниками. Потому что ничтожное и великое всегда идет рука об руку – запомните это! Истинным тайнам больше всего подходят одеяния абсурда. И вся эксцентричность, все раздолбайство и весь гротеск, что бросаются вам в глаза в стенах «Ковчега» – только прием, порожденный необходимостью. Уловка!

– И как вы думаете, вы найдете рецепт этого… Совершенного Мира? – робко спросил Занудин.

– Будьте с нами – тогда мы найдем его вместе! – выпалил Поэт, и его красное от выпитого лицо еще сильнее зарделось от напыщенности.

– А кто же, после всего вами сказанного, я? – задал вопрос Занудин и замер. – Раздолбай?..

– Нет. Какой же вы раздолбай? Наверное, я не очень доходчиво объяснял, – Поэт вздохнул. – Раздолбаи – это компиляторы, которые так искусно маскируют свою работу, что зачастую переигрывают. Раздолбайство – защитное состояние, к которому можно прибегать от случая к случаю. Либо же находиться в нем практически безвылазно. Юные Панки, наиболее уязвимые из нас, так и поступают – то есть раздолбайствуют всегда, маленькие ублюдки. А что касается вас, Занудин… ваш статус в «Ковчеге» мне, право, определить пока затруднительно. Вы…

И в этот момент совершенно неожиданно произошла странная штука, очень смахивающая на розыгрыш. Не закончив фразы, Поэт попросту заснул! Голова безжизненно рухнула поверх скрещенных на столе рук, плечи и бока задрожали в такт заклокотавшему храпу.

– Спокойной ночи, – озадаченно промямлил Занудин.

«ЗАНУДА… ЗАНУДА…» – послышался в ответ чей-то утробный голос.

Занудин привстал с места и склонился над Поэтом – тот спал мертвецким сном, большей уверенности быть не могло.

– Ну, конечно… он к тому же и чревовещатель…

«ЗАНУДА… ЗАНУДА…» – послышалось вновь.

«ЗА-НУ-ДА!»

– А! – подскочил на месте Занудин и нервно облизал пересохшие за время сна губы…

– Зануда, – повторил дядюшка Ной, теребя Занудина за плечо.

– Что??

Убедившись, что Занудин проснулся, дядюшка Ной вернулся в свое кресло у камина.

– Бока заболят. Поднимайтесь отдыхать к себе. Мы и так с вами сегодня засиделись, – старик, почмокав губами, продемонстрировал широкий и длительный зевок.

– Да, пойду, пойду, – пребывая в глубоком недоумении, забормотал Занудин и тяжело поднялся на ноги. Спросонья его слегка пошатывало.

– Эй, – окликнул дядюшка Ной Занудина, когда тот уже восходил по лестнице.

– М-м? – оглянулся Занудин.

– Последнюю затяжечку для доброго сна? – улыбнулся Ной, кивая на куцый косяк, бережно зажатый между большим и указательным пальцами старика.

– Нет, спасибо, – состроив болезненную гримасу, помотал головой Занудин. – Я больше ни-ни!!

– 12 –

Пока Эльвира была жива, Занудин и не задумывался, какого цвета у нее глаза. Маленькой родинки на подбородке он тоже раньше не замечал. А вот ямочки на щеках – их он помнил и любил. Тем не менее, разговаривая с человеком, нельзя смотреть только на ямочки. Глаза сильнее. Они приковывают к себе. Приковывают, даже если боишься чего-то, не зная толком – чего. Трудно признаваться себе в этом, но Занудин всегда предчувствовал беду, затаившуюся в Элином взгляде, полном такой детской, но пробирающей до оторопи глубины…

…Занудин отложил старенькую истрепанную фотографию сестры в сторону и, растянувшись на постели, крепко зажмурился. Глаза защипало настолько невыносимо, будто в них просыпалась соль.

Занудин подумал о странном свойстве человеческих воспоминаний. Погрузившись в былое, можно познать бескрайнее счастье и безмерные муки души. Даже в то время, когда прошлое было, по сути, настоящим – никогда не успеваешь испытать истинной полноты чувств в гонке бегущих событий. Лишь спустя срок все проживается с исключительным пониманием причин и следствий тех или иных поступков, которые совершались. Считается, взгляд человека устремлен в будущее, и поэтому ради иллюзорного будущего так много делается на Земле. Однако разве секрет, что человек склонен чаще жить именно дарами прошлого – ностальгией? И в этом вся скорбь его бренного существования.

