Текст книги "Стихотворения том 1"

Автор книги: Игорь Белкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

«»»»»»»

Лет пятьдесят тому назад

Я с транспарантом на парад

Ходил и голосил УРА!

Во имя мира и добра.

Цвели торжественные дни

И стопок никаких ни-ни,

Ну, если только за углом

И то не больше, чем вдвоём.

Тогда я перьями оброс,

Стихи писал, работы воз –

И вот я вызван на партком

К столу, покрытому сукном:

Партийным будь!

А я готов!

Я коммунист!

Не нужно слов,

Меня ведёт моя звезда

Во имя мира и труда!

Но тут вам нате! – двадцать лет

Отцу впаяли… партбилет

Я положил на тот же стол,

На то же самое сукно,

Где Ленин-папоротник цвёл,

Влача партийное бревно…

Лет двадцать пять тому назад

Шагал я тоже на парад,

Иначе прогрессивку – вжик –

Отрежут аж по корневик.

А транспарантик мы с дружком,

Скатав, бросали за углом

И грелись водкой – вот дела! –

Как все, открыто из горлА!

Какой тут, ёкарны, парад,

Когда любой тут брату брат,

Все вразнобой кричат УРА,

Трибун не видя ни хера!

Цвёл красный бантик на груди,

Рыгали сытые вожди,

Десяток лет сидел отец,

Потом амнистия… шыздец...

Да, в полном смысле, не вопрос! –

Отца смахнул туберкулёз,

Он отдыхает от страны,

Которой мы с ним не нужны…

В чём суть стиха?

Да ну вас на,

Я сам не знаю ни хрена,

Я просто истину лепил

Себе, чтоб помнил всё, дебил…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Жара стояла.

Засуха плыла

Ручьями пыли в жухлый подорожник

И с лап сосновых капала смола,

Лесной подрост пятная осторожно.

Безветрие…

Какой бы Черномор

Грозу нанёс на сливы и ранеты!

Но яблоки попадали, в упор

Расстрелянные сумасшедшим летом.

А посреди запёкшейся Земли

Над выдохшейся мелкою рекою

Белоголово мальчики цвели

И девочка с кудельною косою.

Сто визгов, сто ныряний в глубину,

Сто вздохов, самых первых, затаённых –

И да пошла ты, засуха, ко дну,

Ей бо, не до тебя в ночах бессонных!

Я там вчера… я там недавно жил!

И вы со мною рядом проживали,

Глотая полной грудью миражи

Из летних гроз и льноволосых Валей.

Или Наташ?

А, может быть, Анфис?..

Но время то давно отголосило,

И что теперь нам засухи каприз,

Не отражённый в хрониках России!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Если в штаны крапиву

Да хлестануть по попке,

Будешь скакать игриво

Зайчиком из коробки

Около пятистенок

По мураве гусиной,

Мимо крутых поленниц

С колотою осиной!

Да не понять вам это,

Вы же не проживали

В ласковом центре лета

С шубой на сеновале,

С ломкою каруселью

Из колеса с оглоблей,

С мамою над постелью

И с малярией злобной!

Дед на печи Кощеем,

Бабка Ягой на кухне,

Окна на зиму клеят

Полоски газетных слухов;

Горластые недотроги,

Царапанные голяшки,

Берег к реке пологий,

Шариком грудь у Машки…

Ёлки мои моталки,

Это всё улетело

Чёрной снаружи галкой,

Внутренне чисто белой!

Но огурцы чужие,

Так их растак и эдак,

Сознанье приворожили,

Как же их не отведать!

Жжётся крапива очень,

Остановиться мне бы,

Да ребятня бормочет

Рядом, взирая в небо,

Где самолёт блестящий

Крестиком август режет

Над ежевичной чащей

И над речонкой Вежей…

«»»»»»»»»»»»»»»

Жить мне, жить, переживать, наживать, выуживать, По арене колесом, от любви сконфуженным,

Небеса глотать взахлёб, воздухом закусывать

И девчоночек любить – светлую да русую!

Отлюбить, отцеловать, снова отмежёвывать,

Плыть по океану дней с парусами новыми,

Хлопать ветер по спине, как братишку малого: Хватит, хватит, дорогой, с чудесами баловать!

У людей забот по лбы, по макушки потные,

Не сказать, что не рабы, но и не свободные,

Там зависимость и там едкая зависимость,

Каждый шлёпает вразрез со своими мыслями.

Каждый смертный говорит: отбрешусь пословицей, Если то не ухвачу, что никак не ловится,

И – по полю босиком, по дороге катышком:

Ты не плюй в меня, страна, дорогая матушка!..

“””””””””””””””

Поговори со мной, во мне живущий!

