Текст книги "Стихотворения том 1"

Автор книги: Игорь Белкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Могу, могу, я многое могу,

Но я пришёл к вам с миром, не со шпагой

И потому затягиваю в жгут

Свою любвеобильную отвагу.

Прикрыв полою половой синдром,

Бросаюсь в кресло с кружевом на спинке,

Чтоб взгляд ваш не заметил перелом

Моей фигуры в области ширинки…

Да чушь всё это! Трепотня, враньё!

Я тих и смирен, и шуршу осокой,

В трюмо видно обличие моё,

Похожее на лист фанеры сбоку.

Не раскатал я губ, не раскатал

И растерял слова ещё в прихожей,

И все мои размякшие места

Ничем грудную клетку не тревожат.

Люблю ли чай? Естественно, люблю!

С лимоном? Да! И сахара две ложки.

И промолчу, что обожаю блюз,

Не визготню какой-то драной кошки.

Ты что же, брат? – шепчу я сам себе, –

Орёл орлом, а тут мышонком серым

Примазываешь перышки к трубе

Центральных отоплений за портьерой?

Да ладно, брат, – в ответ я говорю, –

Сломался я, наверное, в полёте,

Из мая выплыл сразу к октябрю

Продавленною баночкою шпротов...

Могу я соловьёв пересвистать?

Конечно, можешь, если согласятся

Перенести со старого листа

Тебя на блеск потёртых инкрустаций...

«»»»»»»»»»»

Опять трава по лугу побежала,

Опять весна пробила скорлупу

Заточенным до узости кинжалом

И растеклась по мартовскому лбу.

Стреляя влёт по первому разводью,

Загомонили гуси, не решась

Лететь на заповедные угодья,

Где властвует мороз, жестокий князь.

У них инстинкты выпуклей и резче,

Чем у людей, живущих при тепле,

Порою вытекающим из трещин

Стен и сердец на крошечной Земле.

Но, чур, меня! Зачем мне эти бредни?

Смотри, подснежник у сугроба встал

И чтит ему, как истый исповедник,

Не требник с отходной, а мадригал!

Прощание без горьких сожалений…

Всё обоюдно, как тут не крути,

Ведь это же не смена поколений,

Когда уместно говорить «прости».

Весна, весна, мне не помеха лужи,

Ночные холода мне ерунда!

Быть может, я тебе не очень нужен,

Но ты нужна мне. Это навсегда.

Хотя бы потому, что твой подснежник,

Всего один, всего один, весна,

Я каждый год дарю, как знак надежды,

Своей подруге с именем «жена»!

«»»»»»»»»»»»

Пирамидка под берёзкой,

На звезде зари полоска,

На кириллице латунной

Отблеск солнечный и лунный.

Я иду, а ты недвижим,

Я кричу, а ты неслышим,

И склевали трясогузки

Поминальный хлебец русский.

Согласись, отец, со мною,

Хлебец дело наживное,

Если он доступен глазу,

Кто-то съесть его обязан.

За решётчатой коробкой

Я тебе оставлю стопку,

Ты любил опохмелиться,

Не коверкая традиций.

Остальное всё пустое

И не стоит беспокоить

Под берёзами лежащих

Словом, праведно звучащим.

На последнем перегоне

Ты дожёг свои патроны,

Сэкономленные здраво

Под Бобруйском и Варшавой.

Ты и в землю лёг солдатом,

Лёг под собственные даты,

Лёг под солнечные струны

На кириллице латунной.

""""""

…А мне ничего и не нужно,

Я как-нибудь так протяну

Стихов недопетое кружево

В свою золотую весну.

Кому-то она за бродяжку,

А мне её терпкий накал

Последними в мире подтяжками,

Которых я не надевал…

Собой перепутав дороги

Кому-то, когда-то и где,

Хотелось бы мне Козерогом

Отмыться в прозрачной воде.

В воде родниковой, калёной

До нервного скрипа зубов,

До выкриков новорождённых

Последних, по сути, стихов.

Они от меня пуповиной,

Её никогда не порвать,

А смерть не приходит с повинной,

На жизнь предъявляя права…

«»»»»»»»»»»»»»»

Свечи жёлтые гаснут с треском,

Накрывают их колпачком

Три лакея, один дворецкий

При камзоле и нос крючком.

Фортепьяно закрыто крышкой

И паясничает на нём

Надоедливым злым мальчишкой

Шут гороховый, юркий гном.

Я его бы выпорол плетью

За несдержанность языка,

Колокольною павшей медью

На усталого старика.

Не виновен старик в женитьбе,

Окрутил его знатный род,

Чтоб долги свои оплатить бы

За его генеральский счёт.

Молодая жена красива,

Офицеры толпой за ней,

Голубые глаза игривы,

Генеральские побледней.

