Текст книги "Черные ножи 5 (СИ)"

Автор книги: Игорь Шенгальц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8

Я все рассчитал правильно. Граф Клаус фон Штауффенберг был любопытным человеком, не боявшимся ни черта, ни бога. Поэтому он сделал ровно то, что обещал – поселил нас в своем особняке на берегу Вайсензее. И главное – не выдал ни полиции, ни Гестапо.

Территорию окружал нетипично высокий для немцев забор, заглянуть через который было проблематично для случайного прохожего – пришлось бы специально лезть наверх, рискуя пораниться об острые штыри. Так что от любопытного взгляда мы были надежно скрыты. Тропинка вела прямо к лодочному причалу. Несмотря на зимнее время, озеро не было замерзшим – морозы в Германии слабые. Но и на лодках, разумеется, давно никто не катался.

Сам особняк был довольно скромным – два этажа, с десяток комнат, включая две гостевые спальни и подвал, в котором хранились продукты и вино.

Штауффенберг показал дом, разрешил пользоваться продуктовым погребом в меру необходимости. Разговор он вел корректно, вопросов не задавал. Гришка смотрел на него исподлобья, с трудом скрывая ненависть в глазах, но, к счастью, молчал. Поэтому легенда о его румынском подданстве пока не провалилась.

Я был уверен, что Клаус прекрасно считывает все эмоции Григория, поэтому отослал бойца в подвал, приказав проверить наличие продуктов и запасов питьевой воды.

Он недовольно зыркнул в мою сторону и ушел. Нет, надо с этим что-то делать. Гриша совсем от рук отбился, некоторые приказы просто игнорирует, особенно касаемые сохранности жизней местных жителей. Но что я мог? Прогнать его или пристрелить. Ни того, ни другого делать я не собирался.

– Мне нужно в штаб армии, иначе меня хватятся и отправят солдат на поиски, которые приведут их в итоге сюда.

– Господин полковник, – напоследок сказал я Штауффенбергу, – надеюсь, вы понимаете, что конфиденциальность нашего здесь пребывания в ваших собственных интересах?

– Вы это доказали весьма убедительно. Кстати, как мне вас называть?

– Зовите меня… – я задумался на пару секунд, – Борер*.

*(нем.) Bohrer – бур, бурильщик.

– Хорошо, – кивнул граф, – а теперь позвольте откланяться. Я приеду, как только случится подходящая возможность.

– Буду ждать с нетерпением! Нам есть, что обсудить…

Машина выехала за ворота, а мы с Гришкой остались в особняке. Я вновь прислушался к своей интуиции – все говорило, что полковник не сдаст – не в его интересах. Значит, можно слегка расслабиться, хотя бы на несколько часов, и привести себя в порядок.

Григорий выглянул в окно, убедившись, что автомобиль выехал за ворота, и сообщил:

– Продуктов в достатке, воды тоже. Плита на газу, баллон полон. Еще там сбоку пристроена парилка, можно растопить.

– Не стесняйся, бери любые продукты, которые приглянутся, и устрой нам королевский обед, – я прикинул, что до вечера Штауффенберг точно сюда не вернется. – И помыться нам с тобой, братишка, не помешает, так что после еды – прогрей-ка баньку!

Полковник, несомненно, любил вкусно поесть. В подвале на крюках висели копченые окорока и связки колбас, на полу рядами стояли ящики с консервами, на специальных полках лежали сотни бутылок вина.

– Вот же гад! – искренне заявил Гришка. – Буржуй, сволочь! У нас люди голодают, а этот жрет себе в три пуза… И ведь не разграбили, хотя окна выбить, да двери взломать – раз плюнуть.

– Во-первых, хозяин этого дома – граф, самый настоящий потомственный аристократ. Во-вторых, немецкий порядок – вещь, которую так просто не выбить. Люди даже в такие времена чтут закон и боятся полиции.

