Текст книги "Черные ножи 5 (СИ)"

Автор книги: Игорь Шенгальц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Что, простите? – от удивления я даже остановился.

– Как и в любом старом замке, здесь куча секретных комнат и коридоров, – пояснила Хелена. – О многих всем известно, о других не знает практически никто, кроме бывших владельцев. О некоторых не помнят и они. Когда Рейх выкупил этот замок, то многое позабылось. Вот, к примеру, видите эту панель за портьерой, за ней вход в один из коридоров, который ведет вдоль всего этажа. Попав туда, можно слышать и даже видеть все, что происходит в каждой из комнат – там имеются специальные смотровые окошки, очень хорошо скрытые. Мы с Евой нашли этот коридор, когда изучали старые планы замка. На месте этого неприятного господина Миша, я бы тщательнее за всем следила. Ведь сквозь тайные проходы можно попасть куда угодно, даже в покои Адольфа и Евы. Вход в их крыло охраняют так тщательно, но в то же время и не догадываются, что попасть внутрь можно и иным путем!

Я довольно глупо хлопал ресницами, пытаясь переварить новую информацию.

Вот же решение, которое все это время было прямо передо мной! Лени, тебя послало мне само провидение!

Она уже тащила меня дальше, но я надежно зафиксировал в памяти темный угол проходной комнаты, где за тяжелой тканью находился вход в коридор. Главное узнать, не заложили ли его кирпичом? Если прохода больше нет, то моя идея обречена на провал. Тогда придется действовать по старому плану, в котором слишком многое может пойти не так. Но вроде комната выглядела совершенно нежилой, и вход, скорее всего, до сих пор существовал.

Про тайный ход я Хелену больше не расспрашивал, дабы не вызвать лишних подозрений. Все же в ее преданности фюреру сомневаться было бы глупо, и реши она, что я злоумышляю против Адольфа, сдала бы меня без малейшего зазрения совести.

Это потом, спустя годы, она будет покаянно извиняться, как и многие другие, заверяя в том, что была одурачена, ослеплена, не знала, что происходит в действительности. Человек слаб. И требовать от нее того, что не в ее силах, глупо.

Поэтому я вновь вернул разговор в русло обсуждения грядущего фильма, предостерегая Лени от личной поездки к линии фронта. Она же мечтала все увидеть своими глазами, но из такого вояжа могла и не вернуться.

– Довольствуйтесь хрониками, – посоветовал я, – остальное снимите в декорациях. Война – опасная штука, там люди гибнут. А пуля не делает различия между солдатом и режиссером.

– Я все понимаю, Рудольф, но честный фильм – это когда передаешь свои личные эмоции и ощущения. Если я буду опираться исключительно на чужую хронику, у меня ничего не выйдет. Люди мне не поверят.

– Постарайтесь передать то, что вы чувствуете, то, о чем мечтаете. А мертвые тела павших солдат, сожженные деревни, закопанные заживо мирные жители – этого в вашем фильме точно не нужно.

Она уставилась на меня, словно увидела впервые. Я же чуть не прикусил язык, осознав, что наговорил лишнего.

Дальнейший путь до ее апартаментов прошли в молчании.

– Увидимся завтра, Рудольф, – задумчиво произнесла она на прощание.

– Спокойной ночи, Лени!

Как только ее дверь закрылась, мысли мои тут же переключились на иное, и я стремительно направился в нашу с полковником комнату.

Удастся или нет? Если ход существует и приведет меня в левое крыло, то… никакая бомба не потребуется. Я приду тихо, сделаю свое дело и так же тихо уйду обратно, и ни одна живая душа мне не помешает.

Идеальный план!

Дело оставалось за малым, раздобыть оружие и предупредить Штауффенберга. Оставлять его в неведении не стоит, он начнет нервничать, совершать ошибки. А лучше всего – взять его с собой. Тогда точно не натворит глупостей.

Полковник не спал. Он сидел злой и недовольный, а перед ним на столе лежал лист бумаги с официальными печатями.