Шут гороховый между юбок

Покрутился и выпал в крик,

Из фарфора гусарских трубок

Пепел гному за воротник.

Не трепи языком бездельно,

Не вываливай без нужды

Скаламбуренную прицельность

На заслуженные кресты!

Спит старик, завалившись в кресло,

Выпив полный бокал вина,

И флиртует вовсю невеста,

Впрочем, с ночи уже жена.

Тушит свечи дворецкий с носом,

Шут гороховый под столом

Сам себе задаёт вопросы,

Чтобы всех рассмешить потом.

Офицеры проходят мимо

Крепко спящего старика,

Начинается пантомима

Жизни, слепленной кое-как.

«»»»»»»»

Я могу быть вежлив изысканно

И могу быть предельно грубым,

Если вдруг поленюсь, не выскребу

У себя джентльменские трубы.

Дирижёр, властелин метафоры,

Наполняю себя сомнением

И коленом давлю на амфоры

С генетическим вожделением.

И размахиваю гиперболой,

Как весенней набухшей вербою,

Гротесково, но без надрыва

Проникаю в себя стыдливо.

Перекланявшись с дамой в розовом,

Прохожу в себя Каракозовым,

Перебросившись с дамой в бежевом,

Ощущаю себя невежею.

Рядом топчутся Карамазовы,

Но со мной они не повязаны

Мелкой сетью мещанских сплетен

При дневном или лунном свете.

Не двуличное состояние,

Не потребность в дешёвом трюке –

Это лично моё желание,

Мне упавшее прямо в руки.

Тот не вымучил и не выродил,

Кто не нюхал ни синь, ни пороху,

Не вживался собою в Ирода,

А слова понасыпал ворохом.

Справедливые и сердечные,

Но пустые они, беспечные,

По пыли, по грязи под шляпами,

Жёлтой сукровицей не ляпаны.

Я обязан жить на вулкане

И карабкаться вверх по склону,

Чтобы бомбы по филиграни,

Чтобы лава прожгла ладони.

Перевесив собой препятствия,

Пересилив свою растерянность,

Я над словом могу повластвовать,

Представляя всю жизнь феерией.

Я участник в любом движении,

Соучастник любых событий,

Не залеченный снисхождением,

Сытой вялостью не покрытый.

О высоком предназначении

Вслух не треплются даже гении,

Быть простым, как алкаш у пристани –

В этом тоже своя изысканность.

Джентльменство до первой ругани,

Где у барда язык обугленный

От сгоревшего междометия,

Если барда дерьмом пометили.

И не нужно кривляться в зеркало,

На надежду собой посверкивать,

Я поэт и моё значение,

Чтоб не камнями при прочтении.

Чтобы руку при встрече подали

Не за то, что растёкся одами,

За простое упоминание

О живущем в соседнем здании.

А иначе стихи не пишутся,

Разбегаются прочь метафоры,

Не ложатся в бумагу ижицы,

Спят с соседними каллиграфами...

«»»»»»»»

Никогда я стихи не шлифую!

Никогда я стихи не шлифую,

Написал и подбросил: лети!

Может, врежешься в душу какую

На своём беспокойном пути.

Что их дёргать вожжой под репицу,

По суфлёрски подсказывать роль,

Отведённую им на странице,

Где не я, а читатель король!

Пусть работают в смысле первичном,

А не в том, что потом навязал

Мне редактор из памяти личной,

Чёрт его бы за слабость побрал!

Не скрываю, пытался не раз я

Переглаживать их утюгом,

Но ломались лощёные фразы

Накрахмаленным дико бельём.

И теперь, заполняя страницу,

Я пускаю лететь напролом

Стихотворную вольную птицу

С произвольно торчащим пером!

""""""""

Ангел нежный, ангел белый

С человеческим лицом

Бог весть по какому делу

Залетел в мой старый дом.

В мягком бархатном наряде

До чего же он красив!

Крылья я ему погладил,

Ни о чём не попросив.

Он умял горбушку хлеба,

Выпил кружку молока

И опять умчался в небо,

В кучевые облака.

Что ж, он птица неземная,

У него свободный взлёт,

Он корнями не врастает

В дом за створками ворот,

Где на мир глядят со ставней

Расписные петухи

И смакуют флаг державный

Воробьи из-под стрехи.

Я живу в нём сто столетий,

Дед здесь жил и прадед жил,

Может, кто из предков этих

С белым ангелом дружил?

В небесах свои законы,

Время медленней течёт –

Прилетел побалабонить,

А его никто не ждёт.

И не ставят самовара

И не тянут из печи

Вкусно пышущие жаром

Кренделя и калачи...

""""""""

Я здесь живу, где много света,

Где луны скачут по волне,

А облако лихим беретом

Висит на розовой сосне!