– Разве ж это люди? – удивился мой боец. – Они же не живые. Исскуственные какие-то! Без души! В собаке больше души, чем в этих…

– Такая нация, со своими особенностями, так уж сложилось исторически. Когда всех красивых женщин жгли на кострах, считая их ведьмами, то поневоле станешь нелюдимым и законопослушным. А души их… они тоже сгорели на тех давних кострах.

– Поделом!

– Ничего, Григорий, им недолго осталось, – пообещал я, – скоро разобьем гадов!

– И будем жить хорошо?

– Просто замечательно, Гриша, просто замечательно…

Пока боец суетился на кухне, пытаясь приготовить обед, я прошелся по дому, проверил все комнаты и, наконец, выбрал укромное местечко, в котором на всякий случай спрятал микропленку. Мало ли, вдруг все же мои расчеты окажутся неверны, и Клаус приведет по мою душу Гестапо?

Несмотря на ворчание, Гриша от немецкой пищи не отказался. Наоборот, он, видно, решил вчистую объесть «буржуя», тем более, графа, и открыл сразу несколько банок с тушенкой, щедро высыпал содержимое на самую большую сковороду, которую нашел на кухне, и разогрел. Вдобавок притащил с десяток палок колбас и крупную головку голландского сыра, нарезал мясо с окороков. Не забыл и про горячительные напитки – пять пузатых бутылок французского сухого, красного и литровую – с коньяком.

– Жаль, пива нет, – посетовал он. – Я думал, у каждого немца пиво всегда под рукой. У них даже поговорка есть: «Пиво – это не алкоголь, а лишь средство утолить жажду!» Весь подвал обшарил, не нашел. И вместо шнапса – коньяк. Гадость! Терпеть его не могу! Шнапс – тоже гадость, но тот хоть слегка на нормальный самогон походит.

– Радуйся тому, что имеешь, ведь еще вчера у тебя не было и этого.

После еды славно попарились, жаль, без веников. Температура в этом финском варианте сауны поднималась не выше девяноста градусов, но пришлось постараться, чтобы так растопить. Воздух был сухой и горячий. Я бы, конечно, предпочел классическую русскую баню, где температура не столь высокая, но воздух влажный – он обволакивает, греет мягко. А потом пройтись веником по спине, чтобы старая кожа слезла, как у змеи, и ты вышел на улицу, нырнул в снег, обтерся полотенцем и словно переродился заново. Но и так оказалось просто замечательно, и я потом долго сидел у окна, глядя в темное небо и думая о превратностях судьбы.

Картина была сюрреалистической – прохлаждаться почти в самом центре Берлина в доме немецкого аристократа, потягивая чудесный французский коньяк, казалось невозможным. Но жизнь часто бывает куда необычнее самой богатой фантазии.

– Смотри, что нашел, командир! – Григорий подошел ко мне, держа в руках стопку мелко исписанных бумажных листов, стянутых синей лентой. – Погляди, вдруг, что важное?

Я взял листы и быстро пробежался глазами по тексту. Кажется, мне в руки попал дневник графа Клауса Шенка фон Штауффенберга. Интересно!

– Где взял?

– Там на втором этаже кабинетик, а в нем сейф стоял. Но я подумал, вдруг что ценное внутри, поковырялся и открыл. А там лишь эти бумажки. Вот и решил – важные, раз в сейфе хранились.

Что-то в последнее время за Григорием я стал примечать массу скрытых доселе талантов. Открыть сейф – дело вовсе не простое, по себе знаю. Но вслух я лишь похвалил:

– Спасибо, боец! Можешь отдохнуть пока!

Когда Гриша ушел вглубь дома, я вновь вернулся у бумагам. Нет, это был не дневник, а старые письма от Клауса его жене и брату.

Так, тридцать девятый год, письмо из Польши.

«Население – невероятный сброд. Много евреев и полукровок. Этим людям хорошо, когда ими управляешь кнутом. Пригодятся для сельского хозяйства в Германии».

Я прочел еще с десяток писем, во всех Клаус думал у великом будущем своей страны. Но чем дальше, тем больше ставил под сомнение ведущую роль Гитлера, как лидера нации.