Врастая шапкой в сумрачное небо,

Вбивая тело в шумный антураж,

Веду себя на искренний молебен

Не в суету дешёвых распродаж…

Поговори со мной, во мне живущий,

Сознательная личность, не пример

Шагающему слякотною гущей

Обычной жизни, словно в полутьме!

Поговори со мной, во мне живущий,

И пошлым словом жизнь не оскверни,

Неважно, что меня снаружи плющит,

А важно, как я вжился в эти дни!

Вопрос – ответ. Я вывернут, я вот он,

Чего скрывать, когда дрожит губа

В предчувствии сниженья оборотов

Изношенного действия “судьба”...

У завтрашнего звуки стали глуше,

На лицах меньше розовых тонов

И даже чай в пакете пересушен

Тремя изображеньями слонов...

Второе Я вторично по рожденью,

По срокам жизни, но оно умней,

Не обгорая явным нетерпеньем

Летящих под надбровиями дней.

Но я сильней, я управляю телом,

Веду его в нехоженость дорог

И ёжится сознанье ошалело,

Дрожа губой, как пойманный сурок…

“”””””””””””””

По причине той и той

Был в семье я сам-шестой,

По причине той и этой

Уродился я поэтом!

Может быть, годочков в пять

Стал стишки я сочинять,

В девятнадцать лет в газете

Видел собственный портретик,

А под ним строка к строке,

Словно семечки в кульке.

Ой, ты, время молодое,

Я в тебя входил Балдою,

Плёл словесную тесьму,

Веря этому-тому!

Верил… ну и не жалею,

Не втыкаю в уши плейер,

Не глушу себя попсой,

А питаюсь той росой,

Что осела на осоке

Юности моей далёкой!

Влево шаг и вправо шаг…

На сегодня я чудак,

Динозавр из плейстоцена,

По случайности на сцену

Забежавший и застывший

Прилагательными «бывший»

И «отживший»… это так!

И хоть как грызи кулак,

И хоть как пыли собою –

Скисло небо голубое…

Это так… но что лукавить,

Коль стихи во мне отравой

И по-прежнему строка

Тянет нос из кулака,

Ширкает перо бумагу

И словечки пухом гаги

Невесомо липнут к ней

В череде звенящих дней,

И, дай бог, чтоб до финала

За строкой строка бежала!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Не знаю я, кто Вы, и неинтересно

Секреты разгадывать.

Вы мне как песня,

Звучащая где-то, когда-то и как-то

На прежних дорогах и будущих трактах.

Вы не приближённы и не отдалённы,

Вы в солнечном ветре, в случайном циклоне,

На склоне альпийском цветком эдельвейса

Мне шепчете тихо: надейся!

Надейся!

Надеюсь!

И молча вращаю планету

Сегодня в Бургундии, завтра в Тибете,

Но вновь возвращаюсь к Уральскому кряжу,

Нечёсан, небрит и не напомажен.

Копаю, долблю минеральные руды,

Ваш голос звучит для меня ниоткуда,

Горошины пота, сливаясь в кристаллы,

Ответно звенят колокольным металлом.

Откуда Вы, кто Вы?

Я Вас не узнаю,

Вы синяя птица над дюной Синая,

Вы белый ледник на вершинах Памира,

Вы та, кто владеет и мною, и миром.

Я слушаю Вас, прерывая дыханье,

Я Вас умоляю остаться незнаньем

И тенью, рождённою лунным затменьем,

Моим перевалом и ограниченьем...

"""""""

По жёлтым предпольям предосень струится,

Шуршит в тальнике одинокая птица,

Туман – не туман, а расстройство одно,

Лежит по низинам белесым пятном.

Но скоро сентябрь второй половиной

Навалится на кривобокость крушины

И старый сарайчик – сплошное гнильё,

Не бросится обезопасить её.

Начнётся неспешное листопаденье,

Осенняя кома у предназначенья,

А мне остаётся завидовать: да,

Природа старушкой идёт в холода,

Чтоб в юность ворваться весенней рекою –

И вновь по предполью травища по пояс,

И листья резные у ломких крушин

Из почек проклюнутся все как один…

– Ага! – февралю по загривку стучу я, –

А мне как сознанье избавить от сбруи,

От дуг и уздечек стреноженых лет? –

– А хрен его знает! – февраль мне в ответ…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

По статистике население России за год уменьшается на миллион человек.

Собственно, всё не ново!

Не подрывает память

Резкий хлопок былого

С призрачными огнями,

И не снесло макушку,

И не вошло клистиром

Снятие старой стружки

С неугомонного мира!

Собственно, перемены

У мозжечка, а с края

Те же звучат рефрены,

Те же стоят сараи;

На сеновалах сено,

Люди и пьют и пашут,

И матерится ценник

В шопе на простокваше.