Дальше припомнились годы скитаний. Этим годам, будь Занудин писателем, можно было бы посвятить не одну книгу. Описать же несколькими словами – как странно – казалось непосильной задачей. И вот ведь! Неужели он убежал от привычной жизни и превратился в пилигрима своей безбожной современности ради того, чтобы очутиться здесь, в «Ковчеге»?.. «Может быть, тебя позвали?» – всплыло в памяти странное предположение ангела-хранителя.

Обманчивые, непостоянные мысли продолжали терзать разум Занудина. «Конечно, я любил Элю, мою сестру. Но был ли я когда-нибудь счастлив по-настоящему?.. Нет, не был! Вот правда, идущая от сердца! Что же тогда получается? Разве семейная трагедия могла так уж немыслимо усугубить мое и без того беспросветное несчастье?..» Занудин казался обескураженным теми ответами, которые теперь находил… «Просто мир с детских лет представлялся мне лживым и гадким. И когда меня в нем уже ничто не держало, порвалась последняя связующая ниточка – я поступил так, как уже давным-давно мне что-то подсказывало поступить. Все дело во мне самом. Будто карма, в которую никогда, откровенно говоря, не верил, все решила за меня. Так явилась потребность пути. Путь – это не покой и не суета, не порядок и не хаос. Это нечто большее, нечто глубинное. Проверка Себя! Поиск гармонии! Идея саморассечения всех гордиевых узлов, превращающих дар жизни в невыносимое бремя! Я должен был найти палача для своего больного, истерзавшегося мироощущения. Палача, который, беспристрастно выполнив грубую, но нужную работу, предстал бы еще и в облике творца, способного предложить альтернативу на месте разрушенного или, по крайней мере, дать ключ к разгадке, в чем я ошибся на этой земле…» А ведь и в самом деле! Занудин не мог не признаться себе: стоило тронуться в путь – и мир все чаще переставал казаться ему таким вычурным и отвратительным, каким представлялся раньше. Порой открывались его совершенно новые, ранее незаметные грани. Отдыхая у лесного ручья, или босиком бредя через луг в утреннем прохладном тумане, или забираясь на высокие холмы, с которых закат казался ближе и красочней, Занудин возвращал себе то, в чем раньше был обкраден. И только убогие гостиницы, в которых время от времени приходилось останавливаться, скрываясь от непогоды, напоминали о той жизни и том порядке вещей, которые хотелось стереть из разума, счистить как грязь с обшарпанных ботинок…

Вновь возвращаясь к своему прошлому, Занудин в который раз горько усмехался. Теперь он размышлял вот о чем. Нигде и никогда люди не усматривали в нем личности, достойной маломальского внимания. Взгляды – о, как ясно Занудин это помнил! – строгие и веселые, но одинаково к нему равнодушные, смотрели сквозь него, словно этакого эфемерного персонажа. Все вокруг, казалось, точно знали, для чего они появились на свет, и потому торопились жить! Все вокруг с рождения были посвящены в какую-то тайну, которую силился разгадать Занудин! Он помешался на самоедстве, проштудировал гору книг – но результат не стоил выеденного яйца: он так ничего для себя и не понял, озарения не нашло… Действительность была соткана сплошь из противоречий. Люди, за целую жизнь не прочитавшие ни одной заумной строчки, так или иначе, знали поболее его. Знали чего хотят, знали к чему им стремиться, и в радости и в горе умели оставаться собой и не терять головы. Долгое время в сутолоке окружающих Занудин подозревал присутствие знания, которым был незаслуженно обделен сам, – и это страшное убеждение надолго закралось в ум и сердце Занудина, крепко придушив последние крупицы веры в себя.

Пытаясь скрыться, убежать от окружающей действительности, Занудин вновь и вновь погружался в мир книг, но – какая неотступная злая ирония – он и здесь был обречен узнавать о людях, ясно понимающих свое предназначение в мире. Только и оставалось, что захлебываться белой завистью или потихоньку сходить с ума.

«Что делать мне? – изнывал Занудин. – Мелкой сошке… для всех чужому… Что?! Где те идеи, к которым я мог бы примкнуть и быть полезен, а главное – через осознание собственной пользы почувствовать себя счастливым?.. Моего вмешательства сторонилось любое пустяковое дело, и так было всегда… А на кой уж черт я понадоблюсь для подвигов пророчества и великих свершений, поиска рая на Земле и спасения цивилизации!..»