Наконец, самое свежее, и, пожалуй, самое откровенное. Конечно, если знать, о чем идет речь. Неужели, он не боялся, что письмо смогут прочесть?

Хм… а ведь письмо так и не было отправлено. Он написал его сразу после открытия Второго Фронта два месяца назад, когда союзники высадились в Нормандии, но, видно, держал все время при себе, а потом положил в сейф, к другим бумагам.

«Пора уже что-то делать. Однако тот, кто посмеет что-то сделать, должен отдавать себе отчет в том, что он, вероятно, войдет в немецкую историю как предатель. Если же он этого не сделает, он будет предателем собственной совести. Я не смог бы смотреть в глаза женам и детям павших, если бы ничего не сделал, чтобы предотвратить эти бессмысленные человеческие жертвы».

Мученик совести. Нацистский либерал, как его назвали бы спустя восемьдесят лет. При этом профессиональный военный, ветеран, имеет ранения.

И все же: предатель или герой?

Человек, стремящийся уничтожить собственные прошлые идеалы, поняв их ошибочность, или же человек, переметнувшийся на другую сторону?

С моей точки зрения, граф фон Штауффенберг был весьма удобной фигурой, с которой можно было вести дела.

Но предателей не любит никто. И, одно дело, когда такие люди попадаются в стане врага, а совсем иное – когда ими оказываются твои бывшие друзья.

Вот только Клаус не был предателем. Он, один из немногих, отчетливо понимал дальнейшие перспективы страны и видел, что немецкую нацию могут попросту стереть с лица земли, уничтожив ее под корень точно так же, как сами нацисты желали извести евреев и славян. Штауффенберг этого не желал и готов был сделать все, что угодно, чтобы не допустить подобного исхода.

В этом я был с ним заодно. Я никогда не поддерживал саму идею геноцида. Даже зная, что в далеком будущем Германия опять поднимет голову и начнет тявкать на Россию, я не считал, что всех немцев поголовно нужно истребить, или поделить территорию на куски и изменить карту Европы навсегда. К счастью, советское правительство придерживалось схожих взглядов, и вскоре на многие десятилетия на планете воцарятся относительные мир и спокойствие. Холодная война так и не перейдет в горячую, оставшись лишь страшилкой для населения и способом вытянуть побольше денег у налогоплательщиков.

Поэтому я с нетерпением ждал визита графа, решив предложить ему нечто смертельно опасное. Но… кто не рискует…

* * *

Полковник, как я предполагал, явился поздним вечером, когда уже стали видны первые звезды. Он был один, без водителя, и мне это понравилось. Значит, Клаус окончательно решился – заглотил приманку, и теперь не успокоится, пока не выведает у меня все, что я знаю. Но в эту игру могут играть и двое!..

Мы прошли в гостиную, где Гришка предусмотрительно сдернул чехлы с кресел и растопил камин, и сели друг напротив друга. На столике уже стояла бутылка коньяка, а на тарелках лежала легкая закуска. Разговор предстоял долгий.

– Вижу, вы уже освоились? – Штауффенберг мельком взглянул на мою одежду, позаимствованную из его гардероба. Гриша тоже нашел себе кое-какие вещи, но я приказал ему следить за территорией и на глаза не показываться. Лишь бы только не натворил чего-то. С некоторых пор я перестал ему доверять, но и постоянно контролировать тоже не мог. Оставалось надеяться на лучшее.

– Вы же не против?

– Что вы, господин Борер, берите все, что пожелаете. Не думаю, что когда-либо еще воспользуюсь этим домом.

Граф демонстративно поднял бокал в приветственном жесте и отпил глоток коньяка. Дрова негромко потрескивали в камине. В гостиной было тепло и уютно, а за окнами завывал ветер, периодически хлопая незакрепленной ставней.

– Отчего так? – полюбопытствовал я, слегка пригубив напиток.