Собственно, я условно,

Выхолостив обиды,

Не приподняв заслонок

Скрытого геноцида!

Год пролетел и замер,

Грубой доской сосновой

Перечеркнул он память

Над миллионом новым…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Там, где пытается северный ветер

Небо облапать и смять облака,

Я прохожу океаном-планетой

Валкой походкою экс-моряка.

Улица палубой, парусом стены,

Мачты-соборы, на баке фонарь,

Холод сосёт из нависшей Вселенной

Сорокоградусный минус-январь.

Холодно!..

Знаете, избранный Верой

В том же строю, что и все мужики,

И обречён на любовь и потери

В теле земной, не небесной тоски…

Знаете?..

Нет, Вам не знать и не ведать

То, что сегодня творится со мной,

Как одиноко мечусь я по следу,

Пенному следу за Вашей волной!

Вечность для Вас – изобилие света,

Бренность моя – половик для богинь…

Я упираюсь руками в планету:

Сгинь, наважденье, прошу тебя, сгинь!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Не горюй, ты проживёшь!

Я такой и не такой,

Ты такая, не такая,

Ты по тропочке людской,

Я по краешку шагаю!

Прямо в пропасть – ваших нет,

Если пуля грамм на десять

Рассечёт бронежилет,

С тленом жизнь уравновесив…

И опять я не такой,

Зря настырничает взводный –

Крыльев нету под рукой

И комбез на мне холодный…

Тук-тук-тук, и наших нет,

Отстучало ретивое,

В этом мой приоритет

Быть всегда самим собою!

Не горюй, ты проживёшь,

Ну и прочее такое!..

Был я?

Не был, это ложь

Вроде раны под рукою…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Свистушка-пуля вмялась в каску,

Отрикошетила, жужжа,

И подкосила клевер-кашку

Бездумной резкостью ножа.

Отвечу сразу: мне не больно,

Но голова как чугунок,

В ней звон посеян колокольный,

А в теле дрожи – до сапог.

Качает небо серый облак,

В шаланде мечется кефаль,

Приморский город, танго-сопли:

«Мне бесконечно что-то жаль»…

МузЫка, вишь… а здесь работа –

Лови на мушку и стреляй

Во что-то злобное «чего-то»

На ране с именем Земля.

Он паут, он слепень и демон,

А я мужик из Костромы,

Я избавляю это время

От фантастической чумы…

Свистушку-пулю прямо в каску:

Пробей её, пробей, пробей,

Пусть мир живёт привычной сказкой

Под воркованье голубей!

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Моя печаль о прожитОм нежна, строга...

На землю падают снега, идут снега,

Моя печаль о прожитом нежна, строга.

У белых заморозков ей легко бродить,

На языке любви со мною говорить.

Я не прошу её: уйди! Нет, не прошу,

Я ею память и сомненья ворошу,

Из дней, вернувшихся ко мне, я выбрал сам

Не смех, не радость, а печаль по чудесам!

Несовершенство нашей жизни не смешно,

Оно дырявит, словно градина окно,

Окно, промытое июлем и дождём,

Дождём, прикрывшим злаки хлебные плечом.

Убрали хлеб и затуманились луга,

Дожди прошли, на землю падают снега,

Цвет поздней осени снегам не по душе,

Им непривычно чёрно-белое клише.

Легко судить, легко рядить, легко шагать,

Чужую боль не принимать, не понимать,

Свою печаль нести другому на щите

По чёрно-белой безымянной пустоте...

«»»»»»»»»»

Добродушный Алексеич

С дымной трубкой в кулаке,

Гуси вывихнули шеи,

Стрекоза на поплавке –

Не дурное коромысло

С карандаш величиной,

А дрожащая Анфиска

С тонкой талией-струной…

Не дрожи, бояшка-крошка,

От меня ты далеко!..

Солнце давится по ложке

Сквозь плеяду облаков;

По земле густые тени

И прохладный ветерок –

Бить грозе хитроплетеньем

Звонких нитей в поплавок,

В Алексеича на лодке,

В одинокого леща,

Разевающего глотку

На подстилке из хвоща;

Быть грозе!

В июле грозы

Чуть не каждый божий день…

У Анфиски меднокожей

Глазки в майскую сирень.

До чего она смешлива,

Если косу ей не драть,

Многорука, словно Шива,

И готова до утра

Слушать разные побаски!

Так ведь мама не даёт,

К нам подкатится колбаской,

Разевая круглый рот,

И Анфиска убегает

В удивительные сны,

Но об этом песнь другая

И не с детской стороны…

«»»»»»»»»»»»»»»

Вы знаете, мисс, для субботнего тела,

Блаженствующего в забытье,

Все Куки, Колумбы, Ньютоны, Максвеллы

Пасуют пред ликами Рембо-Готье

И прочего «сюра», и прочего «модер»,

Кривой авангард тоже чтиво, ага!