И вот как все теперь поворачивалось…

Его ЯКОБЫ позвали.

ЯКОБЫ помогать в строительстве Нового Мира.

Диплом квалифицированного специалиста «по строительству миров» разве что показать не попросили… Бред бешеной кобылы, и абзац!

…Занудин открыл глаза и, рывком приподнявшись на локтях, сел прямо, будто проглотил аршин. Напротив него на привычном месте висело зеркало, и он мысленно кивнул своему отражению, которое никак на жест Занудина не ответило – ни один мускул лица, и то не дрогнул. Во взгляде сквозила ледяная пустота, и эту пустоту ничем нельзя было заполнить, если и дальше вот так же продолжать прозябать в запертой комнате наедине с невеселыми думами о растранжиренном прошлом. «Все! Похандрил – и хватит!» – Занудин погрозил кулаком отражению, и на этот раз оно не осталось в долгу, тоже пригрозило костяшками. «Драться я с тобой, салабон, не собираюсь. Ниже моего достоинства как-то», – отмахнулся Занудин, отворачиваясь. Под неосторожно опущенной на покрывало рукой хрустнула фотография. Бережно разгладив и убрав снимок Эльвиры обратно в чемодан, Занудин заставил себя расшевелиться окончательно – а именно: принять контрастный душ, облачиться во все свежее и даже вылепить на лице подозрительно благодушную улыбку, способную сбить с панталыку кого угодно… Теперь он был готов покинуть номер и показаться на людях.

* * *

На обед Занудин опоздал. И в то время, когда все из-за стола уже расходились, Занудин только приступал к трапезе. На Панковское «приятно подавиться» даже не отреагировал, как бывало обычно, и на удивление ел с аппетитом.

В холле не считая карлика задержались двое. Поэт, сидящий по другую сторону стола, небрежным тоном заказал себе алкогольный коктейль и после того, как Даун нехотя принес ему стакан, принялся заунывно посасывать напиток, не поднимая на Занудина глаз. За спиной, расположившись на диване, листала глянцевый журнал Женщина.

Окончательно насытившись и отодвинув посуду в сторону, Занудин достал сигаретную пачку.

– Вы позволите? – полуобернулся он к Женщине.

– Ах, мне даже нравится, когда рядом курит мужчина, – промурлыкала «ковчеговская» кокетка.

Рефлекс сработал моментально. Встрепенувшийся Поэт тоже потянулся за сигаретами.

– Вы сегодня снова пропустили завтрак. И на обед опоздали. Поздно легли? – поинтересовался Поэт, щелкая зажигалкой.

Занудин затаил дыхание. Неужели ему и впрямь приснился ночной визит Поэта и их долгая захватывающая беседа? Но даже если и так… Нельзя ли предположить, что знания, витающие в стенах «Ковчега», способны в силу своей исключительности находить каналы распространения там, где и не предполагалось? Ко всему, что здесь происходит, а потом так искусно выдается за сон и фантазию, надо относиться с особой бережностью и никогда не скидывать со счетов!

– А знаете что, пойдемте прогуляемся по «Ковчегу», – внезапно предложил Поэт, поправляя на носу очки. – Не желаете?

– Почему же не желаю, – отозвался Занудин. – С удовольствием.

Женщина откинула надоевший журнал в сторону.

– И я бы вам компанию составила, мальчики…

Предложение определенно таило в себе интригу. Не знающие чем занять свою скуку, Поэт на пару с Женщиной предлагали устроить ему экскурсию по «Ковчегу» – прямо сказать, неожиданно и заманчиво! Снедаемый любопытством, Занудин не имел оснований упускать подобного случая.

– Куда же мы пойдем? Признаться, кроме холла и гостевого этажа я в «Ковчеге» больше нигде не бывал. – Занудин на всякий случай умолчал о «конференц-зале».

– Это поправимо, – улыбнулся в свою очередь Поэт. – Итак, вы готовы?

Подошедшая Женщина взяла Занудина под руку…

…«Ковчег» и впрямь оказался неподвластным пониманию пространственным феноменом – давним неясным предположениям Занудина пришло время оправдываться. Множество дверей, в которые теперь можно было беспрепятственно войти, вели в циклопические залы, сообщающиеся между собой причудливыми проходами. Залы были оплетены лентами балконов и зигзагами лестниц. Мраморные колонны, обелиски, грандиозные монолитные фигуры. Обширные библиотеки, забитые фолиантами и пергаментами. Таинственные саркофаги в полутемных подвалах и удивительные летательные аппараты, в ауре пугающе-торжественного освещения зависшие под потолком… В стены скромного «Ковчега» был втиснут целый величественный дворец, если не сказать – ГОРОД-МУЗЕЙ! Любое изощренное воображение спасовало бы перед тем, что Занудину выпало увидеть воочию.