– Скоро ничего этого не будет. Вы слышали новости с фронтов? Красная Армия широким шагом идет на запад, сокрушая все наши оборонительные редуты. А ее союзники атакуют со стороны Франции, отбивая город за городом. Германским доблестным войскам приходится весьма тяжко биться на два фронта. Это преддверие конца. Я прекрасно понимаю, что нам не выстоять, и что вскоре вражеские солдаты будут маршировать уже по моей земле. Эта ненужная война вымотала всех, но рано или поздно она окончится. К несчастью, победа будет не на нашей стороне. Немецкую машину победит русский солдат своими потом и кровью. Кто бы мог подумать… ведь совершенно варварская страна, но, должен признать, такой стойкости я не видел прежде ни в ком. Остальные просто подняли ручки вверх и сдались без боя. Эти же… упертые…

Его слова меня порадовали. Я давненько не слышал о том, как обстоят дела, и был доволен, что все идет чуть быстрее, чем в моей реальности. Глядишь, такими темпами к середине осени наши войска подойдут к Берлину, а если союзники поднажмут, то еще быстрее.

Кстати, за время моего короткого пребывания в особняке авиация еще ни разу не беспокоила. Думаю, все начнется ночью. Благо, подвал здесь был крепким и надежным – сойдет в качестве убежища.

– Как вы считаете, господин полковник, что случится с Германией, когда она падет?

– Ее поделят на части, – подумав, предположил Клаус, нисколько не сомневаясь в изначальной предпосылке. – Это самый разумный вариант.

– Американская, советская, британская и французская зоны влияния?

– Французская? – удивился полковник. – А что, и эти трусы будут причастны к дележу добычи?

– Они успеют как раз вовремя к разрезанию пирога. Но почти весь запад подпадет под влияние США, а восток окажется в зоне Союза. И это будет огромной удачей, потому что немецкая нация может исчезнуть в принципе.

– Гнусные поедатели лягушек! Вы знали, что после неудачного похода на Москву сто с лишним лет назад, когда русские вырезали всех французских мужчин почти поголовно, их девки вынужденно спали с собственными отцами, чтобы дать потомство? Мерзость! Не удивительно, что сейчас там остались лишь выродки.

– Я не был бы так категоричен…

– А их линия Мажино, которой они столь кичились? Наши войска попросту обошли ее, без каких-либо значимых потерь… это настолько смешно, что даже становится грустно. И, вы говорите, они будут претендовать на решающую роль в падении Великой Германии? Ох, боже мой, это, право слово, стыдно…

– Лет через восемьдесят все эти «союзники» вообще возомнят себя единственными победителями в войне, поверьте. Историю постоянно переписывают набело, а иногда просто вырывают некоторые ее страницы. Но если ваш план удастся воплотить в жизнь, то все еще можно поменять в лучшую сторону.

– Дать Германии второй шанс?

– Последний шанс.

Штауффенберг надолго замолчал. Я видел, что ему мучительно тяжело вести этот разговор. Он был солдат, и ему проще было бы идти в смертельную атаку, рискуя жизнью, чем рассуждать о перспективе грядущей гибели Германии.

– Что вы знаете?

Я к разговору подготовился заранее, воскресив в голове имена и факты, поэтому начал перечислять без запинки:

– Генерал-полковник Людвиг Бек должен взять на себя руководство государством после переворота. Герделер станет рейхсканцлером. Так же в новое правительство войдут генерал-майор Хеннинг фон Тресков, Фридрих Ольбрихт, Витцлебен, Хепнер, Мерц фон Квирнхайм, Вернер фон Хефтен и вы, полковник. Рейхсминистерство пропаганды нужно мгновенно изолировать, ровно как и всех радиовещателей и центральные партийные органы. Вы же будете отдавать приказы из штаба командующего резервной армией, и это не вызовет подозрений. Хороший план, граф, вот только он не сработает – Гитлер выживет.

– Откуда такая уверенность? – Штауффенберг был немного шокирован моим рассказом.

– Фюрер невероятно везуч, а вас подведет отсутствующая рука – вы не успеете активировать детонатор на второй бомбе, а одной не хватит. В тот же вечер вас и прочих расстреляют во дворе «Бендлерблока» в Берлине.

Полковник побледнел.