– Что-то случилось? – спросил я, видя его состояние.

– Получил выговор за ненадлежащее усердие в деле формирования новых дивизий, – он порывисто схватил бумагу и разорвал ее в клочья. – Да если бы не я, дивизии не были бы укомплектованы и на четверть! Что они там о себе думают? Неужели нельзя было дождаться моего завтрашнего доклада? Я бы все подробно и с цифрами объяснил! Кстати, лейтенант, совещание назначено на семь тридцать, будьте готовы к этому времени. А как прошел вечер у вас?

– Замечательно, – ответил я, пристегивая ножны с клинком к поясу. – А ночь предстоит еще более интересная. Вот только мне необходимо раздобыть пистолет.

– Ну, допустим, оружие я найду, – живо заинтересовался граф, – а зачем оно вам?

Я выдержал паузу, а потом спокойным тоном сообщил:

– Планы слегка меняются. Сегодня ночью мы убьем Гитлера!

Глава 22

Мы вышли на дело в четыре ночи. Или утра, если угодно. В час, когда самый сон, и даже крепкий человек, привыкший работать допоздна, не выдерживает и отправляет на время свое сознание в царство Морфея.

Штауффенберг, как и обещал, раздобыл мне Р38 Вальтер, и себе такой же. Плюс – форменные клинки, а на этом все. Ни гранат, ни автоматов. Случись проблемы, рассчитывать можно только на имеющуюся пару обойм. Но я надеялся, что проблемы не произойдут. Если Лени не ошиблась, то нам предоставлялся уникальный шанс: без малейшего шума проникнуть в святая святых – покои Гитлера.

По моему совету Клаус где-то отыскал бутылку с хлороформом – таким образом я планировал усыпить Еву, чтобы не мешалась.

Бутылку я у него забрал и сунул в свой карман – еще уронит и разобьет ненароком – с одной рукой управляться трудно, хотя даже в таком виде полковник не производил впечатление калеки.

Помимо хлороформа, мы прихватили по фонарику и два газбака, в которых находились резиновые дыхательные маски со съемными фильтрами и огромными круглыми линзами – неизвестно, сколь долго ходом не пользовались, там наверняка скопились горы пыли, и чихнуть в неподходящий момент значит выдать себя.

У меня мелькнула было мысль переодеться во что-то темное, чтобы постараться слиться с ночной темнотой от случайного взора, но, поразмыслив, я отказался от этой идеи. Если вдруг наткнемся на патруль, что весьма вероятно, то скажем, что просто вышли подышать свежим воздухом. Особых подозрений это вызвать не должно, ведь вход в тайный коридор располагался достаточно далеко от левого крыла.

Портфель с бомбой я также решил с собой не брать. Ни к чему. Если все выгорит, он нам не понадобится. Если же нет… то бомба нас не спасет. На то, чтобы активировать взрывной механизм, требуется время, которого в критической ситуации у нас явно не будет.

Поэтому приходилось рассчитывать лишь на свои силы и принесенное графом оружие.

Не так уж это и мало, если рассудить.

Клаус шел молча, лицо его было сосредоточенно, но глаза блестели от возбуждения. Ни капли страха граф не выказывал. Наоборот, я видел в нем охотничий азарт и полную внутреннюю концентрацию. Он готов был умереть, но очень не хотел этого делать. Как и я.

Замок спал. От дневной суеты не осталось и следа. Над головой тускло горели немногочисленные лампочки, питаемые от дизельных генераторов, расположенных в подвале, но время от времени в старых креплениях на стенах нам встречались и зажженные факелы. От них исходил особый запах, который ни с чем не спутаешь – запах детства, костра в лесу, книг, взятых из читального зала библиотеки под честное слово до утра, – запах невероятных приключений.

Где-то впереди по коридору раздались чьи-то неспешные шаги. Судя по всему, к нам приближались несколько человек – патруль, совершающий ежечасный внутренний обход.