Слегка полистал и полощешься содой,

Вопрос задавая себе: на фига?

А кто-то к вопросам таким не стремится

И щурится глазом в натянутость слов,

Упавших бескрылою ломкою птицей

В колодец, на камень, в поленницу дров.

Вы знаете, мисс, это личное мненье,

Я в будние дни модернистов не чту,

У сюрреализма особое жженье,

Но он вроде пятен на ярком свету!

Конечно, конечно, какие тут споры,

Я слесарь, я токарь, простой инженер,

В реалиях не проношусь метеором,

А вписываюсь под всеобщий размер.

Два шага вперёд и два шага на месте,

И вязну в последних стихах Маршака,

Вы их почитайте, они интересны,

В них жизнь и вселенская боль на века.

А «сюры» и «модеры» для импотентов,

Не знающих, как применить наяву

Шуршащие молями недомоменты,

Свои недотрахи и индифферентность

К условиям жизни, в которой живут.

Ну, что Вы, ну, что Вы, я, мисс, не опричник

И не собираюсь казнить-миловать,

Деля нашу общность на личность-неличность,

Но делаю выбор, с кем падать в кровать…

«»»»»»»»»»»»

что-то хрустнуло в сердце не аорта

ли это случайно

слышишь чайник

на кухне вопит в металлический хобот

да какого он чёрта

а аорта потёрта

как монета

довольно сомнительной пробы

поторгуемся что ли

над процессом его выключений

до рассвета

навалом мгновений

мне от боли до боли

по таблеткам несложно шагать

перекрученный миг

перемать

упрощённый язык

для общенья

мы его изучили недавно

ты помнишь недавно

обобщенья

не в главном

и я далеко не Отелло

можешь смело

бытиё разрезать на куски

от того что нам пелось

до того что изрядно приелось

а худые носки

не имеют к тебе отношенья

и не примут решенья

как аорту отречь от тоски

«»»»»

Ты меня обидами не мучай,

Не бросайся кактусом колючим

На мои успехи-неуспехи,

На другие вехи и невехи!

Унесла бы на работу, что ли,

Часть своей невысказанной боли,

Поделясь с подружками секретом

О готовке киевской котлеты.

Я твои обеды обожаю,

Но подливка колется, как жало,

Сброшенное молодой пчелою,

Некогда поспорившей с судьбою.

Я не возражаю против гречки!..

В сердце есть укромное местечко,

Где твои уложены обиды,

Только я тебе его не выдам...

«»»»»»»»»»

В мыслях я целую женщину другую...

В плеть слова соединив,

Ты бичуешь мой порыв,

Поперёк-продольно

Хлещешь мне безвольность!

Незапятнанный ни в чём,

Я жужжу немым жуком,

Отвергаю хлёстко

Бьющую полоску.

Ну, какой я жеребец!

Так, седеющий юнец

С поздним перекосом

К женщинам курносым.

И по греческим носам

Сам прогуливаюсь, сам

Вывихнутым глазом:

Эх, со всеми б разом!

Ну, хотя б одной разок

У халата поясок

Распустить под утро

Цепью целомудрий!

И упасть в крутой финал,

Где я не был, не бывал,

Лёжа или стоя

Дёргаясь с тобою.

Жизнь ушла за сорок лет,

Хочется нюхнуть букет

Из других цветочков

В ошалелых ночках!

В плеть слова соединив,

Не удержишь мой порыв,

В мыслях я целую

Женщину другую!

«»»»»»»»»»

Ну что ты сука

делаешь со мной

ведь я не фарш для макарон

по-флотски

немые звуки

с четырёх сторон

застыли в глотке

мичманами в лодке

за переборкою стальной.

Рука в плече

не вывих просто боль

на чей ничей

не делится сознанье

в твоих глазах я больше не король

а заэкранье

без воспоминанья.

Не драма плагиат

из бытовухи

непруха

град

на мужика проруха

недрёманное око

самомненья

жена под боком

в садике цветенье.

А лепестки

не в руки из руки

а белый цвет

лёг на рассвет

и точка

рассыпался букет

на нет и нет

углами строчки

розовых цветочков.