Здесь ветер с берега и с моря

Гоняет светлые дожди,

Здесь октябри цветным узором

Лежат у клёнов на груди.

Нет, не расспрашивай! Чужими

Глазами не увидеть жизнь,

Что мчится в яростном режиме,

А не шептанием реприз!

Бегущему легка дорога,

Стоящему не видеть даль

И не найти иголку в стоге,

Коль ты её там не терял…

Уравновешенному снятся

Сны, не взорвавшие покой,

И вряд ли соль инициаций

Доступна старости людской…

Я здесь живу… мой мир не стоек,

Но не снаружи, а извне,

И есть сомненья по покрою

Души, гнездящейся во мне.

Но разве выскажешь всё это

Жующим собственный бедлам?..

Я там живу, где много света,

Где луны скачут по волнам…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»

А ночь была светла,

А ночь была тихоней

И мазала смола

Шершавые ладони,

И жёлтая сосна

Царапает макушкой

Былые времена

Над памятной избушкой…

Да ну вас, право сло,

Ведь я не тот, а этот,

Давно отсекший зло,

Не сыпящий наветов

На праведных людей,

Не шарящих наощупь

Руками по звезде,

Вдруг рухнувшей на площадь…

А были дни светлы?

Конечно, были, были!..

На кончике иглы

Не все, не все бескрылы!

А если била дробь

По маховым в полёте,

То лоб на то и лоб,

Чтоб в нём сияло что-то!

Пусть это не звезда,

А рана – ну и что же?

Пройдут ещё года –

И шрамов нет на коже…

А вечера тихи,

Электролампа светит,

И с губ бегут стихи,

Живущие в поэте…

“”””””””””””””

Нет, я не гоняюсь за жёлто-зелёным циклоном, И антициклоны мне душу ничем не мотают,

Я порохом дымным лежу в бессловесном патроне, А, может, бездымным, но это одна запятая.

Я просто живу суетою других миллиардов,

Затиснутых жизнью в шалашности и в многоблочность

И выгляжу точкой на свёрнутой глобусом карте, Пока не стряхнувшей с себя эту малую точку.

Вселенские мысли доступны умам крутолобым,

Заряженных круто энергией. Я обесточен

Заботами о ненасытной, простите, утробе,

Что хочет питаться початками из многоточий.

Циклоны, протоны, безумная нега пространства!

Вы так далеки от моих вопросительных знаков, Что зрели во мне, словно в коконе лёгкого транса, Да так и увяли без орденской ленты на фраке.

И всё же, руками держась за юдоль пунктуаций, Я крайне доволен, что жил и живу на планете, Пронизаной ветром и бликами не декораций,

А солнечным светом, загадочным солнечным светом!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Я не терзаюсь поиском героя,

Герой в тебе, читатель, и во мне,

Я шёл всегда незримо за тобою,

Ничто не оставляя в стороне.

И не смотри на строчки с укоризной,

Ты не заметил что-то, я поднял,

Ведь это был осколок нашей жизни,

А ты не знал, читатель, ты не знал.

Не ювелирный гений Амстердама,

Но я точил его и шлифовал,

Чтоб нашу жизнь прорезал он стихами,

Как режет снег апрельская трава.

Я блеф симпатий вынесу за скобки,

Не применю эзоповский язык,

Ты не тюльпан, не махаон в коробке,

В конце концов, не злая дама пик.

Обычен ты и я обычен тоже,

Ты говоришь, а я слова пишу,

Не речь твою горячую итожу,

А просто изменения вношу.

Ты мог сказать красивее, иначе,

Но зачастую мысль подводит нас,

Деля людей на зрячих и незрячих,

А скрипки на виолы-контрабас.

Ты мог сказать, но ты оговорился,

Словечко не воротится назад,

Твой визави ему шлифует рыльце

И матерится, как аристократ.

Я всё поправлю, это так несложно!

В руках перо, бумага на столе,

И никакой инъекции подкожной,

И никаких претензий королей…

Я на любви всеобщей не зациклен,

Сам волочусь за юбками порой,

Но я хочу, чтоб розы не поникли

В твоих руках, читатель дорогой!

Неси их гордо, в этом наша сила

Твоя, моя, и тех, в ком бьётся кровь,

Переливаясь в чувственные жилы

Земных божеств по имени «Любовь».

Основа в этом, не в твоих дипломах,

Не в орденах за труд и рубежи,

Они лишь тень от действия бинома,

Дающего нам право дальше жить.

«»»»»»»»»

На озере утки цедят ряску,

Комарики тонко гудят-звенят

И крыса болотная с опаской

Таращит бусинки на меня.