– Каким образом все это возможно?! – только и оставалось восклицать ошеломленному Занудину, когда экскурсия по «Ковчегу» подошла к концу и троица вновь вернулась в холл, откуда начала свою прогулку.

Но Женщина и Поэт, точно сговорившись, хлопали ресницами и закладывали языки за щеку, будто не понимали причин подобного удивления. Глаза их в то же время лукаво блестели.

Занудин чувствовал себя жертвой незлобивой, но умопомрачительной потехи. «Ковчеговские» обитатели в очередной раз подкинули ему головоломку, перед разгадкой которой рассудок бесславно капитулировал.

– 11 –

– Должен заметить, я удивлен и рад, что вы не позабыли о нашем разговоре и наконец-то проявили интерес к моему предложению. Поверьте, никто ни в чем тут абсолютно не теряет, а только выигрывает, – прогуливаясь с Занудиным по коридору гостевого этажа, подыскивал доводы Виртуал. – Вы ощутите себя в ином качестве. Почувствовать себя полезным – это очень важно…

– Да, да, я и сам об этом задумываюсь, – кротко кивал головой Занудин.

– А в будущем, – торжественно повышал голос Виртуал, – польза, производимая вашими усилиями, и вовсе перейдет в ранг неоценимой!

– Ну уж… – краснел Занудин и отворачивал лицо в сторону, смущенно улыбаясь.

– Так оно и есть, – настаивал Виртуал.

Дойдя до конца коридора, пара разворачивалась и не спеша брела в обратном направлении.

– Наш «эксперимент» – назовем это так – отложим до завтра, чтобы я успел доработать некоторые технические детали, – Виртуал мягко похлопал Занудина по плечу. – Ну а теперь, пожалуйста… вы, кажется, еще о чем-то хотели со мной поговорить?

– М-да-а… – потянул Занудин, собираясь с мыслями.

Признаться честно, Занудин совершенно не горел желанием принять участие в этом «эксперименте», сути которого он еще толком не знал. Его согласие (если разбираться в причинности) больше смахивало на сделку. Расположив к себе Виртуала, Занудин рассчитывал с наименьшими препятствиями заполучить ответы на многие другие мучавшие его вопросы. Поэт поведал ему достаточно много, но не все…

– Ну говорите же, не стесняйтесь, – приободрил Занудина Виртуал.

– Все «ковчеговцы» – компиляторы. Не так ли? Которые задались целью сконструировать Новый Мир… Расскажите: что вами, в действительности, движет? Все это так, знаете… фантастично… что мне сложно, как ни пытаюсь, вникнуть в суть происходящего. В конце концов, что я здесь делаю?.. Это уж совсем мрак для меня…

– Ах вот оно что, – Виртуал то ли умело изобразил удивление, то ли и в самом деле был озадачен. – Выходит, вы имеете достаточно продвинутое представление об истинном предмете нашего здесь пребывания. Ну что ж. Тем лучше. Состояние неведения – зыбкое и даже, я бы сказал, взрывоопасное состояние. Теперь с вами проще будет иметь дело.

Занудин внутренне ликовал.

– Значит, вы готовы развеять мое непонимание?

– Что ж, попытаюсь, насколько это в моих силах, – Виртуал бережно погладил массивный подбородок. – Волей провидения в наших руках оказался весь набор инструментов, с помощью которых мы можем повлиять на ход развития цивилизации. Почему же нам этого не сделать? Если не мы – явились бы другие. Вот и все объяснение!

– Повлиять на ход развития или переделать в корне? – ввернул Занудин.

– Хм… – Виртуал в упор посмотрел на Занудина и прищурился. – Замечание верное. Когда будет окончательно готова модель Нового Мира – существование старого, разумеется, придется… э-э, прервать. Иначе никак. Это нужно твердо понимать. Грандиозные дела требуют грандиозных жертв.

– Вы хотите сказать: разрушить старый мир?..

– Именно. Предать забвению. Стереть. Уничтожить. Называйте, как вам угодно.

– Но так ведь нельзя, – всем своим существом съежился Занудин. – Нельзя…

Виртуал разразился демоническим хохотом.