От грубых слов

не легче на душе

я не готов

чтоб в горле стыли звуки

но ты не типографское клише

не повторишься

потому и сука…

"""""

опять тревожно сердце закатилось

в глухую щель сердцеискатель нужен

опять гроза зашторила светило

дождь побежал заторопился к луже

ты подожди бродяга по июлю

не до тебя не до твоих объятий

глаза я прячу как вспотевший шулер

и туз лежит не из колоды пятый

а ты молчишь сурово неприступно

я тоже нем а радуга дугою

бродяга в душу луже каплей хлюпнул

последнею и самой дорогою

но не тебе не мне а миру в окнах

где он встаёт на цыпочки травою

где шаровая молния не дрогнув

столетний дуб расшибла головою

ах бог с ним с дубом не о нём кручина

он выдержит не упадёт на спину

он рыцарь он мужчина крестоносец

но тоже не ответит на вопросы

которые мы задаём друг другу

ты вниз глаза а я куда-то в угол

заполненый пылинками и светом

притихшем в ожидании ответов

"""""""""

Городской триптих.

1.

защемлённый низким-низким небом

где высотки стрижены под гребень

понизу отторженный как бритвой

серою туманною молитвой

ты ворчишь и постоянен в этом

ночью тише громче на рассвете

и бессонно дёргаясь в постели

я тону в твоём громадном теле

мишкой шоколадным на подушке

милой однокомнатной подружки

здравствуй не желаю заэкранью

мы с тобой едины в пониманьи

шума дискотек и слёз соседки

проглотившей алые таблетки

нужно две она четыре сразу

и орёт медведицей зараза

или кошкой мартовской у двери

видевшей пятьсот таких истерик

то ли целомудрено порочных

то ли извращённых но поточных

до свиданья тоже не годится

мы с тобой едины словно птицы

ты летишь между землёй и небом

я с тобой но за другую небыль

я спокоен ты спокойно дышишь

и туман не доползёт до крыши

это бред мешающий смотреться

в зыбкое берёзовое сердце

верой посеребреное в сквере

а не едкой пылью от истерик

«»»»»»»

2.

не сплю и город не ложился

висок упруго давит жилка

артериального давленья

в кварталах бродит воскресенье

от постамента к постаменту

от перекрёстка к перекрёстку

от линий жёстких

нетерпенья

до мягких скверов потребленья

фонтан на площади розеткой

на сетке

крашеной беседки

кондом висит без монограммы

любезной дамы

без комментариев иду я

совком под утро дворник сдует

предохранительное средство

лишившее кого-то детства

ночь собирает тучи в кучу

колючий

дождь зафортепьянил

по крышам скученных жестянок

шипевших днём авторезиной

на красный свет под козырьками

на подвиги любезной дамы

бежавшей ланью к магазину

за продуктовою корзиной

на жёлтый свет

«»»»»

3.

знаешь друг я в постоянство верю

дружбу за полтинник не похерю

не швырну дукатами на столик

оплатить гулянку в Метрополе

я трудяга ты творец и стоик

повидавший слабость перестроек

под каток бросавший виновато

личности поэта и солдата

не виню я не крутой философ

на поверку в чём-то стоеросов

в чём-то музыкален до балденья

над своей распяленою тенью

поделились мы с тобой как братья

ты мне жизнь а я тебе объятья

хоть сосулькой капаешь за ворот

подправляя набраную скорость

я спешу перешагнув полжизни

перебрав все радуги от призмы

подгоняю сердце в эстафете

за последним нелюбимым цветом

у него оттенков и изломов

больше чем страниц в романах Пруста

лишь бы не закиснуть как Обломов

на хрустальных парапетах чувства

«»»»»»

Я, наверное, старомоден

Для Поэзии из бравад,

Потому у моих мелодий

Ограниченные права.

Ноты-звуки в огне метафор

Не сгорают, рядком лежат,

Дожидаясь отмены штрафов

За рифмованый плагиат.

Но, простите меня, народы,

Заселившие этот мир,

Ещё более старомоден

Постоянный словарь-вампир!

За сто лет новых слов ни грамма!..

Утверждаю: наоборот

Он прощается со словами,

Искажавшими обиход.

Прогрессируем мы, не дремлем,

Хором вылезли из лаптей,

Зажигалки у нас, не кремни,

Даже лампочки в сто свечей!

И Поэзия буйной девой,

Потерявшей и стыд и честь,

Вырождается в перепевах

В то, что нынче на деле есть.

Написание слова «стерва»

Как медаль на её груди!..

Старомоден я стал, наверное,

При желании поблудить.

Не за деньги бы снять шалаву

Со словарным названьем «блядь»,

А восторженно даму-паву

Рифмой нежною обаять…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Корнями-нитями сухожилий

К наземной жизни приобщены,

Каштаны свечки насторожили

Для ловли света и тишины.

День, два – и выплеснутся соцветья

В сорочий хохот и в грохот дня,

Затмив идущую по столетью

Обыкновенность, то есть меня.