Чего топыришься, я не местный

И в вашей жизни ни в зуб ногой,

Мне б карасей к фиесте-сиесте

Для женщины самой дорогой!

Вернуться и в раковину их брякнуть,

Почистить, пожарить, преподнести

И с удовольствием крякать кряквой,

Зажав неведомое в горсти…

Но это потом… никакого клёва,

Застыл в неподвижности поплавок

И крыса с изяществом водяного

Прорезала озеро поперёк.

А тут и солнце палёной ведьмой

Повыжгло комариков и мошкару

И покатило блином победным

Своё отраженье в дневную жару.

Труба рыбаку и возможны упрёки,

Когда вместо рыбы я принесу

Пропахшую рдестом и осокой

Мной не съеденую колбасу!

Чуть подвяленая за утро,

Она в сковородку кружкАми – бряк! –

Шипя рассержено, словно утка

На первые признаки ноября.

Потом, зачищая тарелку хлебом,

Тебя поглаживая словно сатир,

Пожалуй, зайдусь я одой хвалебной

О том, как прекрасен этот мир!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Песни петь за эту жизнь!

Пироги с картошкой мятой,

С луком, давленым в горсти,

И ругающийся матом

Мужичонка, мать ети!

Пыльный ветер по дороге,

Солнца жареная плешь

И опять же тот убогий

Мужичонка цвета беж.

К вечеру он красным будет,

Если людям подмогнёт

И из глиняной посуды

Бражку выльет в ждущий рот.

Так оно везде и всюду,

И неважно, кто вы есть,

Если вы добро на люди,

То и вам добро за честь!

Солнце вниз, ветрило зА лес,

Тишина и благодать,

Мордой в травяную завязь

Спит мужик, едрёна мать!

Где-то хмыкнула гармошка,

Девки кучей понеслись

По протоптанной дорожке

Песни петь за эту жизнь!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Звезда погасла где-то там,

Где нет ни вывихов, ни трансов,

Где чёрный космос пополам

С лучами, бьющими в пространство.

Звезда погасла…

На Земле

Одною жизнью стало меньше –

И закачался мир в петле

Не созданного совершенства.

Я протестую!..

Что за блажь…

Мой голос комариным писком

Не пробивает макияж

Лощёных граней обелиска.

Я возражаю!..

Ну, так что ж,

Ты тоже можешь вставить слово

В свершившуюся вдруг НЕ ложь

Противоправия земного.

Звезда погасла…

Не моя!

Моя мигает отвлечённо

Над чёткой схемой бытия

Невозмутимым позитроном.

Ни плюс, ни минус, так себе…

Хотя по возрасту не судят,

Но в той погашенной судьбе

Могли ещё рождаться Люди.

Могли!

Но вычеркнула тьма

Без равнодушья, без охоты

Частицы сердца и ума

Незавершённого полёта…

«»»»»»»»»»»»»»

А снега-то белые-белые,

А дожди-то светлые-светлые,

Ничего сейчас я не делаю,

Дни сплетая петлями-петлями…

Странное какое-то кружево,

Сколько в нём ненужного-нужного,

Детского и взрослого явного,

Будто пережитого заново!

Днём по жёлтой слякоти-слякоти,

Утром по морозцу крылатому

То ли за вчерашнею ягодой,

То ли за сегодняшней радугой!

А минуты гнутые-гнутые,

А часы стареюще звякают:

Не скакать мальчонкой на прутике,

Значит, выть бродячей собакою…

«»»»»»»»»»»»»»»»

За щитом депрессии голубой...

За щитом депрессии голубой

Сражаясь с тенями возле берега,

Пытаешься перебороть Нелюбовь,

Холодную, словно картины Рериха.

А там по сверкающим синим льдам,

Укутав себя многозвёздной хламидою,

Проходит Любовь, и живая вода

Срывается с пальцев её болидами.

Нужно за пропасть одним броском,

Распялив себя невозможным криком,

Но…продолжаешь беззвучным волчком

Вращаться среди молчанья Великих.

На том и стоим, заперев себя

В бесконечно малое расстояние,

По существу, ничего не любя

И остро чувствуя непонимание…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

На запястьях столько вен!

Если все их антитезой

Взять да к чёрту перерезать,

Свесив руки до колен?

Будет полный драбадан!

На опущенные руки

Сердце выльет перестуки

И умолкнет навсегда.

Только это ни к чему!

Лучше умереть в постели

В декабре или в апреле,

Не мешая никому!

Проще вен не разрезать!

Русь от вывихов устала,

Обругает твою шалость,

Плюнет в мёртвые глаза…

«»»»»»»»»»»»»»»»

Утро октябрьское. Драйв.

Над озером подушкой ватной

Туман тяжёлый, неподъёмный,

Скрывающий берёз опрятность

Да ив девическую скромность.