Я сделал знак Клаусу, и мы укрылись в одной из темных ниш. Если не заглянуть сюда случайно, то наше присутствие сложно будет заметить при столь скудном освещении.

Так и случилось, трое солдат и начальник патруля прошли мимо, не бросив даже мимолетного взгляда в нашу сторону. Я замер, стараясь не дышать. Граф тоже превратился в статую.

Когда патрульные удалились достаточно далеко, мы одновременно выдохнули. Только теперь я заметил, что по лицу Клауса стекают капли пота – хорошо держится, а то, что нервничает – это вполне нормально. Любой бы на его месте волновался.

Снаружи во внутреннем дворе и на внешнем периметре охраны было на несколько порядков больше, и организована она была весьма толково. Сквозь витражные арочные окна я видел лучи прожекторов, снующих по двору и высоким стенам. Где-то яростно лаяли собаки.

– У диверсантов нет шансов попасть в замок, – шепотом сказал Штауффенберг, как и я, выглянув в окно.

– К счастью, мы уже здесь.

И все же, если бы не случайное откровение Хелены, в левое крыло мы ни за что бы не прошли. Чем ближе к цели – тем чаще встречались патрульные группы, от которых мы пока благополучно укрывались, а у единственного, как думал Миш, входа в крыло дежурило отделение из десяти солдат, сменяемое раз в четыре часа.

Наконец, я мысленно трижды сплюнул через левое плечо, мы добрались до той проходной комнаты, о которой говорила Лени.

Забавно вышло бы, если сейчас окажется, что Рифеншталь ошиблась – перепутала помещение или проход давно заложен кирпичом.

Я отодвинул портьеру в сторону.

Обошлось!

– Тут же ничего нет? – недоумевающим тоном спросил Клаус.

– Вы не туда смотрите, полковник.

Мне прежде приходилось сталкиваться с тайными ходами, и я знал, на что нужно обратить внимание в первую очередь. Все деревянные панели были одного цвета – тут не угадаешь, но в одном месте я почуял легчайший сквознячок – как ни пытайся, годы приводят в негодность любую вещь.

Я легко ткнул ладонями в одно самое подозрительное место на стене – ничего. Проверил слева – эффекта нет, нажал справа – и часть стены с легким скрипом вдавилась внутрь, открывая темный проход.

– Прошу вас, господин граф! Тайный ход замка Цигенберг. Точнее, один из многих ходов, но для нас он самый важный.

– Вы просто маг и волшебник, – искренне восхитился Штауффенберг. – Откуда вы все это узнали? Я начинаю подозревать, что вы черпаете знания из недоступных обычному человеку источников.

– Если честно, – улыбнулся я, – про этот ход мне рассказала Лени. Они с Евой отыскали его еще много лет назад. Просто иногда нужно внимательно слушать, что говорят женщины, а не просто делать вид.

– Если я выберусь из этой переделки живым, то расскажу о вас своей супруге, – поклялся Клаус. – Эти слова ей очень понравятся! Она у меня женщина современная.

Чуть в отдалении вновь послышались шаги, и мы поспешно зашли в коридор, задвинув за собой деревянную часть прохода, и тут же нацепили газовые маски.

Дышать стало куда тяжелее, но в целом, было вполне терпимо.

Фонарики выхватили из тьмы тянущийся вдаль узкий проход.

– С богом, Фишер! – донесся до меня приглушенный маской голос графа.

– Сами справимся! – негромко ответил я по-русски, но, к счастью, Клаус не услышал.

Шли медленно, то и дело останавливаясь, чтобы отодвинуть то старые сваленные в проходе доски, то тюки с неизвестным содержимым, оставленные здесь много лет назад и забытые. Было грязно и буквально горы пыли громоздились со всех сторон – если бы не предусмотрительно захваченные газовые маски, тяжело бы нам пришлось. Зато понятно, что кроме нас тут давно никто не появлялся – даже не годы, а десятилетия.