– Кто вы? Пророк, провокатор или советский шпион? Или все вместе взятое? Я навел справки – это ведь именно вас ищет полиция Берлина за убийство сотрудников Гестапо! Это вы похитили подозреваемую в связях с Советами прямо из госпиталя Шарите! А теперь вы сидите здесь, пьете коньяк, как ни в чем не бывало, и рассказываете такие вещи, от которых у меня, человека опытного, кровь в жилах стынет. И я слушаю все это лишь по одной причине – терять мне уже нечего, и пусть вы хоть сам дьявол, Борер, я готов иметь с вами дело. Верите вы или нет, но я – патриот своей страны и хочу спасти ее от гибели, пусть даже ценой собственной жизни.

– Я предоставлю вам такой шанс. Сможете найти мне надежные документы и сделать своим адъютантом?

Клаус задумался.

– Теоретически, это возможно. С фронта постоянно прибывают раненные офицеры, и выдать вас за одного из них труда не составит, а должность адъютанта у меня как раз вакантна. Но что это вам даст? Вы хотите внедриться в штаб армии?

Я покачал головой.

– Нет, я хочу вместе с вами отправиться в «Волчье логово».

Глава 9

– Господа, позвольте представить моего нового адъютанта – лейтенанта Фишера, – сказал Штауффенберг. – Он – боевой офицер, недавно прибыл с восточного фронта на излечение после ранения, но не хочет сидеть без дела, поэтому временно приписан к штабу армии резерва.

Я вытянулся во фрунт, резко вздернул вверх примерно на сорок пять градусов правую руку с распрямленной ладонью и гаркнул:

– Слава Гитлеру!

Офицеры, собравшиеся этим вечером в небольшом зале для совещаний, синхронно ответили на «немецкое приветствие». В помещении было свежо – окна приоткрыты, и никто из присутствующих не курил – здесь это было не принято, хотя у нас в штабах дымили без зазрения совести.

Я удовлетворенно кивнул, смахнув несуществующую пылинку с собственного плеча. Форма лейтенанта сухопутных войск была новая, что называется «с иголочки» и сидела на мне идеально. Гладко выбритый, свежеподстриженный, чуть отъевшийся за последние дни, посвежевший, я выглядел, как молодой, холеный хлыщ, и глядел на окружающих с легким презрением. Мол, пока мы там на фронте кровью умываемся, вы, штабные крысы, штаны тут просиживаете… и это презрение прекрасно считывалось окружающими, хорошо маскируя некоторое мое незнание текущих реалий.

Увидь меня в таком обличье собственный дед – проклял бы, да подзатыльников надавал. Больно люто он ненавидел немцев, хотя и был совсем маленьким, когда шла война.

Штабные по очереди представились, но ни одной знакомой фамилии я не услышал. Командующий армией резерва, генерал-полковник Фридрих Фромм, отсутствовал, поэтому совещание прошло довольно скомканно. Несколько коротких докладов уложились в полчаса. Говорили о нехватке оружия, медикаментов, продовольствия, униформы, наконец, самого личного состава. Я слушал эту информацию с удовольствием, было приятно, что тут все плохо.

Когда последний докладчик умолк, воцарилась гнетущая тишина.

– Фюрер лично приказал сформировать две новые дивизии, – голос полковника был безэмоционален, однако офицеры изрядно напряглись, – и что я буду вынужден ему доложить? Что у нас нехватка всего на свете, включая людей? А, может, это прямой саботаж? Чтобы к утру списки недостающего были готовы, а так же докладные записки, в которых вы четко укажете, как именно планируете компенсировать дефицит. Документы передадите моему адъютанту! Пока все свободны.

Он подчеркнул слово «пока», явно подразумевая, что этим дело не кончится. Я проводил взглядом покидающих зал офицеров. Настроение у них было подавленное. Это мне тоже нравилось.