Ах, ивы, ивы в три обхвата,

Роняющие листья вяло,

Октябрь приходит к вам за платой,

Взимая дань за одеяла

Зелёных праздничных расцветок,

Весною выданных вам к лету!

Несправедливо. Дать бесплатно,

Потом сорвать немилосердно

И холодить туманом ватным

Стук затихающих предсердий!..

А небо низко и белёсо,

А у берёз редеют косы

И листья падают отвесно

В беззвучие и в бестелесность…

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Чай с лимоном, чай с малиной,

Торт бисквитный на столе,

Каплет свечка стеарином

На бутылку божоле.

Вот подсвечник так подсвечник!

Сто свечей горело в нём,

Истекая соком млечным

При слиянии с огнём.

Или двести. Или триста.

Суть не в этом. А бутыль

Обросла корой ершистой,

Словно щёки Изергиль.

Всё стареет. Мы стареем.

Время кутается в шаль.

Телевизор менестрелем

Льёт сердечную печаль.

Но долой печаль поэта,

Пульту кнопочку нажми,

Для чего нам слушать эти

Разногласья меж людьми!..

Чай с малиной, чай с лимоном,

На тарелках торт лежит,

Шариками лототрона

Перестукивает жизнь.

Шарик в руки, шарик мимо,

Наплывает стеарин,

Изергиль неповторима,

Данко тоже был один…

“””””””””””””””

Совесть штука наживная,

Нынче есть, а завтра нет,

И в карманах нехватает

Ни бумажек, ни монет.

Мне, конечно, нужно мало,

Так, в себя чего куснуть,

И бутылку самопала

Влить в распахнутую грудь.

Прочего ещё немного

Вроде женщины какой,

Чтобы на ночь нежно трогать

Естество её рукой.

Ну, рубашки с простынями,

Ну, ещё какая блажь,

Если не напряг с рублями,

То и долг когда отдашь!

Это жизнь, не просто трюки,

Забежавшие в судьбу!..

Совесть мучает, подлюка,

Век бы ей лежать в гробу

По июлю в тапках белых,

В тапках белых в декабре

В земляной сырой постели,

Перемятой до пюре…

Диалектика простая,

Но по сердцу коготки:

Может, ты не наживная

И монеты – пустяки?

И бумажки, мать их в душу,

И поганец-самопал,

И расставленные уши:

Что, опять чего украл?

Да не крал я, ёлы палы,

Если крал, то у себя –

Дёргал нервы из амбала,

Жизнь за сисю теребя!

Доигрался, все по парам,

Я один брожу слоном

По углам, пиная тару

С этикеткой «не боржом».

А у входа в мой чертожек

Одинокая сучня,

Мелко вздрагивая кожей,

Ждёт с надеждою меня…

«»»»»»»»»»»»»»»»

Никто не кукарекает, всё мило,

Стрижёт чешуйки белка на сосне,

Они на снег ложатся легкокрыло,

Ничем не прикасаясь к тишине.

Ни солнечно, ни пасмурно в подлеске,

Ни холодно и ни тепло в груди,

День не наводит объектив на резкость

И шторка-клапан в сердце не трундит…

«»»»»»»»»»»»»»»

На границе дня и ночи вечер затаил дыханье:

Будет завтра обновленье или так же заскользит

Тишина по гребням сосен без движенья, без желанья

Вздыбить снежною завесой пасторальный колорит?

Солнце ахнуло и скрылось за косынкою пуховой, Бледно-розовые щёки сквозь сугробы чуть-чуть-чуть

И никто не приглашает, чтоб оно вернулось снова

Приоткрыть для мира утром удивительную грудь…

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Природа нынче заодно со мной,

Я чуткий зритель, а она на сцене.

Ничто не собирается волной

Хлестнуть её и мне чтоб под колени.

Так и живём, отсчитывая час,

Возможно, что второй и даже третий,

А луч вечерний вспыхнул и погас

С надеждой – не последний я на свете…

«»»»»»»»»»»»»»»

© Copyright: Игорь Белкин, 2010

Свидетельство о публикации №110060604572

Хранилище 11 Стихи о любви

Игорь Белкин

Не пойти ли мне помимо дорог

мерить шар земной повдоль-поперёк,

да просить у соловьёв и щеглов

миллионы зарифмованных слов?

Поплутаю года три или два,

возвращусь и пересыплю слова

на ладонь твою: смотри-ка, смотри,

сколько в них от переливов зари;

сколько радуг, сколько правильных нот,

сколько звёзд, не прекративших полёт!

Если ты не позабыла меня,

забери их, возле сердца храня!

Улыбнёшься ты и скажешь в ответ:

я не знаю, где ты был столько лет,

мне другие посвящают стихи,

а твои слова – на вес шелухи!