Я еще раз мысленно поблагодарил Лени за этот царский подарок. Если бы не она…

Послышались человеческие голоса. Казалось, совсем рядом, буквально в двух шагах. Я похлопал Клауса по плечу, он кивнул и приглушил фонарик.

– Чертова служба, как мне все это надоело! – первый голос был низким, грубоватым.

– Скоро все кончится, – второй казался более приятным.

– Терпеть не могу ночные дежурства! Лучше бы я дрых в своей койке, как все остальные, а теперь до утра придется бродить по этому старому замку. Главное – бессмысленно! Они реально думают, что сюда могут проникнуть враги?

– Наше дело нести службу, а не обсуждать приказы, – разумно возразил его собеседник. – Так что заткнись-ка ты, Фридрих, и топай себе. Нам еще второй этаж нужно обойти, а затем и третий.

– Да я что, я молчу, – смешался Фридрих, – пожаловаться немного нельзя…

– Мы с тобой в одной лодке, так что жалуйся – не жалуйся, все равно ничего не изменится. Ладно, двинули дальше!

– Чертова служба…

Мы переждали, пока патрульные покинут комнату отдыха и отправятся в очередной обход, и только потом продолжили движение. Я заметил пробковые затычки в стене, вынув которые можно было наблюдать за тем, что происходит в помещении. Вот только делать этого я не стал – солдаты не представляли для меня особого интереса.

Пока что нам удавалось не производить лишнего шума, и я надеялся, что так будет и дальше. Луч фонарика то и дело выхватывал косые, почерневшие от времени деревянные балки, паутину, в которую мы постоянно вляпывались, да птичий помет, покрывавший пол ровным слоем.

Птицы и крысы были единственными обитателями этого коридора. Я уже несколько раз замечал чуть в стороне стремительные маленькие тела.

Вскоре ход разделился на два направления, плюс перед нами оказалась винтовая лестница, ведущая вниз.

Мы остановились, пытаясь сориентироваться.

– Если я правильно понимаю диспозицию, – прошептал полковник, чуть приподняв маску, – сейчас мы находимся прямо над гаражами. А нам нужно налево, там вход в крыло.

Я тоже так думал. Жаль, под рукой не было карты-плана, это бы очень пригодилось.

Следующие четверть часа мы пробирались вперед, надеясь, что ничего не перепутали и выбрали правильное направление. Я верил в свою судьбу. Недаром же она вела меня сквозь все эти месяцы, поддерживая и направляя. Есть ли у меня конечная цель пути? Я был уверен, что да.

Остановить войну, сохранив миллионы жизней – может ли быть что-то благороднее?..

Клаус хотел того же, хотя мотивы, двигавшие им, были иными. Он не желал гибели Германии, которая была почти неминуема без резкой смены политической воли. Сложно было предсказать, станет ли лучше, если заговор в этот раз удастся, и фюрер погибнет. История обычно не знает сослагательного наклонения, но не сейчас… Пока что нам с полковником было по пути, и то, что он не воевал на восточном фронте, делало его моим временным союзником. Что там происходило в Африке – бог весть, не мое дело, но наших, советских людей он не убивал. Если бы его руки были запятнаны кровью, я бы не стал иметь с ним дело. Сейчас же я относился к нему… нормально. Как к честному солдату, пусть и вражеской армии.

Кажется, мы миновали все охранные пункты, и теперь шли с особой осторожностью. Меня немного смущало, что Ева была в курсе тайного хода и не поделилась этими знаниями со службой охраны. Почему? Не посчитала эти сведения достоверными, не проверив лично проход? Либо же попросту сочла все глупостью и нелепицей, рассказав о находке лишь своей подруге Лени.

Главное, я точно видел, что ход все это время не использовался. Остальное меня не волновало.

Я пошел первым, тщательно выбирая место для каждого шага.

Над головой пронеслась птица. Я резко замер на месте, чуть не выругавшись.

И тут же услышал негромкий женский голос, произносивший слова молитвы. Я узнал говорившую – Ева. Значит, мы на месте!