– Вы ли это говорите, Занудин? Вы, кто столько лет без оглядки бежали, желая освободиться от ужасных пут того самого, на ладан дышащего мира, пока не оказались у нас, в «Ковчеге»?!

Занудин тяжко вздохнул, и на глаза его чуть было не навернулись слезы.

– Кто я такой… жалкий неврастеник и попросту неудачник, целую жизнь проживший так, будто и не существовал вовсе… И все же в том мире, что я покинул, остались удивительные и счастливые люди, которые достойны решать за себя сами…

Виртуал ошарашенно вылупил на Занудина глаза и даже поперхнулся.

– Все, что вы говорите – дешевая жалость, неуместное благородство и отвратительная моральная тщедушность, Занудин!

– Пусть будет так, – пожал плечами Занудин.

Пройдя коридор до конца, пара вновь развернулась и неспешно продолжила свою прогулку.

– А теперь послушайте вы меня, – по всему было видно, Виртуал собирался приступить к длинному и основательному повествованию. – В чем, ответьте, смысл вашей жизни? Мотаете головой? Не умеете отвечать на подобные вопросы? А я вам скажу… В том же, в чем и неисчислимой тьмы уже живших до вас, живущих теперь, а также всех тех, кому еще предстоит появиться на этой земле. В культивировании информации – вот в чем! Информация – основа мироздания. Получение информации и преумножение ее – основа жизни. Информация питает космос. Из космоса пришла жизнь. Жизнь должна чем-то расплачиваться. Бесконечный обмен, понимаете? Во всем есть своя незыблемая подоплека, свой нерушимый смысл. Смысл – это договор и его выполнение. А мы с вами – разменная монета. Мы любим, ненавидим, страдаем, ищем, создаем и рушим, устраиваем парад своих инстинктов, устремлений и свершений – и тем оправдываем свое истинное предназначение: преумножение информации! Мы родились и не успели еще наладить свой мыслительный аппарат – и все равно это уже информация. Мы растем и развиваемся – это больше информации, это запуск снежного кома. Мы влияем своими поступками на действительность, на огромное количество других информационных носителей, мы вершим историю – это пиршество информации. Нам удалось… читайте по губам: сконструировать новую цивилизацию! – это колоссальный поток информации, соизмеримый с зарождением целой планеты! Так и создавалась Вселенная!! Так и появлялись все новые и новые звезды и галактики!! Любой мир заключает в себе следствие мира ему предшествующего и причину зарождения мира последующего. Мы, скромные носители и множители информации, даже не подозреваем, какое дело делаем… Всем расам и всем цивилизациям предопределено следовать одному и тому же сценарию: свершить множество злых и добрых деяний, сделать множество открытий, множество раз приблизиться почти вплотную к совершенству своей природы/формы и столько же раз опуститься до одичания. Развитие-одичание-развитие-одичание – регулярное чередование приливов и отливов развития человечества – это уловка, превращающая «информационный билет» в «абонемент», чтобы искусственно продлить отпущенный на Земле срок циркуляцией одних и тех же безкачественных информационных токов. Но так или иначе, все рано или поздно заканчивается одним: последняя преизбыточная крупица скопившейся информации нарушает космическую гармонию, происходит выхлоп, взрыв, тотальное стирание старого и образование нового. Одна цивилизация исчезает – другая является ей на смену… А теперь я подхожу к самому главному… Мы, аркиты «Ковчега», не ждем у моря погоды! То, чему суждено, все равно случится – но только по нашей отмашке и по нашим правилам! И хоть мы сами решились подтолкнуть свою цивилизацию к краю бездны – мы первые, кто вынесет из нее все лучшее для цивилизации грядущей!! Понимаете теперь, Занудин? И что в сравнении с величием этой миссии ваши сантименты?! Ах, удивительные счастливые люди, ух-ха-ха! Да, мы берем на себя смелость решать участь как единиц, так и миллиардов! И точка! Вам самому было бы не в упрек презирать их… а все эти ваши ребяческо-идеализированные предубеждения… Хо-хо!.. Какая удачная мысль меня вдруг посетила… Я отведу вас на досуге в лес к муравейнику! Посидите возле него в тишине, понаблюдайте за этой глупой копошащейся массой, пофантазируйте на тему, что такое они и что такое вы, и, может быть, в вашем характере проснутся нужные нашему делу качества, которых на данном этапе вам, извиняюсь, явно не достает…