Тот, кто любит, не идёт напролом,

беззащитным оставляя свой дом

ради поиска лирических слов

в самом лучшем из подлунных миров!

Но отвечу я тебе: пустяки!

Разгоню других поэтов: щенки,

поплутайте-ка по миру с моё! –

и войду навек в твоё бытиё...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Пересыхают губы до хруста, до треска,

а ты не выписываешь повестку

с чёткой подписью «правомочен»

для моего продвижения к ночи

с благонравностью или неистовостью,

не отмеченными протоколистами

ни в одной из пергаментных копий

со звуками выдохшейся синкопы.

Желаю!

«Люблю» я тревожить пока не стану,

опьянённому видением не по карману

выбрасывать дорогостоящую камею

в неизвестность с татуировкой «не грею».

Ну, что же, это не космический холод,

а я не воздушный шар, не проколот

иглою взгляда до гибкого позвоночника,

но хочется, очень хочется

испить любви из твоего источника!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Ну да, ну да, по летнему поречью

не шаровые молнии картечью

летят над разнотравьем и осокой,

а горькая надуманность упрёков.

Возможно, я не тот, не отрицаю,

возможно, искажённое зерцало

ты приняла за искренние чувства,

поддавшись песням парня Златоуста.

Возможно всё!..

Гроза июль колышет,

стучит водою мягкою по крыше,

и гоголь отраженья солнца крошит

в речной воде на яхонты и броши.

Они твои, примерь, не пожалеешь,

они твои, волшебница Медея,

и окажи мне милость, дай проститься

с тем небом, где я был свободной птицей!

Отвергнешь если – что ж, коса на камень,

я истеку прозрачными стихами,

исчезну навсегда мгновеньем шквальным,

а ты храни себя от слов печальных!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Да!

Лучше грешником

в кромешности

своих печалей проживать,

чем утоляться безутешностью

меня покинувшей опять!

И пусть дорога

будет выстлана

ей от порога

в третий раз

моими

праведными мыслями,

сухими,

как иконостас.

За нечувствительной лампадою,

не освещавшей

угол мой

стена пустяшна

и не радует

ни новизной, ни стариной....

Пусть будет так!

Зачем мне новое?

Любой зигзаг

не по душе...

У фото рамочка кленовая –

на лаке патина уже...

хххххххххххххххххххххх

Желать, желать, и заново желать,

Захлёбываясь небом и рябиной,

По осени меняющей невинность

На женскую и красочную стать!

И видеть беспокойные глаза,

И рваться к ним, заведомо желанным,

Заранее простив непостоянность,

Закрученную жизнью, как лоза...

Дышать, дышать, и заново дышать,

Ценить приобретённые минуты

И падать – вниз лицом – без парашюта

В раскрытую земную благодать!

А ты лови, опять меня лови,

Раскрыв глаза восторженно и юно

Навстречу озорному Гамаюну,

Летящему за пламенем Любви!

хххххххххххххххххххххх

Предзазеркалье.

Качнув весы метнул нас балансир

в мир

уплощённый до фольги

до кальки

неслышимы шаги

в нём по асфальту

и даты

на бессрочных циферблатах

раскатаны в нелепые круги.

Мой круг

и твой

сливаются в пятно

движенья

рук

сплошная мелодрама

сомненья

растирают амальгаму

сорвавшимся с цепи веретеном.

Смотри в глаза и не смотри в глаза

меняй одну печаль

другой печалью

ТУ жизнь не подменить нам Зазеркальем

и жаль

что не сумеем мы сказать

друг другу

в безголосии покоя

что жизнь по кругу

это не по нам

а в мире ТОМ нет места ни словам

бегущим раздражительной строкою

ни прочим предзеркальным чудесам.

хххххххххххххххххххххххххххх

А вот и ночь…

На балдахине неба

Неугомонно звёздное мерцанье

И нет в душе раскаянья и гнева

На Ваше и моё существованье,

Вернее, жизнь…

Конечно, жизнь, а как же,

В движенье мы, а не застыли лавой,

И Вы сюда приходите лукавой

Гризеткой, не вдовой из Кандалакши!

Беседка в парке помнит поцелуи

Не только одиночества и скуки,

И мы в её пространстве поворкуем,

Не загоняя торопливость в угол,

Вернее, в узел скомканных объятий,

В блужданье рук по обнажённой коже

С оглядкой на невидимых прохожих,

Являющихся, как всегда, некстати.

Любовь моя, роман у нас запущен,

Слова легки, дыхание в две ноты,

Я это Я, действительный и сущий,

Ты это ТЫ, а не случайный КТО-ТО!