С того памятного разговора с графом в его особняке прошло уже больше полутора недель. Все оказалось организовать не так просто, как думалось полковнику. Но, в итоге, он справился с формальностями, раздобыл и документы, и форму для меня. Гришке же места при штабе не оказалось – слишком плох был его уровень немецкого, а румыну-наемнику там делать было попросту нечего. Поэтому я решил, что он пока просто поживет в доме Штауффенберга, а после подумаю, что с ним делать. Полковник против этого не возражал, на том и остановились. Сам я тоже каждый вечер туда возвращался ночевать, благо, добираться было недалеко.

Теперь меня звали Макс Фишер, офицер в звании пехотного лейтенанта. Полномочия адъютанта оказались гораздо шире, чем я предполагал. Это не был простой секретарь-референт в будущем понимании этого значения, адъютант отвечал за гораздо более широкий круг задач, вплоть до решения всех кадровых вопросов, включая назначения даже более высоких чинов. В то же время он являлся резервным офицером, и если кто-то из офицеров штаба выходил из строя и не мог выполнять свои обязанности, адъютант немедленно заменял его. Это в теории, на практике же я никого заменять не планировал и сразу сообщил об этом Штауффенбергу. Тот не возражал.

Но штаб армии резерва – это еще ладно. Я узнал, что адъютанты Гитлера в чине подполковников или даже капитанов могли оказывать влияние на ключевые вещи – назначение командующих групп армий, к примеру. Представить подобное было сложно, но по факту им приходилось делать многое – даже посещать вместе с фюрером оперу, присутствовать на семейных посиделках, ходить на выставки и попутно решать кадровые вопросы в масштабах всего Вермахта.

Так что моя идея стать адъютантом полковника оказалась весьма удачной. При желании я вполне мог бы круто поменять кадровый расклад в штабе армии резерва.

Вот только такой задачи у меня не было, все мои мысли были нацелены на грядущий визит в «Волчье логово» – «Вольфшанце» – главную ставку фюрера и командный комплекс Верховного командования вооруженными силами Германии. Именно оттуда Гитлер руководил боевыми действиями на Восточном фронте. «Логово» представляло из себя масштабную систему хорошо укрепленных строений и бункеров, окруженных всеми возможными способами защиты – минными полями, вышками, пулеметными позициями. Попасть туда обычным методом было попросту невозможно, но вот в компании графа, вызванного для прямого доклада фюреру, вполне реально.

На этом и строился мой план. Если я попаду внутрь, то костьми лягу, но перегрызу Гитлеру глотку. В конце концов, я появился в этом времени не случайно. Явно была какая-то неведомая мне цель, которую преследовала вселенная, совершая это перемещение разума. И лучшей идеи, чем остановить войну, убив главного палача, мне в голову не приходило. И если бы случился размен жизнь на жизнь, я бы, без сомнения, отдал свою. Поэтому мы с Шауффенбергом вполне могли доверять друг другу. Несмотря на все различия, наши желания и стремления удивительным образом в этом совпадали.

– Отправляйтесь домой, Фишер, сегодня вы мне уже не понадобитесь! – громко произнес граф, чтобы было слышно и в приемной, и чуть тише добавил: – Приказа все нет и нет, вылет вновь откладывается…

Визит в «Волчье логово» переносился уже второй раз, и было неизвестно, состоится ли он в принципе в ближайшее время.

– Слушаюсь, господин полковник!

Когда я вышел из зала для совещаний, то никого из офицеров, присутствовавших только что на брифинге, не увидел. Странно, я думал, что они воспользуются случаем познакомиться поближе, но, видно, фон Штауффенберг настолько всех перепугал угрозой расстрела, что им было не до новенького адъютанта. Тем проще. Любое общение несло потенциальный риск. Проколоться можно было на чем угодно, на любой мелочи, на незнании сущей ерунды. Немного спасало то, что по легенде я был контуженным фронтовиком, а таким многое сходило с рук. В том числе излишняя резкость и даже грубость. Но, в идеале, лучше вообще ограничить свое общение с окружающими, сведя его до минимума. С другой стороны, я должен стать здесь своим настолько, насколько это возможно…

Секретарша в приемной сделала вид, что не подслушивала, и быстро застучала пальцами по пишущей машинке. Я бросил на нее короткий взгляд – серая мышь с аккуратной прической, глухим платьем, без грамма косметики. Интересно, на кого работает, помимо официальной должности? Вполне может передавать сведения о действиях начальника штаба Гестапо или в контрразведку. Тут не угадаешь.