А я не буду кипеть в протесте,

Волчарой серым не зарычу

И, если высказаться по чести,

Распределённость у нас по месту –

Мне столько света не по плечу…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

…А день как день. Такой же был вчера,

Позавчера и тридцать лет назад,

История банальна и стара,

А каждый долгожитель ретроград.

Я в эту категорию вхожу,

Не делая из возраста секрет,

И прячу под проплешины ажур

Желания опять помолодеть

И рваться с молодыми в никуда,

И головой стучаться в небеса,

И тормозить у бездны поезда,

И просто человечество спасать…

«»»»»»»»»»»»»»

Прищурился я на лето,

На белые облака,

И прячу свои секреты,

Рукою махнув: пока!

Вы в сторону ни в какую,

Чтоб где-то истаять в дым,

А мне продолжать людскую

Жизнь около Хиросим.

Нет-нет, я не вспуган птицей,

Крылами не трепещу,

Я в рифму хотел вцепиться,

Себя приравняв к клещу!

А так Хиросимы эти

Мне до балды, ей-ей,

Я просто щурюсь на лето

Среди остальных людей.

Но за заслонкой ржавой

Сердечного огонька

Вопрос полыхнул: куда вы

Торопитесь, облака?

Молчание… без ответа…

Ну что же, и я смолчу,

Не выдам свои секреты

Ни солнечному лучу,

Ни женщине у киоска,

Плывущей на рандеву

Плакатной Глорией Тоской

К подъезду, где я живу…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Где-то как-то, где-то плохо, где-то очень хорошо, По седьмому кругу ада пролетаю нагишом

Мимо рая, мимо створок, мимо цербера-Петра:

Мне туда совсем не нужно, мне ваш рай до осетра!

Как-нибудь я в этой жизни голой задницей по льду

Поскольжу и прямо в землю на два метра упаду, Грудь не пеплом, а песочком принакрою – и пока –

Есть местечко в этом мире для шального мужика!

Есть, а как же! Не напрасно я на этом свете жил, Перешагивал запруды, мчал себя за рубежи

Мимо ада, мимо рая, мимо столбиков-Петров,

Выставляемых охраной от людей, не от воров!

Вот такая свистопляска, вот такой сейчас расклад!..

Я мальчишкою на крыше, в небе турманы летят, Кувыркаются в полёте в первозданной тишине –

Для чего мне райский воздух, в руки турмана бы мне!..

“””””””””””””””””””

Плещет ива остролистно

На серебряном ветру,

К ней я юным гимназистом

Прибегаю поутру.

Здравствуй, скорбная старушка

С переморщенным лицом!

Хочешь, я спою частушки,

Сочинённые отцом?

Хочешь, выплету ногами

Танец медленный какой

На поляне с чудесами

Над сбежавшею рекой?

Здесь когда-то…

Впрочем, что я

Молочу в седую блажь

Трёхсотлетнего покоя…

Что ей новый антураж!

Что ей я и что отец мой,

Прахом выцветший в земле,

Если старость вместе с детством

По иной у нас шкале…

Поколенье к поколенью

Не всё время с добротой…

Ива сбросит оперенье,

Вновь нарядится весной.

Затуманит ветру глазки

И начнёт он, молодой,

Дёргать даму за завязки,

Фордыбачить ей подол…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Я тебя не уминал в снежный ком,

Не бросал пушинкой в резвый огонь,

Сквозь ладони протекла ты песком

И осела на чужую ладонь.

Тёплый след прикосновений твоих

Зарубцуется, сомнения нет,

Не делить же нам любовь на двоих,

Словно угольный нестойкий брикет!

Вот такая у меня полоса!

Забивает серый цвет пастораль,

В лунном городе свои чудеса

И чего-то откровенно мне жаль.

Но зачем же отвечать на вопрос,

Мне не заданый сегодня никем???

А луна в окне хохочет до слёз,

А в груди искренье вырванных клемм…

© Copyright: Игорь Белкин, 2011

Свидетельство о публикации №111090900110

Хранилище 10

Игорь Белкин

Называю Родину невестою

Под лихой ромашковый трезвон,

Сытых соплеменников не пестую,

Нахлебавшись супа из ворон.

Это было, и прошло, и кануло,

Ни к чему мне теребить покой

Лет, что откричали, отгорланили

Голосами скорби мировой.

По войне не тужится, не плачется,

Пронеси нас мимо, пронеси,

Отруби от нас все беды начисто,

Отсеки все войны от Руси!

Кто не испытал, тому неведомы

Травяные хлебные куски,

И как бабы бредили Победою,

Плача: возвратитесь, мужики!

Господа, жирующие в нынешнем,

Я к вам не испытываю зла,

Но хочу, чтоб вас, бегущих к финишу,

Родина детьми не назвала.

Вы чужие, вы пришельцы!..