– … Всемогущий вечный Боже, всем сердцем благодарю тебя за благодеяния и благодать сегодняшнего дня, за все печали и радости, за достижения и неудачи…

Она говорила долго, но я почти не слушал. Черт, черт! Почему Ева до сих пор не спит, несмотря на столь поздний час? Так долго помогала стенографировать Адольфу? Это могло спутать все мои планы – ждать, пока она ляжет в постель, я не мог – потеря времени. Я все же надеялся, что после акции успею бежать из замка. Самолет ждет неподалеку, граф обо всем позаботился заранее.

Штауффенберг неудачно облокотился на стену, которая внезапно поддалась, и он с глухой руганью ввалился в комнату, рухнув на пол весь в пыли и трухе. За ним шагнул в комнату я в газовой маске с огромными линзами, выглядевшими словно стрекозиные фасеточные глаза.

Ева, в ночной рубашке, стоявшая на коленях и все еще читавшая молитву, вскрикнула от страха и вскочила на ноги, бросившись к двери. Если добежит – поднимет такой шум, что тут же сбегутся телохранители.

Я успел ее перехватить в самый последний момент, дернув за рубашку так, что та затрещала по швам, и, зажав рукой рот, не давал закричать и позвать на помощь. Но тут уже и Клаус сориентировался, подскочив к девушке со своей склянкой.

Ева глубоко вдохнула и тут же обмякла в моих руках. Я подхватил ее тело и отнес на постель. Ночная рубашка чуть задралась, бесстыже приоткрывая округлые бедра, но мне было не до женских прелестей, да и Клаусу тоже. Он лишь шумно выдохнул, стянул с головы маску и шепотом констатировал:

– Неудачно получилось…

Я сделал знак замолчать. В коридоре за дверью царила абсолютная тишина. К счастью, наше триумфальное появление осталось незамеченным Адольфом, который единственный, кроме Евы, находился сейчас в левом крыле. Его кабинет располагался чуть дальше по коридору, перед той самой гостиной, где мне уже довелось побывать. Рядом с кабинетом – спальня, а комната Евы – самая дальняя в коридоре, в этом нам повезло, иначе шум нашей короткой схватки фюрер точно бы услышал.

Граф тем временем ловко связал руки и ноги госпожи Браун и заткнул импровизированным кляпом ей рот. Теперь, даже если женщина очнется, то предупредить никого не сможет. Убивать ее я не собирался – с женщинами не воюю. Пусть живет, сколько ей суждено в этой линии. Вряд ли этот срок будет слишком долгим.

Я осторожно приоткрыл дверь в коридор. Никого. Пара ламп под потолком давали достаточно света, чтобы не споткнуться.

Клаус вышел за мной следом, и мы направились к кабинету, стараясь ступать так, чтобы паркет под ногами не скрипнул ненароком.

Перед дверью мы остановились, посмотрев друг на друга.

Момент истины.

Там за дверью находился тот, кто нес личную ответственность за гибель миллионов человек. Возможно ли примерить на себя его шкуру? Что он должен ощущать, о чем думать? Каково это – нести такое бремя? Или же он воспринимал действительность настолько по-другому, что подобные мысли никогда не приходили в его голову?..

В любом случае, его необходимо остановить любым способом.

Гитлер должен умереть!

Я решительно кивнул Клаусу, вытащил пистолет, взяв его в левую руку, и одним рывком распахнул дверь.

Фюрер в рубашке и брюках сидел за огромным столом красного дерева, занимавшим значительную часть пространства сравнительно небольшого кабинета, и все еще работал. Настольная лампа в светлом тканевом абажуре ярко освещала многочисленные документы, сложенные в ровные стопочки, несколько телефонов, на стенах пасторальные пейзажи, вышитое панно со сценой охоты и металлическую фигуру орла, раскинувшего крылья, и подробную карту Германии и прилегающих территорий. На полу лежал толстый персидский ковер.