Металлические набойки моих сапог гулко стучали по паркету. Я вышел из приемной и увидел несколько офицеров, куривших у приоткрытого окна. Чуть подумав, я подошел ближе и кивнул всем одновременно.

– Господа…

Они дружно повернулись ко мне и некоторое время пристально изучали. Потом один – блондин с лошадиной физиономией протянул мне открытый портсигар.

– Вы курите, лейтенант?

– Здоровье не позволяет, – отказался я и демонстративно откашлялся.

– Давно в Берлине?

– Пару недель, все пытаюсь привыкнуть.

– А сами откуда?

– Из Ростока.

– О! Бывал там многократно. Чудесный морской воздух, шикарный променад. После войны обязательно съезжу еще раз.

Я широко улыбнулся.

– Советую обязательно купить копченого угря и рыбу в кляре. Клянусь, вкуснее вы ничего в жизни не пробовали!

– Так вот, господа, – вернулся к разговору, который офицеры вели до меня, лысый капитан, – мои источники в полиции говорят, что это уже пятый случай за последнюю неделю. И никаких следов преступника! Он появляется, словно из ниоткуда, делает свое грязное дело и так же мгновенно исчезает.

– Нашей полиции только блох на собаке ловить, а не преступников, – поморщился блондин. – Жаль, что это банальный криминал. Гестапо быстро нашло бы виновного.

– А в чем, собственно, дело? – лениво поинтересовался я.

– А вы не слышали, лейтенант? – удивился лысый капитан. – У нас тут убийства!

– Простите? – не понял я.

– Уже примерно с неделю, как в городе каждую ночь некто неизвестный убивает людей, причем, не делает различий между мужчинами и женщинами, гражданскими и военными. Убивает всех, кого может. Детей разве что не трогает. Полиция находит по несколько трупов поутру, и никаких следов преступника. Нет ни свидетелей, ни подозреваемых. Он словно призрак. Советую быть осторожным с наступлением темноты!

Ага, понятно, смерть тысяч и тысяч заключенных в десятках концлагерей – это для них не убийства, а так, обыденность, повседневность, в общем, ничего примечательного. А то, что какой-то псих бегает по городу и режет людей направо и налево, видите ли, их волнует до глубины души. Человеческая психика устроена удивительным образом: то, что одному кажется величайшим преступлением в истории человечества, для другого простая банальность.

– Благодарю, – кивнул я, постаравшись не горячиться, – но если ночью я встречу этого человека, то, боюсь, на этом череда его преступлений закончится. Боевого офицера не так-то легко застать врасплох. Признаюсь, я даже хотел бы с ним увидеться! Это было бы забавно…

– Говорят, он превосходно владеет холодным оружием, – добавил блондин, – все жертвы убиты стальным клинком. Патрули в городе вновь усилены, но толку от этого никакого. Полиция совершенно разучилась делать порученную им работу! Отправить бы их всех на фронт, а то разленились окончательно.

Тебя бы самого на фронт, жалкий штабной офицеришка, в жизни не нюхавший пороха. Распетушился, раздухарился, фанфарон! Местная криминальная полиция вполне знала свое дело, успешно ловя преступников и мародеров, невзирая на частые бомбардировки. Они были очень упертыми, настоящими профи своего дела, люди из Кримиполицай, и то, что убийца до сих пор не был пойман, вряд ли их вина. Впрочем, плевать.

Постояв с офицерами еще несколько минут, я попрощался и отошел. Ситуация с берлинским маньяком меня не слишком заинтересовала, все мои мысли крутились вокруг иного. И все же было слегка странно, что даже в такое время, когда страна стремительно катилась в ад, нашелся подобный псих. Если бы он и правда повстречался мне, прикончил бы без малейшего сомнения.