Истина,

Вразуми не сеющих Добро,

Дай на пробу хлеба им пречистого

С лебедой, с бульоном из ворон!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Не дурного идола

с тыквой-черепушкой,

рисовал я идальго

на песке ракушкой.

Но волна зелёная

набежала, смяла

брови обожжённые

под стальным забралом.

Костяными спицами,

а не алой кровью,

рисовал я рыцаря

из средневековья.

Но гроза проохала

громом и дождями –

ни слезы, ни хохота

от него на память.

Голову на плаху я

положил, и каюсь:

я художник аховый,

не в ладу с веками!

Может, по обочинам

или по пунктиру,

временем простроченный,

шёл я к центру мира?

Красное по снежному,

чёрное на белом

отвергаю вежливо:

это не по делу!

На песчаном острове

терем не построить,

до чего непросто мне

рисовать героя.

А плюмаж бесхитростным

петушиным гребнем,

хочется быть искренним

и сердцецелебным,

чтобы дамы идальго

целовали шпоры:

Бог войны, не выбей им

из-под ног опору!

«»»»»»»»»»»»»»»»

... а мы ходили по этим тропам,

Рубили с хрипом окно в Европу

И прикрывались глухой стеною,

Чтоб не соседствовать с новизною.

Не сознаваясь: силёнок мало! –

Повсюду втюхивались в скандалы

И уходили, плюясь железом,

В свою загадочную нетрезвость.

Костры живые горят доселе,

Где мы пожили, но не осели,

Вернувшись молча к родным пенатам,

Таким же точно огнём объятым.

Ни Бог судья нам, и ни апостол,

Мы самосуда хлебнули вдосталь,

Пожали то, что смогли посеять

Без контрибуций и без трофеев.

Кто был слабее – назначен в ощип...

На отголосках вчерашней мощи

Дворцы роятся и «першпективы»

Для слуг народа с партийной ксивой.

А мы не ходим по этим тропам,

Мы прячем в тину больные жопы

Иль проплываем линями мимо:

Короста эта неизлечима...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Помятою зрелою птицей,

Прорезав крылом облака,

Свободой пытаюсь упиться,

Былое продав с молотка.

Промокшие стены вокзалов

Привычно глотают грозу,

А мною давно пролисталось

Всё то, что творится внизу.

Я в мире подлунном крупица,

Я атом в молекуле дня,

Со мной ничего не случится

И не на что в жизни пенять.

Пороги, дороги, причалы,

Паромы, плоты, корабли,

К сердцам человеческим жалость,

Лиричный прилив и отлив;

Нагрузка на тело и душу,

Отброшенный детский девиз,

Способность игрушкой из плюша

Быть женщине ради любви...

Прости, человечное небо

Меня за случайный порыв

И за неожиданный щебет

В процессе всемирной игры!

И всё.

Отзвучала реприза,

В пике выхожу из прямой,

Рождённому ползать по низу

Пора возвращаться домой.

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

По июню, вдоль межи,

Васильки стоят во ржи,

Собеседники поэта

До побега в кутежи.

Совершенно не смешно,

Киснет свежее вино,

Если меры не предпримешь,

Станет уксусом оно!

Жаль вино и васильки,

Оседлала боль виски,

Но для русского поэта

Все препоны пустяки.

Он берёт бутыль с вином,

Покидает отчий дом,

По просёлочной дороге

Мчится в поле босиком.

Все проблемы решены

Без влияния жены,

Обожающей дебаты

Из-за тёщиной спины.

Хорошо, аж спасу нет!

С неба лучезарный свет,

Вместо пошлого стакана

Пачка из-под сигарет.

Хлеб порезан на куски,

Пробуют его жуки,

Синие на жёлтом фоне

Разомлели васильки...

""""""""

Если не пляшется, не поётся,

Даже не блудится, чёрт возьми,

Значит, я своего иноходца

Загнал при общении с людьми.

Здесь бы голову свесить набок

Или волком выть на луну,

Или уйти в монастырь Ослябей,

Почёсывая сухарём десну.

Конечно, а как же иначе, фраер!

Тонкую томность души твоей

Даже моления не обыграют,

Не то, что вязкость других людей…

А жизнь проносится с шумом, с гулом

И в зад подталкивает: шагай!

И птицы посвистывают в июле

И любится с декабрём пурга…

Да ну вас, душевные переломы

С водочной горечью на губах! –

Прозрачно время у льдистых кромок

И в проруби не дерьмом судьба!

Опять карандаш побежал по строчкам,

И знаю я, кто накинул плед

Мне на плечи, чтобы я точку

Не ставил даже на этот бред.