Но светят звёзды и луна горбушкой,

И бузина выпячивает кисти,

И ты мне Магдалиною пречистой,

И я тебе не бархатным Петрушкой…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Когда на Россию плывут рассветы,

Приманивая заворожённое лето,

И чайки покрикивают на Питер:

Смотрите, какие мы! Вы смотрите! –

Я тоже приглядываюсь издалёка

К царапающим небеса флагштокам

И к зданиям екатерининской вязи,

Забывшим запахи коновязей.

На этом официальность речи

Я перекладываю на плечи

Пишущих и умеющих словом

Расхваливать дни и деянья Петровы.

А сам, скрупулёзно рисуя буквы,

Уже отказался от этой клюквы

И наворачиваю мадригалы

В честь дамы, что сердце моё поймала.

Оно, безобидное словно чайка,

Спокойно билось под белой майкой

По самому центру балансира,

Не разрушая законов мира.

И вдруг на солнечное сплетенье

Упали Вы вертикальной тенью –

И покатилось сердцебиенье,

Зашкалив видимые деленья.

А над Россией плывут рассветы

И что вы скажете мне на это,

Когда примчусь я в гранитный Питер

И вскрикну чайкою: Вы смотрите!

Я молод, смел и красив собою,

И что-то в жизни, конечно, стою,

И не желаете ли, сеньора,

Вступить со мною в переговоры?

По тёплым набережным-парапетам

Я рядом с Вами при эполетах,

Вы при вуали и чёрной мушке,

И пусть завидуют Вам подружки,

Носы повыставив за шпалеры,

А мне сердитые кавалеры

В каретах с грумами на запятках,

Швырнут недружественно перчатки!..

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

А ты прости мою взволнованность,

Разочарованность прости!

Не научившись жить по-новому,

Я спотыкаюсь на пути.

Сердечность прежняя испятнана,

Дух меркантильности затмил

Когда-то бывшие понятными

Слова, живущие с людьми.

Направленные лживо-нехотя

В лицо моё и не моё,

Они мне кажутся помехами,

Вползающими в бытиё.

И да простят мне соплеменники

Печаль, проросшую в меня!

Её не выхлестать ни веником,

Не выжечь сполохами дня.

Занявший тысячу прощается,

Занявший сотню отдаёт,

Ограбленный кричит по-чаячьи,

Напрасно разевая рот.

А я подкованым философом,

Дожившим до горбатых дней,

Впотьмах слежу за перекосами,

Не тратя спички для свечей.

Но снова резко и взволнованно

Буянит сердце за ребром,

Когда моя разочарованность

Прибежище находит в нём.

А явь не сказочно завистлива

И всюду двери из брони,

И я живу с ночными мыслями,

Печалью стиснувшими дни!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Привет тебе, привет тебе

От белой чайки на трубе,

От озорного ветерка –

Холостяка!

Привет от клёна за окном,

Не помнящего ни о чём,

Не отсылающего вдаль

Мою печаль!

Ровесник твой, ровесник мой,

Он перерос нас по прямой,

Не допуская в жизнь свою

Глагол «люблю».

Живёт и в ус не дует он,

Цепляясь веткой за балкон

И прикрывая снегирей

От декабрей.

А я здесь иностранный гость,

Не в ту доску забитый гвоздь,

Не обжигающий плечо –

Я непричём!

Закатов не было у нас,

Прошли рассветы мимо глаз

И наши общие снега

Ушли в бега.

И всё же через много лет

Я шлю привет тебе…

Привет!

Но пусть не разрушает он

Твой милый сон.

А я читаю «Шахнаме»,

Зарубки делаю в уме

И клёна жёлтая листва

Шуршит едва…

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Вы не по адресу ко мне,

Я не летающий архангел –

Канатоходец на струне

От чубчика и до фаланги!

Мне сверху Вас не разглядеть,

Толпа безлика и вопяща,

А я прошёл струну на треть,

От напряжения звенящий!

Не сопоставить жизнь свою

Не с Вашею и не с другою,

Ведь я над пропастью стою,

Как самомнение пустое.

Один неверный резкий шаг

И взмах бескрылыми руками…

Но, боже мой, какой пустяк!

Канатоходец перед Вами…

«»»»»»»»

Когда Дюймовочкой на ложе

Весна застанет Вас врасплох,

Пишите мне, и я Вам тоже

О чём-то напишу, дай бог!

Возможно, что о буднях прелых,

Возможно, о спектаклях дней,

Где инженю ласкает тело

Глазами платящих людей!

У каждого свои ошибки

И мне от них не убежать,

Вы были золотою рыбкой,

А я подобием ежа.

Вы ускользнули, я остался,

Вы где-то там, и я вдали

Меняю молодость на галстук

Из окруженья новых лиц.