Один из водителей при штабе довез меня до особняка, высадил и тут же укатил обратно. Луна уже сияла на небосводе, но было еще относительно светло. Впрочем, через полчаса окончательно стемнеет – ночи тут наступали быстро.

Первая вылазка в штаб армии далась мне сравнительно легко, хотя нервишки еще пошаливали. Кажется, подозрений я ни у кого не вызвал. Внедрение прошло успешно, и теперь моя персона уже не породит особого интереса у прочих. Конечно, контрразведка не дремлет, Абвер обязательно многократно перепроверит мои документы, но и фон Штауффенберг прекрасно выполнил задачу. Документы были подлинными, Макс Фишер реально существовал, вот только умер в полевом госпитале, а запись о его кончине не была сделана вовремя, и тело предали земле в безымянной могиле. Так что, чтобы раскрыть фальшивую личность, нужно было найти свидетелей, знавших Фишера лично. А это было проблематично. Дивизия, в которой он служил, была истреблена почти поголовно.

В доме не горело ни одно окно – мы старались не привлекать внимания, даже несмотря на то, что особняк стоял в глубине территории. Я прошел по длинной аллее, по обеим сторонам которой росли крупные буки. Этот вечер был тихим, погода относительно наладилась, все постепенно шло к весне. Кое-где даже начали пробиваться первые медуницы с их характерными розово-синими соцветиями.

Дверь была прикрыта, но не заперта. Гриша, скорее всего, спит в одной из комнат, либо же готовит ужин.

Я прошел в кухню, но там было темно и пусто, лишь только на столе стояло блюдо с несколькими кусками говядины – остатки вчерашнего ужина, и тут же рядом – початая бутылка вина. Отлично, мне вполне хватит, чтобы перекусить. Весь день мы, как сумасшедшие, мотались с фон Штауффенбергом по Берлину, а вечером было совещание, на котором я присутствовал, как его адъютант. Сейчас же дико хотелось есть, и я зубами впился в холодную говядину, жадно разрывая ее на куски.

Тихонько скрипнула несмазанная дальняя дверь. Я насторожился и вытащил пистолет. Кроме Григория и полковника в особняке никого быть не могло. Разве что кто-то чужой проник на территорию. Грабители? Маловероятно, но возможно.

Осторожно, стараясь, чтобы под ногой не хрустнула случайная половица, я вышел из кухни, попав в темный коридор.

Где же Гришка? Неужели спит и ничего не слышит? Входная дверь отчетливо хлопнула, закрываясь.

Я выглянул в окно и на фоне луны увидел чей-то темный силуэт. Судя по росту – мужчина. Чуть пригнувшись и явно стараясь быть как можно более незаметным, он быстрым шагом удалялся в сторону озера.

Кто это? Мой боец? Но куда он собрался в столь неурочный час? Ведь я многократно приказывал ему не высовываться из дома. Или это не он?

Времени проверять его присутствие в доме не было, и я выскочил на улицу, поспешив за неизвестным. Нужно было понять, кто рыскал по дому и с какой целью.

Фигура незнакомца время от времени мелькала впереди среди деревьев, но потом внезапно исчезла. Я побежал, надеясь нагнать его у дальнего выхода, но не успел. Он явно только что вышел за территорию, небрежно прикрыв за собой дверь от ворот.

Подумав, я последовал за ним. Впереди чернела гладь озера, направо и налево уходил прогулочный променад, пустой по такому позднему часу. Чуть дальше начинался жилой квартал, преимущественно состоящий из частных домиков. А уже за ним шла более массовая застройка. Кажется, ночной визитер направился именно в ту сторону.

Сунув пистолет в карман галифе, я поежился. Холодно, черти дери такую погоду! Ладно хоть дождя нет, и на том спасибо.

Я двинул в сторону обитаемых кварталов. Несмотря на то, что я почти бежал, неизвестный больше не попадался мне на глаза, словно испарившись. Варианта два: либо я пошел не в том направлении, либо он уже скрылся в одном из домов, мимо которых я проходил.