А я не ставлю, прими за шутку

Мою дребедень о монастыре,

Сумевшем вынянчить Ослябю-малютку

Для схватки на Куликовой жаре…

«»»»»»»»»»»»»»

Сижу, прикованный к листу,

Держу в руках перо-скакалку,

Стихи швыряю в пустоту

И мне стихов своих не жалко.

Я их пишу уже сто лет,

Печатался и было время,

Когда ветра кричали: нет!

Готовой к выходу поэме.

Ветра я эти проходил,

Великие шагали сзади,

Мне прикрывая хилый тыл

От злых редакторских нападок.

Теперь другие времена,

Нет цензоров на запятые,

И некого послать мне на

За хлопоты свои пустые.

Пишу и складываю в стол

Продавленные сердцем строчки

И молча тискаю подол

У глупой музы-одиночки.

Она сознательно молчит

И не подрагивает телом,

Ей тоже книги-кирпичи,

Как и читателю, приелись.

А лёгкого нам не создать,

Солёненького тоже мало,

Как говорят, не дать, не взять,

И жуй, поэт, своё мочало.

«»»»»»»»»»»

На жизнь поэта.

Лучом живительного света,

Глотком живительного сна

Опять торопится к поэту

Сама сударыня весна.

А он при фраке и манишке,

В руках гусиное перо,

Вовсю сражается с пустышкой,

В рулетке ставя на зеро.

Он проиграет, безусловно,

Не властен ум над пустотой

И март с апрелем знаком Овна

Его накроют как плитой.

Ну что ж, всему свои печали,

Свои законы, рубежи,

Но он живой, а не в астрале

И нам его не пережить…

А время мудрствует лукаво:

Как беззащитен землянин,

Жизнь на пустую клетку ставя

Щитом от пошлой болтовни!

«»»»»»»»»»»»

На охоту вышел князь,

На тропу звериную.

Ночь молчала, затаясь

За кустом малиновым.

За плечо его рукой

Тронул я, зелёного:

Ну, куда же ты такой

С рожею скоблёною?

Бриться нужно опосля,

Потоптав с легавыми

Золотистые поля

С рощами-купавами!

Не достали б комары

Кожу непобритую,

Это правило игры,

Шитое-прошитое.

Деловит и собран князь,

Плёткой доезжачего:

В дело барское не влазь,

Чучело ходячее!

Эх, ты, подлая судьба,

Яблочки мочёные!..

Рог хрипит, словно труба,

Брагой опоённая.

Зрят крестьянские дома

Окнами с горошину:

Господа сошли с ума,

Прибыли, непрошены!

Передавлены хлеба,

Рожь с землёю смешана,

Пояс туже, голытьба,

Чествуй лико лешего!

Я за князем у дубов,

Вроде за лисицею,

Саданул его под бровь

Тяжкой рукавицею.

Дёрнул князюшка ногой,

Из седёлки с грохотом,

В пень дубовый головой,

Отошёл со вздохами.

Поломал невесту зря

Ты у доезжачего,

У послушного псаря,

Чучело лежачее!

Руки белые крестом,

Выбритая рожа,

Осень рыжая хвостом

Листья на вельможу…

«»»»»»»

Была, была война,

Гусары шли в атаку,

Звенели стремена

И кровь пылала маком.

Молоденький корнет,

Аорту зажимая,

Пал с клёкотом в рассвет

И – перышки по маю!

Он умер, я живой,

Столетья пролетели,

Шрапнель над головой

Во мне не ищет цели.

Туманится заря,

Земля исходит паром,

В руках у сентября

Мне не бывать гусаром.

А мог бы тоже в бой

И распатронить вены

Над Родиной больной,

И – жизнь через колено…

«»»»»»»»»»»»»»

Одиночество, сестрёнка,

Не заслонка

От времён, кричащих тонко

Жеребёнком!

Одиночество создание

Простое –

Недостроенное здание

Земное.

Это жизнь тебя затиснула

В скорлупку,

Где в пространстве преют мысли,

Словно в шубке!

Выдыхаешь их на личную

Зеркальность,

А они до неприличья

Натуральны.

И не видеть бы, не слышать

Никого бы,

Одуванчик целовать бы рыжий

В лобик

И тянуть строку на белую

Бумагу,

К ожиданиям не делая

Ни шага.

Одиночество прилюдно

Это дикость,

Обвивает оно будни

Повиликой!

Впрочем, что я раскричался

Глупой шавкой,

Если мне оно по пальцам,

Как булавкой...

«»»»»»»»»»»»

Могу я соловьёв пересвистать,

Могу не пересвистывать их вовсе

И перед вами с розою предстать

Варяжским, то есть долгожданным гостем.

Подошвами поширкав половик,

Войти в квартиру, радостно хмелея

От скорого вкушения любви,

Разлившейся по венам апогеем.