Походных труб давно не слыша,

Живу спокойствиями дня,

Не жалуя ничей Камышин,

Рязань и Питер не пьяня.

Но Вы не верьте мне, не верьте,

Слова читайте между строк,

Там многоточья, словно вертел,

И боль о прошлом, видит бог!..

Пишите мне о чём попало,

О ветре синем, о реке,

Не зря же память постаралась

Хранить Вас в ближнем уголке!..

“”””””””””””””””””

У друзей глаза, что щелки,

И слова – не вставить в рот:

Дурака валяет Белкин,

Попросту, безбожно пьёт!

Эх, друзья мои, подруги

И любимая жена,

В заколдованном я круге

И не выйти ни хрена!

Что-то душит, что-то давит,

Ничего я не пойму,

Шаг налево, шаг направо –

Всё равно в болото, в тьму!

Я бы рад на свежий воздух

Из-под пыльного пути,

Да опять погасли звёзды,

Не шевелятся в горсти!

Дни в смятении каком-то,

Каждый час что бурелом,

Жизнь корёжится, как ломтик

Сыра летом под столом…

«»»»»»»»»»»»»»»»

Добренькая такая,

Ласковая такая,

Искры в глазах сверкают

Гранями Зазеркалья!

Мне уже не до шуток,

Я ослеплён, опутан

Праздничностью салюта,

Бьющего по минутам,

Рвущегося за стрелки:

Что же ты дремлешь, Белкин?

Что Вы, миледи, что Вы,

Я же не раб в оковах,

Я же не из Пеньково

И подготовил слово,

Чтобы ответно влиться

В пламенные зарницы

И до рассвета биться

В них неуёмной птицей,

Только не свиристелкой –

Я же орёл, я Белкин!

Осени-листопады

Не выцветают рядом

И восхищённым взглядам

Нет для любви преграды!

Буки, глаголь и веди

Ни по кому не бредят,

В трансе мои соседи:

Как хороша миледи,

Трахнутый жизнью Белкин

Снова в своей тарелке!

«»»»»»»»»»»

По границе дня и ночи на могучем першероне

Я скачу, весёлый рыцарь, ликом светел и прозрачен!

Сквозь меня слова и ветер пролетают, не затронув

Тонких струн виолончели не раздёрнутой души.

Может, граф я, может, герцог, может, землепашец бывший, Может, быдло никакое без потомственного корня –

Ваше дело не судачить, а принять меня такого, Что я есть на самом деле, кровь у нас одна и та!

Помотав себя по свету, истрепав рубах бессчётно, Перепив друзей случайных, излюбив пять сотен женщин, Я от утренних волнений перешёл давно за полдень, Но достоинства и чести до сих пор не растерял.

Мир брезгливо не прогнётся, если я, разинув глотку, Гаркну в предзакатный вечер: ты хороший парень, Белкин!

И добавлю, усмехаясь как всегда по скоморошьи: Ладно, ладно, ты не парень, но хороший ты мужик!

Ха! Я разве возражаю? Против правды нет защиты, Лгать себе, что сеять семя в неухоженные земли, Потому и подтверждаю, гордо вскинув шлем пернатый: Рыцарь я не от рожденья, но по-рыцарски служу!

И по-прежнему скитаюсь на границе дня и ночи, Не караю, а милую, без геральдик на кирасе,

И люблю друзей и женщин, в основном, конечно, женщин, Ибо сердцем они мягче и прозрачны, как и я!

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Слева жизнь и справа жизнь,

Посредине тоже клетка

Или гнёздышко на ветке,

Или ветреный карниз!

Я цепляюсь за Любовь,

Ты в неё вцепилась тоже,

Обоюдный чай из плошек,

Соприкосновенье лбов…

Жёлто-серый чемодан,

Чуткий друг командировок,

От своих защёлок-бровок

Не отлипнет никогда.

Знаешь, он такой чудак,

Всё старается припрятать

Достоверность необъятий

Под лирический коньяк.

Ты его не щекочи,

Всё равно он не расскажет,

С кем моталась ночью пряжа

На огарочек свечи!

Может, было, может, нет,

Здесь туман, там небылица,

А у нас с тобою лица

Носом к носу столько лет…

«»»»»»»»»»»»»»

Шелестит по небушку звезда,

На поклик она не отзовётся,

Студит её майская вода

В деревянной пропасти колодца.

К срубу подходи, не подходи,

Мшистое рукою как не трогай,

Всё равно пластает по груди

Холодом, разлукою, тревогой.

Не пойму, где ты уходишь в ночь,

Где постуки поезда по шпалам,

А звезда не хочет мне помочь,

Развалясь на знобком одеяле…

“”””””””””””””””

Скоро осень бисер листьев разнесёт по чернотропу, Будут заморозки с хрустом кувыркаться в лопухах.