Гитлер вскинул удивленный взор на незваных посетителей и начал подниматься из-за стола. Оружия в пределах видимости я не наблюдал, поэтому достаточно спокойно сделал несколько шагов вперед, держа пистолет за спиной.

Адольф чуть прищурился, узнал меня и требовательно поинтересовался:

– Лейтенант Фишер? Что вы здесь делаете?

Не отвечая, я быстро приблизился и резко ударил его прямо через стол кулаком в лицо, разбив губы в кровь. Фюрер нелепо взмахнул руками и отлетел назад, перевернув высокий стул с обитым кожей сиденьем и упав на спину как черепаха.

Он беззвучно разевал рот, но крика не получилось, лишь приглушенный хрип. Пока Клаус прикрывал за нами дверь, я уже обогнул стол, склонился над Адольфом и хорошо поставленным ударом в челюсть отправил его в полный нокаут. Глаза фюрера закатились, и он обмяк на полу.

– Мертв? – звенящим шепотом уточнил Штауффенберг, подходя ближе. Глаза его горели от возбуждения, пот обильно выступил на лбу, огромное напряжение буквально чувствовалось во всем его облике.

– Пока жив, без сознания, – пояснил я. – Помогите-ка мне, граф!

Вдвоем мы подняли тело Адольфа вместе со стулом, и Клаус повторил свое упражнение – быстро и надежно связав его веревками. Одной рукой он управлялся так ловко, что отсутствие второй конечности особо и не ощущалось.

Я почувствовал, как и по моему лицу течет пот. Словно пробежал стометровку на скорость. Сердце бешено стучало.

Граф не шевелился. Он стоял и смотрел на своего врага, которого так долго мечтал уничтожить, но оружие все не доставал.

Стараясь чуть успокоиться, я взял со стола несколько документов наугад и бегло их просмотрел. Ничего интересного – донесения, сводки, доклады – обычная рутина.

Я отошел от стола и приблизился к карте. Флажками были отмечены дислокации дивизий и важных объектов, но это меня не особо заинтересовало.

Все мысли были об одном – враг всего человечества находится в моей полной власти, и я могу прервать его жизнь в любой момент.

Удивительно, но я не торопился этого делать. Клаус тоже. Он так и замер в позе сомнамбулы, вглядываясь в лицо Адольфа.

– А что это? – меня заинтересовал один из элементов на карте, обозначенный приколотой золотой булавкой.

– Спецпоезд «Бранденбург», – ответил полковник, вынырнув из задумчивости и вглядевшись в карту. – Я вам о нем рассказывал, поезд ждет дальнейших приказов здесь неподалеку – в туннеле между Гревенвисбахом и Хассельборном.

Я уже и сам вспомнил эту историю, которая в тот момент меня не слишком заняла. Теперь же внезапно мне в голову пришла одна любопытная идея.

Точнее, целых две идеи!

А что, если?..

– Думаю, пора заканчивать, – Клаус потянул пистолет из кобуры. – Вы это сделаете или я?

Лицо его было суровым и непреклонным – настоящий тевтонский рыцарь. Он был готов исполнить свой долг перед семьей и собственной страной так, как его понимал.

Вот только я остановил его жестом и сказал:

– Граф, знаете, мы уже говорили с вами на эту тему, но сейчас я хочу повторить – убив фюрера, мы сделаем из него мученика – икону для грядущих поколений, которые будут умирать с его именем на устах. Его смерть должна быть позорной, стыдливой, чтобы никому в будущем и в голову бы не пришло пытаться героизировать этого человека!

– И что вы предлагаете? – не совсем понял мою мысль Клаус. – Желаете утопить его в сортире?

– Вы мыслите в правильном направлении, граф. Но нет! Мы сделаем еще лучше!

План, родившийся в моей голове, был безумным, диким, невозможным, но… я верил в свою звезду. Не зря же я обрел вторую жизнь в этом времени.

Полковник вопросительно приподнял левую бровь, и я пояснил:

– Мы похитим его, вывезем из замка и передадим Советскому Союзу! Его будет судить народ, Клаус!